Глава 9

То ли действительно вмешались боги Тишины, то ли где-то в высших политических сферах случились серьезные подвижки, но вместе со снегопадом закончились все игры в секретность. Штаб Армии созвал короткую конференцию для прессы, на которой выступил лично генерал Найто и рассказал о переговорах, ведущихся с императрицей Химарой. Кай узнал об этом, когда ему позвонил порученец генерала. Наставник запланировал как минимум штук пять таких конференций и на каждой должен был присутствовать Маэда. Как полномочный эмиссар и как человек, который видит Её императорское величество ежедневно.

— Вот он ваш час славы, Кай, — смеялся особист. — Мировая известность и головокружительная карьера вам обеспечены. Аж завидно!

Ему внимание прессы не светило ни при каких раскладах. Генерал Найто налегал на важность момента и необходимость показать всему миру, что императрица идет навстречу желаниям Арайны добровольно. Руководство искренне считало, что капитан Маэда одной только интеллигентской манерой разговаривать убедит в этом злобных писак. Особист был полностью с ним согласен.

— Вы выглядите… м-м-м…

— Слюнтяем? — подсказал Кай,

— Не юродствуйте. Вы выглядите воспитанным и глубоко порядочным человеком, — строго поправил его Яно, но не удержался и добавил. — Эх, вам бы очочки!

И был послан по известному адресу строевым шагом.

Императрица, напротив, решила покапризничать напоследок. Досталось даже любимому повару — услужливому господину Гиране. Он по нескольку раз переделывал завтраки и обеды, благо денег, вырученных у кинеримского посла за дизайнерские дамские часики, хватило бы на месяц шикарных трапез.

Капитан Яно смотрел на эти монаршьи заморочки сквозь пальцы.

— Пусть её, — отмахнулся от жалоб коменданта Хори. — Чем бы дура не тешилась, лишь бы не вешалась.

Кай его оптимизма не разделял. Государыня откровенно чудила, то наотрез отказываясь обсуждать что-либо по сути дела, то соглашалась, но тут же отвлекая Маэду очередными переводами дворцовых хроник. Тянула время? Набивала цену?

И так прошло еще три дня — в суете и разъездах. И все, все поголовно испытывали терпение Кая — военные корреспонденты, армейская канцелярия, кинеримский посол, Особый отдел и, конечно же, сама императрица Химара. Пока, наконец, его превосходительство Искрин Вайерд не сделал решительный ход.

Маэду вызвали в посольство Кинерима и снова пригласили в приемную с камином и панорамным окном. И там, среди бело-позолоченной роскоши обстановки уже ждал его элегантный господин Вайерд в черном костюме-тройке. Как ягода ежевики на кремовом торте.

— Как бы вы ни распинались перед прессой, офицер Маэда, но вам все равно придется предъявить государыню, так сказать, живьем, — заявил посол после краткого приветствия. — Я тоже буду на этом настаивать.

Что-что, а настаивать на своем Искрин умел, а еще продавливать, пробивать, навязывать и принуждать.

— Вы зря беспокоитесь. Не думаю, что наше командование будет отчаянно сопротивляться…

— Уже сопротивляется, — оборвал Кая посол. — Я успел созвониться с генералом Найто и взаимопонимания мы, к сожалению, не нашли. Это прискорбно, потому что я получил четкие инструкции, — он указал пальцем точно в северо-восточном направлении. — Я непременно должен поговорить с государыней лично, услышать согласие из её уст. Без этого ни о каком мировом признании арайнских планов речи не может быть.

— И в чем видит проблему наш командующий?

— Ай! — господин Вайерд отмахнулся, словно от назойливой мухи. — Ваш генерал понес какую-то откровенную ересь. Да-да, чушь и бред о том, что я тут же выдам императрице паспорт Кинерима, приведу с собой тайных агентов, которые её похитят. И всё такое прочее. Каково?

— А у вас есть такие планы, экселенц?

— Были бы — я бы их воплотил в жизнь, поверьте, — хищно усмехнулся посол. — Но под моим командованием на данный момент не так много людей с оружием, охрану вы видели и еще пистолет у помощника военного атташе господина Эйдри.

