Правила игры

Глава 9

Барин прошел в док, к которому был пришвартован «Джерфолкон», и отдал честь охраннику. Наконец он будет служить на настоящем боевом корабле. Нельзя сказать, чтобы Барин жалел о времени, проведенном на «Коскиуско». Тем более именно там Барин встретил Эсмей. Но о ней лучше не думать. Он очень рад, что они встретились, но то, что произошло между ними в Коппер-Маунтин, — об этом он старался не вспоминать. И сейчас просто радовался своему первому назначению на боевой корабль.

Как только Барин поднялся на борт, его сразу же вызвали в каюту капитана. Капитан Саймон Эсковар… Барин успел отыскать его имя в списке капитанов. Эсковар участвовал в битвах при Пэтчкоке, Дортмуте и Альваре, имел внушительное количество боевых наград и знаков отличия за учебу, начиная с Академии и кончая курсами Высшего руководства Флота.

— Энсин Серрано, — вымолвил тот в ответ на официальное приветствие Барина. — Всегда рад приветствовать на борту члена вашего семейства. — В его серых глазах блеснул радостный огонек, говорил он вполне искренне. — Я когда-то служил под началом вашего… дяди или, может, дедушки. Вас так много, трудно отследить все семейные узы.

Подобные высказывания Барин уже слышал не раз. Семейство Эсковар тоже принадлежало к знаменитым флотским династиям, но никогда в действующем Флоте не было столько их представителей, сколько было Серрано.

— До сих пор у вас были не совсем обычные места службы. Надеюсь, у нас вам понравится.

— Уверен в этом, сэр, — ответил Барин. — Я рад попасть на борт вашего корабля.

— Хорошо. У нас еще три энсина, стажирующихся по командирскому направлению. Все они прослужили на нашем корабле уже полгода. — То есть они уже знакомы со многими вещами, которые Барину только предстоит узнать. — Мой помощник капитан-лейтенант Докери. Все ваши предписания у него.

Капитан-лейтенанту Докери понадобилось пять минут, чтобы просмотреть бумаги относительно предыдущих мест службы Барина. Он еще раз заметил, что Барин отстает от других энсинов, и отправил его к старшему мастеру Цукерману для получения нашивок с названием корабля, необходимых информационных кубов и прочего имущества. Барин вышел из каюты Докери с мыслью о том, насколько некоторые старшие офицеры любят указывать энсинам их место. Интересно, Цукерман тоже из такого теста?

Старший мастер Цукерман на приветствие Барина ответил кивком головы.

— Я служил с адмиралом Серрано на «Дельфине». А вы, насколько я понимаю, ее внук?

Цукерман, мужчина крепкого телосложения, выглядел лет на сорок. Наверняка после омоложения, так просто никто в сорок лет не становится старшим мастером.

— Верно, мастер.

— Что ж. Чем могу быть полезен?

Барин мог с уверенностью сказать, что Цукерман искренне дружелюбен с ним. Иногда старшие офицеры без видимой на то причины начинали симпатизировать молодым офицерам, то же самое произошло сейчас с Цукерманом.

— Капитан-лейтенант Докери приказал мне ознакомиться с порядком несения вахт по правому борту…

— Хорошо. Вот. — И Цукерман достал нужный куб. — Тут все схемы, расквартировка офицеров, вахтенные посты. Можете просмотреть куб здесь или взять его с собой. Если решите взять с собой, нужно будет расписаться в журнале. Это секретная информация второго уровня.

— Лучше возьму с собой, — ответил Барин. — Моя вахта начинается через четыре смены, к тому времени я должен все хорошенько изучить.

— Замечательно. — Цукерман порылся в ящике стола и достал кипу бумаг. — Капитаны требуют расписки за каждый выносимый отсюда секретный документ. Куча писанины.

Барин расписался, где требовалось.

— Когда я должен вернуть его?

— Завтра в четырнадцать ноль-ноль, сэр. Барин в ответ улыбнулся:

— Спасибо, мастер.

— Рад приветствовать вас на борту.

Похоже, старший мастер действительно к нему расположен. Барин в хорошем настроении отправился в свою каюту, чтобы занести сумку. Он прекрасно понимал, что Цукерман не обойдется без критики, и ему не раз придется делать то, что будет от него требовать мастер. Но если старший мастер относится к молодому офицеру благосклонно, то работа идет без лишней суеты и нервотрепки. На мастера, похоже, произвело впечатление его имя, но за это имя ему столько раз доставалось, что он даже рад, что сейчас оно ему помогло.

Считалось, что молодые офицеры, проходившие специализацию на командира корабля, должны сносно разбираться во всех вопросах внутрибортовой жизни. Поэтому энсины по очереди обслуживали различные системы корабля и учились всему в процессе работы. Конечно, не обходилось без ошибок. Все три энсина, прибывшие на борт раньше Барина, начинали работать в системе окружающей среды, каждый прошел там двухмесячный начальный курс, так что теперь была очередь Барина, и он готовился приступить к обязанностям «чистильщика унитазов высшего разряда», как в шутку называли эту работу.

