- Руки от него убери, нечисть! – закричал знакомый голос. – И ноги уноси, пока целы!

- Велегор! – поразился лекарь, но сын его не слушал.

- Чего встала?! Иди отсюда, я сказал! Мой отец! Мой папа! Не смей к нему приближаться! Мой, поняла?!

Дина выпрямилась, придерживаясь рукой за стену дома, сузила злые глаза.

- Вон, вон, вон!!! – затопал ногами Велегор, сжимая кулаки.

- Да подавись ты, ведьмино отродье! – в сердцах бросила Дина, и тотчас осеклась, прижала ладонь ко рту, испуганно глянув на лекаря.

Глаза мальчишки плеснули жутким зелёным огнём, и Януш не стал медлить: метнулся наперерез сыну, хорошенько встряхнул.

- Уймись! – велел он, прилагая все усилия, чтобы казаться спокойным. – Тебе должно быть стыдно, Велегор!

- Тебе тоже, - огрызнулся мальчик, переводя на него взгляд. Зелёный огонь тотчас погас, но глаза оставались злыми и недоверчивыми. – Ты зачем с ней обнимался?

- Не выдумывай! Не было такого, - нахмурился лекарь. – А даже если бы было, тебе всё равно не следовало вмешиваться!

- Но ведь ты мой отец, - выдохнул Велегор, вцепившись в его талию обеими руками. – Зачем тебе она?

Януш глянул поверх его плеча на побледневшего Бажена – священник, как и он сам, ничего не успел сделать, чтобы предотвратить очередную вспышку гнева Велегора – на застывшую в проулке Дину с виноватыми глазами, и обнял Велегора за плечи, увлекая в дом.

- Пойдём, - сказал лекарь устало: сказывался целый день непрерывной работы. – Пора ужинать.

Они вошли внутрь и заперли двери: большинство оборотней хотя и закрывались в своих домах, но казусы порой случались. Да и вампиры не всегда обходились животными и добровольно пожертвованной кровью… особенно те из них, кто пострадал накануне от солнечного света, и кому требовалось больше пищи для восстановления, чем обычно.

- Бажен научил нас новой игре, - весело, точно ничего не произошло, поделился новостями Велегор. – Было так здорово, правда?

Священник вымучено кивнул: то, что так подорвало запас сил у взрослых, абсолютно не повлияло на бодрого, даже радостного ребёнка.

- Интересно, - через силу улыбнулся Януш, наспех убираясь в приёмной. Бажен начал готовить ужин, и усевшемуся на лавку Велегору оставалось, болтая ногами, лишь делиться впечатлениями и событиями прошедшего дня. – Что за игра?

Велегор принялся с упоением рассказывать, наслаждаясь абсолютным вниманием отца, и поглядывавший на них Бажен в который раз пожалел лекаря. Януш обрёл то, что искал, отправляясь на Острова; прошёл долгий и крайне тяжёлый путь, но результат его трудов напоминал не окончание, а, скорее, начало новой, и, возможно, несоизмеримо более сложной дороги.

Бажен оказался единственным, кому Януш рассказал о произошедшем на Парадисе: даже Велегор этого не помнил. После того, как мальчик узнал в лежащей на алтаре жертве своего отца, чёрная магия, с которой он был рождён, усиленная почти завершённым обрядом, вырвалась наружу, поглотила своего носителя – и Велегор не запомнил ни разразившегося катаклизма, ни погибших из-за него колдунов. Этому Януш только радовался: в своих переживаниях за сына он не был уверен, как мальчик воспримет то, что из-за него погибло около тысячи человек – и его мать в том числе.

Отсутствие привязанностей, которое так тщательно воспитывала в сыне Виверия, сыграло на руку не ей, а Янушу: Велегор совершенно не тяготился тем, что вокруг нет привычных ему лиц. Порой в его разговорах проскальзывали имена колдунов, но ни грусти, ни сожаления Велегор не испытывал. Мальчик понимал, что все они мертвы – Януш осторожно рассказал сыну про катаклизм, не уточняя, кто его вызвал – но к их смерти относился равнодушно. Подобное безразличие беспокоило лекаря, но что-либо менять в их отношениях, как-то влиять на сына Януш остерегался: боялся навредить.

- Я не знаю, что делать, Бажен, - в отчаянии признавался священнику лекарь. – Я совершенно не думал о том, что меня ждёт… после всего… я так и не сумею… всё зря… кем он вырастет, Бажен?..

Священник слушал и молчал. Янушу требовалась поддержка, которую он оказать не мог – как не мог никто на Островах. Лекарю и его сыну следовало искать помощи в другом месте, но выпускать в мир буйного, неспособного сдерживать тёмную силу внутри себя Велегора – это могло стать ошибкой, которая погубит весь мир.

Бажен знал только один выход. Оставалось лишь дождаться, пока Велегор уснёт, чтобы начать непростой разговор с его отцом.

- …а ещё камень нашли, похожий на ураний, - продолжал щебетать мальчишка, уже уминая приготовленный священником ужин. Погружённый в раздумья Бажен не сразу обратил внимание на незнакомое слово, зато насторожился Януш, откладывая ложку в сторону. – Но потом я присмотрелся: нет, не он, просто похож очень…

- Что за ураний? – заинтересовался лекарь.

- А, ну, металл такой, - отмахнулся Велегор, явно не считая это стоящим внимания, - его старый Трифон так называл. Он мне как-то начал рассказывать про невидимую смерть и её природу… что будто бы даже Хетаг не понимает, а он, Трифон, разгадал секрет… мол, энергия, которую мы используем… ну, магия… её не камень небесный излучает, а металл, который под ним… ну, и вокруг него…

- Трифон назвал его уранием? – невесело усмехнулся Януш. – Интересно.

- Да, Трифон был самым умным в Норе, - гордо кивнул Велегор. – Он все наши заклинания отточил… Хетаг рассказывал, что первые из колдунов, кто пробовал заклинание перемещения, умирали через одного… ну, не получалось у них переместиться полностью, то голова в одном месте, а тело в другом, а то и вовсе в пыль превращались… размазывало в воздухе… Никто не понимал, почему. То заклинание срабатывало отлично, а то нет…

- Перемещение? – уточнил Бажен, с интересом подключившись к разговору: Велегор редко рассказывал о том, что на самом деле происходило в Норе, считая это естественным и всем давно известным.

- Ну да, - нетерпеливо мотнул головой мальчик, - Трифон говорил, что теоре… треорети… в общем, в идеале можно переместиться из любой точки мира в любую другую, но маг, которые читает заклинание, должен вначале сам там побывать, увидеть своими глазами то место, куда хочет попасть, вдохнуть своей грудью тот воздух… хотя бы один раз. Но и это не всё! – победно провозгласил Велегор. – Нужно, чтобы… как бы… ну, чтобы эти места были одинаковыми… ну, похожими… то есть, если ты находишься в дождливом месте, то и перемещаться должен в такое же… если ты высоко в горах, то нельзя перемещаться куда-нибудь под землю… там ведь и воздух другой… если ты на море, то нельзя сразу на сушу…

- То есть, необходимы схожие природные условия, - задумчиво констатировал Януш.

Магия, та её сторона, которую показывал покойный Трифон его сыну, на деле оказалась занятной вещью, достойной внимания любого учёного. Лекарь понимал, что и сам вполне мог бы подпасть под искушение исследовать всё, что способно дать тёмное колдовство – но мысль о том, как закончил свою жизнь подобный ему в своих начинаниях Трифон, отрезвляла.

- Да-да, - подтвердил Велегор, с восторгом глядя на отца. – Видишь, ты сразу понял! А я вот долго думал…

- Просто у меня больше опыта, - улыбнулся Януш, – которого не хватает тебе. Я знаю, каким разным может быть этот мир.

- А мне покажешь? – тут же загорелся Велегор.

Лекарь медленно кивнул.

- Покажу.

Мальчик довольно шмыгнул носом и налёг на ужин, и Бажен с Янушем последовали его примеру. Священник вновь вернулся к нерадостным мыслям. Велегор странным образом уважал Януша – отчасти потому, что тот, в отличие от него, владел «магией света», как назвал отцовский дар исцеления сам Велегор. Как ни старался мальчик, залечить даже простейшую царапину у него не получалось – наоборот, рана начинала кровоточить, а то и вовсе гнить, и Януш после подобной попытки сына помочь ему перестал подпускать того к лечебным процедурам. Но вместе с уважением Велегор испытывал нездоровую привязанность к отцу, относясь к нему порой, как капризный ребёнок относится к любимой игрушке. На первых порах, когда Януш только встал на ноги, Велегор даже запрещал горожанам обращаться к нему, злился, и ни на шаг не отходил от лекаря, ревнуя его ко всему, что приближалось. Во что выльется подобное отношение ребёнка – такого ребёнка – к своему отцу, Бажен боялся даже предположить.

- Вы спать не идёте? – подозрительно спросил Велегор, когда с ужином было покончено.

- Идём, - пообещал Януш, поднимаясь из-за стола. – Только уберёмся вначале.

Сын смерил его долгим взглядом, но подвоха не обнаружил, и поднялся наверх, готовиться ко сну. Бажен дождался, когда стихнут его шаги, и тронул лекаря за рукав, прижимая палец к губам. Януш кивнул: таким образом священник предупреждал, что их ждёт непростой разговор, не предназначенный для ушей Велегора. Мальчишка бы ни за что не ушёл, если бы догадался, что взрослые продолжат вечерние посиделки: любопытство и ревность не дали бы ему спать спокойно.

Бажен начал разговор, когда Велегор уснул: Януш по недавно сложившейся традиции сидел с сыном, рассказывая одну историю за другой, пока у мальчика, обычно очень внимательного слушателя, не начинали слипаться глаза. Даже засыпая, Велегор всегда сонно предупреждал лекаря:

- Никуда не уходи…

- Не уйду, - неизменно обещал Януш, дожидаясь, пока дыхание сына не станет совсем ровным.

В такие моменты лекарь любил рассматривать лицо Велегора – спокойное, умиротворённое, и совершенно не похожее на его собственное. Бледное от жизни под землёй, худое и некрасивое, обрамлённое чёрными, как вороново крыло, волосами... Нет, Януш не замечал видимого сходства между собой и сыном, но когда Велегор смеялся, улыбался или же, напротив, бывал недоволен, его лицо приобретало то знакомое выражение, которое заставляло улыбаться самого Януша: в такие моменты ему казалось, что он смотрел на собственное отражение. Пусть и искажённое, но всё же такое… своё.

- Уснул? – одними губами спросил Бажен, когда Януш спустился вниз.

Лекарь кивнул, присаживаясь напротив священника. Бажен медлить не стал: Велегор порой спал беспокойно, мог в любой момент проснуться и позвать блудного отца наверх, или же его мог разбудить шум оживавшей улицы: если большинство оборотней запирались ночью в своих домах, то вампиры дышали свежим воздухом лишь при свете луны.

- Уезжай с Островов, - без обиняков заявил ему священник. – Забирай Велегора и уходи с первым же кораблём. Одноглазый задержится в гавани на несколько дней из-за шторма, как раз успеешь договориться и завершить все дела.

Януш посмотрел на него вопросительно и тревожно, и Бажен пояснил.

- Тот обряд был почти завершён, верно? Ты говорил, что Велегор впитал в себя всю невидимую смерть и выпил магию из всех присутствующих колдунов… Сам понимаешь, его никто не остановит, если когда-нибудь ему вздумается показать миру, кто он есть на самом деле. И жители Островов пострадают в первую очередь.

- Велегор ведёт себя уже гораздо лучше, чем поначалу, - слабо возразил Януш. – Он слушает меня. Саксу нечего бояться, пока я с ним.

- Точно подметил, - серьёзно кивнул Бажен. – Пока ты с ним. Но ведь ты не вечен, господин Януш. Или думал, я не узнаю? Сам Велегор говорил мне, и не раз… мальчик упоминал какую-то энергию, которая в тебе очень слаба… и был очень этим обеспокоен. Я не понял, но и без него вижу: невидимая смерть, которой ты пропитался насквозь, продолжает убивать тебя даже после того, как весь Парадис, источник заразы, ушёл под воду. Не так быстро, как раньше, но всё же убивает. Или я неправ?

Януш опустил глаза, не сразу ответил.

- Опухоли, - наконец тяжело проронил он. – Иногда они рассасываются сами, но порой… я мало об этом знаю, это сложно вылечить… и я никогда не мог помочь себе. Только другим. Что-то изменилось у меня внутри, что-то… я не могу понять, и тем более не могу вылечить… только… болит время от времени…

- Я заметил, - помрачнел священник. – Ты хватаешься за сердце… когда думаешь, что никто не видит.

- Сердце болит не очень сильно, - негромко сказал Януш. – И крайне редко. Что-то случилось с кровью, и она как будто… повредила всё остальное…

- Откуда про кровь знаешь? – удивился священник. – Ведь красная же она, как и была?

Януш невесело усмехнулся.

- Чувствую. А ещё… вампиры, с которыми я ею поделился… в общем… говорят, горькая очень… с гнилостным привкусом… будто не моя вовсе. Раньше она им помогала, а сейчас…

- Уезжай отсюда, - решительно повторил Бажен. – Здесь тебе никто не поможет. Ты – единственный лекарь на Островах, и это, конечно, прискорбно… но, возможно, ты сумеешь уговорить кого-нибудь из монахов занять твоё место. Да и мне помощь бы не помешала…

- Каких монахов? – удивился Януш.

Бажен вздохнул, складывая руки на столе, подался вперёд.

- В Эдельвире есть монастырь, удалённый от городов и крупных поселений… когда-то я был там послушником. Это самый древний монастырь Единого, который мне известен, и тамошние монахи – самые настоящие сподвижники. Среди них есть те, кто сумеет помочь тебе и Велегору. Тебе нельзя оставаться на Островах, это вредно для вас обоих. Но и выпускать в большой мир неподготовленного к сложной жизни ребёнка, который совершенно не умеет и не желает контролировать свою силу…

- А что, если монахи не пожелают принять нас? – глухо спросил лекарь. – Если они, как ты говоришь, сподвижники, то сразу увидят тьму в Велегоре…

- И именно поэтому примут, - убеждённо сказал Бажен. – Они увидят не только тьму, но и свет… если он есть. Ты не справишься с ним один, Януш. Помощь людей, которые вместе с тобой покажут Велегору другую жизнь… не такую, к которой он привык… У тебя будет время подготовить его к новому миру, миру людей. Ты расскажешь ему всё, что ещё не успел, а дальше…

- Жизнь покажет, - пробормотал Януш, массируя пальцами виски.

