Полянский. Детектив-медиум

Топ-топ

1.

– Это какая-то ошибка! Быть этого не может! – раз за разом нервно восклицала Лида, сидя на краешке жёсткого стула в небольшом кабинете. Всё тёрла глаза и нос, чувствовала, что они мокрые и красные.

– А я вам говорю, что все документы в порядке. И этот акт дарения составлен и подписан Елизаветой Егоровной в здравом уме и твёрдой памяти ещё два года назад! – устало вздыхал седоватый нотариус.

У Лиды кружилась голова, её почти мутило от переживаний. Первый шок она пережила три недели назад, когда, вернувшись из поездки, нашла свою квартирную хозяйку мёртвой. Причём уже несколько дней как. Это было ужасно! Потом вся эта суета с полицией, скорой помощью. Жуткая неразбериха, лихорадочная возня с поисками необходимых документов, похороны за государственный счёт. Лида снимала комнату у опрятной старушки больше шести лет. Да, у хозяйки были свои странности, у кого их нет. Да и возраст всё-таки весьма преклонный.

Но чтобы переписать квартиру арендатору, не предупредив об этом ни единым словом, а потом скоропостижно отправиться на тот свет?! Тут уж Елизавету Егоровну вряд ли кто-то перещеголял бы в странностях.

С Лидой связался нотариус Войцевский, вызвал для оформления документов. Выяснилось, что других наследников у пенсионерки нет, а двухкомнатная квартира в пяти минутах от метро «Бибирево» ни с того ни с сего подарена девушке.

– Лидия Сергеевна, вам не придётся оплачивать госпошлину при вступлении в наследство, так как вы официально проживали с наследодателем на одной территории.

– Да, Елизавета Егоровна делала мне регистрацию в МФЦ, очень добрая была женщина! – всхлипнула Лида. – Что же мне теперь делать?

– Ждать. Процедура может занимать до шести месяцев. Потом получите свидетельство о собственности, выписку из реестра. Пока идёт процесс, имеете право проживать на территории унаследованной квартиры, – кивнул Войцевский.

Она не стала звонить родителям в Рязань. Они хоть и жили всегда рядом, но спокойно передали маленькую Лиду под опеку бабушке, маминой маме. Сами продолжили развесёлую молодую жизнь. Любимая бабуля вырастила девочку, поддерживала и помогала. А после ее смерти Лиде житья не стало: родители нарисовались на горизонте мгновенно. Она была уверена, намеревались сцапать бабулину избушечку с приличным садом и огородом. Но тут раз в жизни Лида дала жёсткий отпор этим, по сути, чужим людям. Дом и землю продала, больше её тут ничего не держало. Деньги положила на счёт под небольшой, но верный процент.

Сестра старше на двенадцать лет давно жила с семьёй мужа под Орлом, на наследство не претендовала, они редко виделись. Лида приезжала в отпуск раз в год повидать сестру и племянников, и всё.

Она уволилась, переехала в Москву, по знакомству сняла комнату у Елизаветы Егоровны, устроилась работать в библиотеку на улице Лескова. Проводила мероприятия, вела библиотечные соцсети, много читала и гуляла. Выбиралась в центр города с подругами. Иногда одна ходила на утренние дешёвые киносеансы в уютный и современный «Будапешт». Личная жизнь отсутствовала как таковая.

Лида вернулась в теперь уже окончательно опустевшее жильё. Повесила в прихожей куртку и поставила в угол мокрый зонт. До конца лета ещё две недели, а погода уже осенняя. После нескольких дней уборки тут едва ли стало немного свежее. В комнату хозяйки она заходила крайне редко, только если нужно было помочь с уколом или найти нужную программу на телевизоре с нового пульта. Удручающе тоскливый запах стариковского барахла шибал в нос только при входе, а чуть позже удавалось принюхаться и не замечать его.

В комнате поменьше, которую и арендовала Лида, она сама сделала косметический ремонт, переклеила с подружкой обои, повесила новые шторы. В рассрочку застеклила балкон, поставила там подержанный столик и два табурета для уюта. Иногда пила там чай, воображая себя на веранде загородного дома

Гостей не бывало, но всё же она надеялась когда-нибудь кого-то принимать в этой комнатке. Чисто, хоть и не очень светло даже в солнечный день. Окна на первом этаже загораживала густая зелень. Раскладной потёртый диван с тремя разноцветными подушками для декора. Квадратный стол в углу с ноутбуком, полка со стеклянными дверцами, заполненная книгами и журналами. Два старых стула с матерчатыми сиденьями на тесёмках. Относительно крепкий, приземистый шифоньер, внутри отделение с полками, по соседству, за скрипучей створкой с мутноватым зеркалом – перекладина с вешалками. Лидин гардероб не занимал даже половины этого шкафа.

Вечер, уже стемнело. Вздохнув, она уселась на диван, с краю пружины почти не скрипели. Было так непривычно тихо. Могла ли она подумать, что станет скучать по назойливому шуму телевизора в бабкиной комнате, по всем этим сериалам и бесконечным шоу, которые так раздражали ещё совсем недавно.

Теперь эта тишина казалась мёртвой в полном смысле слова. Лиде стало жутко. Надо бы позвать кого-то из подружек ночевать или самой к кому-нибудь напроситься. Решено, она позвонит Кате или Соне. Надо только немного вещей с собой взять. И ещё счётчики списать, послезавтра в приложении нужно будет передать показания по воде и электричеству. Она вышла с сумкой на плече в прихожую…

Неожиданно в тишине квартиры резко и громко прозвучала заставка программы новостей: включился телевизор. Лида, вскрикнув, подскочила на месте. Перевела дыхание и осторожно прошла через коридор в комнату Елизаветы Егоровны. Действительно, на плазме замелькали кадры «последних событий», пульт лежал на полу около дивана. Трясущимися руками подняв пульт, Лида выключила телевизор. Подумав, выдернула из розетки, чтоб уж наверняка. Что за дикие глюки?

