После зимы

Глава 3

Вечером выиграв партию в шашки у капитана Яно (надо заметить, с большим трудом), Кай долго не мог заснуть. Слушал, как гудят транспортные самолеты, идущие на посадку в аэропорт «Алмазные Тропы». Один, второй, третий… Генерал Найто перебрасывал личный состав 9-й отдельной бригады для укрепления столичного гарнизона. Конечно, никто Маэде о планах командования не докладывал, но небольшой оговорки в беседе с Яно хватило, чтобы сложить два и два.

Стоило лишь прозвучать имени бригадного генерала Кенсы, чтобы начать ломать голову, как ускорить… хм… убеждение императрицы. Наставник дал Маэде самое большее три месяца, но тот планировал уложиться в полтора. Быстрее все равно не получится, она ведь не захочет терять лицо.

— Кай, если бы ты знал, как я жалею, что не вызвал тебя сразу, — сказал ему Найто несколько дней назад. — Кто знал, что наши военные психологи из породы живодеров. На таких людей как Химара нельзя давить. А мне… Арайне и Верховному не нужна святая страдалица. Ты отличный спец по ситтори и ты — настоящий патриот. Не чета горлопанам из «Отряда Правильных».

— И ваш ученик, — добавил Маэда.

— И я тебе доверяю.

Слышать это было куда как приятно, но от бремени ответственности не освобождало.

«Как, вот как донести до человека понимание того, что уже ничего нельзя изменить и нужно только смириться и научиться жить заново?» — думал Кай, ворочаясь с боку на бок. Он надеялся (а если верить Найто и Яно, то давили на неё очень сильно), что стадию отрицания и гнева императрица уже прошла. Самое время правильно поторговаться, учитывая традиционную психологию ситтори. Лестно, конечно, что наставник выбрал его, но тут не помешал бы профессиональный психолог. С этими мыслями Маэда уснул, а когда проснулся, то понял, что проспал не только общий подъем, но и завтрак.

Однако в столовой его ждали не остатки каши и салата, а полноценный скандал. Яно рвал и метал, ситтори — повар с помощником стояли на коленях, а один из солдат охраны с виноватым видом держал в руках поднос.

— Рэн, что у вас тут происходит?

За шашками они с Яно вроде как уговорились в неофициальной обстановке обращаться к друг другу по имени.

— Она, видите ли, не может есть, точно животное! — рявкнул особист и продемонстрировал Маэде обычную тарелку с завтраком. Пшенная каша в качестве гарнира и рыбная котлета смирненько лежали на фаянсе и отлично пахли как для простого, но сытного завтрака.

— Так, а в чем проблема? Еда свежая, тарелка чистая.

— Не-эс-те-тич-но.

Маэда почесал макушку. По факту, императрица была права. Кулинария у ситтори считалась одним из видов высокого искусства в одном ряду с музыкой, живописью и каллиграфией, а подавать блюда без надлежащей презентации — ужасным моветоном. Только животным в миску накладывают горкой, не заботясь об эстетике. Вот о чем хотела сказать Химара, устроив этот демарш.

Капитана Яно трясло от негодования.

— А потом газетчики по всему миру будут трубить, что мы морим эту стерву голодом. Между прочим, далеко не в каждом ситторийском доме люди могут себе позволить полноценный завтрак.

Повара молча смотрели в пол, не шевелились и, кажется, старались не дышать. Но по тому, как шеф сжал кулаки и прижал их к коленям было ясно (только Маэде, разумеется), что у него есть что ответить на все обвинения.

— Господин… эээ… повар, — обратился к нему Кай. — Вы могли бы делать подачу блюд для Её величества в традиционном стиле?

Тот коротко кивнул.

— Вот еще… — начал снова возмущаться Яно, но Маэда решительно прервал его.

— Как бы вы подали завтрак из тех же самых ингредиентов?

— Сегодня пятый день первого зимнего месяца, он посвящен священным карпам. Я бы сформировал кашу в виде рыбы, а котлету нарезал ломтиками и сложил в форме цветка, — отвечал тот, по-прежнему глядя на покрасневшие костяшки пальцев.

