Последнее звено

глава 1. СЛОМАННЫЙ МЕЧ

Пока они ждали своей очереди в воротах славного града Нолу, столицы Эргассы, что как всякому известно, есть перекресток всех главных торговых путей по ту (вернее –теперь уже по эту) сторону Рихейских гор, Торнан внимательно слушал –что говорит местный люд.

Говорили все больше о недобром и тревожном.

…Оружейникам Нираста кто-то заказал большой черный меч. Определенно, этот тот самый Темный Клинок, что указан в Пророчестве Эселинны.

Какой-то паршивый наемник – Камир Беззубый, сверг Мунийский совет и лично прирезал Первого Советника, Зо бен Велига. Теперь один из богатейших городов Деянирского побережья в руках банды убийц и грабителей.

Урвенд из Ригии, авантюрист и самозванец, называющий себя потомком древних северных князей, уже захватил половину Томбара, и собирается захватить вторую. В горах завелся дракон, промышляющий овец с коровами, не пропускающий и пастухов. От поступи его содрогается земля, взмахом крыльев он сдувает человека как пушинку, и с каждым днем он растет, а когда вырастет с гору, пойдет по миру, пожирая все на своем пути. Вот тогда-то и настанет конец всему.

Приближается война – на Альбийскую империю хотят напасть торки, моранны, кессы, и ристийцы, заключившие между собой тайный союз (последнее едва не рассмешило Торнана – даже он знал, что эти народы до смерти ненавидят друг друга). Проповедники митраистов наводнили приграничные села и города, –это не к добру. В общем, последние времена настают.

Заплатив положенную пошлину, они въехали в Нуми. Город весьма симпатичный и старинный, с тем налетом патины времен и благородных седин, что вызывают невольную симпатию.

Два обводных канала вокруг старого города, мостики в цветах, старинные мельничные колеса, семьи уток сидят в старых запрудах и каналах. Полосатые разноцветные домики со смешными фигурными окнами, напоминавшие больших шмелей. Старые храмы Нецеросса –Лесного Бога, которого в Эграссе весьма уважали. Цветы перед домиками на крошечных клумбах.

Когда-то –еще двести лет назад, Эргасса была еще богаче и на треть больше размером. И была тому причина – в Эргассе начинался прямой караванный путь через Каррат: единственный нормальный путь через Рихей.

После того как подземная стихия его уничтожила, страна изрядно потеряла в деньгах и силе. Но по-прежнему оставалась одной из сильнейших, и по прежнему правили ей не короли, или скажем князья, а выбранные пожизненно из числа старейшин самых сильных кланов дожи. Впрочем, даже если бы правили хоть сами боги, задерживаться тут расчету не было –до ближайшего тайника где может храниться жезл почти тридцать дней конного пути.

Проехав два квартала, Торнан заметил вывеску гостиницы –большой узкогорлый сосуд черного цвета.

Постоялый двор, стоял на перекрестке главной улицы с каким-то переулком.

Трехэтажное здание с галереями на каждом этаже окружало двор со всех сторон –были тут и конюшня, и карчевня, и склад для товара проезжих купцов, и наверное другие полезные постояльцам вещи. Подбежавший слуга взял повод, Торнан же соскочил с седла и помог слезть Чикко –Марисса, не дожидаясь, пока кобыла остановится, спрыгнула наземь, вызвав восхищение конюха.

Спешившись, северянин обратился к нему:

–Подержи пока наших коников. Я сперва хочу взглянуть – стоит ли останавливаться в этом сарае.

Они вошли в заведение, как выяснилось, именовавшееся «Кувшин». Навстречу им уже шел хозяин, немолодой, но подтянутый и крепкий мужик, с профессионально-угодливым лицом, не очень вязавшимся с фигурой матерого воина.

– Добро пожаловать, почтеннейшие. Вы хотите остановится в моем скромном заведении?

–Разумеется. Не для своего удовольствия мы сюда притащились? – рассмеялся капитан.

–Иска в день. Ну и пол-иски за место для лошади и за корм для нее. Комната на втором этаже.

–Идем взглянем, - Торнан высыпал на стойку пять серебряных.

Они последовали за хозяином и поднялись по лестнице галереи, в приличные и недешовые апартаменты из трех комнат (хорошо, когда за тебя платит сама Тиамат!).

Торнану досталась квадратная, чисто побеленная комната семь на шесть шагов, с большой широкой кроватью, шкафчиком, и сундуком.

–Недурно, –одобрил Торнан.

– А есть тут где ополоснуться? - спросила Марисса.

– Да, сразу за домом мыльня.

–Ладно, это нам подходит, – Торнан, хлопнул хозяина по плечу. Распорядись, чтобы наших коней поставили в хорошие стойла.

–Я рад, что вам понравилось, – сообщил владелец. Можете пообедать – у нас отличная кухня. Если что понадобится, то я к вашим услугам.

Хозяин гостиницы поклонился и вышел.

–Ладно, пойду посмотрю, чем у них там кормят.

–А я пойду смою пыль, - сказала Марисса.

–А я – пойду посмотрю город, –сказал Чикко. Говорят, тут есть очень древний храм бога Кадулху, что живет под морским дном. У нас есть похожий бог...

–Короче, –оборвал его Торнан, –вот тебе четыре серебряных, и проблудись хорошенько. А я остаюсь – перехвачу чего-нибудь.

Не то чтобы Торнану особо хотелось есть. Просто он знал, что нет лучшего места, чем кабак, чтобы быстро разузнать последние городские новости. В зале таверны в немалом числе обретались посетители –кто выпивал в компании друзей, кто в одиночестве вкушал пищу.

Тут же, в углу над очагом крутились три вертела с поросятами и птицей: еда по здешнему обычаю готовилась на глазах едоков, чтобы те не заподозрили, что оная еда прежде мяукала и лаяла. Причем крутил вертела не поваренок, а посаженные в хитрое колесо упитанные земляные белки. Тут же стояло блюдечко с орехами – желающие могли покормить зверьков. Подивившись выдумке, Торнан прошел к стойке. За прилавком торчал немолодой подавальщик в фартуке и синем колпаке.

- Новый постоялец? - осведомился он.

- Угадал.

–Что будешь пить? Есть эль - светлый и темный, вино, пранди…

–А красного эля нет? - отозвался Торнан вспомнив вдруг юность .

–Это медового что ли? Ты никак, ороскиец?

Торнан помотал головой.

-А вроде только там медовуху уважают...

-Я ант, – уточнил капитан.

–Никогда не видел, –с толикой уважения отозвался бармен. Ну, для дорогого гостя найдется и медовый...

Он поставил перед Торнаном небольшую чарку, наполненную вязким янтарным напитком.

–Осилишь? Он ведь по ногам бьет, как тролль дубиной.

Улыбнувшись, Торнан сделал мощный глоток. Напиток был необычайно хорош.

Торнан поблагодарил слугу, и пошел к столу. Он выбрал место откуда прекрасно просматривалась вся таверна. Прислуга принесла хлеб и сыр, а также жареную курицу. Торнан с жадностью принялся за еду.

Не переставая жевать, северянин размышлял.

Дня через два-три они продолжат путь на восток, и перед дорогой надо хорошенько отдохнуть. Кроме того –заменить горскую лошадку Чикко на что-то более пристойное, купить новое седло для Мариссы вместо старого и начавшегося рваться. А главное – определиться: каким путем добираться до дома после того как найдут последнее звено. Или – если судьба не будет к ним благорасположена – какой путь в Элению быстрее и удобнее.

