Повесть об Остролистном холме

34 Общее торжество

Сидя за завтраком, Димити улыбалась своему брату. Майлс тоже был в превосходном настроении этим утром.

— Насколько я понимаю, — сказала мисс Вудкок, беря в руки кофейник, — тебе удалось положить конец этому барсучьему бою без кровопролития.

Майлс кивнул.

— Да, это так, если не считать, что десятка два крыс пали жертвами Мясника. Мясник, — добавил он, принимая чашку из рук сестры, — это пес.

— Мерзкий пес, — сказала Эльза Грейп, входя в комнату с блюдом только что поджаренного бекона. — Просто чудовище. Ему бы только загрызть крысу, а есть ее он не станет. Он и кошек убивает.

— Не желаю этого слышать, Эльза, — Димити бросило в дрожь. — А что стало с барсучихой, Майлс? Она не пострадала?

— О нет, — небрежно ответил капитан. — Она убежала вместе с детенышем. Что с ними стало потом, я не знаю. Хилис рассказал мне историю, будто туда явилась толпа животных и увела барсучиху с собой. Но я ничего такого не заметил. — Майлс усмехнулся. — У меня были дела поважнее — мы задержали Джека Огдена.

— За барсучьи бои? — живо спросила Димити.

— Да что толку арестовывать его за барсучьи-то бои, — вмешалась Эльза. — Все равно отпустят. Вы уж простите, капитан, если что не так скажу, — добавила она хмуро, — да только никому тут до этих боев дела нет, только вам.

— На этот раз, — сказал Майлс, не скрывая удовлетворения, — Огден не выкрутится. У нас есть улики, свидетельствующие о том, что он замешан в смерти Бена Хорнби, — глиняная трубка и барсучьи щипцы. Я, конечно, поговорю с окружным судьей, прежде чем ему предъявят обвинение, да только рубец на спине недвусмысленно говорит: Бену нанесли сильнейший удар именно этими щипцами. Свидетелей, конечно, не было, так что эта версия основывается на косвенных доказательствах. — Он строго посмотрел на Эльзу. — Не вздумайте говорить об этом в деревне.

— Упаси Бог, капитан Вудкок, — сказала Эльза тоном оскорбленной невинности. — За кого вы меня принимаете? Да чтоб я когда-нибудь разносила слухи! — И она стремительно покинула комнату.

— Напрасно я это выложил в ее присутствии, — сказал Майлс. — Она тут же все разболтает.

— Я с ней поговорю, — заверила брата Димити и поднесла к губам стакан апельсинового сока. — Поздравляю тебя с отличным результатом. Похоже, этот парень попадет за решетку, и поделом. — Она сосредоточенно посмотрела на Майлса и добавила: — Хотелось бы узнать поподробней, что это за толпа животных, о которой тебе сказал мистер Хилис. Очень любопытно, должна признаться.

— Звучит фантастически, — согласился Майлс. — Передай-ка мне мармелад, Дим.

Накануне вечер закончился несколькими кружками пива, выпитыми в честь благополучного завершения операции, и Уилл Хилис вновь остался ночевать в «Гербе береговой башни». На этот раз, поскольку возбуждение от барсучьего боя осталось позади, а Джек Огден был благополучно водворен в тюрьму, Уилл спал без задних ног, пока утреннее солнце не воссияло на июльском небе и не легло ярким пятном на его одеяло. Впрочем, помимо упомянутого солнечного пятна, на одеяле оказалось еще кое-что. Точнее — кое-кто. Это была маленькая оранжевая морская свинка, которую Хилис нашел в конюшне. Придя вечером в номер, он поместил зверюшку в пустую ночную вазу и закрыл крышкой, но, по всей видимости, свинка сдвинула крышку и выбралась оттуда.

— Доброе утро, — сказал Уилл, сцепив пальцы за головой и разглядывая зверька. Последний выглядел гораздо лучше, чем накануне, поскольку успел вылизать себя и слегка привести в порядок шкурку, хотя кое-какие колтуны оставались по-прежнему не распутанными. — Надо бы расчесать твою шерстку.

