Последняя чаша гнева

24

Двери были все еще открыты. Восхождение колесницы наверх было стремительным, но Храм вовсе не спешил укрыть свое сокровище. Двери и не думали затворяться.

Повинуясь какому-то неожиданному толчку, они вбежали в Храм, не успев даже рассмотреть его внутренности как следует.

— Закрывайтесь! — завопил Лоу дверям. — Закрывайтесь, черт вас побери!

Мысль о том, чтобы использовать Подсвечник вторично, как-то не пришла им в голову. Рядом послышалось осторожное покашливание, и из воздуха материализовался низенький полупрозрачный толстяк в красной тоге.

— Без введения в курс событий трудно даже гению, — замысловато изрек он вместо приветствия.

— Колесница! — задыхаясь проговорил Чойс. — Сейчас Вольфганг будет здесь.

— Вольфганг? — Глаза толстяка глубокомысленно закатились. — А вы не подумали…

— Черт побери! — яростно выругался Чойс. Энергия магического Подсвечника вновь устремилась к дверям, и они затворились прямо перед взмыленными мордами лошадей, запряженных в темную колесницу.

— А без меня не додумались бы? — укорил Чойса толстяк и стал таять.

— Ты тоже Ангел? — спросил его Лоу (оставался неясный силуэт).

— Всего лишь воздуха. Михаэль, — донеслось до них, и силуэт пропал.

— Странное проявление помощи, — произнес задумчивый Шамиссо.

— У нас нет времени анализировать это, — нетерпеливо сказал Чойс.

Они огляделись. Перед этим они совершенно не имели времени, чтобы рассмотреть место, в которое попали. Теперь же весь интерьер Храма Чаши предстал перед ними во всей своей грандиозности.

Начинаясь от дверей, вглубь Храма уходил колоссальный неф, который венчался почти неразличимым снизу куполом, украшенным неясными фресками. По обеим сторонам главного нефа находилось еще два, поменьше, упиравшиеся своими боками в полуколонны, вырубленные в стенах Храма. На колоннах виднелись сцены неведомых битв и низвержений, человекоподобные фигуры чередовались здесь с изображениями ужасных демонических существ. Все это было неизвестно ни одному из живущих ныне, и Чойс догадался, что на колоннах явлены сцены из древних, давно отгремевших Армагеддонов. Он понял также, что им придется участвовать еще в одном. Он не считал это честью, грудь его не полнила гордость, проистекающая из сознания своей собственной исключительности, сердце не трепетало от радости, кулаки не сжимались в предвкушении. Он оглянулся. Двери отсекали путь к отступлению, но, о, с какой радостью предпочел бы он этот путь теперь, когда все встало по своим местам и больше не томило неизвестностью. Печальная тя! ! гость неизбежности навалилась на него. Он посмотрел на своих спутников. Они выглядели понуро, и он убедился, что в головах их роятся мысли, подобные его мыслям. Он хорошо знал их. Сейчас неизбежность захлестнет и их.

Главный неф уходил вдаль и заканчивался еле видными ступенями, ведущими наверх, к огромному пьедесталу из светящегося белого камня. На высоком постаменте возвышалась огромная чаша с витыми ручками, похожая на амфору. Эта чаша и заключала в себе Гнев Господень. Отсветы его, клубящегося внутри Великой Чаши, мертвенными бликами играли на потолке, озаряя Храм призрачным светом, который еле-еле разгонял царящий здесь полумрак.

Чойс сказал:

— Уверен, что Вольфганг тоже проникнет в Храм. Нам надо быть поближе к Чаше.

Остальные лишь молча кивнули в знак согласия.

Застарелый скрежет открывающихся дверей вновь нарушил покой Храма, когда они были уже на середине главного нефа. Они оглянулись. Двери снова открывались: просвет между створками увеличивался, а дыра Скважины горела темным огнем.

— Неужто они использовали другой Подсвечник? — забеспокоился Фонсека. — Но второго такого нет.

— Им тоже кто-то помогает, — сказал Шамиссо.

— Неудивительно, — отозвался Лоу. — Уверен, что им помогают противоположные нашим силы.

— Второго такого Подсвечника нет, — растерянно повторил Фонсека.

— Нам надо спрятаться, — рассудил Чойс.

