После развода с драконом. Начну сначала в 45

Глава 14

Я не стала оборачиваться. Просто кивнула и пошла, медленно, не торопясь — не от гордости, а потому что ноги вдруг налились свинцом.

В груди тихо клокотало. Что-то между облегчением, печалью и слабым стыдом. Будто я наконец сказала то, что зрело годами, и услышала то, чего боялась услышать всю жизнь.

Стало легче — не в том смысле, что боль ушла, а будто тяжёлый мешок с плеч упал на землю. И я его больше не обязана нести.

Стыдно было не за слова — за то, что не решалась раньше. За годы молчания, попыток быть удобной, соответствующей. Стыдно перед собой.

Я выдохнула.

Пусть эта оранжерея рухнет, к бездновой матери!

Аларик

Я шёл по этой оранжерее, как будто видел её впервые. Каждый куст, каждый травинка, каждая проклятая ветка — всё стояло на своих местах. Аккуратно. Ухоженно. Безупречно.

Только теперь я не понимал, зачем я это делал.

Вот этот куст с алыми лепестками — я вёз его из Тэйлина, уговаривал купца две недели, переплатил втрое. А вот тот, бархатистый, пахнущий терпко, как пролитое вино — редкая тварь, досталась мне только потому, что я отдал за неё флягу крови химер.

Ещё один — тот, у стены, с серебристыми прожилками — я тащил его сам, замотанный в ткань, чтобы не сломался в дороге.

Каждое это растение я приносил ей.

Хотел, чтобы она улыбнулась.

Я остановился. Коснулся пальцами листа. Холодный, гладкий. Как стекло. Как она в последние года.

Я всмотрелся — без смысла, но всё же пытался. Искал. Что? Ответ? Объяснение?

Я щурюсь. Веки тяжёлые, как будто изнутри налились свинцом. Хочу увидеть то, что видела она.

Мир, который она строила. Тот, что прятала.

Мир, который проклятый ректор разглядел за пару минут, а я, живя с ней столько лет — нет.

Собственная тупость начинает резонировать в груди, как глухой набат.

Я втягиваю поток. Строю нужное магическое зрение.

И тут же — боль.

Резкая, рвущая. Словно кто-то вонзает раскалённую спицу в висок. Я пошатываюсь. Челюсть сводит. Плечи сводит. Всё тело скручивает судорогой. Проклятая травма… Пятнадцать лет назад. Тогда на производстве произошел взрыв. И теперь, как только я пытаюсь использовать эту сторону магии — меня ломает.

— Да чтоб тебя… Лилия, — сиплю, сгибаясь пополам, ухватываясь за ствол дерева.

Выпрямляюсь через боль. Морщусь. Дышу хрипло. Но я тянусь к магии снова.

Ещё раз.

Ещё.

Хочу понять, что она видела. Что скрывала. Что значили эти её кусты, колючки, травы.

О чём она молчала?

Почему не сказала?

Почему именно сейчас вывалила на меня эту грёбаную правду, как нож под рёбра?

Я хочу закричать. Взвыть, как зверь. Вырвать из груди эту злость, эту боль, эту зависть к тем, кто оказался ближе к ней, чем я — её муж.

Я не могу. Не могу увидеть её мир. Не могу чувствовать, как чувствует она. Проклятье.

Открыл глаза — и снова кусты. Ряды кустов. Цветы. Кусты. Она сажала их. А я приносил. Сотни раз. Сотни раз думал, что дарю ей радость. Что это и есть забота.

Теперь хожу здесь, как идиот. Среди своих же подарков.

Да пошло оно все к бездне!

Я выпрямился, сжал кулаки, чувствуя, как внутри закипает. Сначала жар в груди, потом в горле, потом — в ладонях. Кровь пульсирует. Кожа стягивается. Когти рвутся сквозь пальцы, царапая воздух.

Я взревел. По-настоящему. Как зверь. Как дракон. Как ублюдок, у которого отняли всё и даже объяснить не удосужились.

— Нахрен эти кусты! Нахрен эта оранжерея! — рявкнул я, подхватывая первый попавшийся горшок и швыряя его в стену. Глухой грохот, звон, земля рассыпается клочьями. — Хотела поиграть в тайны⁈ Получай!

Я прошёлся сквозь ряды, снося всё к бездне. Пинал, ломал, когтями рвал стебли и листву. Кровь забилась в висках. Лицо перекосило. Меня трясло.

— Жила, твою мать, рядом, молчала, улыбалась этой своей холодной, правильной улыбкой!

Я схватил тонкое деревце, вырвал с корнями. Мои когти вспороли ствол, древесина треснула с жалким всхлипом. За ней — ещё один. И ещё. Всё ломал. Всё.

— Я для неё жопу рвал, таскал эти гребаные растения со всех концов материка! А она⁈ Ей, мать твою, «не нравилось сажать»! Ненавидела она, видите ли, землю! Так скажи, лицемерка ты хренова, скажи хоть раз по-человечески!

Ещё один плетистый куст лёг под моими ногами. Раздавил. Хрустнула ветка. Кровь залила когти, но я даже не посмотрел.

Я остановился. Дышал тяжело. Горло саднило. Сердце бухало в груди, как кувалда.

Под ногами — руины. Цветы, грязь, обломки. Мои подарки. Её ложь. Мое предстательство. Наши годы.

Я пнул очередной горшок, усмехнулся криво и горько.

— Ну что, красиво, а, Лилия? — повернулся и сразу же нашел ее взглядом, стоящую за стеклянными дверьми оранжерее и смотрящую на меня.

Когти втянулись. Я скалился в ее сторону. Чувствовал себя безумцем.

И почему-то впервые за долгие годы чувствовал себя по-настоящему живым.