Помойник

Глава четвертая

В поселок Вихляево, в котором жил и завершил свои дни мой дядя, я приехал уже вечером. Дорога показалась мне долгой, трудной и нудной. Так неудачно получалось, что я везде ждал и везде опаздывал. От железнодорожной станции в райцентре меня с грехом пополам довез допотопный дребезжащий автобус. Кстати, во время поездки на этом автобусе я, без преувеличения, чувствовал себя участником ковбойского родео. Помимо того, постоянно следил, чтоб окружающая меня подозрительная публика не свистнула мои пожитки или не залезла мне в карман.

Я вышел на автобусной остановке в центре поселка. В глаза сразу бросилась его основная достопримечательность — церковь с тремя уцелевшими стенами, погнутым металлическим каркасом купола и грудой битых кирпичей внутри, занесенных снегом.

Не знаю, что там, в англиях делают джентльмены, когда зимним вечером попадают на продуваемую ветром улицу неизвестного населенного пункта. Может, занимаются сексом с фонарным столбом? Может, исполняют матросский танец «Яблочко»? Не знаю, врать не буду. Лично я закурил возле неработающей продовольственной палатки, тревожно озираясь по сторонам. Потом, отловив случайного прохожего, спросил у него:

— Не подскажите, где находится улица Механизаторов?

К моему удивлению, он не послал меня, по нашей национальной традиции, куда подальше. Метко добавив при этом, что улица Механизаторов находится там же, где и улица Зоотехников. Напротив, к моему вопросу прохожий отнесся очень серьезно.

— С удовольствием. Идите прямо, потом сверните направо, — любезно ответил он.

— Это далеко?

— Не слишком. Только идите осторожно. У нас здесь темно.

— Спасибо.

— Не за что. Всего вам доброго.

Под напутствия и пожелания прохожего я двинулся в указанном направлении по тропе, пролегавшей параллельно главной трассе.

Мне было недосуг любоваться открывавшимися перед моим взором красотами поселка. Его обычными деревенскими избами, огороженными покосившимися гнилыми заборами. Столбами линий электропередач. Старыми корявыми деревьями, тянувшими голые ветви к небу. Замершим пожарным прудом трапециевидной формы. Просто недосуг. Я старался не сбиться с неровной бугристой тропы. Боялся, оступившись, завязнуть в глубоком снегу, что лежал по ее краям.

Улицу Механизаторов освещал один тусклый фонарь. Состояла она из трех кирпичных домов, строения таинственного назначения, смахивающего на обычный хлев, двух сараев и нескольких ржавых гаражей-ракушек.

Дом дяди был последним слева и выгодно отличался от прочих наличием чердака и кривой телевизионной антенной на покатой крыше. В его подъезде, естественно, было темно и пахло кошачьей мочой. Но было все же отрадно, что домом дяди не оказался тот самый хлев, расположенный рядом.

Я поднялся по крутым выщербленным ступеням на второй этаж и принялся отпирать дверь под табличкой с номером пять. Однако ключ, несмотря на все мои усилия, никак не проворачивался в замочной скважине.

Обшарпанная дверь квартиры напротив слегка приотворилась. Вместе с потоком неяркого света в коридор из нее осторожно высунулась голова пожилого мужчины с редкими всклокоченными волосами.

— Постой, молодой человек! Что ты здесь делаешь?! — со строгостью в голосе спросил мужчина, внимательно оглядывая меня.

— Здрасьте! Что я делаю? Да вот открываю дверь, будь она неладна! — ответил я, не разгибаясь.

— Это я, представь, вижу. Не слепой. Но это не твоя квартира. Ну-ка, парень, давай не хулигань! Живо пошел отсюда! Иначе я сейчас вызову милицию!

— Не стоит напрасно беспокоить органы правопорядка. Эта квартира самая что ни на есть моя. Прежде в ней жил дядя Виктор, фамилия Бугримов. Я, стало быть, его родной племянник. Вы же, насколько я понимаю, тот самый сосед, о котором мне говорила моя сестра. Она вас просила присматривать за квартирой.

