Попаданка для дракона, или Личная птичница Его Величества замуж не желает! (СИ)

Глава 11

Утро следующего дня началось не сразу. Я чувствовала себя разбитой, перед глазами все расплывалось, и с трудом встала. Голова болела, а в горле пересохло. Я поплелась к шкафчику, достала глиняный горшочек с настоем, травки, которые принесла от знахарки, и заварила. Налила немного в чашку и сделала глоток. Настой был горьким, но сразу стало легче: голова прояснилась, а слабость отступила. Я поставила чашку на стол и попыталась собраться с мыслями.

На улице пели птицы, и слышалось тихое ржание коня. Я вышла во двор, чтобы покормить животных. Куры с кудахтаньем разбрелись по двору, а мой верный конь стоял у кола, лениво перебирая копытами. Я насыпала зерно в кормушку, потом собрала яйца из-под кур. Их было немного, но я подумала, что можно было бы продать их на рынке.

Вернувшись в дом, я села на лавку у окна. Мысли все еще путались, но я понимала, что должна что-то сделать. Встала и начала суетливо наливать воду в тазик, затем добавила туда настой. Взяла в руки старую тряпку и огляделась, пытаясь вспомнить, что же я хотела сделать.

– Петь, – ласково погладила я взъерошенные перья петуха, – что я должна была сделать сегодня? Что помыть?

Петух важно прошелся по светлице, его хвост распушился, как веер, а глаза сверкали, будто он знал что-то, чего не знала я. Затем он нырнул под стол, на котором лежала скатерть, прикрывающая крышку погреба. Я присела на корточки, заглянула под скатерть и увидела, как петух осторожно скребет лапами по кольцу, удерживающему крышку.

– Ты уверен? – прошептала я, чувствуя, как по спине пробежали ледяные мурашки страха.

Петух, словно в подтверждение своих слов, клюнул кольцо, и я услышала глухой звук, будто крышка слегка поддалась.

– Значит, там убраться? – переспросила я, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Петух выпрыгнул из-под стола, его перья снова взъерошились, и он важно расправил хвост. Мне пришлось отодвинуть тяжелый стол, который, казалось, стоял здесь целую вечность, и открыть крышку погреба.

В лицо пахнуло холодом и затхлостью. Я взяла таз, тряпку, прихватила веник и спустилась в подвал. Ступеньки скрипели под моими ногами, словно предупреждая о чем-то, что я еще не знала.

Стены были покрыты пылью, паутиной и какими-то странными пятнами, которые я не могла разглядеть в полумраке. Я начала с дальнего угла, где пыль лежала толстым слоем.

– Ну, может, это действительно необходимость здесь убраться, – прошептала я, пытаясь убедить саму себя.

Но чем дольше я работала, тем сильнее казалось, что в этом подвале таится нечто большее, чем просто грязь. Тени в углах двигались, словно живые, и иногда я слышала странные звуки, похожие на шепот, который становился громче.

Кристаллы, вделанные в каменные столбы, замигали и загорелись, освещая огромное пространство. Я старалась не смотреть в середину, где по-прежнему лежала странная живая куча.

Веником я собрала паутину по углам и стенам. С потолка посыпалась пыль, а паутина, как будто живая, отпрянула в сторону. Я почувствовала легкое прикосновение к коже, но, обернувшись, никого не увидела.

На полках я обнаружила старые засолки, покрывшиеся плесенью, засахарившийся мед в потрескавшихся горшках и осыпавшиеся пучки трав, от которых шел слабый аромат лаванды и мяты. Среди всего этого хлама стоял древний сундук, запертый на ржавый замок.

Но куча… Она манила меня, словно требовала особого внимания. Я чувствовала, что должна сделать что-то важное, но не могла понять, что именно. Внутри меня росло странное чувство тревоги, смешанное с любопытством. Я просто жаждала ее вымыть, избавиться от этого ощущения, которое словно проникало под кожу.