Послышалось? Но в квартире сверху давно никто не жил, а через стенку было слышно только соседскую собаку. Некому было бегать по коридору. И всё же она точно слышала: «Топ-топ, шлёп-шлёп!». Так топают дети, Лида знала, у неё было четыре племянника.

Зашумела вода в ванной. Кран сам открылся, это уж ни в какие ворота! Лида поставила сумку у порога. Мигнул и выключился свет в коридоре. Лампочка перегорела, что ли? Лида безрезультатно пощёлкала выключателем, наощупь в ванной нашла вентиль, перекрыла холодную воду. Дичь какая-то. Вытирая руки на ходу, подхватила свои вещи и открыла входную дверь, вышла на лестничную клетку. Полоса света легла из подъезда в тёмную прихожую. Топ-топ, шлёп-шлёп, топ-топ по старому паркету.

Она оглянулась и почувствовала, как подкашиваются ноги. На свет из бабкиной комнаты выбежал ребёнок лет трёх. Сине-серая мёртвая кожа, синяки под мутными запавшими глазами, дёрганые движения и старая одежда. Он протягивал к ней отёкшие пальцы и раскрывал в беззвучном крике почерневший рот…

В ужасе Лида заорала так, как никогда в жизни ещё не кричала, и рывком захлопнула дверь, грохнув замком.

2.

Своего первого призрака он увидел спустя три дня после того, как очнулся в реанимации, куда попал с пулевым ранением. Это ж надо было оказаться настолько не в том месте и не в то время!

Молодой юрист, пристроенный отцом на казённую государеву службу, не снискал пока уважения коллег. Над «эндокринологическим дундуком» посмеивались, не принимая во внимание образование и профессионализм.

Но когда он лежал в больнице, ожидая очередной перевязки, пришли проведать две секретарши, принесли какую-то пустяковую передачу. Притихшие и внимательные, девушки посидели рядом полчаса, расспрашивая о самочувствии. Тимофей понял, что шальная пуля, пробившая грудь, сделала его интереснее и загадочнее. Остальные молодые сослуживцы были заняты кабинетной бумажной работой, а вот его «подстрелили»! Напустив на себя тогда флёр уставшего героя, он очаровал девчонок. И, пускай на несколько минут, но они рассмотрели в неуклюжем толстяке обаятельного интеллектуала.

Девушки вышли из палаты, едва не столкнувшись в дверях с худым стариком в пижаме и казённом синем халате. Выздоравливающие часто шатались в гости друг к другу, одалживая зарядки для гаджетов, затевая карточные игры, да и просто «посидеть пообщаться». Спасались от больничной скуки.

Старик сел около койки Полянского и некоторое время пристально рассматривал его.

– Воды хотите? – не выдержал Тимофей.

Гость отрицательно покачал головой.

– Сходи к Ване, скажи, что я прошу у него прощения, я не успел, – негромко проговорил старик, махнув рукой в сторону коридора, где не смолкали шаркающие шаги и поскрипывание колёс тележек с бельём и лекарствами.

– Что? – не понял Полянский.

– Сходи к Ване, скажи, что я прошу у него прощения, я не успел, – с той же интонацией повторил собеседник.

– Извините, мне нельзя вставать. Вы в какой палате лежите?

Полянский стал нащупывать кнопку вызова медсестры. Вдруг плохо человеку, вот и перемкнуло.

Старик привстал и ухватил Тимофея за воротник рубашки, дёрнув к себе. Лицо его потемнело, глаза стали белыми и будто бы засветились, внезапно он начал расти. Очертания больного чуть расплылись, как в тумане, но сам старик вырос почти до потолка. В глубоких морщинах пролегли густые тени, и трёхметровое видение склонилось над Полянским.

– Сходи! Седьмая! – прогудел голос, и на Тимофея пахнуло холодной плесенью. – Сходи!

Полянский чувствовал, как волосы на голове зашевелились от страха. Он невнятно пискнул и крепко зажмурился, как часто делал в детстве. Бабушка учила его усмирять воображение. Через пару секунд открыл глаза, в палате, кроме него, никого не было. Сердце оглушительно колотилось. «Седьмая!» Это через одну дверь от него. Если сходить потихоньку, по стеночке, сёстры не обратят внимания.

Две койки в палате были не застелены, их освободили для новых пациентов. Казённые тумбочки ощерились пустыми полками. У окна, глядя в парк, стоял молодой мужчина. Широкая крепкая фигура, руки напряжённо сцеплены за спиной.

– Извините, вы – Иван? – спросил Тимофей сиплым голосом. Он чувствовал себя идиотом. Ноги дрожали от нагрузки и слабости.

– Что? – обернулся тот, и Тимофея поразил его измученный вид. Впалые щеки с короткой щетиной, мешки под красными глазами, резкие морщины на лбу. – Мы знакомы? – хрипло спросил мужчина.

– Простите, это покажется странным, но… Старик в синем халате просил вам передать, что просит прощения, он сам не успел! – выдохнул Полянский.

Глаза мужчины стали круглыми, он пошатнулся, и, чтобы не упасть, присел на пустую жёсткую койку. Закрыл лицо руками, пальцы тряслись.

– Как? Откуда вы... – Он уронил руки на колени, в глазах на секунду встали слёзы.

– Я только что видел его, он зашёл ко мне в палату, – растерялся Тимофей. – Я, было, подумал, что он просто разминулся с вами, но он так необычно себя вёл…

– Мой отец умер несколько часов назад в этой палате. Сейчас он в морге. Вы разыгрываете меня? Понимаете, насколько неэтично смеяться над чужим горем?

Старик, качнувшись, остановился слева от Тимофея. Принёс с собой сырой запах плесени и ещё, кажется, формалина и спирта.