— Ох, сэр, надо бы! — печально согласился Грошик. — Видите ли, я пережил потрясающее приключение, сэр! Вместе с горсточкой счастливцев, братьев, а именно — барсуком, крысами, горностаями, куницей и кроликами, я шел от самого Остролистного холма, чтобы выручить из беды юную деву…

— Пожалуй, гребень и мне бы не помешал, — продолжал Уилл, — а также бритва, чашка чая и яичница с беконом. — Он осторожно передвинул свинку, откинул одеяло и встал с постели. — А потом я тебя отнесу в Зеленую Красавицу, и мы выясним, уж не по тебе ли печалится мисс Поттер. — Он нахмурился. — В толк не возьму, как ты и все эти прочие животные оказались в гостиничной конюшне. Жаль, что ты не можешь говорить, дружок, я бы с удовольствием выслушал твой рассказ.

— Но я могу говорить! — запротестовал Грошик. — Тут все дело в вас, сэр! Может быть, вы все же попытаетесь…

Но Уилл уже весело насвистывал, занимаясь своим туалетом и не обращая внимания на негодующий писк свинки. Он умылся, тщательно побрился и оделся, а затем, сунув Грошика в карман, спустился вниз, к завтраку. Встав из-за стола, он надел шляпу и зашагал по Рыночной улице к Зеленой Красавице. Постучав в дверь, он сообщил о своем желании увидеть мисс Поттер.

Не прошло и минуты, как Беатрикс присоединилась к нему в гостиной. На ней были костюм и шляпа — судя по всему, мисс Поттер собиралась уезжать.

— Доброе утро, мистер Хилис, — сказала она, слегка озадаченная его приходом. — Так рано, а вы уже на ногах. Я рада, что вы меня застали — я еду в Кендал, собираюсь побеседовать с подрядчиком, который, надеюсь, заменит мистера Бидла.

— Мисс Поттер, — сказал Уилл, — по-моему, мне удалось найти нечто, принадлежащее вам. — Он сунул руку в карман. — Закройте глаза и протяните руки ладонями вверх.

Беатрикс удивилась, но исполнила его просьбу. Когда же в ее ладонях закопошилась морская свинка, она открыла глаза и радостно вскрикнула.

— Грошик! Ах, мистер Хилис, вы все-таки нашли его. Благодарю вас от всего сердца! — Она строго посмотрела на зверька. — Каков негодник! Во что превратилась твоя шкурка, подумать только! И где же ты пропадал? Что ты там делал?

— Ах, мисс Поттер, где я только не побывал! — заверещал Грошик в великом возбуждении. — Я пережил столько приключений! Вместе с горсточкой счастливцев мы напали на конюшню, обратили в бегство целую толпу мужчин, выручили из беды юную деву и…

— Мне бы тоже хотелось это знать, — задумчиво произнес Уилл. — Ведь я нашел его при очень странных обстоятельствах. — И он рассказал мисс Поттер о событиях вчерашнего вечера: барсучьем бое, вторжении в конюшню толпы животных и аресте Джека Огдена.

— Мы снова оказались вашими должниками, — заключил он, криво улыбнувшись. — Не найди вы эти щипцы с клеймом Огдена, улик для его ареста оказалось бы недостаточно.

— Для доказательства его вины улик и сейчас может не хватить, — сказала мисс Поттер. — Разве что найдется свидетель или сам Огден не выдержит и расскажет, как было дело. — Она посмотрела на Хилиса. — Вы полагаете, такое может произойти?

— Думаю, да, — ответил Уилл. — Он загнан в угол.

— Но еще больше меня занимает это… вторжение, как вы сказали, животных. И Грошик был с ними?

— Ну конечно же я был с ними! — закричал Грошик, подпрыгивая в ладонях мисс Поттер. — Это было поразительное ощущение! Все животные проявили исключительную храбрость. Они…

— Все это очень странно, — сказал Уилл. — Капитан Вудкок, например, уверял меня, что ничего не заметил. Правда, он был занят Огденом, а в конюшне творилось Бог знает что — люди метались и кричали, все хотели как можно скорей выбраться на улицу. К тому же там было довольно темно, и этого зверька я заметил по чистой случайности. — Хилис улыбнулся. — Уж не герой ли он вашей следующей книги?