Священник кивнул, и лекарь поднял голову, встречаясь с ним взглядом. Пару секунд оба смотрели друг другу в глаза, затем Януш сказал:

- Расскажи, как туда добраться, господин Бажен. Утром я сообщу о своём решении Велегору.

- Он будет рад путешествию, - ободряюще улыбнулся священник.

…Бажен оказался прав. Велегор почти пританцовывал в день их отбытия с Островов. Корабль покачивался на волнах, матросы носились по палубе, и Одноглазый отдавал им последние приказы. Шторм стих к вечеру, и капитан, недовольный задержкой, тотчас начал командовать отправкой: бывший пират не привык попусту терять время. У них оставалось всего несколько минут, и Януш наспех прощался с теми, кто пришёл проводить их на материк.

Вечерело; солнце давно скрылось за облаками, но тьма ещё не укутала замерший на границе дня и ночи Сакс. Помимо Тоолка со Звёздочкой и некоторыми рыбаками, на пристани собрались оборотни, которым было ещё далеко до полуночных терзаний, и вампиры, наконец-то дождавшиеся заката солнца.

- Прощай, господин лекарь, - обратился к нему Мартин, улыбаясь всей своей клыкастой пастью. – Я безумно рад, что когда-то ты в ужасе примчался в мою таверну…

- И что мы оказались рядом, когда Дина дорвалась до твоего горла, - подтвердил Леван.

Дина, прятавшаяся за спиной Люсьена, после этих слов решительно распрямилась, шагнула вперёд, и быстро поцеловала лекаря в щеку, пользуясь тем, что Велегор отвлёкся на разговор со Звёздочкой.

- Прощай, господин Януш, - тихо сказала маленькая вампирша, вновь отступая к брату за спину.

Андрэ и Николас прощались молча: по очереди стиснули лекаря в звериных объятиях и уступили место подошедшему Велизару.

- Ну… - буркнул бывший охотник на нечисть. – Попутного ветра, что ли…

- Велизар, - вдруг вклинился Велегор. – Прости, что я тебя тогда… ну, лбом об дверь бахнул. Папа говорит, тебе больно было. В общем, я зря разозлился…

- Ну, с кем не бывает… - неловко, стараясь скрыть улыбку, сказал Велизар.

- … надо было применить оглушающее заклятие, тогда бы ты ничего не почувствовал!

- …поганец мелкий, - закончил нахмурившийся оборотень.

- Что-то скажешь на прощание, господин Януш? – обратился к нему кто-то из рыбаков, и общий гул мгновенно стих. – Последние наставления, так сказать?

Лекарь обвёл взглядом столпившихся горожан, улыбнулся, привлекая к себе сына.

- Не думаю, что вы в них нуждаетесь, - сказал он. – Мне кажется, вы изменились достаточно, чтобы самим раздавать советы таким, как я.

- Велегор, - позвал вдруг Бажен. – Мы решили сделать тебе подарок… чтобы ты помнил нас. Твой отец рассказал мне… вот. Это тебе. От всех нас.

Велегор с восторгом выхватил из рук священника игрушечного коня, прижал к груди.

- Спасибо, - негромко подсказал Януш, но Велегор его не расслышал.

- Мне? Правда, мне? Я никогда не забуду, Бажен! Никого из вас не забуду, - пообещал Велегор, скользя взглядом по неровным рядам собравшихся на пристани горожан.

Почему-то никто не засомневался: мальчишка и в самом деле никого и ничего не забудет. Ни хорошего, ни плохого…

- Отчаливаем! – рявкнул с палубы капитан.

Они поднялись на борт, и трап за ними тотчас подняли. Корабль медленно выходил из гавани, и Велегор, сияя улыбкой, замахал руками оставшимся на берегу.

- А ведь это ты рассказал Бажену, - не глядя на него, радостно заметил Велегор. – Про коня! Мне кажется, ты самый лучший папа из тех, кого я видел!

- И много ты их видел, Велегор? – улыбнулся Януш, вглядываясь в поредевшие ряды горожан: многие стали расходиться по домам из-за стремительно падавшей темноты. – Кроме того, настанет день, когда ты перестанешь во мне нуждаться, и сам захочешь уйти…

- Ну вот ещё! – Вспыхнул Велегор, поворачиваясь к нему. – Мне с тобой очень хорошо! И интересно! Мне нравится быть с тобой. И я не собираюсь тебя отпускать! Ни за что и никогда! Даже не думай!..

- Ты подрастёшь и поймёшь, о чём я, - мягко сказал лекарь, не желая продолжать разговор.

Однако разбуженное любопытство Велегора оказалось не так-то просто унять.

- Нет, ты скажи, - упёрся сын, и чёрные глаза недобро блеснули. – Ты что же, хочешь уйти от меня?

- Нет, Велегор, - вздохнул лекарь: легче было объясниться. Дёрнул же его Клеветник за язык! – Но когда-нибудь ты вырастешь… может, повстречаешь девушку… и старый отец станет лишним.

- Девушку? – вдруг заинтересовался Велегор. – Это вроде Дины или Звёздочки? Но они же совсем некрасивые… я в Саксе вообще ни одной не видел… А на материке есть красивые девочки, пап?

Януш рассмеялся, взъерошил сыну волосы, притянул к себе.

- Есть, - пообещал он. – И много. Но тебе ещё рано об этом думать, Велегор!

Сын фыркнул и умолк, прижавшись к нему всем телом и обхватив тонкими, худыми руками за талию. Януш смотрел, как растворялись в ночи огни Сакса, отражавшиеся в водах Стилоса, и эта чистая, удивительно прозрачная даже в вечерних сумерках вода была последним, что он запомнил, покидая Туманные Острова.

…Впереди их ждал материк.


Часть 2. Слеза Единого


Глава 1. К истокам


- Может, пора домой возвращаться? Нифонт же родителям настучит!

Десятилетний мальчишка бросил тоскливый взгляд на оставшийся позади лес с россыпью жёлтых и красных листьев, предвестников ранней осени в Валлии, и украдкой вздохнул. Ответ своего брата он знал наперёд.

- Очень страшно, - не замедлил подтвердить его догадки фыркнувший близнец. – Даже не знаю, кого бояться раньше! Простофилю Нифонта, который дальше своего носа не видит, маменьку, которая ввязалась в очередную авантюру, или папеньку с его вечной хандрой!

- Вечереет, - предпринял ещё одну попытку Равен. – Кушать хочется. Вдруг на ужин опоздаем?

- Стащим чего-нибудь на кухне, - отмахнулся Рамон, поднимаясь всё выше по каменистому холму. – Будто в первый раз? Ну или признайся, братец, что струсил, и дальше я пойду сам!

- Вот ещё, - вяло огрызнулся Равен. – Не оставлю же я тебя одного. Вдруг там волки…

- Пещера заброшена, я от местных слышал, - с наигранным воодушевлением сказал Рамон. – Сюда никто уже с десяток лет не захаживал! Говорят, кости там человеческие лежат, их даже зверьё не трогает…

Несмотря на внешнюю браваду, Рамон боялся проклятой пещеры не меньше, чем его брат, но гордость и детское любопытство пересиливали страх. Это место во всей окрестности оставалось единственным, в котором близнецы не бывали, и сегодня наступил тот день, когда Рамон решил исправить досадное недоразумение.

- Смотри, - шепнул он, придерживая брата за рукав. – Свет…

- Вижу… - тоже шёпотом ответил Равен.

Кому понадобилось шастать с зажжённым факелом по проклятой пещере? Кухарка говорила, что даже когда местная ведьма, безумная пророчица Виверия, бесследно исчезла, селяне продолжали обходить стороной эту часть леса. В былые времена здесь частенько пропадали люди и животные, и никто не хотел рисковать. Суеверные жители близлежащих деревень передавали из уст в уста истории, одну страшней другой, пугая детвору и остужая горячие отроческие головы, и пещера по сей день оставалась нетронутой любопытным народом.

Равен потянул брата за руку, сворачивая с тропинки, перебежал поближе к пещере, на цыпочках двигаясь вдоль каменистого холма, и присел, давая Рамону возможность выглянуть поверх его головы. Мальчишки, затаив дыхание, приблизились к входу, из которого лился синеватый свет, и осторожно высунули головы, заглядывая внутрь.

Пещера в свете висевшего под низким сводом светящегося шара была видна как на ладони, и в самом центре её, спиной к детям, стоял высокий худой человек. Сплетни оказались правдивы: всюду в крохотной пещере валялись кости, человеческие кости – на земляном полу, на куче набросанных в углу шкур, у слабо тлеющего кострища, рядом с походным мешком, сброшенным у входа…

Человек поднял руки, растопырил пальцы, и в воздух медленно, следуя за движениями его кистей, начали подниматься белеющие в синем свете скелеты…

- А-а-а!!! – дико закричал Рамон, когда лежавший у входа череп дрогнул, щёлкая челюстью.

Человек резко обернулся, и братья закричали уже вдвоём, потому что обожжённое, высохшее лицо незнакомца оказалось слишком жутким для детских глаз. Оторвавшиеся от земли кости неупокоенных мертвецов посыпались обратно, и человек раздражённо зашипел, сжимая кулаки. Синий шар в пещере погас, погружая во тьму всё вокруг, и близнецы наконец очнулись, срываясь с места.

Вниз, к подножию холма, оба сбежали с воплями, способными разбудить не только близлежащие деревни, но и окрестности далёкого Галагата, и кубарем выкатились из лесных зарослей на ведущую к поместью песчаную тропу.

Равен то и дело оглядывался, но погони не заметил: скорее, это от их шумной парочки шарахались во все стороны лесные жители – полусонные ежи, крылатые насекомые, встревоженные белки.

- Ты видел, видел?! – на ходу обратился к нему Рамон, с ужасом глядя назад. – Синий шар, свет, мертвецы! А морда-то, морда у этого упыря!..

- Бежим скорее! – не стал обсуждать увиденное Равен, понукая брата. – Домой!

На главную дорогу оба выбежали как раз вовремя, чтобы едва не врезаться в конный отряд из четырех всадников. Уже почти стемнело, и каждый держал в руке факел, освещая им дорогу.

- Вот вы где! – воскликнул один из них, и ослеплённые светом факелов братья узнали по голосу своего наставника Нифонта. – Мессир, вот же они!

- Рамон, Равен! – спрыгнувший наземь бородатый мужчина порывисто шагнул вперёд, положил тяжёлые ладони близнецам на плечи. – Мы вас битый час ищем! Тревожились, переживали! Почему вы ослушались Нифонта? Они с Паулом перепугались, едва дождались нас… Равен, ты же умный и рассудительный мальчик! Рамон, я думал, что могу доверять вам! Обоим! Где вы пропадали?

Близнецы пытались унять рваное после бега дыхание, и отвечать не спешили, даже когда спешился ещё один из всадников.

- Ма… - с трудом вытолкнул Равен, - ма…

Молодая женщина присела рядом с сыновьями на корточки, отстраняя мужчину от детей, притянула близнецов к себе, крепко обняла, обдавая обоих тонким ароматом дорогих духов.

- Никогда не убегайте больше из дому, слышали? – требовательно сказала она, отстраняясь и заглядывая в лица сыновей по очереди. – Никогда так больше не делайте!

Равен посмотрел во встревоженные тёмные глаза, влажные и большие, на пролегшую между бровями жёсткую складку. Мама, должно быть, только вернулась из Галагата: одно из лучших платьев, высокая столичная причёска, украшения, полуприкрытые тёплым плащом. Даже в волосах, тёмных, блестящих, всё ещё сверкали жемчужные булавки.

- Прости, мам, - первым вытолкнул из себя Рамон. – Мы просто… мы хотели… а там мужик такой…

- Какой ещё мужик? – вклинился бородатый мужчина. – Говорил же вам: не ходите в лес вдвоём! Можете повстречать кого угодно! Пьяных в деревнях хватает! Он вам ничего не сделал?

- Нет, но…

- И хвала Единому! А ведь всё могло закончиться гораздо хуже!

- Но… отец, - позвал мужчину Равен, - тот мужик, он был какой-то… странный... он…

- Что, напугал вас? И поделом, будете знать, как взрослых не слушать!

Рамон потерянно посмотрел на сурового отца, на встревоженную мать, которая, тем не менее, бросала на мужа укоризненные и недовольные взгляды. То ли очередная ссора с ним, то ли усталость, то ли чрезмерная тревога, а затем невероятное облегчение повлияло на неё – но обычно цепкая, внимательная в подобных вопросах мама решила не вдаваться в расспросы на дороге и решительно выпрямилась, загораживая детей от мужа.

- Дома поговорим, - прервала мужчину она. – Ночь уже, холодает, да и голодные небось оба! Так ведь? – обратилась уже к детям она.

- Да, мама, - невнятно ответили близнецы.

Задержки, которая последовала, пока детей распределяли по коням, хватило братьям, чтобы обменяться понимающими взглядами: то, что им довелось увидеть в пещере, должно стать только их секретом. Во-первых, влетит за то, что они вообще решили наведаться в проклятое место. Во-вторых, не поймут и не поверят. В-третьих… колдовства ведь не существовало, так? Кто знает, что там сдуру померещиться могло… как бы не высмеяли…

- Орест, - негромко обратилась к мужу женщина, когда тот забрался в седло вместе с одним из сыновей, поручив второго племяннику Нифонта, крепкому Паулу, - договорим дома, хорошо?

Мужчина кивнул и, не глядя на жену, повернул в сторону поместья.


Велегор управлялся с конём на удивление хорошо. Януш подозревал в сыне скрытую способность влиять на сознание – в те моменты, когда мальчишка вскидывал чернющие глаза, точно пытаясь заглянуть человеку в самую душу – что уж говорить про бессловесное животное. Конь безропотно подчинялся каждой команде, и теперь Велегор, задумавшись, даже обгонял его порой на ровной дороге. Янушу приходилось окликать сына время от времени, особенно когда они проехали все мелкие деревушки и поселения, и выехали на главную дорогу, ведущую к столице Эдельвира.

Дорога на окраинах этой красивой и процветающей страны была такой же ровной и ухоженной, как и на подъезде к столице – укрытой толстым слоем жёлтого песка, сверкавшего на солнце, как настоящее золото. За два с лишним года, проведённых под сенью монастырских стен, Януш почти отвык от мирской жизни, и не уставал удивляться культуре этой западной страны, столь непохожей ни на аверонскую полупрезрительную снисходительность к глубинкам, ни на упрямое следование древним валлийским традициям, из-за которых любые, даже внешние, перемены не приветствовались обществом. Впрочем, за чистые дороги, аккуратные поля и изобилующие плодами сады эдельвирцы платили свою цену: непомерные налоги, обязательную трудовую повинность, призванную поддерживать порядок на прилегающих к поселениям территориях, и невероятно жёсткую систему законов, каждое отклонение от которой каралось огромными штрафами или же тюремным заключением. Даже монахам приходилось откупаться от сборщиков податей, так что Януш, вдоволь навосхищавшись чистыми деревнями, вспомнил про местные законы и тотчас остыл: пусть Валлия не могла похвастать подобной красотой и золотым песком на дорогах, но она также не могла посетовать на жадность своего короля.

