Повесть об Остролистном холме

29 Босуорт предлагает свой план

Завтрак всегда казался Босуорту самым приятным временем суток в Большом Барсучнике. За столом собиралось множество животных — кое-кто обитал в гостинице постоянно, другие занимали свои номера довольно длительное время, третьи останавливались лишь на одну ночь и снова пускались в путь. По утрам все они находились в лучшей своей форме — освеженные глубоким сном, брызжущие энергией, полные планов на грядущий день, непременно и во всех отношениях превосходный — ведь животным, в отличие от людей, не свойственно испытывать беспокойство о будущем и рисовать в своем воображении всяческие неприятности, которые могут их ожидать. Обычно в их планы входил или пикник, или прогулка по местам, где можно чем-нибудь полакомиться, или завершение каких-то приятных будничных дел, а то и просто мирный отдых на берегу ручья, где в прозрачном воздухе порхают бабочки, а слух услаждают журчанье воды по камушкам и веселый птичий щебет.

Этим утром завтрак проходил в особенно оживленной атмосфере, ибо за столом не было ни одного свободного места. Босуорт сидел, как обычно, во главе стола, а Петрушка — с противоположной стороны. Она подавала тосты с мармеладом, вареные яйца и ломтики бекона, а также разливала чай, никому не отказывая во второй чашке. Место на скамье слева от Босуорта занимала крольчиха Метелка, рядом с ней сидела ее сестрица Шваберка — обе в белых передниках и кружевных наколках. Далее по порядку расположился ежик Чертополох, который в свое время отбился от семейства ежей и теперь помогал Петрушке на кухне — чистил овощи, мыл посуду. Слева от него как раз и сидела сама Петрушка, а слева от Петрушки трудился над яйцом крыс по имени Рамси. Далее по кругу сидел пожилой хорек. Он был подслеповат и то и дело путал, с какой стороны тост намазан маслом, в результате чего масло ему приходилось слизывать с лап. Рядом с хорьком и справа от Босуорта сидел не кто иной, как Грошик, который с восторгом рассказывал всем и каждому, что прибыл из Лондона на поезде, что живет с мисс Поттер, знаменитой художницей и писательницей, автором детских книжек, и что мисс Поттер вот-вот напишет книжку про него, Грошика, после чего и он станет знаменитым.

— Чушь! — презрительно сказал Рамси и положил себе второе яйцо всмятку. — Чем такая шмакодявка, как ты, прославилась, чтобы писать о тебе книгу?

Грошик растерялся, и Босуорт подбодрил его, дружески похлопав по лапке.

— Не обращай на него внимания, Грошик У каждого животного есть своя история, которой можно гордиться. Наберись терпения, милый, и у тебя такая появится. Истории на деревьях не растут.

Босуорт мог бы продолжать свои успокоительные рацеи, но его прервал громкий лязг. Кто-то настойчиво и властно дергал ручку дверного звонка у парадного входа в Большой Барсучник, и по характеру звука можно было судить о том, что звонивший знает, зачем пришел, и преисполнен решимости войти. Лязг повторился, и Босуорт положил вилку.

— Открой дверь, Метелка, кто бы там ни оказался, — сказал он крольчихе, сидящей слева от него. — На улице сыро, так что пусть он оставит галоши в прихожей.

Через несколько минут Метелка вернулась в обществе весьма неожиданного гостя.

— К вам профессор Галилео Ньютон, сэр, — пропищала она. — И ваша газета. Она лежала у порога, сэр. — Крольчиха сморщила нос, протягивая газету барсуку. — Боюсь, она слегка влажная, сэр.

— Галилео, дружище! — воскликнул Босуорт, вставая из-за стола. — Какой славный сюрприз для всех нас. Уж и не припомню, чтобы вы здесь когда-нибудь появлялись.

Это было сущей правдой. Знаменитый филин хлебосольно принимал гостей — друзей и коллег — в своем доме на старом буке и даже предусмотрел там лестницу для тех животных, которые, в силу природных особенностей организма, не могли вскарабкаться по стволу или взлететь в его вознесенное над землей жилище, склонное (или так казалось Босуорту?) неприятно покачиваться на ветру. Однако когда речь шла о том, чтобы ему, в свою очередь, нанести ответный визит тем, кто жил под землей, филин, как правило, предпочитал принести извинения и выразить сожаление. Всем было известно, что под землей профессор с особой остротой ощущал тесноту и ограниченность помещения, где не мог и крыла поднять, чтобы не смахнуть книгу со стола или картину со стены. Галилео Ньютон предпочитал небесный простор, где ничто не мешало ему широко распахнуть крылья, поймать поток воздуха и парить в вышине над бескрайними лесами, полями, холмами.

Впрочем, Босуорт не стал заострять на этом внимание, поскольку хорошо знал, что Шестое Практическое Правило запрещает учтивому барсуку подвергать критике предпочтения других животных касательно выбора обеденных блюд и мест обитания. Как говорится, каждому — свое. Поэтому Босуорт просто сделал знак Грошику слезть со скамьи и попросил Петрушку принести чистые тарелку и чашку. Через мгновенье профессор восседал перед радующей своими размерами порцией яичницы с беконом и чашкой горячего чая. Метелка и Шваберка подхватили свои венички из перьев и покинули помещение. Петрушка и Чертополох отправились в кладовую — обсудить меню сегодняшнего обеда, а Рамси и хорек откланялись и разошлись по своим комнатам, дабы осуществить первое дело из намеченных на нынешний день — хорошенько вздремнуть. За столом остались Босуорт, Галилео Ньютон и Грошик.