— Ах вот, значит, почему у нас сегодня рыбные котлеты. Священные карпы виноваты, — зло рассмеялся капитан Яно. — А завтра какое будет священное животное? Крыса? Мы будем есть крысиные рулетики, только Химаре подадут их в виде крысок. Так? Маэда, вы не успели приехать, как она уже начала капризничать и набивать себе цену. То одно, то другое.

Он снова начал заводиться. И с этим тоже надо было что-то делать.

— Рэн, можно вас минуточку. На два слова.

Они зашли на кухню полную пара из выкипевшей наполовину кастрюли с водой. Маэда выключил газ под конфоркой.

— Какая разница что и как будет лежать у императрицы на тарелке? — спросил он строго. — Моя задача договориться, для этого можно и нужно идти на небольшие уступки.

— Ага! Мы пойдем на уступки и уже через неделю будем перед ней земные поклоны класть.

— Не думаю, что до этого дойдет.

Яно пару раз стукнул кулаком о кулак, пытаясь совладать с обуревавшими его чувствами, но затем все же сдался.

— Пусть будет по вашему, Маэда. Я буду плохим парнем, а вы — хорошим. Кнут и пряник, а? Согласен. Так мы добьемся большего.

Что-то подсказывало Каю, что его невольный напарник уже начал играть в эту игру, не предупредив. Чтобы ситтори увидели: новая «метла» гораздо лояльнее старой. Увидели и сделали выводы.

— Как зовут шеф-повара?

— Цугин.

Называть человека, который почти втрое старше по имени было намеренным оскорблением, одинаково, что в Арайне, что здесь, в Ситтори.

— А фамилия?

— Гирана, кажется.

Повара за всё это время не сдвинулись с места.

— Шеф Гирана, сделайте правильную подачу и я лично отнесу завтрак юнянь. И впредь можете оформлять блюда для Её величества как того требуют ваши обычаи. Вас это не затруднит?

— Я справлюсь, господин офицер.

— Тогда вставайте и — за работу.

Гирана скрипнул зубами, когда поднимался, и даже оперся на руку более молодого помощника. Не от злости, нет, просто у него болели колени. Отец Кая издавал те же самые звуки, отрываясь от вечерней молитвы.

Яно, стоявший в дверном проеме, с удовлетворенным видом беззвучно зааплодировал. Мол, отличное представление мы разыграли для этих старых дураков.

Две рыбки из каши «плавали» среди водорослей — перьев зеленого лука вокруг бутона лотоса. Смотрелось миленько, но смысла устраивать скандал Кай так и не понял. Если, конечно, капитан Яно прав, а он вряд ли ошибается, и императрица таким образом решила прощупать новые границы своих возможностей.

В глазах солдата, несшего следом коробку, Маэда выглядел, разумеется, жалким неудачником, прогнувшимся под бабу. Мало того, что принял всерьез истерику, так еще и уподобился то ли официанту, то ли слуге-подавальщику. Позор для арайнского офицера, невыносимое зрелище.

— Хотите я понесу, господин капитан? Споткнетесь еще на ступеньках. Да и не по чину, как-то.

Кай поблагодарил и… согласился. Ему роль раздатчика тюремной баланды тоже претила. Даром, что в руках у него поднос с произведением искусства вместо бадьи полусъедобного хрючева и грязного черпака.

— Спасибо, рядовой.

Они поменялись ношами и потопали дальше. Маэда уже искренне жалел о решении подниматься по парадной лестнице. Предстать перед императрицей с красным лицом и в «мыле» не хотелось, тем паче, что стрелки на форменных брюках сегодня были далеки от идеальных. Но как уж сложилось, так и сложилось. Значит, судьба.

Охрана на дверях не стала тратить время на личный жетон, зато парни живо заинтересовались содержимым коробки.

— Капитан Особого отдела Яно разрешил отдать эту куклу Её императорскому величеству, — предупредил Кай, открывая крышку.

Солдаты одновременно сунули нос внутрь и тут же отпрянули.

— Вот же ж проклятье!