— Нет, — ответила мисс Поттер, немного волнуясь. — Следующая книга будет о трех непослушных котятах. Они потеряли свои платьица и очень огорчили маму. — Беатрикс покраснела и отвела глаза. — Мои герои не блещут глубиной характера, а сюжеты — сложностью. Я пишу для маленьких детей, а они любят читать про озорных зверьков, которые попадают в разные неприятности. Это чтение не назовешь захватывающим.

— Дети с радостью прочли бы историю про меня, даже не сомневайтесь, — решительно вступил в разговор Грошик. — Вот это будет захватывающим чтением! Напишите про Большой Барсучник — потрясающий дом под землей, ему конца и края нет. Ну и про горсточку счастливцев, конечно, и про спасение юной девы из беды. Да от такой книги не оторвешься!

— Я знаю о ваших детских книжках, — сказал Уилл, не понимая, почему мисс Поттер говорит о них, словно извиняясь. Ведь ей известно, какую радость доставляют они детям. — Мои юные родственники от них в полном восторге, — продолжал он. — Они бы мне страшно позавидовали, когда б узнали, что я видел ваши рисунки еще до того, как они попали в книгу. Вы не откажетесь мне их как-нибудь показать? — Заметив, что Беатрикс колеблется — уж не смеется ли он над ней, — Уилл добавил: — Хотя бы как награду за спасение вашей морской свинки.

— Ну разумеется. — Она подняла на него блестящие голубые глаза. — Конечно, Грошик — всего лишь морская свинка, — сказала она, понизив голос, — но у меня особое отношение ко всем моим животным. Кэролайн очень обрадуется, что Грошик спасен — ведь она так переживала, когда он потерялся. Спасибо вам, мистер Хилис. — И Беатрикс поцеловала оранжевую головку. — Нам нужно отпраздновать это событие.

Этим утром и в Большом Барсучнике была причина для торжества. К обеденному столу добавили секцию, в трапезную внесли еще две скамейки, соответственно увеличили количество тарелок, чашек, ножей и вилок. Оглядев стол, Босуорт с удовлетворением отметил, что несколько крыс из дозорного отряда остались в гостинице, что количество ежей увеличилось с одного до трех и что Петрушка сидит в окружении кротов, которые, положив себе по двойной порции сосисок, наперебой рассказывают ей о вчерашних приключениях.

Но более всего сердце Босуорта радовалось тому, что за столом Большого Барсучника теперь сидят не два барсука (он сам и юная Петрушка), а целых четыре! Ибо прошлой ночью, в результате этого поразительного, невероятного, захватывающего похода к месту барсучьих боев, им удалось спасти обе жертвы похищения — Примулу и ее дочурку Ромашку, — которым грозила мучительная смерть.

Но и это еще не все.

Когда измученные животные вернулись наконец в Большой Барсучник, Примула и Петрушка уложили Ромашку в постель, не забыв дать малышке ложечку меда и положить грелку к озябшим задним лапам. Остальные же — две лисы, кроты, крысы, горностаи и ласки — открыли кувшин бузинного вина и дружно выпили его, удобно устроившись перед камином в гостиной, под снисходительными взглядами предков Босуорта, устремленными на пирующих из золоченых рам.

Наступила полночь, а они вновь и вновь переживали восхитительные подробности Великого Похода (так с той поры стало именоваться это событие): вспоминали, как призвал их к атаке пронзительный свисток констебля — словно боевая труба дала сигнал идти в наступление; как лавиной спустились они с холма и, презрев опасность, ворвались в конюшню; как хватали за лодыжки перепуганных людей и впивались зубами в хвосты трусливых собак — да, да! и в хвост свирепого Мясника тоже; как ловко открыли клетки и освободили плененных крыс и как повалили ограду вокруг арены, чтобы Примула с дочкой могли убежать.

Они как раз открыли второй кувшин, чтобы освежить в памяти долгий путь назад, к Остролистному холму — тяжелый подъем, грозные тени Кукушкина леса, переправу по шаткому стволу над бездонной пропастью, ревущий ручей, который пришлось преодолеть вброд, — когда трижды прозвонил колокольчик у парадного входа. Поскольку Метелка и Шваберка уже легли, сам Босуорт, весьма недовольный, что его оторвали от приятной компании у камина, сунул лапы в домашние туфли, взял свечу и отправился открывать дверь.