Да, весьма скверно может выйти! Если последняя часть жезла не в Андии а в этом северном королевстве, то им придется возвращаться на юг, и плыть Суртскими морями. Потому как добираться через северные воды конечно короче, но вот норглингов –хозяев проливов куда девать?

Северянин неторопливо и обстоятельно доел обед, вышел из таверны и по наружной лестнице поднялся к себе в комнату.

Там он обнаружил свою спутницу. Та забравшись в его кровать, преспокойно спала, разметав по подушке чисто отмытые, пахнущие вербеной волосы.

Судя по всему, ничем кроме одеяла ее тело не было прикрыто.

Торнан наклонился над ней, прислушиваясь к спокойному дыханию.

И вдруг подумал – что будет, если он сейчас заберется к ней под это самое одеяло?

Разумеется, он не стал этого делать. И не из за боязни, что девушка заорет, отбиваясь, и схватится за кинжал, который, конечно, не забыла сунуть под подушку. Или, даже не разбираясь, кто ее побеспокоил, проведет один прием крайг-мавен, витиевато именующийся «тролль похищает яблоки».

Просто… она могла обидеться. И этого было достаточно.

Решив, что Чикко ждать не имеет смысла: не вернется, пока не спустит последний медяк, да еще не получит от девочек бесплатного «угощения» благодаря своей магии, Торнан стянул сапоги, и рухнул на соседнее ложе. И сам не заметил, как заснул.

***

Завтрашний день оказался заполнен делами и заботами.

Встав утром, и позавтракав яичницей с лепешками, они, включая не выспавшегося фомора (припершегося уже возле полуночи), двинулись верхами в город, следом за воительницей, делать покупки и обновлять снаряжение.

Для начала они навестили местный храм Тиамат, где Марисса. кроме всего прочего, разменяла предпоследний вексель, великодушно пожертвовав десятую часть жрецам. Видимо, этим она их весьма обрадовала, ибо те досыта накормили посланцев далекого Кильдарга, и даже пригласили их остановиться на их подворье.

Затем все трое отправились на местную лошадиную ярмарку, где Марисса продала их коней, вместо со сбруей и, добавив золота, купила четырех лошадок ригийской породы, причем даже капитан согласился, что выбор она сделала неплохой.

Тут же были куплены седла и уздечки, и с полчаса троица гарцевала по загону, объезжая своих новых четвероногих друзей.

Торнану досталась молоденькая, но резвая кобылка, отзывавшаяся на кличку – Белка.

Чикко – широкозадый меринок, по имени Железяка. Марисса выбрала самую красивую – серую мышастую кобылу, тут же обозванную ей Когитой.

Затем они верхами двинули на рынок.

Марисса приобрела там себе новую одежду, и сразу две изящных рубах до колен синего шелка -тут шелка стоили втрое дешевле чем в Кильдарге - с многоцветной затейливой вышивкой – вместо превратившейся в тряпье ночнушки.

Чикко тоже потребовал свою долю, и ему был приобретен строгий черный кафтан из тонкого, добротного сукна с желтой опушкой, который впрочем фомор не стал надевать, а аккуратно свернул и сунул в седельную суму. Кроме того в оружейном ряду он купил ножны к трофейному клинку, и немедленно повесил его на пояс, спрятав кинжал за пазухой.

Торнан ограничился новыми штанами и подштаниками.

По дороге он не упускал случая внимательно изучить окружающее, не упуская ни одной мелочи.

Тут, на Востоке, за Хребтом, он был уже больше десятка лет назад, и теперь ясно видел, что край этот все же заметно отличается от привычного ему Запада, хотя люди тут и говорят почти на том же языке, да и молятся за небольшой разницей тем же богам. Взять хоть женскую одежду –чуть ли не треть горожанок носила штаны, так что на Мариссу никто не пялился.

Были тому причины –Рихей не просто разделял две части материка.

Он еще и становился непреодолимой преградой на пути приходивших нашествий. За летописное время Логрия пережила девять великих набегов кочевников. Но лишь два из них смогли перехлестнуть через эту преграду, поставленную самими богами. Первыми были фельты с их бронзовыми мечами и боевыми колесницами от которых до сего дня прошло примерно две с половиной тысячи лет. Вторыми –пайсенаки девять сотен лет назад. Но фельты двигались и сушей и морем, а в годы, когда Таббу- каган провел своих всадников через горы, солнце светило так жарко, что растаяли многие ледники, ныне напрочь загородившие пути.

Так что хочешь не хочешь, но были они уже можно сказать в другом мире, и это следовало учитывать.

После похода на рынок, они вернулись в «Кувшин», и отправились отдыхать.

Вернее –отправились он вдвоем с Чикко.

Госпожа младший посол храма решила прогуляться по городу в одиночестве. Надев только что купленное облачение, и повязавшись платком, каким горцы завязали ей глаза.

Это был последний подарок цвергов. Ей –единственной из троих повязали не простую полотняную тряпку, а изделие из шерсти синих каменных козлов: самую дорогую материю в Логрии.

Ибо животные эти обитали лишь на высокогорных лугах и вблизи ледников, не жили в неволе и не приручались, и к тому же были дьявольски осторожными, чтобы подпустить охотника на выстрел из лука. Лишь по весне, когда линяли, они терлись об острые ребра скал, оставляя на них немного шерсти. Вот из нее-то, собранной по щепотке, и ткали великолепное тонкое сукно –чудесного, серо-синего невыцветающего окраса, теплое, мягкое и почти вечное…

Платок этот стоил дороже всего, что было на Мариссе, исключая разве что, может быть ее скимитар.

Торнан недовольно проводил ее взглядом и пошел спать.

Вообще-то он предполагал обсудить с ней дальнейший маршрут, но раз та настаивала…

Торнан проснулся, и по тускло-рыжим лучам солнца и длинным теням понял, что день клониться к вечеру.

Мариссы не было. Однако Торнан решил, что за нее беспокоиться не стоит –на дворе еще день, да и не девочка. Но все же –нехорошо уходить, не предупредив, куда собираешься!

***

…Впервые за несколько месяцев Марисса надолго осталась одна. И почти свободной.

Не надо было ни от кого бегать, ни надо было ничего искать, спасть на земле, седло не стирало мало не до крови кожу. Пусть это не надолго, всего на считанные дни, а то и часы, но пусть и так. Эти часы принадлежат ей одной. Даже богиня, которой она служит, может немного подождать –она все же бессмертная, в отличие от Мариссы.

Она может спокойно сидеть в этом чистом и опрятном кабачке, пить самое дорогое и легкое вино, из имеющихся тут, и расслабившись, ни о чем не думать.

Правда, ни о чем не думать не получалось. Думала она о Торнане.

Странно он к ней относится… Неужели он ее совсем не хочет? Такого не может быть – все мужчины думают о том, как затащить женщину в постель. В конце концов -такими их создала Великая Мать!

Почему же он не пытается к ней подкатиться, как это обычно бывало в походах, в которые она ходила в компании с мужчинами. И не всех, надо сказать, она отшивала, во всяком случае, сразу… Нет, его бы она точно отшила – он ясное дело мужчина видный, да не совсем то, что ей нравиться.

Но пусть бы пристал, чтоб хоть объясниться раз и навсегда! Лучше бы он пристал -чем сальные взгляды шамана!