Один из охранников непроизвольно схватился за мочку правого уха, по деревенской привычке защищаясь от злых духов.

Игрушка, пусть дорогая, сделанная на заказ, с тщательно вылепленным человеческим лицом и руками, но всего лишь игрушка. В Арайне не принято такие вещи в доме держать. Суеверие.

— Что-то не так?

— Все нормально, господин капитан Штаба, — отчеканил второй и едва ли не в спину толкнул. — Проходите уж скорее.

Наперсница Химары ждала его на том же месте, в той же позе, благоухая всё теми же чайными розами.

«На ней сегодня серое шерстяное платье с атласным воротником и кожаным поясом» — специально про себя отметил Маэда, чтобы доказать Рэну — не так уж он и поддался чарам императрицы. С той же целью он внимательно осмотрелся внутри кабинета.

На самом деле, это была обычная для ситторийской архитектуры анфилада из трех комнат. В центре — приемная, слева — собственно кабинет, справа будуар, где хозяйка могла поправить макияж, выпить чаю или даже вздремнуть после обеда. За драпировками не разглядеть, но, скорее всего, Химара превратила его в постоянную спальню. Где проводила ночи барышня Лоули непонятно, возможно на диване-подоконнике. Зато Маэда прекрасно разглядел объемное резное панно позади рабочего стола в кабинете. Девушка (а может быть и юноша) в облаке из собственных волос, лент и летящих цветов, опирающаяся обеими руками на меч в ножнах. Просто крашенное дерево, ничего более, но глаз невозможно отвести и невольно перехватывает дыхание.

Одно из божеств Тишины как-то сразу догадался Кай, хотя у ситтори никогда не было канонов для изображений своих древних безымянных богов. Каждый мастер вправе был придать божеству любой облик, главное, чтобы смотрящий сразу понял кто перед ним. Маэда понял, а значит, неведомый резчик добился нужного эффекта.

— Государыня, только взгляните, — прощебетала барышня Лоули, демонстрируя хозяйке поднос. — Наш дорогой господин Гирана всё еще помнит, как вы любили его завтраки. Мило, не правда ли?

Императрица была явно не в духе, потому лишь кивнула в ответ и очень сухо поздоровалась с капитаном Маэдой. Она же вручила ему заполненную анкету своей слуги со словами:

— В вопросах я обнаружила несколько пунктуационных и грамматических ошибок. Они подчеркнуты красным карандашом. Хотя, если я не ошибаюсь, в Арайне только последние тридцать лет введено обязательное среднее образование. Ничего удивительного.

Ситтори обучались грамоте без разбора происхождения и пола вот уже четыреста пятьдесят лет и в годы, когда арайнские земли принадлежали императорам, там практиковалось то же самое. Добившись независимости, короли-арайни прежде всего прочего, закрыли школы и целое столетие читать и писать в их стране умели лишь немногие монахи. Правители и те могли разве что имя свое написать.

— Хотите проверить мои знания родного языка? — невозмутимо улыбнулся Кай. — Могу написать диктант.

— Вот как? Вы так в себе уверены? В таком случае, обязательно попробуем.

В толстом, домашней вязки кардигане и с волосами собранными в низкий пучок она походила на учительницу. Совсем, как госпожа Мияно, классная руководительница Кая в старших классах. Только вспыльчивая преподавательница-арайни и мечтать не смела об атласной блузке с жемчужными пуговицами от знаменитого дизайнера и туфлях стоимостью в её годовую зарплату.

— Любой отрывок из классиков на ваше усмотрение, Ваше Величество. Почту за честь.

Как там сказал Яно? «Я буду плохим парнем, а ты — хорошим»? Почему бы и нет. Только глупым девчонкам нравятся плохие парни. И Маэда снова улыбнулся со всей искренностью, на которую был способен.

— Я, кстати, принес то, что вы просили.

Коробка с куклой перекочевала в руки императрицы и была с какой-то трогательной осторожностью унесена в спальню. Так особо суеверные матери поспешно уводят детей подальше от чужого дурного глаза, чтобы не накликать беды на беззащитное чадо.

