Полянский. Детектив-медиум

Малютка

1.

Юлька смотрела на жуткий бардак в ванной. Лужи, пролит шампунь, разбросаны тюбики с кремом и зубной пастой, россыпь из ватных палочек. И мокрые отпечатки маленьких ног на коврике в ванной. Как же она устала бороться с этой мелкой пакостью!

– Лёля!

В коридоре раздался приглушённый смех и быстрый топоток.

– Лёля! Я не буду играть с тобой! Лёля! Скоро мама придёт.

В коридоре наступила на острое. Деталька из конструктора! Юлька шёпотом ругнулась. Прошла в свою комнату, там включена лампа на столе. Уже на пороге был слышен резкий запах.

– Лёля! Ну, ёклмн!!!

На столе поверх тетрадей переливались блёстками три лужицы лака для ногтей. Яркие цвета красиво растеклись по бумаге. Но Юльку сейчас этот дизайн совсем не вдохновлял. Схватила бумажные салфетки, стала собирать и стирать лаки. А! Растворитель же оставался на полке! Нет, тоже почти пустой флакон без крышки валяется. Вот подлюга!

Раскрыла окно, чтобы немного проветрить. Конспекты испорчены, но, к счастью, не целиком. Хоть запирай тетради и книги теперь! Так эта дрянь всё равно пролезет и достанет!

Никакого спасения. Разорванные рисунки и бумаги, испачканная одежда, спрятанные ключи или кошёлек, размазанная по интерьеру косметика, разбитый телефон – ничтожная часть этих гнусных проделок.

«Как же она меня достала!».

Юлька вздохнула и без сил опустилась на пол у письменного стола. Услышала поворот ключей в замке. В коридоре включился свет, шуршат пакеты.

– Юля! Ты дома?

– Мам, я у себя!

– Что за разгром в ванной?

– Это не я…

– А чем тут так воняет? – Галина Александровна вошла в комнату, брезгливо принюхиваясь. – Опять лак пролила?

– Это не я!

– Ты опять начинаешь? Юля, сколько можно?!

– Мам!

– И стол так изгадила!

– Мам! Это не я сделала!

– Всё! Мне надоело твоё враньё! Сегодня будешь сидеть у себя. Без ужина! – Галина Александровна ткнула в сторону дочери пальцем.

Было слышно, как загремела посуда на кухне. Когда мама злится или раздражена, она всегда громко стучит тарелками и кастрюлями, бросает в раковину вилки и ложки. На прошлой неделе грохнула чашку.

Из-под кровати послышался приглушённый смешок. Юлька повернула голову. Покрывало стянуто почти до пола. Очаровательная девчушка в немного растрепавшихся русых кудряшках, с бездонными голубыми глазками, густыми кукольными ресницами, и розовым ротиком смотрела на неё и хихикала, прижимая к губам кулачок.

– А ты и рада, что меня накажут, да!? – скривилась Юлька.

Малютка, хрюкнув, спряталась под кроватью, заслонившись покрывалом.

– Ненавижу тебя, уродина! – тихо простонала Юлька, закрывая глаза.

2.

До пляжа «Чудный» можно было добраться минут за тридцать-сорок спокойным шагом. Цветочная улица была с другой стороны железной дороги, так что сначала нужно дойти до станции Репино, пересечь пути, и уже потом двигаться к Финскому заливу.

Полянский выбирался сюда раза два-три в год, здесь он отдыхал от работы, набирался сил. Остальное время за домом и участком следила степенная пожилая пара Сагдиевых.

Тахмина Бехрузовна раньше жила по соседству, она застала бабушку живой, иногда вспоминала Эвелину Львовну, отзываясь с большим уважением. Мухаммад Равшанович всю жизнь проработал на стройке. Его талантами и умениями дача была утеплена и обихожена. За эти годы пробурили скважину, заменили септик, врезались в газовую магистраль.

У Сагдиевых четверо детей и одиннадцать внуков, почти все жили в Ленинградской области. Их они и навещали в те редкие недели, когда Тимофей приезжал похозяйничать.

Он первым делом открывал все окна внизу, и в мансарде. И долго с наслаждением дышал сосновым лесом. Дачные участки в курортном районе высоко котировались, престижное место для жизни за городом. Цветочная улица от дороги далеко, соседей, кто бы жил постоянно, почти нет, так что отдых был тихим и полноценным.

Две комнаты с эркерами, очень светлые, созданные для живописи. В одной когда-то у бабушки Эвы была мастерская, во второй обедали и принимали гостей.

Тимофей запомнил бабушку стройной, яркой. Жила она громко и жадно, детство перечеркнула Блокада. Сиротские послевоенные годы навсегда обглодали её. И Эва потом не упускала ни минуты для радости и благодарности каждому вздоху, лучу солнца, чашке чая и куску хлеба. Она много училась, писала красками до последнего дня, даже когда уже перестала вставать с постели. Сколько помнил Тимофей, у неё всегда толкались в гостях ученики и поклонники. До сих пор кто-то кроме него носит цветы к ней на могилу.

Её компаньонка и помощница Нина Петровна умерла через полгода после бабушки. Колоритная личность. Она прекрасно готовила, наводила порядок в доме и страх на хулиганов. Местные уважали и побаивались, тихо здоровались на улице. Высокая и широкая, крепкая как дубовая доска, с крупными красными руками. Седая с юных лет (судя по старым фото), с неизменной папиросой в зубах. Тимофей не раз слышал, как на базарчике около станции, где вечно паслись отдыхающие, соседки между собой звали её «Нинка Каторжная».

Дома просторно и тихо. Наверху две пустующие спальни со скошенными потолками.

«Гостевые комнаты. Не смеши! У тебя некому гостить!» – вздыхал Тимофей, осторожно спускаясь по крутой лестнице.

Он много спал, потом энергично разминался среди сосен. Под ногами шуршит и пружинит сухая хвоя. Участок в двадцать соток был по местным меркам довольно скромным. Каждый день рисовал. Прогуливался до залива побродить по пляжу рано утром, пока на природу не выбралась шумная публика.

Это было место силы, как это сейчас модно называть. Тимофей выгодно продал квартиру на Чёрной речке, когда стало не к кому ездить. Но вот с дачей в Репино расстаться не смог. Здесь он расслаблялся, чувствовал себя защищённым и умиротворённым.

Давно наступил вечер, но белые ночи не давали темноте ни малейшего шанса. Слышно, как вдалеке прошёл поезд. Полянский в растянутой кофте сидел на крыльце с чашкой горячего чая в руках. Замечательное ощущение пустой головы. Никаких мыслей, только в одиночестве он чувствовал такую свободу. Всего раз он привозил сюда Николь, но быстро понял, что такой отдых ему не подходит. Нужен был покой, чтобы никто не отвлекал и не раздражал. Ника молча приняла его решение, и дальше они встречались только в Москве. Но он всё же скучал без неё…

Это было лет восемь назад. Шубин только открыл свою клинику. Долго и упорно работал на имя и профессиональную репутацию. Засветился на нескольких телешоу с экспертным мнением.

Лиза Шубина, они с Иваном поженились ещё на третьем курсе, хороший специалист, но лучший администратор, чем муж. Повоевала с Минздравом, получила лицензию и довела до ума запущенное здание. Она решала вопросы с документами, согласованием, налогами, рекламой и поиском спонсоров.

Подбором персонала Шубин занимался лично. Качество работы и высокая подтверждённая квалификация были первейшим и важнейшим критерием. За это Тимофей уважал его с первого дня знакомства. И был рад, что психиатр получил возможность реализовать давний проект. Следующей мечтой по списку числился загородный центр реабилитации с обихоженным участком лесопарка, хорошим коечным фондом и выездной бригадой. Об этом Шубин много говорил на скромной презентации.