Они быстро покинули открытое пространство нефа и по двое разместились за колоннами: справа от прохода — Чойс и Фонсека, слева Лоу и Шамиссо. Как отметил про себя Чойс, за одной колонной могло бы разместиться еще человек пятьдесят. Из своего укрытия он стал внимательно следить за происходящим.

Двери теперь были полностью распахнуты, и в их проеме виднелись четыре силуэта: огромная сгорбленная фигура великана Ульва, покачивающийся клобук Саурбэира, карликовый силуэт Гюрда и квадратная мощная фигура самого Вольфганга с распущенной гривой волос. Молнии освещали их сзади, поэтому лица вошедших были не видны. Массивная фигура Вольфганга шагнула вперед. Его лицо продолжало оставаться в тени, но чувствовалось, что он напряжен. В руках на уровне живота он держал предмет, светящийся неярким темноватым сиянием.

— Подсвечник! — выдохнул Фонсека. — Такой же, как у нас, но другой. Темный!

Чойс кивнул. Да, это был другой подсвечник, с одной свечой, прямая противоположность Светлому Подсвечнику Шин, воплощение зловонного серного пламени преисподней.

Теперь у них были равные возможности.

— Эдмунд!

Вольфганг не шевельнулся, когда произносил его имя, но оно разнеслось по всему Храму.

— Эдмунд! — повторил Вольфганг. — Я знаю, что ты здесь. Думаешь, ты хорошо спрятался?

— Я слышу мельтешение их мыслей, — послышался другой голос, пронзительный, резкий, визгливый. Без сомнения, это говорил Гюрд.

— Нет! — прошептал Чойс.

— Выходи, — потребовал Вольфганг. — Давай поговорим напоследок. Повинуясь внезапному импульсу, Чойс вышел из-за колонны и встал посреди гигантского нефа. Сияние Чаши освещало его, тогда как Вольфганг оставался в тени.

— Ты слишком самоуверен, — произнес Чойс. — Наверно, поэтому у тебя нет произвища.

— Наблюдательность — хорошая черта. — Голос Вольфганга дрогнул. — Но ты не борец.

— Я тоже здесь.

— Но ты не один.

— Как и ты.

— Ох уж эти мне древние законы-препоны… — отступил Вольфганг. — Законы-препоны…

— А ты бы с удовольствием уничтожил их, не так ли?

— Я как раз хочу это сделать.

— Как дела-то, Вольфганг? — спросил вышедший из-за колонны Фонсека. — Позволь вставить словечко — у тебя ничего не получится.

— Явление второе, — отметил ничуть не удивившийся Вольфганг. — Те же и Фонсека. Тебе еще не выпустили кишки, Фонсека, за твою излишнюю, на мой взгляд, болтливость?

— Ну почему излишнюю? — обиделся Фонсека. — Мне кажется, я вовремя вступил в разговор.

— Кстати, не думал, что ты заведешь их так далеко.

— Все мы зашли так далеко, — парировал Фонсека.

— Есть и другие, конечно?

— Да. Вот они.

Из-за колонны появились Лоу и Шамиссо.

— Лоу и Шамиссо, — сказал Вольфганг.

— Я восхищен, — произнес Чойс. — У тебя хорошая память. Может, нам стоит познакомиться и с твоими друзьями?

В полосе света появился великан Ульв. Это было ужасное создание, все поросшее косматой шерстью, с торчащими на голове короткими острыми рогами, красными глазами и огромной пастью.

— А, люди! — рявкнул он. — Знаете, чем я питаюсь?

— Как же, как же, — сказал Шамиссо. — Ты, небось, людоед. Людей глотаешь. А разве ты не знаешь, что у них внутри? Правильно, внутренности. А что в них? То-то и оно! Однако тебе, наверно, такая начинка нравится.

Храм наполнил жуткий рык.

— Какой ты невоспитанный, Шамиссо, — сказал засмущавшийся Лоу.

Вольфганг протянул руку и дотронулся до великана, что-то негромко сказал ему. Ульв отступил обратно в темноту, сверкая раскаленными угольями глаз.

— Послушай, Эдмунд. — Вольфганг небрежно играл темным Подсвечником. — Мир все равно будет разрушен. Не сейчас, потом, но ответь мне, что за разница. Я желаю просто ускорить процесс. Я управляю огромными силами, которые издавна ведают Разрушением.