Да уж - фомор есть фомор! Конечно он ей спас жизнь тогда, но все равно мысль о близости с ним заставляла ее невольно вздрагивать, как будто он был большой холодной лягушкой…

Брр, не зря говорят, что фоморы созданы богами именно из лягушек. Нет, с ним –разве что под угрозой смерти! Это как в дальних восточных землях, в стране Кам-Хе, жрицы всяких тамошних богов совокупляются с большими змеями и ящерами. И даже с гигантскими белыми тритонами –священными тварями этих самых богов. Тьфу!

Нет, конечно он не самый страшный из виденных ею мужиков, и характер у него хотя вредный, но не противный. Но вот при мысли о том, чтобы оказаться в одной постели с ним, мороз по коже продирает.

Так противно ей в жизни было лишь раз.

Тогда она проснулась после дикой попойки, и обнаружила себя в роскошной постели, рядом с Деврой – толстой, не первой молодости купчихой, с которой храм вел какие-то дела, и за счет которой они –компания стражниц, пировали прошлым вечером. Обе они были в чем мать родила, и их одежда была разбросана по комнате, словно ее раскидывали специально.

Признаться, в себя Марисса пришла лишь обнаружив, что стоит над беспомощно похрапывающей толстухой с занесенным кинжалом… Конечно, как ни старалась, она не вспомнила –было ли что-нибудь такое, да и не было скорее всего, ибо напилась Девра раньше и сильнее их. Но стоило лишь подумать –что именно могла проделать с ней эта дебелая, немолодая –за тридцать – баба, всякий раз ее передергивало. И хотя бы еще кто-то из ее симпатичных сильных подруг - но это жирное вялое тело с бледной кожей и отвисшими сиськами?! Брр..

В голове уже шумело от выпитого вина, а за окном дело шло к вечеру.

Пора уходить. Она допила последнюю кружку, постучала монетой по столу, готовясь бросит слугам серебряный кайм.

–Вы не возражаете, доблестная воительница?? –за ее столик присело три молодых, хорошо одетых человека. Покрой и богатая отделка кафтанов выдавали в них купцов.

–Да нет, я вообще-то сейчас ухожу, – пожала она плечами, мысленно похвалив их за вежливость.

–Нет, нет, что вы – мы не хотим вам мешать! – засуетился один из них: ясноглазый, с обветренным лицом и длинным мечом на поясе.

И тут Марисса, неожиданно для себя, подумала – а почему бы не завести с этими симпатичными ребятами легкий флирт? Она даже в уме рассчитала дни – ведь не идти же в гостиницу за сберегаемым флакончиком предохраняющего настоя? Нет, конечно она ничего такого делать не собиралась – но просто, на всякий случай…

***

Несколько часов спустя

Торнан обошел уже четыре питейных заведения в поисках Мариссы.

Что его заставляло это делать, он толком не понимал. Он в который раз повторял себе, что она вполне имеет право загулять, пойти помолиться в свой храм, завалиться в постель с первым встречным, посетить бордель для женщин (если такой тут есть), напиться как свинья. В конец концов просто погулять по ночным улицам, любуясь звездами, или ища приключений.

И соглашался с этими доводами, и готов был уже повернуть к «Кувшину», и вновь шел искать пропавшую девчонку.

А воображение, нечасто беспокоившее его, рисовало ее – истекающую кровью, еле держащую в руках меч, из последних сил отбивающуюся от шайки безликих головорезов. Или даже чего похуже.

И в эти минуты Торнан почти хотел, чтобы на него самого напала пара-тройка грабителей, и он отвел бы душу в молодецкой схватке.

Но видать, ночной люд Нуми к самоубийству был не склонен, и на высокого мужчину с ятаганом у пояса внимания не обращал.

Пятая харчевня.

Взгляд туда-сюда, привычный вопрос…

И Торнан уже знал, что услышит в ответ.

«Баба с мечами? Святейший Арей – да отродясь такого не было!»

Но стоп!

–Да, была вроде такая. В красных шароварах и с двумя клинками, –сообщил коренастый, немолодой вышибала, чье лицо покрывали старые ожоги. Я еще удивился – у нас женщины если что и носят, так кинжал. Даже степнячки саблю не таскают – луки и метательные ножи еще куда ни шло.

Монета упала в лопатообразную ладонь здоровяка.

–Благодарствую, капитан, – с достоинством ответил тот.

–А давно она ушла?

–Да не так чтобы, хоть и не слишком уж чтобы недавно, –уклончиво ответил тот.

(«Тяжелая панцирная пехота, или на метательных машинах стоял, –прикинул Торнан – На крайний случай –-пикинер. Но уж не конник и не стрелок»)

–Где служил, храбрец? –осведомился он.

– Флот его величества короля Мардонии Эсгата Отважного, Вторая галерная флотилия. Старшина абордажного расчета, – подтянувшись, сообщил вышибала. А ты, твоя милость?

–Стража Севера, – не стал уточнять Торнан.

–Уважаю, – чуть поклонился тот. Там трусов не бывает. А девочка эта тебе, капитан, извиняюсь, кто будет?

«Невеста она мне», – хотел зачем-то соврать ант, но сдержался.

–Охраняю я ее, – бросил он. Служба.

Вышибала сочувственно кивнул.

–Тогда другое дело. А то она ведь с тремя парнями ушла отсюда.

–То есть как??

–Ну как… Загуляла, можно сказать… –и вновь сочувственный взгляд.

–А куда они пошли, не подскажешь?

–Ну, можно подумать, – сжал губы собеседник.

Еще один медяк перекочевал в его ладонь.

–Я головой не поручусь, но думаю, пошли они в «Свинью на троне», – сообщил вышибала, между делом отшвыривая от дверей пытавшегося прошмыгнуть внутрь нищего.

–Брысь! Житья нет от вас дармоедов!

–Потому как, –продолжил он прерванный разговор, –пошли они вниз по Горшечной улице, а там обжорок, кроме как «Свиньи» этой самой и нету.

–Ну, ладно, –Торнан добавил еще пару медных грошей, – выпей за мое здоровье…

–Эй, постой, капитан, – придержал его за руку вышибала. Вот еще что: с этими купчиками, еще трое, або четверо слуг были.

–Слуг??

–Угу. Таких знаешь, в красных куртках, да еще там были с клеймами на мордах. Рабы, а может –вольноотпущенники. С оружием. Тесаки, правда, в треть твоего будут, да и бойцы они вряд ли какие из себя. Но ты все ж остерегись.

–Спасибо друг, –хлопнул он дядьку по плечу. Спасибо!

…В зале «Свиньи на троне» было полно народу. Почти все места были заняты, посетители тесно сбились за столами. Голоса сливались в одно гулкое гудение, на фоне которого порой раздавался громкие вопли скандалистов и отчаянная божба игроков. Среди столов можно было заметить серые безрукавки стражников, видавшие виды кафтаны купцов, подкольчужники наемников, куртки ремесленников. В углу сидело даже несколько моряков с Синего берега, неизвестно каким ветром занесенных сюда. Казалось, что в небольшом зале были представлены известные Торнану народы Логрии и окрестностей: андийцы, альбийцы, неконцы, вездесущие картагунийцы, харьятты и даже один суртиец, в пестрой яркой хламиде, так контрастировавшей с его черным лицом и курчавыми волосами.

Они вопили орали так, что звенело в ушах, в глазах мельтешило, за столами ели, пили, играли в кости и карты.

А вот и те самые –в алых куртках, про которых ему говорил бывший моряк.

Сидят и жрут.

А где же их господа?

Придав лицу выражение средней доброжелательности, он подошел к ним.

