Помойник

Глава пятнадцатая

Встав утром, чувствовали мы себя весьма посредственно, если — не отвратительно. Ходили из комнаты в комнату подобно сомнамбулам. За ночь никого из нас не осенила гениальная идея, как нам вызволить Шуру из плена. Мы обменивались короткими незначительными фразами и старались не вспоминать вслух о событиях вчерашнего и позавчерашнего дня. Вся боль и тревога были внутри нас. Слава Богу, что все это не выплескивались наружу, и мы не срывались друг на друге.

После завтрака я решил отправиться в магазин. Не хотелось толкаться без дела в квартире. Сейчас полезнее было узнать от рыжеволосой продавщицы о последних поселковых новостях. Но главное — я собирался выведать, неизвестно ли ей чего-нибудь о похищении моей сестры. Если — да, то это бы одно говорило уже о многом. Ведь любопытная и наблюдательная Юля работала в магазине, принадлежащем Генке Кривоносу.

— Куда это ты нацелился, Володя? — спросил меня Гера в прихожей, когда я снимал с вешалки свою куртку.

— Знамо куда — на кудыкину гору, — отозвался я.

— Извини, далеко ли? — поправился он.

— В поход, как Мальбруг. Который… Но не важно. Хочу немного пройтись, проветриться. Между прочим, тебе бы тоже не помешало.

— Неохота.

— Зря отказываешься. Подышал бы свежим воздухом. Набрался бы энергии космоса, — заметил я, стараясь попасть рукой в рукав куртки. — Да, как правильно сказать: одевать или надевать? Постоянно я забываю.

— Вечно, Володя, ты лезешь со своими приколами. Не знаю. Лично мне наплевать. Скажи, как угодно. Ну, натягивать там, облачаться, наряжаться. Без разницы, — поморщившись, произнес Гера. — Такое возникло дело. На сегодняшний день, по-моему, нам понадобиться выпивка. Водку-то вчера мы всю оприходовали.

— Как пожелаешь. В принципе, я не возражаю, — ответил я, подумав, что ну, вот опять все начинается сначала. Так и спиться недолго. Повод у нас имеется.

— Вчера, помнится, ты говорил, что у твоего соседа можно купить приличный самогон. Верно?

— Верно.

— Но я боюсь, что меня он надует. Сдерет в три дорого. Да всучит еще какую-нибудь гадость. Примешь — и поутру окочуришься. Поэтому давай пойдем к нему вместе.

— Пойдем.

Марек почти мгновенно отворил дверь, после моего звонка. Казалось, он нисколько не удивился ни нашему раннему визиту, ни нашей просьбе. Лицо его излучало поистине отеческую заботу и трогательную готовность помочь ближнему. Он вежливо, с легким поклоном, осведомился: какое количество самогона мы намерены у него приобрести?

Гера, закатив глаза к небу и сгибая пальцы на правой ладони, ответил:

— Никак не меньше двух литров. Меньше нас не прошибет.

Марек, кивнув, сходил к себе на кухню и вернулся оттуда с четырьмя бутылками, положенными в новенький целлофановый пакет. Сервис обслуживания был поставлен у него на должную высоту. Пожалуй, ни чуть не хуже, чем в ином столичном супермаркете.

— Кстати, ребята, почему не приехала Шура? — полюбопытствовал он, пряча полученные деньги в нагрудный карман рубашки. — С ней что-то случилось?

— Марек, а тебе, собственно, откуда известно, что она не приехала? — насторожился я.

— Да, ты что подглядываешь за нами? — насупившись, спросил Гера и сделал к нему шаг. — Мне это не нравится. Смотри, не забывайся!

— Как же, была нужда подглядывать за вами! Тоже мне дамочки голые нашлись! — парировал он. — Просто когда Шура бывает у нас в поселке, то всегда забегает ко мне поболтать. Так, почему она не приехала?

— Не смогла, — коротко ответил Гера и, громыхая бутылками в пакете, направился обратно в нашу квартиру.

— Потребуется еще — милости прошу, — крикнул ему вдогонку Марек. — Обслужу как почетного клиента.

— Заскочу как-нибудь. Путь я запомнил, — бросил тот через плечо.