— На обоняние надеяться нельзя, — сразу же сказала ему офицер-техник отдела окружающей среды, когда он туда пришел. — Вам кажется, что вы чувствуете неприятный запах, и он на самом деле есть, но постепенно вы к нему привыкаете. Все время пользуйтесь специальными приборами и не забывайте надевать защитный костюм, когда открываете очередной блок. Вы имеет дело со смертельно опасными веществами.

Барин хотел уже спросить, почему же они все до сих пор еще живы, но с такими людьми, как джиг Аренди, лучше не шутить. По выражению ее лица было видно, что для нее чистка унитазов дело серьезное, Барин даже заподозрил, что свободное время она проводит за чтением литературы по новым технологиям в данной области.

Она показала системы, которые ему предстояло обслуживать, объяснила назначение разноцветных труб, табличек, кранов и циферблатов. После этого вписала его в список санитарной команды номер три и дала задание провести тренировочную проверку системы от входа номер 14 до выходов 12 и 15.

— И предупреждаю, не надейтесь на помощь команды. Они будут делать только то, что скажете им вы.

Барин тяжело вздохнул и приступил к выполнению задания. Он почти ничего не забыл, разве что не приказал закрыть контрольный клапан между основной трубой и промежуточными скрубберами. Аренди была довольна. Еще двадцать минут она объясняла ему с использованием специальных схем и диаграмм, почему во время проведения проверочных работ этот клапан обязательно должен быть закрыт.

Проведя несколько дней на борту, Барин чувствовал, что включился в жизнь экипажа. Энсины, проходившие командирскую практику, держались вместе. Они были симпатичными людьми и очень обрадовались, что появился новичок, которому теперь предстоит та же грязная работа, которую по два месяца выполнял каждый из них. Во время еды в столовой младшего офицерского состава он встречался с другими офицерами, старше его по званию, джигами и лейтенантами. Оказалось, что джиг Аренди может говорить не только о системах канализации, она обожала смотреть новости обо всех знаменитостях. Вместе с другими любителями великосветских сплетен она обсуждала жизни знаменитых людей, их манеру одеваться, их развлечения и любовные романы, словно это были ее родственники. Узнав, что он был в Коппер-Маунтин вместе с Брюн Мигер, Аренди сразу же набросилась на него с вопросами. Действительно ли она такая красивая, как на фотографиях? Как она одевается? Много ли вокруг нее журналистов?

Барин отвечал, как мог. Слава Богу, Аренди не знала, что он был на дружеской ноге с Брюн. Когда ему надоели эти сплетни, он просто ушел. Он с гораздо большим удовольствием слушал рассказы Цукермана о службе на «Дельфине» вместе с Видой Серрано. Бабушка никогда ему ничего такого не рассказывала, например, о том, как в стволе орудия зависла торпеда с уже инициированной боеголовкой.

Барин поделился своими мыслями со старшиной Харкортом, когда они вместе заменяли секцию подводящей трубы.

— Цукерман, это же Цукерман, — ответил старшина.

Барин удивился, каким тоном старшина произнес это. Старшины обычно все прекрасно знают, а на этом корабле он еще не встречал такого, который бы открыто не восхищался Цукерманом. Харкорт же сказал это как-то неуверенно. Барин хотел его порасспросить, но передумал. Простому энсину не надо впутываться ни в какие истории. Если у Харкорта есть какие-то проблемы, он может обсудить их со своим начальником.

Харкорт тяжело вздохнул и сам принялся рассказывать:

— Вот ведь в чем дело… Цукерман на хорошем счету, я ничего плохого о нем сказать не хочу. Но он как-то изменился в последнем рейсе. Он не тот, что был раньше. Мы все это замечаем, но делаем вид, что ничего не происходит.

Ясно, что такого быть не должно. Харкорт выжидающе смотрел на него, и Барин понял, что должен что-то сказать.

— Семейные проблемы? — наугад спросил он. Харкорт расслабился.

Видимо, именно этого он и ждал от Барина.

— Я бы не стал обсуждать подобные вопросы с другим младшим офицером, извините, конечно, сэр, но вы ведь Серрано, к тому же и сам мастер все время вспоминает добрые старые времена, когда он служил на «Дельфине» с Видой Серрано. Видите ли, я… мы ничего не понимаем. Он не всегда такой странный. Иногда он словно забывается. Но люди с таким опытом, как у него, не забывают подобных мелочей. Например, нам… мне приходится проверять, правильно ли он надел скафандр. Во время одной учебной тревоги он даже забыл проверить его на герметичность.