Вдохнув побольше воздуха, я все же решилась. Поднесла таз с водой и тряпку, окунула ее в жидкость, которая оказалась ледяной. Провела тряпкой по куче, чувствуя, как грязь медленно расползается под моими руками.

Та снова ожила, туман стал плотнее, словно начал затвердевать, как смола или корка грязи. Холодные капли оседали на коже, вызывая мурашки. Я еще раз потерла. По поверхности кучи пошли трещины, как по застывающей глине, и начала уже без опаски мыть. Вода, стекающая с нее, была черной, словно впитала всю грязь и мрак подвала.

Сегодня куча молчала, и света из нее не было видно. Зато я почувствовала облегчение. Сердце билось быстрее, а в груди разливался теплый поток. С новым приливом сил я терла и отмывала еще с большим энтузиазмом. Я сходила пару раз наверх, поменяла воду, добавляя настой из трав. Вода окрасилась в золотистый оттенок, и я заметила, как ее поверхность начала мерцать, будто в ней отражались крошечные искорки света.

И вот передо мной лежала большая глыба золота. Она была странной, живой. Металл словно дышал: по его бокам иногда расходились тонкие трещины, а затем снова закрывались. Глыба то была идеально гладкой, без единого рисунка, надписи или знака, то шершавой, словно камень из застывшей лавы. Я провела по ней рукой, чувствуя, как она пульсирует под пальцами.

Когда я закончила, то почувствовала, что в подвале стало легче дышать. Тени больше не двигались, а странные звуки исчезли. Куча превратилась в слиток золота, но я знала, что это лишь иллюзия. Внутри нее все еще таилось нечто, что я пока не могла понять.

Ощущение, что здесь что-то не так, не покидало меня. Поднимаясь по лестнице, я чувствовала, как сердце колотится в груди, а петух, стоявший на пороге, смотрел на меня своими проницательными глазами, словно знал, что я только что прикоснулась к чему-то, чего не должна была.

Запасы мои слишком ограничены, и все будет теперь зависеть от того, сколько я смогу продать.

В голове мелькнула мысль об обмене лишних петухов. Зачем мне столько? Они требуют много корма и внимания, а пользы от них не так уж много. Я решила, что завтра же займусь этим вопросом. Может быть, кто-то захочет взять одного или двух?

На кухне было уютно и тепло. Я зажгла огонь в печи и поставила кастрюлю с водой на плиту. Пока вода закипала, я нарезала овощи для супа. Мысли о завтрашнем дне не давали мне покоя, но я старалась не думать о плохом.

Когда вода закипела, я добавила овощи и начала варить суп. Аромат свежей еды наполнил дом, и я почувствовала, как усталость отступает.

– Хозяюшка! – раздалось зычное со двора.

Я вышла из дома и замерла у крыльца, глядя на толпу, собравшуюся за калиткой. Солнце давно стояло в зените, хорошо освещая лица людей. Мужчины и женщины стояли вперемешку, их лица были серьезными, но в глазах светилась надежда.

– Чем могу быть полезна? – спросила я, чувствуя, как удивление сменяется любопытством.

– А нам бы петухов и яиц, но на обмен! – ответил сухонький старичок с густой седой бородой и добрыми глазами. Его голос звучал спокойно и уверенно.

Я оглядела толпу и заметила, что в руках у всех были какие-то вещи: мешки, корзинки, даже ящики.

– Так, все в очередь и по порядку! – выкрикнул Веня, внезапно появившись из-за угла дома. Он вел за руку девочку лет пяти с косичками, перевязанными яркими лентами. На другой руке у него сидела малышка лет двух, которая крепко держалась за его шею и боязливо смотрела на всех.

– Давай подержу? – предложила я, и Веня протянул мне девочку, я с благодарностью приняла ее. Ее маленькое теплое тельце сразу вызвало у меня желание защитить ее, как родного ребенка. Вторая девчушка, словно почувствовав это, тихонько спряталась в складках моего платья и прижалась ко мне. Я тут же прижала ее к себе свободной рукой.