Прийти на такое камерное мероприятие в сопровождении высокой стройной блондинки показалось неплохой идеей. За белизну и прозрачную хрупкость Николь ценили и часто заказывали уроженцы горных республик. Это были клиенты состоятельные и темпераментные, уставшие от яркой и громкой красоты своих черноглазых и темноволосых жён. Именно у такого Самвела тогда Полянский перекупил свою подругу на несколько дней, перебив цену.

Народ толпился. Несколько журналистов, по аккредитации прорвавшихся на фуршет, разговаривали с врачами, делали фото. Иван Александрович давал интервью, был уверен и вальяжен. Доктор держал себя в форме, регулярно посещал спортзал. Плюс пробежки с собакой по утрам. Костюм и сорочка с галстуком были ему непривычны, хоть и сидели хорошо.

Полянский в тёмно-синей тройке в тончайшую серую полоску задумчиво и плавно обходил зал, прислушиваясь к разговорам и наблюдая за людьми. Ему было сложно смешаться с публикой. Заметил, как увлечённо беседовал Шубин с Никой, прелестная девушка не могла не привлечь внимание хозяина праздника. Чуть позже, когда она отошла рассмотреть декоративный водопад, бегущий по стеклянной стене в холле, Тимофей поздравил друга.

– Отлично отремонтировался, Иван Александрович! Клиника – просто моё почтение! – он пожал доктору руку и легко хлопнул по плечу. Дистанция между ними как между терапевтом и пациентом давно стёрлась.

– Твоими молитвами! Глядишь, и пойдёт дело потихоньку! – улыбнулся Шубин, и подмигнул. – Смотрю, ты тоже времени не теряешь. Шикарную модельку привёл! Перевоспитываешь?

– Нет. У нас любой труд в почёте. Из этой эскорт ничем уже не вывести. Да ей это и не нужно, – покачал головой Полянский.

Он взял у проходящего по залу официанта два узких стакана с минеральной водой. Ни Тимофей, ни Иван не пили алкоголя. Психиатр снова оглянулся на Николь.

– Да ладно, всё получится! Молодая ещё, профессии смущается. И стержень внутренний есть. Рассказывала мне сейчас, как посылает родителям деньги на содержание младшего брата. Мол, хочет его сюда перевезти, как в школу пойдёт. Справляется девчонка!

– Не справляется, – хладнокровно отрезал Тимофей.

– Почему? – повернулся к нему Шубин.

– Потому что брат у неё умер два года назад. Родители по синьке пожар устроили, про ребёнка не вспомнили. Задохнулся в дыму, – Полянский глянул сверху вниз на психиатра и звякнул о его стакан своим. – Будь здоров!

Друг, уставившись на него и приоткрыв рот, несколько секунд только сосредоточенно моргал, потом тоже нервно хлопнул минералки.

– Вот умеешь ты, Тима, настроение поднять! – наконец выдохнул он, бросил взгляд на худенькую блондинку. – Она знает?

– Конечно, знает. Отрицание, подавленные воспоминания, вытесненные психотравмы, придуманная реальность. В общем, всё, как ты любишь.

– Подожди, а деньги? Она что, этих алкоголиков кормит? После того, что случилось?

– Нет. Я ей счёт открыл. Сама себе откладывает. Будет подушка безопасности к заслуженной пенсии. А брату она иногда открытки и подарки посылает.

– Как ты живёшь с этим?! – ошеломлённо покачал головой Шубин.

– Уж кому, как не тебе знать, как я с этим живу! – грустно улыбнулся Полянский.

3.

София рассматривала посетителей, пока мать и дочь заполняли опросники. Галина Александровна Хромова, ухоженная приятная женщина, неделю назад приходила на первую консультацию одна. Запрос «вы же специалист, сделайте мне ребёнка удобным и управляемым» читался бегущей строкой на лбу. София не сразу убедила её привести дочку с собой в следующий раз. Так странно объяснять взрослому человеку, что психолог не ставит диагнозов и не выдаёт рецептов на волшебные таблетки, решающие все проблемы.

Да, у Юли сложный возраст. Пятнадцать лет. Но эмоционального контакта между ними не хватает, и подросток не виноват в этом. Разрешение на общение ребёнка с психологом от официального представителя получено, подписано матерью, лежит в папке. Можно работать.

Так. Перепады настроения, конфликтность, агрессия, лживость. Вполне ожидаемо: суицидные наклонности, проблемы с учёбой, самоповреждение. Немного из ряда выбивается фобия: девочка постоянно включает свет, не спит в темноте. Вообще наблюдаются проблемы со сном: учителя не раз сообщали родителям, что ребёнок засыпает на уроках.

София делала отметки на полях анкет, выделяя противоречия и акценты.

– Юля! Расскажи всё, доктор тебе поможет справиться! – нажимала мать.

– Галина Александровна…

– Пусть она про своё враньё бесконечное расскажет! Пусть покажет, что со своими руками сделала! Мне в школе уже предлагают на домашнее обучение её перевести!..

– Галина Александровна! Мы переговорим с Юлей. А вы пока подождите в холле, там автомат с кофе есть, – максимально вежливо прервала её София.

– Но вы же мне потом всё расскажете?

– Только когда у меня будут рекомендации для вас, как родителя. Остальное остаётся здесь.

Девочка в чёрном худи впервые подняла на неё глаза и взглянула с интересом. София ободряюще улыбнулась ей. Светло-русые волосы подростка тонированы оттеночным бирюзовым шампунем. Она ищет себя и пытается выстроить границы своей реальности. Всё нормально! И протест – это тоже нормально! София положила на стол между ними телефон.

– Ты не против записи нашего разговора?

– Вы ничего не будете ей передавать? Правда? – спросила Юля, когда за матерью закрылась дверь.

– Конечно же. Это часть профессиональной этики. Только если будет необходима помощь для тебя от другого специалиста, – София внимательно смотрела на неё. – Мама очень переживает за тебя, хочет помочь…

– Зачем? – глаза спрятались за свесившимися прядями.

– Потому что она тебя любит.

Юля скептически хмыкнула и покачала головой.

– Не. Она, такая, вообще-то ты мне по фигу, но я отвечаю за тебя перед обществом, поэтому должна изображать идеальную мать.

– Разве твоя мама так говорит?

– Нет. Но я же вижу, как она ко мне относится…

– Как?

– Ей нужно, чтобы я была идеальным ребёнком, как Лёля. Чтоб можно было фоточки постить и хвастаться доченькой.

София мельком бросила взгляд в листы, лежащие на столе. Да, Галина Александровна отметила, «двое детей», «ревность к сестре». Уже теплее.

– Ты думаешь, что мама любит тебя меньше?

– Я думаю, она на самом деле никого не любит. Только свою выдуманную семью. Чтоб как на картинке: «папа работает, мама красивая».

– Ваш отец…

– Мы его и не видим. В делах. Бизнес, поездки, командировки, встречи. Кажется, он дома почти не бывает.

– Думаю, он старается обеспечить вам хорошую жизнь, чтобы вы ни в чём не нуждались… – София говорила, осторожничая.

– Не. Я уверена, его просто достал дурдом, который у нас дома творится. Только в отличие от меня, ему есть, куда сваливать!

– Вы часто ссоритесь?

– С кем?

– С мамой. Сестрой.

– Когда мама на работе, мне нормально. Иногда мы с ней вместе ужинаем, можем кино посмотреть. А сестра… Она меня достаёт. Устраивает разные подлянки, за которые потом огребаю я. Бесит!

