Последняя легенда Анкаианы

- Так ты ничего не дал ему?

"Я дурак, но до сих пор лучше его"

- Романтик... - простонала Кэсси. - Хорошо, пусть ты, но не я же. Кто он такой, чтобы из-за него добровольно подставлять себя под удар?

"Но другие? Ты говорила о большем зле... Впрочем, откуда мне знать, что я не просто расходная пешка в вашем раскладе? "

- Да дай ты ему эти бумажки... Я освобождаю тебя от этого идиотского обещания; я же не знала, что ты такой маньяк. Давай, я сама отнесу их и скажу, что.. что-нибудь скажу. В конце концов не сразу же он ее соберет.

" Мне кажется, он уже основное сделал. А хочет всего несколько идей, чтобы завершить. "

- Да фиг с ним... Где чертежи?

Нестор достал из-за полки маленькую записную книжку. И только когда он повернулся лицом, Кэсси увидела, что угол рта у него словно чем-то изъеден.

- Ой... Этот дед в натуре двинутый! Несс, что это?!

"Увы, нет. Двинутые тут мы. Рад, что ты поняла это раньше, чем к тебе применили насильственное лечение, как ко мне. Когда у человека есть власть и два мавурка, ему никто не в силах запретить что-либо..."

Фломастер кончился.

- Несс, - Кэсси осознала, что больше не выдерживает, и что ее голос сейчас сорвется, - что это было?!

Пока Несс искал что-либо еще пишущее, Кэсси прокляла его выдержку (кстати, с таким явлением у мужчин его поколения она сталкивалась впервые; за нее надо бы уважать, но не до этого), которая ему, кстати, давалась нелегко и, возможно, в первый раз. На этот раз была ручка.

"Меня тоже испугало их гостеприимство. Меня часто пытались напоить чем-нибудь, но здешняя щедрость беспрецедентна.

То ли проклятие, то ли какое-нибудь H2SO4, и отказ не принимается. Немного, дня на два. Если использую данную мне природой частичку разума и соглашусь... За это время ты должна уйти.

.......................................................................

Я знаю, ты думаешь, что я псих."

Нестор отложил ручку, отошел и лег на кровать вниз лицом.

10. Вещь.

- Рад, что вы нашли для меня время, - Вандарский высветлился из дверного проема, словно медленно обретающий плоть призрак. Его цепкий взгляд долго не сходил с лица Андриана.

- Обоюдно, - мурлыкнул гангстер. В другой ситуации такая вежливость Асуллаина потянет только на очень тонкую издевку.

Вандарский огляделся.

- Ваш выбор места свидетельствует не только о предусмотрительности, хорошем вкусе. Ведь это еще анкаианская постройка, не так ли? В момент открытия Анкаианы ей было уже двести двенадцать лет, но и сейчас не заметно, чтобы она сильно обветшала. Хотя МОПИ в прошлом году предлагало финансировать ее ремонт... Анкаиана могла бы получать неплохую прибыль от туризма, если этим вопросом серьезно заняться.

- Это было место сбора Совета богов, - сказал Энди. - Раз в столетие они в этом месте говорили друг другу только правду. Аборигены называли его Кеуфксандин - по нему как раз проходит граница между Ауш Разором и Аджистаной.

- Вашей эрудиции можно позавидовать, - улыбнулся Вандарский. - Как и откровенности богов. Что же касается правды, то она, мне кажется несколько фантастичной. Но надеюсь долгое общение со всеми нами уважаемым господином Асетом сделало вас несколько более терпимым к удивительным вещам, нежели нас, прагматичных политиков.

- Вы правы, - отвечал Энди, - если есть в мире место, где политикам рекомендуется в свободное время уделять внимание мистике, то оно зовется Анкаианой. Вы правы и в том, что самые близкие к мистике фигуры в этом месте - это мэр-губернатор и господин Асет. Простому гангстеру никогда не предсказать, что кто-либо из них сделает на благо вверенной им страны в следующий момент.

Вандарский тихо рассмеялся.

- Но вы в альянсе, я слышал? Нет?

- Никакой альянс не исключит мистики. Мы провели границу, которая нас устраивает, но вам, как политику, наверняка очень хорошо знакомо искушение, вызываемое такими границами. Я говорю не о себе - не до искушений, когда имеется насущная потребность в восстановлении своего юридического и финансового статуса, восстановлении, которому препятствует так много непредсказуемых обстоятельств...

Вандарский допустил на свое благородное лицо тонкую улыбку.

- Обстоятельства не всегда препятствуют, дорогой мой Андриан, даже непредсказуемые. Обстоятельства иногда откликаются на наши просьбы. Боги, которые здесь собирались, могли бы вам поведать об этом... Впрочем, боги капризны и гораздо более непредсказуемы чем я, например, или вы. Даже Асет не сравнится с ними, хотя, если принимать во внимание его несколько мистический статус, у него больше возможностей, нежели у нас, простых смертных. Особенно в последнее время.

- Возможно, - тихо сказал Энди. - Сокровенными мыслями со мной не делились, хоть и держали в курсе практически всех внешних дел.

Они вошли в тень.

- Внешние дела какого характера вы имеете в виду? - Вандарский даже не остановился, однако в его походке появилось некоторое напряжение.

- Странного, - с некоторым удовлетворением констатировал Энди. - Я бы даже сказал, мистического.

Теперь интриговать должен Асуллаин. Иначе нового альянса не получится.

- Он не намекал на какие-то конкретные цели?

- Нет, о целях я мог только догадываться.

Выспрашивай, выспрашивай. Поставь меня перед необходимостью отвечать конкретно, чтобы не нарушить тон беседы.

- О, думаю, цели всех политиков во все времена мало отличались друг от друга. Только средства пожалуй иногда привносили некоторое разнообразие. Думаю, в случае с господином Асетом вам об этом известно больше, чем мне.

Энди решился.

- Если б я располагал сведениями о том, что известно вам, то смог бы судить об этом с той же уверенностью, что и вы, но, поверьте, степень, а главное, сторона вашей осведомленности о намерениях господина Асета мне неизвестна.

Вандарский некоторое время молчал. Они стояли на серой мраморной лестнице возле сводчатого окна, украшенного по внутреннему краю рамы резным прозрачным кварцем, в изломах которого лучи солнца плутали, как в гранях бриллианта. За ним голубым шелком простиралось небо, оживая под линией горизонта морскими волнами. Пахло нагретым, но не высохшим еще камнем и водорослями.

- Я не зря говорил о мистике, - произнес Вандарский уже совершенно другим тоном. - Я вынужден, в некотором роде, первым довериться вам, еще не зная, согласитесь ли вы поделиться информацией со мной и, таким образом, выбрать направление наших с вами дальнейших действий, или откажетесь, в силу некоторой странности поведанный мною сведений.

Доверяется, подумал Энди. Чтоб я так доверялся. Пригрозил бы сперва запинать в угол (разумеется, из вежливости не загнал бы сначала, а ограничился демонстрацией) а потом особо обратил бы внимание на то, какой я доверчивый.

- На Анкаиане учишься несколько по-иному смотреть на реальность, сказал Энди. - А что до странности обстоятельств, то там где дело касается Асета, я еще десять раз подумал бы прежде, чем стал бы отрицать, что он, например, катается на дельфинах, хотя сам я его за этим занятием ни разу не заставал.

Вандарский кивнул.

- Позвольте мне тогда предварить мое признание небольшим общим, так сказать, философским вступлением... - медленно сказал он, и, помолчав, несколько неуверенно начал: - Многие из существующих на свете вещей являются для нас... возможностями. Я говорю о положительном и приятном, о том, ради чего живет человек - достатке, надежде на лучшее, уверенности в завтрашнем дне и прочих маленьких удовольствиях, которые может себе позволить кто-либо в большей или меньшей степени.

"Какой ты скромный. Я б и сам тебя выбрал" - подумал Энди. - "Если б не мечтал именно об этой самой большей степени".

Вандарский, очевидно, что-то уловил.

- У нас с вами есть... некоторый выбор подобных вещей... Одни дают мне власть в городе, другие - возможность ей пользоваться и т.д. Так вот, Ассулаин обратил к Андриану желтоватые с тусклой прозеленью глаза, похожие на краску, смешанную для изображения болотной травы, - представьте себе на миг, что у кого-то из нас, троих, появилась такая вещь, которая дает еще больше. Иными словами - расширяет человеческие возможности до предела человеческих возможностей. Вещь, которая даст обладающему ею не только Анкаиану, но и материк, и не один, а сколько он захочет, пока они на этой планете не кончатся. Впрочем, это еще не все, было бы, как говориться, желание...

- О каком обладании вы говорите? - Энди недоверчиво поднял бровь и сощурился.

- О полной и абсолютной власти, - буркнул Вандарский, - но дело не в этом. Если двое из нас узнают, что нечто похожее есть у третьего, и он собирается его использовать, что, по вашему мнению, они должны предпринять?

- Объединиться, - ответил Энди после приличной паузы.

Вандарский посмотрел на него нарочито укоризненно.

- Сначала - испугаться, - сказал он веско. - Ужаснуться всей аморальности его притязаний... хотя гангстеры не знают что такое аморальность, ну ладно...

- Гангстеры не знают, что такое мораль, - усмехнулся Энди

Вандарский посмотрел на него с некоторой долей скепсиса, потом печально кивнул.

- Продолжайте, Андриан. Итак, я не знаю, что это за вещь.

11.Части.

Асет не открывал глаз - он видел ее внутренним взором. Она, вернее, оно, извлеченное из далеких, почти самых недоступных слоев, вырывалось из его слабеющей хватки, не принадлежа ничему здесь, оно не желало оставаться в этом плане бытия. Но сила мага, вопреки всем мировым законам привязывала его, вернее, теперь уже - ее.

Он всегда ловил их за центр. Они, конечно, обижались, но миндальничать ему было некогда, тем более, что подобный способ начисто исключал влияние какого-либо временного фактора. С другой стороны, это отнимало возможность получить информацию о теперешнем состоянии их дел, но в данном случае оно и не нужно было.

Асет задал время, втрое условие, задачу, наладил подход непрерывных потоков (не меньше двух, так как дело важное) и упал передохнуть. Глупости, что на спиритических сеансах спрашивает оператор, подумал он. Оператор уже и сразу после отлова никакой. Усталость дикая, но иного пути, в этом случае, не изыскать.

Он не знал, кто она теперь, и можно ли вообще задаваться относительно нее этим вопросом; он просто получил ее такой, какой она была, когда засветилась, и такой, какой была нужна ему. Он дал ей понятие и подождал, пока пройдет шок и возникнет память. Настало время повелевать.

Это приятное занятие для любого плана бытия. Повелел - и жди. Надоело ждать - еще повелел. Прогневаться можно. Тоже действует.

Арно принес воды.

Осушив стакан, Асет немного пришел в себя. Он подобрал с пола складки своей атласной одежды, отодвинул призму, стараясь не стряхнуть нечаянно неизвестно почему каждый раз налипающий на нее за полчаса использования пятисантиметровый слой пыли.

Первая часть была выполнена. Осталась вторая, самая муторная.

........................................................

В этой полутемной комнате второго этажа сидел Нестор и выдирал из книжечки листики. Через один. Четные налево, нечетные направо. Левую пачку он аккуратно рассовал между страничек какой-то обернутой выцветшим красным шелком асетовой книжки, а остальную вложил обратно в драную обложку своей.

- А если он найдет? - спросила Кэсси.

"Ты не знаешь Асета. Он посчитает ниже своего достоинства что-либо искать".

Кэсси вздохнула.

- Я сегодня видела Арно. По-моему, он меня избегает.

"Это не он. Это остатки его совести. Откуда бы?"

Кэсси читала бумажки и тут же сжигала их на свечке. Второй этаж пропитался стойким запахом костра.

- Давай ему дом подожжем. Красиво будет.

"Это верно. Особенно изнутри, где мы и останемся."

Кэсси вздохнула.

- Несс, я не уйду без тебя.

Нестор вопросительно поднял темную бровь.

- Я не могу. Это непорядочно.

"А предавать твою тварюшку вообще подло."

Этот листочек Кэсси рассматривала долго.

- К мысли о гибели тварюшки я уже почти привыкла, - тихо сказала она, - а Романтика мне жалко.

"Я тебе нравлюсь?"

- Ты... прости, ты немного не в моем вкусе, но... ты благородный человек.

"А кто в твоем? Арно?"

- Несс, пожалуйста... Отдай Асету эти бумажки, мы сядем в машину и отдашь ему остальные.

"А в машине не будет бензина... Не выдумывай. Уедешь одна."

- Никуда я не уеду!

Кэсси схватила кучу листочков и выбежала за дверь в еще больший сумрак. Подышав осточертевшей пыльной прохладой и послушав звук собственных шагов на скрипучих полах и лестнице, увидела в середине нее утомленного хозяина в красном шелку. Чтобы ненароком не дать волю рукам, остановилась, не добежав несколько ступенек. Подавила ненависть, которая поднялась было от взгляда на это плоское, недовольное и немного все-таки удивленное лицо. Протянула ему бумажки.

- Это... что? - с отвращением спросил Асет.

- Чертежи, - ответила Кэсси. - Которые я спрятала, - раздраженно пояснила она.

- В таком виде?

Создавалось впечатление, что Асет глубоко оскорблен.

- Я извиняюсь, что они не типографского качества и без голограмм, прошипела Кэсси, - но если вы примете во внимание то, сколько им лет, а так же и то, что в намерение автора не входила их публикация, вы может быть меня великодушно простите. И, надеюсь, будете так любезны, что снимите, наконец, свое проклятие, или что это, с физиономии моего друга.

- Может быть, - повторил за ней Асет, но с большим сомнением и отвращением, - может быть прощу.

При этом он посмотрел ей в глаза так, что ей вспомнилась ее школьная директриса - толстая и жадная баба, ведущая себя так, словно человек, претендующий на ее драгоценное время, совершает чуть ли не святотатство. Это было то самое выражение, в видя которое в глазах у начальства, понимаешь, что тебе повезло на очередного скота. Но Асет - интеллигент, или показалось?

- Идите в свою комнату, - проскрипел Асет презрительно, - и ждите. Я пришлю кого-нибудь за... этим.

- Сначала вы отпустите нас.

- Кого это "вас"?

- Меня и Несса.

- Я вас, - Асет чуть вскинул голову и скривил губы, - безымянная незнакомка, вовсе не держу.

Глаза его словно бы застыли, ничего не выражая.

- Вы лично - нет. Меня держат ваши мавурки.