— Верно, было такое дело, — согласился он. — Как, между прочим, имя твоей сестры?

— Шура, сокращенно от Александры.

— А ее мужа?

— Гера, сокращенно от Герасима.

— Чего это у вас сплошные сокращения?

— Семейная традиция. Экономим на звуках. Что еще?

— Документы на квартиру у тебя имеются?

— Да. К тому же паспорт, трудовая книжка, свидетельство о рождении и карточка обязательного медицинского страхования. Показать?

— Вообще, желательно бы, но не к спеху, — сказал мужчина, заметно расслабляясь. — Меня зовут Марк. Или — Марек.

— А отчество? Сестра говорила, но я забыл.

— Марк Петрович. Но можно без отчества и на «ты», — он сделал шаг в коридор, подтянул застиранные пижамные штаны и пожал мне руку.

— Очень приятно, Владимир, — назвался я. — Спасибо, Марек, что присматривал за квартирой.

— Не стоит благодарности. Соседям без взаимовыручки в наше время не обойтись. Постоянно будешь здесь жить?

— По всей вероятности. Но как получится.

— Чем думаешь заняться?

— Пока я еще точно не решил, — ответил я. — Недавно мне дали группу инвалидности. Поэтому надо у вас прописаться, чтоб мне начали платить пенсию.

— Ну, для этого тебе придется ехать в район. Только советую — надолго не откладывай.

— Разумеется, — кивнул я. — После попробую устроиться на какую-нибудь работу.

— Что ж, понимаю. Работы у нас в поселке хватает. Работы, слава Богу, в избытке. Правда, носит она несколько специфичный характер и не всем она по душе, — заметил Марек и замолк. Очевидно, посчитав, что на данный момент все темы для разговора были исчерпаны. Я придерживался того же мнения.

— Не станем заранее загадывать. Спокойной ночи, — пожелал я пытливому соседу.

— Спокойной ночи, Володя. Отдыхай. Но если вдруг тебе понадобится моя помощь, то обращайся ко мне без всякого стеснения. Где я живу, ты знаешь. Кстати, чтобы отпереть твой замок, нужно приподнять дверь чуть вверх и влево. Со временем привыкнешь.

Поблагодарив Марека и воспользовавшись его советом, я без труда открыл дверь и вошел в свое новое жилище. Оно было окутано кромешной темнотой. Воздух в нем был затхлый и застоявшийся. Я нащупал на стене в прихожей выключатель и, испытывая в груди некоторый трепет, зажег свет.

Признаться, я ожидал увидеть гораздо худшее. Но это оказалась вполне приличная двухкомнатная квартира, хотя и с безденежно устаревшей планировкой. С крошечной прихожей, невысокими потолками, совмещенным санузлом и малюсенькой, тесной кухней.

Но зато в квартире была исправная сантехника, вместительный холодильник и импортная газовая плита. В комнатах стояла добротная мебель из разных гарнитуров середины прошлого века. Полы покрывали пыльные, но нестертые до дыр ковры, а на стенах висели картины в красивых старинных рамах. Две-три из них, изображавшие горные пейзажи, представляли, по-моему, даже определенный художественный интерес.

Ну, конечно, беспорядок в квартире царил ужасный, словно по ней пронесся тихоокеанский тайфун. Мебель была сдвинута со своих мест. Дверцы шкафов распахнуты, и все их содержимое с бельевыми ящиками свалено на пол. Стулья опрокинуты. Вешалка в прихожей болталась на одном гвозде. А у японского телевизора, лежащего на боку, на древнем комоде, была и вовсе снята задняя крышка.