Не надо обсуждать подобные вещи. Старшина должен был рассказать все это старшему по званию. Энсин не может решить проблемы, которые привели к тому, что старший мастер Цукерман забыл проверить герметичность скафандра.

— Я разговаривал по этому поводу с майором Серсеем, — продолжал Харкорт. — Он договорился о том, чтобы старший мастер прошел очередной медицинский осмотр, но в тот день мастер был в нормальном состоянии, а когда он в нормальном состоянии, он все помнит лучше меня. Потом майор ушел от нас, а я… я не знаю, что с этим делать дальше.

И поэтому выложил все простому энсину. С именем. Стоит ли говорить Харкорту, что он и сам не знает, что тут можно поделать…

— Вы хотите, чтобы я поговорил с начальством? — спросил Барин.

— Как знаете, сэр, — ответил Харкорт. — Хотя, если хотите услышать мое мнение…

— Конечно, хочу, — сказал Барин. Вот и попался.

— Капитан-лейтенант Докери любит, когда подчиненные знают свое место. Вы ведь понимаете, что это значит.

— Другими словами, я должен сам во всем разобраться и представить основательные доказательства?

— Да, сэр.

Нужно собрать точные сведения, нельзя просто полагаться на слова старшины, может, у того свои счеты с мастером.

— Ладно, я посмотрю, — ответил он Харкорту. Старшина остался доволен. Но сам Барин понятия не имел, с чего тут начать.

Он вспомнил, что ему рассказывала Брюн о том инструкторе в учебном центре… как его звали? Она утверждала, что тот допускает слишком много ошибок, но это случилось прямо перед их ссорой с Эсмей. Барин не знал, что произошло с инструктором после этого. Заметил ли еще кто-нибудь, кроме Брюн, что с ним что-то не в порядке? Ведь Брюн все-таки лицо гражданское. Может, она больше никому ничего не рассказывала.

Но каждый раз, когда он оказывался рядом с Цукерманом, он теперь пристально наблюдал за всеми действиями мастера. Обыкновенный старший мастер, очень похож на других таких же мастеров. Не энсину оценивать его знания и компетентность, полученные в результате многолетнего опыта. Он и не заметит, если Цукерман допустит какую-нибудь оплошность. И вообще, ему нравился Цукерман, а Цукерману, похоже, нравился он. Барин чувствовал, что Цукерману понравился бы любой человек с фамилией Серрано. Он хотел верить, что с мастером все в порядке, что ничего плохого не произойдет.

Но свободного времени и на эти мысли, и на походы к Цукерману почти не оставалось. У него было много своей собственной работы, которая совершенно не касалась Цукермана. Он стоял вахты, совершал рутинные проверки оборудования и большую часть времени был чем-то занят. Его окружали сверстники, другие энсины, кроме троих, специализировавшихся на командиров, были еще техники, и с каждым днем он все больше и больше погружался в жизнь корабля, в жизнь этих людей. Джаред и Лея уже помолвлены, Бэнет через день записывает целый куб для кого-то, кто служит на «Грейлэге». Мика поссорился с Джаредом по поводу того, как следует праздновать день рождения корабля, и Лея набросилась на Мику в раздевалке младшего офицерского состава. Она напомнила Барину Эсмей.

Он старался вообще не думать об Эсмей. Время шло, и он уже не злился, но какое-то неприятное чувство осталось. Когда они познакомились на «Коски-уско», у них сложились особые отношения, они доверяли друг другу секреты, которые не доверили бы никому другому. Он ожидал, что Эсмей обрадуется его появлению в Коппер-Маунтин, но, даже делая скидку на ее постоянную занятость и усталость, в ее поведении появилось что-то незнакомое. Какая-то сдержанность, напряжение. А потом появилась Брюн, она всегда оказывалась рядом, когда он хотел поговорить с Эсмей, у нее-то всегда было свободное время. Всегда жизнерадостная, в отличие от сдержанной Эсмей, всегда веселая. Он бы не сказал, что Эсмей была скучной — ему она никогда не казалась скучной, но вечно она занята, усталая, словно и не она сидит рядом с ним.

Может, она никогда и не любила его. Может, все прошло, а она жалела его и ничего не говорила. Но тогда почему она так разозлилась, когда решила, что Брюн затащила его в постель? Он хотел написать ей, но ведь эта ссора произошла не по его вине.

Постепенно Барин все лучше и лучше узнавал других младших офицеров. Он заметил, что все время, куда бы ни пошел и что бы ни делал, сталкивается с одной из них. С Касией Ферради. Он слышал о Касии Ферради еще когда учился в Академии, но она закончила учебу до того, как он поступил. Он знал, что слухи, как правило, искажают действительность, и решил, что все, что слышал о ее красоте и поведении, больше выдумки, чем реальность.