- Мавурками управляет Арно. Вы ему можете нравиться, у него достаточно извращенный вкус, - сострил Асет.

- Вы прекрасно знаете о чем я говорю, - тихо, но очень внятно сказала Кэсси. Так, что даже сама испугалась. - И не старайтесь казаться еще глупее, вы и так добились многого на этом поприще для вашего-то возраста...

Если человек изначально ведет себя с тобой как с хамом, почему бы и не нахамить? После такого директриса обычно орала и выгоняла. Вот бы и он.

- Кассинкана, - ласково произнес Асет, от чего Кэсси внутри закономерно похолодела, - не изводите себя. Я, так и быть, возьму у вас эти чертежи, расколдую Нестора и посажу вас в машину. Только до этого времени, умоляю, не налетайте на меня столь безудержно. Потому что вам предстоит немного пожить здесь - хотя бы до того момента, когда... Нет, с вашего разрешения, я передумаю. Вы уедете сейчас. Арно отвезет вас.

Выбора не было. Они отдали все, сев в машину, но не успели закрыть ее перед мавурками.

- Это вам охрана, - ухмыльнулся Асет.

Кэсси закрыла глаза, пытаясь отогнать навязчивый образ главного монаха и убедить себя, что звуки его натужно заводящейся машины не напоминают о нем. "Сирена" двинулась по дороге в горы.

Кэсси и Нестор молча переглядывались, не решаясь на разговор. Мавурки молчали, Арно тоже, покуда они не достигли подножия.

И тогда Кэсси спросила:

- Нас убьют, или как?

Арно прибавил газу при въезде на горный серпантин. Под колесами громко щелкали камни.

- Или как, - ответил он.

- Может, все-таки, скажешь?

- Асет решил вас наградить, - хмуро отвечал Арно.

- Чем?

- Восхитительным зрелищем. Вы, сказал он, останетесь довольны. Можно даже сказать, счастливы.

Нестор, сидевший рядом с ним, резко встал и обхватил его руками за шею. Однако реакция маленького мавурка помешала машине врезаться в стену он тут же сам схватил Нестора одной рукой за горло, а другой угостил достаточно для того, чтобы руки разжались. Завязалась короткая схватка через спинку сиденья, во время которой большой мавурк так притиснул Кассинкану к сиденью, что она стала задыхаться. Мавурку, похоже что-то в этой ситуации понравилось, потому что он не отпустил ее даже после осознания Нестором безнадежности его попыток и окончания схватки. Оставшийся запас воздуха ушел на короткий еле слышный стон, после чего у нее потемнело в глазах.

- Отпусти ее, ты, маньяк, - прошипел Арно.

"Остатки совести?" - успела спросить себя Кассинкана прежде, чем все-таки провалилась во тьму.

Очнулась на земле, под качающимися верхушками колючих степных трав. Запах цветов и пыли, ветер, ясное небо, облака на котором - просто, чтобы не забыли что это такое, и тишина. А уже в ней, если вслушаться - щебет мелочи, крики уларов, разное с разных сторон прерывистое жужжание и легкий шелест после смерти обретших голос маленьких растений.

В какой-то момент они зашелестели слишком принужденно. Кэсси перевернулась на другой бок и увидела прислоненного к камню Нестора. Он, часто моргая, смотрел верх, и голубизна в его серовато-карих глазах делала их чужими.

- Несс!

Он наклонил голову и стал знакомым. Наверно, Кэсси имела довольно жалкий вид, отраженной тенью промелькнувший по его лицу.

- Это что? - спросила она.

- Гора, - ответил он. - А мы - на склоне. Предел мечтаний - смыться, только пока у меня связаны руки это трудно.

Кэсси села. Ее руки оказались свободны, хоть их и ломило.

- Я здесь никогда не была.

- Я тоже. Здесь никто не был больше одного раза, - Несс огляделся. - А красиво. Скоро будет еще красивее. На берегу начнется отлив, речка, которую мы не видим, ускорится и истончится. Тогда с каких-то потаенных мест обнажившихся берегов ее начнет появляться тот комплекс незабываемых явлений, который в народе принято называть "Куполом Смерти". Подождем или пойдем?

- Я б пошла.

- Меня не забудь... Это, - он огляделся, - если ты найдешь куда идти. Я не вижу вокруг ничего, кроме отвесных стен.

Нестор поднялся на ноги и продолжал осматриваться. Постепенно взгляд его мрачнел все больше.

- У меня был друг, - сказал он. - По крайней мере, я считал его таковым...

Грустно посмотрел на Кэсси и продолжил:

- ...он в таких случаях говорил: "Это судьба". Некоторые сказали бы, что он был мистиком и фаталистом, но это - те некоторые, которые всего не знали.

Несс склонил голову и отвернулся.

- Я в курсе, - тихо сказала Кэсси.

- А еще у меня есть подруга. Она сидит в траве, начинает бояться и.... Ты мне руки развяжешь или нет?! Нам час остался. Подняться тут реально за полтора, но если жить хочешь...

- По-моему да.

- Видеть тебя не могу, - буркнул Несс, поворачиваясь к ней спиной. - В следующий раз не будешь шевелиться - нарвешься на грубость.

- Я стараюсь...

- Где-то я видел такую эпитафию. Представь - надгробие с надписью: "Нестор Романов. Старался."

...Через полчаса они обошли только третью часть долины. В обе стороны, на сколько хватало глаз была стена. Штурмовать ее не представлялось никакой возможности.

Кэсси остановилась и посмотрела на Нестора.

- Мне кажется, это бессмысленно, - сказала она тихо. - Мы похожи на зверей, которые мечутся по клетке.

Несс хотел что-то ответить, но смог не сразу. Не сразу чутье и воспитание подсказали ему единственно правильное настроение, на которое сейчас нужно было сменить свой полный упадок духа. Оно не позволило проявить слабость перед женщиной.

- Тебя еще волнует на кого ты похожа? - Получилось немного жалобно. А звери... они иногда находят выход.

В поисках выхода прошло еще полчаса. А потом Нестор поднял голову и снова долго смотрел в небо. Над их головами появился и начал медленно увеличиваться радужный круг.

- Начинай, - сказал он.

- Что?

- Признавайся в самом сокровенном.

- Сначала ты.

- Хорошо. Я очень боюсь канализационных люков. Они напоминают мне чей-то взгляд.

- Наверное собственный.

- Обижусь.

- Так и что?

- Подними голову.

- Нет.

- Все равно ж подымешь. Рано или поздно. Смотри, он увеличивается. Он радужный и как будто жидкий. Я вижу в нем себя - каким был, какой есть и какой стал. Каждый цвет - это настроение. Из них сплетается неповторимый узор жизни. Сейчас он показывает то, что могло бы быть. И что может. И что будет вместо этого. Безумно, безумно красиво. И притягательно.

Кэсси увидела как на землю перед ней опустилась пелена опалесцирующего тумана. Еще она знала, что ее на самом деле нет. Можно даже увидеть, как ее нет. Там долина и горы. Но теперь их там тоже не было. Стало ясно, что долина и горы - иллюзия. Реален только полог. Да, пожалуй, полог - он закрывает идиотские иллюзии. Или спасает от них? Как пожелаете. Вот он, блестящий, туманный прозрачный, тонкий, любой. Какой угодно. Кому? Нам. Только и навсегда. Или это ветер, в который можно влететь, как в воду? Или как в счастье...

Во это, темное - это намерения, они всегда темны. Темнота желанна и уютна, иногда это - истина, большая, чем видимость. Там, только там интерес, покой и никакого непонимания. Туда.

Кто-то схватил ее за волосы и пригнул голову к земле. Зачем?

- Не смотри.

- Почему ?

- Жить расхочется.

- Да мне уже не хочется. А тебе? Извини тогда. Это из-за меня все.

- Брось, он бы все равно меня истребил. Знаешь, тут одна теория созрела...

- Ну?

- Про сакральных существ. Ты его встречаешь, и значит - тебе суждено погибнуть. Это закон. Дело даже не в том, как, просто миру нужна твоя смерть. Ведь ты когда Алика встретила, ты падала, так?

- С обрыва.

- А в меня целились. Но тут случилась глупость - у встреченных нами вестников смерти было по своему интересу.

- А какой интерес был у Алика?

- Я думаю, воспоминания. Он чувствовал, что ты хранила воспоминания о его жизни.

- Здорово... Классная теория. Значит, нам суждено умереть?

- Как видишь...

- Тогда пойдем.

- Пойдем.... Смотри, наверху просто бесподобно!

- А у меня темно. Но это такой восторг. Прикинь, ты такого не видел тут зелененько, немного справа синенько и оно переходит, ой, переходит, во что-то приделанное... от слова предел. Нет, другое, объективно другое круглое, противное, но это, конечно же, не мне, а останется, пусть останется, все равно терять... Э, ну хватит! Ну кто там, в натуре? Ну хорошо, хорошо...

Их с Нессом уже давно тянули за руки - они покорно тянулись, иногда сшибались и наступали друг другу на ноги, но все еще не в силах были оторвать взгляд от раскинувшегося над долиной радужного купола. Он переливался на фоне давно стемневшего неба, светился и темнел, играл, как симфония, волновал и радовал, давал блаженство и чувство победы, успокаивал, возбуждал, утешал, давал силы и многое, чего всегда не хватает. По сравнению с ним темная пещера, куда их вдруг втолкнули сквозь какие-то кусты показалась отвратительной до спазм в желудке.

- Хочу назад! - крикнула Кэсси поняв, что хотеть-то хочет, но сдвинуться с места не может. Купол Смерти отнял у нее все силы. Она подняла руки к уже давно мокрому от слез лицу и закричала. Когда воздух кончился, знакомый голос сказал:

- Тише. Пожалуйста пойдем. Вы видели только начало, а сейчас будет самое главное.

Кэсси заверещала еще раз. Ее снова тащили, она снова протестовала так, что сама слегка оглохла. Нестор, кажется, молчал (она не помнит, было не до него и обидно).

Когда пещера кончилась, их отпустили на какой-то полянке, где они стали бесноваться и крушить все подряд, требуя вернуть кино. Правда, крушить там было особенно нечего, кроме кустов и камешков, поэтому Кэсси быстро нашла себе только одно интересное занятие - кидаться упомянутыми камушками в Нестора. И всегда попадала. А он их всегда ловил и складывал рядом в кучку. Кучка скоро стала большая и обрушилась. Несс старательно похоронил ее и поплакал. Кэсси стало его жалко, она набрала новую кучку и принесла ему. Они воткнули туда травку и сели ждать, пока она укоренится и зацветет.

- Ну, я пошел, - сказал их непонятный враг и ушел, а они подождали, пока он отойдет подальше, и стали петь мантры травке, только тихо. Пели плохо, потому что к полудню следующего дня травка засохла. Ее порвали на куски и развеяли по ветру.

Охрипшие от мантр, невыспавшиеся и вконец обессиленные они принялись объясняться жестами, но понимали друг друга плохо, поэтому скоро подрались. Была самая жара, когда они, наконец устали настолько, что упали смотреть кошмары.

12. Аланкрес.

Рука, удерживая обломок тонкой мраморной плитки, дрожала бы, если б дело было во время, относящееся к тем самым воспоминаниям. А сейчас она просто замерла. С виду совсем как обычно. Только несколько секунд никакое землетрясение не смогло бы пошевелить ее. Потому что имя "Анати" не встречалось ее обладателю с тех самых далеких пор. А еще потому, что почерк тоже, равно как и иероглифы, которым оно было набрано.

- Ну так что? - спросила Ирма.

- Не знаю, - медленно ответил Аланкрес. - Я так и не узнал тогда, что с ней сталось.

Он обратил лицо к Ирме и долго, слишком долго изучал ее неподвижные правильные черты.

- Ты и не рассказывал никому, - сказала она, слегка обиженно махнув пушистыми ресницами.

- Мне не хотелось.

- А теперь?

- Теперь тоже не хочется. Я должен был убить ее, но не смог. Она была без сознания, и я думал, что это кома.

- Все мы там были, - заметила Ирма. - В коме.

Алик медленно, не отрывая взгляда от мрамора, кивнул.

- Значит, ты думаешь, это она написала?

- Вполне возможно. Место от города далекое; только вот почему она не появилась раньше...

Алик прервал ее. Тихо, так, что расслышала только Ирма:

- Она бы и сейчас не смогла появиться. Физически.

- Алик...

Алик моргнул.

- Ты где нашла это?

- Сейчас покажу, пойдем.

- Нет.

- Почему?

- А если она там?

- Глупости. Там может быть ее могила, самое большее. Даже если она и выжила тогда.

- Все равно, - Алик почти прижал подбородок к груди. - Я ее бросил в горах. Одну. - он вскинул голову, - Я не смог остаться с ней. Знаешь, когда не видишь человека мертвым, это не убивает воспоминания о нем. Словно оставляешь ему шанс. А на самом деле, конечно, себе. Это малодушно, но я не герой.

- Плитка осыпалась, - рассудила Ирма. - Что бы не осталось от Анати, оно осталось наверху. Так что еще более малодушно будет тебе не похоронить ее останки.

Ирма грациозно развалилась прямо на склоне обрыва и курила, рассеянно наблюдая, как ветер играл ее собственными блестящими волосами, впутывая в них обрывки синеватого дыма. Аланкрес стоял напротив и молчал. Когда молчать стало больше нельзя, нашел взглядом самую дальнюю даль, словно надеясь, что уж в ней-то его точно никто не услышит, и сказал:

- На мою жизнь так и не выпало взаимной любви. На ее тоже. И на твою.

Ирма выдержала паузу.

- Любовь не любовь, - довольно улыбнулась она, - а было все же весело.

Весело действительно было.

Еще до официального открытия Анкаианы некий Линар де Фанн, человек умный и, к большому сожалению Аланкреса, не в меру обаятельный, приехал с материка с целью вселения в соседний с ними особняк, давно пустовавший.

Он вышел из кареты и подал руку необыкновенно красивой и чопорной даме в мехах, перьях, шелке и прочем таком же, начисто отбивающем у Аланкреса, привычного к несколько иному укладу жизни, охоту стоять поблизости и нарушать своим внешним видом великолепие этой пары. Аланкрес был довольно неказистым подростком сам по себе, еще его воспитатели лет до пятнадцати запрещали ему самому заниматься своей внешностью, а у воспитателей вкус известно какой - лишь бы им было удобно. Итак, чтобы не травмировать себя убогими образами, не следует уточнять, на что он был тогда похож. И собственная внешность не волновала его до самого появления в округе господина Линара с женой.