- Как ты себя чувствуешь? – вдруг спросил Велегор.

Сыну пришлось обернуться, чтобы посмотреть на него, и Януш в очередной раз поразился тому, как сильно он вырос за проведённые в монастыре годы. Велегор так и остался худощавым – сказывалась постная монастырская пища – но цвет лица его улучшился, сам он вытянулся, в глазах поселилось отроческое понимание, исчезли презрительность и высокомерие, которые поначалу так расстраивали лекаря. Волосы у Велегора отросли, чёрные, как вороново крыло, гладкие и прямые, и оттого оттенённая ими светлая кожа казалась по-настоящему бледной.

- Нормально, - честно ответил лекарь, и сын, просверлив его взглядом, тотчас отвернулся.

Януш невесело усмехнулся, покачал головой, вспоминая события последних дней. Их хорошо приняли в своё время в монастыре: настоятель оказался мудрым и проницательным человеком, и лишних вопросов не задавал. Узнав, что Туманные Острова нуждаются в духовниках и лекарях, он тотчас направил на помощь Бажену нескольких монахов, которые должны были помочь священнику в его духовной миссии, а горожанам – во врачевании их телесных недугов. А им с Велегором отвели отдельную келью, и с тех пор потекла их тихая жизнь при монастыре.

Впрочем, тихая – сказано довольно громко, учитывая характер Велегора. Мальчишке не нравилось новое место, не нравились расположенные на территории монастыря храмы, постоянные службы и облачённые в чёрное фигуры – всё это вызывало в сыне раздражение и ярость. Это была совсем не та жизнь, которую хотел горячий, жадный на приключения мальчишка, когда они уезжали с Островов.

- Ненавижу тебя! – кричал Велегор, исступлённо молотя отца кулаками, когда Януш объявил о своём решении остаться в монастыре. – Ненавижу! Ты обещал показать мир, а вместо этого запер вместе с этими уродами! Не хочу, не хочу, не хочу!!!

Ушло несколько месяцев на то, чтобы мальчик свыкся с новым местом – время, за которое Януш успел поседеть от постоянных выходок сына. Сбежать Велегор, хвала Единому, не пытался, но ярость при малейшем неповиновении его прихотям окружающих прорывалась наружу неприятнейшими сюрпризами: бушующий подросток мог разгромить келью, поджечь храм, испепелить святые книги и даже ранить кого-нибудь из монахов. Велегор мог куда больше, если бы не благодать Единого, пропитавшая монастырские стены и подавлявшая всплески чёрной злобы.

Сын скоро смирился, подружился с некоторыми молодыми монахами, и даже начал посещать службы – вначале просто потому, что весь монастырь пустел в это время, и играть становилось совершенно не с кем, затем из интереса к чему-то новому – сказывалась его любознательная натура – и наконец Велегор увлёкся по-настоящему.

- Вчера я молился, - обронил он как-то после утренних молитв Януша. Отец с сыном собирались на завтрак в общем зале, и мальчик ждал его, сидя на своей кровати и обхватив колени тонкими руками. – Ночью. Ты спал, а светильник горел. Я встал и прочёл одну из твоих любимых молитв.

- И? – затаив дыхание, спросил Януш.

- И мне показалось, что ваш Бог меня слышит. Каждое моё слово, каждый мой вдох. – Мальчик поднял на него бездонные глаза и сказал без улыбки, - я хочу молиться вместе с тобой.

Этот день стал счастливейшим в его жизни. Именно тогда Януш понял, что годы на Островах, все тревоги и опасения после них, нервные потрясения, переживания и усталость – всё это было не зря. Велегор не изменился в один миг, и едва ли изменился так уж сильно даже спустя два года – но то, что монастырская жизнь научила его сдержанности, послушанию и спокойствию, казалось бесспорным. Как и то, что Велегор научился контролировать если не всю, то хотя бы часть своей силы – при помощи всё тех же молитв.

Время в монастыре текло медленно, размеренно, несмотря на выходки Велегора, и казалось почти безоблачным, если бы не усугубившаяся в последние дни болезнь самого Януша. Лекарь скрывал свой недуг, как мог, но цепкие глаза сына, равно как и его способность видеть «энергию жизни», как называл это сам Велегор, не позволили Янушу притворяться и дальше. Неведомая хворь, прощальный подарок с Островов, точила его организм последовательно и методично – лекарь чувствовал недомогания, слабость, тошноту; участились носовые кровотечения. Настоятель первым заговорил с ним о необходимости посетить столичных лекарей, если сам Януш вылечить себя не мог. Лекарь отмалчивался, оттягивая неизбежное: боялся признаться даже самому себе, что не готов к жизни с Велегором в большом мире. А вдруг он не справится? Что если сын однажды не сдержится, и пострадают люди или он сам?

Ведь недаром в последнее время монастырь то и дело подвергался нападениям дикого зверья и бандитов! Однажды разбойникам удалось даже поджечь стены обители, и монахи едва сумели унять огонь. Даже старый настоятель не мог припомнить подобных бед: казалось, будто это Велегор притягивал к себе зло.

А затем в монастырь пришёл монах-отшельник, проживавший высоко в горах, и спускавшийся вниз, к монастырю, лишь на самые большие праздники. Святой старец, как шёпотом называли его молодые монахи, редко обращался к кому-то на людях, но после праздничной службы сам подозвал их с Велегором.

- Врачеваться тебе надо, лекарь, - глядя сквозь Януша бледно-голубыми, будто незрячими глазами, прошелестел старец. – Умираешь…

Януш знал, что монахам-отшельникам дано видеть чуть больше, чем прочим, однако всё равно оказался не готов к подобной проницательности. Потому и ляпнул невпопад, забывая обращаться к святому подобающим образом:

- Ну и что вы предлагаете?

Старый монах светло улыбнулся, протянул руку для благословения. Велегор сообразил первым, припал на колено, позволяя монаху возложить ладонь на его голову.

- Хороший у тебя сын, лекарь, - грустно и едва слышно проговорил отшельник. – Умный, внимательный… и носит он в себе зло лишь по твоей ошибке…

Януш вздрогнул, склонился перед старцем, чтобы спрятать мокрые глаза.

- Эту ошибку ты уже искупил, - ладонь святого старца, вместо того, чтобы лишь коснуться макушки лекаря, ласково погладила его по волосам, - и очень дорогой ценой… Велегору же придётся расплачиваться всю жизнь. Не родители страдают за свои грехи, но их безвинные дети…

Януш зажмурился, смахнул выступившие слёзы, ощущая, как по-прежнему мягко и ласково гладит его шершавая старческая ладонь.

- И если не ты поможешь своему сыну, то кто? Ты нужен ему, лекарь… нужен живым! Пока жива в нём любовь, свет его души не погаснет и тьма не возьмёт верх…

- Вы знаете, как вылечить папу? – вдруг встрепенулся Велегор. – Правда, знаете?

- Твоему отцу не в силах помочь ни один врач в мире… Но слышал ли ты легенду, дитя, о Слезе Единого?

- Нет, - тут же загорелся Велегор. – Расскажите!

Отшельник задумчиво посмотрел сквозь мальчика, сложил сухие руки на коленях.

- Давным-давно наш мир, созданный Единым Богом, погрузился во тьму. Войны, болезни, катаклизмы, полчища нечисти и злобных духов, порождаемых армией могущественных магов – последователей Клеветника – истощили мир. Даже те немногие, кто пытался сохранить веру в Единого Бога, перед лицом постоянной опасности и борьбы за выживание теряли последнюю надежду, озлоблялись, грубели, становясь ничем не лучше тех, против кого боролись…

- Совсем как на Островах… - тихо проговорил Януш, не поднимая глаз.

- И тогда Единый Бог внял молитвам верных. Он увидел, что люди не в силах справиться с чёрной магией без Его помощи, и сошёл с небес на землю. Приняв человеческий облик, Он разрушил царство тьмы, победил Клеветника и низверг его в вечную тьму. Вместе с Клеветником этот мир покинула и магия, так что все колдуны потеряли свою тёмную силу… Мир освободился и многие, раскаявшись в своём маловерии, вновь обратились к свету. И тогда Единый вознёсся на самую высокую гору и взглянул на этот мир – такой, каким он был: освобождённым и радостным – а затем прозрел будущее. Люди, которых Он так любил, в новых временах вновь отвернулись от света; магия, которую Он запечатал собственной кровью, вернулась – и по Его щеке скатилась слеза. Единственная слеза, - палец старца, сморщенный, дрожащий, указал на Велегора. – Упав на землю, она превратилась в застывшую хрустальную каплю и затерялась в глубоких снегах той самой горы. Но раз в году над тем местом загорается северное сияние, не зелёное, но синее, как небо... Тот, кто найдёт это место и саму Слезу, обретёт редчайшую благодать, способную исцелить любой недуг… искоренить из души любой грех… осветить самую чёрную душу…

- Исцелить папу? – радостно догадался Велегор.

- Подавить в Велегоре тьму? – в свою очередь поразился Януш.

Монах светло улыбнулся.

- Однако легенда гласит, - продолжил старец, и отец с сыном тотчас насторожились, - что Слеза Единого может внять лишь одной молитве. Затем она растает…

Молчание продлилось недолго.

- Так надо спешить! – воскликнул Велегор, едва не подскакивая на месте. – Вдруг кто другой нашу Слезу отыщет?! А? Что вы смеётесь?

- Значит, самая высокая гора в мире… - задумчиво сказал Януш.

Отшельник не отвечал, глядя сквозь лекаря своими необычными, небесного цвета глазами. Велегор беспокойно потеребил отца за рукав рясы:

- Где это, пап? Ты знаешь?

Лекарь долгое время вглядывался в горящие чёрные глаза, затем медленно кивнул.

- Самые высокие горы в мире, - едва слышно проговорил старец, - в Валлии, дитя…

…Януш возвращался на родину со смешанными чувствами. В первые годы на Островах он скучал по прежней жизни просто безумно, и лишь крайняя нужда и гонка на выживание заглушали ностальгию. Он вспоминал о друзьях, думал о Марион, и многое отдал бы в те дни, чтобы узнать, как они живут, и всё ли с ними хорошо. С появлением Велегора его мир перевернулся, и Януш стал смотреть на него совсем под другим углом. И центром этого угла стал сын…

От прежней жизни его отделяла целая пропасть жизни на Островах, плен у колдунов и монастырская аскеза. Януш даже не помнил, каким он был раньше, и почти забыл такую далёкую и когда-то родную Валлию – прежние образы стёрлись новой жизнью. Он не знал, как их примет его родина – но верил, что найдёт там своего лучшего друга в добром здравии и достаточной силе, чтобы помочь им. Никто не знал снежные горы Валлии так, как герцог всего северного предела, командующий Нестор Ликонт.


Глава 2. Сквозь года


Королеве шёл сорок третий год. Усилиями верной камеристки ей удавалось сохранять и свежесть уже увядающей кожи, и красоту своего единственного бесспорного достоинства – длинных чёрных волос – и ухоженность позабывшего давние сражения тела.

Марион высвободила руку из-под шали, потёрла ноющий висок. Она сидела в углу залы для занятий своих дочерей, наблюдая за учёбой маленьких принцесс. Шёл урок истории, и господин Вук пытался разъяснить своим августейшим ученицам тонкости политических манёвров на последней из войн Валлии. Эта тема была особенно близка Марион, но она даже не пыталась вникнуть в то, что говорил Вук. Война стала её прошлым; в настоящем королева Валлии жила политикой мужа и своими детьми.

Она посмотрела на дочерей, и губы её тронула лёгкая улыбка. Марион оказалась не единственной, в ком речь господина Вука не вызывала интереса. Восьмилетняя Каллиста, младшая из принцесс, муки учебного процесса переносила с большим трудом. Она ёрзала на стуле, упираясь в него обеими ладошками, бросала тоскливые взгляды за окно и то и дело поправляла непослушные русые кудряшки, заодно прикрывая ротик при очередном зевке. Мечтательница и выдумщица, Каллиста являлась обладательницей горячего сердца и дикого нрава, жаждущего приключений и игр, и предпочитала бурные забавы чтению и вышивке.

Совсем не такой росла её старшая дочь, Кассандра. Принцесса не отрывала тёмно-синих, как у отца, серьёзных глаз от учителя, впитывая каждое слово, и Марион могла поклясться, готовила тому уже с десяток каверзных вопросов. Десятилетняя Кассандра редко улыбалась, предпочитая общество книг любым развлечениям, и любила присутствовать на собраниях с отцом, напрочь игнорируя тех из своих сверстников, с кем ей разрешали общаться. Марион понимала дочь: Кассандру интересовали взрослые дела, и быстро утомляли детские игры. «Моя девочка», - с гордостью говаривал Нестор, подразумевая хваткий ум и недетскую проницательность старшей дочери. Кассандра унаследовала синие глаза отца и русый цвет волос своей тёти Наалы, однако черты лица и фигуру взяла материнские. Да, Марион так и не родила Нестору наследника престола, но они могли гордиться своими прекрасными дочерьми…

Королева тихо вздохнула: воспоминание о Наале заставило задуматься о том, как же по-настоящему счастлива она была, в отличие от императрицы Аверона. Наале не довелось познать радости материнства – только его горести. Рождение маленькой принцессы Аурики принесло, помимо разочарования от пола младенца, также и сильные сомнения касательно её здоровья. Аурика росла замкнутым ребёнком, плохо ела, спала, и не была способна ни к какому обучению, пребывая в подобии транса всю свою маленькую жизнь. В десять лет принцесса Аурика почти не разговаривала, не обращала внимания на окружавших её людей, не признавала порой даже матери, улыбалась редко и всегда без причины, и никто из лекарей не мог ей помочь.