Барин заметил лейтенанта Ферради из-за ее выдающихся волос. Светлые, необычного золотистого оттенка, похожи на волосы Брюн, но немного другие. Волосы Брюн словно жили сами по себе. Они сильно вились, даже когда та делала специальную укладку, а когда забывала о них, трясла головой или часто взъерошивала, то была похожа на непричесанного пуделя. Волосы лейтенанта Ферради изящной волной обрамляли ее идеальной формы лицо. Во Флоте блондинки встречались редко. Может, из-за этого лейтенанта Ферради прозвали Златовлас-кой. Он слышал это имя в кают-компании младшего офицерского состава в первый же вечер по прибытии.

После этого она все время оказывалась там, где был он, и сама заговаривала с ним. Она так же, как и он, стояла вахты, поэтому пересекались они достаточно часто. Но он обратил внимание на то, что встречается с ней чаще, чем с другими джигами, даже тогда, когда она не дежурила.

Он не знал, что она училась в Академии вместе с Эсмей. Она сама сказала ему об этом.

— Вы ведь знакомы с лейтенантом Суизой, энсин? — как-то спросила она, подписывая вахтенный журнал.

— Да, сэр.

— Интересно, сильно ли она изменилась, — продолжала Ферради. — Мы ведь вместе учились.

— Я не знал об этом, сэр. — Знает ли она о последних событиях в жизни Эсмей? Но он не хочет обсуждать эти вопросы с ней.

— Я имела в виду, — продолжала Ферради, помахивая в воздухе информационной пластинкой, — она всегда была такой сдержанной, скрытной, такой правильной. Никогда по-настоящему ни с кем не дружила. Но все кругом говорят, что она просто прирожденный лидер, вот я и подумала…

Где-то в глубине мозга зазвенел сигнал тревоги, но он ответил то, что сразу пришло на ум:

— Да, она достаточно сдержанна, но вы ведь знаете о ее происхождении.

— Да, конечно, — Ферради закатила глаза. — Мы с ней обе колониальные чужачки. Я ведь из Подлунных Миров, так, по-моему, все ожидали, что я буду носить струящиеся шелковые одежды.

При этом она сделала какие-то красноречивые жесты руками. Барин ничего не понял, а она рассмеялась.

— Ах, значит, вы не видели эти жуткие кубы, которые обычно снимают про наши планеты. Видимо, костюмы для этих кубов взяли из времен Древней Земли, потому что на самом деле никто у нас не носит такую одежду. Длинные просторные платья, прикрывающие все тело женщин с головы до пят, но так соблазнительно облегают фигуру, особенно когда подует ветерок.

Барин снова уловил сигнал тревоги, но не успел даже подумать из-за чего, как она уже снова говорила своим приятным, немного хриплым голосом:

— Но Эсмей, лейтенант Суиза, как-то рассказывала мне, что у нее в семье все были военными. Я вполне понимаю, как она поссорилась с дочерью Спикера, но вот каким образом она может быть лидером, никак не пойму.

Барин не думал об осторожности. Он должен что-то ответить.

— А я думал, о ссоре ничего не известно. Ферради снова рассмеялась

— Как же такое можно скрыть. Об этом говорили по всем новостям. Рассказывают, она кричала, как гарпия, и сказала дочери Спикера, что у той нравственности не больше, чем у шлюхи в таверне.

— Это неправда! — воскликнул Барин. Он знал, что Эсмей действительно кричала на Брюн и говорила ей оскорбительные слова, но он не мог не защитить ее.

Ферради посмотрела на него со снисходительной улыбкой. Под ее взглядом он почувствовал себя маленьким ребенком.

— Все в порядке, энсин. Я же не прошу вас отвернуться от героини Флота.

С ней он чувствовал себя неловко. Она все время смотрела на него. Стоило ему поднять глаза, и он тут же натыкался на взгляд ее чистых фиалковых глаз и легкую усмешку. Она все время посягала на пространство, в котором он находился. С Эсмей такого никогда не было. Даже Брюн, хотя и проявляла нескрываемый интерес к нему как к мужчине, без горечи и досады оставила его в покое после того разговора. Но с этой…

Барин отправился в спортивный зал, решив, что сам во всем виноват. Наверное, он что-то такое сделал, правда, непонятно, что именно, но это он привлек ее интерес к собственной персоне. Он сел на тренажер, на который записался заранее, и установил регуляторы. Сначала разогрев, потом основная нагрузка. Мысленно он снова перенесся к Эсмей. Теперь она помощник капитана специального корабля. Он легко мог себе представить, как она будет действовать в экстренной ситуации, она способна на многое.

— Привет, энсин. — Хрипловатый голос оборвал его фантазии. На соседнем тренажере занималась Ферради. Барин смутился. Он знал, что она не была записана на этот тренажер, он специально проверил. Но вот она здесь, уже разогревается, тело у нее такое же красивое, как и волосы, да еще в этом блестящем тренировочном трико, которое подчеркивает все изгибы. Барин кивнул в знак приветствия.

