Пораженец

Глава 18

Лето 1914

Милый мой Митрич,

как часто с нами бывает — радости и беды настигают нас единовременно.

Ах вы, бедные мои! Вот уж повадились на вас шишки валиться, не пора ли и перестать?

Пережить нам пришлось тоже большую передрягу, так как хотя слухи о болезни А. М. и сильно были преувеличены, но болен он был серьезно и, не подвернись счастливый случай, не приехал бы к нему доктор Манухин, — через год А. М. не стало бы, наверное.

Увидимся мы скоро, тогда поговорим обо всем, только смотрите берегите сердце: говорят, на киевских хлебах я похорошела, помолодела и ни один смертный, и даже бессмертный, не может безнаказанно лицезреть столь ослепительное явление. О господи!

Позволю себе обременить Вас просьбой: Юрчик сейчас без дела, хотя знает языки, любит технику и неплохо владеет пером. Может, у Вас в Москве найдется для него дело.

Верчусь я как белка в колесе и утомляюсь нелепым положением “дивы”, которую “все жаждут увидеть”, а я до сей поры не знаю не только когда, но даже в чем именно я выступаю! Бестолочь невероятная.

Итальянский друг через Болгарию прислал мне милое письмецо. Благодарит Вас за книги из Швейцарии, что отправили по Вашей просьбе. Редактирует все ту же газету, здоров, но уверен, что скоро и ему придется повоевать.

Передавайте привет Натали, писать ей не буду, скоро увидимся. Рада, что она чувствует себя хорошо и бодро, — обожаю я эту женщину! И обязательно отпишите, как Митя!

Жму крепко Вашу руку, друг.

Ваша М.

Да, болячки скосили нас почти одновременно — Соня и Маня слегли почти на месяц, да я и сам изображал греческого посла Соплидополу. Поочередно переболели Ираида, Даша и Терентий. Одна Наташа стояла, как утес посреди всеобщей хвори, потому как медику в такой обстановке болеть никак невозможно. А когда все закончилось — тоже свалилась на неделю.

А вот Горький герой, несмотря на свою пневмонию дописал “Детство” и мы его немедленно запулили издаваться в Штаты и Европу. Ага, война — войной, а гешефт — гешефтом, каналы через Швецию работали вполне. Другое дело, что в Австрии и Германии его сейчас вряд ли напечатают, потому как русский. Или… или попробовать давануть на то, что он против войны и самодержавия?

Маша тоже невзирая на все хвори выступала сама, а еще устраивала Шаляпину, Собинову и многим другим концерты, часть денег от сборов шла в общую кассу. Вообще, наше подпольное государство, несмотря на войну, неплохо действовало, не так хорошо, как в мирное время, но все-таки. Главная беда, что многих забрили невзирая на подпорченную “анкету”, даже Ваня Федоров оказался в армии и уже унтер, Морозов поспособствовал. Призыв выдернул у нас до трети активистов, и теперь мы лихорадочно налаживали связь и работу в армии. Задача очень непростая, военная цензура читала письма с фронта и на фронт, а до обычных почты или телеграфа там зачастую и не добраться.

Но — нашли выход, наложили нашу старенькую систему с узлами связи на тыловые учреждения, все эти склады, оружейные мастерские, госпиталя и так далее. Метод капрала Уолтера “Радара” О’Рейли из сериала MASH с его сетью неформальных связей между телефонистами, писарями, каптенармусами и ты ды. Правда, они юзали рации и телефоны, а мы по старинке, письменно, но тут уж чем богаты.

Новости о Муссолини порадовали, с социалистами он не рассорился, возможно, там и останется. Все данные для лидера партии у него есть, наши за ним присматривают, будем надеятся.

А вот куда пристроить Юру Желябужского, так сразу ничего в голову и не пришло. Ну вот действительно, парень вырос в литературно-артистической среде, кругом горькие да станиславские, при этом учится пошел в Политех. Ну где, где нужны технари в театре? Разве что машинерией сцены заведовать. В типографию тоже не то, там сильно специальные знания нужны. Плохо у нас искусство с техникой стыкуется покамест… Думал два дня, пока не стукнуло — как это плохо??? Кино! Ровно то что надо — промышленный процесс на основе литературно-артистического!