— Ты лишь орудие, Вольфганг.

— Нет. — Голос Вольфганга повысился. — Я управляю ими.

— А они понукают тобой. Это древняя палка о двух концах, проблема, в которой хорошо разбирались наши предки.

— Вы все будете благодарить меня, когда мир будет уничтожен.

— Как это? Ведь перестанем существовать и мы. Ты непоследователен.

— Напротив, есть много вероятности в том, что мир будет существовать, но будет существовать обновленным, под властью тех сил, которыми управляю я.

Чойс засмеялся.

— Почему ты смеешься? — спросил Вольфганг.

— Да просто так… Смех разобрал. Говоришь, силы, которыми ты управляешь, будут повелевать миром? Значит ли это, что миром будешь править ты?

— Ты правильно угадал.

— А чего тут угадывать? Не пойму только — ты дурак, Вольфганг, или просто обманутый хитрыми?

— А ты чужак, Эдмунд, — ответил тот. — И друзья твои — тоже чужие тут. Что вам в Де-Мойре? Может, у вас тут похоронены родственники?

— В Содружестве есть такая поговорка: «Путник, что дал хлеб тебе, уже брат тебе». А что до предков — если б они и были похоронены здесь, то давно уже не лежали бы в земле, а слонялись бы по всему Де-Мойру, повинуясь твоей воле.

Луч, таящий в себе тьму, хлестнул по покрову Подсвечника, превратив его в пепел. Чойс едва успел направить пламя своих трех свечей на Вольфганга. Теперь два луча встречались, шипя и брызжа звездчатыми искрами в месте соприкосновения. Пламя Чаши ярко вспыхнуло, осветив их обоих, и только сейчас Чойс мог полностью разглядеть своего противника. Нет, Вольфганг не был гением, как сам утверждал, не был человеком, слишком рано родившимся для своей эпохи. Злопредсказанный, темный плод неправедного соития, результат сошедшихся в одну точку предсказаний и знамений, это не он шел на столкновение с мировыми силами — его туда вели мировые золы. Он был создан для своей миссии. Абсолютный маятник. Черты его были искажены ненавистью, рот оскалился, глаза налились кровью, тяжелый горбатый нос сморщился сетью морщин.

— Ты умрешь, — выговорил его оскаленный рот. — Тебя убьет Канделябр.

Чойс и раньше слыхал легенды о Темном Канделябре Вав. Как гласили легенды, в нем пылало Зло вместо огня. В каких местах побывал Вольфганг, чтобы добыть его, Чойс даже не желал знать. Правильно сказала мудрая Птица Хва — они лишь орудия тех сил, которыми в очередной раз будет решаться давний спор.

— Похоже, нашей кровью решается древний апокалиптический спор, —высказал он свою мысль вслух.

— Ерунда, — прошипел Вольфганг сквозь сжатые зубы. — Сначала умрешь ты, а потом обрушится мир.

Он неожиданно отклонил свое оружие в сторону, и темный луч чуть не задел Чойса, врезавшись в одну из колонн. Этим он обнажил свой фланг, и пламя Подсвечника опалило его плечо.

— Хавурган! — прорычал Вольфганг.

Когда лучи обоих Подсвечников схлестнулись в яростном сплетении энергий, Лоу прыгнул за колонну. Там уже стоял человек. Его длинные, черные волосы были мокры и падали на лоб слипшимися прядями. Он был одет в зеленую мантию.

— Привет, воин, — беспечно бросил он. — Не помешал?

— Даже наоборот. — По опыту Лоу уже знал, что это какой-то из Ангелов Стихий, которые, видимо, были призваны помогать им.

— Тогда хорошо. — Человек сдул с носа каплю. — С той стороны колонны таится великан Ульв. У него много слабостей, но в данном месте и в данное время их нет. Кроме твоей неожиданности. Это твой единственный козырь сейчас.

— Как просто.

— Главное — вовремя предупредить, — сказал человек и начал растворяться струйками воды.

— Ангел Воды? — догадался Лоу.

— Габриэль, — подтвердил человек и превратился в лужу на полу, которая тут же испарилась.