— Вы не жалеете сил, — продолжала она. — Традиции семейства Серрано?

Не может же он не ответить, она ждет, что он скажет, и смотрит. Он просто не может быть грубым и непочтительным.

— Так… положено… сэр, — выдавил он.

— В спортивном зале не обязательно соблюдать формальности, — заметила Ферради. — Мне нравится ваше отношение к любой работе и ваши результаты, Барин.

Он не мог не обратить внимание на особый взгляд, которым она сопроводила последнюю фразу.

Опять что-то надо ответить, но в этот момент к тренажеру с другой стороны от Ферради подошел майор Ослон.

— Эй, Касия, дай Серрано потренироваться. И вообще, он слишком молод для тебя. Я, с другой стороны…

Она бросила на Барина последний долгий взгляд и повернулась к Ослону:

— Майор, вы неисправимы. Почему это вам взбрело в голову, что я выбрала энсина Серрано?

— Рад, если это не так. Наверное, меня смутил ваш тренировочный костюм.

— Это старье?

Барин видел, как откровенно она флиртует с майором, но тот, казалось, ничего не замечал. Они немного поболтали, потом Ослон пригласил ее поиграть в парпон. Она согласилась, но перед уходом еще раз пристально взглянула на Барина. Ох уж этот взгляд!

Спустя несколько дней Барин совершал обычный обход общей строевой палубы, он проверял сточные фильтры. Они вечно забивались волосами. Вдруг его внимание привлек необычный треск. Он застыл на месте. Звук повторился один раз, второй. Из какой каюты? Он огляделся, стараясь понять, что это было… похоже, сзади и справа. Что-то сползло вниз, потом удар, и кто-то потащил тяжелый предмет по полу. Барин понял, откуда идут звуки. Д-82.

Барин заглянул внутрь и столкнулся лицом к лицу со старшим мастером Цукерманом. Красный от натуги и ярости, тот тащил кого-то за ноги.

— Мастер, что случилось?

— Прочь с дороги! — тяжело дыша, прохрипел Цукерман. Казалось, он не узнает Барина. Зрачки его были сильно расширены.

— Мастер… — Барин не видел, кого тащит Цукерман, но человек был явно без сознания. Он поднял глаза: вот стеллажи у стены, в этой нише кто-то сидел, на подушке валяется футляр от игл…

— Мастер, остановитесь. — Барин не знал, что именно здесь произошло, но произошло что-то нехорошее. Он потянулся к сигнальному рычагу с другой стороны входного люка.

— Нет, нет, щенок! — Цукерман отпустил человека, которого тащил, и бросился на Барина. Барин увернулся, а Цукерман пролетел мимо и с разбегу врезался в обшивку на противоположной стороне коридора. Тем временем Барин успел дернуть за рычаг.

— Группа безопасности, быстрее! — выкрикнул Барин. — Сюда, вниз. Человек без сознания. Возможное нападение.

Цукерман повернулся:

— Возможное… негодяй сам напал на меня. На меня, старшего мастера… у меня двадцать… двадцать… — И он покачал головой. — Ему не нужно было этого делать. Так нельзя.

— Мастер, — осторожно начал Барин, — что случилось?

— Не твоего ума дела, мальчишка, — ответил Цукерман. Внезапно глаза его сузились, — Какого черта ты нацепил на себя офицерские знаки отличия? Ты знаешь, что тебе за это будет? Ты старшина и не имеешь права носить эти железки.

— Старший мастер Цукерман, — начал Барин. — Я задал вам вопрос. — Первый раз в жизни он услышал в своем голосе железные нотки настоящего Серрано.

Цукерман уставился на него, не моргая. Вдруг он смутился.

— Ах, это вы, энсин… Серрано. Что… вы спрашивали о чем-то, сэр?

— Мастер, — снова, но очень осторожно начал Барин. Где же группа безопасности? Сколько еще времени им нужно? — Сегодня я на вахте. Я услышал странные звуки и заглянул в каюту, чтобы проверить. Каюта Д-82. Вы были там, вы тащили кого-то за ноги, а на стеллаже лежал футляр от игл.

Он остановился. Цукерман сделал шаг вперед, но Барин жестом остановил его.

— Нет, туда нельзя. Сейчас прибудет группа безопасности, я не хочу, чтобы вы там что-то трогали. Расскажите, что произошло.

— Я… он… он хотел меня убить. — Цукерман весь вспотел. Он автоматически сцеплял и расцеплял руки. — Он достал иглу, сказал, что его никогда не поймают. — Мастер покачал головой и снова взглянул на Барина. — Сукин сын, он даже бросился на меня, просто у меня прекрасная реакция, иначе я был бы уже мертв. А так я схватил его за руку, отобрал иглу и… и ударил… — Он побледнел и сполз вниз по стене. — Я ударил его, — прошептал он. — Ударил, потом еще и еще… и…

— Мастер, оставайтесь на месте. Обещайте мне. Цукерман кивнул головой.