У Аланкреса был родной брат и сводная сестра - по обычаю, если в богатой семье было меньше троих детей, приветствовалось взять на воспитание ребенка у бедняков. Поэтому Анати имела два набора родителей. Это ли, или что другое делало ее такой, какой она была - веселой, предприимчивой, смелой и конечно, очень привлекательной. Они с Аланкресом как раз обсуждали, как бы из ничейного сада надрать побольше жимолости, как въехали новые хозяева. И, если Аланкрес уделил равную долю внимания обоим супругам, то Анати уже с первого момента больше смотрела на Линара. Аланкрес, конечно, поймал ее взгляд и, само собой, тут же сравнил себя с Линаром человеком красивым и на тот момент, естественно, более загадочным, чем он сам.

- Ну-ну, - обиженно сказал он Анати. - Смотри-смотри. Может быть, и он на тебя когда-нибудь посмотрит.

Анати, по своему обыкновению, рассмеялась так весело, что Аланкресу так и не успело прийти в голову никаких допущений о пророческом характере сказанных слов.

И только следующей весной, когда он увидел господина Линара вместе с Анати на пороге собственного дома, он понял, что последние полтора года только и мечтал о том, чтобы Анати так нежно прощалась с ним самим, а не с Линаром. Он огорчился, но мешать не стал.

Возвращаться домой тоже. Просто пошел гулять и гулял до глубокой ночи. Когда же решил вернуться домой, то на подступах снова узрел господина Линара, стоявшего прямо на клумбе и смотревшего, как Анати делает ему из окна какие-то знаки.

Когда Аланкрес вернулся в третий раз, и, обрадованный отсутствием господина Линара возле дома, стал форсировать темную лестницу наверх, то увидел осторожно спускающуюся навстречу фигуру соседа.

- Шли бы вы спать, господин Линар, - устало сказал Аланкрес, соображая, прилично ли в этой ситуации напоминать о клумбе. Очевидно, Линар только что вышел из освещенной комнаты, поэтому голос из темноты заставил его подскочить. Алечка быстро прошел мимо, сдерживая истерический смех.

Больше в неурочное время сосед ему не попадался, однако по блеску в глазах своей названой сестры Аланкрес понимал, что теряет ее. Это продолжалось до тех пор, пока однажды, гуляя вечером по пристани, снова не увидел их вместе в самый неожиданный для себя момент, когда меньше всего был готов видеть настолько паскудную вещь. И это оказался тот самый момент, когда какое-нибудь особо замученное чувство наконец не выдерживает умирает, обрывается, подобно перетянутой струне, раня последний раз и превращая прежнюю острую боль в онемение. Нет, он продолжал любить Анати. Но как-то перестало хотеться и открутить голову старому повесе, объясняться с ней, вообще забивать этим голову. Он плюнул на все и наслаждался жизнью - ведь была весна, шторма только что отгремели, в бухте на Лат Ла появились прекрасные голодные акулы, которые, как он знал, замечательно ловились на куриные лапки. Раньше он никогда не пропускал это время года.

Омрачало радость лишь то, что лапок катастрофически не хватало.

А если на какие-то экзотические предприятия не достает собственных отходов, нормальный человек идет и просит их у соседей.

Выглядело это так.

- Здравствуйте, госпожа де Фанн!

- Здравствуйте, господин Гирран.

Высокая и стройная, она вышла ему навстречу, сжимая в руке кружевной платочек. Выглядела она расстроенной. Конечно, подумал Аланкрес, кому он счастливый соперник без стыда и совести, а кому - единственный супруг. Однако даже такой она продолжала смущать. Чтобы побыстрее покончить с дискомфортом, Аланкрес изложил свою просьбу в наиболее лаконичной форме:

- Простите, у вас не будет куриных лапок?

- У меня? Лапок?

Не будь она куртуазно воспитана, можно было бы сказать, что она обалдела.

- Ну, - смутился юноша, - не прямо у вас, конечно... Я понимаю, - он вдруг почувствовал себя увереннее, - это звучит смешно, но наверняка вы бы могли распорядиться, чтобы обрезки от кур не выбрасывали, а приносили мне, все равно выбрасывать. Я ловлю акул.

- Лапками?

- Нет, на лапки. Лапками, госпожа де Фанн, их не поймаешь, равно как и руками, - улыбнулся Аланкрес.

- А я думала их острогой... - она недоверчиво склонила голову.

- Да их и ножом можно, - усмехнулся он, - если только у вас много запасных конечностей.

- Они их откусывают? - живо заинтересовалась хозяйка.

- Вовсе нет; просто если там с обрыва прыгать, можно что нибудь запросто сломать. Высоко и неудобно. Как раз только лапки и закидывать.

- А-а, - разочарованно протянула госпожа де Фанн. Смелый ловец акул оказался простым рыболовом-любителем.

- А нырял я в другом месте, - продолжал Аланкрес, словно бы и не заметив, - там акулы покрупнее, но они летом приходят. Вот тут уже азарт попадешь, не попадешь с лету-то... А она сильная, акула - хвостом по башке заденет и амба... То есть, не сразу, конечно, сначала остаешься без сознания и без скальпа, или там, без носа, она же шершавая, а потом кто-нибудь доест потихонечку. Быстро доедают, им же жевать не надо - кусок оторвут, проглотят, и дальше... Ну так что, дадите лапки?

- Хорошо, я распоряжусь, чтобы вам отложили с обеда. Утром принесут.

- Премного благодарен. Вообще-то я могу сам зайти, мне не трудно. Вечером. Не люблю вечерами дома сидеть.

Она помрачнела.

- А ночью вообще самый клев, - невозмутимо продолжал Аланкрес (как же он все-таки всем пакостит, этот Линар. Но нам теперь все равно, нам лапки нужны. А женщины могут по своему любимому Линару убиваться сколько хотят).

- Конечно, - она улыбнулась, хотя глаза ее наполнились слезами, приходите. Про акул расскажете.

Она резко повернулась и ушла в дом.

Вечером было еще веселее - Аланкрес стоял в холле с пучками куриных ног в обеих руках и раскланивался с хозяйкой.

- Я сначала по одной лапке буду кидать, - сообщил он. - Потом по две. А уже после....

- И по три, - с преувеличенно серьезным видом кивнула вредная госпожа де Фанн.

- А вот и нет, - подколол ее Аланкрес. - Дальше я вытащу акулу...

- А потом две акулы, а потом сразу три.

Аланкрес рассмеялся. Она тоже, правда, более горько и язвительно. Разговор некоторое время продолжался в том же духе, после чего Аланкрес, наконец, покинул дом врага своего и обнаружил, что уже заполночь. Было ему тогда легко и даже радостно. Он не вникал в причины, но предполагал, что это от того, что ему наконец-то наплевать на все кроме акул.

Ночь исходила теплом и сверчками, где-то на пределе слуха ловились загадочные отзвуки летучих мышей, и Аланкрес пытался понять, каково это: жить только по ночам, а днем спать и никогда не видеть солнца и бликов на воде, не слышать птиц. Ветер дул не с моря, а наоборот, приносил запах распускающихся листьев и ранних цветов, рождая в душе азарт и легкость, томление и блаженство. Юноша вдруг пожалел красивую, но покинутую женщину, оставшуюся в доме. Женщину, которая никогда не ловила акул, вышла за Линара, кажется, еще и любила его, прямо как Анати, которая тоже акул не ловила, и ту же ошибку сделала.

В тишине Аланкрес услышал из открытого окна только что покинутого им дома, что госпожа де Фанн может в такую ночь быть несчастной. Тем более, что вечером платочек у нее был уже другой. Можно было пригласить ее за акулами, но не знал, как она будет там себя вести, да и будет ли ей это интересно. Размышляя об этом, он вернулся.

Сложив лапки на полу в холле, он прошел по темному, но неоднократно исследованному еще в бытность пустым дому, поднялся на второй этаж, ведомый какой-то веселой, азартной решимостью, не оставляющей места сомнениям, бесшумно отворил дверь в комнату хозяйки.

Она сидела на краю кровати, согнувшись и уронив голову на руки, укрытая какими-то бахромчатыми шалями и черным пледом. При свете мерцавшего на столике огарка блестела наполовину вынутая ее сложной прически резная перламутровая гребенка с изображением русалки.

Аланкрес прикрыл дверь и шагнул к ней. Изящным и явно ниспосланным свыше движением выдернул все крепления ее прически так, что в наступивший после момент увидел только обращенное к нему прекрасное лицо в обрамлении длинных смоляных локонов.

- Сударыня, - сказал он, с неожиданной для себя легкостью, - ваше настроение - явление катастрофическое. Если вы сейчас же не смените его, я действительно покину вас ради акул.

- А если я попрошу вас этого не делать? - слабо спросила госпожа.

Аланкрес медленно опустился на пол, не отводя взгляда от ее блестящих черных глаз. Их выражение еще днем не вязалось с ее колючим тоном.

- Тогда я постараюсь вас утешить, - сказал он голосом, которого сам от себя не ожидал. Но, несмотря на это, ситуация не удивляла, а казалась простой и понятной, как летящий в глаз кулак.

- Постараетесь? - в очередной раз съязвила госпожа.

Аланкрес отвел взгляд, но лишь для того, чтобы найти, чем предварить свои следующие слова. Нужно было сделать что-то довольно откровенное, но все же достаточно деликатное.

Он медленно приблизился, приподнял видневшееся среди шалей ожерелье, склонился и поцеловал плечо как раз под ним.

- Тут я ничего обещать не могу, - прошептал он. Далее, выдержав паузу, которая понадобилась, чтобы подавить смех, уже спокойно добавил: - Как и в случае с акулами, которых я никогда не ловил.

...А самое феерическое веселье началось, когда вернувшийся под утро господин Линар наступил на разбросанные по холлу лапки и рухнул со страшным грохотом. Когда же он ворвался в комнату жены за разъяснениями, то застал ее лежащей и тихо всхлипывающей в подушку.

После того, как его шаги в коридоре стихли, госпожа де Фанн достала третий за сутки платочек.

- Вы странный человек, господин Гирран, - произнесла она, медленно , скользящими движениями разворачивая шелковую штору. - Я буду ждать вас, даже если вы не вернетесь.

Аланкрес, пытаясь следить за тем, чтобы при помутнении в мозгах не казаться хотя бы самому себе полным идиотом, наконец осторожно вдохнул. Это оказалась волна пьянящего весеннего воздуха, унесшего из головы прах итак в небольшой дозе отпущенного ему здравого смысла.

- А я еще и не ушел, - выдохнул он в темноту, полную тепла и запаха из только что разлитого ими флакона каких-то жуткой пряности духов, - Я, если можно, попозже...

За обедом Линар попытался выяснить причину возникновения лапок и помятой клумбы, и Ирма, идиотически улыбаясь, сообщила ему, что ходила ловить акул. Вообще, на все вопросы она отвечала утвердительно и при этом громко хихикала.

Только недели через полторы господин Линар разуверился в помешательстве жены и стал подозревать собственное - когда зашел за чем-то на кухню и увидел там на столе свежевыпотрошенного катрана. Есть такие мелкие акулки с мерзким характером...

- Это вы, сударыня, поймали? - спросил он жену.

- Я, а кто же? - отвечала она со смехом.

- Ну, ты нашла, чего ловить! Они же на вкус как подметки...

- Зато душой они - линары, - неожиданно для себя сказала Ирма.

Это было давно. Года за полтора до войны. А незадолго до нее супруги де Фанн загадочно исчезли. И только, когда уже ничего нельзя был поправить, Аланкрес понял, кем на самом деле был Линар, и чем занимался на Анкаиане. А Ирма выступала при нем в роли непосвященного статиста.

Они с Ирмой были разными людьми, и Аланкрес в то время иногда задумывался, хорошо это или плохо. С одной стороны, ему не хватало слишком многого в общении с ней, а с другой стороны, он ничего и не требовал, и не в чем было разочаровываться. Ирма, при всей ее красоте, была начисто лишена той разновидности обаяния, которая увлекала Алика. Но Ирма притягивала сама по себе, и он отдавал должное очарованию ее одновременно развязной и сдержанной манеры общения ("Привет, я к тебе , - обнимая малознакомого человека за плечи, - если у тебя есть время"). Он знал, что и Ирма никогда не рискнула бы показаться с ним в обществе, да и в одиночестве она без него особенно не скучала. Позже, когда Аланкрес начал немного разбираться в таких вещах, он понял, что парадокс подобных отношений и заключается в их стабильности и длительности - ведь когда люди друг другу настолько безразличны, они не способны причинять друг другу боль; остается приносить радость. Из такого со временем рождается если не любовь, то крепкая дружба.

Но когда Алик и Ирма это поняли, они уже не были людьми.

Они встретились лет через пять после войны, когда Элис начал скучать и в порыве какой-то непонятной заботы инициировал вампира из одной светской дамы на континенте, про которую он знал, что она была некогда знакома с Аланкресом.

- Привет, Ирма, - сказал Алик при этой исторической встрече. - Хорошо выглядишь. Совсем не изменилась.

- Привет, Алик, - сказала Ирма. - Ты тоже хорошо выглядишь. Красивый стал.

- А я? - тут же обиделся Элис, чтобы внести хоть какое-то разнообразие в их показавшийся ему тусклым диалог.

- А ты вообще прекрасен. - сказала Ирма, а Алик добавил:

- И с каждым столетием хорошеешь.

И это было давно.

Больше века назад.

Воспоминания об Анати до сих пор тревожащие его привычным слабым сожалением, превратились в часть той самой, положенной ему ностальгии. Он привык обходиться без любви, как привык обходиться без жизни.

Со стороны расцветающей весенней природы ему взаимности тоже не полагалось. Животные избегали его, растения возле его дома быстро зацветали, сбрасывали цветы и после этого переставали расти. Из рассказов Элиса он почерпнул, что со временем эти стройные деревца и тонковеточные кустики все, как один, превращаются в безобразную корявую жуть, которой даже вредители брезгуют.

Полгода назад он их понял. Сам бы завял от себя, если б смог. И в те же полгода он стал более привлекательным для жителей своей земли. Он и природа стали одним целым, и Алик часто задавался вопросом - умрет ли Анкаиана теперь, или просто переймет его сущность. Он не знал добра и зла, но второй вариант казался пошлым. Будет ли он любить ее тогда? А если, не выдержав противоречий его существования, все-таки умрет, будет больно. Дзанку, Аланкресу и даже этому ужасному, чтоб ему ни дна ни покрышки, Алику.