– Вот же он, пришёл, разве вы не видите? – указал Полянский.

– Здесь никого нет! Вы издеваетесь надо мной? – зарычал, побагровев, мужчина. Вскочил и с угрозой шагнул к нему, сжимая кулаки.

Тимофея трясло, призрак склонился к его плечу и тихо, размеренно загудел в самое ухо.

– Он говорит, что просит прощения. Дачу он переписал на Свету и ничего вам не сказал. Ключ от нижнего ящика стола лежит в голубой сахарнице в буфете. А гараж он давно обещал продать соседу, Никите Захаровичу… – залепетал Полянский, повторяя слова старика.

Мужчина вытаращился на него и остановился как вкопанный, багровый румянец на щеках сменился мертвенной бледностью.

Тимофей упал в обморок.

Когда его привели в чувство нашатырём, он лежал уже в своей палате, и медсестра строго выговаривала ему за нарушение режима. «Двух санитаров надо, чтоб такого борова допереть да на койку забросить, совсем никаких мозгов нет, делают, что хотят!»

А через два дня к нему пришёл посетитель, тот молодой мужчина. Некоторое время посидел молча, потом протянул руку, представляясь.

– Иван Шубин.

– Тимофей Полянский, – ответил он на крепкое пожатие.

– До сих пор не могу себе объяснить то, что вы сделали. И, наверное, никогда не смогу... Знаете, отец действительно отдал дачу моей сестре, а мне ничего не сказал, боялся, что мы с ней поссоримся. Ключ от ящика в его столе правда нашёлся в буфете, как вы и передали. И гараж этот… У меня в голове не укладывается. – Шубин ошеломлённо развёл руками и вздохнул. – Ладно, поправляйтесь, отдыхайте. Знаю, вас скоро выписывают. Вот, держите, я черкнул тут мой телефон и электронную почту, обращайтесь за помощью. Уверен, мы ещё не раз увидимся. Особенно, если такие видения продолжат вас посещать.

– Почему? – приподнялся Тимофей.

Шубин остановился в дверях и грустно поглядел на него.

– Потому что я психиатр. До свидания, Полянский.

3.

Лида всхлипывала и стучала зубами о стакан, расплёскивая воду. Не помнила, как добралась до подруги на попутке. Кажется, она напугала водилу до полусмерти своими воплями.

– Ты мне не веришь, но я своими глазами видела! Сонь, это был такой ужас! Я не знаю! – в очередной раз восклицала Лида.

Уже вышли все запасы валерьянки, и София, высокая, подтянутая брюнетка, не знала, как ещё успокоить девушку. Приезд подруги, трясущейся от страха, спутал все планы, давно пора спать, утром рано на работу. Хорошо, что Лёши дома нет, его нытьё стало бы ещё одной головной болью.

Они просидели на маленькой кухне-гостиной до полуночи. Потом Лида заявила, что боится остаться одна в темноте, ей во всех тенях мерещится тот призрак.

София постелила подруге на диване в маленькой комнате, оставила включённым свет в коридоре и прихожей. И сама потом ещё долго ворочалась в кровати, мысли не давали уснуть.

За окнами таял солнечный август. Утро обещало тёплый день. София сделала горячий бутерброд в микроволновке и налила себе кофе. Со вздохом вспомнила о подружке: так непривычно накрывать завтрак на двоих. Нужна ещё чашка и тарелка.

Приготовив всё и похвалив себя за гостеприимство, она отправилась будить Лиду и на ходу бросила взгляд в зеркало встроенного шкафа в прихожей. В этом году длинные чёрные волосы она покрасила в алый. Насыщенный оттенок кончиков переходил посередине в плавный градиент и окончательно исчезал к тёмным корням. Сейчас этот яркий костёр был стянут в крепкий узел на затылке. На работу она носила серый брючный костюм с тёмно-красным топом, смотрелась в нём замечательно.

Подругу она с трудом растолкала и заставила умыться. Лида выглядела не очень: бледная, опухшая, с синяками под глазами.

– Лид. Ты как?

– Немного лучше, да только как представлю, что туда возвращаться, мороз по коже. Можно поживу у тебя с недельку? На работе отгулы возьму.

– Ладно, нормально! Я всё равно почти дома не бываю, – София бодро смолотила бутерброд с колбасой и отпила из чашки. – Слушай, Лид, если хочешь успокоиться и убедить себя в том, что всё хорошо, можешь в церковь сходить, попросить, чтоб квартиру освятили. Мол, старушка померла, и всякая чертовщина творится! У тебя ж рядом с метро прям храм?

– И что они сделают?

– Приедет на дом батюшка, не знаю, как у них заведено. Обрызгает святой водой там, или как положено. Понятия не имею. И вся нечисть уйдёт! – София пожала плечами. – Но, ты знаешь, я человек науки и не верую. И от себя лучше бы предложила терапию, может быть, даже медикаментозную. У тебя нервное переутомление налицо, а тут ещё стресс из-за смерти и похорон квартирной хозяйки. Может быть, и до галлюцинаций дело дошло. Но у нас в клинике дорого, сразу говорю. Зато эффективно и с гарантией. А затея со священником на выезде, я гуглила, обойдётся всего в десять или пятнадцать тысяч. Правда, неизвестно, поможет ли…

– Сонь, я готова самовыпилиться, только бы не повторилось вчерашнее. Но и денег лишних нет… – Лида тяжело опустилась на табурет и вцепилась в растрёпанные русые пряди.

Внезапно Софию осенило, и она быстро заговорила, чтобы не потерять неожиданную мысль.

– Слушай, Лид! Помнишь, я в полиции стажировалась? Потом ещё мутила с таким крепким мужиком. Серёжа. Ну, помнишь, к Катьке с ним приходила. Подтянутый такой мент. Вот он как-то рассказывал, что есть у него знакомый, изгоняющий демонов. Медиум, с привидениями общается. Давай позвоню Кравченко, может быть, он поможет свести знакомство? Только чтоб поддержать тебя! Никогда ж не знаешь, где найдёшь, где потеряешь! Но учти, лично я считаю эту затею полной ерундой и уверена, что тебе нужно лечиться и отдыхать под капельницей!