–Ваши хозяева вошли сюда с девушкой? – осведомился он у них, как бы случайно поигрывая серебряной монетой.

–Ну, допустим, –не поднимая головы бросил кто-то. Они может и вошли сюда с девушкой, так и ты тож иди –на х….й!

Торнан понял, что ошибся –похоже, доброго отношения эти типы не понимали.

–Куда они отправились? –тем не менее осведомился он, кладя монету на стол. Она была сброшена небрежным жестом. Сидевшие явно ждали, что он ее поднимет –то ли чтобы врезать по затылку, когда он нагнется, то ли просто поглумиться, глядя как он будет шарить по грязному полу. Но Торнан не пошевелился. Тогда один из сидевших за столом поднял глаза, посмотрел на капитана и хмыкнул. На лбу у игрока было клеймо алого цвета. Раб, проданный в славном городе Хтон. Над бровью – синяя спиральная татуировка –знак вольноотпущенника.

–Ты, эй ты! – бросил он. Тебе говорю, мышь лабазная!

–Я, что ли? –отозвался Торнан. Ну я. Чего тебе – людей, что ли не видал?

–Ты значит, спрашиваешь насчет девки с мечами?

–Ну? –Торнан подошел поближе.

–А кто ты вообще такой? – вчерашний раб презрительно сплюнул на пол, почти попав на сапоги Торнана.

–Уж и спросить нельзя, –Торнан сделал вид, что оробел.

–Она с господами, – рассмеялся другой слуга. Так что приходи завтра, сейчас господа заняты. И девка твоя тоже занята...

Северянин добродушно кивнув врезал ногой смеющемуся в живот. Затем, без разговоров, перегнулся через стол, и схватил оторопевшего старшего слугу за ворот войлочной куртки. Приподняв наглеца за ворот, Торнан протащил его через стол и с размаху ударил об стену, потом еще раз, и бросил на пол.

Публика лишь поворачивалась, поглядывала на драку, но не вмешивалась – видать, в славном городе Нуми, столице торговой республики Эграсса, люди давно отучились лезть в чужие дела.

Бывший раб лежал уткнувшись лицом в грязноватые доски; а нога капитана твердо стояла на его шее. Торнан вытащил у него из-за пояса клыч, и приставил к спине.

–За убийство холопа в Эргассе штраф в триста золотых, – со зловещей ухмылкой сообщил он. Как по мне – не такие уж большие деньги, за удовольствие пустить тебе кровь.

–Третья комната слева, господин, –жалобно простонал поверженный.

Дверь выглядела достаточно хлипкой. Поэтому, Торнан, еще раз вслушившись в пьяные голоса по ту сторону, не стал тартить время на попытки достучаться, а просто ее ногой. Посмотрел на качающийся на одном гвозде засов. И решительно шагнул внутрь.

Глазам его предстала картина разгула, хаоса и веселья. В углу валялся перевернутый набок средних размеров бочонок вина ведра на два.

А вокруг стоявшего в середине стола собрались люди – богато одетые, по большей части молодые, и пьяные как та самая бочка. Обычная картинка –купцы, гуляющие после трудной дороги. Торнан напрягся. Купцов было не трое, и даже не шестеро, а под дюжину. Пожалуй, целый карван средних размеров. Сбоку на полу стол ларец, внутри которого поблескивал матово желтый металл и огоньки самоцветов. В ворсе затоптанного ковра блестело рассыпанное серебро.

Еще на полу валялись объедки и стояло блюдо с поросенком, в обнимку с которым валялся еще один –совсем «хороший», мирно посапывая.

А на столе под завывание волынки и бренчание дутара танцевала Марисса. На ней не было ничего кроме импровизированной юбки из пестрой шали, и сапог, правда грудь она кокетливо прикрывала ладонями. При этом выражение ее лица просто поразило Торнана: столько в нем было самой натуральной похоти и совершенно невероятного бесстыдства. Лишь секундой позже он понял, что она здорово пьяна, да еще кажется... Нет, не кажется – легкий душок горной конопли не спутаешь ни с чем.

Увидев его, Марисса, как не была пьяна и укурена, все же узнала его, и оступилась, потеряв равновесие.

Но Торнан не дал ей сверзиться со стола, успев подхватить ее, беспомощно обмякшую, на руки, и осторожно опустил на пол.

Затем, подобрав валяющееся покрывало, он завернул в него Мариссу и взвалил на плечо, прогнав мимолетные ощущения, возникшие от соприкосновения с горячей упругой молодой плотью. Амазонка показалась ему совсем не тяжелой.

Собравшиеся взирали на него с каким-то тягостным недоумением, решая видать, непростую задачу – откуда взялся этот странный человек, зачем он, бесс возьми, сюда приперся, и почему хочет забрать с собой эту симпатичную и веселую девочку?

–Эй, козел рябой! –выбрался вперед один из них: крупный, хорошо одетый парень лет двадцати, судя по виду, сын богатого купца. Пшел вон отсюда!

–Спокойно, я уже ухожу, – произнес капитан, отступая к двери.

–Оставь девку, ты ……! –заорал парень, вынимая меч из ножен на поясе.

За время, пока он извлекал клинок, Торнан успел положить Мариссу на пол, выхватить ятаган, изготовившись к схватке, и определить – что за оружие в руках у нахала.

И даже поблагодарить небеса за то, что в противники ему достался круглый идиот, ничего в оружии не понимающий. В руках у юного болвана был хорошо знакомый капитану по Северным Пределам норглингский меч.

Кто-то из компании двинулся было на помощь приятелю, но зацепившись ногой за ногу, упал, попытался подняться, но не смог и тут же захрапел.

–Уйди с дороги, добром прошу, – предложил Торнан.

–По-рублю! – ответил тот.

Резко размахнувшись, капитан рубанул ятаганом по кромке меча у самого острия. Что-то жалобно звякнуло и покатилось по полу, а купец расширенными от ужаса глазами смотрел на свое оружие – острие было срезано напрочь.

–Точно также будет с твоей головой, – пообещал капитан. А теперь, одежду и вещи госпожи сюда. И побыстрее.

Кое-как собрав в узел любезно протянутые ему вещи, и сунув мечи под мышку, он вновь взвалил завернутую в занавесь Мариссу на плечо и вышел. Надо сказать, все это время она лежала смирно, лишь время от времени заплетающимся языком (и совершенно непечатно) выражая недовольство вмешательством в ее личную жизнь.

И всю дорогу до постоялого двора, она кулем висела на нем, и как будто не сопротивлялась.

И лишь уже в апартаментах, увидев Чикко, она вдруг взбеленилась, тем более и дурманная одурь малость прошла.

–Ты мне что –папаша, брат или жених?! – заверещала она, делая попытку встать и уйти.

Ему пришлось попридержать ее, уклонившись от неловкого взмаха кулаком.

–Пусти!! –забилась она. Пусти –тебе какое дело??! Завидно, что не даю??! Так купи козу и с ней утешайся!

Торнан держал Мариссу, прижимая руки к телу, и моля, чтобы удар колена не пришелся в пах.

–Все мужики скоты! Все, все, все!!! Она буквально заходилась в крике. –Вам баба –это скотина вроде той козы - для пользования... Только то, что между ног и нужно!! Пусти!! Пусти!! Я мужикам счета не помню! Хочу веселиться! Хочу с ними! Что толку в этой честности да це-еломудрии?! – издевательски проблеяла она. Моя тетка купалась в золоте, а всего-то и нужно было ножки раздвинуть перед кем надо! А у меня сестренка маленькая померла, потому что денег на лекаря не было! У меня мать на работе надорвалась! Пусти! Мне они браслет с изумрудом обещали если хорошо поработаю...