Боль Наалы читалась в каждом слове их переписки, боль, отчаяние и бесконечная усталость – от попыток помочь дочери, от поисков лекарства и лекарей, от подозрений аверонского двора и ненависти своей свекрови, Северины. Старая императрица, когда-то полюбившая невестку за кроткий нрав и неподкупную доброту, после рождения больной внучки и в отсутствие других наследников искала способы аннулировать столь бесплодный брак. Хвала Единому, император Таир оказался не менее крепким орешком, чем воспитавшая его мать – все попытки Северины оговорить молодую супругу перед сыном разбивались о гранитную решимость последнего сохранить союз. Наала писала, что с рождением больной дочери Таир не замкнулся в себе, как это часто бывает с мужчинами, не отстранился от супруги, но наоборот, горе ещё больше сплотило их, и в этом Наала находила свою единственную отраду. Император Аверона оставался верным своей супруге и их любви, и не терял надежды на то, что когда-нибудь лекарство для маленькой Аурики будет найдено.

В последний год стало полегче: письма Наалы перестали кричать отчаянием и болью, находя несколько строк и для небольших радостей, и это благословенное облегчение исходило главным образом от кончины старой императрицы, Северины. Марион искренне радовалась тому, что значительная часть напряжения, которое испытывала Наала под гнётом ядовитого презрения Северины, спала, и молодая императрица могла наконец не чувствовать себя ничтожеством, неспособным родить здорового ребёнка и наследника аверонского престола. Наале с головой хватало собственной совести и горя, чтобы хлебать год за годом отраву постоянных обвинений свекрови.

Марион надеялась пригласить золовку в Галагат, чтобы Наала сумела хоть ненадолго убежать от собственного двора и отдохнуть от обязанностей. Свадьба Михаэля – прекрасный повод заглянуть в Ренну, чтобы посетить молодую императрицу и передать приглашение лично.

Сын сильно возмужал в последние годы. Сказывались ли черты покойного отца, Синего барона Магнуса, рискнувшего когда-то титулом и положением ради брака с простолюдинкой, или воспитание Нестора, с которым у Михаэля быстро установились крепкие отношения, основанные на взаимном уважении, но сын пожелал вернуться в фамильный замок Синих баронов сразу же по достижении совершеннолетия. Марион прекрасно помнила тот день: Михаэль, готовый к отправлению, стоял у своего коня, и по очереди подбрасывал маленьких сестёр в воздух, прощаясь столь весёлой, заразительной улыбкой, что даже обожавшие брата Кассандра и Каллиста не проронили ни слезинки. Чего нельзя было сказать о ней: обнимая сына, такого взрослого, высокого, вымахавшего на голову выше матери, такого самостоятельного и такого любимого, Марион прикрывала глаза, чтобы не омрачать ему отъезд видом своих слёз. Михо, её понимающий, умный сын, гладил мать по волосам, как маленькую, и шептал:

- Пора, мам… ты ведь и сама знаешь: мне пора…

Марион знала, но всё равно отпускала сына с тяжёлым сердцем. Михаэль стремился поскорее обрести свой дом, и весьма в этом преуспел, решительно наведя порядок на землях Синих баронов, столь долго прозябавших без хозяина. Но вот к чему она точно не была готова, так это к тому, что спустя почти три года Михо напишет ей письмо, в котором попросит благословения на брак.

Она ничего не знала про эту девушку, кроме того, что написал ей сын: гувернантка в одной состоятельной аристократической семье, из рода обедневших аверонских дворян и, конечно же, само совершенство. Убедиться во всём этом Марион предстояло лично, и весьма скоро.

Королева поднялась, плотнее укутавшись в шаль, и кивнула господину Вуку, чтобы тот не прерывал занятия. Девочки проводили её взглядами, и особенно тоскливым он получился у Каллисты, которая надеялась, что мать в конце концов заберёт её с собой и избавит от необходимости присутствия на уроке.

В коридоре холод чувствовался ощутимее – осень в Валии наступала быстро, с ранними заморозками и холодными северными ветрами. Ожидавшая её маркиза Доминика, скучавшая у окна, встрепенулась, как только дверь открылась, и метнулась к королеве, мигом подстраиваясь под решительный, быстрый шаг.

- В зал собраний, ваше величество? – живо поинтересовалась первая придворная дама, пытаясь уловить в лице Марион что-то, что подсказало бы ей ответ до того, как королева разомкнула бы губы.

- Да, но ненадолго, - откликнулась она, не сбавляя темпа.

Маркиза Доминика не отставала, на ходу докладывая последнюю шокирующую сплетню, которую ей удалось раздобыть за время ожидания в коридоре: о любовном романе двух приближенных ко двору особ. Марион слушала вполуха: никогда не знаешь, какая информация пригодится в будущем. Голос Доминики, живой, всегда радостный, полный уверенности и даже насмешки – маркиза и сама не знала, когда шутила, а когда бывала предельно серьёзна – врывался в сознание, оставляя там крупицы новых, возможно, абсолютно ненужных знаний, но совершенно не путал мысли.

В свои сорок пять Доминика была ещё хороша – фигура сохранила девичью стать, лицо, хотя и носило первые признаки увядания, тем не менее оживлялось жизнерадостной улыбкой и стремительно меняющейся мимикой бойкой маркизы. А уж тяжёлые медные кудри, предмет зависти всех придворных дам! Рыжие волосы в Авероне считались признаком позора, клеймом Клеветника – но в Валлии действовали совершенно иные законы красоты. Да и волосы у Доминики и вправду были потрясающими – не рыжими, но медными, почти красными…

Пожалуй, бесспорные достоинства первой придворной дамы были главной и единственной причиной, по которой сэр Эйр не уехал вслед за Синим бароном Михаэлем обратно на родину три года назад, а предпочёл остаться в охране короля Валлии.

Маркиза всегда обладала сомнительной репутацией, однако её предположительно тайный роман с одним из телохранителей его величества вызвал очередную волну сплетен, наветов и осуждений. Сэр Эйр не был знатен, не был богат, и даже не был валлийцем. Более того, он оказался младше маркизы на целых пять лет. Когда первый шквал возмущения утих, придворные начали судачить о том, как долго продлится эта интрига, и самые злоязыкие давали унизительно короткие сроки.

Однако несмотря на ироничные прогнозы, роман сэра Эйра и маркизы длился уже девять лет, и за это время слухи поутихли: к тому, что не блещет новизной, угасает всякий интерес. Все знали, что их брак не мог состояться: слишком разным было их социальное положение, слишком высоким происхождение блистательной маркизы, кузины самого короля Нестора Ликонта. Связь леди Доминики и сэра Эйра выдерживала год за годом, и Марион от подобных отношений лишь выигрывала: маркиза кардинально изменила своё отношение к новой королеве Валлии, и значительная часть подобной перемены исходила от влияния преданного Марион сэра Эйра.

Леди Доминика стала правой рукой королевы и её рьяной защитницей – играла свою роль репутация самой грозной придворной дамы, с которой не рисковала связываться местная знать – и их отношения с Марион укреплялись с каждым годом. Доминика оказалась лишённой предрассудков и в то же время уважающей традиции женщиной, родственницей короля, помолвку с которым когда-то расторгла по обоюдному согласию, и ещё со времён юной королевы Таиры отмечала своим вниманием её камеристку, бывшую в те времена Синей баронессой. Спокойный нрав и твёрдость характера сэра Эйра мало-помалу делали своё дело – маркиза Доминика стала более уравновешенной, более трезвомыслящей, и менее сумасбродной, чем до связи с ним, и положительное влияние аверонского рыцаря лишь усиливалось с годами. Марион знала, что сэр Эйр хотел бы большего, чем предполагала их тщетно скрываемая связь, но прекрасно понимал, что это невозможно. Одним из несравненных качеств бывшего телохранителя Синего баронета оказалось его бесподобное, почти неземное терпение, покорившее буйный темперамент Доминики, и способность ждать. Всю жизнь, если потребуется.

- Собрание ещё не началось, - чуть опередив королеву и слегка отодвинув портьеру, шёпотом сообщила Доминика.

Марион кивнула: она потому и прошла тайным ходом, чтобы не встретиться со спешившими в зал чиновниками, советниками своего мужа. Сдвинув занавеску, Марион увидела короля Нестора Ликонта, сидевшего во главе стола. Перед ним лежала стопка бумаг, и Нестор уставился в них невидящим взглядом, не обращая внимания на наполнявшийся придворными советниками зал. Их было всего двенадцать – каждый кланялся королю, останавливаясь у своего кресла, и ожидал реакции его величества, позволения присесть. Кресло по левую руку короля всё ещё пустовало, и Нестор наконец вскинул голову, скользя взглядом по собравшимся. Не найдя ту, кого искал, среди советников, он слегка нахмурился, чуть проворачивая голову в сторону тайного прохода, и нахмурился ещё сильнее, когда увидел там свою жену.

Марион отрицательно покачала головой, коснувшись указательным пальцем лба, и Нестор, помедлив, кивнул, тотчас отворачиваясь, чтобы не привлекать внимания замерших советников.

- Садитесь, - коротко велел он.

Марион постояла ещё пару секунд, разглядывая профиль мужа. Нестор любил шутить, что он уже ближе к пятидесяти, чем к сорока, но выглядел король Валлии по-прежнему привлекательно. Марион казалось, что он почти не изменился со дня их свадьбы, и очень удивилась, обнаружив однажды, что в смоляных волосах мужа появилась седина.

Годы промелькнули незаметно. Рождение Кассандры, затем Каллисты, гора новых обязанностей, забота о детях, воспитание уже почти взрослого Михаэля, поддержка мужа в его сложных решениях – всё это наполняло событиями жизнь, не оставляя времени ни для мыслей, ни для отдыха от них. Вот и сегодня она должна была присутствовать на собрании – Марион редко вступала в обсуждения, но её глаза и уши помогали распознать чужую неискренность, скрытую неприязнь, мельчайшее отражение эмоций, направленных советниками друг против друга или же в отношении её мужа. И хотя первые, быстро раскусив причину присутствия на собраниях королевы Марион, бывшей личной помощницы императрицы Северины, старались скрывать свои мотивы, всё спрятать от её глаз они не могли. Скоро вариация личного отношения к Марион среди придворных достигла максимального диапазона: от искренней любви до тщательно скрываемой неприязни, основанной на опасениях, страхе и уважении. Нестор посмеивался, говорил, что Марион заняла его вакантное место – когда-то ту же гамму чувств вызывал среди галагатского двора сам герцог Ликонт, тайный советник покойного короля. Она смеялась в ответ, лишь наедине с мужем или с детьми позволяя себе делать это совершенно искренне.

В отличие от устоявшихся дворцовых традиций, они с Нестором с самой первой ночи делили одну опочивальню, отказавшись от раздельных спален, и не разлучались даже в дни болезней. Хвала Единому, последние случались не так часто – бывшие воины, оба обладали крепким здоровьем и стальными нервами. Сегодняшняя головная боль – одно из редчайших исключений, которые случались с Марион в дни слабости. Ей было за что благодарить Единого. Он оказался к ней добрее – незаслуженно, по мнению самой Марион – чем ко многим куда более достойным людям.

О некоторых из них королева не уставала молиться все эти стремительные годы. Вот только об их судьбе она порой ничего не знала. Да и как узнать про того, кто исчез без вести много лет назад – исчез из-за их с Нестором отношений?

Нет, никогда, никогда она не простит себе того, как недальновидна, как несправедлива была по отношению к человеку по имени Януш…


- Ты придёшь завтра? – спросила Зарина, облокачиваясь о косяк двери.

Он мельком обернулся, закрепляя перевязь метательных кинжалов на груди. Девушка стояла, обхватив себя руками за плечи, и распущенные белые волосы, длинные, волнистые, окутывали её подобно плащу. В сумраке крохотной комнатки черты её лица угадывались смутно, и он усилием воли прогнал от себя очередную иллюзию. Игры сознания – опасная вещь, особенно, когда ты всё время на виду.

- Как получится, радость моя, - ответил он, отворачиваясь.

Накинув поверх перевязи серую куртку, он обернулся ещё раз, шагнул к встрепенувшейся девушке, обнял за плечи. Она вскинула на него свои огромные васильковые глаза, и его в очередной раз кольнуло чувство вины.

- Береги себя, - сказал он, привлекая её к себе.

- Удачи, Фео, - тихо отозвалась Зарина.

Он поцеловал её ещё раз – в макушку, ощущая шелковистую нежность белых локонов – и вышел из дому. Оглядевшись, Большой Питон тихо присвистнул. Тотчас над соседним забором показалось мятое лицо Топора, а из-за дерева появился Ренольд.

- За город, - приказал Феодор, запрыгивая в седло своего коня.

Телохранители забрались на лошадей, и главарь бросил последний взгляд на неприметный домик в одном из самых тихих районов Галагата. Занавеска крохотного оконца тотчас упала на место, и Феодор резко отвернулся.

По улицам столицы ехали неспешно, оглядывая впавший в послеобеденную дрёму город. До наступления темноты и пробуждения ночных жителей, промышлявших преступным промыслом, Фео хотел успеть к ещё одной возлюбленной.

Благо, городское кладбище располагалось недалеко.

После смерти Таиры прошло много лет, но её образ не давал покоя Большому Питону. Бенедикт, его правая рука, первым заметил неладное, когда молодой главарь начал в буквальном смысле сходить с ума. Черты юной королевы мерещились Феодору в каждом женском лице, при виде светлых волос он едва не вздрагивал, а её голос звал Питона даже во сне.

Бенедикта не устраивало помешательство нового Питона. Когда сутенёр возводил его на престол ночного правителя, он рассчитывал на то, что за спиной Феодора будет проворачивать дела, которые ему никогда бы не позволили обязанности главаря, и такое положение устраивало и Топора, и Ренольда, имевших от подобной расстановки сил свою выгоду. Марионеточный Феодор не устраивал лишь Карена, торговца смертью, но и тот помалкивал – побаивался мясников Топора и бойцов Ренольда. Однако если Карен ждал слабины от молодого главаря, то он явно просчитался.

Феодор всё активнее прибирал к рукам те бразды правления, которые оказались неинтересны Бенедикту, и набирал вес и влияние по-своему хитро. В конце концов сутенёр понял, что такой поворот дел ещё интереснее – молодой и способный Питон брал на себя ответственность за те вопросы, которых не хотел касаться сам Бенедикт, и в то же время не разрывал старых связей. Мнение последнего по-прежнему учитывалось, и он был спокоен.

До тех пор, пока покойная Таира не стала для Феодора призраком.

Опытный Бенедикт все проблемы решал одинаково – посредством своих девочек. Схема оказалась проста: напоить клиента и в нужный момент подтолкнуть в его объятия самое действенное, по мнению сутенёра, лекарство. Так случилось и с Феодором.