— Скажите, дружище, — обратился к филину Босуорт, налив себе чаю и откинувшись на стуле, — что заставило вас покинуть дам в столь ранний час?

— Поздний, — поправил барсука профессор и зевнул во весь клюв. — Для меня это очень поздний час, мне бы следовало у-у-же прилечь. Однако у-у-у меня возникла н-у-у-жда посоветоваться с вами кое о чем, Бос-у-у-орт. Речь идет о некоем событии, которое намечено на сегодняшний вечер. У-у-у помяну-у-тое событие должно произойти в поле за сорейской гостиницей. Нечто отвратительное, у-у-уверяю вас. — В этот момент он обратил внимание на Грошика и нахмурился. — Молодежи подобное слушать не пристало, — сказал он строго. — Ты кто такой?

Грошик нервно задергал носиком.

— Меня зовут Грошик, сэр, — залопотал он. — Морская свинка, с вашего позволения, сэр.

— Ну, положим, ты вовсе не свинка, — авторитетно сказал профессор, щедро намазывая мармелад на тост. — Не пытайся у-у-уклониться от честного ответа. У-у-у настоящих свиней нет меха, а у-у-у тебя нет свинячьего хвостика.

— Да все эти резоны я уже приводил, — заметил Босуорт, — но он упорствует. Знай себе твердит, что свинка. — И, обернувшись к Грошику, барсук мягко добавил: — У Петрушки наверняка найдется для тебя кое-какая работенка, Грошик. Ты сделаешь доброе дело, если возьмешься ей помочь. Ступай-ка к ней, дружок.

Когда Грошик соскочил со скамьи и исчез за дверью, Босуорт вновь обратился к филину:

— Так что это за дело, о котором не следует говорить в присутствии мелюзги?

Профессор огляделся, дабы убедиться, что никто их не услышит.

— Барсу-у-учьи бои, вот что, — сообщил он. — Нынче вечером.

Босуорт с шумом поставил чашку. В Межозерье нечасто устраивались барсучьи бои, поскольку мировому судье Сорея удалось справиться с этой заразой. Однако барсук не слишком удивился, услышав новость.

— Вот почему разорили нору в каменоломне Фермы-На-Холме, — рассудил он. — Петрушка сказала мне, что похитили ее тетушку Примулу с двумя детьми. Мальчонку, правда, нашел Джереми Кросфилд, но ни о Примуле, ни о девочке пока ничего не слышно. — Барсук откашлялся. — Петрушка подозревает в содеянном Джека Огдена — похоже, он снова объявился в деревне.

Профессор выглядел весьма обеспокоенным.

— Я разделяю ее подозрения, — сказал он. — Огден — су-у-ущий дьявол, отъявленный мерзавец. Но я у-у-ума не приложу, что т-у-ут можно сделать.

— А что-то предпринять просто необходимо, — сказал барсук. К профессору он относился с искренней симпатией — тот был воистину птицей высокого полета, достойной восхищения. Однако, отдавая филину дань уважения за несравненный ум и обширную эрудицию, Босуорт полагал Галилео Ньютона неспособным на решительные действия, если только речь не шла о чем-нибудь съедобном — тут уж профессор приступал к делу без малейшего промедления или колебания.

— Еще как необходимо, — согласился филин, помаргивая. — По моему глу-у-бокому у-у-убеждению, следует провести дополнительные исследования, сосредоточив их преиму-у-ущественно в области неу-у-удовлетворительного соблюдения действу-у-ующих законов, направленных против жестокого обращения с животными. Я су-удовольствием изу-учу имеющиеся в моем распоряжении тру-у-уды и доку-у-ументы по этому вопросу и…

— А я подумаю о плане действий, — решительно прервал его Босуорт, — и мы его обсудим.

— Как пожелаете, — охотно согласился профессор, увлеченно поедая яичницу.

Пока филин поглощал завтрак, барсук развернул промокшую газету и скрылся за ней — читать он не собирался, просто ему так было удобнее обдумывать свой план. Тишина в помещении длилась до того момента, когда профессор расправился с завтраком.

Он тяжело вздохнул и стряхнул крошки с перьев.

— Я с у-у-удовольствием приму у-у-участие, если вы скажете, что мне следу-у-ует делать. — Он посмотрел на Босуорта. — Надеюсь, мой друг, вы не станете предпринимать односторонние меры. Не исключено, что там окажется большая гру-у-уппа мужчин и кое у-у-у кого из них обязательно будет оружие. Мне бы не хотелось подвергать себя неоправданному риску.

— Все зависит от того, — сказал барсук, — что вы понимаете под словом «неоправданный». Могу лишь вас заверить, что я не намерен ничего делать в одиночку — это слишком опасно. Впрочем, вот что я предлагаю. Буду рад узнать ваше мнение.

Профессор слушал речь Босуорта, время от времени снисходительно кивая в привычной для филина манере, пока, наконец, могучий храп не подтвердил зародившиеся у барсука подозрения: Галилео Ньютон благополучно отошел ко сну. Босуорт разбудил филина чувствительным толчком в бок и удерживал в бодрствующем состоянии еще пять минут, излагая в заметно сокращенном виде свой план действий, а затем отпустил птицу восвояси. На основании богатого опыта почтенный барсук знал, что попытки иметь дело с профессором, когда для того наступило время утреннего сна, ни при каких обстоятельствах не могут увенчаться успехом.