– В школе обратили внимание, что ты засыпаешь на уроках?

– Я ночью дома почти не могу спать, сестра достаёт, заманала уже!

– И ты режешь себя, чтобы переключиться на другую боль?

– Я не резалась, – бирюзовые волосы отрицательно качнулись.

– Твоя мама упоминала самоповреждение, поэтому я…

– Меня покусала Лёля. И не один раз. Я жаловалась. Мама не поверила, сказала, что я сама себя уродую, лишь бы только доводить её…

–Тут есть выписка от вашего педагога.

– Да им там тоже всем по фигу. И я длинный рукав ношу, чтоб не докапывались…

– Жарко же.

– Так, а чё делать…

– Покажешь? – тихо спросила София.

Совсем чуть поколебавшись, Юля закатала трикотажные рукава, открыв руки, сначала левую, потом правую. Отметины были на предплечье и выше локтя тоже виднелись. Небольшие полукруги, следы зубов. Мелких, молочных. Но шрамы глубокие, отчётливые. Раз, два, три… С первого взгляда София насчитала семь укусов. Она с трудом проглотила ком в горле.

– Как… Как это?…

– Они плохо заживали. Воспалились. Я антибиотик покупала, в аптеке, мазала…

– Юля. Давай позовём твою маму, и попросим её… – София перевела дыхание. – Я думаю, что твою сестру тоже нужно показать специалисту, ей нужна диагностика.… Я не работаю с малышами, и…

– Вы не поняли, – Юля подняла голову, и от её жёсткого взгляда Софии стало не по себе. – Моя сестра умерла до моего рождения.

София почувствовала озноб, будто бы по спине провели куском льда. Она подвинула по столу к девочке бумагу и ручку.

– Нарисуй!

4.

Москва встретила гулом, солнцем, свежей майской зеленью, ещё не уставшей от городской пыли. Полянский заметил, что Белякова навела чистоту и нажарила котлет к его возвращению. Из графика не выбивалась, значит, у них со Светланой Геннадьевной не получилось уехать в дом отдыха на две недели, как планировали.

Он завтракал. Сложно было отследить самый важный момент: когда свежий ванильный сухарь с изюмом, наполовину погружённый в чашку, наберёт идеальное количество сладкого чая с молоком. Чтоб был и не твёрдым в серединке, и не расползался в кашу. Лакомство обещало настоящее удовольствие.

Предвкушение испортил резкий стук в дверь, звук громкий, решительный и настойчивый. С досадой цыкнув, Тимофей переложил сухарь из чая на блюдце, и вздохнув, пошёл открывать.

София уверенно шагнула в прихожую. Он только набрал воздуха для приветствия, но она остановила его жестом:

– Так! Полянский! Чтобы я не передумала, сейчас ничего не говорите десять секунд!

Она приподняла обе руки, сжала пальцы в кулаки, затем стала разгибать по одному, отсчитывая время. Ошарашенный внезапным вторжением, Тимофей следил за этим необычным таймером, одновременно разглядывая неожиданную гостью.

Он не видел Софию всего две недели, а в ней столько перемен. Волосы ровно отрезаны, но всё ещё ниже плеч. Теперь от концов растянулся жёлто-золотистый градиент. Красный нравился ему больше. Прошлый раз она была в куртке, джинсах и ботинках (под которыми погибли его очки). А сейчас на ней надето светло-серое платье с бледным лимонным принтом мелких листьев. Треугольный вырез красиво подчёркивает шею. Прямой силуэт, мягкие складки струящегося трикотажа, подол закрывает колени. Талию резко рисует серый пояс. Ноги в туфлях: носки закрыты, крепкие каблуки и тонкий изящный ремешок с пряжкой на щиколотке. И на ней наверняка чулки, а не колготки. Восхитительная женщина! Особенно, когда молчит!

Десять пальцев разогнулись, ладони раскрылись, секунды тишины истекли. Она глубоко вздохнула, опустила руки и, стуча каблуками, прошла на кухню.

– София, простите меня! В нашу прошлую встречу я вёл себя как свинья! И…

– Это ещё мягко сказано! – перебила она его. Поставила на стол маленький изящный рюкзачок из серой кожи. Звякнул брелок. – Я не простила! Я не забыла! И если позволите себе ещё раз что-то подобное, то разбитыми очками не отделаетесь! Но! Я не стану смешивать деловые отношения и моё личное восприятие. Это ясно?

Потрясающе! Она пытается его строить!? И угрожает! Чудесная женщина. И ведь с тем, что она говорит, не поспоришь. Он жестом пригласил за стол.

– Яснее ясного дня! – Тимофей повернулся к полкам за второй чашкой, скрывая умилённую улыбку.

Налил чаю, достал зефир. Ей больше нравится розовый, а в шоколаде терпеть не может.

– Так, что собственно привело вас ко мне? – он подождал, пока она немного расслабится.

– Полянский, вы когда-нибудь слышали о феномене Замещающего ребёнка?

– Честно говоря, нет.

– Встречается в психоаналитике такое явление, впервые описано в восьмидесятых годах прошлого века. Когда ребёнка рожают, чтобы восполнить утрату предыдущего. Родители не справляются с болью, не переживают траур, а заменяют умершего ребёнка новым. В дальнейшем ему часто дают то же имя, он носит одежду покойного, в общем, своей собственной жизнью жить ему не удаётся. Для родителей он навсегда становится заменой потерянного, не имеет права быть собой.

– Жуть!

– С чем-то похожим я столкнулась недавно в работе. Ко мне на консультацию женщина привела дочку. Пятнадцать лет. Подростковый возраст, проблемы в детско-родительских отношениях. Я думала, всё как обычно.

– И? – Тимофей разгладил усы и бороду.

– Девочку терроризирует призрак мёртвой сестры.

– А подробнее? – он облокотился о стол.

– Её сестра болела. Умерла ещё до того, как вторая появилась на свет. Являлась очень редко, но в раннем детстве они играли вместе, остались воспоминания. А последние три года – приходит почти ежедневно. Сущность, кажется, довольно мерзкая. Устраивает сестре разные пакости, подставляет перед матерью.

– Как реагируют родители?

– Отец самоустранился, ушёл в работу. Думаю, ещё с момента смерти старшей дочери. А мать прессует младшую, старательно растит комплекс отличника, постоянно попрекает несовершенством, ставя во всём в пример умершую дочь.

– И как девочка справляется?

– С трудом. Если бы дело ограничивалось испорченной одеждой, или спрятанными ключами. Но сестра наносит ей реальный вред, Полянский! Я своими глазами видела следы от зубов! Жуткие шрамы! Вот, послушайте!

София положила перед ним телефон, включила диктофонную запись беседы. А потом потянулась к сумочке, достала сложенный листок и протянула ему.

– И вот. Она нарисовала. Сказала, что это Лёля…

София ушла через полчаса. Оставила ему рисунок, переслала запись первой сессии с подростком. Тимофей пообещал подумать. Ему не очень хотелось ввязываться в это неприятное дело. Хотя случай, во многом, интересный. Договорились о встрече на другой день.

Когда она выходила, на этаж приехал лифт, София пошла пешком по лестнице, а из лифта вышел лохматый Краснов с сумкой через плечо. Полянский предупредил его о времени, когда вернётся в город, разрешил зайти в гости и посмотреть книгу о композиции. Образования парнишке не хватает катастрофически, но линию чувствует хорошо, кажется, графика ему ближе, чем живопись.

Костик проводил заинтересованным взглядом девушку. И, обернувшись к Полянскому, стоявшему в дверях, поднял руку с большим пальцем. «Класс!».

– Шикарная шмара! – с видом знатока кивнул мальчишка.