Вечером они сидели в японской забегаловке. У бледной Лиды не было аппетита. София поправляла макияж и постоянно оглядывалась по сторонам в ожидании ухажёра. Наконец, узнав издалека его куртку, она встрепенулась.

– Лидка! Вон он идёт! – она толкнула локтем подружку.

Среднего роста, поджарый мужчина со светлыми короткими волосами подошёл к их столику и первым делом приобнял Софию.

– Соня, здравствуй! – чмокнул гладкую девичью щёчку. Потом протянул руку Лиде. – Сергей.

– Садись, Серёж! Это Лида, моя подруга. Слушай, мы чай заказали уже. Ты если ужинать будешь, меню посмотри. А у нас к тебе дело!

– Это ж какое может быть ко мне дело сразу у двух очаровательных девушек? – подмигнул мужчина, раскрывая толстую папку меню.

– Нужна информация хитрая. Помнишь, Серёж, ты рассказывал, что знаешь некоего охотника за привидениями? Лиде нужна консультация медиума…

– Так! – его улыбка растаяла. Мужчина нахмурился, встал, чтоб уйти. – Я думал, ты повидаться хочешь, так сказать, в память о былом. Вечер освободил. Подружку привела, я уже размечтался! А тут такое кидалово! Издеваешься, Сонь?!

– Серёж! – София остановила копа. – Тебе ж ничего не стоит. А человек помочь может. Поделись контактом? Свои люди, сочтёмся!

Ей было жаль подругу и хотелось побыстрее развязаться с этой историей. Постаралась сделать улыбку максимально многообещающей. Кравченко, тяжело вздохнув, сел обратно и глянул на девушек. Лида затаила дыхание.

– Ему несколько копов инфу сливают за долю малую, если что-то странное происходит. Плюс журналисты за гонорар самый свежак новостей в зубах носят. Это ж недорого, Сонь… Знаю ещё, что живёт на Кутузовском, недалеко от «Киевской». Вряд ли переехал.

– Серёж, это что, реально работает? – она в изумлении подняла густые брови.

– Не знаю, Сонь. Но денег ему клиенты хорошо заносят, это точно. Я считаю его мошенником, но это лично моё мнение. Люди на стрессе за какую только галиматью не готовы платить! Что он там за представления устраивает, не знаю. Говорят, что с привидениями общается. Я в это не верю!

– Конечно же, ты же нормальный! – София успокаивающе погладила его по руке. – Так что, номер телефона дашь?

– Ладно, вот. Лови, – буркнул Кравченко. – Пришло?

София взглянула на экран звякнувшего смартфона, где всплыло уведомление.

– Да, есть. Полянский Тимофей. Спасибо, Серёж! Как насчёт продолжения ужина? – ласково улыбнулась она.

4.

Он медленно проводил мягкими пальцами по длинной спине женщины, с удовольствием гладя от затылка, по хрупкой шее, между птичьих лопаток, до плоских ягодиц и обратно. Николь пахла жасмином, этим кремом для тела она пользовалась чаще всего. Длинные светлые тонкие волосы разметались чуть вьющимися прядями по двум подушкам.

– А зачем они к тебе являются? – нежный голос стеклянного колокольчика так подходил к прозрачной внешности.

– Сами редко приходят. Чаще всего, чтобы передать что-то для родных, жалеют о не сказанных вовремя словах. Или хотят указать на какой-то тайник, например, сообщить необходимые и важные сведения. Примирить детей при дележе наследства. Или попросить наказать своего убийцу... Но в основном обращаются бедолаги, которых тени и фантомы изводят своим вниманием, – он глубоко вздохнул, любуясь партнёршей.

Одиннадцать лет назад Тимофей назвал её про себя Русалкой в первую же минуту, как увидел. Хоть и принял сначала за привидение-утопленницу. Подвёз подростка, тоненькую девушку, голосующую на краю тротуара. Она уточнила адрес – в далёком спальном районе. Шёл дождь. Девушка ещё некоторое время всхлипывала. Был разбит нос, косметика размазалась, мокрое платье в размытых пятнах крови плотно облепило тощую грудь. Пальцы нервно сжимали маленькую сумочку с порванной цепочкой.

Полянский не произнёс ни звука в дороге. Не от робости, а потому что видел. Причём намного больше, чем хотел. Как обычно. Позже Ника говорила, что он понравился ей именно своим молчанием.

«Ты не стал расспрашивать, жалеть, лезть в душу, пытаться навязаться с решением всех проблем, о которых не знал! Это было так здорово, именно то, что нужно!».

Она оставила свой номер, и он постепенно стал её неизменным клиентом.

Как она вытянулась за это время... Очень высокая, худая, по-модельному плоская, с бледной до прозрачности кожей, на которой светились голубые жилки, с невесомыми бело-золотистыми волнистыми волосами до талии. Своей призрачной красотой Ника согревала его уже много лет.

«Ты милый, умный и нежный. Большой и красивый. Ты – мой котик. Кот Тимофей! Мягкий и уютный!» – легко улыбалась она.

«Кастрированный,» – хмыкал он в ответ.

«Но ведь не каждый раз? Иногда и ты справляешься!» – узкая рука с длинными тонкими пальцами оглаживала его бок и соскальзывала по животу вниз, заставляя его дышать чаще.

Поразительно для Полянского, но Николь совершенно спокойно реагировала на рассказы о «работе». Она говорила, что «старую проститутку сложно удивить чем-то».

– И ты всегда им помогаешь? – спросила она, расширив и без того огромные зелёные глаза.