Не теряя времени даром, Лоу осторожно обошел колонну и наткнулся на Ульва. Тот внимательно и настороженно наблюдал за схваткой Вольфганга и Чойса посреди главного нефа, стоя спиной к Лоу. Лоу вытащил свой меч.

— Эй, ты, австралопитек! — заорал он во всю мочь и с ходу вонзил серебряный клинок в огромную мясистую, поросшую шерстью ляжку. Ульв взвыл. Рана на его ноге начала дымиться от соприкосновения с убийственным серебром, а тут еще Лоу рубанул по другой его ноге. Ульв грохнулся на колени, вытаскивая свой меч. При виде его у Лоу захолонуло сердце — меч был ростом с него. Ульв взмахнул им, но Лоу удалось вовремя отскочить: меч попал по колонне и разлетелся на куски.

— Да я сожру тебя, — зарычал великан.

— А? — по привычке не расслышал Лоу. Осознавая историчность момента, он проскочил под рукой Ульва, которая хотела поймать его, и, сделав несильный выпад, вонзил меч в ничем не защищенную грудь великана. Раздался низкий рык, и Ульв рухнул наземь мертвый.

Шамиссо услышал этот рык, когда крался вдоль другой колонны, чтобы оказаться за спиной у Вольфганга. Кодекс чести был не в чести у Шамиссо. В бою убивают не только в грудь. Сейчас он хотел зайти в тыл к Вольфгангу и подло, вероломно, гадко и недостойно — убить его. Шамиссо ухмылялся. Впервые такая ухмылка появилась на его лице. Он знал, что все у него получится. Выглянув из-за колонны, он одним взглядом охватил и продолжающуюся схватку двух лучей в проходе, и мертвое тело Ульва, и Лоу, вытирающего клинок своего меча.

Темная пружина далеко отбросила его к основанию колонны, выбив из рук меч. Он не был готов к такой атаке, а потому был захвачен врасплох. Он взглянул на своего противника. Перед ним покачивался вытянувшийся вверх темный, покрытый затейливыми узорами столб, который венчали очковый клобук и узкая голова со злобными глазами.

«Темный змей Саурбэир», — подумал Шамиссо. Потом набежала путаная свора других мыслей, пока он беспомощно шарил в поисках своего меча.

— Не пытайся, — прошипел змей. — Тебе это уже не поможет. Древние законы окажутся перевешенными в нашу сторону, ибо нас станет больше.

Шамиссо немного повернул голову и увидел, что его меч валяется далеко в стороне. Он откашлялся, но все равно голос его прозвучал хрипло, когда он сказал:

— Законы на нашей стороне. Ульв мертв. Посмотри туда, и ты увидишь.

Саурбэир резко повернулся и увидел гору мертвой плоти, которая недавно была великаном Ульвом. Рука Шамиссо наткнулась на что-то твердое и вытянула предмет из-за пояса. Это был бластер. Шамиссо был единственным из всех, у кого еще оставалось это бесполезное в ВОА оружие. Однако сейчас ему что-то подсказало, что здесь, где, как кто-то говорил, действуют совсем другие законы, бластер может оказаться и не таким уж бесполезным ломом.

Саурбэир снова повернулся к нему. Глаза его горели огнем.

— Я восстановлю баланс, — прошипел он и увидел направленный на него бластер. — Что это? — спросил он.

Шамиссо нажал на спуск, тонкий луч рассек тело темного змея Саурбэира, и его голова с клобуком отделилась от судорожно дернувшегося туловища и упала наземь.

— Это бластер, — сказал Шамиссо.

Фонсека вышел из-за колонны и оказался лицом к лицу с Гюрдом. Умерший давным-давно маг походил на высохшую мумию, коей на самом деле и являлся. От него исходил густой смрад. Нога Фонсеки на что-то наткнулась, и Гюрд замер на месте, как и вся окружающая Фонсеку действительность.

Это был взявшийся неизвестно откуда бугорок земли. Пока Фонсека размышлял, что бы это значило, из земли возник человек. Он отдувался, как будто пробежал много миль, и был закутан в бурую хламиду. Его заплывшие, как у крота, глазки быстро осмотрели Фонсеку.

— Ты колдун?

— Нет, — правдиво ответил Фонсека.