— Звучит как-то слишком самонадеянно, ваше превосходительство, — честно отозвался Кай.

Наверное, господин Вайерд чувствовал себя неважно, потому что выглядел он отнюдь не по-молодецки, а на все свои немалые годы.

— В таком случае сделайте одолжение, офицер Штаба, придумайте формат встречи, который устроил бы всех, — попросил он с какой-то несвойственной опытному дипломату прямолинейностью. — Генерал Найто уверил меня, что вам и не такое по плечу. Итак?

Под пристальным взглядом серо-стальных глаз кинеримца Маэда почувствовал себя, как муравей, на которого жестокий мальчишка направил сконцентрированный солнечный луч через увеличительное стекло. Сразу стало жарко и неуютно. Но отступать было некуда.

— Хорошо, господин посол, какие будут ваши условия? По пунктам.

— Пункт первый, он же единственный: я должен увидеть и услышать государыню в присутствии журналистов и фотографов.

— Совместная встреча в штабе армии? Или где-то на нейтральной территории? В оперном театре, например?

— Я бы с радостью, но не могу покинуть территорию посольства. Это и рекомендация моего правительства, и требование вашего командования, — поморщился Вайерд. — Они все так меня боятся, что не выпускают за ворота.

— Но и мы тоже не можем пустить государыню внутрь посольства.

— В том-то и суть — и так нельзя, и иначе не получается. Но делать-то что-то нужно. Думайте, офицер Маэда.

Опять это «придумайте что-нибудь»? Сговорились они все, что ли? В критический момент, а это он самый и был, любой человек начинает изворачиваться и придумывать варианты, которые в иное время сходу отмел бы как слишком сложные и трудноосуществимые.

Загнанный в угол капитан Маэда сочинил следующую конструкцию: императрица приезжает к посольству, где уже поджидают журналисты с фото- и кинокамерами; она разговаривает по телефону с послом, оставаясь на проходной, которая еще не является суверенной территорией Кинерима; Помещение небольшое, зато с широкими окнами, а значит, государыня будет отлично видна и из посольства, и снаружи.

— Так вас устроит?

Вайерд по-стариковски пожевал губами, словно не желая признавать чужие заслуги, но потом всё-таки сдался:

— Что ж, генерал снова в вас не ошибся. Мы договариваемся о следующем: послезавтра ровно в час пополудни я выйду на крыльцо посольства и наберу номер проходной. И посмотрим тогда, что я увижу и услышу.

Мужчины сомкнули руки по кинеримскому обычаю в крепком пожатии. Пусть Искрин Вайерд и выглядел неважно, но рукопожатие у него оставалось сильным и жестким. Совсем как у Маэды-старшего когда-то.

На прощание посол вдруг снова напомнил о барышне Хагуте.

— Вы так ничего и не выяснили? — строго спросил он.

— К сожалению, нет.

— Плохо спрашивали, офицер Маэда.


Уговор, столь стремительно заключенный с послом, пришлось потом долго утрясать с капитаном Яно. Особист искал подвох во всем, начиная от дня и часа и заканчивая крепостью замков на двери, ведущей внутрь посольства.

— Надо рассадить вокруг снайперов, чтобы если стерва сделает шаг в сторону Кинерима, пристрелить её к чертям собачьим. Клянусь, я так и сделаю.

— Я считаю, что она смирилась с неизбежностью. Тогда, когда ходила в храм богов Тишины, — попытался утихомирить его Маэда.

— Как же! Вы все же плохо знаете ситтори. Есть даже выражение такое: «ситторийская сделка», помните?

Она означала, что сделка настолько рискованная, а партнер — ненадежный, что договор нужно перечитать трижды и доискиваться ловушки в каждой букве. Правда, это была чисто арайнская присказка.

— Рэн, давайте не будем психовать заранее. Мы сделаем всё четко и своевременно. Привозим императрицу, проверяем дверь и присутствуем при разговоре, затем она три минуты позирует репортерам и возвращаемся. Я поговорю с государыней и всё пройдет идеально, уверяю вас. Я верю в её благоразумие.