– Нет. Иногда даже для мёртвых бывает поздно, – вздохнул Тимофей.

Звякнула посуда, послышался приглушённый голос. Загудела вытяжка над плитой.

– Яся? – Николь подняла голову и улыбнулась.

– Да, я просил прийти с утра, приготовить еды, – кивнул Полянский и потянулся за пижамой.

Ника надела длинный шёлковый бирюзовый халат, который всегда дожидался её в гардеробе. Они вышли на кухню.

– Ты вообще сама себя слышишь?! Совсем сдурела? Нет! Да ошалеть просто! Нет! Чтоб мужик больше зарабатывал, он должен не на тебе пластаться правильно, а на своей работе! А твой пельмень контуженный даже на биржу не встал! Нет! Сама туда иди, курва тупая!

Белякова негромко, но эмоционально говорила по телефону, помешивая в кастрюльке тихо кипящее молоко: варила какао. Отключив вызов, она оглянулась на своего работодателя и его приходящую подругу.

– Тима, твой бессистемный кобеляж сбивает мне весь режим работы! Только ты заказываешь романтические завтраки, а не ужины! – воскликнула она, вытирая ладони о передник. Потом кивнула Николь: – Привет, Красота! Садись, я тебе чай с ромашкой заварила и с земляничным листом, как ты любишь!

Ника расслабленно уселась за стол, и домработница поставила перед ней красивую чашку из тонкого, просвечивающего фарфора и чайничек.

– Что там? – указала она узким подбородком на телефон, который Ярослава положила на стол.

– Знакомая одна бестолковая! Прикинь, в долг просит, курсы оплатить. Типа тренинг нашла, как сделать из диванного аксессуара валютного миллионера! Оба давно без работы сидят, кукуют. Продуктами ей мать помогает. Но на такую чешую комариную денег не дала, вот займы ищет!

– А как твой благоверный Беляков? Муж не хулиганит?

– Ой, Красота! Да какой муж, это ж комиссионная рухлядь, наконец-то оценившая прелести семейного очага! – фыркнула Ярослава. – Представляешь, подкатил тут с пошлыми намёками, мол, короток женский век, и всё такое! Я обалдела, говорю ему, дескать, это у тебя с потенцией жизнь заканчивается, а я-то ещё и просто полежать могу! – Они вдвоём прыснули.

Тимофей вышел в санузел, расположенный рядом с кухней, там зеркало висело выше, было удобнее подравнивать бороду триммером. Водил по контуру мягкой щетины жужжащей машинкой, время от времени выключая её и прислушиваясь к разговору и смеху женщин, позвякиванию посуды. Это звучало так уютно и естественно, он невольно улыбнулся. Дом, в котором смеются на кухне, в котором есть, кому тебя обнять. Его личный призрак – семья, которой нет, и не будет, судя по всему.

Белякова подрумянила ломтики чёрного хлеба, совсем чуть тронула их чесноком и намазала смесью из авокадо, пармезана с капелькой майонеза. Николь хрустела тостами, пила травяной чай, для Полянского было сварено густое какао со сливками и шоколадом. Ему так хотелось до последней капли насладиться чудесным горячим напитком. Но завтрак был прерван звякнувшим на полке смартфоном.

Он получил сообщение: «Здравствуйте, Тимофей, меня зовут Лида. Ваш контакт помогла найти моя подруга, знакомая Сергея Кравченко. Нужна консультация по вашей специализации».

Оригинально. Давненько ему ничего не перепадало от этого закоренелого скептика.

«Здравствуйте. В чём конкретно вопрос?».

«Я видела привидение в квартире. Получила в наследство».

«Пришлите адрес квартиры».

Полянский извинился перед дамами, прошёл к себе и, усевшись перед ноутом, пробил адрес по полицейской базе, поднял журналистские заметки. Помрачнел. Распечатал несколько справок и выписок. Всё нехорошо. Ответил на сообщение: «Сегодня я занят до вечера, Лида. Можем пересечься завтра во второй половине дня».

Доступ к архивам ему обеспечивали мелкие взятки и человеческий фактор. Помогая время от времени бывшим коллегам, с кем когда-то пересекался по службе, он получал в качестве компенсации практически любые документы, не оригиналы, но достаточные для работы копии. Уволился он очень давно, но связи в мире уголовных расследований и полицейских картотек по-прежнему служили верой и правдой.

5.

София была раздражена, уже трижды перекручивала заново в узел свои чёрно-алые волосы. Она мысленно ругала себя за то, что согласилась поехать с Лидой.

Знакомы они давно, но дружили не очень близко. Когда-то втроём с ещё одной девушкой, Катей, ходили в один спортивный клуб, вместе проводили время в культурных и злачных заведениях. Повзрослели, появилось больше личных интересов. Теперь они поддерживали связь, иногда встречались в кафе, поздравляли друг друга с праздниками, ходили на дни рождения. Но в целом виделись редко.

И вот теперь эта бледная овца сидит и трясётся! София устала её утешать, злилась и хотела скорее поехать домой. Одна. В кофейне было шумно, а Софию достаточно утомили люди, с которыми приходилось общаться на работе.

У Лиды зазвонил телефон, она подпрыгнула на месте, включила громкую связь.

– Здравствуйте, Лида, это Тимофей. Вы на месте?

– Да. Я с подругой. Ждём вас, – Она вытянула шею и покрутила головой по сторонам, выглядывая собеседника.

– Где вы сидите?

– Мы тут, в углу, где окно, – замямлила Лида, оглядываясь.

София первой поняла, кого они ждут. К их столику подошёл очень высокий, плотный мужчина. Ухоженные тёмные короткая борода и усы. Тёмно-серый костюм-тройка сидел хорошо, маскируя расплывшуюся фигуру. Свежая белая сорочка и тёмно-синий галстук. Серо-голубые глаза казались маленькими из-за очков. Небольшие руки без обручального кольца. В общем, порция холодца, и столько места занимает. Совсем не её тип. Жаль.