– За языком последи, щегол! – недовольно поморщился Тимофей. – Где понабрался-то?

– Это из книжки. Мне Светлана Геннадьевна дала, пока каникулы, то, да сё, – Костик качнул сумкой: – Я альбом купил.

– Ладно. Заходи! – махнул рукой Полянский.

Краснов сложил вещи в прихожей и развязывал шнурки на разбитых кроссовках. Покосился на Тимофея.

– Только не светит вам…

– В смысле? Ты о чём? – он наклонил голову.

– Ну, в смысле, с ней…

– Почему?

– Красивая! И, вообще... Ну, вот, сколько ей лет?

– Двадцать семь.

– А вам?

– Сорок шесть. И что?

– И всё! – Костик пожал плечами и закатил глаза, состроив бесовскую гримасу.

– Слышь! Ты чего-то разговорился, жеребёнок! Марш на кухню. Чашки помой. Смотри, не грохни ничего!

5.

София соскучилась без подруги, и была рада пересечься с Катей в фитнес-клубе, где они занимались у одного инструктора. В этом году Катя – блондинка, мягкие локоны плотно подхвачены сиреневой повязкой. После тренировки девушки полчаса плавали в бассейне, а теперь, укутанные в халаты, пили травяной чай после сауны.

– А я тебе говорю, что мужа надо хватать, пока свеженькая! После тридцати тоже можно, но придётся уже сильнее вкладываться! – поучала её Катерина. – Ты же видела моего Всеволода! Скажи, классный вариант?

– Не, Кать. Я живое мясо люблю, покрепче. Папики – не мой формат, – София осторожно покачала головой, чтоб не размоталось полотенце на волосах.

– Ну и зря! Для чего годятся твои прокаченные няшки? Есть с его замечательного торса суши, которые ты сама же и купила?

– Кать!

– Я-то реально на жизнь смотрю! Поэтому инвестиции делаю в красоту и здоровье. Сначала надо мужа поймать. А там, глядишь, овдовею, так вообще жизнь попрёт! Буду содержать двух-трёх стриптизёров!

– Вот, видишь, Кать, я пошла путём покороче, я сразу со стриптизёров начала! – подруги расхохотались.

Они уже переодевались, когда София получила сообщение: Полянский ждал её в холле, заехал, как и договаривались.

– С работы? – обернулась от зеркала Катя.

– Не. Малдер с Кутузовского, – пробурчала София.

«Надо было так его в контактах и записать, прикольно смотрелось бы!».

– Кто?

– Это друг нашего Шубина. Я ему по работе немного помогала. У него на телефоне «Секретные материалы» играют при звонке. И вообще, всякой потусторонней хренью увлекается.

Ей вспомнилась окровавленная ухмылка простреленного лица полумёртвого Лёни Радина перед тем, как демон выбросил тело в окно. Софию передёрнуло в ознобе.

«Неужели я совсем недавно пережила этот ужас!?».

На прошлой неделе она была у Кравченко. Капитана прооперировали. Восстанавливается хорошо, лежит такой небритый, несчастный. Похудел и всё твердит, как соскучился.

– А почему «с Кутузовского»? – прервала её размышления Катя.

– Живёт он на Кутузовском, недалеко от Киевской. В сталинке у бульвара.

– Своя? Или снимает?

– Вроде своя. Наверное, после родителей осталась.

– Фига себе у тебя заначка в сумочке! – с уважением кивала головой подруга.

– Неа. Совсем не мой сорт травы, как говорится.

– Познакомишь?

Софию чуть озадачила просьба Кати. С одной стороны, она всегда высмеивала нацеленную на выгодное замужество подружку. С другой, поймала себя на том, что не желает делиться.

«Кого делить? Полянского? Я ревную заинтересовавшуюся подругу? Нет, ну на фиг! Никого никому я не уступаю! Мне-то он не сдался ни разу, а Катьке может и сгодится! Как раз тюлень в её вкусе!».

Они спустились к стойке регистратора на первом этаже. София всё же отметила про себя, что чёрная рубашка идёт с серым костюмом Полянскому больше, чем белая. Как-то строже и стройнее смотрится.

– Добрый день, София.

– Здравствуйте. А это моя подруга. Катерина.

– Полянский, – скромно кивнул он, и второй подбородок смял на секунду воротник рубашки.

– Очень приятно! – проворковала Катя, подавая руку. – Соня столько о вас рассказывала!

– Да что вы говорите? – сделал он удивлённые глаза. – Любопытно было бы послушать!

Легко пожимая протянутые пальчики, смеясь, он глянул на Софию. Она почувствовала, что краснеет, стало жарко.

– О! Не волнуйтесь! Только хорошее! – заверила Катя.

– Надеюсь! – усмехнулся он. – Вас подвезти?

– Спасибо. Я на машине. Как-нибудь в другой раз. Мой номер есть у Сони, если что! Счастливо. Была рада познакомиться!

Она обворожительно и широко улыбнулась.

«Ну, правильно, зря, что ли, такие деньги на челюсть угрохала?» – с неожиданной неприязнью подумала София.

Когда она уже пристегнулась в машине, Полянский не выдержал и заколыхался от смеха.

– «Только хорошее»? – переспросил он.

София куснула губы, чувствовала себя ужасно глупо.

– Хватит ржать! Я не нарочно! – огрызнулась она. – Катька давно пытается пристроить свою идеальную жопку в чьи-нибудь надёжные и хорошо обеспеченные руки. А я просто упомянула ваше жильё на проспекте.

– Уверен, если бы вы рассказали ей ещё о трёх квартирах, которые приносят мне пассивный доход, она бы точно поехала с нами обедать, и так просто не отстала! – он аккуратно выехал с парковки.

– А они у вас есть?

– Да!

Он привёз её в небольшое кафе. Но поесть и поговорить им не удалось. Ей позвонили. Номер был знакомый, но не из списка её контактов.

– Данкевич! – откликнулась она.

В ответ на неё наорала женщина, крича, что София виновата, что довела ребёнка, что всех засудят и посадят. Оставив попытки переспросить, она выслушала громогласного абонента, и по кусочкам собрала информацию. Посмотрела на медиума, который замер и стал серьёзным.

– Та девочка, помните? Юля Хромова. Она пыталась покончить с собой. Она в больнице. Отвезите меня, Полянский!

6.

Юлька не спала почти всю ночь. Лёля наводила бардак в комнате, щипалась и бросалась вещами. Классуха снова докопалась:

«Хромовой ночи мало, теперь и на уроках спит!».

Эти придурки поржали. Школа с высоким рейтингом, а ученики – точно такие же, как и во всех районных заведениях. Юльке есть, с чем сравнить, это уже третья школа. Её отправили домой на такси. Училка пожаловалась завучу, та обещала отправить матери сообщение.

«Надо было не уезжать, а забуриться хоть к техничке в подсобку, и там поспать часа два!».

У Юльки болела голова, в глазах будто горячий песок, веки слипались. Дома она просто рухнула на свою застеленную кровать, даже не разделась.

Забыла поставить будильник, чтобы встать, пока светло, пропустила закат. Уже вечер. Проснулась оттого, что воздух стал острым. Громко колотили, барабанили в дверь. Попыталась встать с кровати, сразу затошнило. Резало глаза, в ушах шум, голова не соображала ничего! В горле першило, она не могла вдохнуть.

«Эта сука газ пустила! Тварь!».

Юлька, шатаясь встала и потянулась к окну. На стеклопакете были сняты ручки, рамы не открыть.

«Куда она их дела! Надо добраться до двери! Я же сейчас выключусь!».