Наутро Большой Питон рвал и метал, грозился придушить подлого советчика, но глубоко внутри, прислушиваясь к себе, понимал действенность подобного «лечения». Таира перестала мерещиться в каждой незнакомке, и на какое-то время Фео вздохнул спокойно. До тех пор, пока не увидел очередную девушку с длинными светлыми волосами…

Феодор чувствовал себя гадко после каждой подобной связи, но других способов снять напряжение не знал, а подсказать было некому. Как-то Флорика попыталась завести с ним разговор о семье и детях, но Большой Питон лишь отмахнулся:

- Какие ещё дети, Фло? Я и этих-то, что по улицам Галагата бегают, сосчитать не могу! Вчера вот познакомился с одной ошеломительной красавицей… жди новых племянников через девять месяцев, сестрёнка!

Флорика плевалась, ругалась, но на самом деле оба прекрасно знали: наследников у Большого Питона, несмотря на обилие любовных связей, не было.

Зарину Фео увидел, когда та пыталась устроиться горничной в особняк четы Ореста и Флорики. Увидел и ахнул:

- Таира…

Будто сон стал явью, будто твердь перевернулась, позволяя покойной королеве вернуться к нему…

И всё же Феодор её не любил. Или любил гораздо меньше, чем доверившаяся ему девушка. К своему стыду Питон первое время даже звал её чужим именем…

Он будто предавал сразу двух женщин – Таиру, чей образ оставался ему самым дорогим в мире, и Зарину, которая была совсем не виновата в том, что так похожа на его покойную возлюбленную. Метался между двух огней, не в силах отпустить, не в силах полюбить…

Вот и сейчас, покинув тихий домик в Галагате, он выехал с верными телохранителями за город, чтобы оставить у королевского склепа заранее приготовленную красную розу.

Осень в Валлии наступала рано, с дождями, холодным ветром, утренним инеем и заморозками. Но этот вечер был хорош – тёплый, безветренный, почти летний. Феодору всегда нравились загородные прогулки перед насыщенной событиями и работой ночью, и он наслаждался каждым моментом – лесным воздухом, видами крепостных стен Галагата, даже цокотом копыт о каменную тропу.

На кладбище было тихо. Ренольд с Топором ретировались, позволяя главарю поздороваться с почившей возлюбленной в одиночку, и Феодор прошёл к склепу, держа в руке красную розу на высоком стебле. В голову так некстати пришла мысль о том, что Зарине за всё время он ни разу не подарил даже ромашек…

Он остановился у ступеней, и время замерло вместе с ним. Пришёл в себя от диких криков Топора, и тотчас развернулся, отпуская цветок и выхватывая из-за пазухи кинжал.

- Велегор! – донёсся до него смутно знакомый голос. – Велегор, перестань! Остановись!

Вопли палача оборвались, и Топор отпрянул в сторону, хватаясь то за одно, то за другое предплечье. Широкая спина телохранителя перестала мешать обзору, и Феодор разглядел двух незнакомцев на дороге, одного из которых держал за руку бледный, как смерть, Ренольд.

- Отпустите его! Быстро! Что у вас происходит? Топор, ты в своём уме? Визжал, как баба! - поморщился Феодор, оттесняя икавшего от испуга палача плечом. - Что тут у нас?.. Ого... О! – поразился он. – Мессир Януш! Какими судьбами?! Столько лет!.. А мы-то вас уже похоронили...

Цепкие глаза Большого Питона выхватили сразу всю картину: перепуганных насмерть телохранителей, отпрянувших к нему за спину, улыбавшегося через силу Януша в монашеской рясе, накинутой поверх рубашки и штанов, и необычного худого подростка, жмущегося к лекарю. Феодору показалось, будто чёрные глаза мальчишки плеснули зеленью, но он тотчас одёрнул себя. Довольно и одного помешательства за жизнь, как говорил его рассудительный зять Орест.

- Рановато, - ответил лекарь. - Мы ехали в Галагат. Увидел тебя, решил поздороваться. Не знал, что ты тут не один.

- Ты про них, что ли? - отмахнулся Большой Питон. - Считай, их здесь нет. Нет, я сказал! - гаркнул уже в сторону телохранителей Феодор. Те поспешно ретировались, покидая кладбище. Главарь ухмыльнулся, кивнул на ворота. - Провожу вас до столицы, мессир Януш! Во имя Единого, вот уж не думал встретить тебя ещё раз, да живьём!..

...К столице поехали медленно. Януш помог сыну взобраться в седло, привлёк к себе, быстро поцеловал в висок и запрыгнул на коня.

- Прости, пап… - расслышал Феодор тихий голос подростка. – А кладбище здесь красивое… лучше, чем на Ире…

Телохранители Большого Питона отстали, позволяя главарю вдоволь наобщаться со старым знакомым, некогда спасшим ему жизнь своим волшебным лекарством.

- Расскажи мне про Валлию, - попросил Януш. – Я так давно здесь не был… уже больше десяти лет, верно?

- О-о, вы многое пропустили, мессир Януш! – Феодор с энтузиазмом подхватил тему: всё лучше, чем нерадостные мысли. - Король Орест гавкнулся, сдал ключи от трона светлому герцогу Ликонту, и теперь живёт всем своим сумасшедшим семейством в Галагате. Вначале они жили за городом, но вы же помните мою сестру? Её и материнство не исправило — дурная девка! Родила королю двух близнецов, - с гордостью поведал счастливый дядя. - Мальчишки! Смугленькие, шустрые, - голос Большого Питона потеплел. - А Фло к делам вернулась, да и супруга своего заодно затянула. Уж я-то надеялся, что будет наоборот... а! - махнул рукой главарь преступного мира. - В загородное поместье только отдыхать ездют, вот как сейчас...

- А что же, герцог Ликонт теперь правит Валлией? - осторожно вернул разговор в нужное русло Януш.

- Но-но-но, попрошу! Не герцог, а король! - хмыкнул Фео. - Да-да, король Нестор — крутой мужик! Уважаю. За десять лет отношения с Авероном скрепил стальными канатами — всё-таки обе правящие династии теперь родственники! Императрица Наала ему ж родной сестрой приходится... родила, кстати, императору Таиру дочь, но на том дело и закончилось, не складывается у них что-то с наследником мужеского полу... А наш король сделал две честные попытки родить сына, и тоже в молоко! - расхохотался Большой Питон. - Родила ему леди Марион двух дочерей, и послала к такой-то бабушке! Мол, не устраивает, рожай сам! - снова рассмеялся Феодор. - Король Нестор особо не жалуется, принцесски ить — чудо, загляденьице!

- Леди Марион, - эхом повторил лекарь, и губы его тронула светлая улыбка.

- Да-да, она самая! Наша леди Марион! - с гордостью подтвердил бывший аверонец. - Вначале кто-то пытался бучу поднять, мол, простолюдинка да на троне — но король Нестор быстро всем рты позатыкал. А ещё у королевы Марион хорошие отношения с галагатским двором сложились, а уж одна её верная подруга, маркиза Доминика, чего только стоит! Не завидую тому, кто скажет про королеву дурное слово в присутствии блистательной маркизы! Был ещё граф Устин Максимилиан, да скончался, сердешный, мир его праху...

- Так говоришь, король Нестор и королева Марион успешно правят Валлией?

- Куда уж успешнее! - шмыгнул носом Большой Питон. За всей показной искристостью главарь не забывал разглядывать своих спутников — и особенно необычного подростка, настороженно поглядывавшего на окружавший его мир. - Пустил Ликонт свои корни не только в Валлии, но и в Авероне! Королева Марион с императрицей Наалой лучшие подруги, в гости друг к другу наведываются... ну дык, счастливые часов не наблюдают!

- А Синий баронет? Михаэль? - припомнил лекарь бывшего ученика. - Он что же?

- Так ить совсем взрослый уже, - удивился Феодор. - Вернулся наш Михо в замок своего отца, мир и его праху тоже, хозяйствует помаленьку... Жениться, говорит, собрался. На свадьбу приглашал, да вот, не вырваться мне никак...

- Весь в делах? - понимающе улыбнулся Януш.

Большой Питон притворно вздохнул, скосил карие глаза на лекаря и усмехнулся.

- А вы куда путь-то держите? - поинтересовался Феодор. - Уж не к самому ли?..

- К нему, - с улыбкой подтвердил Януш. - Давно не виделись. Соскучился.

- Ага, ага, - со знанием дела покивал Фео. - А вот этот твой мальчонка...

- Мой сын Велегор.

- Да-да, как скажешь. Так скажи мне, мессир Януш... уж не он ли причина твоего возвращения? Да прямиком к королю? Ну и заодно... причина исчезновения тоже? М-м-м?

- Фео, - не поддался на провокацию Януш. - Подъедь ближе. Я же чувствую... дай руку.

Большой Питон хмыкнул и молча протянул перебинтованную кисть. Лекарь на ходу перехватил её, замер, и отпустил — уже с улыбкой. Боль от сквозного ранения — во вчерашней поножовщине какой-то умник догадался спустить в Большого Питона стрелу, и Фео чудом уклонился, прикрывшись принявшей весь удар на себя ладонью — тут же прошла.

- Ох, мессир Януш! По гроб жизни благодарствую! - склонился в шутовском поклоне смуглый мужчина, умудрившись при этом не выпустить поводьев. - Вижу, что хватку свою вы не теряете! Как же, помню! Дар Единого, высшая благодать!

По лицу лекаря пробежала тень, но он заставил себя улыбнуться.

- Любовь и всепрощение Единого не знают границ, - тихо сказал лекарь. - Проводишь нас во дворец, Фео? Мы устали с дороги, а нас вряд ли пропустят вот так сразу... придётся доказывать, что мы не проходимцы...

- Не вопрос, - отмахнулся главарь. - Король Нестор — мой самый любимый должник! Что только не сделает ради своего старого друга, Большого Питона!

Януш усмехнулся, позволяя Феодору задавать направление. Лекарь смотрел на Галагат, и одновременно узнавал и не узнавал его. Улицы, дома — всё оставалось тем же. Немногое изменилось за десять лет. Столица, правда, казалась куда чище, новее, обустроенней, чем в последний раз, когда он тут бывал, но после целой вечности, проведённой на Туманных Островах, а затем двух лет в монастыре, вся прежняя жизнь ему казалась сном, прекрасным, но бесконечно далёким, к которому он, Януш, имел лишь самое косвенное отношение. После всего пережитого... он просто не мог смотреть на мир прежними глазами.

- Па-ап? - позвал Велегор, и лекарь мгновенно обернулся. - Это та самая твоя родина?

Януш улыбнулся.

- Да. Тебе нравится?

- Город как город, - пожал худыми плечами Велегор. – А у нас с тобой будет свой дом?

- Будет, - пообещал Януш.

Во дворец их пропустили быстро: Большой Питон шепнул несколько слов капитану стражи, и их провели знакомыми коридорами в обширную королевскую библиотеку.

- Ожидайте, его величество скоро будет, - сообщил пожилой дворецкий.

- Я тоже мешать не буду, - внезапно засобирался Феодор. - Король Нестор, конечно, человек душевный, но лишний раз мелькать пред его ясными очами не стану. В какой-то раз да не выдержит добрейшее сердце монарха, а потом резня на пол-столицы, в попытках вызволить меня из городской тюрьмы... Честь имею, мессир Януш! Ежели помощь понадобится — обращайтесь без ложного сраму, завсегда вам рад... а уж Фло так и вовсе от радости в штаны наложит! До сих пор про вас вспоминает с неприличным теплом, бедолага Орест от ревности уже головой о стенку... ну да сам виноват! Видел, что брал...

На этой ноте Большой Питон выскользнул из библиотеки, отвесив последний шутовской поклон. Януш не обманывался на его счёт: на живом смуглом лице с радостной улыбкой ещё жили мрачные карие глаза, выдававшие столько фальшивых эмоций сразу, что разобрать истинные чувства Феодора казалось делом гиблым. А боль израненной, уставшей души Януш чувствовал поярче нытья простреленной ладони...

- Как много книг, - задумчиво сказал Велегор, разглядывая многочисленные корешки. - Это хорошие книги, пап?

- Среди них много хороших, - кивнул лекарь, подходя к сыну и обнимая его за плечи. - Но магических тут нет.

- Это хорошо, - устало вздохнул мальчик, спиной опираясь на отца. - А то иногда... жжётся, выхода просит... ты знаешь.

- Знаю, - мягко согласился Януш.

Двери внезапно распахнулись, впуская в библиотеку короля с охраной. Внутрь вошёл лишь сам монарх, оставив телохранителей — среди которых Януш заметил знакомое лицо сэра Эйра — за дверьми.

- Ну и какого лешего тебе опять понадобилось, Большой Питон? - раздражённо начал было Нестор, и тут же осёкся.

Януш разглядывал ошеломлённого явлением пропавшего без вести друга Нестора, и улыбался. Сам Ликонт почти не изменился за эти десять лет, только седина пробивалась в когда-то смоляных волосах, белыми нитями вплетаясь в бороду.

- Я-Януш? - зачем-то уточнил король.

Лекарь улыбнулся шире, развёл руками.

- Я.

Нестор порывисто шагнул вперёд, обхватил друга обеими руками — своей и стальной — и приподнял над полом, тиская в медвежьих объятиях.

- Я тоже рад тебя видеть, - полузадушено выдавил Януш, пытаясь обнять друга в ответ. - Пусти, Нестор! Мне жить надо...

Король поставил друга на место, не отпуская, однако, его рук, пытливо вгляделся в знакомое, почти не изменившееся, и ещё совсем молодое лицо. Януш был всего на четыре года младше его, но Нестор старел гораздо стремительнее — в силу обрушившихся на него забот. Впрочем, вряд ли эти десять лет пощадили самого Януша...

- Живой, - счастливо выдохнул король, сжимая плечи лекаря. - Живой, бродяга! Как... зачем... куда ты пропал? Марион с ума сходила, говорила, это всё из-за нас... до сих пор простить себя не может...

- Правда? - тихо спросил лекарь, и губы его вновь тронула светлая улыбка. - Прошу тебя, успокой её... это не из-за вас. Я люблю твою жену, Нестор, ты это знаешь... и всегда... буду любить... но я никогда не позволю своей любви испортить вам жизнь. И исчез я не поэтому.

Нестор перевёл наконец взгляд с блудного друга на жмущегося к нему мальчика. Мальчишка был некрасив — худой, бледный, с колючим взглядом бездонных чёрных глаз — но что-то знакомое мелькало в выражении его лица, когда он смотрел то на отца, то на короля.

- Твой?

- Мой, - спокойно подтвердил Януш. - И это отдельная история.

И Нестор мгновенно напрягся. Потому что промелькнувшие, наполненные событиями десять лет не стёрли из его памяти ни их крепкую дружбу, ни привычки лекаря, ни знакомый ему напряжённый взгляд. Таким взглядом Януш смотрел на него лишь в исключительных случаях...