– Вы – Лида? – посмотрел он на неё.

– Нет, я в качестве моральной поддержки. Вот она вам звонила, – угрюмо указала на подругу София.

– Лида, что вы знаете об этой «нехорошей квартире» и вашей покойной хозяйке? – представившись и заказав зеленый чай, спросил медиум. Говорил негромко, голос плавный.

– Я у Елизаветы Егоровны шесть лет прожила, знаю только, что квартиру ей дали, когда старый фонд расселяли. Хорошие были отношения. Культурная женщина, – неуверенно пожала плечами Лида.

– Что вы знали о родных, её семье? – Полянский наклонил голову, так что щёки и второй подбородок легли мягкими складками.

– Ой, у неё такая трагедия была, она несколько раз рассказывала. Несчастный случай, авария. Она за раз потеряла дочь и внука. Показывала старые фото. Часто плакала, вспоминала маленького Васеньку… – затараторила Лида, плаксиво сморщившись.

– Нет! – спокойно и жёстко перебил её Полянский.

– Что «нет»? – уставилась на него сухими глазами девушка.

– Не было никакой аварии. Дочь у неё в тюрьме повесилась, детоубийцы там долго не живут. В белой горячке гоняла чертей и утопила сына. Вот копии, полицейские протоколы и заметка из криминальной хроники, – он вынул из внутреннего кармана несколько сложенных листов бумаги с распечатками, протянул Лиде.

– Господи боже! – ахнула побледневшая девушка, просматривая документы.

Софии стало нехорошо, как-то муторно на душе.

«Хочу домой! Отмыться от этого всего и спать! Какого я тут вообще делаю?» – крутилось в голове.

– Слушайте, мне пора! Была рада знакомству! – она встала из-за стола.

– Соня, ты разве меня не подождёшь? – растерялась Лида.

– Я думаю, вы тут договоритесь без меня и всё решите с квартирой. – София с досадой остановилась. – И ты сможешь уже у себя ночевать!

– Вряд ли получится так быстро, – вздохнул медиум.

– Так и знала, что будете себе цену набивать! Не выйдет! Лида, если тебе интересно моё мнение, то лучше бы не связываться с этим товарищем, – нахмурилась София. – Кравченко считает вас мошенником, и, думаю, он прав. Не хочу наблюдать со стороны, как мою подругу обдурят за её же деньги, как последнюю тупицу! Вы же видите, насколько она сейчас эмоционально нестабильна!

Подозрительно прищурившись и скрестив руки на груди, она разглядывала этого огромного человека. А толстяк глянул на неё с интересом.

– Кем вы работаете?

– Не ваше дело! Что, боитесь, клиент с крючка сорвётся? – разозлилась София.

– Не сорвётся. – Полянский снова повернулся к Лиде. – Ваше привидение раньше общалось со своей бабкой, странно, что вы не замечали. Теперь её нет, и ему не с кем контактировать. Сам из этой квартиры не уйдёт, его там убили. Но можно с ним договориться и жить мирно. Для этого понадобится время и ресурсы.

– Пентаграмма из заговорённого воска, кровь чёрной кошки? Роса, собранная в полнолуние на кладбище? Или всё-таки деньги? – София вскинула брови, а растерянная Лида нервно переводила взгляд с подруги на детектива и обратно.

– Нет, – чуть улыбнулся Полянский. – Думаю, всё намного проще. Но мне нужно попасть в эту квартиру. Я удалённо не работаю.

– Соня, ну, пожалуйста, поехали вместе! – вцепилась в неё Лида.

Выговаривая себе самой за слабость, и не решаясь отказать и отрезать от себя уязвимую подругу, София согласилась ехать с ней. Хотя сама по себе ситуация заставляла её нервничать.

Они прошли на парковку, Полянский не без галантности распахнул перед девушками дверцы серого поцарапанного «хёндая», явно видавшего лучшие времена. Софии бросилось в глаза, что водительское сиденье максимально сдвинуто назад.

«Конечно же, как бы он ещё тут поместился!» – подумала она, сжимаясь на сиденье сзади, рядом с подругой.

Можно было сесть впереди, рядом с Полянским, но София чувствовала себя некомфортно рядом с этим студнем в галстуке. На город опускался августовский вечер, уже по-осеннему свежий.

6.

Тимофей не любил живых детей, а уж мёртвых и подавно не выносил. Если с взрослыми ещё как-то можно было иногда договориться, наладить контакт, то призраки детей чаще были злы и взбалмошны, капризны и мстительны. Они не желали примириться со своим «новым состоянием», беспокоились, хулиганили, издевались над живыми родственниками или просто над теми, кто под руку попадался. И тяжелее всего приходилось с такими, которые были обижены из-за своей смерти, погибли насильственно и страшно, эти становились настоящими исчадиями, требовали возмездия, не принимали искупления.

Выявить закономерность в том, почему какие-то души задерживаются в мире людей, а другие растворяются в вечности, ему не удавалось ни разу за эти годы. Так, часто последние выродки получали отдых после смерти, а невинные и страдающие не могли оторваться от своих могил.

И являлись призраки не всем, например дочь видела покойную мать в убогом гробовом параде, а сын – нет. С кем-то говорили, кого-то игнорировали. Это несправедливо. Тимофей давно пришёл к мысли, что если бы все подряд люди без исключения знали, что обязательно ответят перед своими умершими родными и близкими, они бы при жизни вели себя совсем иначе.

В дороге Полянский поглядывал в зеркало на девушек, уместившихся на заднем сиденье. Лида – бледная, русоволосая, неприметная. Среднего роста, симпатичная, но при этом совершенно не цепляющая мужской взгляд. Бывают такие – пресные и бесцветные. Одинокая, мечтающая о сказочном семейном счастье, потому что глупые книги с детства убеждали: иного для женщины быть не может. А этой бедолаге даже родить для себя не от кого. И слава богу!