В прихожую едва доползла. В коридоре её вырвало. Когда соседка и мать в истерике вытащили её за руки на лестничную клетку, Юлька услышала заливистый смешок. Лёля была довольна проделкой.

В больнице под кислородом выспалась, как ей казалось, впервые за несколько прошедших лет. Это было потрясающе. Немного мутило до сих пор, но в остальном она чувствовала себя гораздо лучше.

Когда открыла глаза, первая, кого увидела – та психологиня из центра. Симпатичная, с цветными волосами. Она ведь поверила, не стала смеяться, она обещала помочь!

Повернулась, приподнялась на локтях, и женщина порывисто обняла её, крепко прижала к себе.

«Вот если бы мама так же, вместо того, чтоб орать!».

Юлька вдохнула свежий запах её духов, и как могла быстрее затарахтела:

– Это Лёля! Они же думают, что это я открыла газ, что я хотела отравиться! Это Лёля! Меня в психушку закроют! – в горле ещё першило немного.

– Я знаю, ты этого не делала! Я тебе верю! Ничего не бойся!

– Мама кричала, что посадит вас в тюрьму! Но вы ни в чём не виноваты, я же знаю! Это всё Лёля!

– Да, от твоей мамы я уже всё выслушала. Не волнуйся, она просто очень за тебя испугалась…

– Нет. Она больше напугалась, что отец приехал. Ей оправдываться придётся.

– Твой папа здесь?

– Не знаю. Если только до него дозвонились. Я ещё не видел его…

– Хорошо. Я переговорю с ним. Не переживай! Отдыхай хорошенько!

Юлька опустила голову на жёсткую подушку. Как же классно, что можно выспаться «не дома». Лёля не покидает их квартиру, значит тут, в больнице ничего не страшно.

7.

В приёмном покое София была практически сбита с ног налетевшей на неё Галиной Хромовой. Та бессвязно вопила что-то страшное, обвиняла психолога в доведении ребёнка до самоубийства.

Полянский крепко, но осторожно удержал Галину Александровну, готовую вцепиться в Софию и расправиться с ней лично. Подоспели врач и медсестра с поста. Оттащили Хромову от посетителей, вкололи успокоительного.

– Насколько же велика сила самовнушения! Она же действительно искренне верит, что прекрасная мать, что заботится о дочери, – вздохнул Полянский, вытирая очки салфеткой.

Когда после этого София зашла к Юле в палату, то не смогла удержаться, чтоб не обнять эту бледную осунувшуюся девочку. Такой хрупкий цыплёнок! Юля всё твердила, что во всём виновата её сестра, и Софию знобило от этих слов. А когда вышла, тихонько прикрыв за собой дверь, увидела, что Полянский разговаривает с невысоким седоватым мужчиной. Дождалась, пока беседа закончится. Детектив попрощался с собеседником.

– Это был Виталий Хромов. Отец Юли. И Лёли, – объяснил ей Полянский, подойдя.

– Что сказал.

– Болезнь жены давно его мучает. Устал, но продолжает прятать голову в песок, всё ждёт, что как-нибудь само образуется.

– У Галины официальный диагноз? – заинтересовалась София.

«Какого хрена этот гад не лечил жену, а вместо этого молча разрешил пятнадцать лет гробить психику ребёнку!?»

– Нет. Они посещали нескольких психотерапевтов. Ему рекомендовали госпитализировать супругу ещё семь лет назад.

– О чём вы договорились?

– Он согласен, что им нужна помощь. Я попросил у него документы, выписки из истории болезни старшей дочери. Существенно разъяснит ситуацию. Мы должны заехать к нему.

София пыталась отвлечься, не думать об огромных глазах Юли. Об этих тонких косточках, на которых болтается пижамка, и лёгких бледно-бирюзовых прядях, щекочущих щёки.

Смотрела на огоньки бесконечных витрин. За стеклом мелькали фонари и густые тени. На очередном светофоре показалось, что завибрировал смартфон. Забыла включить звук, когда выходила из фитнес-клуба. Достала телефон, увидела сообщение от Катерины.

«Передавай привет этому Полянскому! А как его зовут? Видный мужик, крупный, глаза красивые. Руки ухоженные, нежные, класс! Борода мягкая? Не жадный? Это у него одна машина, или держит для визитов более представительское авто? Пиши!».

София хмыкнула.

– Вам привет.

– Мм?

– Катя просит передать привет. Я вас сегодня подруге представила.

– А. Помню. И чего пишет?

– Что у вас тачка всратая. Мол, мог бы чего поприличнее водить, раз зарабатывает. Есть же возможность, – София недовольно пожала плечами, позволив себе несколько неточно процитировать сообщение.

– Моих возможностей намного больше, чем желаний. И я давно избавил себя от необходимости кому-то что-то доказывать стоимостью часов и автомобиля. Моё мнение на сей счёт, что вся эта шелуха…

Его перебил входящий звонок с темой из «Секретных материалов», а на смартфоне поверх навигатора высветилась фотография эффектной глазастой блондинки, контакт был обозначен как «Русалка Николь». София машинально подвинулась правее, чтобы не попасть в кадр видеосвязи.

«Хотя с чего бы это мне маскироваться тут в уголке? Моё присутствие в этой машине никого не компрометирует!» – рассердилась она сама на себя.

– Да, Ника! – мягко отозвался Полянский.

– Привет! Котик, ты можешь говорить?

– Да.

– Мне нужно немного денег, котик!

– Сколько?

– Тысяч восемь, десять. Сможешь сегодня?

– Да. Только попозже. Я за рулём пока.

– Спасибо, Тимоша! Звони! – блондинка отключилась.

София сжала губы, скрывая усмешку. С одной стороны, чувствовала себя неудобно, ведь, кажется, эта беседа не предполагала сторонних свидетелей. И одновременно была рада заглянуть за кулисы жизни загадочного знакомого. Приятно спокойно осознавать, что даже со всеми своими супер талантами, он всего лишь обычный мужчина. Со своими слабостями и страстями. Такой же, как все. Ну, почти.

– Слушаю вас, София? – вдруг переспросил Полянский.

– Я молчу! – вздрогнула она.

– Вы громко думаете! – он чуть покосился на неё.

– Ой, да, пожалуйста! Очень надо! Ваша личная жизнь меня не касается! – она демонстративно отвернулась к окну.

Они недолго простояли у подъезда. Серьёзный и хмурый Хромов вынес Полянскому пластиковую папку, пухлую от файлов с бумагами. Детектив вручил её Софии. Вечерело, она включила свет над своим местом, вжавшись в пассажирское кресло. Стала перебирать и читать выписки и справки. Иногда приходилось гуглить те или иные параметры, указанные в анализах, чтобы разобраться в клинической картине.

Полянский привёз её к себе. Приготовил чай, кажется. София была поглощена изучением этой папки. И чем больше она читала и понимала, тем страшнее ей становилось!

– София, – окликнул он, отвлекая. – Что скажете?

– Я ошиблась, Полянский, – в горле пересохло, она отпила остывающий напиток.

– В чём?

– Юля – не замещающий ребёнок для Хромовой. Она для Галины вообще не ребёнок.

– В смысле.

– Старшая дочь Хромовых, Оля, родители звали её Лёлей, умерла от рака крови. Девочку лечили от лейкоза больше трёх лет. Три года из своих пяти она провела в онкогематологическом стационаре. Представляете? Химиотерапия, бесконечные процедуры и анализы. Отец работал на больничные счета. А мать была просто одержима желанием спасти единственного обожаемого ребёнка.