И осталось мне решить, в какую киномастерскую его устроить. Хотя… Ханжонковы-Мозжухины это, конечно, хорошо, но кто прогресс двигать-то будет?

***

— Как там наши прибыля, Сергей Павлович?

Рябушинский прямо расцвел. Еще бы, третий уже контракт с военным ведомством! Причем на тысячу пятьсот машин, а не на сто и шестьсот, как первые два. И это, я так понимаю, начало, чем дольше генералы воюют, тем больше им грузовики нужны — будут и еще поставки, окрепнет завод.

— Вашими молитвами, Михаил Дмитриевич! Отправлять не успеваем. Легковые, правда, почти забросили, ну да сейчас для армии все в первую голову.

— А хотите моими молитвами еще одно предприятие?

Братец его, Степан Павлович, придвинулся к столу поближе.

— Ну-ка, ну-ка, что вы там еще изобрели?

— Да вот, кое-какие мысли насчет синематографа.

И я вывалил на Рябушинских все, что успел вспомнить и систематизировать на эту тему — крупный план, монтажный стол, комбинированная съемка… Ради такого дела я даже зарядил домашних разрисовать несколько блокнотов, по кадру на каждую страницу. Взял один, согнул, запустил страницы с шелестом и насладился произведенным впечатлением. Вот ведь, взрослые люди, лет по сорок мужикам, а как дети кинулись “Дай мне, дай мне!”

— А это что? — спросил, наигравшись, Сергей.

— Проекционный фон. Например, снимаем учебную атаку кавалерии с автомобиля, снятое проецируем на экран, на фоне которого главный герой скачет на табуретке и размахивает шашкой. Получаем иллюзию участия в атаке.

— А это?

— Операторский журавль. Рычаг, на одном конец противовес, на другом — оператор с кинокамерой.

— Зачем?

— Например, снять падение аэроплана как бы из кабины. Или героя сверху.

— Но так никто не снимает!

— Именно, мы будем первыми!

Вот так я и стал акционером кинофабрики “Русь”, а Юра Желябужский ее первым сотрудником. Для начала решили построить павильон в Петровском парке, а там как дело пойдет. Не то, чтобы Рябушинские мне безоговорочно поверили, но расходы невелики, с АМО даже не сравнить, а я имел репутацию провидца, вот и рискнули. Если все пойдет как надо — получим готовую революционную киностудию, Красный Голливуд, хе-хе.

***

Вот вроде последние годы Митя за границей учился, когда вернулся — жил отдельно, на моей квартирке в Марьиной Роще, так что изменений дома никаких, а вот поди же ты… Тянет сердце и тянет, нехорошая тоска и письма его не очень-то и радуют.

Когда он уехал, я прямо места себе не находил, по всему складывалось, что он попадет в заваруху вокруг Варшавы, все резервы туда гнали, но у него наоборот, случилась пауза. Из гарнизона Бреста кинули бригаду затыкать прорыв, а Митину как раз на освободившееся место. И почти месяц они занимались дообучением, слаживанием и другими полезными вещами.

Кстати, подтвердилось и то, что в первую волну призвали неоправданно много унтеров, в Митиной роте оказалось три фельдфебеля вместо одного, причем двое с Георгиевскими крестами за русско-японскую. А в отделениях один-два унтера сверх штата. И с офицерами точно так же — в первоочередных полках все кадровые, а дальше сплошь “партизаны”. Сколько там довоенного офицерства полегло в моей истории? Процентов восемьдесят вроде. Так и здесь будет, и все из-за хреновой организации. Удивительно, как российская власть умеет мастерски ходить по граблям.

Потом Митину бригаду начали гонять туда-сюда, передавая из одного корпуса в другой, затем обратно, что тоже нехороший признак. Последнее письмо он написал об отправке на фронт, ну там построение, приказ, молебен “на брань” и все, замолчал. Газеты несли шапкозакидательскую херню, а мне оставалось ждать и надеятся.