Торнан глянул в сторону Чикко, но тот лишь беспомощно развел руками. Видимо, способность успокаивать взбесившихся девчонок не входила в его умения.

Так что Торнану оставалось лишь крепко держать девушку, в надежде что рано или поздно она успокоиться.

Марисса несколько раз чихнула, пробормотала проклятье...

Она дергалась все реже, всхлипывания затихли, и вот она уже обмякла в его руках.

Он осторожно опустил Мариссу на пол. Рядом стоял Чикко с какой-то коробочкой в руках.

–Это маковый экстракт, –пояснил он. Магии можно сказать и нет – просто это концентрированная сила растения. Млечный сок как-то перегоняют, высушивают... Если нужно усыпить человека, прогнать боль, или еще чего-то...

Он не договорил.

–Давай, клади ее на кровать.

Кое-как уложив Мариссу, капитан отправился к себе, и тут же завалившись на койку, как был в одежде, заснул, –все случившееся здорово его вымотало.

«Старею, должно быть…» – подумал он, ощущая налившуюся тяжесть в теле…

***

Тихий шорох разбудил Торнана, и он, резко поднявшись, сел на своем ложе. В окно светила полная луна, освещавшая комнату достаточно ярко, чтобы разглядеть стоящую на пороге Мариссу.

- Ты?? Зачем ты пришла? - изумленным шепотом спросил Торнан.

- Можно я побуду с тобой? - В ее дрожащем и совсем трезвом на удивление голосе было столько мольбы...

Она медленно сняла покрывало, и аккуратно сложила его на табурет. Затем села рядом, внимательно глядя на него. Он видел, как с каждым ее вдохом наливаются груди, как постепенно твердеют соски.

И вот она уже ныряет к нему под одеяло.

–Марисса, ты... Он замолчал, почувствовав, ее губы на своих…

В несколько мгновений она освободила его от одежды.

Ее сильное, и в то же время женственное тело прильнуло к нему, стараясь вжаться в него изо всех сил. Язык северянина прилип к гортани…

–Торн, ты хороший, я знаю...

Он чувствовал переполняющую ее отчаянную решимость – так прыгают в ледяную воду штормового моря.

–Сейчас... Она нежно касалась губами его кожи. – Сейчас все будет хорошо.

И Торнан решил не противится судьбе. ...Некоторое время они лежали рядом, целуя и поглаживая друг друга Он чувствовал сильные, но ласково-нежные прикосновения рук, ощущал возбужденность дыхания и гибкие движения горячего тела. Он ласкал ее бедра, живот, грудь, наслаждаясь бархатистой нежностью ее кожи, и твердостью груди, каждая мышца тела, содрогалась в судорогах страсти…

Он нежно и требовательно привлек ее к себе, жадно впился губами в ее губы, в то время как руки его скользили по ее плечам и груди. Прикосновение этих ласковых и таких умелых губ воспламеняло кровь. Страсть налетела, как ураган. Марисса отвечала поцелуем на поцелуи, лаской на ласку, целиком окунувшись в пучину страсти. Она вскрикивала от восторга под тяжестью его тела, ощущая неистовое биение его сердца. Яростно хрипя, она впивалась ему зубами в плечо. Выгибаясь и постанывая, переворачиваясь со спины на живот и обратно, она в свою очередь жадно приникала губами к телу любовника.

Она выгибалась как в припадке, а из глотки рвались вполне звериные вопли.

Потом они лежали без сил, а он продолжал гладить ее плечи и руки, но уже совсем не так, как раньше, и от этой тихой ласки хотелось плакать и смеяться одновременно. Подобно котенку она вздрагивала и потягивалась, под нежно гладящей ее рукой, и только что не урчала от наслаждения.

Он погладил подрагивающий живот девушки. И Марисса вновь накинулась на него, прижала к кровати своим сильным, гибким телом. Ее сочные, влажные губы впились в рот и задушили родившиеся у него в голове мысли, не дав им стать словами.

…Дальше не было ничего, кроме того, для чего по преданиям, Богиня и сотворила мужчину и женщину.

…Среди ночи он проснулся, ощутив, что спутница заворочалась.

–Торн, ты спишь? –осторожно прошептала она и, стараясь не тревожить, перелезла через него. Нагая грудь атласно скользнула по его щеке, и он едва удержался, чтобы не поймать сосок губами.

Он слегка приоткрыл глаза. Крадучись она подошла к столу, налила себе вина в чарку, и осушила одним духом, а потом вдруг поперхнувшись, зарыдала. Чаша выпала из руки, и грюкнув, разлетелась на черепки.

Он вскочил с простели, подбежал к ней и, не зная что делать, поднял на руки, совершенно впавшую в истерику амазонку, осторожно понес, уложил на койку, укрыл одеялом, что-то успокаивающе шепча, пока та задыхалась и обливалась слезами…

–Торн, я... я должна тебе рассказать, –чуть успокоившись выдохнула она, –Я должна тебе рассказать...

–Ты ничего никому не должна.

–Нет, нет, ты не понимаешь! –твердила Марисса. Я должна... Вот, посмотри, –она высоко подняла правую руку. На плече, с тыльной стороны был шрам – шероховатый, белесый. Так выглядит сквозная рана, неумело залеченная, которую прижгли на поле боя головней, а потом замазали глиной или смолой.

–Видишь? Тут был Знак Феанны!

«Не может быть!» –промелькнуло у Торнана.

–Ты была в Феанне??

–Да... –она всхлипнула.

–Ты выдержала испытания? –зачем-то переспросил он.

–Да, –кивнула она. Всего три из пяти, как раз чтобы попасть... «Лисий бег», «волчий путь», и «прыжок лосося». На «стрелах богини» срезалась, конечно.

Уже полгода прошло, я уж подумывала, что нашла то, что искала всегда, что у меня есть братья и сестры, которые… будут со мной до конца…

Марисса, обхватив грудь руками, срывающимся голосом бормотала признания, словно хотела оправдаться перед кем-то.

…Нас было шестеро. Четверо мужчин, и двое девушек. Мы как раз возвращались из той деревни, которую охраняли, –помнишь, я говорила…

Ну, мы задержались на постоялом дворе –нелегкая дернула нас свернуть не на ту дорогу… А ночью на нас напали… Банда, человек пятьдесят. Бывшие наемники, мразь урконская.

Там еще был караван гвойцев, те схватились за оружие, думали отобьемся… Какое там – постреляли из арбалетов, никто и пикнуть не успел.

И Брона, и Тхо, и… всех кто сопротивлялся. Хозяина живьем насадили на вертел –для забавы…

А я... Я бросила оружие, и забилась куда-то как крыса... Какое-то наваждение, словно кто-то лишил меня храбрости. Пока моих братьев убивали, я сидела в каком-то подполе и молила богиню спасти меня. Потом когда меня вытащили из тайника, я... Как будто сошла с ума от страха... Я говорила, что я акробатка из бродячего цирка, валялась у них в ногах, просила пощады...

Несса была еще жива, и они с ней...

А потом кинули жребий –про меня. Я досталась прихвостню атамана.

Потом другие...

...Я делала все что они хотели, сама, по первому слову, а они хвалили меня...

Они даже не были со мной жестокими. Один даже предлагал нам вдвоем убежать, и вместе воровать и грабить –чтобы я заманивала мужчин в засаду...