- Ты поэтому вернулся? - кивнул на мальчика Нестор. - Верно?

Януш медленно кивнул, и Нестор окончательно уверился в собственных нехороших предположениях.

- Чем я могу помочь? - тихо спросил король.

Лекарь помедлил, не зная, с чего начать, и Нестор не выдержал — схватил друга за плечо, встряхнул.

- Да чего ж ты молчишь-то?! Да я с ума сходил от чувства вины и тревоги за тебя! Пришибить тебя мало за все эти мучения! Посадить тебя на цепь и выведать всё, как было — калёным железом, если потребуется!..

...Полыхнул зеленью взгляд Велегора. Ледяной ветер промчался по библиотеке, потушив свечи; невидимая рука сжала горло короля, по капле выдавливая из него жизнь...

- Велегор! - крикнул Януш, встряхивая сына. - Велегор, не смей! Перестань!

Мальчик моргнул, вздрогнул и отвернулся, прижимаясь к отцу. В глазах Януша стояли слёзы, точно это ему, а не Нестору сейчас пережимали горло; лекарь закусил губу, прижимая к себе сына.

- Но ведь он угрожал тебе, - едва слышно проговорил Велегор, пряча лицо. - Прости, я подумал...

Януш мотнул головой, прогоняя слёзы. Посмотрел на притихшего, побледневшего короля, привыкающего к темноте.

- Кажется, я понял, - прокашлялся наконец Нестор. - Януш, ты... ничего не хочешь мне рассказать? И желательно... в деталях...

Лекарь шмыгнул носом, дрожащими губами целуя льнущего к нему сына.

- Хочу, - ответил он. - И мне действительно нужна твоя помощь... друг.


Глава 3. Старые друзья


Велегор листал книгу из королевской библиотеки, время от времени прислушиваясь к разговору отца с его величеством. Оба находились в соседних покоях, сидели в креслах у камина, негромко переговариваясь, и мальчик, который устал от долгой дороги, сам удалился в опочивальню. Двери он, однако, оставил приоткрытыми, чтобы не пропустить ничего важного, но отец лишь повторял то, что ему уже было известно.

- Я отправлю несколько отрядов на поиски, - наконец заговорил король, и Велегор встрепенулся. Долгие часы взрослой болтовни его порядком утомили – отец, не вдаваясь в подробности, делился основными событиями своей жизни за пределами Валлии; грозный бородатый монарх слушал молча. – Мне известны две или три горных вершины в северных пределах, которые считаются самыми высокими в мире, но жители Рокхейма считают, что самая неприступная и самая высокая – это Змей. Но подобные поиски могут занять… годы…

- Я знаю, Нестор, но… - голос отца казался бесконечно усталым, и Велегор разозлился: к чему этот глупый король так долго держит его у камина? Отцу нужно отдохнуть с дороги! – От этих поисков многое зависит. Я объясню тебе чуть позже…

Велегор тихонько хмыкнул, закрывая книгу и подпирая кулаками щёки. Он прекрасно знал, что имел в виду отец. Тот надеялся, что Слеза поможет сыну сдержать свою тёмную сторону – после смерти самого Януша. И смерть эта, ввиду болезни, может наступить внезапно. Вот только Велегор не собирался использовать Слезу так, как задумал отец. Как только она окажется в его руках, он тотчас попросит Единого вылечить упрямого родителя, и это станет тем единственным желанием, которое она исполнит! Так, и не иначе – потому что Велегор сам так решил. Отцу, конечно же, это знать необязательно, не то начнутся нудные лекции на тему добра, зла и всякого рода ответственности. Король обо всём этом наверняка узнает чуть позже – тогда, когда Януш будет уверен, что сын не подслушивает их разговоры.

Да уж, за годы совместной жизни оба изучили друг друга просто превосходно – вот только он, Велегор, узнал своего отца, пожалуй, чуть получше.

- Что касается твоей второй просьбы – Клеветник тебя раздери, Януш, я столько лет провёл, думая, что ты покинул Галагат из-за нас с Марион! Да я едва не свихнулся, мечтая искупить свою вину! Конечно же, я обеспечу вам защиту! Но думается мне, это городу нужна защита от вас…

Велегор напрягся, но голос отца оставался спокойным.

- Я обещаю, что расскажу обо всём, Нестор. Не переживай: пока я с ним, тебе не о чем беспокоиться. Велегор никогда не причинит умышленного зла…

- Ну да, - скептически заметил король. – То, что произошло в библиотеке – детские шалости, а, Януш?

- Нестор…

- Я тебе вот что скажу, - посерьёзнел король. – Никому ни слова про его… особенности. Никому. Надеюсь, ты хорошо понимаешь, что делаешь, потому что я могу полагаться только на тебя.

- Ты меня знаешь, - устало улыбнулся Януш. – Всё будет хорошо.

- Паршиво выглядишь, - проницательно заметил Ликонт, и Велегор сел на кровати, напряжённо вглядываясь в отделявшую его от собеседников стену. – Уж не болен ли ты, дорогой друг?

- Я устал с дороги, - ловко ушёл от ответа лекарь. – Договорим завтра?

- Непременно, - тотчас поднялся с кресла Нестор. – Отдыхайте! Вас позовут к обеду. Ох, Януш, старый ты бродяга! Ты даже не представляешь, как я рад, что ты!.. Ты…

Судя по сдавленному звуку, король вновь стиснул лекаря в медвежьих объятиях, для верности выражаемых чувств похлопав того по спине единственной рукой.

- Я тоже безумно рад видеть тебя, Нестор, - услышал Велегор тихий голос отца.


Мужчина раздражённо мерил шагами комнату, заложив руки за спину. Его жена стояла спиной к окну, нервно поправляя драгоценный браслет на запястье. Украшение сидело идеально, но Флорика едва сдерживалась, чтобы не сорвать его вовсе.

- Я просто хочу, чтобы ты проводила больше времени с детьми, - в очередной раз отчеканил муж, останавливаясь у камина. – Они вытворяют, что хотят, и ты им в этом потворствуешь! Ты для них самый яркий пример того, как поступать неправильно!

Флорика вспыхнула.

- Да ну? А ты тогда – само воплощение родительского идеала?! Они мальчики, Орест, они берут пример с отца, а не с матери! И кого же они видят? Угрюмого, недовольного, разочарованного в жизни нытика, который утопил себя в бесконечной жалости к несбывшимся надеждам! Что смотришь, милый? Разве я не права? Разве не об этом ты жалеешь – о своём проклятом троне, от которого отрёкся по собственной дурости? А ведь я говорила тебе: не надо! Говорила: одумайся! Но нет, ответственность за королевство – это не твоё, верно? Ты хотел быть вечным принцем – уважение, почёт, и полная свобода действий! И вот спустя несколько лет ты понял, что мог иметь куда больше, чем жена-простолюдинка, которая из кожи вон лезет, чтобы муж оставался доволен, и двое замечательных детей, которых она тебе родила! Неблагодарная ты сволочь, принц обнищавший!

Флорика всё-таки сорвала злополучный браслет, швырнула ему под ноги, отворачиваясь к окну. Разрыдалась, размазывая по щекам румяна и тушь сжатыми кулаками.

Орест молча смотрел, как сотрясаются её оголённые плечи, с которых упала тёплая шаль, и как вздрагивают в такт рыданиям жемчужные булавки в тёмных волосах. Злость на жену не проходила, но вместе со злостью пришло и раскаяние. Флорика была права, и оба прекрасно это понимали. Вот только легче от этого не становилось.

За время их брака многое изменилось. Флорика интуитивно старалась стать лучше, достойной своего высокорожденного супруга. Она сама захотела брать уроки у галагатских учителей и ораторов – Орест тогда ещё посмеивался над внезапной блажью молодой жены – и подобное образование мало-помалу сделало своё дело. Безграмотной, косноязычной воровки больше не было. Супруга будто расцветала с каждым годом, несмотря на заботы о детях и повседневные обязанности, становилась более привлекательной и ухоженной, и эти перемены наравне с гибким умом превратили её в настоящую красавицу.

Орест тоже изменился. Поскольку первые несколько лет они прожили за городом, в особняке неподалёку от маленькой деревушки, он позволил себе отпустить бороду и волосы, превратившись в настоящего валлийского землевладельца из глубинки, дикого и полуобразованного. С бородой он перестал походить на самого себя, и ему это на первых порах даже нравилось – не каждый смог бы узнать в нём юного принца Ореста. Нужда в витиеватом дворцовом общении также отпала, равно как и необходимость постоянно быть настороже, в полной готовности отражать чью-то словесную атаку. Чтение или же шахматы по вечерам с Флорикой, которая никогда не была в них сильна – вот и все тренировки для когда-то хваткого ума.

Постепенно радость от рождения сыновей утихла, уступив серым будням, и однажды, когда детям исполнилось по пять лет, Флорика заявила, что желает вернуться в Галагат. Феодору требовалась помощь, и она хотела вновь приобщиться к делам.

Орест протестовал недолго: шурин пригласил их семейство в столицу, и бывший король, заскучавший в своём поместье, согласился. Перемена действительно пошла на пользу: сыновья увидели, что такое город, сам Орест тоже был рад пройтись по улицам столицы – и плевать, что ради подобных прогулок ему приходилось надевать маску или глухой капюшон, чтобы никто не узнал в бородатом господине августейшего принца. Флорика так и вовсе расцвела: выполняя ночью поручения Большого Питона, она не забывала посвящать дневные часы себе и детям, с упоением погружаясь в развлечения большого города. Оресту тоже нашлась работа: знаток нескольких иностранных языков, он согласился на просьбу шурина перевести деловые бумаги и допросить пойманного в городе Большого Питона чужеземца. Колесо преступной жизни так незаметно взяло их семейство в оборот, что Орест и сам не понял, как втянулся в незаконные дела. Он быстро нашёл виноватую – любимая жена всегда находилась рядом. Ведь это её брат руководил ночной жизнью Галагата, её кровь пропиталась воровством и грабежами! Про то, что в вотчине Феодора процветали также убийства и похищения, Орест старался вовсе не думать.

Флорика среагировала на подобные обвинения неожиданно резко, заявив, что потребуются долгие годы разбирательств для того, чтобы выяснить, чья кровь дурнее. Её, чьи грехи исчислялись исключительно личностными преступлениями, или его, которая несла в себе бремя государственных переворотов, массовых убийств, развязываемых войн и тысяч бесчеловечных приказов целой династии монархов.

Орест, помнится, тогда ещё поразился бойкому ответу жены, и в тот же день понял, что утратил безоговорочное верховенство в их семье. Если раньше Флорика взирала на него с восторгом, то сейчас она вела с ним разговоры на равных, не делая скидок на прошлые титулы и былые заслуги. И глубоко внутри он понимал, что заслужил подобное обращение. От этого становилось ещё гаже: винить в результате оказалось некого.

С тех пор их семейство так и металось между загородным поместьем и Галагатом, и Орест не видел способа как-то разомкнуть этот проклятый круг. Недовольный собой и своей жизнью, он улыбался всё реже, и только при взгляде на своих сыновей.

- Чего тебе не хватает? – шмыгая носом, спросила Флорика, по-прежнему стоя к нему спиной. – Ведь хорошо же всё! У тебя замечательные дети, свой дом, прислуга, деньги, уважение…

- В воровских кругах, - буркнул Орест.

- У многих ничего этого вообще нет! – отрезала Флорика, поворачиваясь к нему. – И самое главное, Орест: у тебя всё ещё есть жена, которая тебя терпит! Прости, если ошибаюсь, но мне кажется, я не худшая супруга из тех, которые могли бы тебе достаться!

Её голос вновь зазвенел, и Орест взял себя в руки.

- Ты лучшее из того, что случалось в моей жизни, - решительно сказал он. – Прости, Фло.

Флорика постояла какое-то время, кусая губы, размышляя о том, верить ли дежурным словам, или поднимать очередную волну негодования, и наконец сдалась:

- Завтра вставать рано… - безжизненно сказала она, не глядя на него. Обида уступила место убийственному равнодушию: в этот момент Фло не испытывала к мужу ни капли той любви, которая когда-то свела с ума их обоих. – Мальчиков едва успокоила, не хотели ложиться… Давай готовиться ко сну.

Орест проводил взглядом молодую жену, принявшуюся распускать тёмные пряди у зеркала. Флорика больше не смотрела на него, и какое-то время он боролся с искушением подойти и поцеловать её – так, как не целовал уже давно. Он сожалел о том, что вообще начал этот разговор, как сожалел и обо всём сказанном – но вслух признавать этого не стал. К чему тратить силы на болтовню, когда ничего в результате не изменится? Чтобы слова имели вес, их нужно закрепить действиями. Кажется, именно так всегда говорил его лучший друг, король Нестор Ликонт.


Завтрак им принесли в покои, но услужливый лакей тотчас оповестил особых гостей его величества о том, что оба приглашены на обед. После трапезы, таким образом, отец с сыном оказались предоставлены сами себе, и Велегор не преминул этим воспользоваться.

- Гулять хочу, - безапелляционно заявил он. – Тут наверняка есть на что поглазеть! Одна только библиотека чего стоит, я такую кучу книг за всю свою жизнь не видел! А ещё мы пруд проезжали, и парк, и лес, и…

- Всё, можешь не продолжать, - усмехнулся Януш. – Идём.

По территории дворца и угодий они как гости его величества могли перемещаться свободно, чем без зазрения совести пользовался Велегор, заглядывая в любой мало-мальски занятный уголок. Цветущий парк особого интереса у мальчишки не вызвал, но лекарь настоял на том, чтобы пройтись по аллеям – там было вдоволь скамеек, на которых Януш рассчитывал передохнуть: самочувствие после долгой дороги всё ещё оставляло желать лучшего.

- Как скажешь, - покладисто согласился Велегор, с любопытством разглядывая диковинные осенние цветы.

Утро выдалось ясным, солнечным; один из последних тёплых дней. Отец с сыном не успели углубиться в парковые аллеи, когда раздался шорох шагов по песку, и из-за зарослей высоких кустов вышла целая делегация придворных дам во главе с королевой и обеими принцессами. Короткая заминка от ошеломительной встречи нарушилась возгласом одной из женщин, в которой Януш тотчас узнал маркизу Доминику.

- Барон Януш! – воскликнула она. – Какими судьбами? Столько зим! Когда вы успели вернуться?!

Лекарь не ответил. Свита королевы будто расплылась перед глазами, превратилась в бесформенные яркие пятна – осталась лишь она одна.