София достала из файла и повернула к Полянскому фотографию: очаровательная малютка с большими голубыми глазами, ресницами как у куклы. Несколько небрежных русых прядок, непослушных завитков, выбились из хвостиков с резиночками-цветочками. Лукавый взгляд, чуть искоса, и ямочки на свежих щёчках.

«Я не буду думать о том, как она выглядела перед смертью!» – София вцепилась в чашку чая, надеясь согреться.

– Ей был нужен донор, – глухо проговорил медиум, понимающе качая головой.

– Да. Костный мозг родителей не подошёл. Требовалась максимальная тканевая совместимость.

– Но ведь это не обязательно должен быть родственник?

– Нет. Но Хромова убедила себя, что второй ребёнок непременно спасёт первого, – София почувствовала, как по спине пробежали холодные мурашки. – Вот, здесь запись об амниоцентезе, это метод, когда беременной женщине прокалывают живот пункционной иглой для забора образца жидкости. Иммунологическое исследование, биохимическое, цитология… Галине был нужен не ребёнок, а набор запчастей для первенца.

– Вот вам и святая материнская любовь! – Полянский вздохнул и скрестил руки на груди.

– Для Хромовой важна только Лёля. Другие дети для неё не существуют.

– Дети? – он стал снова наливать чай себе и гостье.

– Да. До Юли у неё была ещё одна беременность. Но когда исследование показало, что подходящим донором ребёнок вряд ли будет, она избавилась от него. Галина хотела спасти единственную дочь.

– Эта малютка слишком долго страдала от болевого синдрома. И, разумеется, теперь очень зла на сестру, чьё рождение совсем немного запоздало.

– Похоже, что именно так. Думаю, Юля в опасности.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Полянский! Помогите мне спасти эту девочку!

– София! Контрперенос – это не профессионально. Это пациент, а не ваша дочь.

– Не будьте сволочью! Даже если её отец вам не поверит, я оплачу вашу работу! Только бы она жила дальше, и ей бы ничего не угрожало! – она дотронулась до его руки.

Он застыл на секунду, потом чуть повернул ладонь и пожал её пальцы. У него действительно очень нежные руки.

– Мне редко платят женщины, и я не хочу, чтоб вы были среди них, – он невесело улыбнулся. – С Хромовым я уж как-нибудь сам договорюсь. Теперь нам нужно дождаться возвращения Юли из больницы домой.

8.

Виталий сообщил Полянскому, когда дочь выписывают. Хромов отправил жену в один подмосковный пансионат под предлогом отдохнуть после потрясения. Галина посчитала, что отдых нужен именно ей, а не дочери, доставляющей столько хлопот.

Тимофей заехал забрать Софию после работы. Сегодня на ней было длинное платье из тонкого светло-голубого денима. Стиль сафари – свободный крой и приталенный силуэт, треугольный вырез, пояс, объёмные накладные карманы, расклешённая юбка. Бежевые босоножки и белая сумка-торбочка. Как приятно, когда женщина радует глаз!

Чуть зависнув в пробках, добрались до Коньково. Припарковались у дома старой серии, рядом сквер, много зелени. Живи, да радуйся.

– Хотел вас предупредить, на всякий случай. Пожалуйста, держите в голове, что это не ребёнок! Это чудовище может выглядеть и звучать, как маленькая девочка, вы же видели её фото. Но это смертельная иллюзия… И неизвестно, что она может выкинуть!

– То есть, вы не знаете, что нас там сейчас ждёт?

– Я никогда не знаю, – честно покачал он головой. – Моя работа не похожа на замену одних и тех же запчастей в моторе.

Он вздохнул. Если бы всё было так просто. Когда-то он начал собирать информацию, надеясь систематизировать новые знания, составить перечень, упорядочить методы борьбы. Да, опыт помогал во многом, но предсказать, как развернутся события, ему всё равно удавалось крайне редко. Тимофей потянул за рычаг и кивнул назад:

– Возьмите в багажнике огнетушитель, пожалуйста. А лучше оба сразу прихватите.

– Зачем?

– Помните дело Даниловых прошлой зимой?

– Вы что, собираетесь устроить пожар? – воскликнула она.

– Не знаю. Может быть, – он равнодушно пожал плечами.

Им открыла Юля. Совершенно искренне обняла смущённую Софию. Та прижала девочку к себе, погладила по цветным волосам. Полянский пожал руку Хромову. Тот выглядел очень уставшим, морщины на лбу и у красных глаз резкие и глубокие. В квартире пахло корвалолом.

– Думаю, вам вот туда, – он показал на одну из комнат.

Полянский открыл дверь и остановился на пороге. Он почувствовал, как качнулась рядом София, схватившись за его рукав.

Это была детская. Очень красивая. И мёртвая. Потому что принадлежала мёртвому ребёнку. Галина Хромова с большой нежностью хранила память о дочери, но делала это слишком по-своему.

Самая маленькая комната из трёх. Тонко пахло ванилью. Кремовые обои, однотонные полосы чередовались с полосами в цветочек. Розовые воздушные шторы. Кроватка, на которой разложены три разноцветных подушки. У кровати на полу забытый жёлтый носок и резинка для волос с помпончиками. Белый комод с зеркалом и шкаф в углу, украшены наклейками с розочками. На столе раскрыт альбом с неровными рисунками. Валяются карандаши, разбросано несколько мягких пушистых игрушек, рассыпаны детали от конструктора. Яркий коврик чуть сдвинут с места, уголок с бахромой завернулся. Всё выглядело так, будто бы девочка, счастливо живущая здесь, только что выбежала из комнаты, бросив игру.

Он не ожидал, что всё настолько плохо.

«Чёрт, придётся переиграть план действий прямо на лету!».

Быстро собрался и бодро обратился к Юле:

– Детка, найди, пожалуйста, пару-тройку больших коробок, или крепкие мешки. От прошлого надо избавляться вовремя!

Девочка с готовностью кивнула и исчезла. Её отец, бесцветный и измождённый, сам напоминающий привидение, прислонился к дверному косяку, на котором до сих пор виднелись процарапанные отметины «Лёля, 4года».

– Это же просто склеп… – шёпотом начала София.

– Да. Очень симпатичный мавзолей.

– Она здесь сейчас? – осторожно выдохнула она.

– Нет, – огляделся Полянский и повернулся к Хромову. – Вы помните, о чём мы говорили? У вас нет другого выхода. Если вам дорога дочь, сделайте так, как я просил!

– Я боюсь, что Галина…

– Жену вы уже потеряли. И должны сейчас так поступить, чтобы ваш единственный ребёнок. Живой ребёнок. Больше не пострадал, – Тимофей говорил медленно и весомо.

– Надеюсь, вы действительно знаете, что делаете. Я не верю, что это происходит. Это какое-то безумие…

– Это безумие живёт здесь уже пятнадцать лет! И ваша вина в этом тоже есть! – резко сказала София.

Полянский, уже сделавший шаг в центр комнаты, оглянулся на неё.

«Она слишком близко к сердцу приняла эту историю. Так нельзя. Ей нужно переключиться!».

В комнату заскочила Юля со свёртком из больших пакетов с завязками. Тимофей видел, как она рада наконец-то избавиться от сестры, и надеется, что с этим для неё всё закончится. Зря надеется.

– Соберите в пакеты вещи, игрушки. Нам нужно навести тут порядок перед ремонтом. Виталий?

– Да! – вздрогнул Хромов. – Да. Я договорился. За мебелью сейчас приедут, мне позвонили. А бригада будет через час-полтора.

Юля держала в вытянутых руках пакет для мусора, а София складывала туда по кускам чужую жизнь, память и любовь.

Полянский достал из футляра на поясе бритву, раскрыл её с тихим щелчком, и теперь медленно кружил по комнате, методично полосуя тонким лезвием стены.