Впрочем, меня это нисколько не взволновало и не покоробило. Просто придется в ближайшие дни заниматься уборкой и наведением порядка в квартире. Главное же, что благодаря покойному дяде и ныне здравствующей сестре я в одночасье превратился в состоятельного человека. Подумать только, совсем недавно у меня не было ни кола, ни двора, а теперь я владел домом полной чашей.

Я наспех разобрался на кухне, вскипятил воду в найденном электрочайнике и попил чай с бутербродами, привезенными с собою из Москвы. Потом, не раздеваясь, лег на дядину кровать в комнате, что была больше и с японским телевизором на комоде. День сегодня выдался не из легких, и я почти мгновенно заснул.

Утром меня разбудили косые солнечные лучи, бьющие прямо в мои глаза. Значит, следовало либо повесить на окне плотные портьеры, либо перетащить кровать к дальней стене, решил я поднимаясь. Но в любом случае браться за это лучше было вечером, поскольку днем у меня и без того намечалось множество дел. Во-первых, нужно было съездить в райцентр прописаться и оформить получение пенсии. Далее, если на то хватит сил, заняться генеральной уборкой.

Однако прежде чем приниматься за осуществление столь грандиозных планов, требовалось пополнить свои продовольственные запасы. Желательно бы самыми нехитрыми полуфабрикатами. Как я понимал, отлаженной системы общественного питания в поселке не имелось, и готовить еду отныне придется мне самому.

На улице Механизаторов пахло настоящей весной. На бездонном синем небе светило яркое и заметно пригревающее солнце. С южной стороны, чернея, подтаивали ноздреватые сугробы. С сосулек, свисавших с крыш, обильно капала вода. Воздух был чистый и удивительно прозрачный. И совершенно не ощущалось близкое соседство городской свалки.

Избы в поселке мне уже не казались сейчас такими жалкими и убогими, как вчера вечером. Напротив даже, за редким исключением, вид они имели добротный и основательный. Чувствовалось, что за ними следили — вовремя чинили, красили и подправляли. Летом же наверняка они и вовсе утопали в листве фруктовых деревьев и кустарников.

Но то — летом.

Второй по значимости достопримечательностью в поселке, после руин церкви, несомненно, был местный магазин. Находился он на улице Парижских коммунаров в недавно возведенном строении с явным присутствием элементов архитектурных излишеств. Выражались они в непонятном, но броском барельефе бегущего волосатого существа на фасаде и двух гипсовых колонах у входа.

На площади перед магазином располагался мини-базарчик, на котором несколько скучающих теток торговали овощами и солениями. На меня они воззрились с великим любопытством, собираясь подозвать к себе и показать свой товар. Но я быстро прошагал мимо.

К фасаду магазина была приставлена деревянная лестница. На лестнице стояла рыжеволосая девица в тулупе, одетым поверх белого халата, и старательно протирала тряпицей каменный барельеф.

— Э-э, — протянул я.

— Вы ко мне? — обернувшись, спросила девица.

— По всей вероятности.

— Я сейчас, минуточку. Заходите, пожалуйста, в магазин. Но ничего там не воруйте.

— Конечно, — пообещал я, — у меня и мешка-то с собой нет.

— Почем я знаю, — парировала она. — Может быть, у вас карманы как мешки.

Я поднялся по трем низким ступеням, открыл, помогая себе плечом, массивную тяжелую дверь на упругой пружине. Миновал маленький темный коридор, отворил еще одну дверь и очутился в пустом помещении магазина.

Почти сразу за мной появилась продавщица и, снимая на ходу тулуп, прошла за прилавок. Это была простоватой наружности девица лет двадцати пяти. С натуральными рыжими волосами, что доказывали веснушки возле ее вздернутого носа и болотного цвета глаза. На левой груди продавщицы вздымалась, благодаря тесному бюстгальтеру, табличка с надписью от руки «Юля». Табличка предназначалась мне и мне подобным. Поскольку местные жители, разумеется, знали не только имя продавщицы, но и всю ее подноготную вплоть до седьмого колена.