Марион.

Сколько лет он представлял себе этот миг, сколько лет, засыпая, видел перед глазами её лицо! Столько времени утекло со дня их последней встречи – и всё как один день. Януш думал, что в его жизни не осталось никого, кроме Велегора, что все прежние переживания покрылись толстой коркой льда, притупились за долгие годы – но он ошибался. Лёд треснул, уступая теплу неожиданной встречи, выпуская ростки былых чувств на свободу. Их разделяла вечность – и всего один миг. Один только шаг из прошлого в настоящее…

Королева тоже замерла, губы дрогнули в неуверенной улыбке…

Она изменилась, как меняются с годами все люди, но в его глазах не утратила ни капли привлекательности. Эти спокойные глаза цвета стали, вьющиеся чёрные волосы, лёгкая полуулыбка…

- С вашего позволения, ваше величество, мы обождём в стороне, - мигом прочувствовала ситуацию Доминика. – Прошу вас, леди!

Маркиза ловко увела за собой ещё двух приближенных дам, так что рядом с Марион остались лишь её дочери.

- Януш, - выдохнула наконец королева.

Марион сделала шаг навстречу лекарю, другой, и Януш не выдержал первым. Припав на колено, он схватил руку королевы, прижал к губам. Прикрыл глаза, касаясь щекой её ладони.

- Януш, нет, нет, - опомнилась она. – Встань немедленно! О Единый, я столько лет… Нестор сказал вчера, но я не могла поверить… ты жив, ты вернулся!

Лекарь поднялся, глядя ей в глаза. Нестор сдержал слово: он сделал её счастливой. Януш видел умиротворённость, уверенность и спокойствие. Осознание этого принесло лишь тихую радость: по крайней мере, с ней за эти годы не случилось ничего дурного.

- Я вернулся, - подтвердил лекарь. И сглотнул вставший в горле ком. – Домой.

- А это, - Марион смахнула выступившие слёзы, с улыбкой кивнула на Велегора, - твой сын? Нестор говорил…

- Да, - Януш протянул руку, обнял отпрыска за плечи, привлекая к себе, - это Велегор.

- Здрасьте, - хмыкнул мальчишка, с интересом разглядывая её величество.

- Рада нашему знакомству, Велегор, - улыбнулась Марион, - надеюсь, тебе у нас понравится.

- Да, спасибо, уже нравится, - подтвердил мальчишка, и взгляд его соскользнул с лица королевы.

- Ну конечно, - Марион развернулась, жестом приглашая принцесс подойти ближе. – Януш, познакомься и ты с моими дочерьми. Нашими дочерьми, - тотчас поправилась она, бросая быстрый взгляд на лекаря. – Кассандра и Каллиста Ликонт.

Девчушки церемонно склонили прелестные головки, и Януш улыбнулся, разглядывая дочерей Нестора и Марион. Королева не задавала вопросов о Велегоре и его матери; он тоже не стал справляться о детях. У них оставалось немного времени, чтобы обменяться ничего не значащими фразами, но её горящие глаза говорили ему больше, чем тысяча слов. Она была рада ему. И это большее, на что он мог рассчитывать.

Велегор слушал неловкий разговор отца с королевой вполуха, разглядывая двух самых красивых девочек, которые ему когда-либо встречались в жизни. В монастыре женщин, конечно же, не было, но и в течение длительного путешествия от Эдельвира до Валлии он не встречал ни одну девчонку, которая бы ему приглянулась. Отца его интерес к противоположному полу лишь забавлял: Януш не верил, что в возрасте Велегора можно желать каких-либо, даже дружеских, отношений с девочками. Сын его не разубеждал, но и научный интерес к предмету не терял.

Вот и сейчас он рассматривал принцесс с любопытством, начисто лишённым придворного лукавства: беспардонно, в упор, запоминая каждую черту очаровательных высочеств.

Та, что помладше, хоть и краснела, а всё-таки отважно смотрела в ответ. Улыбка у неё была очень хорошей: весёлой, задорной, от которой на обеих щеках появлялись чудесные ямочки. Тёмно-русые кудряшки, как пружинки, обрамляли нежное детское личико, и принцесса то и дело встряхивала прелестной головкой, бросая на странного мальчишку лукавые взгляды выразительных тёмных глаз.

Совсем не такими оказались глаза её старшей сестры. Они не светились заразительными искорками веселья, не бросали лукавых взглядов. В них, синих и спокойных, словно отражались все льды Валлии, а лицо, холодное, отстранённое, не оживлялось даже мимолётной улыбкой. Волосы, тоже русые, как у младшей из принцесс, оказались гладкими, прямыми и блестящими, и Велегор ещё рассматривал дрожащий солнечный зайчик на её виске, когда услышал голос отца:

- Ты чему улыбаешься, Велегор?

- М-м? – не сразу среагировал сын.

- Говорю: пора прощаться, мы и так задержали её величество и их высочества, - терпеливо повторил Януш.

- Был рад знакомству, - покорно, но безэмоционально отозвался Велегор, не сводя глаз с прыгающего луча, перебравшегося на лицо принцессы. Кассандра слегка нахмурилась, но щуриться не стала, упрямо выдерживая сверлящий взгляд странного мальчишки.

- Мы встретимся за обедом, - проговорила Марион, подавая Янушу руку.

В последний момент передумала, отдёрнула ладонь и обхватила его руками за шею, совершенно игнорируя заинтересованные взгляды придворных дам. Януш осторожно обнял её в ответ, борясь с желанием стиснуть в объятиях изо всех сил, и услышал тихий голос над ухом:

- Я так счастлива, Януш…

- Я знаю, - еле слышно отозвался лекарь.

Королева отстранилась так же внезапно, и быстро ушла, оставив после себя лишь тонкий аромат духов. Вслед за ней поспешили юные принцессы, потянулись придворные дамы – спустя пару минут на аллее остались лишь отец с сыном. И оба смотрели им вслед даже после того, как тропинка опустела.

- А ведь она тебе нравится, папа, - задумчиво отметил Велегор, явно размышляя о своём. Януш отозвался не сразу, и он добавил, - я про королеву.

- С чего ты взял? – не стал отнекиваться лекарь.

- Видно, - ёмко ответил сын.

Януш усмехнулся, отрывая взгляд от пустой аллеи, потрепал мальчишку по длинным волосам.

- Ну, нравится, - признал он. – Тебе-то какая разница?

- Тебе хорошо рядом с ней, - вздохнул Велегор, поворачиваясь наконец к отцу. – Это чувствуется.

- Мы давно не виделись. Конечно, я рад.

Велегор на мгновение задумался.

- А если бы она всё время была рядом? Ты бы хотел этого?

- О чём ты, Велегор? – отмахнулся лекарь, присаживаясь на скамейку. – Думай, что говоришь! Она – королева Валлии. И супруга моего лучшего друга…

- А когда король умрёт… в смысле, если… вдруг она станет вдовой – ты бы хотел этого?

На Януша словно ушат холодной воды вылили. Лекарь побледнел, приподнимаясь на скамейке.

- Даже думать об этом не смей, Велегор! – повысил голос он. – Слышал? Думать не смей!

- Вы бы могли быть вместе, - словно не слыша его, продолжал сын. – Что скажешь?

- Велегор!..

- Нет так нет, - пожал плечами мальчишка, - моё дело предложить.

Лекарь ещё некоторое время вглядывался в улыбающееся лицо сына, пытаясь понять, шутит тот или нет, затем медленно опустился обратно на скамейку. Велегор рос с каждым днём всё быстрее, и пытливый, проницательный ум позволял ему видеть и понимать гораздо больше, чем многим детям его возраста. Но вот подобные мысли… Велегор воспринимал людей по-своему, относясь к ним порой словно к досадным помехам на пути – вот как в отношении его друга, короля Нестора Ликонта. Даже если сын шутил – Велегор обладал поистине странным чувством юмора – такие шутки до добра довести не могли.

А потом Януш заметил ещё кое-что. Велегор чему-то мечтательно улыбался, глядя сквозь него, и эта улыбка показалась лекарю совершенно незнакомой.


Глава 4. Знакомство


Каллиста ворвалась в покои сестры через смежные двери и без разрешения плюхнулась животом на широкую кровать.

- До чего смешной мальчик, правда, Кассандра? – болтая ногами, весело начала она. – Какие длинные волосы! И глаза такие огромные, чёрные…

- Платье помнёшь, - откликнулась старшая сестра, откладывая перо в сторону.

Подула на написанное, заложила страницу книги закладкой, отодвигая толстый том в сторону.

- Что ты пишешь?

- Исторический очерк последней авероно-валлийской войны. Господин Вук задал. До обеда было целых два часа, я как раз закончила, - спокойно пояснила Кассандра, вставая из-за стола.

Каллиста посмотрела на сестру со смесью недоверия, удивления и жалости. Редкие часы свободы сестра предпочла потратить не на игры, а на учёбу! Неудивительно, что Кассандра так редко улыбалась. С таким рвением впору вообще разучиться это делать.

- Он тебе понравился? – вновь повернула разговор в нужное русло Каллиста. – Ну, мальчик этот, Велегор?

- Рано делать выводы, - отрезала отцовской фразой Кассандра. – Мы его совсем не знаем.

- Его папа – друг наших родителей, - заметила Каллиста.

- И мы должны вести себя вежливо по отношению к ним обоим, - так же заученно отозвалась сестра. – Но нам необязательно становиться друзьями.

- Какая ты скучная! – не выдержала Каллиста, рывком усаживаясь на кровати. – А вот мне бы хотелось, чтобы мама разрешила нам играть вместе! Вот бы с ним подружиться!

- Всего лишь баронет, - дёрнула плечом старшая сестра.

- Тебе же не замуж за него идти! – фыркнула Каллиста. – Неужели тебе совсем не интересно? Ай, да ну тебя!

Юная принцесса спрыгнула с кровати и убежала через смежную дверь обратно в свои покои. Кассандра хмуро посмотрела ей вслед и повернулась к окну. Подтянулась на руках, усаживаясь на широкий подоконник, поджала под себя ноги, натягивая на коленях юбку, и прислонилась лбом к стеклу. Какое всё-таки облегчение – эти платья без каркасов! А ведь это мама подала пример, первой отказавшись от многослойных юбок, кринолинов, металлических прутьев и прочих ужасов. Маркиза Доминика поддержала, и вскоре весь галагатский двор подхватил новую моду. Придворные дамы судачили, будто аверонская знать тоже переняла валлийское веяние, и что жизнь благодаря этому маленькому изменению стала чуть лучше – для женщин, разумеется.

Но какая же всё-таки неудача – родиться девочкой! Кассандра нахмурилась, разглядывая в окно аккуратные аллеи дворцового парка. Отец, несомненно, любил их с Каллистой, но насколько большей была бы его любовь, родись они мальчиками! Как же это несправедливо – носить платья, соблюдать этикет и учить день за днём то, что, возможно, никогда не пригодится! Куда интереснее быть мальчишкой – учиться фехтованию, конной езде, политике, вести дискуссии, присутствовать с отцом на всех заседаниях Совета, посвятить жизнь государству! Она бы всё отдала за это! А какая судьба у принцесс? Выгодный брак? Омерзительно, гадко, несправедливо! Замуж! Вот ещё вздор!

- Я никогда не выйду замуж, - вслух пообещала Кассандра.

Собственный голос показался до того решительным, совсем взрослым, что девочка удивилась. И в тот же момент заметила в окне новых знакомых, барона Януша с сыном, на одной из боковых аллей. Они шли со стороны конюшен, и мальчишка оживлённо жестикулировал, взывая к усталому отцу.

- Манеры, - фыркнула принцесса, но завистливого взгляда не отвела.

До обеда оставался всего час, её камеристка уже опаздывала, но должна была зайти с минуты на минуту. Затем принцессу ждала смена платья и причёски – долгое время пройдёт в бессмысленных приготовлениях! То ли дело этот странный длинноволосый мальчишка! Прибежал с конной прогулки, умылся, ополоснул руки, сменил рубашку – и готов!

Словно почувствовав чужой взгляд, Велегор поднял голову, посмотрев в сторону её окна. Кассандра не стала прятаться – третий этаж, одно из многочисленных окон галагатского дворца – но была отчего-то уверена, что баронет смотрит именно на неё. И эта уверенность лишь усилилась, когда Велегор отсалютовал принцессе воображаемым мечом. Кассандра недоверчиво сощурилась и спрыгнула с подоконника: в дверь уже осторожно стучала камеристка.

- Кому ты машешь, Велегор? – спросил Януш, скользя взглядом по занавешенным окнам.

- Ледышке, - расхохотался сын. – Ох, до чего же есть охота! Скорей бы обед!

И припустил к дворцу, оставив отца удивляться поведению отпрыска в одиночку.


На обеде, помимо членов королевской семьи и Януша с Велегором, присутствовали также самые приближенные августейшим люди – двое членов Совета и маркиза Доминика, единственная придворная родственница Нестора Ликонта. Лекаря с сыном как дорогих гостей усадили на почётные места, и взоры присутствующих обратились на Януша. Здесь, во дворце, к нему обращались «ваша милость», тем самым напоминая лекарю о его дворянском происхождении, и Януш честно пытался свыкнуться с подобной переменой. Для Велегора же всё происходящее представлялось занятной игрой, не иначе – сын просто лучился от переполнявших его чувств, а особенный восторг в нём вызвало обращение «ваша милость, баронет». Янушу даже пришлось одёрнуть сына под столом, чтобы зубоскальство Велегора не расценили как неуважение.

- Такое счастье, что ты с нами, Януш! – обратилась к нему Марион. – Учти: после обеда я намерена выпытать у тебя всё и даже больше, - предупредила она.

- Попробуйте, ваше величество, - с улыбкой отозвался лекарь.

- Если у неё не получится, допрос начну я, - пригрозил Нестор.

- Ваша милость, ну хоть пару слов, - умоляюще сложила ладони маркиза Доминика. – За столько лет ни единой весточки! Где же вы пропадали?

- Путешествовал, - коротко ответил Януш.

Перед глазами тотчас встали мрачные пейзажи Туманных Островов, и лекарь поспешил отвлечься: подобные воспоминания – не для обеденного стола. Велегор посмотрел на отца и вновь перевёл сверлящий взгляд на двух юных принцесс. Маленькая Каллиста улыбнулась, но её старшая сестра даже не подняла на него глаз.

- А ваш сын, барон? Полагаю, он родился за пределами Валлии? Иначе мы бы знали о его существовании…

Марион предупреждающе вскинула глаза, но поздно: вопрос прозвучал. Януш, впрочем, не смутился.