Я ему очень понравилась.

Я прислуживала им за едой, танцевала для них, меня... разыгрывали в кости...

Когда они валялись перепившиеся, я хотела их зарезать, но не смогла... я ... боялась...

Только через месяц я сумела от них бежать… Решилась бежать…

Марисса вновь залилась горькими слезами.

–И тебя изгнали? –спросил минуту спустя капитан, вытирая ей слезы косынкой.

–Нет, –помотала она головой. Я сама. Когда я вернулась, мне никто не сказал слова –в Феанне не могут обвинить, если нет свидетелей. Но они смотрели… Мне каждый раз чудилось что они смотрят, и говорят молча – «Почему ты жива??»…

И я… Эти взгляды.. –Марисса запиналась, казалось вот-вот снова разрыдается.

Вот так в одну ночь встала, и срезала клеймо бритвой.

Режу и вою, режу и вою... Потом прижгла рану свечей, и отрубилась...

Вот и все...

–Торн, –всхлипнула она. Ну за что мне все это? В чем я виновата? Что я сделала, что богиня так карает меня?

Девушка с тихим плачем уткнулась Торнану в грудь.

Он механически поглаживал ее по волосам, не зная, что сказать.

Все слова, что ничего страшного не произошло, что люди, пережив куда худшее, живут себе неплохо и даже счастливо, прозвучали бы нелепо и фальшиво.

***

...Сколько себя помнила Марисса, судьба ее не баловала. Детство ее не было ни безоблачным ни благополучным.

Ретез, город ее детства... Первый по величине порт Кильдарга, и третий –всей Логрии. Шумный, полный купцов и моряков, веселый и грязный, алчный и расточительный. Богатые лавки и тяжеловесные каменные мосты, бесконечные кварталы ремесленников, стольже бесконечные улицы увеселительных заведений, пестрые рыночные площади, и храмы двунадесяти богов, которым в Ретезе молились…

Гавань, куда приходили корабли буквально со всего света – из Данелага, и из Гвайса и Мериддо, и из Суртии и Гхаратты, и даже с Заокраинного материка, куда плыть надо полторы луны не видя земли. Все это было ей знакомо.

Но жизнь среди этого богатства и пышного цветения всего и вся была ох как нелегка!

В Ретезе всякий торговец –даже продающий вразнос лепешки и щербет с лотка, смотрит свысока на того, кто лишен этого высшего счастья: продавать и считать деньги за проданный товар.

А отец ее не был торговцем. Кебал Хорт по прозвищу Шрам, был воином купеческой стражи, одним из лучших ее воинов, и непревзойденным лучником. Но – не торговцем. И этого хватало, чтобы дети соседей: мелких лавочников и приказчиков дразнили и задирали ее.

У отца не было достаточного количества золота, и поэтому со вздохом мать штопала в очередной раз порванное платьишко дочки.

Деньги как приходили, так и уходили, и как ни старался он, выше скромного достатка подняться никак не удавалось. Отец мечтал о сыне, но родилась Инграда, – маленькая и болезненная девочка. Но он не упрекнул ни единым словом мать, как это водилось в их городе, где рождение девочки даже не всегда праздновали.

А еще ее отец ее не был ни коренным ретезцем, ни кильдаргианцем, ни даже логрийцем.

Про свою родину он не рассказывал никогда. И много времени спустя она догадалась –почему.

Ее мать – Сайна – огненно-рыжая, красивая но быстро увядающая под напором жизненных тягот, не попрекала отца ни отсутствием богатства, ни чужим происхождением. Она его просто любила. И любила ее – дочь чужеземца.

И это тоже позволяло подружкам высокомерно относиться к ней.

–Нет, Марька, тебя замуж никто не возьмет, –важно изрекала Тунна: заводила девчачьей компании их квартала, когда они по извечному обыкновению всех малолетних существ женского пола делили женихов из числа сверстников.

–Это еще почему?? – удивлялась Марисса.

–А потому, –назидательно поднимала Тунна палец. У тебя папаня кто?

–Воин! –важно отвечала Марисса.

–Он у тебя харьитт. Тарег, аль еще какой бродяга степной, – сообщала подружка словно открывая великий секрет. Не наш человек одним словом.

–Ну и что??

–А то! –с той же важностью рассуждала та. От волков родятся волки, от зайцев - зайцы, от черепах - черепахи. Разве не так? А что родится от волка и черепахи?? Никто тебя замуж не возьмет, потому что ты помесь непонятная. Так что тебе одна дорога - к твоей тетке…

Так она первый раз узнала о существовании тетки.

Но на ее вопрос о том – почему это ей дорога к тетке, и вообще –кто она такая, ее мама вдруг расплакалась, порывисто обняв Мариссу.

Потом правда добавила, что ее безмозглые подружки просто ничего не понимают, и не имеют даже мышиного ума, раз так говорят. Ведь ее дочка самая красивая, а они просто завидуют.

И тетя ее тоже хорошая, хотя и «неправильно живущая» женщина.

Вскоре девочка познакомилась с родственницей воочию.

Как-то вернувшись под вечер, вдоволь наигравшись, она увидела стол, заставленный разнообразными кушаньями, которые они ели лишь по праздникам. А за столом, вместе с родителями, сидела хорошо одетая госпожа, чье ожерелье стоило как бы не дороже их домика – уж в таких вещах она: дитя города торгашей и воров, разбиралась с ранних лет. Смотрелась та моложе матери, и Марисса очень удивилась, когда оказалось, что это и есть старшая сестра Сайны.

–Это тетя Аниза. Поздоровайся, дочка, –с натянутой улыбкой сообщила мать.

Марисса вежливо поздоровалась.

–У меня, оказывается, очень милая и красивая племянница, –доброжелательно сообщила новоявленная тетя.

И девочка очень удивилась, когда при этих словах выражения лиц и отца и матери приобрели явно неодобрительное выражение.

Она почти не общалась с родственницей, лишь помнит, как мать упорно отводила руку сестры, в которой был зажат тяжелый кошель.

И как потом ее отец, сурово и хмуро сказал маме, что очень уважает законы родства и гостеприимства, но не хотел бы видеть в своем доме шлюх.

Когда ей исполнилось одиннадцать лет, четверо более старших мальчишек во главе с Бартуком, сынком лавочника-старьевщика, начал ее преследовать. Этот стервец выследил ее, когда она купалась и стянув штаны, предложил «пососать морковку», обещая –вот урод! – полфунта сладкой тянучки.

Она вырвалась, стукнув какого-то из них в поддых, а Бартук вслед кричал ей, что он все равно ее достанет.

Наверное, надо было пожаловаться отцу, но она сделала по-другому.

У сына кузнеца она выменяла на две маленьких медных монетки, найденных в уличной пыли и сберегавшихся как величайшие сокровища в ее тайнике, обломанную половинку серпа.

И тем же вечером, обмотав обрывком уздечки, старательно наточила лезвие о камень.

И когда через два дня малолетний шакал вновь попытался зажать ее в углу старой крепостной стены, выхватила из-за пазухи самодельный нож, и ударила его в низ живота, метя отчекрыжить то место, которым он больше всего похвалялся.

Она промахнулась, лишь распоров бедро, но при виде хлещущей крови и воплях: «Убили! Убили меня!!!» вся компания прихлебателей разбежалась прочь, включая и самого «убиенного», оставлявшего кровавый след в пыли захолустной улочки.

А назавтра под вечер, к ним домой ввалился ревущий толстяк –отец Бартука.