— Возможно не стоило ругаться с капитаном Яно из-за еды…

Кай всего лишь хотел мягко пожурить барышню Лоули, но та резко развернулась и бросилась в атаку. Даром, что не штыковую.

— Мы, черт возьми, платим за эту еду, платим за каждую крошку, что подают на стол госпоже, — прошипела она, сверкнув глазами из-под насупленные бровей. — Мы платим господину Гиране и господину Сиуле за их работу. Так почему нам отказывают в праве есть так, как мы привыкли? Повара не против, а Яно и Хори это ничего не будет стоить.

— Вы платите?

— А как вы думали? Конечно, платим. Арайнские оккупационные власти не имеют средств для содержания иждивенцев. Это цитата капитана Яно.

— Вам сделали одолжение, позволив…

— Да-да, я помню, — зло огрызнулась придворная. — Нам уже сделали большое одолжение — оставив в живых, и позволив не покидать дворец, вместо того, чтобы запереть в концентрационном лагере. К слову, в лагере никто не стал бы требовать плату за баланду.

— Вы преувеличиваете.

Разумеется, никто не отправил бы императрицу в концентрационный лагерь, рискнув сдвинуть хрупкое равновесие среди значимых мировых держав в отношении к этой войне. У последнего осколка великой империи осталось слишком мало союзников, и, по сути, если бы не Арайна, у которой с Ситтори имелись старые счеты, то кто-нибудь другой, в конце концов, наложил бы лапу на государство-слабака. Армия императора Шэнли сдалась после недели боев, часть правительства во главе с премьер-министром сбежала из страны, сам император скончался, не оставив наследников. Арайнцы почти не бесчинствовали, местное население почти не сопротивлялось, и мир решил закрыть глаза на относительно спокойное поглощение Ситтори. Не исключено, в надежде на то, что как никогда прежде сильная Арайна ограничит свои растущие аппетиты ненавистной бывшей метрополией. Однако, не все державы хотели возвышения родины капитана Маэды и её дальнейшей экспансии. Например, не менее большой и сильный Кинерим. Тамошние власти регулярно выражали обеспокоенность, а их посланник — умнейший и хитрейший господин Вайерд— безвылазно сидел в Хито, в посольстве, и закидывал генерала Найто запросами, меморандумами и протестами с целеустремленностью достойной лучшего применения. И добро б кинеримцы беспокоились только на газетных страницах, а то ведь втихую поддерживали оружием, техникой и провиантом (через посредников, само собой) непокорившуюся армию маршала Ердины, засевшую в пограничных горах Арр — этого древнего оплота ситтори, последней крепостью в самые тяжкие времена. В свою очередь, ни для кого не было секретом, что маршал Ердина лично предан императрице. Поговаривали про давнюю любовную связь между ними, но никаких доказательств не нашли ни разведка, ни частные сыщики, никто. В конце концов, мужчину и женщину крепче постели связывают деньги и власть. Маршал происходил из влиятельнейшего рода, его связям в деловых кругах позавидовал бы любой бизнесмен мирового масштаба, а императрица была самой богатой женщиной Ситтори. И снова объединившись, они даже сейчас могли изменить не только ход войны с Арайной, но ход истории.

И вот эта опасная женщина сидела за круглым столом, застеленным плюшевой скатертью с бахромой, и отщипывала вилкой по маленькому кусочку каши. Медленно-медленно, словно лакомилась не простым разваренным пшеном, а редчайшим деликатесом.

— Господин Гирана как всегда на высоте, — заявила барышня Лоули, попробовав со своей тарелки. — Услада для глаз и пища для ума.

— Священный карп, что плавает в пруду, глядел, как лотос, восходящий к солнцу, стремился ввысь, и невдомек ему, что можно одолеть стихийную границу, — процитировала в ответ государыня великого поэта древности. Причем сделала это на старо-ситтарийском, безупречно скопировав произношение более чем двухтысячелетней давности.

Кая за стол демонстративно не пригласили, что означало высшую степень презрения. Но его это не особо задело, а если бы и задело, то он тут не из вежливости, а по заданию командования. Однако Маэда старательно изобразил обиду:

— Знаете, а ведь это я уговорил капитана Яно пойти вам навстречу. Знаменитая ситторийская «благодарность», э?