Не начать ли разрешать все эти вопросы с того самого времени, когда его первый раз посетила несчастная страсть? Все, что можно вернуть оттуда это воспоминания. А помимо них есть еще Ирма, отыскавшая в часто посещаемых ею развалинах этот кусочек мрамора с нацарапанным именем.

- Если честно, мне слабо верится, что это действительно Анати, и действительно тогда, - сказала Ирма.

Алик кивнул. Он стоял лицом к ветру, несущему запах моря, и катал ногой маленький камешек. У него и этого безответного камешка общего было слишком много для простого сочувствия.

- Твоя девочка... напомнила мне Ларису.

На берегу не было ни одного живого существа. И шевелились только волны, накатываясь на камни и просеиваясь сквозь них, словно одержимые очищением.

- Я никогда не видел Ларису, - сказал Алик. У него это имя получилось красивей, чем у Ирмы.

- Но ты хоть помнишь, кто она? - Ирма повысила голос.

Алик ответил явно привычным легким пожатием плеч. Все было сказано, и все сказанное не имело значения.

- Ладно, пойду я, - Ирма встала - высокая, элегантная, красивая и холодная, как сама смерть.

- До встречи, - сказал Алик.

Она сделала пару шагов и обернулась.

- Странные вещи всегда происходили с тобой, - сказала она. - И эта неспроста... Надеюсь, ты тут понимаешь, что к чему.

- Еще нет.

Ирма исчезла. Немного позже он услышал, как завелась машина. И только тогда повернулся к скале с развалинами.

Он быстро отыскал место, откуда отваливалась мраморная плитка. Разобрать, была ли на этой стене когда-то надпись или нет, стало невозможно, потому что почти все, на чем бы она могла остаться, давно осыпалось. Попались пару раз интересные штрихи, но природа их, а тем более, смысл ясными не виделись.

Только в одном месте, где фрагмент стены некогда обрушился в море вместе с частью скалы, еще остались белые осколки, похожие на разбросанные лепестки лилий

Аланкрес проскользнул за стену. По ту сторону, как и на всякой неприглядной изнанке, в изобилии валялся различный мусор, коллекцию которого уже успели пополнить в этом году беспечные купальщики. Что Ирма могла здесь искать? Хотя, скорее всего она сюда не ходила.

И все же...

Откуда-то пришло непонятно чем вызванное ощущение близости разгадки. Кто-то или что-то еще было здесь, скоро станет понятно, надо лишь остановиться и подумать.

Но сказалась усталость от тайн, и думать он не стал. А просто прошел вдоль стены, взглянул вверх и запрыгнул на нее.

Усилившийся вдруг ветер чуть не сбросил. Алик сел и полюбовался открывающимся сверху пейзажем. При мысли, что все это принадлежит ему, волна грусти захлестнула его душу. То, за что он в ответе, должно быть счастливым. Если этому счастью мешает Алик, что же... Во власти Дзанка избавиться от Алика. Только где ее взять? И кто ее даст, эту власть? Ее наоборот все ужасно хотят получить. Но только Дзанк в состоянии пользоваться ей во благо. Даже если он - проклятое существо? Стоп. Не надо путать. Хорошее он существо. А что такое проклятие, он не знает на совершенно законных основаниях.

Потому что проклинать может только он. И прощать - только он. Ведь языческим богам чужды абстрактные принципы, и не признают они ничего кроме собственной воли. Но, скажут ревнители деления на хорошо и плохо, что мешает богам употребить эту волю во зло? А мешает именно то, что они боги. Бог не может принести несчастье тому, чему он покровительствует - ему самому это причинит боль. Поэтому Алик, как Алик, вполне может отобрать жизнь у живого существа, используя силу вампира, но никогда не сможет сделать то же самое посредством власти Дзанкмуаля. И именно поэтому богу нужен хотя бы один поклонник, чтобы поддерживать его жертвами (не обязательно какими-то жуткими, иногда достаточно просто верить в него). Если такого нет, бог умирает, ни чем не питаемый. Сейчас жертвы Дзанку приносит Алик. А пока все обстоит так, власти он не получит, потому что они - одно и то же. Алик Дзанку, получается, только не дает умереть. Из этого следует, что нужно еще как минимум одно существо, жрец какой-нибудь, дабы деяния бога сделать законными, и придать этому богу его собственную, божественную власть. Но с другой стороны, богу тогда всеми мировыми законами будет вменяться в обязанность исполнять большую часть желаний этого служителя. Именно поэтому народы издавна следили за чистотой жреческих помыслов. Кстати, первый жрец, фаворит бога, начинает называться тромендером, когда, в следствии его появления, тромендер становится настоящим богом, перестав быть самому себе первым жрецом (то есть, тромендером).

Когда Алик некогда пытался различными способами набрать себе прихожан, он понял, какую непосильную задачу поставили перед ним. Потому что завладеть душой человека может только человек или бог, обладающий той самой властью, которую он еще не раздобыл. А тромендер Дзанк, к сожалению, человеком не был. Он мог покорить, внушить, мог даже очаровать, но заставить человека верить в Дзанка искренне и бескорыстно - фиг.

Потому что каменные боги стали вампирами только будучи покинуты и никому не нужны. Они, грубо говоря, опустились. И до сих пор пытаются вернуть поклонение, предавая людей смерти, потому что в этот, последний миг, ощущение, что ты заполнил все мысли человека становится таким реальным... Они также пытаются вернуть поклонение создавая себе подобных, но рано или поздно и с этой иллюзией создателю приходится расставаться. Те, кто поумнее, быстро перестают этим заниматься. Но некоторые, наоборот, втягиваются.

"Я люблю вас с Ирмой..."...

Фу. Я Йоргена тоже любил. Может, следовало сказать ему об этом лишний раз?

Алик оттолкнулся от стены. Земля некоторое время приближалась, а потом вдруг исчезла. Он даже не успел удивиться прежде, чем дошло, что он приземлился не на поверхность, а под нее, гораздо глубже. Еще он услышал быстрый, тонкий лязгающий звук над головой и понял.

Что некоторое время придется посвятить сидению здесь, в темноте, в подземной камере, разгороженной надвое толстой серебряной решеткой.

Алик осмотрелся и решил, что чутье, предупредившее его о близости разгадки, не обмануло. Оставалось только дождаться.

Когда на свободе, над сомкнутой стальной диафрагмой, служившей ему потолком, наступил рассвет, он лег на землю и попытался успокоить себя каким-нибудь милым воспоминанием, чтобы не засыпать с неприятной мыслью о предстоящей встрече с хозяином схватившего его помещения.

Милое воспоминание сразу нашлось - странное, короткое, но зато в нем было море и тот же ветер и редкое ощущение, что ему неожиданно хорошо, уютно и вообще - всего хватает.

- Даже не знаю... - лукаво ответил себе Алик, прокрутив его пару раз. - Может быть.

13. Отходняк.

Полутемная тишина придорожного кафе нарушалась лишь звяканьем пары чашек да жалобным (потому как вынужденным) общением краев трещин в пластиковых стульях.

- Ну что, напилась наконец? - весело спросил Несс, скрипя стулом.

- Угу, - сказала Кэсси в стакан. Отставила его. - Несс, мне стыдно. Я же все помню. Что делать?

- Посмотреть на меня, - сказал Несс. - Я тоже помню. Никогда еще не был таким добрым. Вспыльчивым, правда немного. Но ведь эти качества часто соседствуют. Вот некоторые думают, что если у человека хорошая память, ему обязательно должно быть стыдно после участия во всяких крышедвигательных мероприятиях. Но подумай, вдруг это был единственный раз, когда мы были такими, какие есть на самом деле. Кстати, кому мы такие не понравились?

- Арно, - буркнула Кэсси. - Он знал какую-то дырку, которую мы не заметили. Идиоты.

- Это качество мы проявляем в любом состоянии.

- Да хоть бы его вовек не было, этого состояния, - продолжала Кэсси замогильным голосом. Она выглядела усталой и подавленной. - Надо Оське позвонить.

На улице Кэсси обнаружила, что уже вечер. А они еще даже не в городе.

- Может, поедем? - сказала она, входя. - Темно уже.

- Что совсем?

Ей показалось, что ее спутник встревожился.

- Скоро станет совсем.

- Тогда, может, лучше переночевать здесь? Деньги у меня есть вроде...

- Да у меня тоже, но я бы на них лучше тачку взяла, чем тут мариноваться.

- Боишься? - подначил Нестор.

- Представь себе... Ну так что?

Нестор изобразил серьезные раздумья.

- Я б на твоем месте, - сказал он, - переночевал бы тут, а утром взял бы тачку прямо до города или до Аджистаны.

- А ты?

- А я тебя здесь постерегу, если хочешь, а утром уеду к себе. Или вместе поедем. Но ночью лучше не пробовать.

- Боишься?

- Представь себе. Ну так?

- Не могу понять, - упрямо сказала Кэсси. - Почему? Какая разница? Мы уже не в Сорлаше, к тому же вместе, к тому же, если за нами гонятся, то лучше двигаться побыстрее.

Нестор серьезно посмотрел на нее.

- А поймешь, если я скажу, что у меня на то свои причины?

Кэсси вздохнула.

- Ну хорошо. Только... знаешь.... Извини, если ты не думал об этом, но на всякий случай: не надо меня домогаться.

Нестор резко вскинул голову. Несколько дней без ухода почему-то не особенно подействовали на его внешность.

- Я думал! - возразил он проникновенно. - Так что можешь не извиняться. Противно? Достаточно, чтобы прекратить всякое общение между нами до завтрашнего утра?

Послушав, для успокоения, дорогу под окном доставшейся комнаты, отыскав знакомые детали интерьера, Кэсси занялась собой, избегая, однако, зеркал. В придорожных гостиницах их не много.

Спать хотелось жутко, но не получалось. Вот бы поговорить с кем, но Романтик - очевидный если не псих, то слегка двинутый. Его часто непонятно.

Кэсси любила гостиницы - их скудная обстановка ничего не несла и не скрывала, давая простор фантазии. Приятно мысленно обставлять и украшать их, так, дабы после каждая вещь напоминала о твоей собственной к ней любви - не важно, какая она - реальная или нет. Потому что не способные это понять все равно не увидят, а из способных здесь только она сама.

Здесь вообще только она, поэтому и размышлять можно о чем угодно. В свое время ее угораздило полюбить человека, не понявшего ее слабости к интерьерам и красивым вещам. Тут было бы полезно с самого начала воспринимать Кэсси неотделимо от ее увлечения, но поженились они только тогда, когда у него уже вошло в привычку воспринимать ее отдельно от всего, кроме себя. Как блуждающую декорацию. Возможно, из-за ее лояльности к подобному определению у них ничего и не получилось. Хотя прежде она искала причину в своем неприятии некоторых ...

Ну вот, опять, оборвала себя Кэсси. Какое сегодня число?

Полторы недели получилось об этом не думать. Еще два дня и был бы рекорд.

Добрый дядя психоаналитик сказал, что у нас заниженная самооценка, что некоторые люди, когда у них не складывается, пытаются доказать собственное право на жизнь, влипая во всевозможные опасные ситуации, заодно в них и забываясь. Вроде как, выбираясь, должны они чувствовать себя лучше.

Отчасти, они, наверное, правы. Но помимо них были еще всякие колдуны и гадалки, и более-менее достойные доверия из которых говорили, что смерть давно охотится за мной. Тут еще теория Нестора...

Кэсси лежала в темноте и пыталась заставить себя ответить на вопрос: верит ли она ведьмам и Нессу, верит ли психоаналитикам, боится ли? Все, чтобы только не позволить себе вспоминать о своих личных неудачах. Или о чем-то еще?

В конце концов она так запуталась в своих мотивах ( о половине которых старалась еще и не думать), что переутомление, как водится, окончательно отняло у нее желание спать. А спать было надо.

И только тогда измученная долгой обороной Кэсси отступила и впустила в свое сознание то, о чем пыталась забыть в действительности.

Это случилось уже в полусне, когда обычные обитатели грани двух реальностей - хаотичные линии, соединились вдруг в понимание и успокоение. Кэсси удивилась и заснула.

Проехав некоторое расстояние, Ирма была вынуждена остановиться, потому что загородивший дорогу грузовик объезду не поддавался, и наилучшим решением стало бы обнести вокруг него собственную машину по горному склону. Ирма не любила таскать на себе грязную технику, но времени на объезд по другой дороге не было. Пыльное дно в пути загораживало половину обзора, и Ирма не сразу заметила по ту сторону грузовика огромную темную лужу литров на сто. И склон дальше превращался в откровенно отвесный, заставивший пожалеть, что Ирма - вампир, а не вертолет. Из-за этого крайне прискорбного обстоятельства пришлось поставить машину в лужу, состоящую, увы, вовсе не из воды и встать туда самой, дабы, во избежание возгорания, впоследствии ее вручную вытолкнуть.

Ирма слышала, что с другой стороны кто-то приближается, и чувствовала тревогу. Если б у нее было время поразмыслить, она бы поняла ее причину за то время, за которое еще никто не успел подъехать к этому месту и застрять в нем, подобно ей самой, какой-то идиот уже догадался бросить грузовик и бесследно пропасть, оставив после себя огромную лужу горючего.

На всякий случай Ирма поторопилась вытолкнуть свой транспорт, но, как только она собралась залезть в него, из-за поворота вырулила желтая машина и остановилась. Ирма не обращала на нее внимания, тем более, что та уже начала разворачиваться, прочувствовав ситуацию.

Внезапно послышалось несколько выстрелов - короткая очередь и что-то еще, от чего лужа на асфальте мгновенно воспламенилась. Ирма едва успела отскочить от плеснувшего в лицо огня и обернуться. Темные стекла не позволяли ничего рассмотреть, но в машине чувствовалось одно существо какое-то мутное, неопределенное, без настроения, пола и возраста.

А когда Ирма повернулась к своей машине, та уже горела.

В два скачка вампирша настигла машину экстремиста, но проникнуть внутрь не смогла, потому что та уже двинулась и начала быстро набирать скорость.

Проще всего было разбить лобовое стекло и придушить водителя, но скорость и ветер этому сильно препятствовали - на крыше легкая Ирма рисковала слететь. Пробив боковое стекло, она поискала за что бы уцепиться в салоне, но он был странный - гладкий, неприятный, и содержащий внутри что-то, что просто-таки отбрасывало назад. Сильно изрезав себе руки и изрядно побившись о борт, Ирма была вынуждена отступить, и попытаться хотя бы не упасть с крыши, покуда поблизости не окажется какого-либо укрытия на светлое время суток, которое грозило скоро наступить.