***

В мае, когда фронт отогнал германца от Вислы и готовился к дальнейшему наступлению, немцы предприняли попытку окружить одну из армий под Лодзью. Сами чуть не попали в мешок, отошли, но планы наших генералов расстроили полностью, в первую очередь из-за громадных по здешним меркам потерь. За первые месяцы войны из строя выбыло свыше полумиллиона человек, и это при ситуации вполне в пользу России — немцы увязли на западе.

А когда в войну влезла Турция и на Кавказе возник еще один фронт, стало ясно, что без дополнительного призыва не обойтись.

— Михаил Дмитриевич, дорогой, у вас в Центросоюзе не найдется местечка для бухгалтера? — сквозь треск и помехи в трубке я едва разобрал голос Ламановой.

— Если с бронью от призыва, то нет, а без брони сколько угодно.

— Да в том то и дело, что страховой мужа бронь не дают, а он как раз хочет человека сохранить.

— А что же он сам не позвонил?

— Будто вы Андрея не знаете, он в таких делах мнется и откладывает.

Это да, такая вот особенность характера, очень не любил одалживаться и всячески отлынивал.

— Хорошо, давайте так. Мне справку об этом человеке, я подумаю.

— Большое вам спасибо, Михаил Дмитриевич!

— Да пока не за что.

Трудно отказывать компаньону жены. Ну, де-факто Ламанова партнер мой, но де-юре — Наташин. Просто если вдруг инженер Скамов станет знаменит еще и конструкцией женского белья, это при нынешних нравах будет слишком, так сказать, экстравагантно. А двум дамам бюстгальтеры создавать можно, тем более, я им выдал прогноз на скорое увеличение числа работающих женщин, которым потребуется гораздо более удобная одежда, чем они носят сейчас. Ладно, посмотрим, что там за страховой специалист такой ценный.

Справку доставили на следующий день и с первой строки стало ясно, что невзирая на то, какой он там бухгалтер, Семена Васильевича Петлюру, уроженца Полтавы, тридцати пяти лет от роду, лучше держать поближе. Вообще удивительно, что Савинков и Красин его упустили и к работе не привлекли — и Украинская Революционная Партия, и ее преемница УСДРП в Союз Труда входили. Вон, некий активист Винниченко давно в практиках, хотя не исключаю, что это однофамилец. Возможно, Петлюра выпал из поля зрения из-за того, что перебрался в Москву и здесь, помимо работы в страховой компании, редактировал журнал “Украинская жизнь”.

И, надо сказать, весьма пророссийски редактировал. Если сидевший в Вене Союз Освобождения Украины прямо говорил, что победа Австро-Венгрии будет победой Украины, то “москвич” Петлюра призывал “бороться за Россию до победного конца”. Впрочем, ничего удивительного, кто от кого кормится — за того и ратует. Топил же Ленин за украинскую независимость, проживая в австрийской Галиции? Но у нас-то все идет иначе.

Посмотреть на Петлюру я отправился на собрание украинской громады, где обещали дискуссию самостийника с эсдеком. Тем более, далеко идти не надо — все там же, в Марьиной Роще, два шага от нашей чертежки.

На всех собравшихся вышиванку я углядел одну-единственную — как раз на докладчике. И что-то он мне не понравился, не потому, что националист, а из-за невнятного и слабого выступления. Хотя многое объяснялось тем, что он не мог касаться борьбы с царизмом.

Если отбросить неявно витавший, но умалчиваемый тезис “Империя триста лет угнетала Украину”, то в активе оставалось только требование свободного изучения языка и развития украинской культуры. И потому последовавшее обсуждение доклада стало, в общем-то, игрой в одни ворота.

— Михайло Грушевский…

— Ваш Грушевский все время пытался усидеть промиж Киева и Львова!

— Украинское государство…

— Трудящимся украинское государство не нужно, крестьяне и пролетариат не выступают с требованием самостийности. С этим требованием выступает интеллигенция, а массам это требование прививает искусственно.