Маэде и вправду хотелось, чтобы всё поскорее закончилось. Чтобы прекратилась война, чтобы он мог отправиться домой, увидеть отца и… наверное, честно подать в отставку. А затем вернуться в Университет и вплотную заняться «дворцовой литературой», стать её первооткрывателем. Будущее императрицы тоже виделось ему достаточно оптимистичным, мирным и исполненным покоя. В Арайне есть уединенные места, где человек подобный ей сможет жить с достоинством. Монастырь, какой-нибудь…

На малой родине Кая, в самом сердце провинции Лойго среди холмов и обрывов стояло старинное поместье недостаточно большое, чтобы считаться замком и слишком богатое для фермы. Стены, увитые диким виноградом, шпалеры с глициниями и крошечный внутренний дворик с фонтаном в мраморной чаше. В детстве родители часто возили Кая туда на выходных. Между их городком и поместьем ходил такой автобус специальный, маленький и ярко раскрашенный, а на его остановке всегда продавались сладкие булочки с бобовой начинкой. Их запах, нагретые солнцем сиреневые гроздья глицинии, перестук каблуков по каменным плитам остались в памяти как символ безмятежного, почти вселенского счастья. Теперь-то понятно, что те поездки были единственным развлечением, на которое у родителей хватало денег. Но разве тогда это имело хоть какое-то значение для счастливого мальчишки?

— Маэда, с добрым утром! — особист демонстративно помахал ладонью перед лицом Кая. — Вы размечтались не на шутку. Пора вернуться в реальный мир.

— Я, между прочим, ночь не спал, отчет писал, — напомнил тот сварливо. Ну не признаваться же в сентиментальном мысленном путешествии в детство, в самом-то деле?

— Значит, нас с вами ждут великие дела, — самоуверенно заявил Яно. — Идите и обрадуйте императрицу.

По ситтори никогда не поймешь радуются они или пребывают в унынии, но императрица не стала скрывать за маской безразличия свои истинные чувства. Они с барышней Лоули быстро переглянулись, обменявшись выразительными взглядами.

— Послезавтра как раз будет день Светлой Памяти, значит, можно надеть то пальто малинового цвета с воротником из чернобурки, — оживилась камеристка.

— И еще возьму сумочку из замши, которую мне подарила госпожа Вайерд, — поддержала её энтузиазм императрица. — Его превосходительству будет приятно её увидеть, я думаю.

Женщины так рьяно принялись обсуждать макияж и наряды, яростно спорили надевать меховой капор или накинуть шаль, что Каю стало как-то не по себе. Неужели тряпки важнее?

— Вот именно поэтому вы, господин Маэда, до сих пор не смогли продраться через седьмую главу «Ларца», — назидательно молвила государыня, заметив недовольную мину арайнца. — Там, где главный герой попадает в Город Слепцов. Его синяя шапочка, узор, вышитый на рубашке, которую ему подарила Лесная Ведьма, сандалии на девяти ремешках и даже количество яблок в суме — имеют смысл.

— Пять смыслов, — фыркнул Кай.

— Шесть, если быть точным, — поправила его императрица. — Шестой появляется, если знать историю написания этой части и кто её сочинял. А это был принц Лурэй— человек слабого здоровья, сейчас бы сказали — инвалид детства, но при этом непомерных амбиций и великих устремлений. Он так и не стал императором, хотя очень хотел, и всю жизнь оставался главным советником двух своих братьев добившихся трона. Но седьмую главу он писал, будучи подростком, прикованным к креслу. Синяя шапочка означает его юность, в то же время убор аналогичного фасона носили ученики бродячих аудиторов — известные пройдохи и шутники. Об их проделках и хитростях сочинялись песни и баллады. Для искалеченного юноши — недостижимая мечта: бродить по свету и выводить на чистую воду лживых негодяев. Читай на Книгоед.нет

— Одним словом не глава, а энциклопедия комплексов и мечтаний несчастного принца.