Он верещал что поганое отродье чужака пыталось лишить мужественности его замечательного сына, что она сама пыталась его завлечь и соблазнить, что он немедленно заберет поганую девку-змею, и продаст в портовый бордель –и то вырученные деньги не возместят даже капли драгоценной крови его бедного сыночка.

Он вопил, брызгал слюной, изрыгал ругательства, а отец – ее здоровый и сильный отец стоял перед ним и молчал, жалко сгорбившись и опустив руки. Лишь потом, уже пройдя науку воина, она поняла – отец ее нарочно вел себя так: ждал, пока тот окончательно озвереет, и ударит его. Ведь по законам королевства Килльдар, ударившего тебя в твоем доме можно безнаказанно убить на месте.

И видимо лавочник вспомнил об этом, потому что вдруг запнулся, и зло бормоча, ушел.

А у калитки ответил своему сынку такого подзатыльника, что тот упал на землю, и заголосил не хуже, чем когда Марисса попортила ему шкуру.

Тем же вечером отец ее пришел к ней в комнатенку, и долго молча смотрел на нее. А потом вдруг сказал, что пройдет еще года-три четыре, неизвестные ей «урочные годы» кончатся, и они все вместе поедут очень далеко –туда, откуда он сюда приехал.

И тогда она увидит там и другую жизнь, и настоящих мужчин, и у нее будет много родных людей.

И никто не посмеет сказать ей недоброго слова – ибо тогда все двести мужчин ее рода вступятся за нее. И обязательно как только Мариссу увидят его земляки, то сразу кто-нибудь пришлет ей табун из десяти белых кобылиц -дар жениха семье невесты…

Потом отец ушел в плавание вместе с большим купеческим флотом –семнадцать огромных каракков, каждый из которых вмещал по сто тысяч пудов груза. Купцы платили очень неплохо, а лучник, способный без промаха бить с качающейся палубы был нелишним в дальнем походе.

И флотилия ушла в Малое Суртское Море.

И не вернулась. Так бывает – корабли гибнут бесследно, а у моряков не бывает могил. Пропали все семнадцать больших кораблей, полторы тысячи матросов, и девять богатых купцов, полсотни приказчиков и одиннадцать морских магов. И воин торговой стражи Кебал Хорт вместе с ними.

Шли месяцы, кончались деньги, на столе не было ничего кроме каши и черствых лепешек, что сбывают за полцены пекари, если товар нераспродан.

Но все трое верили, что все будет хорошо, и что настанет день, и вернется их отец и муж, и вновь радость придет в домик на припортовой улице.

Мать бралась за любую работу, шила, стирала, присматривала за чужими детьми за миску вчерашней похлебки. И ждала. Прошел год, и Сайна одела белую вдовью ленту на волосы, и справила тризну по мужу… Потом сгорела в несколько дней младшая сестра Мариссы, от непонятной неведомой болезни, и последние скромные драгоценности, отданные знахарям-шарлатанам ничем помочь не смогли. Те даже не смогли сказать –отчего Инграда умерла?

А потом и ее мать, так и не дождавшись отца, тихо угасла. Легкая поначалу простуда свела ее в могилу в две недели.

Еще через десяток дней в опустевший домик приехала расфуфыренная красавица в дорогом платье –тетушка Аниза, казалось совсем не постаревшая с их первой и последней встречи.

Погоревав, и погладив девочку по волосам, та сказала, что теперь она будет жить с ней, и она займется устройством ее судьбы.

Голос тетушки был ласков, она была как будто искренней в своем желании помочь сироте... Но глядя на ее изящную надушенную руку в дорогих кольцах,

Марисса вспоминала руки своей матери: огрубевшие от тяжелой работы, потрескавшиеся, с обломанными ногтями – и ей почему-то хотелось впиться изо всех сил зубами в эту холеную белую руку.

Позже правда Марисса не могла не согласится, что с родственницей ей повезло: тетка не попыталась приспособить племянницу к своему ремеслу - ремеслу куртизанки (что бы наверняка сделало девять из десяти ее товарок), а отдала в школу при храме, где учились будущие служительницы Тиамат –одну из трех в Кильдарге.

Месяца в этом заведении хватило Мариссе, чтобы понять: жреческая карьера в чем-то сродни ремеслу Анизы, и если ты желаешь продвигаться по ступенькам храмовой иерархии, то неизбежно придется стелиться под вышестоящих, независимо от пола и возраста (Причем стелиться как в переносном, так и в самом прямом смысле).

В конце этого месяца к ней в келью заявились две старших ученицы, и заявили, что она должна стать служанкой кого-то из них. При этом они великодушно согласились предоставить право выбора ей самой.

Одна из них славилась тем, что обожала таскать младших девочек за волосы и бить их по щекам, другая смотрела на Мариссу столь откровенно, что даже неискушенная провинциалка поняла –что к чему.

И не тратя время на разговоры, схватила табуретку, и кинулась в бой на не ожидавших этого девок. (Все-таки она выросла в не самом благопристойном квартале Ретеза).

И наставницам пришлось чуть не полчаса ловить ее, гонявшую вопящих от страха нахалок по школьным коридорам ножкой от дубового седалища.

Это ей обошлось в три дня карцера на черством хлебе и воде, но зато она завоевала изрядное уважение однокашниц.

Через три месяца она сбежала из школы, думая добраться до Ретеза, отыскать там кого-то из друзей отца, и поселиться в его семье: что они согласятся пустить ее к себе, она почему-то не сомневалась.

Да еще сманила с собой Гелию: забитую сироту, взятую в обучение из милости, презираемую и обижаемую всеми, предмет насмешек и издевательств даже самых глупых и некрасивых девчонок. Ее она решила выдать за свою дальнюю родственницу. Главное – говорила она млеющей от счастья Гелии, – добраться до Ретеза, а уж в этом замечательном городе для нее найдутся и друзья, а потом и жених – и все будет хорошо, не будь она Марисса.

Поймали их спустя два часа после побега, спустив собак.

Потом уже амазонка поняла, что им в этом смысле тоже весьма повезло – только в тот год в Кильдарге было разоблачено аж три шайки охотников за рабами.

Когда ее с рук на руки сдали тетке, та лишь шлепнула ее пару раз, сохраняя спокойное выражение лица.

Но стоило им переступить порог дома, как она принялась орать на Мариссу громче любой базарной бабы.

Сколько всего Марисса про себя услышала нового!

И что она проклятье ее, Анизы, доставшееся от глупой, ничего не смыслившей в жизни сестры, не понимавшей своего счастья. Что и родилась Марисса по ошибке. Что дикарскую кровь ничем не перешибешь. И вновь –что она ужасное несчастье несчастной честной куртизанки –самой несчастной куртизанки в мире – на которое попусту уходит золото, с таким трудом заработанное в постелях всяких старых козлов.

Она вопила на молча сжавшуюся в уголке племянницу, распаляя себя.

А потом начала бить Мариссу.

Аниза хлестала ее по щекам, потом – заголив зад – ремнем, потом, когда Марисса попыталась вырываться и кусаться, – начала колошматить всякими подлыми приемчиками, которым, видать, обучилась в своей не слишком пристойной юности.

А потом затолкала избитую племянницу в подвал, и посадила на цепь, на которой раньше сидел сторожевой пес Рунн, любимец Мариссы.

Проплакав пару часов, Марисса поняла, что ей нужно сделать.

Разбив старый кувшин, она выбрала осколок поострее, и принялась медленно и методично пилить запястье левой руки.