— Но свободное изучение языка…

— Згоден, недобре, що люди ридной мовы не знають, але не можна цього робыты ось так, зненацька. Багато хто не зрозумие.

— Шо?

— Ось бачите, ви теж мовою не володиете!

— Без собственного государства национальное развитие невозможно…

— В демократическом государстве — возможно.

Тут ведущий полемику прервал, поскольку она приблизилась к опасному краю. И слова попросил Петлюра. Державной закаменелости и пафоса, как на известных фотографиях, он не набрал и мне неуловимо напоминал актера Петра Вельяминова.

— Шановни, вы знаете, я бухгалтер, — начал он, шурша листочками бумаги, — я здесь посчитал немного… если собрать все украинские земли, то по населению и площади ближайшая держава будет Испания. Без колоний, разумеется. И национальный продукт будет не бильш одного процента от мирового.

— Так и это немало! — возразил оппнент.

— Смотря для чего. У Англии и Германии по пятнадцать процентов, у Америки вообще тридцать. Испания, как мне кажется, довольно точная аналогия украинской державы, если она когда-нибудь возникнет, государства слабого и второразрядного.

— Точно! — выкрикнул с места донкихотского вида учитель. — Недаром Союз освобождения Украины прямо говорит, что придется служить австрийскому или германскому империализму!

Петлюра поднял руку, шум в зале стих.

— При этом аналогия упускает, шо у Испании есть великая история и нация едина вот уже четыреста лет, с окончания Реконкисты. А у нас не поймешь, где чья история, и кто русский, кто поляк, а кто украинец. Тому правящая группа в таком государстве будет сочинять себе историю, искать среди соседей врагов и неизбежно придет к шовинизму и погромам.

Однако… А неплохо у нас в Союзе Труда национальное просвещение поставлено. Видимо, правильное целеуказание на единое социалистическое государство сыграло свою роль. Впрочем, ничего еще не решено, под воздействием обстоятельств человек может изменить свои взгляды на прямо противоположные. Как оно и вышло — в реале социалисты Петлюра и Винниченко логикой событий оказались иконами националистов.

— Так шо нам нужна демократия, а самостийность це в интересах кучки интеллигентов. И слабой национальной буржуазии, которая не может конкурировать с российской. И такое государство будет неустойчивым, а его руководители неизбежно придут к тому анекдоту, шо “я б нацарював сто рублів та втік”.

В зале послышались смешки. А интересная личность, и мысли любопытные, или это из-за проживания в Москве? Или просто набирал очки, говорил то, что здесь и сейчас от него хотели услышать? Во всяком случае, задатки лидера в нем видны.

— Жизнь украинского народа слишком тесно сплелась с жизнью русского народа не только политически и экономически, но и культурно… — снова вступил “дон кихот”. — Если бы самостийности требовало национальное чувство украинского народа — это было бы требование нации, а украинские крестьяне и пролетариат не выступают с таким требованием.

Хм, он явно из эсеров или социал-демократов. Вот кстати, надо бы Савинкова и Красина настропалить, приставить к Петлюре вторым номером кого из практиков понадежнее, типа комиссара, чтоб не заносило. Кто там у нас есть? Артем, Валерьян?

— Так шо ваш проект утопичный, нам самостийность не потребна. Нам надо всю страну превратить в федерацию бывших губерний, фактичных республик-громад. И каждая будет свободна в выборе языка в школах и так дали.

Ведущий снова уловил опасный поворот и на том завершил дискуссию. Собравшиеся задвигались, вставая со стульев, общение быстро разбилось на группки, в которых снова возобладала тема войны и мировой политики. Сражение при Сарыкамыше на Кавказском фронте, открытие Панамского канала… Появление в рядах австрийской армии польских легионов, призыв русинов в легион украинский и прочее.

— А вы слышали, что евреи массово уезжают в Палестину?

— Что, прямо все?

— Та не, тильки те, кого выселили из западных областей.

— А в Мексике? В Мексике, господа, крестьянские армии Эмилиано Запаты и Панчо Вильи вошли в столицу!

— Нам бы тоже не помешали свои Емельян Сопатый и Панко Вилы, ха-ха!