— Слушай, Володя, что это он сегодня смурной, угрюмый? И с самого утра. Что с ним творится? — озадачено спросил меня Марек, когда за Герой закрылась дверь.

— Разве? По-моему, ничего особенного.

— Не выспался он, что ли?

— Выспался. Это его обычная манера поведения. Не обращай внимания, — сказал я.

— Странно. Весьма. Раньше ничего подобного я за ним не замечал, — произнес Марек и пристально посмотрел на меня.

Я ответил ему точно таким же взглядом, пытаясь понять, знает ли он о похищении моей сестры. Но, к сожалению, я не умел читать чужие мысли. Не было сведущих учителей.

— Ты мало с ним знаком, — проговорил я.

— Допускаю.

— К тому же, возможно, он ревнует тебя к Шуре.

— Не болтай глупости! Шутник! — отрезал он. — У вас там все нормально?

— Да так, по-разному, — неопределенно ответил я. — А у тебя, Марек?

— У меня все неплохо.

— Я рад. Нигде не бывал?

— Где мне бывать? Из этих своих четырех стен я почти никуда не выползаю. Это ты у нас знатный путешественник. Одно слово, Пржевальский. Бродишь постоянно по городской свалке, а я, как старый хрыч, сижу дома.

— Вика в Москве?

— Естественно. А ты, случайно, не надумал туда перебираться? — поинтересовался Марек.

— С какой стати? Меня и здесь все устраивает.

— Ну-ну. Приятно слышать, Володя. Только ты, гляди, не увлекайся этим делом, — посоветовал он, щелкнув себя пальцем по горлу. — Ни к чему.

— Не буду, воздержусь, — приложив ладонь к сердцу, пообещал я.

Попрощавшись с Мареком, я спустился с лестницы и вышел из дома.

На улице было прекрасно, хотя и прохладнее, чем накануне. Весь воздух, потому как ветер дул не с мусорного полигона, был пропитан свежими весенними запахами и ароматами. Звонко и весело щебетали птицы. По краям дороги зеленела ранняя трава. В палисадниках частных строений набухали почки на деревьях и кустарниках, а верба, росшая у пожарного пруда, и вовсе вся серебрилась.

В тени у заборов, столбов линий электропередач и стволов некоторых деревьев жалкими кучками лежал снег. Этот снег напоминал рис, сваренный недавно на ужин Татьяной. Он тоже был кое-где рассыпчатый, кое-где слипшийся, а кое-где и черный. Но я все равно его съел и похвалил Татьяну за великолепное кушанье. Иначе бы обошлось себе дороже. Потом, возможно, что приготовленный так рис был даже полезен. Особенно, если ведешь здоровый образ жизни.

Весной обычно Москва наводняется великим множеством молодых красивых девушек. Там они, группками и поодиночке, встречаются буквально повсюду. Но то в столице. Про поселок Вихляево этого сказать было нельзя. Здесь они физически отсутствовали. Если, само самой, не набраться смелости и не причислить к молодым красивым девушкам тетку Ульяну, махнувшую мне рукой из проулка. Да чумазую девчушку-подростка, стоявшую у бесхозного сарая и проводившую меня долгим скучающим взглядом.

Показалась хотя бы Лариска. Есть же у нее, помимо розового пальто с воротником чернобуркой, какая-нибудь соблазнительная юбка. Не отравляется же местная львица весной или летом в райцентр, а то и в Москву, в ватных штанах?

Но, как говорится, нет худа без добра. Зато ничто не должно было — в частности, девушки — отвлечь меня от моих мыслей о Мареке. Конкретно о том, может ли он быть замешан в похищении Шуры? Не мог ли он, скажем, навести на нее похитителей? Ведь ему было отлично известно обо всех делах и начинаниях дяди Виктора. Как другу и соседу. Впрочем, маловероятно. Марек по натуре своей не преступник. За исключением подпольной торговли самогона, он вполне законопослушный гражданин.

Так-то оно так. Но у Марека была горячо им любимая дочь. Вика же особа честолюбивая. Судя хотя бы потому, с какой радостью она покинула родной поселок и как страстно желала добиться успеха в жизни. Для чего, к примеру, встречалась с Гариком, который, по сути, был ей глубоко безразличен. Но который обещал сделать хорошую карьеру.