Отодвинув засов, он сначала лишь слегка приоткрыл створку.

— Час уже поздний, — сказал барсук в темноту довольно строгим тоном, — а вечер у меня выдался трудным. Так что, надеюсь, причина вашего прихода не пустячная.

— О да, сэр, причина весьма серьезная, сэр! — раздался юный голос. — Это я, Колючка. Я ищу матушку и сестрицу. Ведь они здесь, правда? Позвольте мне войти, сэр, умоляю вас!

Босуорт открыл дверь пошире и, к немалому своему удивлению, увидел на пороге барсучонка.

— Колючка?! — вскричал почтенный барсук, совершенно изменив тон. — А мы-то думали, что ты пропал. Входи, мой мальчик, входи скорее. Вот уж твоя матушка обрадуется!

Слово «обрадуется» оказалось слабоватым для выражения того, что произошло дальше. Воспоследовали радостные вопли, слезы облегчения, вздохи, охи и ахи, объятия и поцелуи. Все животные с восхищением взирали на эти свидетельства счастливого воссоединения семейства, и было видно, что сердца присутствующих переполняет восторг. И все в один голос признали, что лучшего завершения этого чудесного вечера просто невозможно себе представить.

Затем, естественно, были предоставлены и необходимые разъяснения. Для взрослых открыли третий кувшин бузинного вина, а юного барсучонка освободили от ботинок и курточки и усадили у огня со стаканом теплого молока и тарелкой приготовленного Петрушкой рисового пудинга с корицей и мускатным орехом. Подкрепившись, он рассказал свою историю.

Колючке удалось убежать от ловца барсуков, который самым беспощадным образом разорил их дом в каменоломне у Фермы-На-Холме и похитил Примулу и Ромашку, однако при побеге он поранил ногу. Его нашел Джереми Кросфилд («Замечательный юноша, — пробормотал Босуорт, — превосходный во всех отношениях…») и отнес сначала к ветеринару, а потом домой, где жил со своей тетушкой. Там Колючка отдохнул и окончательно поправился. А этим вечером Джереми положил барсучонка в мешок и отнес в конюшню позади сорейской гостиницы, где они и спрятались на чердаке. По всей видимости, у Джереми, подрабатывающего на конюшне, был некий план, согласно которому он собирался сорвать барсучий бой и спасти мать и сестру Колючки. План этот мальчику не удалось привести в исполнение, поскольку в дело вмешался констебль — он засвистел в свой свисток, и в конюшне поднялась страшная суматоха. Потом туда ворвались животные, и неразбериха еще больше усилилась. Колючка и Джереми наблюдали за происходящим с чердака и подбадривали животных. Когда же атака закончилась и все мужчины покинули конюшню, Джереми снова положил Колючку в мешок и спустился с чердака.

Поскольку барсучонок находился в темном мешке, который мальчик нес на спине, то события с этого момента воспринимались им не в полном объеме. Впрочем, он чувствовал, как Джереми идет, все выше поднимаясь на холм, и путь этот оказался не близок. Наконец, они остановились, Джереми опустил мешок на землю, развязал его и сказал Колючке, что тот может смело вылезать. Колючка осмотрелся: он находился у самого порога Большого Барсучника. И вот…

— И вот ты в безопасности, — сказала барсучонку мама. — И мы снова вместе, все трое, а мистер Босуорт нас приютил. Какое счастье! — И она залилась слезами.

Босуорт, который представления не имел, какими средствами можно успокоить плачущую женщину, деликатно кашлянул.

— По-моему, — сказал он хрипловато, — нам всем пора отправляться спать.

И вот теперь, за завтраком, он мог видеть за этим столом не только соратников по Великому Походу и жертв, спасенных от неслыханной жестокости, но и четырех барсуков — пятерых, если считать и его самого, — один из которых, пока еще юнец, возможно, по прошествии времени, снимет с плеч Босуорта и возложит на себя ответственность за «Историю Большого Барсучника с родословной его обитателей».