Мне собрание понравилось. Настроения в украинской общине Москвы пока правильные, главное не упустить их, когда заваруха начнется.

***

Воевать Мите не понравилось еще в Болгарии, а уж сейчас, когда ты не наблюдатель, а самое ни на есть что действующее лицо, тем более. Бригаду кидали туда-сюда, пока не измотали маршами совершенно, но к тому времени немцев от Варшавы отбросили и фронт замер.

Поначалу полковые офицеры относились к прапорщику из шпаков пренебрежительно, разговаривали через губу и всем видом показывали, что они-то истинная военная косточка, а все прочие так, погулять вышли. И Митя в редкие свободные минуты, когда он не дежурил в роте или не исполнял поручения ротного командира, все больше читал, предпочитая лишний раз с господами офицерами не общаться.

Но через пару месяцев его нагнал балканский нежданчик — оказывается, пока он лежал в госпитале, Болдырев и Лебедев написали на него представление за ту контратаку, заверили у генерала Сиракова и пустили по инстанциям. Бюрократия везде работает неторопливо и вот через каких-то полтора года награда нашла героя, как частенько говаривал Михаил Дмитриевич.

Крест “За храбрость”, болгарский аналог солдатского “Георгия”, пусть четвертой степени, зато украшенный мечами, заметно поднял Митино реноме в глазах сослуживцев, вплоть до некоторой зависти даже. Военные вообще люди особенные, им лишняя побрякушка порой дороже жизни. Вот и косились молодые поручики и капитаны, не успевшие ухватить своего в Маньчжурии, на боевую медаль, хоть и чужестранную, ну и понемногу приняли в свой круг. А потом выяснилось, что Митя не просто так, а доктор химии и его из окопной тоски и тягомотины перевели в саперную команду при штабе полка, временно исполнять должность начальника. Химик же, во взрывчатке понимает, вот пусть и командует.

Тут тоже служилось не слава богу, за все время дивизионный инженер ни разу не вызвал для объяснения задач, не говоря уж про обучение. Митя вспоминал наставления отца или как готовил любую, самую пустячную акцию Вельяминов и не мог поверить, что в армии так не умеют. В Союзе Труда мало того, что всех участников дела тщательно инструктировали, так еще и переспрашивали, и проверяли, как запомнили, и частенько заставляли отрабатывать детали на своего рода учениях. Может, поэтому в последнее время так мало провалов. А вот в войсках…

Учиться пришлось самому, для чего Митя правдами и неправдами добыл несколько книжек и наставлений по саперному делу, что вызвало среди офицеров недоумение и даже насмешки.

— Чему там учиться, Михаил Дмитриевич? — подначивал его поручик Морханов. — Забивай колья, плети колючку да рой ямы. Или вошебойки копай. Опять же, ваша команда по преимуществу вокруг штаба дорожки делает.

Сущая правда, командира полка больше волновала сухость ног и удобство проезда в экипаже при прогулках, нежели обустройство окопов и блиндажей. Коляску, притчу во языцех всех окружающих, он выписал прямо из Петрограда, чтобы катать жену, проживавшую вместе с ним.

— С таким подходом немцы нам по первое число всыплют, господин поручик. Шутка ли, из ста двадцати саперов на позициях работают только тридцать, остальные вокруг штаба. Давеча командирскую квартиру белили, позавчера шарабан красили, Да и офицерам штаба постоянно что-то нужно, все при деле.

— Ох уж этот шарабан! А вы слышали, господа…

И все опять свелось к шуточкам насчет повозки полковника.

Офицеры штаба вообще вели жизнь ленивую и бездельную, кроме разве что полкового адъютанта. Казначей со своими служебными делами управлялся за полчаса, заведующий вооружением за весь день подписывал один отчет, подготовленный мастерами-ремонтниками. В роте тоже, нет боя — нет дела. Никто не лазает по позициям, не проверяет сектора обстрела, не высчитывает дальность… Черт, да в подполье все в тыщу раз лучше организовано!

Знал бы Митя, что ему предстоит — радовался бы тихим денечкам.