— А Гюрд — колдун, — осклабился человек, — хоть это вовсе не смешно.

— Что из этого следует?

— Резонный вопрос. Ты знаешь, что на колдовстве Гюрда держится вся черная магия Тарлтара? По-твоему, было правильно выйти против него с твоими бессильными заклинаниями погоды?

— Ты послан для того, чтобы помочь мне или насмехаться?

— Верно. Просто у меня такая натура. Земля, знаешь ли, способствует ироничному складу ума.

— Ты Уриэль, Ангел Земли.

— Я польщен, что ты знаешь это, Проводник Вилибальдо. Наступает твой Час Равновесия, когда вернее всего должно разрешиться, жить тебе или умереть. Тебе повезло: у тебя в жизни только один такой час, тогда как некоторые проходят через несколько.

— Я хочу жить.

— Не сомневаюсь. Поэтому даю такой совет: в состязаниях магией никогда не учитываются физические качества противника. Единственная слабость Гюрда — в его физической немощи. В остальном же это могущественный маг, один из самых могущественных здесь. Обстоятельства великая вещь, Проводник Вилибальдо. Так что дерзай. Я не желаю тебе удачи только потому, что иногда она имеет привычку становиться спиной.

— Прощай, Уриэль, и спасибо, — сказал Фонсека, когда земляной холмик исчез без следа.

— А у тебя, оказывается, мощная поддержка!

Время вновь двинулось, и Гюрд ожил. Теперь он стоял в каких-то десяти шагах от него, и в его глазницах, где давно уже не было глаз, горели синие огоньки. Фонсека лихорадочно искал ответ. Сейчас любое слово, неверно сказанное, могло дать в руки противнику мощное оружие, которое вмиг пробило бы магическую защиту.

— Ты удивлен, Гюрд? — Слова наконец нашлись.

— Это хорошо, что ты знаешь мое имя. Значит, ты не дурак, что делает мне лично приятным наш будущий поединок.

Фонсека уловил оттенок высокомерия в его словах. «Он болтлив и легко забывается», — подумал он.

— Я тоже знаю твое имя, — продолжал Гюрд, — но это дела не меняет, насколько ты можешь знать магию имен.

«Старается прощупать уровень моих знаний».

— Вот если бы ты не знал моего имени или же я не знал твоего, что весьма сомнительно…

«К тому же и хвастун. Большая власть — длинный язык».

— …тогда перевес был бы на стороне того, кто обладает знанием.

— Тебе бы преподавать в школе, Гюрд, — сказал Фонсека. Нечеловеческие глаза Гюрда уперлись ему в лицо.

— Ты смеешься, не так ли? Смелый ты человек.

«Еще и пугает».

Но оказалось, что милая болтовня Гюрда скрывает под собой неожиданные и опасные решения. Внезапно маг вскинул рукава своего широкого балахона, и будто невидимая кувалда ударило Фонсеку между глаз. Он свалился на мозаичный пол.

— Люблю, знаешь ли, обескуражить человека, — пояснил Гюрд и добавил: — Это «заклинание кулака». Очень эффективно при неожиданном применении.

Фонсека, шатаясь, встал. Удар был силен. Он хлопнул в ладоши, но звук получился негромкий. На Гюрда пролился теплый дождик.

— Жаль, не захватил с собой зонтик, — посетовал тот, и пол вырвался из-под ног Фонсеки. Он упал лицом вниз, кусочки мозаики стремительно приблизились, и голова раскололась от страшной боли. Он застонал. Его лицо было покрыто кровью из разбитого носа. Над ним стоял смеющийся Гюрд. Он был виден как в тумане.

«Забавляется», — зло подумал Фонсека, и почувствовал, как ярость захлестывает его. Но тут же осадил сам себя: «Нельзя злиться. Нельзя злиться. Злость ослабляет засовы, сдерживающие эмоции, и они вырываются наружу».

Гюрд потер руки с противным шорохом, ибо от времени кожа на них превратилась в сухой потрескавшийся пергамент.

— Продолжим, Фонсека? Мне это так нравится.

— Мне тоже, — попытался улыбнуться Фонсека. — Люблю учиться у старшего по ремеслу. И возрасту.

— О! — удивился Гюрд. — У тебя еще остался внутри смех?