— Да, сэр. Но я не знаю…

— Оставайтесь на месте. Я должен осмотреть его. Как его зовут?

— Мордон. Капрал Мордон.

— Хорошо. Я зайду в каюту, а вы оставайтесь на месте.

Снова те же железные нотки, он видел, как его голос действует на Цукермана.

Мордон лежал там, где его отпустил Цукерман. Он не двигался. Барин подошел ближе. Теперь видны были синяки и кровь на лице пострадавшего, длинная струйка крови тянулась по полу. Барин не мог определить, дышит капрал или нет. Он встал на колени. Да. Тихий сопящий звук, и рука, приложенная ко рту, запотевает от дыхания.

Он поднялся и снова вышел в коридор. Цукерман не двинулся с места, а с другой стороны к ним уже шли люди из группы безопасности. С ними вместе пришел и врач.

— Что здесь случилось? — спросил сержант, который командовал группой. Он переводил взгляд с Цукермана на Барина, потом снова на Цукермана, на его лицо, руки, снова лицо. Вид у сержанта был крайне озадаченный.

— В восемьдесят второй каюте лежит человек, — сухо ответил Барин. — Ранение головы, но он жив. Дышит. Надо хорошо осмотреть каюту. Ищите большую иглу.

— Да, сэр, — сказал сержант. Он пропустил вперед врача и отдал необходимые приказы своим людям. Потом снова повернулся к Барину:

— Тот… человек… в каюте напал на мастера Цукермана? Или на вас?

— Пожалуйста, сержант, проследите за тем, чтобы никто ничего в каюте не трогал, а раненому была оказана надлежащая помощь.

И, не дожидаясь ответа, повернулся к Цукерману:

— Мастер, вы должны пойти со мной на рапорт к капитану. Сможете идти?

— Конечно, сэр, — Цукерман распрямился. — Какие вопросы.

— Наверное, будет достаточно и помощника капитана, — заметил Барин.

Когда они поднимались на капитанскую палубу, он подумал, что, наверное, зря не взял сопровождающих. А что если Цукерман опять станет буйным? Скорее всего нет, но он всю дорогу шел в каком-то напряжении.

Капитан-лейтенант Докери спускался им навстречу.

— Что случилось, энсин?

— Сэр, у нас ЧП. Разрешите доложить?

— Докладывайте… подождите, кто это с вами?

— Мастер Цукерман, сэр. Произошло несчастье…

— Я знаю, что вы вызывали группу безопасности. Вольно обоим. Рассказывайте, энсин.

Барин выложил все, ни на секунду не забывая о том, что вот он, Цукерман, старый, опытный, заслуженный, стоит и не знает, что делать.

Докери взглянул на Цукермана.

— Что скажете, мастер? Голос Цукермана дрожал:

— Командир, я… я не могу точно сказать, что произошло…

— Этот человек напал на вас?

— По-моему, да. Да, сэр, напал. Я, как сейчас, все это вижу.

Докери посмотрел на Барина странным долгим взглядом.

— Вы… что-нибудь делали с мастером, энсин?

— Нет, сэр.

— А сотрудники безопасности не ввели ему препарата успокоительного действия?

— Нет, сэр.

— Вы хотите сказать, что привели сюда человека, которого обвиняете в нападении на другого человека, без сопровождения? И никаким другим способом не обезвредили его?

— Сэр, он уже успокоился. Он не…

Докери нажал на кнопку на интеркоме, установленном на обшивке.

— Помощник капитана вызывает медчасть. Пришлите ко мне бригаду медиков.

Он повернулся к Барину:

— Энсин, мастер явно не в себе. Прежде всего следует провести медицинское освидетельствование.

— Я прекрасно себя чувствую, командир, — сказал Цукерман. Выглядел он действительно совсем молодцом. — Жаль, что я так обеспокоил энсина. Я не уверен, зачем нужно…

— Таковы правила, мастер, — перебил его Докери. — Обыкновенная проверка, мы должны убедиться, что с вами и в ближайшем будущем все будет в порядке.

В этот момент прибыла бригада медиков.

— В чем дело, командир?

— У старшего мастера Цукермана сегодня утром был нервный срыв. Отведите его в лазарет и проверьте там хорошенько. Возможно, ему понадобится успокоительное.

— Со мной все в порядке, — запротестовал Цукерман. Барин заметил, что шея у мастера опять побагровела. — Извините меня… адмирал? — Он уставился на Барина и вдруг отдал ему честь. Барин почувствовал внутренний холодок, но поднял руку к виску в военном приветствии, чтобы успокоить Цукермана.