— О! Неужели просто по доброте душевной? — парировала императрица, не удостоив собеседника взглядом.

— Ни в коем случае. Но, а как же пресловутые правила вежливости, которые у каждого ситтори в крови с рождения? По моему скромному мнению, я до сих пор не сделал вам ничего дурного. Даже наоборот: выполнил просьбу, пресек конфликт.

Маэда говорил мягко, как с расшалившимся ребенком, отлично зная, что только усугубляет их противостояние. Он, тем самым, давал понять, что его задание по-любому важнее вежливости, этикета и желаний императрицы. Истинная правда, между прочим.

В ответ арайнец ожидал нового витка упреков, сарказма и намеков, но только не того, что Химара повернет к нему меловое от едва сдерживаемого гнева лицо и скажет спокойно и тихо:

— В другое время я бы извинилась, но сейчас не буду. Мне, правда, не хочется с вами разговаривать, нет желания видеть вас и слушать, капитан Маэда Кай. Мне это невыносимо. Но я не могу вас выгнать или заставить замолчать. Так что же нам делать, чтобы не опускаться до взаимных оскорблений?

Что ж, в принципе, рецепт известен очень давно.

— Выберите на свой вкус книгу из вашей библиотеки, Ваше величество, и мы попрощаемся до завтра. Как вам решение? — быстро нашелся капитан.

Она встала, подошла к книжному шкафу и, не раздумывая ни секунды, вытащила первый попавшийся томик.

— Вот. Полные версии самых известных пьес Анмина Юйрая, без купюр, естественно.

Кай удержался от того, чтобы ахнуть и рассыпаться в благодарностях, а тонкую книжку спрятал в своей папке. В родном отечестве до сих пор были запрещены к постановке некоторые из пьес бунтаря и ниспровергателя святынь Анмина, казненного императором Цигоном триста лет назад.

— Спасибо, государыня.

Она дернула подбородком, мол, «идите, капитан, идите отсюда».

Только истопник — старичок с бельмом по имени Варада Киес — поинтересовался, что еще за персонификация такая и куда дальше пойдут сведения о ничтожном слуге из императорского дворца. Остальные ситтори покорно продиктовали ответы на вопросы анкеты.

— Когда выйдет эдикт о присоединении Ситтори к исконным землям Арайны, вы все станете гражданами с соответствующими правами и социальными гарантиями. Пенсия, пособия, страховки, понимаете?

Старик бодро закивал, соглашаясь. Идея с пенсией ему определенно понравилась. Так, по крайней мере, разгадал его бормотание Кай.

— Вы обязательно расскажите другим, что ничего страшного в персонификации нет. А то мало ли…

— Сказать, да-да, я сказать. Пер-со-ни-ди-фи-как-ция, да-да. Сказать-сказать, конечно, капитана.

Если верить словам господина Варады, то трудовой стаж его насчитывал лет семьдесят, если Маэда правильно пересчитал годы правлений в обычное летосчисление. Он родился тут, во дворце, еще при деде почившего императора — юнго Ситае. «Когда ейная тетка умираль и прицесса Лийул забрюхатеть», точнее истопник не помнил. Но, судя по записям, в Отделе Внутреннего обслуживания работать он начал лет в восемь.

Впрочем, у всех без исключения дворцовых обитателей были примечательные биографии. Особенно, у барышни Лоули.

Кай вчитывался в каллиграфический почерк камеристки императрицы и глазам своим не верил. Как один человек может считаться свадебным подарком другому человеку? Лоули Шиффэй подарил императрице родной отец, присовокупив к презенту традиционные для такого случая драгоценности и благовония. Вся эта темновековая дикость пряталась за названием официальной должности. Да, барышня Лоули получала жалование, имела право на оплачиваемый отпуск, могла взять больничный лист и, наверняка, состояла в профсоюзе, но, по сути, всегда являлась личной вещью государыни. Что почувствовала вчерашняя школьница, когда папаша объявил ей о своем решении? Рыдала в подушку всю ночь? Пыталась протестовать? Или смиренно приняла судьбу, как сегодняшние прачки, узнав, что скоро станут гражданами Арайны? А может, обрадовалась открывающимся возможностям?