«Покажись, сука! Вылезай из норы, тварь!».

9.

София не могла избавиться от стойкого ощущения нереальности происходящего. Хотя ничего сверхъестественного так и не случилось.

Они с Юлей набрали два больших пакета с вещами. Хромов помог Полянскому спустить мешки вниз и загрузить в машину. Медиум сказал, что они должны вывезти багаж за город и там сжечь. Виталий плохо себя чувствовал, а вот Юля была полна сил, и просто повисла на Софии, тормоша и прося взять её с собой в эту необычную поездку. Полянский лишь недовольно пожал плечами, ему явно хотелось поскорее развязаться с этим делом.

Они двигались по загруженным улицам.

«Какой всё же Хромов странный отец. Так легко отпустить дочку чёрти-куда с людьми, которых второй раз в жизни видишь. Он совсем плох. Не помер бы. С кем тогда Юля останется?» – размышляла София.

В дороге они провели больше трёх часов, и путь закончился на тихой окраине запущенного и заросшего кладбища. София не очень следила за указателями, но, кажется, забрались они далеко за Волоколамск.

«Как он умудряется так легко и тихо передвигаться? Такая туша…».

Она наблюдала за Полянским, который оттащил мешки с вещами подальше от дороги в небольшой овраг. София с Юлей осторожно спустились следом. Медиум облил пакеты бензином и поджёг, звякнув металлической крышкой зажигалки.

– Следите за огнём, девочки! – негромко велел Полянский, закатал до локтей чёрную рубашку и промокнул лоб платком. – Я какого-нибудь хвороста подберу.

София и Юля тоже подбрасывали в огонь сухие ветки и обломки коряг, обмениваясь полушутливыми репликами. Было нервно весело. Юля два раза споткнулась и чуть не упала.

«Это какой-то адский пикник! ***, я готова поджарить сосисок на костре из детских игрушек! Вот расскажи кому, меня ж саму в дурку закроют! Шубин бы точно охренел!».

Пластик с шипением плавился, синтетика дымила и воняла, но постепенно гора вещей прогорала и оседала. Полянский принёс охапку старых сучьев, постоял рядом, глядя в огонь.

– Пойду, принесу лопату из машины. Нужно закопать всё это, – негромко бросил через плечо, уходя.

София сгребала угли в кучу увесистой кривой палкой, следя, чтобы искрами не прожгло платье. Уже три раза останавливалась вытряхнуть из босоножек сухую траву.

«Ну, знала же, что в любом случае вляпаюсь в дерьмище, как обычно с Полянским. Надо было переодеться на работе, и ехать в джинсах и кроссовках!» – недовольно хмурилась она.

Услышала позади звук падения и невнятный писк.

«Говорила же, чтоб не скакала! Сплошные кочки! Вот ногу подвернёт, будет знать, егоза!».

София обернулась к Юле, чтоб снова сделать замечание. И почувствовала, как внутри что-то оборвалось, а ноги подкосились.

Оно выползало из костра, отбросив угли. Схватило девочку за кроссовку, поэтому она упала.

«…Держите в голове, что это не ребёнок! …это смертельная иллюзия».

Это невозможно! София увидела перед собой маленькую Лёлю, обгоревшую почерневшую, уже без волос и в дотлевающей одежде. Чёрная кожа лопалась от движения, красные трещины разбегались по рукам и шее. Чудовище держало Юлю, подтягиваясь к ней из золы и пепла по свежей траве. Девочка пыталась отдёрнуть ногу и хватала ртом воздух, даже закричать не могла от ужаса.

– Отпусти её, тварь! – заорала София и ринулась с палкой на обугленного монстра.

Ударив с размаху, рассчитывала отбросить её в сторону. Но неожиданно врезала как будто бы по неподвижному камню, даже не сдвинув маленькое чудовище с места! Оно было слишком тяжёлым, атаке не поддалось, но переключило внимание на новую жертву. Лёля привстала, опираясь на руки, и повернула к ней голову. София застыла, перестав дышать.

На лице, чёрном от золы, белели только глаза, как сваренные вкрутую яйца, и мелкие острые зубы. Монстр стал подниматься на ноги, начал тихо хныкать. Лёля встала и шагнула к ним, плач переходил в истеричный визг, набирая громкость, оглушая. София в ужасе и панике грохнула чудовище по голове, палка сломалась, куски отлетели. Лёля едва пошатнулась. София сделала шаг назад, и, споткнувшись, рухнула рядом с Юлей.

Монстр, наклонившись, поймал её за ногу. От прикосновения горячих грязных пальцев Софию затрясло.

– Пусти, сука! – закричала она и со всей силы ударила второй ногой в жуткое лицо, с тем же успехом могла бы пнуть крепкое дерево.

Обгоревший череп треснул, от макушки через лоб до носа разошёлся влажный красный разлом. Добычу оно на мгновение выпустило из рук. София прижала Юлю к себе, они вцепились друг в друга, и заорали вдвоём, но перекричать страшилище не смогли. Лёля шла к ним, яростные вопли оглушали и прибивали к земле!

Полянский чуть задел разбросанное кострище, влетев с лопатой на опушку. София видела, как он сбил с ног маленького монстра, и когда Лёля, шипя и вопя, чуть откатилась в сторону, разрубил обугленное чудовище пополам, с силой вогнав железо в плотную землю. Оно ещё визжало, катаясь по траве, и медиум новым ударом отсёк круглую голову.

10.

Они ещё долго всхлипывали, обнявшись. София крепко обнимала и гладила по голове девочку. Сама бледная, губы дрожат, но инстинктивно она защищает ребёнка, не позволяя себе развалиться на части. Позже, когда стресс отпустит, до неё дойдёт всё, что она видела и пережила. Она разрешит себе чувствовать, тогда будет громко и сложно.

Тимофей выкопал на опушке яму, закатил туда лопатой обрубки тела. Призрак слишком долго питался материнской любовью и памятью, безумием несчастной женщины, не смирившейся с потерей. Поэтому Лёля смогла подняться и обрести такую силу. Девушки бы одни с ней не справились.

Он сгрёб в яму угли и золу, все остатки. Засыпал землёй, крепко утрамбовал. Знал, оно истлеет быстро. Даже если допустить, что когда-нибудь кто-то случайно наткнётся на это «захоронение», трупа там уже не будет, только старые угольки и прогоревшие вещи.

В машине, перед тем, как выехать на дорогу, Тимофей достал из бардачка плитку шоколада, звонко сломал её пополам и протянул им назад.

– Съешьте, девочки. Станет легче.

Пока добрались до Коньково, Юля задремала и спала на плече у Софии. Та смотрела в окно неподвижными глазами. Около дома тихонько разбудил девочку. Попросил Софию проводить её до квартиры и сдать отцу на руки. Ждал возвращения коллеги, думал над этим делом. Хромов заплатил ему за обещанное избавление от сложностей с дочерью. А вот сколько проблем с женой у Виталия впереди, остаётся только догадываться.

Тимофей привёз Софию на Изумрудную улицу. Она держалась бодро и неожиданно предложила зайти, выпить кофе или чаю. Уже стемнело.

– Как вы себя чувствуете, София? – осторожно спросил он в прихожей.

– У вас мерзкая работа, Полянский. Но я рада, что мы спасли эту девочку, это было круто! – она пожала его руку и кивнула с грустной спокойной улыбкой. – Ладно, я пойду, переоденусь и немного освежусь, а вы пока похозяйничайте на кухне. Знаю, разберётесь, соберите нам закусить, еда там найдётся точно.