— Как прикажете, адмирал! — продолжал Цукерман, хотя никто не произнес ни слова. Все были поражены тем, что он принял юнца-энсина за адмирала.

— Простая проверка, — повторил Барин, не глядя на Докери, потому что боялся встретиться с ним взглядом.

Цукерман смотрел на Барина со страхом и ужасом.

— Все будет в порядке, мастер, — успокоил его Барин, стараясь говорить с бабушкиными интонациями. Цукерман снова расслабился.

— Разрешите идти, сэр?

— Идите, — напутствовал его Барин.

Врачи увели мастера, они были готовы к любым действиям с его стороны.

— Что ж, энсин, — сказал наконец Докери. — Вы окончательно все запутали.

Барин не возражал, хотя знал, что его вины в этом деле нет.

— Я знаю, что что-то сделал неправильно, командир, но не знаю, как можно было поступить по-другому.

— Пойдемте, а по дороге я вам расскажу. Все произошло на общей строевой палубе, так? — Докери шел впереди, не дожидаясь Барина. Потом спросил через плечос — А что вы раньше знали о проблемах Цукермана?

— Я, сэр? Совсем немного… Один старшина кое-что рассказал мне, но он говорил, что другой старший офицер проверил все тогда, и ничего такого не обнаружили.

— Вы прислушались к словам старшины или не обратили на них внимание?

— Прислушался, сэр. Но я не знал, что делать. Когда я разговаривал с мастером Цукерманом, мне казалось, что с ним все в порядке. Однажды, правда… но это же совсем мелочь.

— И вы не сочли нужным доложить по инстанциям то, что рассказал вам тот старшина?

Барин начинал понимать, куда клонит Докери.

— Сэр, я не хотел тревожить вас простыми сплетнями.

Докери проворчал:

— Конечно, я не люблю, когда меня беспокоят по мелочам, энсин, как и любой человек. Но еще больше я не люблю, когда на меня сваливается большая проблема, которой могло бы и не быть, если бы ее вовремя решили.

— Я должен был сразу доложить вам, сэр.

— Именно. И если бы я отругал вас за то, что докладываете мне неподтвержденные факты, ничего страшного. Мало ли ругают энсинов. Они на то и энсины, чтобы сварливые старшие офицеры разминали с их помощью челюстные мускулы. Если бы вы или тот таинственный старшина, кстати, кто это был?

— Старшина Харкорт, сэр.

— Я всегда был о нем лучшего мнения. Кому еще он об этом рассказывал?

— Майору Серсею, которого потом перевели. Харкорт сказал мне, что тогда провели медицинское обследование и ничего не обнаружили.

— Помню-помню… Пит рассказывал мне об этом перед уходом. Говорил, что ничего определенного обнаружить не смог. Я тогда еще сказал ему, что буду иметь в виду. Я ведь не знал, что мои офицеры начнут действовать без моего ведома…

— Извините, сэр, — сказал Барин.

— Все вы, молодые люди, склонны делать ошибки, но ошибки страшны своими последствиями. В данном случае, если не ошибаюсь, закончилась карьера хорошего человека.

Они спустились на строевую палубу, и Докери, не задумываясь, прошел к нужной каюте.

Группа безопасности оцепила часть коридора. Одновременно с Докери подоспела и команда судебных экспертов.

— Командир, мы можем пройти внутрь и приступить к работе?

— Если все уже отсканировано, да. Пойдемте, энсин, посмотрите, как это делается.

Если бы Барин не чувствовал за собой вины, он с большим интересом воспринял бы все то, что происходило в последующий час. Но после этого он опять оказался в каюте Докери, и разговор принял малоприятный оборот.

— Запомните, энсин, выговор, который вы получите за то, что потревожили меня по пустяку, ничто по сравнению с тем, который получите за то, что не доложили мне о реальной проблеме.

— Да, сэр.

— Если врачи обнаружат у Цукермана какую-нибудь достаточно серьезную болезнь, то это объяснит подобное его поведение. В противном случае у него будут большие проблемы.

Вдруг Барин вспомнил. Болезнь? Он откашлялся:

— Разрешите, сэр?

— Да?

— Я кое-что вспомнил, сэр, об одном офицере, который работает в тренировочном центре Коппер-Маунтин.

— Это имеет связь с тем, что произошло?

— Возможно, сэр. Правда, я сам ничего не видел, просто, когда вы упомянули о болезни…

— Продолжайте, энсин.

Барин рассказал о старшем мастере, у которого наблюдались странные провалы памяти, и его коллеги, как могли, старались подстраховать его.

— А еще, сэр, на «Коскиуско» я слышал историю о другом старшем мастере, служившем на одном из складов. Говорили, после одного из сражений у него был срыв. Все очень удивились, потому что он и до этого принимал участие в боевых действиях, и к тому же в тот раз он толком и не видел врага.