Но экстремист повернул вовсе не туда, куда ей хотелось бы проигнорировав поворот на населенный пункт, стал углубляться дальше в горы. Зная, что скоро начнет слабеть, Ирма уже прикидывала, в каком бы месте ей было удобнее отцепиться, чтобы вокруг была земля, в которую у нее хватило бы времени зарыться. На более-менее заросшем участке она отпустила крышу и постаралась откатиться от дороги.

Не зная, кто устроил ей такую гадость, она не стала гадать. Кем бы он ни был, нынче было время держаться от него подальше, и Ирма буквально взлетела вверх по поросшему скудной колючкой горному склону. Остановившись, даже не отряхнулась, только убрала с лица выбившиеся из прически волосы и стала осматриваться.

Экстремист остановился. Соблазн спланировать ему на крышу был велик, однако пришлось себе напомнить, что небо светлеет и некогда думать о мести.

И тогда кругом себя Ирма увидела сплошной базальт, кое-где испещренный неглубокими наносами песка. И все.

А предрассветный ветерок порывисто ласкал ее кожу, уже начавшую неприятно неметь от света. Ирма поискала трещин, но все это было сплошное несчастье, а не трещины, и стало страшно. Поднявшись на гребень нависшей над дорогой скалы, она вновь увидела внизу неподвижную машину экстремиста, который так никуда и не собрался. Ирма подумала было, а не спросить ли чего он хочет, но тут, увидев ее, экстремист медленно поехал.

Стало понятно, что ее просто хотели убить. Смело, дерзко и со знанием дела.

Она бросилась обратно в скалы, зная, что где-то там есть море, и до него еще можно успеть добежать, но страх и медленно усиливающееся жжение на руках и лице не давали сосредоточиться, чтобы выбрать направление.

Она упала возле какого-то камня, спрятав лицо в холодную сырость и обхватив руками голову.

- Нет, - прошептала она, - только не это, пожалуйста...

Однако на свете не было бога, которого бы тронула ее мольба.

14. Ритуал.

Вещь, о которой не знал Вандарский.

Была.

И знали о ней немногие.

Во-первых - Асет, потому что была она у него. Во-вторых знал Энди, или догадывался, а догадывался он потому, что в силу незаурядности своего интеллекта вообще до многого догадывался. Еще Элис, во-первых потому, что иногда пас Энди, а во-вторых, потому, что вообще очень много знал. От Элиса о ней могли бы узнать многие, если бы Элису не было на все в такой глубокой мере наплевать.

Теперь, просидев несколько дней под землей, о ней узнал Алик.

Вещь, о которой Вандарский узнал-таки от догадавшегося Андриана, достойна была не только вызывать алчный блеск в глазах главного мага, но и украсить собой какой-нибудь алмазный фонд. Если б Вандарский ее увидел ( а из всех вышеперечисленных господ он, как ни странно, был самым впечатлительным ) она напомнила бы ему серебро и хрусталь родительского дома, жемчуг, весенний пейзаж - вобщем, все очень хорошее.

У Андриана, которого подобные впечатления напрягали, она не вызвала бы ничего, кроме желания как-нибудь сгладить ее влияние на мировые процессы.

Элис тут был способен только на восхищение, а что до Алика...

Задайся Аланкрес странным вопросом - что сей символ ему напоминает, получилось бы ответить на него полностью и исчерпывающе так, что любой слабоумный проникся бы ею с первого слова.

...Асет внес под землю теплую волну весеннего воздуха и шум моря. С ним был мавурк, который тут же озадачил Алика. Последний считал, что научился распознавать пол даже очень видоизмененных человеческих особей не только по внешнему виду, но и по эманации. Встретив этого мавурка, понял, что ошибался - мавурк был всего лишь мавурком.

Зато в другом Алик не ошибся - предположив, что войдя, Асет посветит на него фонариком, а поэтому заранее отвернулся к стене и только самый краешек своего поля зрения выделил монаху, остановившемуся в трех шагах от решетки.

Так и не повернувшись к Асету, он стоял, рассматривая перед собой череду дырок в еще сырой цементной стенке. Он не знал, что в этих дырках, но тоже умел догадываться. И, пока Асет говорил, Алик эти дырки считал. Собственно, считал он их и раньше, даже помнил их число, но теперь подсчеты эти приобрели особый смысл. Зачем столько?

- Приветствую тебя новый наш повелитель, - произнес Асет. - Как насчет того, чтобы выслушать мольбы недостойного?

Алик обернулся чуть побольше, и Асет увидел, как слегка изогнулась вертикальная черточка на его впалой щеке.

- Снова?

На миг стало возможным рассмотреть половину его специфической улыбки. Асет с трудом подавил желание отойти хотя бы на шаг. Так сложилось, что одних тварюшек любил он больше, других немного меньше. Вампиры не нравились ему своей отчужденностью, эгоизмом и непредсказуемым поведением. Да и тем, что рядом с ними он был всего лишь человеком. Защищенный от их ментального воздействия, он продолжал бояться физического. Даже сейчас, когда их разделяла решетка, он, несмотря на слабое зрение, видел Алика четче, чем видел бы человека с такого расстояния. Чужие иллюзии бесили монаха. Но он улыбнулся.

- Не знал, что тебе это так по нраву... И часто ты выполняешь то, о чем тебя просят?

- Смотря как просят. И смотря кто, - сказал Алик, уже двое суток сидевший в ловушке. Он по-прежнему не поворачивался и не шевелился. Наверное, следил за своей дрожащей на сырых стенах тенью, обрамленной мечущимися штрихами прутьев.

- Люди, живущие в стране твоей, - веско сказал Асет. Он не знал Алика. Но ему показалось, что со времени их последней встречи тот немного изменился - его юношеский облик стал строже. Значит, чувства Дзанка - не просто формула, а если формула, то такая, какой подвластны даже иллюзии. И это замечательно.

Алик повернулся и какое-то время рассматривал его. Потом спросил:

- Помнишь себя в событиях где-то трехнедельной давности, когда газетчики исходили интервью с несостоявшейся, седьмой жертвой маньяка Диса? Ты сам долго давал комментарии по поводу чудесного виденья Агнесс.

- Это к чему?

- Еще и вид у тебя такой был... я бы назвал его компетентным. Люди, живущие в стране твоей, утвердились в вере своей после твоего выступления.

- Ну и что?

Ресницы над туманными глазами чуть дрогнули.

- Когда ты вошел, от тебя исходило нечто вроде эманации Диса... Во всяком случае, такая у него была в ту ночь, когда он... когда меня в последний раз о чем-то просили. Но просил он позже, а сначала излучал нечто такое. Такое же, - Алик воздел глаза кверху, после чего вновь утвердил их на собеседнике, - И я не выполнил его просьбу, - закончил он. - Просьбу человека, тогда еще живущего в стране моей.

Красные одежды Асета в свете фонарика виделись черными, зато лицо, слегка опухшее от недосыпа, казалось бледным, как у Алика.

- Так Диса больше нет? - вырвалось у него.

- Я знал, тебе понравится.

- Я про тебя плакат нарисую, - улыбнулся Асет. - Типа : "Не разоряйте муравейники", или "Вампир - санитар города".

- Только чтоб я был похож, хорошо? А то Агнесс меня тоже нарисовала... очень неосторожно. Очень неосторожно с ее стороны было это обнародовать. Я не знал, что я такой. Что я похож на это. Что человек видит так вампира в невменяемом состоянии, стоящего за спиной у невменяемого человека и, выражаясь образно и грубо, прицепившего свою крышу к его, дабы они вместе удачно съехали. Честное слово, Асет, я не думал о тебе, когда в порыве неведомой тебе темной страсти не сдержался и прервал этот волнующий спектакль. Наверное, даже грубо и небрежно. Не помню. И знаешь, что меня больше всего угнетает в этом деле?

- После того, как из тебя сделали ангела, тебя еще что-то может угнетать?

- И очень. То, что в религии, служителем которой ты себя представляешь им, все доказательства такого вот, сомнительного свойства. Нет, против религии я ничего не имею, она прекрасна, но ты и тебе подобные... Куда там Дису. Он и врать-то как следует не умел... Так что плакат - это будет честнее. Я тебя выслушаю.

- И откажешь? - полуутвердительно спросил Асет.

Алик осмотрелся.

- Не знаю, - полушепотом ответил он. - Ты убьешь меня, если да?

- Нет, - ответил Асет. - Я тебя не убью. Я и обратился к тебе с просьбой лишь для того, чтобы ты увидел - я говорю с тобой, как с... богом.

Алик поднял бровь.

- Да, тромендер Дзанк, как с богом Анкаианы. Убить тебя - потеряется Анкаиана, или появится новый Дзанк, может, и недостижимый. А я, как ты правильно заметил, не верю в то, чему призван служить. А ты-то у нас реален.

- И ты ловил бога на воспоминания о его первой любви?

- А у тебя кроме этих воспоминаний разве есть что-то еще, на что тебя можно бы было поймать? Кстати, все подлинное - это действительно Анати. Просто я знаю о ней то, чего не захотел знать ты.

- Ты... говорил с ней?

- Я даже вызывал ее воспоминания. Она считает тебя палачом. Особенно узнав, кем ты стал после того, как...

Алик в нетерпении вскинул голову.

- Разумеется; - потом, уже спокойно, продолжил, - Обо мне и моей экзотической фактуре двух мнений быть не может; ничего нового я не узнаю ни от тебя, ни от вызванного тобою духа. Если ты согласен, перейдем к твоим планам относительно меня.

- Изволь. Я намереваюсь посвятить себя в твои жрецы.

- Каким образом?

- С помощью ритуала.

- А кто будет говорить "да"?

- Я сам. Этого всегда было достаточно.

- А если я откажусь?

- Ты не сможешь ничего сказать. Ты в состоянии будешь только принимать мои жертвы. А желания мои будут исполняться согласно мировым законам. Твоей волей, хоть и иногда вопреки твоему желанию. Ведь, насколько я знаю, разум носителя ни при чем, когда посвященный обращается к божественной власти?

Героизма Алику действительно всегда не хватало, потому что позволил поверить он себе в такую возможность только теперь. И все понял.

Понял, что у Асета есть вещь, при правильном использовании дающая большую власть здесь и не только. Вещь, о которой не знал Вандарский. И вещь эта очень сильно напоминала Алику его самого. Простой замысел, плюс плененный бог.

- Мы начнем не сегодня, - сказал Асет. Он торжествовал. - Мне нужно торопиться, но мы начнем не сегодня. Сегодня ты еще не у власти. Я начну верно служить тебе, как только все будет готово. Ты это оценишь. Правда, оценишь. Обязательно скажи мне, что ты об этом думаешь, хорошо?

Алик зажмурился от направленного на него яркого света - Асет поднял фонарь. Он успел вполне насладиться, как наслаждается смертный, когда видит отражение собственной победы в облике побежденного бога. Несколько секунд Алик стоял, переплетя пальцы перед глазами, забыв, что от света вообще можно отворачиваться. Он хотел задать вопрос, но никак не мог придумать ему подходящей формы. Да и, наверно, не важно это было. В конце концов, какая разница, с помощью какого ритуала будет обращаться к тебе твой жрец, и что он использует, чтобы лишить тебя возможности возражать. Хотя бы прах Ипполита рядом положит, наверняка какая-то часть у него осталась.

- Подозреваю, что твои желания едва ли совпадут с интересами Анкаианы, - медленно сказал он наконец. - Ты убьешь меня.

- Я убью ее. А ты не умрешь еще очень долго. Ведь что бы ты не испытывал из-за страны твоей, ты сам-то очень стойкое существо... В определенных, правда, условиях, но я их тебе создам.

Тромендер снизу вверх взглянул на тюремщика. Затем на мавурка. Последний стоял в опасной близости от решетки и можно было, например, оторвать ему руку, а потом голову. Элис сделал бы это не задумываясь. Хотя это бы было и бессмысленно. Алик иногда жалел, что он не Элис.

Алик опустился на пол и положил подбородок на колено.

- Труднее всего мне будет выносить твое присутствие, - сказал он. - Ты даже не боишься, что обо мне кто-нибудь вспомнит.

Асет уже повернулся, чтобы уходить, но на последние слова обернулся.

- На, чтоб не обольщался, - Асет что-то бросил сквозь решетку, как бросают зерно и направил вслед луч света. - Она может быть и вспоминала о тебе иногда, но была слишком беспечна.

Алик посмотрел вниз и узнал камешки от ожерелья Ирмы.

15. Кошмары.

- Я слишком хороша для этого мира...

Оська лежала на диване в халате, заложив руки за голову, а ноги положив на ручку. На большом пальце правой ноги сверкал огромный перстень с голубым бриллиантом.

Когда Кэсси вошла, Оська вывернула шею чтобы ее рассмотреть.

- А ты загорела, - сообщила она.

- Спасибо, - сказала Кэсси замогильным голосом.

- Тут тебе какой-то мужик звонил.

- Мне?

- Ну не мне же... Хотя и по моему, гад, телефону.

- Что говорил?

- Что без ума от тебя и завтра повесится. Гы... Будет он со мной говорить. Ему была ты нужна. А мне мужики не звонят, мне только пишут. Вон, почитай. Прислал, скотина. И перстень этот. Интересно, он всерьез полагает, что у меня на руках сосиски вместо пальцев?

- Что, опять шейх? - улыбнулась Кэсси.

- Да. Теперь он угрожает, что расскажет кому надо где я. Сволочь... Извести меня у него не получилось, теперь он надумал жениться. В принципе, это одно и то же. В обоих случаях он получит... не помню сколько.

- Да отдай ты ему их так, эти феньки....

- Феньки, - возмутилась Оська. - Ни фига себе феньки! А на что я жить буду?

- Так ты все равно на копейки живешь. На фига тебе эти миллиарды годового дохода, эти корпорации - ты ими все равно никогда заниматься не будешь. Это он тебя в психушку засунул?

- Ну да, - теперь замогильным стал голос Оськи. - И что делать...

- Вы еще друг друга не видели?

- Еще чего...

- Так посмотри на него. Вдруг он хороший.

Оська издала долгий фыркающий звук.

- Шейхи хорошими не бывают. Мужиков есть три вида - плохие, безнадежно плохие и шейхи. Шейхи вообще не мужики даже. Они все хотят корпораций. Чем больше у шейха корпораций, тем выше его ранг в тайном обществе шейхов. Они собираются раз в год в каком-нибудь небоскребе какого-нибудь мегаполиса и перебирают эти корпорации своими толстыми пальцами. Мирные люди, заслышав этот зловещий шелест, стороной обходят такие места... А если какой-нибудь несчастный по ошибке забредет в это здание, они ловят его и насильно показывают ему свои корпорации. И он становится шейхом, и лунными ночами...