Однако использовать для достижения намеченной цели свои внешние данные — одно. Совершить ради этого преступление — совсем другое. Нет, не было у Вики достаточно веской мотивации. Да и зачем ей так рисковать, ставя на карту всю свою дальнейшую жизнь? Поэтому, скорее всего, Марек и Вика не имеют к похищению Шуры никакого отношения.

Придя к такому заключению, я решил поговорить с еще одним человеком из лиц, возможно, причастных к этому преступлению. А именно — с Пахомом Максимычем. Не то, что бы я сильно его подозревал. Но он был заметной фигурой в поселке. Не повредило бы выяснить, чем он сейчас занимается и как себя чувствует.

В здании поселковой администрации Пахом Максимыч занимал комнату на первом этаже. Комната именовалась кабинетом N 5. На полу в ней был расстелен потертый ковер багровых тонов. На стене, сбоку от окна, висел дешевый портрет президента. На двух других стенах — пожелтевшие почетные грамоты о победах в социалистическом соревновании. В дальнем конце стоял книжными шкаф, заставленный запыленными спортивными кубками и прочими наградами.

Сам Пахом Максимыч сидел за письменным столом. Его рабочее место украшали отдельные части компьютера, среди которых не хватало процессора. Естественно, что компьютер находился в нерабочем состоянии. Но, по мнению хозяина кабинета, для придания солидности он вполне годился.

Я подождал, пока заместитель главы администрации обратит на меня внимание, и вежливо поздоровался:

— Мое почтение, уважаемый Пахом Максимыч!

— Взаимно, Володя! Взаимно! — ответил он. Приподнялся со стула, пожал через стол мою руку и тотчас гневно хлопнул ладонью по развернутой газете, лежащей перед ним. — Ну, что скажешь?! По-моему, этот Хавьер Солана ведет откровенно антироссийскую политику! Читал его последнее выступление на Совете Европы?

— Не успел.

— Что же, получается? Ты не следишь за международным положением? За внешней политикой нашей страны? Скверно! Это тебе жирный минус!

— Я исправлюсь.

— Верю! Иначе и мхом недолго обрасти! Свежую прессу необходимо читать каждый день. Нет, но каков гусь! Я о Солане. Обнаглел до предела! Непонятно, почему наши власти терпят эту его клевету? — возмущенно произнес Пахом Максимыч. — Нет, скажи мне, почему они все к нам цепляются?! Почему не оставят нас в покое?! Змеюки!

— Точно, змеюки, — подтвердил я.

— Ну да ладно. Бог им судья. Чего пришел-то? Опять возникли проблемы на коммунальном фронте?

— На коммунальном фронте, к счастью, нет. Судьба пока миловала. Трубы не протекают. Газ подают. Электричество не отключают. Я заглянул, чтоб просто поздороваться.

— Поздоровались уж, Володя. Что дальше? — спросил Пахом Максимыч.

Но если бы я сам знал, что дальше?! У меня не было никакого плана. Я даже не представлял, о чем буду с ним разговаривать. Вся надежда была на экспромт.

— Как жизнь? — поинтересовался я.

— Движется, и движется целиком в трудовом ритме.

— Как самочувствие?

— Благодарю, не кашляю. Чего и всем желаю. Ну, что у тебя там наболело?

Замявшись, я посмотрел через его голову в окно. На глубокое, бездонное небо и на голубую ель под окном, освещенную косыми лучами солнца. Потом мой взгляд упал на единственный ровный в поселке участок дороги, что вел к зданию администрации. И возникшую на нем еще одну «девушку» из числа местных — дворничиху Земфиру, немолодую женщину восточной внешности, которая вдохновенно орудовала метлой.

— Не стесняйся, дорогой, говори, А то мне некогда, — поторопил Пахом Максимыч. — Наступила весна, и работы с ней на нас свалилось непочатый край. Мозги прямо закипают. Поэтому давай не тяни. Я тебя внимательно слушаю.