— Ничуть не бывало. Это детективная история, раскрывающая тяжкое преступление — продажу должностей первым министром при попустительстве наследного принца. После её прочтения, отец-император тут же провел расследование и полетело множество голов.

— О как! В таком случае, что означает ваше малиновое пальто? — спросил Маэда напрямик.

— В данном случае — бескорыстие. В любой другой день одежда малинового цвета символизировала бы самопожертвование. Видите на мне нечто подобное?

Сегодня императрица была в черных брюках и сером свитере, без малейшего намека на малиновое даже в аксессуарах.

— Жертвовать собой вы сегодня не намерены, — догадался Маэда.

— Именно так.

— Тогда давайте послезавтра обойдемся без символизма? — попросил он. — Всего на один день предпочтем рациональное — метафизическому?

Государыня сделала вид будто не поняла намека.

— Хорошо, — сдался Кай. — Скажу проще: оденьтесь в самую обыкновенную одежду. Сделайте мне такое одолжение, потому что мне надоело быть громоотводом между вами и капитаном Яно.

— Договорились, — сказала она, немного подумав.

И слово свое сдержала.


В то утро ветер разогнал тучи и на заснеженный Хито упало прозрачно-синее небо. Сначала отгорел нежно-розовым восход, а затем солнце выпорхнуло из моря, словно огненная птица из гнезда, и раскинуло золотые свои крылья над всем миром.

Капитан Маэда курил возле парадного входа во дворец Дивная Песня и мысленно прощался с этим местом. Еще несколько дней, самое большее неделя, и манифест будет подписан, а значит миссия Кая закончится. И даже есть вероятность, что его представят к награде, как участника исторического события. Ведь не каждый день уходит в небытие трехтысячелетняя династия, а Маэда непосредственно приложил свою руку к этому событию.

— Хорошее утречко. Надеюсь никто нам его не испортит.

Капитан Яно попросил подкурить и под этим предлогом пристроился рядом, хотя отлично видел, что Кай не расположен к общению.

— Уверены, что она не придумала для нас какую-то редкую пакость?

Маэда кивнул, мол, уверен полностью.

— А я ей не верю, не верю ни единому слову, и не поверю пока на манифесте не появится её подпись. И даже тогда…

— Рэн, заткнитесь, ладно? Вы мне уже все уши прожужжали о своем недоверии, как будто в моих силах это исправить.

— Ну чего вы беситесь? Признайтесь, что от неё можно ждать любой выходки. Возьмет и напялит свою Журавлиную корону.

Головной убор ситторийских императриц — плоский диск с прорезью для головы, исполненный в виде раскрытых журавлиных крыльев. Из чистого золота, между прочим. Только вот все драгоценности у неё давно отобрали.

— Ну тогда, вдруг она разобьет себе лоб или Лоули специально подобьет ей глаз, чтобы со стороны смотрелось будто мы её пытаем? — не унимался Яно.

С нервным особистом можно было бороться только одним способом.

— Спорим на сотню, что ничего подобного не случится? Ну или на пять пачек сигарет?

Ни деньгами, ни сигаретами капитан Яно в угоду своей предвзятости рисковать не хотел. Что и требовалось доказать. Одно дело подозревать во всех грехах, другое дело — расплатиться за свою подозрительность.

Но если бы они с Яно все же поспорили, то Кай бы выиграл. Потому что императрица оделась, как и обещала, скромно. Но это была самая эффектная скромность, какую только доводилось видеть Маэде в своей жизни. Хоть сейчас на подиум. Без малинового пальто, без императорской Журавлиной короны, без украшений её императорское величество умудрилась затмить собой солнце. Охранники таращились на женщину в восхищении, капрал Коико даже присвистнул не в силах сдержать эмоции.

Особист хотел было снова придраться, но Кай быстро его заткнул.

— Её ни с кем не перепутаешь, она такая одна, поэтому никто в целом свете не заподозрит нас в подмене. Нам это на руку, Рэн, уймитесь.

— Ладно, — согласился тот, дав себе небольшой труд осмыслить и принять доводы Маэды. — Пусть будет по-вашему.