У барышни Лоули был типичный ситторийский типаж, который всегда так нравился неуверенным в себе мужчинам — треугольное лицо, негустые брови, чуть раскосые, широко расставленные глаза, влажные веки, точно после долгих рыданий, нос кнопкой и пухлые губы. Вечная, всеми обиженная девочка с характером раненой росомахи.

— Надеюсь, с таким выражением лица вы думаете не о женщинах.

Кому как не офицеру из Особого отдела уметь подкрадываться незаметно и со спины, верно?

— Откуда вам знать, какое у меня лицо?

— Я вижу отражение в витрине буфета.

Они скрестили взгляды на поверхности старого неровного стекла и не слишком искренне улыбнулись друг другу.

— Что ж, вы угадали, Рэн. В данном случае — как раз о женщине я и думал. О барышне Лоули.

Яно присвистнул от удивления и незамедлительно плюхнулся в кресло рядом. Должно быть, прежде, всего несколько месяцев назад, комната эта служила дворцовым служанкам чайной или чем-то вроде того. Сюжеты на выцветших от времени гобеленах были именно чайные: девушки в длинных платьях увлеченно сплетничают над остывающим чайником, степенная дама разливает напиток по чашкам, придворная держит в одной руке чашку, а другой гладит кошку. И кресла тут сохранились именно женские — широкие и округлые, чтобы платья не слишком мялись от долгого сидения. Ничего этого Маэда объяснять сослуживцу не стал. Еще прикажет растапливать печки «бабскими» креслами. Просто чтобы досадить императрице и не рискуя получить взыскание за уничтожение культурного достояния. Кресла-то не антикварные, обычная реплика для поддержания общего стиля.

— Злобная старая дева, что про неё думать?

— Её дядя — императорский цензор…

— Я в курсе, — фыркнул Яно.

— Это он настоял, чтобы именно барышня Химара стала императрицей, — невозмутимо продолжил размышлять вслух Кай. — Буквально выкрутил руки Шэнли, женив на девчонке из нищего, но очень благородного клана. И тут же подсунул племянницу, чтобы присматривала. Ловко, да?

Особист досадливо поморщился.

— Их уже затем следовало завоевать, чтобы положить конец всему этому дремучему мракобесию, которое они вот уже тысячу лет подают как высокую культуру.

— И нам, в том числе.

— Кай, я не культуролог ни разу, но разве не обидно за наши древние корни, которые зачахли из-за многовековой экспансии ситтори. Тысячу лет писать и читать, подчиняя строй родной речи чужой грамматике. Боготворить чужое, когда есть своё, которое ничуть не хуже. Может, хватит?

Голос капитана Яна звучал ровно, но там, под коркой самообладания бушевало пламя ненависти. Странно, что человеку с такими воззрениями, способному наделать непоправимых ошибок, поручили столь щепетильную миссию — стеречь императрицу.

— Но изменить ничего нельзя, — попытался умиротворить собеседника Кай. — Всё уже случилось — и с ними, и с нами. У меня вот даже фамилия звучит по-ситторийски, а все предки мои арайнцы аж до девятого колена. В школе мне пришлось несладко из-за таких как вы… хм… радикалов.

— Отбились, надеюсь?

Маэда специально почесал старый шрам на левой брови. Дни, когда он с содроганием вспоминал об одноклассниках, давно миновали. Пусть их.

— Не сразу, но в конце концов от меня отстали. Видите, я даже увлекся ситторийской культурой. Мир категорически несправедлив, но и бесполезные старики из этого дворца не сделали ни вам, ни мне ничего плохого, чтобы срывать на них абстрактную злость.

— Уверены? Гирана, повар, по возрасту как раз мог участвовать в прошлой войне, на которой убили вашего деда. Может, он своими руками и убил. И всё остальное, что случилось с Маэдами: разорение, нищета и по итогу бесславная гибель многочисленного семейства, вдруг это его вина?