Пусть она помесь, родившаяся по ошибке, и несчастье своей тетки! Если так –то значит так тому и быть. А в царстве Великой Матери они будут жить все вместе –и мама, и отец, и сестренка. И даже тетку возьмут к себе, когда придет ее срок.

Скверно обожженная глина плохо резала юную упругую кожу, было больно и страшно, и когда, наконец, пошла кровь, Марисса с облегчением улыбнулась.

Кровь текла плохо, можно сказать по капле, и Марисса потеряла сознание не сразу.

Очнувшись, она обнаружила себя привязанной к кровати в покоях своей тетушки.

И тетушку, стоящую перед койкой на коленях, с залитым слезами лицом.

Увидев, что Марисса открыла глаза, Аниза заплакала еще громче.

Сквозь полусонную одурь, девочка услышала, что у нее просят прощения, что никогда ее не тронут даже пальцем, что не будут отдавать ни в какой храм, раз она этого не хочет, что исполнят любое ее желание, лишь бы только Марисса жила, потому что больше никого в этом мире у нее, несчастной никчемной дуры нет… Она плакала и целовала забинтованное запястье, и просила ее больше так не делать, потому что иначе ей останется только помирать.

И слыша эти слова, Марисса зарыдала сама, от запоздалого ужаса и раскаяния.

После этого случая в ней словно что-то сломалось.

Выздоровев, она по своему хотению вернулась в школу, где и провела следующие два года. Она честно пыталась учиться, хотя это ей неважно удавалось. Зато ей не было равных в таскании еды с кухни, и прочих шалостях.

Ее, как водится секли розгами, оставляли без ужина, сажали в карцер –впрочем, все будущие жрицы и жрецы проходят через это; да и какое вообще может быть учение без розги?

Но вот однажды ее в очередной раз сунули в камеру, где вместе с ней оказалась попавшаяся во время пьянки на посту храмовая стражница – Эрда Окка.

Три дня она с замершим сердцем слушала ее рассказы – о городах и странах, где побывала, о древностях и диковинках, о жарких схватках и побежденных врагах... В ее рассказах ожил другой мир, так не похожий на затхлые улицы Кильдарга и Ретеза, и скучные гимны и хроники жреческой школы.

Другой мир, таинственный и необъятный ждал ее; там возносились к тучам горы, грохотали бурные реки и спали в песках затерянные города, там была свобода, вино, друзья и красивые мужчины, сходящие с ума от одного взгляда неприступных амазонок.

Одним словом, из заточения Марисса вышла со страстным желанием – стать такой же как Эрда: смелой и неунывающей воительницей.

Аниза чуть не упала в обморок, услышав о желании племянницы, но шрам на руке еще не совсем побледнел, и спустя луну девочка покинула надоевшую храмовую школу, и была отдана в обучение в ту самую полусотню, к той же самой Эрде.

Спустя два года ей вручили первый меч, и зачислили в стражу.

Не сказать, что новая жизнь ее разочаровала, но она почти сразу убедилась, что приключений и красивых мужчин в этой жизни куда меньше чем хотелось бы.

Зато много бесконечных многочасовых караулов, брани старших начальниц, мытья полов в кордегардии, и грубых заигрываний со стороны жрецов-мужчин.

(Не зря же в древности служителей Великой Матери лишали эээ «подвесок девичьей радости»: пусть не отвлекаются от благочестивых мыслей.)

…Когда ей стукнуло семнадцать, она зазвала к себе в келью храмового привратника Врайна – симпатичного и доброго, хотя и глуповатого парня, способного поднять одной рукой любую из девушек в полном вооружении.

И сообщила, указав на большой кувшин крепкого вина, заранее ею заготовленный, что когда она напьется этого вина и уснет, он может располагать ее телом как ему вздумается. Но чтобы к моменту, когда она очнется, его тут не было.

Проснулась она наутро, с дикой головной болью, и рядом с похрапывающим Врайном. И что огорчило ее больше всего: по-прежнему девственницей. Как выяснилось, ее «избранник», оробев от такой решительности, решил принять немного для храбрости, затем еще, затем вошел во вкус, и в итоге не выполнил порученного ему дела.

Девственности она лишилась лишь полгода спустя, проиграв ее в самом прямом смысле в кости на одном из захолустных постоялых дворов…

А до того пережила нахлынувший ужас и осознание содеянного, стоя над еще теплым телом первого убитого ей человека – грабителя, что размахивая дубиной пытался отнять у обитательниц провинциального бедного храма священные серебряные подсвечники –единственное ценное, что там было.

Но она стиснула зубы и решила не отступать –ибо отступить, значило обессмыслить не только свою жизнь, но и эту смерть.

Потом было много чего –путешествия по Кильдаргу и за его пределами, уход из стражи, Феанна, и возвращение, найденные теткой и отвергнутые Мариссой женихи...

И вновь она странствовала по храмовым делам, проливала свою и чужую кровь, до седьмого пота гоняла молодых стражниц… И иногда лишь, мучительное ощущение когда-то –неизвестно когда совершенной ей ошибки мучительно подступало к сердцу…

***

Когда Торнан проснулся, уже было утро.

Мариссы не было рядом, и когда она ушла, он не почуял. Смутно он догадывался, что сегодняшняя ночь уже не повториться, и честно говоря даже не знал –хорошо это или плохо.

После того, как они поели и собрались, уже выводя коней, Чикко украдкой подошел к нему, и подобострастно заглядывая в глаза, полушепотом истово признался.

–Завидую!! Год жизни бы отдал, чтобы на твоем месте оказаться!

Только вот … Марисса то от тебя вышла с красными глазами. Ну если уж ты ее не развеселил, то не знаю уж –чего ей надо? Разве что быка племенного!

По этому поводу Торнан мог бы немало сказать Чикко, но сердиться на него было невозможно. Может, он и впитал логрийскую цивилизацию, но в том, что касается женщин, и в самом деле остался дикарем с забытых богами и демонами островов.

ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЯ

Геркоссия. Ламнос.

Двое старцев в недоумении взирали друг на друга.

–Как такое возможно? – спросил один из них: украшенный длинной седой бородой, в ветхом зеленом балахоне. Я пятьдесят лет занимаюсь тайными искусствами, но ничего подобного не видел.

Они внимательно изучали лежащий на столе шар горного хрусталя, добытый из древнего толлантийского могильника, ценой трех жизней гробокопателей.

–Нет, это просто безумие! –произнес один из них.

В этот момент в дверь кто-то поскребся. Как кошка вернувшаяся с ночной охоты, или озябшая собака, просящаяся в дом. Нет, пожалуй, когти у того, кто царапал дверь, были побольше кошачьих, и даже собачьих. Пламя свечи заколебалось, словно от чьего-то дыхания, и потускнело. Старики испуганно замерли. Когти уже не скреблись – скрежетали, полязгивая о железо петель. Затем кто-то ударил в дверь лапой, и та –сколоченная на совесть из дубовых досок, и сбитая кованными гвоздями в палец толщиной, жалобно заскрипела, затряслась. Повеяло затхлостью подземелья и мускусным душком, характерным для крупных хищников. Старцы в ужасе сжались. Взоры их были прикованы к засову, и он – выделки самых умелых кузнецов, не казался им таким уж надежным. Затем из-за двери послышались мягкие затихающие шаги. Что бы это ни было, но оно ушло прочь. Но лишь к утру мудрые чародеи решились отодвинуть засов, и то едва не лишившись чувств, при виде глубоких борозд на досках.