- Безусловно, - ответил он сразу на всё.

- Где же родина нашего юного баронета? – не унималась маркиза. – Далеко от Валлии?

- Очень, - вдруг подал голос сам Велегор. – На другом конце света, леди.

Доминика удивилась, но не растерялась.

- В самом деле? Потешьте моё любопытство, баронет, - с улыбкой обратилась она к мальчику, - раскройте секрет! Где вы родились?

Януш открыл рот, но Велегор успел первым.

- На Туманных Островах.

За столом мгновенно упала тишина, и лишь теперь маркиза поймала тяжёлый взгляд королевы. Вспыхнув, леди Доминика быстро отвела глаза и попыталась улыбнуться, чтобы обратить собственный вопрос в шутку.

- Сложно вам поверить, баронет! Говорят, Острова – дом страшных чудищ и монстров, вы же весьма приятный молодой человек!

- Вы меня совсем не знаете, - покачал головой Велегор.

- Я уже отдал распоряжения о загородном поместье, - повысил голос король Нестор, уводя разговор в другое русло. – Помнишь, Януш? Твоя лаборатория сохранилась в лучшем виде! Как только поместье приведут в порядок – дом слишком долго стоял пустым – вы с Велегором сможете переехать. Дарственную я подписал сегодня утром, тебе передадут.

- Нестор! – от волнения Януш забыл обратиться к королю подобающим образом. – Но…

- Никаких «но», - отрезал король. – Вопрос решён.

Януш не смог поблагодарить Нестора – попросту не сумел. С одной стороны, он знал и даже надеялся, что как-то так его старый друг и поступит, с другой – отвык от подобного безапелляционного обращения. Нестор оставался Нестором – решительным, самоуверенным, и крайне категоричным. Изменился сам Януш, и на внешнюю сторону этих изменений обратила свой взор внимательная маркиза.

- Барон Януш, - пропела первая леди галагатского двора, - я не припомню этих шрамов на вашем лице. В пути вас поджидало много опасностей?

Лекарь сдержанно улыбнулся: хвала Единому, болтливая маркиза не знала, что творилось на изувеченном теле под одеждой.

- Весьма, - в своей лаконичной манере отвечал он.

- И сдаётся мне, вы раньше не прихрамывали? – не отставала леди Доминика, в отсутствие других стоящих внимания мужчин за столом обрушившая все свои чары на него.

- Нет.

- Что же случилось? – полюбопытствовала маркиза.

- Отцу перебили обе ноги, когда мы собрались бежать из шахты, - подал голос Велегор, и за столом вновь воцарилась тишина. – Наверное, срослись неправильно.

- Велегор, - негромко произнёс Януш, и поймавший его взгляд сын недоуменно пожал плечами.

- Что? Ведь это правда!

- Велегор, - повысил голос лекарь.

Мальчик дёрнул щекой, но на этот раз промолчал.

- Вы становитесь похожим на своего отца, барон, - вдруг обратился к лекарю один из советников, пожилой мужчина с колючим взглядом. – Ему исполнилось столько же, сколько сейчас вам, когда мы виделись с ним в последний раз перед его внезапной кончиной.

Януш смутно помнил лорда Салавата – он входил в Совет ещё при покойном короле Харитоне, но Нестору Ликонту присягнул в числе первых.

- У моего отца были каштановые волосы, усы и бородка, - с улыбкой ответил лекарь. – Помнится, он сетовал, что я на него как раз совсем не похож.

- И всё же это не так. Вы похожи на своего отца так же, как ваш сын – на вас. Общие черты лица, мимика, взгляд…

- Благодарю вас, лорд Салават, - слегка склонил голову Януш.

Велегор задержал взгляд на пожилом советнике, затем принялся разглядывать его соседа, лорда Матиаса. Мальчишка делал это так неприкрыто и пристально, что Янушу пришлось вновь одёрнуть сына. Велегор был совершенно незнаком с придворной жизнью, но за время, проведённое в монастыре, избавился от многих нехороших привычек. Кроме чрезмерного любопытства. Если мальчишка обращал на что-то внимание, то уже не отвлекался на другие цели, добиваясь своего упрямо, напролом. Сын рос быстро, меняясь с каждым днём, и Янушу оставалось лишь наблюдать за процессом.

После обеда по требованию короля они переместились во внутренний сад. Не считая охраны, маркизы Доминики и присоединившегося к ним сэра Эйра, королевская чета со старым другом оказались предоставлены сами себе. Оба советника откланялись после обеда, и Велегор отметил их уход короткой фразой:

- Не нравятся.

- Почему? – удивился Януш.

- Плохо думают.

- Что, оба? – улыбнулся лекарь.

Велегор задумался на секунду, затем неопределённо пожал плечами.

- Кто-то из них – точно, - ответил он и побежал к юным принцессам.

Кассандра и Каллиста шли впереди всей процессии, и догнавший их Велегор буквально вклинился между обеими девочками. О чём заговорил с ними сын, Януш подслушать не успел: на него тотчас налетели Нестор и Марион.

- Это правда? – ухватив его под локоть, нахмурилась королева. – Твой сын родился на Туманных Островах?

- И что там про ноги, шрамы и шахту? – жёстко поинтересовался Нестор, пристраиваясь с другой стороны. – Кажется, ты о многом умолчал, друг мой!

Януш огляделся: маркиза и сэр Эйр прогуливались по соседней аллее, полностью поглощённые разговором друг с другом, охрана следовала за ними на почтительном расстоянии, так что они могли общаться, не повышая тона, вполне свободно. Чем его дорогие друзья не преминули воспользоваться. И то верно: осенний сад куда лучше ненадёжных дворцовых стен.

- Я рассказал всё, что мог, - просто ответил лекарь.

Если Нестора и не устраивал такой ответ, Марион не позволила ему заговорить первым.

- А где мать Велегора? – мягко спросила она, внимательно следя за реакцией друга.

Януш ответил не сразу. Марион заметила, как каменеет его лицо, и тут же поняла, сколь тщетны все их попытки проникнуть сквозь броню лекаря. При всей своей мягкости Януш обладал также и непреклонностью, ломать которую не решился бы ни один из них.

- У моего сына есть только отец, - ответил он.

Некоторое время шли молча, наблюдая за детьми – Велегор уже подцепил под локоть младшую из принцесс: и когда только успел обучиться местному этикету? – затем Нестор не выдержал:

- Расскажи ещё раз всю хронологию своих странствий. Детали можешь опустить, раз у тебя всё так сложно, я дофантазирую их сам. Начни с того дня, когда ты покинул Галагат.

Януш посмотрел на детей – Велегор и Каллиста рванули наперегонки к раскидистому дереву, преследуемые неодобрительными окликами Кассандры – и вздохнул. Рассказать всю правду он бы не сумел – слишком долго пытался забыть подробности первой встречи с Виверией – и уж тем более лекарь не хотел, чтобы эти подробности знала Марион. Но и промолчать он не мог – друзья имели право знать правду. И должны были понимать, кто такой Велегор.

- Я встретил Виверию в свой последний вечер в Галагате, - начал он. – Горожане называли её безумной пророчицей. Она напоила меня дурманным зельем, а наутро исчезла. Я отправился на поиски…

- Зачем? – удивился Нестор.

Лаконичные откровения друга казались невероятными: Ликонт прекрасно знал, какие чувства лекарь испытывал к его жене. Нестор отказывался верить, что Януш, тридцать лет хранивший телесную чистоту, вдруг попал в капкан колдовских чар ведьмы.

- Она сказала, что ей нужен мой сын. Рождённый от сильнейшего светлого должен был стать сильнейшим тёмным…

Януш говорил, они слушали. Дети начали какую-то игру под раскидистым деревом неподалёку от парковой аллеи, и они расположились на скамейках, наблюдая издалека. Лекарь рассказывал, с каждым словом всё больше погружаясь в нерадостные воспоминания.

Велегор раз или два оглянулся, бросая на отца долгие взгляды, затем скрылся среди свисавших до земли ветвей.

- Это совсем несложно, - уверял мальчик маленькую Каллисту, которая с восторгом взирала на нового знакомого. – Вот так, цепляешься за ветку, и…

Велегор взобрался на дерево, свесился, подавая руку принцессе.

- Каллиста! – одёрнула её Кассандра, раздвигая ветви и входя под дерево, словно в шатёр. – Платье порвёшь!

- Я осторожно, - взмолилась девочка, сникая под строгим взглядом старшей сестры.

- А может, и ты присоединишься к нам? – улыбнулся Велегор, усаживаясь на дереве. – Я помогу! И платье останется целым, обещаю!

- К нам с Каллистой все обращаются на «вы», - нахмурилась Кассандра. – Ты ведёшь себя неприемлемо!

- Как-как? – уточнил Велегор, забираясь на толстую ветвь и укладываясь на неё животом.

- Не-при-ем-ле-мо! – отчеканила Кассандра, глядя в лицо нависшего над ней мальчишки.

- Как это? – улыбнулся он, подвигаясь вперёд.

Кассандра едва успела отскочить – соскользнувший с ветки Велегор спрыгнул на землю прямо перед ней.

- Ух ты! – захлопала в ладоши Каллиста. – Здорово-то как! Я тоже так хочу!

Маленькая принцесса подбежала к дереву, ухватилась за ближайшую ветку, пытаясь подтянуться. Кассандра отступила на шаг: странный мальчишка смотрел на неё в упор, ничуть не стыдясь своей бесцеремонной выходки.

- Чего бы тебе хотелось? – ошарашил он вопросом.

- Хотелось? Мне? Зачем ты спрашиваешь? – растерялась она, делая ещё шаг назад.

Велегор схватил её за руку, не позволяя отступить за пределы воображаемого шатра.

- Что ты делаешь? – возмутилась Кассандра, выдёргивая свою ладонь.

- Хочу узнать, как тебя развеселить, - серьёзно ответил мальчик.

- Ты меня пугаешь, - вдруг вырвалось у Кассандры.

- В самом деле? – резко помрачнел Велегор. – Почему? Я же ещё ничего не сделал!

- Ничего? – вознегодовала принцесса. – Ты ведёшь себя, как простолюдин, и обращаешься с нами, как с простолюдинками!

- Это плохо? – на всякий случай уточнил Велегор.

Кассандра открыла и закрыла рот, сердито отвернулась, скрещивая руки на груди. И тотчас вскрикнула, увидев свою младшую сестру высоко на дереве.

- Слезай немедленно! Каллиста!

- Не могу, - вцепившись обеими руками в ближайшую ветку, отвечала испуганная принцесса. – Тут так высоко!

- Помоги ей, что стоишь! - разгневанно велела Кассандра, оборачиваясь к Велегору.

- Если ты этого хочешь…

- Конечно, хочу! О Единый, да быстрее же!

Велегор усмехнулся и взобрался по ветвям вверх, чтобы помочь Каллисте спуститься. Младшая из принцесс, в отличие от сестры, была рада обществу нового знакомого: этот мальчик уже сделал её скучную жизнь немного веселее. Пусть и всего на несколько минут.

Кассандру же занимали совсем другие мысли. Чувство ответственности, которое взрастил в ней отец, не позволяло ей прощать ни свои, ни чужие промахи. И уже сейчас она переживала, что общение с этим странным мальчиком испортит и без того взбалмошный характер младшей сестры. Как хорошо, что он с отцом вскоре покинет дворец! А они с мамой и сестрой отправятся в далёкий Аверон на свадьбу к любимому брату Михаэлю…

- Ну вот, ты уже улыбаешься, - спрыгнув на землю, весело заметил Велегор. – Руку, высочество!

Каллиста, сидя на нижней ветке, протянула ему обе руки – и с хохотом соскользнула вниз, едва не повалив юного баронета на землю.

- Прости! – отсмеявшись, повинилась девочка. – Просто ты так смешно говоришь!

- Скажи, Каллиста, - доверительно наклонился к ней Велегор, - о чём мечтает твоя сестра? Вот я, например, хочу, чтобы она повеселилась вместе с нами! Что мне для этого сделать?

Кассандра фыркнула, не зная, как реагировать. Воистину странным был этот баронет!

- У тебя ничего не получится, - авторитетно заявила младшая принцесса, лукаво поглядывая на сестру. – Она никогда не смеётся!

- Но что-то должно ей нравиться? Что она любит больше всего?

Каллиста на секунду задумалась, затем тряхнула кудряшками:

- Лето! Когда всё вокруг цветёт…

- В самом деле? – поразился Велегор. – А мне казалось…

- Мама зовёт! – вдруг встрепенулась Каллиста. – Слышите?

И первой выскочила из зарослей низко свисавших веток. К голосу королевы присоединился голос Януша, который звал Велегора по имени, и мальчик заторопился.

- Ты и правда любишь лето? Цветы?

- Я люблю изучать природу, - уже спокойнее пояснила Кассандра. – У нас тут очень короткое лето. В прошлом году я даже не успела найти все травы, о которых читала в учебнике… Что с тобой?

- Я не могу заставить деревья цвести, - угрюмо сказал помрачневший Велегор. – Даже ради тебя.

Кассандра недоверчиво фыркнула, затем рассмеялась.

- Конечно, не можешь! Всему своё время…

- Не могу распустить даже самый паршивый цветок, - будто не слыша её, продолжил мальчик. – Только выжечь дотла, выпить до капли, чтобы всё гнило и сохло…

Он ухватился за ближайшую ветку, и на глазах у изумлённой Кассандры та покрылась оранжевыми пятнами, скукожилась, сворачивая желтеющие листья, и стремительно высохла, с треском ломаясь в руке Велегора.

- Даже ради тебя… не могу по-другому, - со злостью повторил он, отпуская надломленную ветвь.

Кассандра едва не вздрогнула, когда он быстро прошёл мимо неё, вырвавшись из гостеприимного шатра раскидистого дерева. Встряхнула головой, пытаясь прийти в себя, но сломанная, сухая ветка лежала у её ног пугающим напоминанием. Вот теперь она боялась Велегора по-настоящему. Почудилось или нет?..

- Кассандра! – позвала мама, и девочка поспешила выйти из зарослей.

- Убедил, - услышала она мрачный голос отца, короля Нестора Ликонта. – Твоему отпрыску срочно нужна помощь свыше, и чем скорее, тем лучше. Если я правильно понял, это и в наших интересах тоже. Я отправлю несколько отрядов на поиски. Думаю, место должно быть неподалёку от Рокхейма. В детстве я частенько слыхал, как горожане хвастают местными легендами о сияющей вершине Змея… Думаю, пришло время проверить подлинность слухов. Если мои люди что-то найдут, будь уверен, они доставят это в Галагат тотчас.

Загрузка...