— Я совсем ничего не воровал, — сказал я.

— Верю-верю. Ваша одежда нигде не оттопыривается. Да и щеки не надуты.

— Но привет, Юля! — поздоровался я. — И в вашем лице всем парижским коммунарам!

— Доброе утро! — ответила продавщица, расцветая в улыбке и показывая золотой верхний передний зуб. Очевидно, она обрадовалась появившейся возможности поболтать с неизвестным человеком. — Но, к сожалению, я не представляю никаких коммунаров. Мне они глубоко до лампочки.

— Какое совпадение. Мне тоже.

— Что желаете? Я вся к вашим услугам.

— Очень надеюсь, — со значением произнес я. — Но для начала я осмотрюсь.

Поселковый магазин поражал обилием своего ассортимента. Казалось, здесь было все что угодно. Но в нем царил подлинный хаос. Такой же, как в памятном мне подсобном помещении травматологического отделения больницы. Но очень поражало, что, например, жестяные банки с эмалью соседствовали с ящиком копченой рыбы. Или совковые лопаты — с коробкой DVD-дисков.

Удивили меня и цены. Они были на порядок ниже, чем на самом дешевом московском оптовом рынке. Они представлялись просто чисто символическими.

— Выбрали чего-нибудь? — подбоченившись, поинтересовалась рыжеволосая продавщица.

— Пока еще нет. Глаза прямо разбегаются. Что-то у вас все тут дико перемешано.

— Что есть, то есть. Помойник не любит порядка.

— Какой Помойник? — спросил я. И вспомнил, что Шура тоже говорила о нем, когда навещала меня в больнице.

— Это у нас в поселке бытует такая присказка.

— Понятно, местный фольклор.

— Во-во, типа того.

— Помойник не Помойник, но у вас все тут дико перемешано. Это я вот к чему. Вы, Юля, можете запросто взвесить мне вместо мармелада, скажем, мелких гвоздей.

— Ну, что вы, милый покупатель! Не волнуйтесь ради бога! Я не ошибусь! Обещаю, что кушать гвозди вместо мармелада вы не будете. Равно как и болты с шурупами, — хихикнула она.

— Спасибо, это обнадеживает. Посоветуйте мне тогда что-либо на свое усмотрение, — попросил я. — Естественно, то, что пригодно в пищу.

— Обижаете, у нас все продукты пригодны в пищу. Отравы мы принципиально не держим.

— Однако, к слову, у того изделия не слишком свежий и аппетитный вид, — показал я на батон заветренной колбасы за стеклом витрины.

— Разве? — удивленно вскинула брови Юля. — Но это же сущие пустяки! Перед употреблением это колбаску следует только сварить или поджарить. Делов-то на пять минут. И все болезнетворные микробы и бактерии мигом передохнут. Без остатка. И вы насладитесь настоящим колбасно-чесночным вкусом.

— Ваши сосиски-сардельки из той же серии? — спросил я.

— Как котлеты и пельмени, — ответила она.

— Признаться, по натуре я не экспериментатор. Судьбу испытывать я не буду. Поэтому придется мне ограничиться консервами, — сказал я, взял с прилавка банку тушенки и повертел ее в руках. Банка выглядела крайне подозрительно. У нее были деформированы бока и оборвана этикетка. К тому же, уже год как истек срок ее годности.

— М-да, — протянул я, возвращая банку на место. — А как у вас вон та селедка, плавающая в бочке?

— Прелесть, а не селедочка. С тонким ароматным душком. Любимая закуска всех наших здешних мужиков.

— С душком? Выходит, что протухшая?

— Ну, не совсем, есть можно. Пока ею никто еще не травился.

— Отрадно слышать, что обходится без жертв. Геройский, однако, у вас народ, — заметил я. — Юля, вы не подумайте, что я чересчур привередливый человек. Но я попробую вашу селедку как-нибудь в другой раз. А как насчет обычного хлеба?