- А если ему нечего перебирать?

- Шейху? Нечего? Так не бывает. Вот ты есть, спать, хочешь?

- Ага.

- А он переберет и не хочет.

- Знаешь, если я сильно переберу...

- Ты свои невинные переборы с темными ритуалами этих врагов рода человеческого не сравнивай! Ты переберешь и свалишься, а они...

- А они?

- А они сволочи.

- Ось, но ведь это тоже форма жизни, - уговаривала Кэсси. - Им это интересно.

- Но речь обо мне. И я не знаю, что делать.

- Напиши ему про лунные ночи.

- Ага, и в психушку.

- Да не бойся ты. Хочешь, я это сделаю?

- Что?

- С ним встречусь.

- Пальцы измерь. Если жирные, можешь себе оставить.

- Да мне такие тоже не нравятся.

- Шейхи?

- Пальцы.

Оська посмотрела на свою руку.

- Интересно, а бывают шейхи без пальцев?

- Без чего они только не бывают... Этот вот рискует без Оськи остаться.

- Хорошо бы.

Оська перевернулась на спину.

- А тебя где носило?

Кэсси рассказала где.

- Ух ты!.. И Купол Смерти видела. И Асета. А я тут как дура сидела и за тебя переживала. В следующий раз возьмешь меня с собой. Я уже придумала, что Асету на стенке напишу.

- Следующего раза не будет. Хватит с меня. Тем более, что пишешь ты всегда одно и то же...

Кэсси сняла куртку и швырнула на стул.

Оська наблюдала за ней, подперев голову рукой. Она улыбалась.

- Дубль два, - сказала она. - Решительнее надо.

Кэсси схватила куртку и бросила в Оську. Та попыталась заслониться, однако зацепилась бриллиантом и рухнула с дивана.

- Ой...ты не ушиблась? - испугалась Кэсси. Уж очень громко Оська упала. И лица ее было не видно под попавшей в цель курткой.

- Ни фига! - сказал страшный голос из-под куртки. - Я смогу мстить.

- А что грохотало?

- Мои кости... Они взывают к отмщению.

Оська выбралась и поправила растрепанную прическу. На ее еще не успевшем загореть личике проступил приятный румянец.

- И будут взывать в дальнейшем, - сказала она. - Пока не убедятся в том что ты... Впрочем, это твое дело.

- Что мое дело? - с нехорошим предчувствием осведомилась Кэсси.

- Я б не стала.

Оська, морщась, сдирала перстень с ноги.

- Чего не стала?

- Швыряться во все стороны замечательными вещами.

- Курткой?

- Прикинь, уеду я, и будет тебе не с кем даже поболтать. Я ведь не могу, как ты, например, просто взять и не согласиться...

- Сейчас это не актуально. Мне это все надоело. Пойдем, чаю попьем?

- Ага, я только собак покормлю.

Оська ушла, а Кэсси, вдыхая дым от спички, вспомнила что-то одинокое и заброшенное, которое далее оформилось в образ красивой комнатки с решетками на окнах. Мысль охотно устремилась в это русло, предлагая все новые и новые варианты применения этих решеток. Что ими хотел сказать Флориан? Почему ей попался такой странный Нестор? Он ведь чуть ли не от темных углов шарахался. Вернее нет, не так. Не сам. Он вел себя как человек, боящийся неосторожным словом вызвать стихийное бедствие. А прощался он с явным облегчением, одновременно за это облегчение извиняясь.

Впрочем, на свете есть много вещей, которые она так никогда и не узнает. И это очень хорошо.

Несколько дней она отдыхала, общалась, даже позагорала немного. На пляже ее быстро ввели в курс всех произошедших событий. Интересных, потому что им выпало произойти без нее. Видела Генриха с какими-то девицами, элегантно смоталась, как только он предпринял попытку заговорить с ней, осталась собой довольна.

И вдруг проснулась как-то перед самым рассветом и начала тревожится по всем имеющимся поводам с такой силой, что заснуть уже не смогла. Так и сидела, вцепившись в одеяло, оглядывая картинки на стенах, при том уверенная - встань она сейчас, весь день пройдет под отяжеляющим знаком сна. Однако шорохи пугали, сердце колотилось, и нечто древнее, пополам от зайцев и хищников приглашало за окно в таинственную фиолетовую тишину. Кэсси уже совсем было серьезно задумалась над перспективой бесцельной прогулки по свалке, как дверь в ее комнату отворилась. Она увидела на пороге нечто, что обликом своим чуть не отправило ее на тот свет.

- Привет..., - таинственно прошептало видение. - Тоже не спишь?

- Как ты меня напугала... Это ты в этом спишь? Похоже на саван.

- Сама сшила.

- Оно и видно... Ты чего?

- Не знаю... Я хотела спросить - ты в Коридоре была; и как там?

- Мне понравилось.

- После землетрясения он треснул; я даже не знаю, что будет, если я решусь наконец по нему пройти. Как думаешь, я исчезну?

- Тогда мне точно будет не с кем поболтать...

- Позвонит кто-нибудь. Например тот мужик, - вспомнила Оська и села на ковер. - Будет у тебя изысканное общество, когда меня шейх заберет. Или я снова сбегу.

Кэсси поморщилась. Был тот редкий случай, когда Оська казалась маленькой. Ведь ей придется, подумала Кэсси. Деваться-то некуда. Вот если бы можно было...

- Оська, - сказала Кэсси страшным шепотом. - Я придумала.

- Чего?

Композиция из ковра, оськиного савана, тучи волос и заинтересованного выражения имела теперь центром своим оськины широко распахнутые глаза. Надежды в них еще не было.

- Зови шейха. Пусть приедет. Только не сейчас.

Оська задумалась. Уверенный тон подруги подействовал.

- Что ты с ним сделаешь?

- Увидишь. Если получится.

- А если нет?

- Понимаешь, вся фишка в том, что об успехе нашего предприятия мы будем знать еще до приезда шейха. И, только когда будем во всем уверены, пригласим.

- И чего? Я с ним говорить не буду. Убивать его тоже нельзя.

- Дальше...

- Его шпионы меня найдут. Он рано или поздно припрется к нам... Кошмар. Почему мне так не везет?

- Ты меня обижаешь. Я ведь обещала.

- Ты сказала - если получится.

Кэсси задумалась.

- Вот именно.

Кассинкану раздирали два желания - помочь Оське и помочь себе. Если уж и ненормальный Нестор сочиняет варианты ее кончины, если она действительно так любит играть со смертью, то почему сейчас ей не дал спать какой-то иррациональный страх? Почему так безумно хочется, чтобы ничего этого не было - не было этих изматывающих дней у Асета, беспокойства, этой долины с ее безумной радугой, этих чертежей... И у Алика, между прочим, тоже вполне достаточно своих сил и мозгов, или что там у него...

А больше всего хотелось, чтобы забылось собственное разрешение, данное Нессу и расцененное последним как предательство тварюшки. Но разве возможно было поступить иначе? Ведь угроза для Несса все-таки была реальнее... Нет, вообще неизбежна. Алик не имеет права осуждать ее за нормальный человеческий поступок. Интересно, где он теперь?

- Как ты собираешься это делать? - втерлась Оська.

- Что?

- Отвращать шейха.

- Труднее всего - начать. У тебя нет машины или хотя бы мотоцикла? Мой сгинул в Сорлаше....

- Поищем.

Рано утром ожил телефон. Девушки как раз пили чай, так и не доспав. Они переглянулись, и Кэсси осторожно взяла трубку. Ее почему-то преследовала навязчивая мысль о звонке Энди. Казалось, что он захочет узнать, чем еще хорош Алик помимо того, что андед.

- Кто? - спросила она замирающим голосом.

- Ночные кошмары сдают вахту, - провыла трубка.

Кэсси с облегчением рассмеялась.

- Привет, Несс. А ты чего?

- Я тут собираюсь быть в ваших краях. Хочу занести тебе одну вещь, - в голосе его прослушивалась какая-то напряженная рассеянность. - Скажи, куда ее тащить.

Кэсси рассказала. Во время рассказа у нее закрались сомнения: а не очередная ли это глупость с ее стороны, рассказывать, где она живет? Все-таки Несс подозрителен, хотя ему хочется верить.

- А что за вещь? - спросила она.

-Твой мотоцикл.

Кэсси опустила руку с запищавшей трубкой.

- Во, а теперь ты похожа на покойника, - сказала наблюдательная Оська.

16. Оська.

Не выходило ничего из того, чем хотела бы Оська убедить шейха отказаться от своих намерений - фразы не складывались, выражения не получались, а если и получались, то выражали иное, а не желаемое; Оська исчеркала блокнот до глубоких дыр а на уцелевшем листочке изобразила страшилище. Она как раз закручивала спираль второго уха шедевра, когда осознала, что уже несколько секунд делает это под вой мотора где-то во дворе.

Поразмыслив, следует ли одеваться к появлению гостей, или халат и так красивый, Оська пошла посмотреть. Приглушенные звуки, доносившиеся из прихожей, по мере ее продвижения обретали черты человеческой речи.

- ...да ты знаешь чего мне стоило вообще уговорить его сюда приехать?! - раздавался мужской голос.

- А вдруг он будет шпионить? - сомневался Кэськин.

В прихожей был мягкий свет, настолько родной, что успокаивал даже после письма. В свете виднелись трое - Кэська, симпатичный чернявый парень в светлой куртке и еще один парень, длинный, в косухе и с жидкими волосами до плеч.

- Привет, - сказала Оська и остановилась.

Тот, что в косухе, обернулся первым. Оська увидела его глаза немыслимого, умопомрачительно яркого аквамаринового цвета, словно в них краски налили. Глубокие, как вода.

- Привет, - сказал он.

Кэсси с Нестором продолжали о чем-то спорить, а Оська судорожно пыталась выдавить из себя что-то кроме "меня зовут Оська" и "я тут живу".

- Меня зовут Оська, - с отвращением проговорила она. - Я тут живу. Я очень тупа, и это вовсе не то, что я хотела сказать.

Кэсси с Нестором обернулись на взрыв тихого идиотического смеха. Оська почти рыдала, прикрыв лицо растопыренными пальцами. В состоянии Арно еще проскальзывали попытки сдерживаться.

- Ось, это Арно, - сообщила Кэсси в паузу. Оська пискнула.

- Извините, - прошептала она, всхлипнула, и быстро удалилась.

- Это была Оська, - Кэсси указала ей вслед рукой. - Она ушла. Она только что пыталась написать письмо и очень устала. Арно, ты мне объяснишь, зачем ты здесь?

Арно перестал рассматривать место из-под Оськи и повернулся к ней.

- Может быть, для начала, пригласишь нас войти? - напомнил Несс. - И, рассудив здраво, пойми, что Арно шпионить незачем. Асету теперь не нужны ни мы, ни он.

Кэсси остановилась, закупорив собой проход внутри узкого коридора.

- Почему?

Обернувшись, она поймала взгляд Нестора, который на нее чуть не налетел. Раз уж оказала доверие психу со шпионом, можно заставить их потерпеть со своей стороны некоторые вольности.

- Потому что у него наличествует Дзанк, - проникновенно сказал Романтик. - Несколько дней он будет занят ритуалом посвящения себя в его служители и не заметит, что Арно нет. После этого власть на Анкаиане фактически будет принадлежать ему одному. И это будет не просто политическая власть, а власть истинная... Как только он научится пользоваться ею, Змей с Вандарским полетят к чертям и хрупкое равновесие, не так давно установившееся, тоже. Что тогда будет с этой несчастной страной, я предсказать не в силах... - он вздохнул, потом улыбнулся, ...как и отодвинуть тебя с пути моего.

- А Дзанк на что?

- Дзанка лишили воли, - сказал Арно.

- Как... совсем?

- Совсем.

Кэсси отвернулась и пошла вперед, зацепляясь ногами за разбросанные вещи. С благодарностью посмотрела на Оську, раскладывающую по блюдечкам пирожные.

- Ось...

- У?

- Я минут через десять подскочу, убраться надо.

- Угу. Подскочи, подскочи... И голосок поздоровее сделай за это время.

- Уговорили, - голос Кэсси больным назвать было нельзя. Скорее загробным. Вместе с решимостью на нее наконец-то снизошел истинный покой и она решительно поглотила остатки чая вместе с чаинками. - Где он?

Арно застенчиво отрезал кусочек эклера.

- Пока в ловушке, - монотонно изрек он, стараясь соблюсти ровный кружочек. - Не знаю, куда Асет его денет, но подозреваю, что к себе домой. Осталось только дождаться, пока он куда-нибудь уйдет.

- А он уйдет?

- Не знаю. Он никогда не предупреждает заранее, когда уходит. Сейчас он вряд ли заметил, что меня нет, но если это затянется надолго, мне придется вернуться. Я вызову вас и дам ключи. И, если повезет, мы найдем Дзанка. Кэсси, ты гарантируешь нашу безопасность от него?

- Я ничего не гарантирую. Но отрывать головы просто так не в его характере.

- Обнадеживает...

- Да ладно тебе, - обиделась Кэсси. - Я вон даже тебе поверила, а ты анкаианского принца боишься.

Арно отвлекся от нее, чтобы соединить кончики пальцев.

- Мне не нравится, что он кусается.

Это раздражало.

- Ну и что? Твой Дик не лучше. Да и кусается он не каждые пять минут. Я вот ни разу не видела.

Арно кивнул.

- Наверное, ты права. Он же не Асет.

- Нестор, - она вдруг резко обернулась, - а тебе наш недоделанный Дзанк зачем?

- А тебе? - улыбнулся Несс. Он уже все доел и допил.

- Извиниться и вообще... А зачем он Арно?

- Послать Асета, - ответил Несс.

- А зачем он мне? - спросила Оська.

- Послать шейха, - ответила Кэсси.

17. Элис.

- Асет? Меня хорошо слышишь?

- Кого?

- Элиса.

Асет отодвинул трубку от уха. Он пытался представить обладателя этого не в меру звучного голоса и вспомнить, где и когда ему уже доводилось слышать эту лаконичную грассирующую речь. И вспомнил.

- Это из-за того, что я третьего дня удобрил пеплом монраэсские скалы?

- Твою клумбу я сегодня (не знаю сильно ли) обогатил вертикально вбитым мавурком, - сказал Элис. - Я б на твоем месте не перебарщивал с пеплом. Корни сожжешь. На золе ничего не растет. Кроме вражды.