— И вы думаете, что же такое могло произойти с этими тремя старшими мастерами? Вы представляете, сколько всего старших мастеров в Регулярной Космической службе?

— Нет, сэр. — Барин почувствовал себя полным идиотом.

— Конечно, ко времени, когда они дослуживаются до старших мастеров, проблем уже почти не остается. И все же странно. Я расскажу врачам, может, у кого-то возникнут какие-нибудь конкретные соображения на этот счет.

Но беды Барина на этом не кончились. Ему предстояло еще выслушать выговор от самого капитана.

— Энсин, коммандер Докери задал вам жару, теперь наступил мой черед. Но сначала скажите, понимаете ли вы, в чем ваша вина?

— Да, сэр. Я знал о существующей проблеме и не доложил о ней вам или коммандеру Докери.

— Почему?

— Я хотел собрать конкретные факты, данные, чтобы не быть голословным.

— Понятно, Серрано, мотивов тут могло быть несколько. Я хочу, чтобы вы были со мной честны. Вы хотели защитить репутацию мастера Цукермана или же мечтали прославиться, став героем, обнаружившим что-то неладное?

Барин ответил не сразу.

— Сэр, я думаю… сначала я просто растерялся. Я очень удивился, когда сержант рассказал мне о Цукермане. Я даже подумал, не хочет ли он отомстить мастеру за что-то. Но когда он рассказал, что уже докладывал об этом майору и тот вполне серьезно отнесся к проблеме… Тут я понял, что все это может быть правдой. Просто врачам не удалось ничего тогда обнаружить, неизвестно почему. Мне было не очень понятно, почему старшина рассказал все это мне. Я чувствовал себя очень неуютно. Поэтому и решил быть настороже и подмечать всякие странности…

— И что вам удалось заметить?

— Ничего особенного, сэр. Среди личного состава отношение к мастеру Цукерману было менее почтительным, чем можно было бы ожидать, но в общем это даже не так сильно бросалось в глаза. Я заметил, что он не вмешивался в некоторые ситуации, когда его авторитет, как мне казалось, мог бы решить дело. Он допустил только две существенные ошибки, но ведь ошибаются абсолютно все. Ходить и расспрашивать каждого мне не хотелось, этот человек заслуживал всяческого уважения.

— Подождите. Вы говорите, что, на ваш взгляд, Цукерман заслуживал большего уважения. Цукерман вам тоже симпатизировал, это было видно. Вы что, решили отблагодарить его за преданность вашему семейству или действовали искренне?

— Сэр, я могу сказать теперь, что действовал искренне, хотя в тот момент я об этом не задумывался.

— Понятно. Вы хотели сами понаблюдать за ним, а потом доложить… Кстати, кому именно хотели вы доложить о том, что вам удалось бы обнаружить?

Взгляд серых глаз капитана был холодным. Барин чуть было не растерялся. Помог опыт.

— Прямому начальнику мастера Цукермана, сэр. То есть капитан-лейтенанту Орстейну.

— Правильно. А что дальше?

— Я думал, коммандер Орстейн просмотрит мой доклад, может, сам кое-что проверит и примет соответствующие меры.

— А вы умоете руки?

— Да, сэр.

— А что, по-вашему, Орстейн должен был сделать с вами, щенком, который раздобыл такой незавидный трофей?

— Об этом я не думал, сэр.

— Трудно поверить.

— Сэр, кому приятно обнаружить, что старший мастер теряет… теряет сноровку? Старшие мастера — это особый разряд офицеров. — Он хотел сказать по-другому, но нужных слов подобрать не смог.

— Да, бесспорно. Но если я вас правильно понял, вы предполагали, что капитан-лейтенант Орстейн задаст вам нагоняй, а потом сам все проверит?

— Да, сэр.

— Скажите, Серрано, если бы вы еще что-нибудь обнаружили серьезное, рискнули бы вы все равно доложить об этом Орстейну?

— Да, сэр! — Барин не смог сдержать своего удивления.

— Ну что ж, интересно. Позвольте повторить то, что, я уверен, уже говорил вам Докери. Плохо, когда младший офицер безынициативен, плохо, когда он беспокоит старших офицеров по мелочам, но хуже, опаснее, а по большому счету иногда может расцениваться и как предательство, если младший офицер скрывает серьезную проблему от старших. Если бы вы доложили о мастере Цукермане раньше, можно было бы раньше решить эту проблему, и мне не пришлось бы сейчас все это вам выговаривать. Надеюсь, вы все поняли и никогда больше не повторите этих ошибок. Если же такое случится снова, то теперешний выговор можно назвать искоркой в сравнении с тем ядерным взрывом, который обрушится на вас. Понятно?

— Да, сэр.

— Тогда проваливайте и старайтесь больше впросак не попадать.