Я почувствовала, как сердце забилось быстрее, а на глаза навернулись слезы. Эти дети казались такими беззащитными, и я не могла не почувствовать к ним глубокую симпатию. Прижала их к себе крепче, стараясь передать им свою заботу и тепло.

– Петя, помоги? – я позвала петуха, который выскочил из дома вместе со мной. – Веня, яйца все в прихожей, в корзинке.

Важный и немного гордый, петух направился ко мне. Его оперение блестело на солнце, а глаза блестели особым блеском, словно он понимал важность происходящего.

Веня принимал от людей ящики с овощами, корзинки с травами, ягодами и грибами. Здесь были не только овощи и фрукты, но и крупы, мука, мед. Одна из женщин даже принесла небольшой кусок свежего мяса, что вызвало у меня радостную улыбку.

Когда торг подошел к концу, Петя ушел за дом и сразу после этого из-за дома начали выходить петухи. Их было несколько десятков. Среди них я заметила Петю, который вернулся ко мне, взлетев на перила крыльца, словно он хотел быть ближе к происходящему. Его крылья слегка подрагивали, а взгляд был устремлен на Веню, который принимал плату.

Веня, не боясь, брал птицу руками и раздавал точное количество сторгованных петухов. Они молча принимали новых хозяев, понимая, что участь их решена.

– Петухов рубить нельзя! – вдруг вырвалось у меня. Я сама удивилась своей внезапной мысли.

Старик, который только что отдал свою плату, хмыкнул и посмотрел на меня с удивлением.

– Кто же будет рубить птицу от хранительницы? Это залог удачи для дома! – сказал он.

Люди разошлись, а Веня шумно внес продукты в дом, с грохотом ставя их на пол. Я вошла следом, и, усадив девочек на лавку, начала накрывать на стол: расставила тарелки, положила столовые приборы, нарезала хлеб. Суп уже дошел, осталось только нарезать мясо к нему.

– Есть сметана! – радостно объявил Веня, поставив небольшой кувшинчик на стол.

– Прекрасно! – улыбнулась я, раздала ложки и сама присела к младшей девочке. Она, ухватившись за большую ложку, неуклюже пыталась есть. Я поменяла ей ложку на маленькую, повязала на шею полотенце и посадила себе на колени. Постепенно девочка освоилась и стала есть более уверенно.

Малышня ела жадно, с аппетитом, их глаза блестели от удовольствия. Когда тарелки опустели, девочка постарше, подхватив посуду, спросила у меня:

– А где помыть? А подмести надо? А белье постирать? – затараторила она, словно боялась, что я ее перебью.

– Как тебя зовут? – я улыбнулась, чтобы успокоить ее.

– Аленка я, а она Тата, – ответила девочка, улыбнувшись частично беззубым ртом. Ее улыбка была такой искренней, что я не смогла сдержать ответную.

– Аленка, помыть посуду можно в тазу, который стоит в углу. Подметать не нужно, здесь чисто, белье стирать пока тоже не нужно, – объяснила я, стараясь говорить спокойно и уверенно.

Аленка кивнула и, взяв посуду, отправилась к тазу. Тата, все еще сидя у меня на коленях, потянулась за хлебом, который еще оставался на столе.

– Ты, наверное, голодная? – спросила я, глядя на ее круглые щечки.

– Нет, не голодная, – ответила она, жуя хлеб. – Я просто люблю есть.

Я рассмеялась и, погладив девчушку по голове, решила, что сегодня у меня будет хороший день.

В дверь постучались. Я вздрогнула от неожиданности и едва успела открыть рот, как Веня уже распахнул дверь. На пороге стоял Илья, высокий, широкоплечий, с легкой щетиной на лице и задумчивым взглядом.