Её подруга-брюнетка ярче, интереснее. Колючая. Странно, что они с Кравченко встречались только некоторое время, отношения наверняка имели шанс на полную гармонию. Оба непробиваемые скептики, циничные и приземлённые. С такими сложно работать, но очень приятно общаться.

В квартире свет был включен во всех комнатах. В коридоре сыро, будто бы только что протёрли полы. Девушки нерешительно топтались на коврике в прихожей. Полянский медленно обошёл квартиру, открыл дверь в бывшую комнату хозяйки. Старый паркет поскрипывал под ботинками.

– Вася, – тихонько позвал он. – Кис-кис-кис!

Ответом Тимофею было глухое звериное урчание, голос ребёнка напоминал весенний кошачий вой. Злобное шипение донеслось из пыльного угла между балконом и ободранной кушеткой. Маленькие ручки и коленки шуршали и шлёпали по полу. Утопленник выполз на четвереньках. Полинявшая и заштопанная фланелевая рубашка, чёрные трикотажные шорты и растянутые хлопковые коричневые колготки в рубчик. Мутные глазки, не имеющие выражения, уставились на медиума. Из приоткрытого рта с синими губами донёсся тот же воющий, протяжный стон. Мальчик ведь не успел научиться говорить.

Полянский со вздохом тяжело опустился на пол. Из кармана пиджака достал и неспешно завёл жёлтую пластмассовую птичку, которая принялась подпрыгивать, клацая и цокая лапками по исшарканному паркету. Васенька замер над новой игрушкой, потом уселся на попу, по-лягушачьи вывернув ножки. И, взмахнув руками, звонко засмеялся.

В коридоре ахнула и грохнулась в обморок одна из девушек. «Наверняка Лида, – подумал Тимофей. – Брюнетка ещё продержится».

Детектив не зря изучил фото с места преступления. Он достал и положил перед неуспокоившимся мертвецом почти такие же пирамидку и леденец, как те, что зафиксировала почти двадцать лет назад равнодушная камера криминалиста. Мать в бреду не поняла, что сын мёртв, достала его из ванны и уложила прямо в мокрой одежде в кроватку, вручив конфету и игрушку. И вернулась к собутыльникам. Так он пролежал три дня, пока Елизавета Егоровна, тревожась, не приехала навестить дочь и внука.

Васенька, урча и ворча, сгрёб подарки холодными пальцами. Сердито оскалившись, недовольно ударил по руке, поцарапал Полянского, когда тот потянулся к остановившейся заводной птичке. Маргинальная обстановка первых и единственных трёх лет жизни с пьющей и бьющей матерью не могли не отразиться на характере несчастного ребёнка. Схватив игрушки в охапку, утопленник встал и неуклюжей кривой обезьянкой уковылял в свой угол. Наступила тишина.

7.

Звук детского смеха прозвучал в пустой тихой квартире как выстрел, и Лида шумно и резко вдохнув, мгновенно рухнула на пол, как мешок с картошкой. София только ахнула, не успев среагировать, поймать и поддержать подружку.

Через несколько минут детектив вышел из старухиной комнаты. Она сразу заметила располосованную левую руку, ниже металлического браслета часов три глубокие, кровавые царапины. Перехватив её взгляд, Полянский достал платок и стал осторожно заматывать кисть.

– Помочь? – равнодушно осведомилась София.

– Спасибо. Лучше подруге помогите, – с мягкой издёвкой отозвался он.

Она усадила Лиду на полу в прихожей и легонько похлопала по щекам. Та вздрогнула и открыла глаза, бессмысленно обводя блуждающим взглядом квартиру. Полянский прошёл на кухню, принёс стакан воды и подал Лиде . София встала в коридоре, упершись руками в бока, наблюдала, как подруга медленно пьёт, приходя в себя. Детектив помог Лиде подняться на ноги, проводил в её комнату. София, не без раздражения стуча каблуками, двинулась следом.

– Единственно возможный способ жить в мире с этим духом – это не забывать о том, что он на самом деле ребёнок. Да, он почти не жил, его не любили. Но всё же.… Иногда покупайте и оставляйте для него на виду игрушки, сладости. Включайте детские каналы по телевизору. Возможно, он будет приходить, постарайтесь привыкнуть. Сможете разговаривать с ним иногда, может быть, ему понравится, как вы читаете вслух… – его голос звучал успокаивающе, убаюкивал.

Лида согласно кивала, переводя дыхание.

– Ты что, будешь его слушать? Что он вообще сделал? Лидка, ты что? Мы же ничего не видели! – громко возмутилась София.

– Если у вас есть молодой человек, то я рекомендовал бы вам встречи у него или на нейтральной территории. Призрак может приревновать и устроить какую-нибудь демонстративную неприятность… – невозмутимо продолжал мужчина, стягивая узел платка на левой руке. Потом чуть повернул голову к ней. – А вам бы лучше не повышать голос, вы его нервируете. Никому не нравится, когда кричат.

– Слушайте, а не пошли бы вы подальше! Может быть, ещё надеетесь с неё денег получить за этот дешёвый спектакль? Лида! Что ты молчишь!? Что ты вообще позволяешь этому проходимцу! – она поражалась спокойствию подруги.

– Ваша сумка, – неожиданно тихо сказал Полянский, чуть наклонив голову, будто прислушиваясь.

– Что «моя сумка»? – опешила София.

– Он играет с вашими вещами, поторопитесь, – Полянский легко кивнул на приоткрытую дверь через коридор.

– Что?!

Она просто задохнулась от возмущения, настолько выводил из себя этот балаган. Тем не менее, всё же пошла во вторую комнату. Лида поспешила следом за подругой.