Он открылся, и энергия Фонсеки прорвалась сквозь его защиту, подхватила его и мощно ударила об колонну. Кости Гюрда затрещали и застучали. Мертвец скрежетнул зубами, с ненавистью глядя на Фонсеку.

— Ты воспользовался моей добротой.

— Я воспользовался твоей слабостью, Гюрд, — поправил его Фонсека. — Ты же именно так учил меня.

— А хорошо ли ты знаешь собственные слабости? — осведомился Гюрд, и позади Фонсеки появилось рогатое свирепое создание с прозрачным мечом в руках. Меч только казался прозрачным, реальность же его Фонсека почувствовал на себе: он еле успел увернуться от клинка, и лезвие поцарапало его шею.

— Я знал, что ты увернешься, — процедил Гюрд, — но нужно было показать, кто сильнее.

— Слова!

— Ты не веришь?

— Кому? Тебе? Может, стоит опять промочить тебя дождиком? Так ты быстрее сгниешь.

На Гюрда снова пролился дождь, теперь, однако, вперемежку с крупными градинами, которые застучали по лысому черепу колдуна, как по барабану.

— Крови будет больше, — проскрипел Гюрд. Чувствовалась обратная реакция: чем больше свирепел Гюрд, тем веселее становился Фонсека. У него появилась уверенность. Он чутко улавливал все слабости своего противника.

Позади Фонсеки вновь появилось то самое создание с мечом, но было тут же отослано обратно, чуть не пронзив самого Гюрда.

Теперь они стояли неподвижно.

— Крови будет больше, — твердил Гюрд.

— Твоей, — отвечал Фонсека.

Все закончилось неожиданно.

Прямо перед Фонсекой вдруг вырос гигантский воин с нацеленным в его грудь копьем. Фонсеке пришлось сделать шаг в сторону, одновременно уничтожая креатуру заклинанием. Он уже хотел было занять прежнее положение, как вдруг заметил, что с новой позиции видна брешь в магической защите Гюрда, которой сам Гюрд, поглощенный плетением сети из заклинаний, не замечает. Их взгляды встретились, и Гюрд сразу понял, о чем Фонсека догадался только что. Но было уже поздно. Зазвенел выдернутый из ножен меч, защита раздалась в стороны, и Фонсека сделал выпад. Мертвая плоть Гюрда с хрустом сомкнулась вокруг серебра клинка, и от нее пошел дым. Гюрд медленно опустил голову, смотря на меч, торчащий из его груди, затем вновь посмотрел на Фонсеку. Тот одним резким движением выдернул клинок. Ноги Гюрда подкосились, и он рухнул на колени, весь дымясь. Секунду он оставался в этом положении, а потом, на глазах превращаясь в летучий прах, опрокинулся на пол.

Вольфганг почувствовал нарушившийся баланс и сразу понял, в чью сторону склонились чаши весов, как понял это каким-то шестым чувством и Чойс. Они не знали, сколько уже времени стоят вот так, нащупывая слабинку в магической защите друг друга лучами двух Подсвечников. Лучи скрещивались, хлестали по сторонам, рассыпая тлеющие искры, но перевеса на чью-либо сторону не было.

Яркий свет на секунду застил все перед глазами Чойса, а когда их перестало резать, он обнаружил, что Вольфганга перед ним нет. Он использовал примитивный прием, чтобы скрыться из виду. На секунду гордость этой маленькой победой завладела Чойсом, но потом здравый смысл снова взял верх. Вольфганг, по-видимому, вновь направился к Чаше, чтобы поскорее покончить со всем этим, ибо не принадлежал к числу натур, которые оплакивают своих друзей, пренебрегая при этом поставленными целями.

Быстро, чтобы не быть захваченным врасплох, Чойс отскочил к колонне и оглядел главный неф. Огромный двойной ряд колонн был пустынен. Странные каменные фигуры капителей безмолвно вперились колючими взглядами в пространство.

Возле Чойса появился Шамиссо.

— Я думаю, что он направился к Чаше боковыми нефами, — произнес он. — Он один.

— Убиты все? — спросил Чойс.

— Все, кроме него. Я убил Саурбэира. Странно, но здесь мой бластер действует.

— Молодец, что не выкинул его.