— Свежий хлеб нам не привозили уже неделю, — сказала Юля. — У нас есть пшеничная мука. Только ее нужно хорошенько просеять.

— Ага, ясно. Ну а крупы у вас имеются?

— Пожалуйста. В самом широком ассортименте. Попадаются нормальные пакеты, попадаются — с малюсенькими червячками и жучками. Но это ерунда. Переберите крупу перед готовкой.

— Что у вас все продукты такие не качественные?

— Как же иначе, если почти все они со свалки, — невозмутимо произнесла Юля.

— Вы хотите сказать…

Я не договорил, потому что в магазине появилось новое лицо. Краснощекая тетка с крупным мясистым носом, одетая в изящное пальто с шикарным воротником из чернобурки. Она поздоровалась зычным голосом и окинула меня заинтересованным взглядом. Потом, в мучительных колебаниях, постояла у прилавка и купила несколько осклизлых куриных окорочков, пачку маргарина, пакет чая и еще какую-то мелочь.

Видно было, что тетка была не прочь потолковать с продавщицей. Но не решилась делать этого при постороннем. С ухмылкой кивнула нам, шмыгнула носом и, семеня ногами, вышла на улицу.

— Так, Юля, ты говоришь, что ваши продукты с городской свалки? — спросил я, невольно переходя на «ты». Юля относилась к той категории людей, которые с трудом располагают к иной форме общения.

— Конечно, Володя. С нее родной.

— Ты меня знаешь? — удивился я.

— А то, как же! Ты недооцениваешь наших местных жителей. Тебя сейчас не знают у нас в поселке разве что грудные младенцы. Да и они знают. Только сказать не могут. Ведь ты племянник покойного Виктора Бугримова, — улыбнувшись, произнесла рыжеволосая продавщица.

— Точно, племянник, — согласился я.

— Ну а то, что в нашем магазине почти все продукты со свалки, мы не скрываем. Откуда бы у нас тогда взялись такие низкие цены? Нет, мы пробовали раньше торговать непросроченными товарами. Но их не брали — дорого. Эти же — пожалуйста. С великой радостью. Скажу больше, к нам приезжают отовариваться со всех окрестных деревень.

— И не травятся люди?

— От грибов гораздо чаще. Мы что вредители, чтоб травить наш собственный трудовой народ? Заведомое гнилье мы в магазине никогда не предлагаем.

— Но мне любопытно, как на это смотрят контролирующие органы? — спросил я. — Та же торговая инспекция, к примеру?

— В контролирующих органах не люди работают, что ли? Им что есть не нужно? Честное слово, ты будто из Америки приехал. Не знаешь, как это у нас делается.

— Стало быть, даете взятки?

— Угу, взятки, — хмыкнула она. — Володя, ты надолго в наши края?

— Наверное. Но будущее покажет.

— Не сомневаюсь. Ничего, постепенно привыкнешь к нашей пище.

— Разумеется, привыкну, — кивнул я. — Сейчас же посоветуй, что мне у вас купить.

— Ну, возьми куриные окорочка, итальянскую лапшу и еще красную рыбу. Если желаешь, возьми ананас. Найду тебе с совсем маленьким лежалым бочком, — пообещала она.

— Отлично, беру. Потом, мне бы хотелось чего-нибудь выпить. Исключительно в целях подстраховки от болезнетворных микробов. Лучше всего подойдет водка. Средство испытанное.

— Понимаю. Но помнишь, я говорила, что у нас почти все со свалки? Под словом «почти» я имела ввиду в том числе и водку. Она хоть и не со свалки, но паленая.

— Тогда не надо, — отказался я. — А как ваше вино?

— Вина у нас море разливанное. И красное, и белое, и розовое. Но все оно кислое и с осадком, — состроила соответствующую гримасу Юля. — Но выход есть. Выход есть всегда. По-моему, ты живешь по-соседству с Мареком. Он у нас, так сказать, местный умелец и гонит приличный самогон. Но в основном, как утверждает, для личного употребления. Попроси, возможно, он продаст тебе бутылку, а то и ящик.