В центре на полу лежала вывернутая наизнанку её чёрная сумочка из мягкой кожи, а вокруг на тусклом паркете было аккуратно разложено содержимое. София на мгновение застыла с открытым ртом, а затем бросилась на колени и стала лихорадочно собирать обратно помаду и тушь, паспорт, ключи, карточки, зеркальце, блокнот, ручки, конфетки, упаковку салфеток, две запасные прокладки, флакончик духов и всё прочее, ежедневно необходимое для любой женщины.

Лида, охнувшая было и схватившаяся за голову, неожиданно хихикнула, потом стала тихо смеяться, затем уже расхохоталась в полную силу, задыхаясь и запрокидывая голову. И София, медленно выпрямившись и выдохнув, без труда узнала истерику. Решительно подошла к этим двоим, стоящим в дверях. Бесцеремонно сунула собранную сумку в белые руки детектива-самозванца и, вложив в движение все пережитые эмоции, наотмашь, от души врезала подруге по щеке. У Лиды мотнулась голова от удара, она окаменела, потом вся обмякла и разрыдалась. София отвела её в комнату, дала выплакаться и уложила на старом диване, укрыла пледом. Вышла, прикрыв дверь.

Полянский ждал, застыв серой горой в коридоре. Она взяла из его рук сумку и сквозь зубы процедила:

– Спасибо.

Он пропустил её чуть вперёд, и, когда прикрывал входную дверь, София увидела, как из бабкиной комнаты к Лиде по тёмному коридору быстро прошёл ребёнок. Ледяная колючая проволока сдавила горло, она не могла дышать. Подняла глаза на Полянского. Тот смотрел спокойно и даже нежно.

– Да. Вам не показалось, – убедительно кивнул он.

– Что это?.. Что… – София не узнала своего охрипшего голоса.

– Вас подвезти? – мягко осведомился детектив.

– Нет, спасибо. Пройдусь! – она вздрогнула, пытаясь взять себя в руки.

Пока шла к метро, пыталась убедить себя, что ей всё это померещилось, ведь на лестничной клетке светло, а квартира не освещена. Растравленное жуткими историями воображение сыграло злую шутку. И на самом деле этот предприимчивый мошенник мог сам провернуть трюк с сумкой. Например, у него есть подельник, который незаметно участвовал в этом безобразном перформансе. Ведь входную дверь они не заперли, сообщник мог проникнуть в квартиру. А сумочка осталась без надзора в прихожей, когда они повели очнувшуюся Лидку в комнату. Кто угодно мог взять и распотрошить содержимое, разложить по полу. Ага. И сделал это быстро. Очень быстро и бесшумно. Бывают же умельцы. Вон, Кравченко, каких только баек не травил.

Выйдя из лифта, она резко остановилась от неожиданности. У дверей квартиры сидел её приятель. Яркую ветровку он сложил так, чтобы не испачкать и не испортить. Лёшка-фитоняшка, так София называла его про себя. Две недели назад они поругались, и он ушёл к родителям. Теперь вот обогревал порог своей восхитительной фигурой и, по всей видимости, надеялся на примирение. Идиот!

Но София вдруг представила, как останется одна в квартире, и её передёрнуло от панического озноба. Нет, именно сегодня ей просто необходимо, чтоб рядом кто-то спал, живой, тёплый и красивый. Да, утром она пожалеет, и этот истеричный няша-нарцисс снова будет выносить ей мозг, но сейчас ей нужно, чтобы кто-то ещё был дома. Едва глянув на сожителя, она отперла дверь и широко распахнула, коротко кивнув:

– Заходи!

8.

Простыни и наволочки тонко пахли жасмином. Тимофей перевернулся на бок и глубоко вдохнул аромат, оставленный женщиной, которая изредка украшала его жизнь. Он пытался найти, где этого запаха больше, чтобы заснуть, дыша ею. Лежал, закрыв глаза.

Работа закончена, он снова свободен и одинок. С призраком всё сложилось наилучшим образом. Эта бесцветная девушка получила лучшего в мире питомца. Вечного малыша. Будет ухаживать за ним, развлекать. Васенька будет реже хулиганить, но продолжит иногда капризничать, требуя новые подарки. Возможно, лет через сорок они уйдут вместе.

Полянский решил, что не возьмёт денег с Лиды, это дело далось легко. Разрезанная рука заклеена пластырем. Это не в счёт, подумаешь, мелочь. Поймал себя на мысли, что можно было бы попозже связаться с ней и в качестве гонорара попросить телефон той брюнетки. Подруга, оказавшая клиентке «моральную поддержку», заинтересовала его.

Поморщился. Ой, да кого он обманывает, он же не станет звонить или писать, навязываться со знакомством или встречей. Даже в лучшие юные годы ему не удавалось быть легкомысленным и обаятельным в общении с девушками, что уж сейчас говорить.

Он вздохнул. Скоро осень, грядёт сезонное обострение. У Шубина клиенты-пациенты пойдут рекой. Надо бы навестить психиатра, проведать друга. Ведь это Ивану, по сути, он обязан своей необычной работой. Врач долгое время пытался примирить Полянского с его новыми способностями, помог справиться с депрессией. Помог принять и понять, как пользоваться этим «даром». Он же и вывел на первых заказчиков. В начале двухтысячных, на заре интернета это было особенно весело.

«И надо бы всё-таки купить его книгу, попросить надписать. Шубину будет приятно. Профессиональные байки и популярные рекомендации обывателям читаются легко. Плюс отменный специфический юмор…» – сонно подумал Тимофей, проваливаясь в небытие.

9.

В тёмной комнате было тихо, Лида, утомлённая переживаниями, крепко, умиротворённо спала. Около её подушки лежал обгрызенный сахарный петушок. Леденец прилип к одной из русых тонких прядок. Васенька принёс – «угостить маму».

Через коридор, сквозь две двери едва доносился заливистый детский смех и клацанье по полу лапок заводной пластмассовой птички.