Императрица деловито подошла к ждавшей её машине, помахала рукой барышне Лоули, торчавшей в окне, и уселась на узкое заднее сидение «таби» с ловкостью акробатки. Все остальные пассажиры, включая капитана Маэду, на её фоне выглядели неуклюжими свиньями, пытающимися втиснуться в птичью клетку.

Яно устроился по правую руку, Кай — по левую от государыни, хотя вряд ли она попыталась бы выскочить из автомобиля на ходу. Уж больно безмятежным было выражение её лица. Словно они выехали на приятную прогулку. Казалось, что императрицу совершенно не трогали те изменения, которые произошли в столице — все вывески только на арайнском, закрытые храмы Тишины, опустевшие дома и длинные очереди за водой и продуктами. Она просто наслаждалась знакомыми видами и солнечным днем без всяких задних мыслей.

Улица возле кинеримского посольства была перекрыта военной полицией, подворотню в соседнем доме загородили жандармским внедорожником, хотя репортеров и операторов с камерами было не так уж и много. Далеко не всех сочли благонадежными и допустили, но те, кому все же повезло, могли делать любые снимки.

Проходная пустовала — ни охранников, ни папок с бумагами, только телефонный аппарат на столе. Всё как и уговаривались с послом.

— Сейчас без пяти минут час, — инструктировал императрицу капитан Яно. — Вы выйдите из машины, без промедления зайдете в помещение, оставив входную дверь открытой, когда зазвонит телефон, возьмете трубку. Мы будет присутствовать при разговоре. Потом можете попозировать фотографам, если захотите.

Она не удостоила его ответом, как впрочем не воспользовалась помощью капитана Маэды, когда тот открыл дверь и подал ей руку. Самостоятельно выбралась и поспешила к распахнутым дверям проходной, не оборачиваясь на приветственный гул толпы.

— Мы надежно зафиксировали дверь ведущую внутрь посольства, — тут же доложил полицейский. — Всё, как вы приказали, капитан Яно.

— Заварили, что ли? — удивился Кай.

— О! Было бы неплохо, но я подумал, что ваш друг Вайерд неправильно поймет наши намерения и устроит международный скандал. Нам это надо? Правильно, нам это не надо.

Императрица тем временем ждала звонка, положив руку, затянутую в замшевую перчатку, на трубку. Она ждала этого звонка с нечеловеческим спокойствием. И Каю вдруг вспомнилась одна из их недавних бесед.

«Как вы думаете становятся императрицами, капитан Маэда? — спросила государыня. — Я вижу вам кажется, что это выглядит, как победа в автогонке. Немного риска, чуть больше грязи и в самом конце золотой кубок в руках под гром оваций, верно?»

«Наверное, в вашем случае было всё по-другому?» — увернулся от прямого ответа Кай.

«Ты только рождаешься, как все прочие дети, в остальном же… С раннего детства, буквально с первого момента, как ты себя помнишь, тебе внушают мысли о предназначении и долге. И ты растешь с этими убеждениями каждый день. Так растят дерево в горшке. Если каждый день подправлять по одному листику, то через 20 лет оно станет именно таким, каким задумал его мастер, а не природа. У Ситтори было много императриц, разных и всяких, но в итоге все они становились как я. Ну, или я точно такая же, какими были все они».

Собственно, изначально разговор зашел о барышне Лоули. Все умозаключения Кая оказались ложными. Её тоже с младенчества взращивали для будущего служения государыне. Не было ни особых переживаний, ни душевного надлома, ничего такого трагического. Барышня Лоули вошла во дворец с гордо поднятой головой, точно зная чего хочет и к чему будет стремиться всю жизнь. Говорили, кстати, в её же непосредственном присутствии, но камеристка и ухом не повела, продолжая раскладывать бумаги по папкам.

«Разве вам не обидно? — полюбопытствовал тогда капитан Маэда. — Вас, по сути, лишили любого выбора. Вы могли бы стать… не знаю, с вашими способностями… известным ученым, или просто выйти замуж за хорошего человека, родить детей. Но у вас всё это отняли. Не жалеете?»