— Что ж, попробую. Но тогда уж логичнее — сразу целый эшелон.

— Благодарю за покупку, — хихикнула она, протягивая мне целлофановый пакет и беря деньги. — Володя, понадобятся овощи — спроси на нашем базарчике тетку Ульяну. Это моя мать. Мы живем с ней на краю поселка — в самом отдаленном от свалки месте в поселке. Поэтому овощи у нас безвреднее, чем у других.

— Спасибо. До скорого свидания, — попрощался я со смешливой продавщицей и вышел из магазина.

Признаться, я был несколько озадачен новой, неожиданно возникшей проблемой: как и чем мне теперь питаться? Не продуктами же с мусорного полигона! С моим желудком, изнеженным за последнее время, ими недолго было и отравиться. Требовалось срочно искать какой-нибудь выход. Выход же, как верно заметила Юля, есть всегда.

Вечером, когда я гремел в потемках связкой ключей в коридоре перед своей дверью, из квартиры напротив, снова выглянула лысеющая голова Марека.

— Здорово, сосед! — с явным облегчением произнес он слегка заплетающимся языком. — Чего припозднился?

— Привет, Марек! Дела задержали. Но я вижу, что ты бдительный мужик, — похвалил я его.

— Без этого сейчас никак нельзя, Володя. Жуликоватый у нас народ. Страсть! Вор на воре едет и вором помахивает. Ну, рассказывай, как твои успехи?

— Побывал, значит, в райцентре. Прописался по месту жительства и отдал документы на оформление пенсии.

— Молодец! Обычно это занимает больше времени.

— Чертовски повезло. Чиновники сидели по своим кабинетам и были в благодушном настроении, — поделился я. — Марек, деликатная просьба. Я слышал, что ты делаешь замечательный самогон. Ты не продашь мне пару бутылок? Для чисто медицинских целей.

— Соседу не могу ни в чем отказать. Давай заходи, — открыл он дверь шире. — Но кто тебе сказал про самогон? Это моя великая тайна.

— Да продавщица Юля. Рыженькая такая.

— Ясно, — буркнул Марек. — Главная наша местная осведомительница. Ну же, заходи.

— Погоди, занесу к себе только вещички, — ответил я и поставил в своей прихожей две полные неподъемные сумки. — Вот запасся в районе на неделю продуктами. Не покупать же их в здешнем магазине.

В квартире Марека — по планировке: зеркальным отражением моей квартиры — стоял стойкий дух спиртного. Совсем как в цехе ликероводочного завода. Если, по словам Юли, самогон он гнал в основном для личного употребления, то каким же, черт побери, богатырем нужно было быть. Не иначе как Николаем Валуевым!

Я прошел на маленькую кухоньку. Она была сплошь уставлена пустыми и полными емкостями. На полу лежали разобранные части самогонного аппарата. Марек усадил меня на колченогую табуретку и плеснул из огромной бутыли в стакан желтоватой пахучей жидкости.

— Попробуй. Чтоб не покупать кота в мешке. Недавно приготовил, теплый еще. Сам-то я уже принял свою норму, — сказал он.

Выпитый самогон обжег мое горло и слизистую оболочку желудка. Немного закружилась голова, а на глазах выступили крупные слезы.

— Ну, как? Забирает?

В ответ я сумел лишь промычать.

— Закуси, — пододвинул ко мне Марек алюминиевую миску с квашеной капустой.

— Откуда?

— Что «откуда»?

— Капуста, — пояснил я.

— Понял, учился в институте. Не пугайся, не со свалки. И не с нашего базарчика, — усмехнулся он. — Кое-что я предпочитаю делать сам: квашеную капусту, маринованный чеснок, соленые огурцы и помидоры. Самогон, опять же. Кстати, как он тебе?