— Задумка у меня, Пахом Максимыч, следующая. Я хотел бы поставить в нашем поселке игровой аппарат. Желательно в центре. В районе автобусной остановки. Или, на худой конец, около магазина на улице Парижских коммунаров.

— Гора родила мышь, называется, — не скрывая разочарования, произнес он. — Поставь, сделай одолжение. Законом не запрещено. С нашей стороны, обещаю, что преград мы чинить не будем. Разворачивайся. Только ты в районе зарегистрируй все надлежащим образом. Чтоб не было после нареканий от контролирующих органов. И занимайся на здоровье своим мелким бизнесом.

— Значит, ты не возражаешь?

— Нет. Зачем мне возражать? Я политику правительства понимаю правильно. Но нам здесь, на местах, от твоего бизнеса ни тепло, ни холодно. Все твои налоги будут утекать неизвестно куда. В Кремль, наверное, — сказал Пахом Максимыч и, помедлив, добавил: — Эх, нужно было бы тебе придти ко мне домой как-нибудь вечерком. Посидели бы за рюмкой чая и обсудили бы все по-людски. Потому как, я полагаю, у тебя могут появиться определенные сложности с одним человеком.

— И с кем же?

— Да с Генкой Кривоносом.

— Причем тут он? — удивился я.

— Ты, Володя, будто несмышленое дитя, — укоризненно заметил он. — Господин Кривонос контролирует в нашем поселке всю частную предпринимательскую деятельность. Негласно, конечно. А как до меня дошло, ты с Генкой в раздоре. Вроде бы даже на ножах. Поэтому поставить игровой аппарат ты можешь. В любой момент. Но получишь ли от него прибыль? Большой вопрос. Вероятнее всего, через день-другой его сломают. Или украдут.

— Что ж, ясно, Пахом Максимыч. Спасибо за науку, — протянул я. Несмотря на то, что никакого игрового аппарата у меня и в помине не было, мне стало жалко его чуть ли не до слез. Вот проклятый Генка! Вечно он лезет со своими палками в мои колеса!

— В общем, договорись прежде с Кривоносом. А потом уж открывай хоть салон игровых аппаратов. Хоть бордель со стриптизом.

— Здесь как раз есть, кому этим заняться.

— Понял твою иронию. Молодежи, действительно, у нас не хватает. Но решишь как-нибудь эту проблему, — усмехнулся он. — Только по мне, вложил бы ты лучше собственные капиталы в сектор реального производства. В промышленное предприятие, а не в игорную индустрию. Вдохнул бы, тем самым, новую жизнь в наш поселок.

— Я подумаю.

— Давай подумай, Володя. Иначе что? Смешно сказать, человек твоего масштаба тратится на мелочи. На один несчастный игровой аппарат. Нам всем пользы от него будет, как от козла молока.

— Это пока лишь пробный шар, — ответил я, едва не добавив, что у меня и на один-то игровой аппарат нет денег. Не говоря уж о борделе со стриптизом. Таков был мой нынешний масштаб!

— Попробуй, запусти.

— Кстати, Пахом Максимыч, вопрос. Почему у тебя на столе стоит неполный компьютер? — поинтересовался я.

— Что, заметно?

— Невооруженным глазом.

— Тогда уточняю, временно неполный. Кривонос обещал скоро принести к нему все недостающие части.

— Надеюсь, что Генка не подведет. Он хороший добытчик. Всего тебе наилучшего! — сказал я и, кивнув ему, покинул его кабинет.

На крыльце здания администрации я задержался, прислонился к перилам и закурил.

Визит к Пахому Максимычу убедил меня, что он не причастен к похищению моей сестры. Ни коим образом. Что ни говори, приятно было обрести пошатнувшуюся веру в человека.

Но пройдоха и махинатор он был еще тот. Дурит здешнее население, прикрываясь громкими словами, почем зря. Наверняка берет взятки. Правда, взятки небольшие. Скорее напоминающие ни на что не обязывающие подношения. Проворачивает не совсем чистые делишки. Но все строго в рамках приличий. Так, чтобы не уронить себя в глазах окружающих. Пойти же на серьезное преступление у Пахома Максимыча не хватит решимости.

Еще, я понял, что в некоторых вопросах он полностью зависит от Генки Кривоноса.