В ответ она рассмеялась: «Вы всё не так поняли. Я никогда не хотела променять свою жизнь на принятое именовать „жизнью обычной женщины“. Не будь вы мужчиной, я бы сказала, что вы начитались бульварных романов. Там героиня обязательно горюет, что не родилась в простой семье. Я, между прочим, росла в деревне. Мои благороднейшие предки умудрились профукать всё, кроме уродливого домишки и огорода. Так что я умею и козу подоить, и точно знаю, какая она „обычная женская жизнь“ на самом деле. А кроме того, никто ведь не выбирает в какой семье появиться на свет, у каких родителей или в каком веке»

Сумеет ли эта женщина однажды перестать быть императрицей? Возможно ли это вообще, в принципе?

Телефон зазвонил точно в назначенное время, но сначала в окне кабинета, что на первом этаже появился кинеримский посол с трубкой возле уха и постучал в стекло.

— Добрый день! — прожурчала государыня светским тоном, с той ноткой непринужденности, которая зачастую шлифуется годами. — Рада слышать ваш голос. О! Взаимно. Спасибо большое. Да, это я — императрица Ситтори, государыня Химара. Узнаете мой голос? — она прикрыла веки, словно услышала редкий комплимент. — Да, конечно. Чем я могу подтвердить? Да, да, я помню. Это — стриж. Разумеется, я полностью осознаю последствия своих поступков. Да, я согласна. Всего хорошего… господин Вайерд.

И она с силой положила трубку на рычаг. В последней фразе имелась странная пауза, но капитана Яно встревожило иное.

— Что такое «стриж»? — спросил он резко.

— Стихотворение, — не задумываясь ответила императрица. — Его однажды написал юнго Шэнли, мой муж.

Яно недоверчиво прищурился.

— Вот ты, допустим, обычный стриж, один из тысяч, из сотен тысяч,

из южных далей всегда летишь, куда стремился всем сердцем птичьим.

Огромный город тебя зовет, приходит лето не понарошку,

ведь там над морем огней и крыш, такое небо, такие мошки.

Там дом, гнездо, летящий пух, асфальта жар, цветы и кошки.

Там только встречи, без разлук… ну да, и мошки, куда ж без мошек?

— без запинки прочитала она по памяти.

— И зачем оно вдруг понадобилось послу?

— Только мы втроем, а теперь уже вдвоем — я и господин Вайерд, помним эти слова. Своего рода — общая тайна.

— Тайна, говорите? Понятно, — буркнул недовольно особист, больше всего в жизни не любивший чужие тайны. — Теперь, давайте, попозируйте им.

Отказываться государыня Химара не стала. Она не столько позировала, сколько демонстрировала себя в разных ракурсах. Поворачивалась то в профиль, то в анфас, поправляла перчатки, перекладывала сумочку из одно руки в другую. И всё так естественно, как бы невзначай, только успевай снимать.

— Шла бы с самого начала в манекенщицы, целее была бы, — прокомментировал импровизированную фотосессию капитан Яно и деловито посмотрел на часы. — Так. Пора заканчивать представление.

— Я скажу ей, потороплю.

С одной стороны, Каю было неприятно наблюдать, как эта женщина самозабвенно вертится под прицелами объективов. Словно она не в полушаге от крушения всех надежд, словно нет ничего важнее еще одной возможности показать себя миру. А с другой стороны, государыня так искренне наслаждалась моментом, что жаль было её прерывать.

— Пора уже, — напомнил он, подойдя ближе.

И был захвачен ею, как парусник ураганом.

— Давайте вместе сфотографируемся, а? Ну что вам стоит! — азартно воскликнула без пяти минут отрекшаяся императрица.

И пока Маэда колебался, дерзко взяла его под руку, как приятеля, одарив улыбкой одновременно сдержанной и милой. Арайнец поправил фуражку, накрыл ладонью тонкую кисть государыни и посмотрел прямо перед собой, открыто и честно, как человек с чистой совестью.

— Отличная выйдет фотография, уж поверьте мне, — едва слышно шепнула императрица. — Ну же, улыбнитесь им. У вас такая красивая улыбка, Кай.

Загрузка...