- А я бы на твоем месте начал окучивать клумбы на материке. Здесь скоро будет много дерьма.

- Не боишься, что от него зачахнет твоя престарелая невеста, которую ты мнишь своей мамашей, извращенец? Да это тебя едва ли расстроит...

- Что же ты, - сухо сказал Асет, - был рядом и не зашел? Торопился?

- Я был огорчен и мог не сдержаться, повстречав кого. Да и глупо бывать в гостях без хозяина. У тебя бездна времени, чтобы оказать мне любезность. Пойми правильно. После того, как я приду завтра ночью, твои монахи начнут смуту за право занять твое место. Я не люблю, когда смертные посягают на мое право наслаждаться кровью. Но еще больше не люблю когда у меня отнимают собственность.

Как же они его раздражали! Ведь не животное даже, и уж тем более не человек...

- Окажу любезность. Побереги себя. Не ходи. А то встречу.

Асет невольно перенял его лаконизм. Или передразнил. Конечно, мавурка жалко. Их очень долго делать. Но что такое тупой мавурк по сравнению с миллионами умных живых слуг? И с одним мертвым, но каким! Дух захватывало при мысли о том, как его можно использовать. Правда, угрозы Элиса требуют обезопасить второй вход. Тут нужна еще одна реликвия. Ритуал придется отложить на день из-за этой антикварной сволочи. Что такое Элис, Асет слишком хорошо знал и решил не рисковать. Потому что если и был кто-то один, способный перещеголять все человечество в изобретении способов изощренно досаждать человеческой природе, то звался он Халтреане.

- Ну, тогда жди в гости.

Пообещавший такое голос словно был выращен специально для подобных интонаций. Асет придумал сентенцию, где были нехорошие слова о древних безобразных упырях.

Элис отключился.

Он сидел дома у Алика. И, несмотря на впечатления Асета, на кайфующего злодея не тянул. Было скучно.

Вспомнилась их первая встреча. Он стоял за скамейкой на бугорке, чтобы не намокнуть об траву (не любил сырости), и видел только плечи и опущенную голову того, кого назвал Аликом (и не любил длинных имен). Он думал дожидаться, пока тот придет в себя и забрать его, или бросить тут, посмотреть, найдет ли он сам Элиса. Особо талантливые находили. Но редко. Чаще не успевали.

Пока он думал, юноша очнулся. Он некоторое время молчал, борясь с кашлем, потом вдруг сипло сказал:

- Элис...

И вздрогнул от звука собственного голоса, показавшегося необычайно громким.

Элис улыбнулся и не ответил.

- Элис, - уже увереннее повторил Аланкрес, так и не повернувшись, Что теперь?

- Теперь попробуй встать. Иначе помрешь.

- Хорошо, - ответил Алик, - не двигаясь. - Ладно-ладно... Ты думаешь, это так просто? Вот так вот, - он все-таки закашлялся, - вот так вот, повторяю, взять и подняться?

- Именно так.

И это изможденное создание довольно быстро оказалось на ногах.

- Дай мне руку, - сказало оно так, что Элис сначала выполнил его просьбу, а потом сам себе удивился.

- Элис, - спросил Алик, - дай мне еще одну руку.

Элис дал.

- Еще?

- Пока хватит... Элис.

Он произнес его имя так красиво, словно всю жизнь стремился его выучить. Халтреане взял его на руки и взглянул в лицо - бледное, перепачканное, с воспаленными, слезящимися глазами. А потом Аланкрес впился зубами в другую руку Элиса. Элис стряхнул его, но снова удивился. Аланкрес поднялся и посмотрел на Элиса так, словно они беседовали где-то в уютном кабинете, и Элис вдруг сказал что-то, вызывающее недоверие.

- Самонадеян ты... - сказал он, - Ну какой из меня вампир?

Вспомнилось, как однажды он вошел, а Алик, смотрящий в это время по телевизору фильм ужасов, направил палец в экран и радостно спросил: "Неужели ты действительно так себя ведешь, когда меня нет рядом?" Элис, по своему обыкновению, сделал вид, что не обратил внимания на глупости. Теперь скучал. Вспомнилось даже, что показывали. Еще Алик завидовал, что Элису можно играть упыря без грима.

- Представь, тебе в конце фильма даже дублер не понадобится. Сам сгоришь.

- Ты тоже.

- Да меня никто и близко к такой роли не подпустит! У меня амплуа жертвы. Которую можно израсходовать в начале фильма, чтобы показать, какая ты сволочь, не особенно травмируя чувства зрителей. Которую не особенно жалко.

Да нет, подумал Элис, жалко. Хотя, конечно, я терял вас так много, что уже не всех помню, но есть разница между прошлым и настоящим.

Настоящее, вобщем -то неплохое, немного огорчало текущим моментом.

Если б он смог, как тогда Алик, просто переключить канал... Хотя, когда Алик его переключил, попал на клип популярного певца Альберта Пли. Следующая программа содержала его же, только в другом клипе, а следующая передачу, где у него брали интервью.

Алик выразил свои мысли по этому поводу недовольным междометием, похожим на шипение, а Элис сказал:

- Чего тебе не нравится? Человек деньги зарабатывает.

Алик некоторое время молчал, потом проникновенно спросил:

- А сколько ему их надо?

...Через неделю газеты сообщили, что Альберт надолго уезжает отдыхать на континент. И клипы с ним значительно поредели.

На континент что ли, тоже? Или...

Он вызвал в памяти (которая умела сохранять все желаемое, в любых подробностях и в любом количестве) недавно виденную в доме Чогара бумажку со знакомым именем и набрал появившийся перед внутренним взором номер.

После долгих гудков сонный голос злобно произнес:

- Закопаю.

- Кэсси, это Элис... вампир. Завтра господина Асета дома не будет. Он уйдет с последним мавурком в город. С семи до семи. Арно с вами, дома только Руа, она глухая. Найдите Алика. А то я без него, - он сделал паузу, вспоминая, - отвратно себя веду...

Как раз когда Кэсси положила трубку, до нее наконец дошло, что она стала организатором и идейным вдохновителем операции, от успеха которой зависит дальнейший ход истории. И стала потому, что больше никто не хотел за эту операцию отвечать. Причина же всеобщего нежелания крылась в очень небольшом количестве шансов на успех. При отсутствии которого организатору и вдохновителю, судя по всему, придется туго.

Зная себя, Кэсси удивилась, отчего ее просто не парализовало от такой ответственности. Наверно, она еще не вполне это все осознала. Не могла же она измениться, в самом деле! Тогда следует вспомнить еще об одном своем замечательном свойстве - когда ее до такой степени напрягали, ее деловые качества падали до нуля. Элис, если они все такие умные, мог бы и догадаться, а вместо этого вел себя, как дурак. Может быть, на самом деле Алик ему не так уж нужен? А, вообще, если рассудить здраво, кому он требуется именно как Алик? (Кстати, однажды она его спросила, почему представляется таким, самым пошлым вариантом своего имени, а он ответил, что какова природа, таково и имя; и то, и другое он получил от Элиса. Властная нетерпимость, которая прекрасно прослушивалась в голосе последнего, наверняка изрядно допекала свободолюбивого принца.) Получается, что только ей. А окружающие, гады, еще и пытаются обязать ее это сделать, считая, что их мотивы существеннее. Интересно, что они об этом думают? Нестор ей уже, правда, дал понять, что жалеет ее в связи с этим, как человека очарованного и потерянного...

Кэсси встала, вышла в коридор и поискала Оську. Только при взгляде в окно нашлись в саду на лавочке две мирно беседующие тени.

" А кто, интересно, второй?"

Кэсси постучалась к Нессу.

- Да?

- Слушай, мне только что звонил знакомый Алика, сказал, что Асет, сто процентов, смотается завтра. Получается, что подъем в шесть...

- И ты ему поверила?

- А что мы теряем? Подъедем, посмотрим. В этом деле и так слишком многим приходится доверять на слово.

- За Арно я ручаюсь, - обиделся Несс.

- А я, в свою очередь, осмелюсь поручиться за Элиса.

- А это кто?

- Это... инициировавший Алика тип.

- Ты его видела?

- Нет, но давно знаю, что он существует.

Нестор некоторое время не отвечал. Кэсси уже собралась уходить, когда Несс тихо позвал:

- Ты еще здесь?

- Ну?

- Слушай, а ты... тебе не трудно будет войти?

- Не трудно, а зачем?

- Тогда войди.

Кэсси вошла. Было интересно посмотреть, как отреагирует Нестор на нее, одетую в длинную белую простыню.

Нестор был не одет, а просто под одеялом. На одеяле лежала старая по виду, обернутая в газету книжка, а на тумбочке горел пожертвованный Оськой ночник в форме большого плоского прыща с ножками из скатанных в шары фантиков. Кэсси остановилась. Несс поднял руку с книжки и поманил ее пальцем.

- Подплыви, привидение...

- Чего?

- Ухо давай.

- Мое?

Несс фыркнул.

- Нет арнушкино. Правое...

Кэсси подошла и присела возле постели. Нестор наклонился к уху.

- Он картавил? - спросил он еле слышно.

- Кто?

- Этот... инициатор.

- Да.

Несс вернулся в прежнее положение, поднял руку и запустил пальцы в волосы. Когда челка снова упала на его лицо, из -под нее смотрели застывшие, отрешенные глаза смертельно усталого человека.

- Что, так плохо? - сочувственно спросила Кэсси. - Ты с ним знаком? Ему совсем нельзя верить? Он был тем самым врагом?

Нестор некоторое время собирался с мыслями.

- На первый вопрос - да, на второй - нет, на третий - очень даже можно, на четвертый - нет, - отвечал он сумрачно.

- Ладно, я тут ногу отсижу, пока догадываться буду, - Кэсси встала. Не боишься, что твоя тайна умрет вместе с тобой? - спросила она, обернувшись у двери.

- Это не страшно, - кивнул Несс, уставившись в пространство.

- Ну что ж; тогда подъем в шесть. И вякни этим двоим, напротив твоего окна, чтобы спать шли.

18.Тайны.

Еще не было полудня, когда они убедились, что Элис сказал правду. Вокруг дома в лугах бегал только Дик - большой, черный, он почти терялся на фоне еще не заросшей земли. Арно познакомил его с Оськой, которая тут же не преминула отметить, как это все напоминает ей начало фильма ужасов. Остальные, услышав это, невольно замедлились, а кое-кто даже укоризненно на Оську посмотрел. Она не обратила на это внимания и двинулась к дому.

Зато, когда Арно достал ключи, Оська, которая получилась стоящей ближе всех и поэтому должна была войти первой, попятилась со словами: "Сначала ты".

Арно привычно отпер два до странности новых замка на этой, по виду древней, некрашеной и испещренной глубокими темными трещинами двери, бесшумно открыл ее за витую бронзовую ручку и юркнул в кромешную темноту холла. Кэсси некстати вспомнилось, что был он с утра необычайно молчалив и как-то до странности спокоен.

Она вошла следом за Нестором и некоторое время не видела ничего, кроме его широкой спины, которая почему-то дальше не двигалась.

- Арно поднимает вешалку, - через некоторое время объяснил Несс, которую уронили, когда уходили. Как только он соберет все, что с нее упало, мы пойдем дальше.

- Во глаза, а! - восхитилась еще только наполовину пролезшая Оська. Вешалку разглядел. Это кто? - спросила она, заехав вытянутой в темноту рукой Кэсси в ухо. Кэсси обиженно молчала. Оська нащупала косичку и сказала: - А-а...

- Нельзя потише?! - рявкнул Несс через плечо.

- Да ладно тебе; дома все равно только глухие.

- Если тут только глухие, нам здесь делать нечего, - донесся из темноты голос Арно. - Я так понял, что предмет наших поисков слышит отменно. Сейчас мы обыщем несколько комнат, одна из которых находится в подвале. Кто со мной?

- Все, - с готовностью ответила Оська.

- Там экспонаты в банках. Если не боишься...

Они наконец-то прошли туда, где было посветлее, и Арно поднял ковер. Под ним обнаружилась крышка - деревянная, сверху обитая листовой жестью. Арно отыскал на связке самый маленький ключик и ткнул им в квадратную прорезь. Замер, словно прислушиваясь к чему-то, затем повернул.

Похожий на мартовское мяуканье визг заставил всех вздрогнуть. Было в нем что-то неестественное.

Арно улыбнулся.

- Вы его не слышали, - пояснил он. - Вы его почувствовали. Тут все такое.

- Это защита? - спросил Несс, берясь с другой стороны за крышку.

- Именно.

Лестница вела отвесно вниз, и Арно спустился по ней первым. Он включил фонарик, и пробежался его лучом по сторонам. Тень, еще тоньше и длиннее, чем он сам, распласталась по ступенькам и, мелькая, протягивалась по шершавым стенам. Кэсси, спустившаяся следом, увидела нагроможденную вдоль стен разнообразную тару, какие-то странные механические приспособления, все из металла, набросанные поверх них тряпки, пустые банки, крысоловку, словом - обычное содержимое подвала.

- Здесь мы искать не будем, - сказал Арно, а затем кивнул в самую темноту, которая, очевидно, была проходом. - Мы будем искать вон там. Там есть помещение, оно заставлено банками со всякими... со всяким дерьмом, их надо отодвинуть.

Подвал оказался обширным. Под лучом фонарика посверкивали цилиндрические стеклянные поверхности, прозрачные, непонятно с чем внутри. На одной из них Арно задержал фонарик.

- На меня похож, - довольным голосом сообщил он.

Оське с Нестором удалось опередить Кэсси и заглянуть в банку.

- И вправду, - сказала Оська.

- Кто там? - спросила Кэсси, которой за их спинами ничего видно не было.

- Чувак в формалине, - отвечал Несс. - Лет, наверное, пятнадцати.

- Это брат Асета, - вежливо пояснил Арно. - Между прочим, близнец. Причина смерти неизвестна. Хотя у меня есть кое-какие предположения на этот счет.

На остальных банках Арно, к счастью, задерживаться не стал. Только обрисовывал их содержимое словесно, пока проходили мимо.

- Бадейка с пальцами... это глазки - такие... и другие... дальше осторожно, тут всегда падает одно из двух - веник или шея.

- Или что? - тупо спросил Несс.

Сверху послышался какой-то шелест, пролетело что-то легкое и большое (Кэсси показалось, что оно в огромных красных, глянцево блестящих цветах), а следом за ним промелькнула какая-то длинная палка. Когда Арно нагнулся и поднял ее, стало видно, что она набрана из позвонков.