Она подхватила что-то из одежды в спальне и скрылась в ванной комнате. Тимофей с сомнением покачал головой. Но включил чайник, нашёл сыр и почти свежий багет, печенье и полбанки шоколадной пасты.

Какой-то новый и лишний звук. Он внимательно прислушался, наклонив голову. Ну, наконец-то! Гармония вернулась в мир. Всё в порядке. Тимофей подошёл к двери ванной и постучал.

– София?

Постучал ещё раз. Дверь не была заперта. Платье брошено на полу. Рядом валяется домашняя пижамка. Девушка в трусах и футболке сидела на полу. Сжав руками голову, рыдала, подвывая. Полянский присел рядом и увидел у неё на щиколотке чуть смазавшиеся отпечатки. Жирная зола с пальцев маленькой уродины доказала Софии, что всё было на самом деле, что она действительно всё видела и чувствовала, и это было ужасно!

Он огляделся и взял с полки пачку влажных салфеток, вытянул две. Одной тщательно стёр чёрные пятна, а второй – потёки туши на щеках. Помог подняться и проводил в комнату, усадил на кровать. Двигалась совершенно безвольно. Она продолжала плакать, но уже почти без звука. Руки дрожали.

– София! – окликнул он. – София!

Она не сразу, но подняла мокрое лицо. Вокруг глаз круги из расплывшейся косметики. Бессмысленный блуждающий взгляд. Ей нужен отдых. Разгладил усы и бороду, размышляя. Мысль пришла спокойная и ясная, но он колебался в решении.

– Вы должны поспать.

– Думаете, я смогу заснуть после всего этого? Или мне снова нажраться, чтоб вырубиться?

– Сейчас принесу вам воды. Я могу дать хорошее снотворное, вы согласны? – проговорил он на ходу.

– Какое? – сипло спросила она, хлюпнув носом.

Тимофей принёс полстакана воды.

«Ты рискуешь. Но зато это точно подействует и поможет ей сейчас!».

Он сомневался до последнего момента. Поставил стакан на пол у её ног, а сам опустился на пуф у кровати.

– Вы помните Габи?

– Да.

Тимофей достал из кармана свою визитницу, открыл плоскую коробочку и сбросил картонки на ладонь. Под ними был спрятан белый квадратик, сложенный из тонкой бумаги. Осторожно развернул и вытряхнул в воду несколько невесомых крупинок.

– Он снабжает меня подобными средствами время от времени. Мне давно не приходилось прибегать к этому. Вам сейчас нужнее… Вы проспите примерно двое суток. Это не так приятно, как может показаться. Часть воспоминаний сотрётся из памяти. А с теми, что останутся, вам уже будет проще жить.

Он тихонько взболтал содержимое и протянул стакан.

– София, вы уверены?

– Да.

– Пейте!

Доверчиво проглотила воду, откашлялась.

– Я ничего не чувствую, – покачала головой без эмоций.

– Подождите несколько минут, – вздохнул Тимофей и поднялся с места. – Только сначала заприте за мной дверь. И забирайтесь в постель. Как проснётесь, позвоните мне. Ну, или когда захотите, наберёте…

Он подождал снаружи, чтобы услышать ключ в замке. И после спустился к машине. Держал в уме впечатления и образы, чтобы зафиксировать в рисунке и файле с делом. Всё-таки неприятно работать с призраками детей. Гадость!

11.

Виталий встретил Галину на такси. Она выглядела посвежевшей, отдохнувшей. Всю дорогу щебетала о том, как провела время в пансионате. Какие процедуры принимала, как им устроили вечер с музыкой и танцами, как они с соседками гуляли в парке, смотрели кино на веранде, и как хорошо их кормили в столовой.

– Ты ничего не спросила про Юлю, – хмуро напомнил он.

– А что с ней?

– Поживёт в Екатеринбурге у моей сестры. Лена встретила её с самолёта четыре дня назад. Там пойдёт в школу осенью, может быть, даже попадёт в тот же класс, куда двоюродные сёстры ходят. Ленкины двойняшки рядом с домом учатся, район хороший. Я сестре доверенность оформил.

– Ну, ладно, – пожала Галина плечами. – Я ей потом позвоню.

– И всё?

– А чего ещё? Мне есть, кем заняться! Я привезла Лёле подарок! – засветилась улыбка жены.

Виталий поморщился, виски сжало болью. Да, психолог права. Детектив прав. Все они правы! Но как легко советовать со стороны! Они ведь не жили под одной крышей с матерью, которая так и не поверила в смерть ребёнка! Они не искали слов, чтобы отвечать ей каждый день на вопрос:

«А где Лёля?».

Им не приходилось успокаивать дочку, рыдающую в истерике:

«Я Юля, а не Лёля! Скажи ей, что я – Юля!».

Как же он устал, никаких сил нет…

Галина заподозрила неладное сразу, как только вошла в квартиру. Почувствовала новый запах. Раньше дома не пахло сырой извёсткой и клеем. Она резко остановилась в коридоре и обернулась к мужу.

– Что ты сделал? – черты напряжённого лица заострились.

– Галочка! Прошу тебя! – застонал Виталий, прислоняясь к стенке в прихожей.

– Что ты сделал? – закричала она.

Галина бросилась вперёд и рванула дверь детской… И обмерла на пороге. Комната стала огромной! Потому что опустела. Обои сняты, стены в разводах, штукатурка смыта почти до бетона. На полу только пыль, покрытие ободрано вместе с плинтусами. Следы от карнизов над окном едва видны.

Она озиралась, не веря своим глазам! Сделала несколько шагов в гулком нежилом пространстве, где не осталось ни намёка на её любимую малютку. Она оглянулась. Виталий остановился в дверном проёме, дверная коробка тоже новая, никаких памятных процарапанных букв и рисунков.

– Ты! – взвыла Галина. – Это ты убил её!

– Галя! Её давно нет!

– Ты убил её! – взвизгнула жена.

– Галя!

Виталий увидел, как она с исказившимся лицом только двинулась к нему, но тут ноги женщины подкосились, она рухнула на жёсткий пол. Галина разбила голову, кровь брызнула на бетон. Руки и ноги задёргались, как будто бы её трясло электрошоком. Между губ показалась пена.

Он не удивился тому, что ничего не чувствует. В душе царила такая же пустота, как и в мёртвой детской. Достал телефон и набрал номер экстренной службы:

– Здравствуйте. Мне нужна скорая помощь. Нет. У моей жены припадок. Она упала. Не знаю. У неё судороги и пена изо рта. Хромова Галина. Сорок шесть лет. Да. Улица Профсоюзная…

12.

За окном уже давно ночь. Юля проснулась от тревожного сна. Но лишь глубоко вздохнула, расслабленно потянулась, и, перевернувшись на другой бок, стала задрёмывать. Ей постелили на узкой тахте, у девочек была комната больше, чем родительская, так что место нашлось.

Она знала, что у отца есть родственники в Екатеринбурге. Но с тёткой они не были знакомы раньше. А уж сразу две сестры, свалившиеся буквально с неба, стали настоящим подарком. Нику и Вику она уже научилась различать, хотя кузины и разыгрывали её пару раз, меняясь одеждой. Но цветные пряди в волосах и украшения они носили слишком разные.

Столько перемен за неделю! Папа сказал, что Юля проведёт у тёти Лены все летние каникулы. И может быть даже в следующий класс пойдёт осенью в ту же школу, что и сёстры. Это было так здорово!

Она жалела только, что нет номера телефона той психологини, которая грохнула вместе со своим толстым другом эту мелкую уродину. Как-то странно остались в памяти кусочки от того дня. Что-то мелькало во снах, постепенно таяло и бледнело. Но теперь Юлька уже не боялась спать по ночам.