Я открыл тугую дверь магазина. Потом плавно ее закрыл, оставаясь на улице.

Надо же, до чего удобно! Можно сберечь деньги и не тратиться на дорогостоящий тренажер. Для чего следует ежедневно приходить в магазин и по нескольку раз открывать и закрывать его дверь. В результате, окрепнут мускулы рук, ног и спины. Повысится тонус и аппетит. Улучшится самочувствие и настроение. Нормализируется кровяное давление. Наладится работа пищеварительного тракта. Для кучи: перестанут выпадать волосы и зубы. Возможно, что исчезнет даже перхоть.

Нет, какой, оказывается, Кривонос делает неоценимый вклад в оздоровление жителей поселка! Какой, оказывается, он молодец! Только бы не узнал об этом. Ведь иначе обязательно сменит пружину на двери на другую — более мягкую. По причине врожденной вредности.

— Володька, угомонился? Скажи, ты почто ломаешь нам дверь? Замучаешься, всякий раз по-новому присобачивать на ней пружину, — изображая возмущение, произнесла Юля. Она стояла, облокотясь о прилавок, и придавалась нашей национальной забаве. Грызла семечки, сплевывая шелуху в кулачок. Тоже очевидная претендентка в олимпийскую сборную в данном виде спорта.

— Исключительно ради того, чтоб сделать тебе приятное, — ответил я. — Чтоб ты подумала, что в магазин ломится толпа оголодавших покупателей.

— Мерси, я тронута и польщена. Давай-ка, дружок, устраивайся к нам швейцаром.

— Спасибо за честь. За доверие. Дельное предложение. Люблю чаевые. Но я еще потренируюсь, — с галантным поклоном произнес я.

— Не за что.

— Слушай, пошла бы на улицу, погуляла. А то в поселке совсем нет красивых девушек. Да и прочих разных — тоже. Как корова языком слизала. Подмигнуть даже некому.

— Я на работе. В выходные — непременно. Только наряжусь. Но ты можешь подмигивать мне и здесь. Я тебе разрешаю, — хихикнула Юля.

— Сейчас.

— Ну, подмигивай. Я трепещу от ожидания.

— Нет, не буду. Под открытым небом интереснее. Свежий воздух стимулирует половые гормоны.

— С тобой все понятно, стимулированный ты наш. Единственное твое спасение тогда — Татьяна. Перед сожительницей и распускай хвост. Выходи с ней на улицу под ручку и распускай.

— У меня нет хвоста. Увы, не вырос. Недоедал в детстве. Если лишь ты одолжишь свой.

— Бери, выдергивай с мясом мою последнюю красоту. Но шутки в сторону. Зачем пожаловал-то? Кроме, разумеется, выдергивания моего хвоста, — спросила она и со стоном распрямила спину, принимая нормальное положение. — Старость — не радость. Так, что тебе? Приказывай, Володя.

— Мне-то… — замялся я, выгреб из кармана мелочь и принялся пересчитывать ее на ладони. Черт побери! Попадались сплошь одни копейки. Натурально, на них ничего нельзя было купить. И это, смешно сказать, у местного богатея! У человека, которому требуется заплатить многотысячный долларовый выкуп, чтобы освободить свою сестру! Какое унижение! Кошмар!

— Ну, что ты желаешь?

— Пиво, — скромно пожелал я. — Имеется у тебя в продаже холодное свежее пиво?

— Ага, имеется. Баночное. Из личных запасов Кривоноса. Да ладно, не позорься ты с этими медяками. Больно глядеть. Я тебя угощаю, — с ангельской улыбочкой, сменившей змеиную, произнесла Юля.

— Спасибочки, — поблагодарил я. Сел на подоконник, нагретый солнцем, и стал открывать банку, любезно протянутую мне рыжеволосой продавщицей. Но открыл крайне неудачно. Пиво, шипя и пенясь, как джин из лампы, вырвалось наружу и где облило, где забрызгало мне полу куртки и верхнюю половину брюк.

— Ты ж говорила, что оно свежее, — упрекнул я Юлю. — Не умудренное седой пеной.

— Свежее и есть, Володя. Это ты, безрукий, не умеешь банку у нас открыть.