Марек вылил из моего стакана на блюдце остатки желтоватой жидкости и поднес к ней горящую спичку. Жидкость тотчас вспыхнула голубым колеблющимся пламенем.

— Впечатляет. Возьму, пожалуй, пару бутылок. Сколько я тебе должен? — спросил я, нащупывая в боковом кармане пиджака бумажник.

— Ерунда, после сочтемся, — отмахнулся он. — Открою тебе мой секрет. Для улучшения вкусового качества продукта я добавляю в брагу сухофрукты. Но, между нами, возни с этим самогоном не оберешься.

— Но зато хоть на экспорт его отправляй.

— Не те объемы, Володя. Не те объемы. Приходится им у нас приторговывать. Куда деваться? Пенсия нищенская — концы с концами не сведешь. А ведь мне еще надо помогать дочери. Она живет у меня в Москве. Сам знаешь, сколько там требуется денег молодой девушке.

— Знаю, — кивнул я. — Москва — не Вихляево. Цены здесь и там не сопоставимые.

— Еще бы! Продукты же в нашем магазине главным образом с городской свалки, — невесело усмехнулся Марек. — Между прочим, ты накупил вот себе всего в райцентре. Выложил наверняка немалые деньги. Но тебе известно, откуда у них эти продукты?

— Неужели? Думаешь, что?..

— Не думаю, а уверен. Если в нашем магазине рыжая Юлька еще постесняется предложить откровенную гадость, то в райцентре сделают это за здорово живешь, без зазрения совести. Там такие мастера трудятся. В особенности около станции, закачаешься. Например, из самого незначительного. Перебивают на консервных банках срок годности и переклеивают на них этикетки.

— Приятная новость — ничего не скажешь, — протянул я и для сохранения душевного равновесия выпил еще полстакана самогона.

— Рассуждают они следующим образом. Если из Москвы к ним в район на свалку свозят разную дрянь, то они вполне вправе отправлять ее назад. Не резонно ли? И продавать они ее стараются людям со столичной внешностью. Для своих же, местных, под прилавком у них имеются более-менее сносные продукты, — объяснил он.

— Обрадовал ты меня, Марек.

— Впрочем, не расстраивайся. Вообще мы в нашем поселке считаем, что все произведенное должно быть съедено и выпито.

— Ладно, тогда съедим и выпьем. Твои сухофрукты тоже со свалки? — спросил я после паузы.

— Разумеется.

— Ты сам ходишь за ними?

— Зачем? — удивился он. — Сухофрукты мне приносят на дом в обмен на самогон. За самогон местные бомжи могут принести все что угодно. Сам я на полигоне больше не бываю. Возраст уже не тот, ноги болят от долгой ходьбы. И атмосфера там вредоносная для здоровья. Потом, чтобы отыскать на полигоне что-нибудь стоящее, необходимо сильно потрудиться.

— Я смотрю, весь поселок существует за счет свалки, — заметил я.

— Да, так или иначе. И существуем в целом гораздо лучше, чем другие поселки и деревни в нашей округе. Народ в них, не скрывая, завидует нам.

— Завидовать у нас любят.

— Особенно, когда есть чему, — подтвердил Марек. — Еще до революции, при царском режиме, тут было богатое село. При коммунистах жили тоже терпимо. Был совхоз-миллионер. Я, между прочим, заведовал свинофермой. Твой дядя — птицефермой. Потом, в перестройку, все развалилось. Что сгорело, что обанкротилось — остальное разворовали к чертовой матери.

— Да это везде так.

— Точно. Хорошо хоть, что рядом с нами сделали мусорный полигон. Благодаря нему мы теперь и существуем. Жалко, конечно, что пропала пахотная земля. Сгинула рыба из нашей речки. Да и в огороде все растет через пень колоду. Но, как говорится, нет худа без добра. Зато у нас появилась какая-никакая работенка, — заключил Марек и налил себе полный, до краев, фужер самогона. Очевидно, позабыв, что на сегодня он уже принял свою норму.