Из-за колонны возник напряженный Лоу.

— Я видел, как этот дьявол скользнул в тот неф, — показал он.

— Шамиссо говорит, друзья Вольфганга мертвы.

— Да. Я убил Ульва. — Лоу хохотнул. — Это оказалось совсем легко.

— Видимость не всегда соответствует сущности.

— В первую очередь это относилось к нему.

— Фонсека!

— Гюрда больше нет. — Фонсека весь так и сиял. — Я победил его в равной схватке. Вольфганг почти что голый без его магии.

— Магия сейчас ему не нужна, — сказал Чойс. — Ведь у него есть Канделябр Вав.

Они обогнули колонны главного нефа и увидели почти в середине второго прохода быстро движущуюся к огромному пьедесталу Чаши фигурку. Это был Вольфганг. Но он был слишком далеко от них и слишком близко к Чаше, чтобы они могли настичь его. Они пустились бежать.

Но гигантские колонны слишком медленно проплывали мимо, а они бежали недостаточно быстро, как им хотелось бы.

Сзади послышался гул, и на них пало сияние. Они остановились и обернулись. Позади них стояла высокая фигура, закутанная в белые одежды. От нее исходил такой свет, что черт лица не было видно.

— Я Ангел Чаши Зефриэль, — раздался звучный голос, — и послан для помощи и поддержки.

В один миг Ангел перенес их к самому основанию пьедестала Чаши, а Вольфганг теперь находился где-то в пятидесяти шагах от них. Даже отсюда было видно, какая гримаса злобы въелась в его лицо. Канделябр в его руках мерцал тьмой.

— Крепитесь, — возник в их ушах голос Зефриэля, — ибо вам суждено участвовать в Армагеддоне великом.

— Когда? — спросили они.

И услышали ответ:

— Сейчас.

И тотчас же увидели, как Вольфганг начал медленно кружиться в странном вертящемся танце, и полы его плаща взметнулись, как крылья нетопыря. Мерцание Канделябра Вав в руках Вольфганга стало частым, прерывистым, а затем из него возник толстый темный луч, который вдруг стал чертить вокруг Вольфганга сеть из черных линий.

— Вот оно, — произнес пораженный Фонсека. — Он все же решился на это.

— Что он делает? — спросил Лоу.

— Он призывает на помощь силы, скрытые в Канделябре, — ответил Фонсека и повернулся к Чойсу: — Ты должен сделать то же.

— Как? — воскликнул в отчаянии Чойс.

— Попробуй закрыть глаза и что есть силы пожелать, потребовать помощи от Подсвечника. И тогда помощь должна прийти.

За мгновение до того, как Чойс закрыл глаза, взгляд его зафиксировал какое-то сгущение воздуха вокруг Вольфганга. Затем он сконцентрировался мыслью на Подсвечнике. Он представил его себе: вот он стоит на высоком поставце, волшебный фонарь магии, сипускающий ее своими тремя свечами, и всякое зло бессильно отступает перед нею. Теперь настало время, когда ты должен показать свою силу, чтобы помочь нам. Помоги нам. Помоги, Светлый Подсвечник Шин!

Он открыл глаза и содрогнулся. Прямо напротив них стояли в безмолвии страшные легионы Тьмы, жуткие сонмы существ ночи. Во главе их был Вольфганг. На лице его горела победная улыбка.

«Я не смог, — подумал Чойс, — все пропало, мы мертвы», — но тут увидел, как улыбка Вольфганга погасла. Он медленно обернулся. За его спиной грозными редутами Света возвышались войска Ангелов, чьи хмурые лица горели желанием сразиться со своим извечным врагом. И тут вдруг Чойс осознал, что он, и Лоу, и Шамиссо, и Фонсека стоят во главе этого войска. Он услышал, как Фонсека торжественно произнес:

— Ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять? — и зашипел в ответ на его слова Шамиссо.

Пьянящая сладость предстоящей схватки наполнила грудь Чойса. Он выдернул свой меч из ножен, его легкие расширились, чтобы исторгнуть клич, но мощный хор голосов грохнул за его спиной:

— Сефирот!

И такой же мощный хор войска Вольфганга ответил:

— Келифот!

И две силы, светлая и темная, ринулись друг на друга.