— Умею.

— Вижу. Зачем тогда его взбалтывал? Горе ты луковое. Привык, наверное, к разливному пиву из бочки. Эх, темнота, — заметила она, покачала головой и кинула мне через прилавок тряпку. — Тебе помочь?

— Не беспокойся, пожалуйста. Справлюсь как-нибудь своими силами, — буркнул я и вытер тряпкой руки, куртку и брюки.

— Справился?

— Конечно, — кивнул я, сделал глоток из банки и спросил: — Юля, твои-то как дела?

— Да вот, раздаю малоимущим гражданам пиво на шару.

— Ну, теперь ты будешь до гробовой доски вспоминать об этом своем щедром поступке.

— И буду. Почему ты мне запрещаешь? Может, он греет мое девичье сердце, — ответила она. — Я сегодня добрая и сентиментальная. Что такого? Семечек отсыпать?

— Жареные?

— С пылу, с жару. Из моего кармана.

— Спасибо. Но я бросил засорять себе желудок. Начал курить, — сказал я. — Юля, к тебе заходила Вика, дочь Марека? Она приезжала недавно навестить отца.

— Я знаю. Нет, не появлялась. Вика у нас птица высокого полета. Мы, поселковые, ей неровня.

— Кстати, как она тебе?

— Ничего. Но очень много о себе мнит. Ты что запал на Вику? Решил организовать маленький гаремчик?

— Не волнуйся, без тебя он будет неполный. Недоукомплектованный гаремчик. Словом, жди приглашения, — обнадежил я ее. — Помнишь, Юля, ты обещала мне выяснить подробности смерти Крохли? Тебе это удалось?

— Сожалею, но ничего нового я пока не услышала. Да тебе, Володя, отлично все уже самому известно. Ведь ты ходил с водкой на свалку на его похороны. Разговаривал там с бомжами, с Кривоносом.

— Кстати, Генку ты часто видишь? — как бы невзначай поинтересовался я, рассматривая в ладони банку пива.

— Конечно. Это же мой хозяин. Он постоянно заглядывает, чтобы проверить свой магазин.

— А когда Генка был в последний раз?

— Вчера и был.

— И как он?

— Как обычно. Ходил, как навоза объелся, ко всему придирался. Принюхивался, — равнодушно произнесла Юля. — Надоел хуже пареной репы. Но не темни. Что конкретно ты хочешь узнать?

— Ну, вообще, — туманно ответил я.

— Как это вообще? Впрочем, я понимаю, почему ты о нем расспрашиваешь. Тебя беспокоят те деньги, которые твой дядя занял у Кривоноса и по естественным причинам не вернул. Теперь, по-моему, он требует их с тебя. Не так ли?

— Угу.

— Да, неприятная история.

— Ты уверена, что мой дядя был ему должен?

— Володя, правда, мне ничего точно неизвестно. Мало ли чем они там занимались? Может, работорговлей? Может, шпионажем в пользу Эфиопии? Не женского ума это дело. Но Кривонос говорить зря не будет. Получается, что Виктор и впрямь брал у него деньги, — подумав, сказала Юля. — Я сочувствую твоему положению. Я обязательно попробую как-нибудь тебе помочь.

— Каким образом?

— Хитренький, все тебе и расскажи. Пока я еще не решила. Но, во всяком случае, не преступным образом и не аморальным. Приличия будут соблюдены. Удовлетворен?

— Глубоко. Что ж, заранее благодарен, — с признательностью произнес я. — Что слышно новенького в поселке?

— Ровным счетом, ни-че-го. Народ отдыхает, и готовиться к лету.

— А как на свалке?

— На помойной возвышенности тишина, — усмехнулась она. — С деньгами у тебя действительно так плохо?

— Да нет, не совсем.

На прощание я получил еще две банки пива, молчком протянутых мне Юлей. Мне оставалось только гадать о причине ее столь неожиданной щедрости. Как бы там ни было, следовало чаще будить лучшие чувства в душе рыжеволосой продавщицы, пересчитывая при ней с мрачной физиономией мелочь из собственного кармана.

Но, похоже, что о похищении моей сестры Юля, в самом деле, ничего не знала.