Подумав, я присоединился к нему.

— За городскую свалку! За нашу кормилицу! — провозгласил он тост.

— За нее, матушку! — послушно поддакнул я, чокаясь с Мареком.

— Володя, ты уже решил, чем будешь у нас заниматься? — спросил он, морщась и жадно нюхая горбушку черного хлеба, втыкая ее себе чуть ли не в самую ноздрю.

— Если честно, пока ума не приложу, — признался я. — На работу в Москву отсюда не наездишься.

— И то верно. Кстати, кем ты там был?

— Охранником в бутике.

— Это — типа магазина, что ль?

— Ага, типа.

— Вот названий нынче напридумали, — усмехнулся Марек. — Ничего хоть платили?

— Да так, терпимо.

— Тогда огорчу тебя. В наш магазин охранник не требуется. По-старинке обходимся без него. Мы же живем в Вихляево, а не в вашем бандитском городе.

— Понятно, что не требуется, — сказал я. И живо представил себя в своем английском костюме и при галстуке, стоящим в местном магазине между бочкой с протухшей селедкой и тюками со списанной армейской формой. Одно слово — красота! Там мне и место. Правда, еще лучше не стоящим, а сидящим в том же наряде в самой бочке и зорко выглядывающим оттуда, приложив ладонь ко лбу козырьком и держа во второй руке свежий носовой платок. Чтоб вытирать мочки ушей, мокнущие иногда в селедочном рассоле. Доставляли бы неудобство только мои хлюпающие и соскальзывающие с ног итальянские ботинки.

— Да, Володя, ты знаешь, где работал твой дядя?

— Точно нет. Мне этого никто не говорил. Но по профессии, по-моему, он был зоотехником.

— Гм, было дело, — согласился Марек. — Но мало ли у кого какая профессия? Это имело значение прежде — при развитом социализме. В последнее же время Виктор работал сторожем на свалке.

— Что ж, вероятно, сторожить и охранять наше семейное призвание, — заметил я.

— Очень возможно. Твой дядя был хватким и смекалистым мужиком. Важной фигурой в поселке и на мусорном полигоне. В общем, человеком авторитетным. Я его уважал и был многим, чем ему обязан. Поэтому я сразу отнеся к тебе по-доброму. По-отечески. Ты ж его родной племянник. Между нами, у Виктора осталось здесь немало должников, — понизив голос до шепота, произнес Марек.

— Как любопытно! Давай расскажи подробнее, — попросил я и приложил ладонь к уху.

— Как-нибудь в следующий раз. На трезвую голову. К тому же все подробности мне неизвестны, — мягко уклонился он от ответа. — Но, запомни, работу у нас можно найти на одной лишь свалке. За нее ты там получишь не пустые обещания, а живые деньги. Короче, если надумаешь, то обращайся ко мне. Помогу, как сумею.

— Представляю, Марек, что это за работа. Наверняка сбор цветных металлов, пустых бутылок и пузырьков, бумаги и тряпья. Ну, еще костей для варки мыла.

— Примерно, Володя, примерно. Но ради этого люди приезжают к нам, черт знает откуда. Даже из самой столицы. Даже из ближнего зарубежья. У тебя же перед ними огромное преимущество. Ты живешь недалеко от полигона в теплой и уютной квартире.

— И с тобой по-соседству, — добавил я.

— Да, и со мной по-соседству. Но не считай, пожалуйста, что туда можно просто так придти и начать работать. Для этого необходима рекомендация. Без нее тебе там не позволят ничем заниматься. При худшем раскладе могут вообще убить.

— Хорошо, договорились. Если я туда соберусь, то обращусь за рекомендацией к тебе, — заверил я Марека. Но про себя я принял твердое решение, что не пойду работать на свалку ни при каких обстоятельствах. Ну, если только в самом крайнем случае.