- На этот раз они грохнулись вдвоем, - прокомментировала Оська. - Дай посмотреть...

Когда шею с цветущим веником водворили на место, перед ними открылась целая батарея маленьких баночек с этикетками.

- Это смеси, - объяснил Арно. - Вот это красиво... - он протянул Нестору баночку. Внутри нее виднелись три ослепительно-белые, бархатные до того, что казались светящимися, необыкновенной красоты и изящества цветы лилии.

- Это лунные, - дал слуга загадочный комментарий. - А вот черный лотос, но он, к сожалению, сухой. Правда, еще блестит.

Черный цветок под лучом переливался, словно крылья тропической бабочки.

Арно вздохнул.

- Берите, если нравится, - сказал он. - Все равно грабим. Да и не его это, это осталось от одного колдуна еще со времен благоденствия... Банки надо в темноте держать.

- Спасибо, - сказала Оська, прижимая к себе оба сосуда.

- А на них нет никакого проклятия? - поинтересовался Несс.

- Еще нет, - усмехнулся Арно. - Еще где-то был перламутровый дым и перышко, которое не падает... Ну да ладно.

На разбор интересных банок ушло больше часа. Дым нашли, перо тоже. Обнаружили даже слоистый порошок - семь разноцветных слоев, как ни перемешивай, всегда ложатся друг за другом. Была банка, полная отталкивающихся друг от друга кристалликов, банка с коридором внутри, вроде голограммы, банка на три тысячи триста тридцать три капли, примечательная лишь этим, контейнер с алмазами, который уже не взяли, потому что было некуда, травки, корни, тряпки, пыль, мокрицы и т. д., и т. п.

Еще довольно долгое время ушло на подбор ключа, потому что Арно не знал, как он выглядит. В конце концов дверь открыли. Из темноты пахнуло теплом и сыростью.

- Не ходите туда, там может быть колодец, - предупредил Арно.

- А почему он теплый? - спросила Оська.

- Это не он.

Арно направил в темную комнату фонарик. Свет его показался совсем несчастным по сравнению с той чернотой, которая его поглотила.

- Я б не стал тут ничего хранить, - заметил Несс. - Испортится.

- Похоже, - Арно вернул луч себе под ноги, - он здесь ничего и не хранит. Подержи меня.

Нестор уцепился одной рукой за стену, другую дал Арно. Черная сырость на время поглотила высокую фигуру с фонариком.

- Стою на трубе, - донеслось оттуда. - Внизу наверное, река подземная, только далеко. Труба уходит в стену. На ней висит цепь.

Через некоторое время:

- На цепи никто не висит. Она совсем мокрая.

- Выходи. Мы тут время теряем.

- Выхожу.

Арно появился из проема изрядно отсыревший. Облепленный мокрыми волосами, похожий на призрака, он теперь как никто подходил к этому дому и подвалу.

- Кстати, если кто-нибудь закрыл наверху люк, мы тут умрем, порадовал он.

- Мы тут долго не умрем, - возразил Несс. - Съедим брата, запьем раствором...

- Разнесем тут все по пьяни, - вторила ему Оська.

- И где впечатлительные девушки прежних времен? - вопросил Арно, проходя мимо Кэсси.

- Это я, - буркнула Кэсси. - Меня тошнит от вашего подвала.

- Я думаю, Киска, подвал - это только начало. Вот когда мы найдем твоего милого друга... Кстати, на что он похож?

- На вот это, - снова буркнула Кэсси, проходя мимо больших банок.

- Интересно, он нас слышит?

После подвала всем как-то сразу захотелось обыскивать второй этаж. Там было посветлее и очень хорошо просматривалась дорога к дому. Искомого никто не обнаружил, хотя методично обследовались все помещения, кроме, разумеется, комнаты Руа, мимо ведущего в которую коридора все старались ходить на цыпочках. Вообще, на втором этаже все говорили шепотом, нервничали от скрипа половиц и очень утомились. Из ценных вещей обнаружили: в уже знакомой комнате кэссину заколку, обложку от записной книжки Нестора с одним листком, много валяющихся повсюду книг научного содержания, названия которых плохо запоминались, массу разнообразной посуды, повязку мавурка, сломанный ключ от чего-то и много другого.

Опомнились, когда света стало меньше.

- Нам много осталось? - вяло поинтересовалась утомленная Кэсси у Арно. - Я уже с ног валюсь.

- Сейчас еще Асет придет, - влезла вредная Оська.

- Знаешь, за что я тебя ненавижу... - начала было Кэсси, но Арно перебил:

- Только зал на первом этаже и, если будет желание, сарай. Я так надеялся, что удастся обойтись без этого...

- Без сарая?

- Без зала. Там-то уж точно все проклято.

Зал находился за той самой большой дверью, которую Кэсси заприметила в прошлый раз. Арно, прежде чем открыть ее, осторожно засунул голову в щель и тут же выдернул ее обратно. Все поморщились от безобразной галлюцинации.

- Здесь защита посильнее.

- А ты умеешь их снимать? - спросил Нестор.

- А чем я, извини меня, тут занимаюсь? Если б дело было только в открывании дверей, вы б и сами справились.

- Да, - задумчиво проговорила (теперь уже очень вредная) Оська, наверно, он и помыслить о тебе такое не мог.

- Мог. Только исходя из того, что нам сказала Кэсси, помыслить у него не было времени.

- А как он тебя вообще отпустил?

Арно улыбнулся.

- Как обычно. Дал денег, как обычно сказал "на бордель" и отправил в город. Я пошел к Нестору...

- А деньги куда дел?

- Дамы и господа! - возмутился Несс, - У меня дома нет борделя...Так мы идем или трепемся?

Ему надоело бояться и он настежь распахнул двери зала. Все застыли, пораженные невиданным зрелищем.

Зал окон не имел. Только крохотные белые кружочки на темно-голубом потолке казались окнами, прорубленными прямо в небо. Между ними, по одному, располагались красивые знакомые всем знаки, но точно вспомнить что это такое сразу никто не смог.

В центре зала на полупрозрачном постаменте помещался граненый шар, укрепленный весьма странно. Откровенно говоря, он этого постамента вовсе не касался. Охваченный по экватору темным металлическим кольцом, он просто висел в центре между четырех рожек, идущих от постамента.

- Это как? - озадачился Несс.

- Догадайся, - подначил его Арно.

- Магниты? - немного подумав, предположил конструктор. - Но что-то я не слышал, что так бывает. И чтоб у кольца со всех сторон... хотя... не знаю.

- Тонко сбалансированная конструкция. Основана на принципе отталкивания одинаковых полюсов. Вот и висит.

- Вот бы спереть!

Арно окинул Несса критическим взором.

- С постаментом? Ты и шар-то не подымешь.

- Надо попробовать...

Девушки между тем разбрелись по залу. Пол его был выложен какой-то причудливой мозаикой, настолько ненавязчивой и в то же время интересной, что глаз оторвать было трудно. Пастельные тона этого узора идеально сочетались на стыках и переходах, рождая приятные и подходящие друг другу по стилю ассоциации. Стены тоже приковывали взгляд своими светлыми лепными узорами флористических мотивов. В их хитросплетении иногда мелькало что-то блестящее.

Однако не все четыре стены были такими. Левая от входа, хоть и была изначально красивой, в последствии, очевидно, была переделана под хранилище реквизита. К ней крепились несколько полок, на которых просматривались какие-то книжки, колечки, рамки, непонятного вида сложенные тряпки и огромное количество различного рода камней. Там даже рос фикус - самый настоящий, в горшке с землей. Под полками, не видный от входа, был установлен здоровый офисный стол, содержащий на себе, помимо мелкого барахла, две огромные, очень красивые призмы противоположных цветов со срезанными углами. На одной из них красовалось безобразное чучело сервала с дыркой в спине, из которой во все стороны торчал наполнитель в виде тонких, жатых гармошкой желтых стружек. Кэсси подошла и потрогала кисточки на ушах.

- А сервала можно взять? - спросила она.

- Наверно, если он у тебя по дороге не развалится, - сказала подошедшая Оська. И потрогала другое ухо.

- Эй, грабители! - нежно окликнул их Нестор, похлопывая по шару, от которого на стенах плясали блики, - Гид говорит: это Асетов кот... Ну, это уже обращаясь к Арно, - и где ты тут предлагаешь искать?

Арно пожал плечами и указал на потолок, куда направлялся самый яркий луч от шара. Он медленно скользил по знакам. До Нестора дошло, что это иероглифы.

Кэсси потянула за наполнитель и зверь покачнулся.

- Грация паралитика, - заметила Оська. - Зачем ты из него стружки выдергиваешь, он и так несчастный... Убери руку.

- Иди ты, - Кэсси начала наматывать стружку на палец. Остался сарай, думала она, и еще, наверное, должен быть гараж с ямой.

Внезапно ветхая имитация хищника покачнулась, скользнула по гладкой поверхности и грохнулась на пол, испустив из себя тучу пыли.

- Собирай теперь, - сказала Оська.

Кэсси даже не подумала возразить - она наклонилась, и начала тупым тыканьем прилаживать отвалившийся хвост к тушке.

- Она глумится над трупом! - завопила Оська.

Кэсси вскочила, мысленно замахиваясь на нее хвостом. Молодая и сильная, она так ударилась головой об стол, что тот даже подскочил прежде, чем перевернуться. Призмы, что были на нем благозвучно и красиво разлетелись по полу скользящей мелочью.

- Погром, - обернувшись на звук, сказал Арно. Кэсси, выла, держась за голову. Оська отстраненно за ней наблюдала. Увечье уже не могло стать для нее самым сильным впечатлением за этот день. И только Нестор, который оборачивался с намерением только тяжело вздохнуть, первым хоть что-то предпринял посреди всеобщего помешательства.

- С дуба падали листья ясеня... - внятно произнес он на родном языке, обойдя стол по хрустящим осколкам. Некоторое время это замечание казалось ему достаточным. Потом он тихонечко прошептал: - Кэсси...

- У-у-у, - всхлипнула Кэсси. - Чего?

- Смотри.

Кэсси, еще не размышляя поврежденным органом, посмотрела через перегородку поверженного стола. Хвост упал на пол.

Она даже не заметила, что произнесла что-то не совсем приличное, потому что получилось оно чужим голосом и оказалось очень кстати. Просто повисло воздухе, найдя свое отражение и дополнение в лицах присутствующих. Как ни странно - в тонких чертах Оськи, в благородном лице Романтика, и даже в холодных, ярких глазах Арно.

- Это артефакт, - нарушила молчание деликатная Оська. Долго и непривычно было говорить, что на полу, облепленный разнокалиберными черными осколками лежит прилично одетый и очень тощий юноша, нежность и некоторую национальную специфику лица которого не может сгладить даже неподвижная строгость черт. Его тело сжато в комок, а голова откинута, что дает возможность увидеть на его шее фрагмент плоской и причудливо извитой цепочки.

Арно молчал, а Нестор еще раз взглянул на окаменевшую Кэсси.

- Лично я, - сухо объявил он, - вижу здесь... гм... безжизненное тельце. И считаю, что оно опознано как...

- Кошмар, - сказал Арно.

- ... как предмет наших поисков. Вот.

Кэсси кивнула, опускаясь на пол.

- Вполне в стиле Асета, - прошептал Арно. Несмотря на очевидную привычку к этому стилю, даже он был ошеломлен, - Что с ним?

- О его состоянии, - немного сипло продолжал Несс, - мы будем говорить после того, как унесем отсюда и его и себя. И отделите его от этого вещества, не знаю, что это такое...

- Похоже на пластик, - сказал уже привычно пришедший в себя Арно. - В каком-нибудь стекле он бы сгорел еще при заливке.

- А сейчас? - тихо спросила Оська, разглядывая черные потеки на белом лице Алика, - Если вы понимаете, что я хочу сказать...

Она опустилась на колени и вместе принялась отдирать осколки черной призмы от его одежды. Арно и Несс тем временем отдирали его самого от крупного куска. Они потом и сами удивлялись, как у них в тот момент хватило сил сделать это хладнокровно.

- Сейчас надо унести его отсюда, - сказал Несс. - Сколько времени?

- Половина седьмого, - отвечал Арно. - С моей стороны все.

К Кэсси вернулась способность двигаться, она повернулась и стремительно вышла в коридор. Оська бросила мелок, которым уже вывела на стене: "Асет - м..." и выбежала в ту же дверь.

Нестор угрюмо посмотрел им вслед и заставил себя действовать.

- Полседьмого, говоришь... У тебя есть штора? Большая. Темная.

- У меня нет. Есть у Асета.

- Да прах побери вас обоих, если тебя это так волнует, можешь оставить ему уведомление, что он ей поделился!!! - рявкнул Романтик. И порадовался, с какой скоростью Арно умеет исчезать.

Нестор присел и осторожно поднял тварюшку с забросанного осколками пола, не без боязни пристроил ее голову на своем плече, посмотрел на дверь и увидел штору в облаке пыли.

- Ты побольше взять не мог?

Арно чихнул в штору и расправил ее ловкими, мелкими движениями.

- Меньше у нас, знаешь, не было. Зато, наверно, надежнее. В несколько слоев если обмотать, - он изобразил пальцем в воздухе плоскую спираль. Кстати, наш транспорт накрылся, но в гараже стоит другой. Девчонки его, должно быть, уже вывели.

- Асета удар не хватит?

- А это не его. И если уж говорить об ударах, то после этого места... Ты выходи первым, я запру дверь.

- Зачем? Он сразу поймет кто это.

- Он и так поймет.

От жуткого дома они отъехали в семь на шикарном джипе. Романтик, чувства которого эта машина пленила, как только он заметил ее перламутрово-изумрудное крыло в темноте старого кирпичного гаража, вызвался вести ее и так рванул с места, что только что пережитое всеми даже слегка поблекло.

- Слушай, а ты на такой скорости повернуть сумеешь? - вежливо спросил сидевший рядом с ним Арно. - Там дальше примечательный поворот.

- Я в юности каждый день по серпантину ездил, - сообщил Несс. Вид у него был решительный.

Упомянутый поворот он преодолел, почти не тормозя, и их слегка занесло.

- Это ты себе такое на серпантине позволял? - съязвил Арно. - И часто?

Нестор тряхнул черными вихрами и утвердительно моргнул.

- Часто. Я каскадером был.

Он не поведал, что настолько резвая прыть похищенного шедевра и для него была новостью. Когда они выехали на шоссе, Арно, внимательно следящий за ним и за дорогой, сказал:

- Мне кажется, эта машина рассчитана на несколько другое управление.