– Галинэль? – его голос прозвучал мягко, но в нем ощущалась какая-то нерешительность. – Хотел извиниться за вчерашнее.

Он огляделся, и его глаза остановились на прибавлении в моем доме. Под его ногами проскользнул Петя и тут же бросился к столу, собирая с пола крошки, которые оставили дети.

– Твои? – Илья не выдержал и спросил, приподняв бровь.

– Мои! – ответила я, не задумываясь. – Так что женихи мне больше не нужны! Детей полный дом, есть ради кого жить.

– Так я не за этим, – он нахмурился, но в его глазах мелькнула искорка. – Хотел спросить… Там забор у тебя упал, а у меня много досок осталось от последнего заказа по столярным работам. Они на забор точно пойдут, на мелкий ремонт какой-нибудь.

– Нет у меня денег, – я пожала плечами, чувствуя, как внутри поднимается волна раздражения. Усадив Таточку на лавку, вытерла ее и сняла полотенце. Надо перебрать грибы и нанизать их на нить, пусть сохнут. Да ягоды перемыть, смешать с медом и убрать в погреб, пусть до зимы простоят.

– Так я бесплатно! – Илья даже обиделся, его голос стал чуть жестче.

– Мне надо сад и огород от всего закрыть, – я обрадовалась, чувствуя, как на душе становится теплее. – А то семена есть, а сажать некуда!

– Сделаем! – кивнул Илья, и его лицо озарила улыбка. Он подмигнул Таточке, и та захихикала.

– А я помогу! – Веня, стоявший рядом, неожиданно подал голос. Его лицо светилось от энтузиазма.

– Идите, а у нас есть чем заняться, – кивнула я, чувствуя, как напряжение покидает меня. Дверь закрылась за ними, и я посмотрела на девочек.

– Ну что, займемся грибами и ягодами? – спросила я, стараясь скрыть усталость в голосе.

Девчушки тут же оживились. Аленка взяла большую миску и начала аккуратно перебирать грибы, отбрасывая червивые. Тата тоже не осталась в стороне. Она сидела на краю лавки, держа в крохотных пальчиках ягодку, и внимательно смотрела, как я мою их в большой кастрюле.

– Таточка, а ты что делаешь? – спросила я, улыбаясь.

– Я помогаю! – ответила она, кивая.

– Молодец, помогай! – похвалила я, продолжая работать.

Мы трудились в тишине, нарушаемой только звуком воды и шорохом грибов. Постепенно комната наполнилась ароматом свежих ягод и грибов. Тата, устав от долгого сидения, начала зевать.

– Таточка, поспи, – сказала я, погладив ее по голове, и уложила на кровать.

Мы с Аленой вымыли ягоды, затем засыпали их в глиняные горшочки. Я залила их свежим цветочным медом, который источал сладкий аромат. Горшочки накрыла куском мягкой кожи и обмотала бечевкой. Сложила их в деревянный ящик, чтобы потом спустить в прохладный подвал, где они будут храниться до зимы.

Белые грибы я тщательно промыла от песка и лесного мусора. Затем нарезала их тонкими ломтиками и, как бусы, нанизала на прочную нитку. Эти ароматные нити развесила на стене в кухне, где они будут медленно высыхать, источая аппетитный запах.

Пока Алена сметала мусор, я собрала все остатки и очистки. Понесла на двор, где куры с радостью принялись за угощение.

Во дворе кипела работа. Трава вдоль забора, огораживающего наш сад, была вырвана с корнем. Все старые доски были сняты, и на поперечные перекладины Илья уже начал набивать полутораметровые горбыли. Они выглядели неказисто, с сучками и неровностями, но это был наш забор! Каждый удар молотка и скрип досок добавляли уверенности в том, что скоро сад будет надежно защищен от непрошеных гостей.

Старый штакетник был аккуратно поломан и валялся кучкой. Его желтоватые доски были изъеденные временем и непогодой. Пригодится на растопку печки!