Кай ничуть не удивился, он вообще не питал иллюзий насчет уровня конфиденциальности в Арайне. Да и было бы странно, если бы Особый отдел не ознакомил капитана Яно с личным делом эмиссара из Штаба. Для лучшего взаимопонимания, так сказать.

— Уверен, — твердо ответил он. — Я сравнил данные анкет с личными делами опрошенных. Так вот, наш господин Гирана никогда не покидал дворец. Он тут родился, вырос, овладел профессией, женился, овдовел и состарился. В том, какая участь постигла моё семейство, господин Гирана не виноват. Он всего навсего повар.

Яно прикусил губу, наверняка, жалея о сказанном. А может и нет.

— Ладно, капитан Маэда, останемся каждый при своем мнении. Возможно, командование сделало правильный выбор, прислав сюда такого толерас… толерантного человека.

Кай неопределенно пожал плечами.

— Я просто не вижу смысла в неоправданной жестокости к тем, кто не представляет угрозы.

— Это одно и то же, — вздохнул Яно. — Спокойной ночи, капитан Маэда Кай.

Между фамилией и именем опять и снова образовалась маленькая пауза. Совсем другая пауза, больше похожая на еще горячую гильзу после выстрела.

Кай сухо попрощался, аккуратно собрал документы в папку и ушел к себе. Играть в шашки ему совсем не хотелось.

Какое все-таки заблуждение принимать за слабость чужое умение оставаться беспристрастным. И, соответственно, легче всего искать и находить виновника среди тех, кто не просто не такой как ты, кто — другой. Это так по-человечески… бесчеловечно.

Он умывался, растирая по лицу мыльную пену, и мысли его отчего-то утекали к двум женщинам, спящим сейчас этажом выше. Как же всё так получилось? Одна девчонка вдруг становится императрицей, вторую ей дарят одновременно в качестве вещи и персонального шпиона. И первая это отлично понимает. И соглашается. Возможно, ей даже объяснили что к чему, безжалостно и предельно честно, как это исстари водится у ситтори. Показали друг другу, представили, оставили наедине… Маэда полистал прошлогодний экземпляр Большого императорского альманаха в поисках нужной фотографии. Да! Вот они стоят на первом официальном приеме коронованной четы молодоженов — юная барышня Лоули в однотонном придворном платье за левым плечом молоденькой императрицы. Жаль, 18 лет назад съемки были только черно-белые и неизвестно какого цвета было то роскошное церемониальное платье. Фиолетовое? Темно-зеленое? Сохранилось ли оно?

На всех своих фотографиях императрица Химара выглядела какой-то нездешней красавицей, совсем не такой, какой оказалась в жизни. А ведь её постоянно снимали для модных журналов, называли «иконой стиля» и «самой дорогой моделью». Кай пролистал глянцевые страницы почти до самого конца, пока не наткнулся на знаменитое изображение, многократно растиражированное в прессе. Весь мир тогда следил за ходом лечения ситторийского государя. Вот мужчина и женщина сидят на скамейке где-то то ли в парке, то ли на набережной. Ранняя осень, солнечное утро, на женщине элегантное светлое пальто, голова покрыта шелковым платком, мужчина простоволос (ветер взъерошил модную длинную челку), он курит и, кажется, даже смеется, его черное пальто расстегнуто, ни галстука, ни шляпы. Император Шэнли и его императрица, он держит её за руку. Последняя фотография, на которой он выглядит здоровым, на которой они вместе. И подпись «Редакция желает Его императорскому величеству скорейшего выздоровления».

Маэда с необъяснимой тяжестью на сердце закрыл альманах. Словно случайно заглянул в чужую приоткрытую дверь и увидел нечто не предназначенное постороннему взгляду.

«Глупости какие!» Он подошел к окну задвинуть шторы и прикрыть форточку, но так и остался стоять прижавшись лбом к холодному стеклу. Там, на ветру покачивался одинокий фонарь в парке, выхватывая из темноты снежные вихри. Снег, первый в эту зиму, укрывал обезлюдевший дворец.