Полянский. Детектив-медиум

Снежный урод

1.

В глаза мело и слепило колючими снежинками. Морозный воздух обжигал лёгкие. Левая нога провалилась в невидимую под снегом яму, и Светка, оступившись, рухнула в сугроб. Одежда давно промокла, пуховик до пояса, джинсы и короткая майка не согревали, но девушка от страха не ощущала холода. Она не видела, куда бежит, но надеялась, что дорога впереди. Что вот-вот вывалится на обочину и упрётся расцарапанными руками в обледеневший асфальт. Это же короткая дорога! Там люди должны быть! Это самый короткий путь до посёлка! Где-то блеснули огни фар, и пропали в синеватой полутьме!

Эх! Надо было засунуть язык и самомнение куда поглубже в одно место. Эта глупая ссора с парнем. Если б знала, что этот дебил выйдет из себя, и реально выкинет её на дороге посреди лесополосы, то до самого дома не пикнула. Потом пообжимались бы в машине, пока бабка в окно не начнёт орать. И была б Светка сейчас дома, в футболке с котиками и под двумя одеялами.

«Мама, мамочка! Только бы добежать!».

Сзади послышалось хриплое дыхание и рычание. И что-то тяжело ударило Светку в спину. Вскрикнув, она упала в снег, ударилась о корягу. Зверь, толкнув её, пролетел вперёд, развернулся и прыжком бросился к добыче. Перед глазами Светки мелькнула оскаленная пасть, в лицо дыхнуло горячей вонью, в плечо вцепились зубы. Монстр сквозь пуховик прокусил плечо. Она заорала от боли, правая рука отнялась, второй ещё пыталась отбиваться. Тут же запястье левой раздавила жуткая челюсть, хрустнули кости. В глазах потемнело, она захлебнулась криком. Удар когтистой лапы разорвал горло. И когда зверь вгрызся в беззащитный живот, Светка уже ничего не чувствовала.

2.

София уже встала. День не задался от слова совсем, ведь только что она обнаружила, что Лёша вчера съел блинчики, купленные на завтрак. И ничего не сказал, гад, свалил по-тихому. Она, голодная и в пижаме, сидела на кухне и ждала, пока вскипит чайник. Ведение домашнего хозяйства – не её конёк.

«Даже яичницу пожарить не из чего. Для каши нет ни крупы, ни молока. Макароны сварить что ли? Сливочное масло тоже закончилось! Так тебе и надо, бестолковая! Чаю с хлебом похлюпаешь, вот тебе и утро!».

Злилась и соображала, что ближайшие магазины закрыты, а доставку привезут только через час-полтора.

Деликатно звякнул звонок. Она никого не ждала, поэтому неохотно поднялась с дивана и подошла к входной двери. Посмотрела на маленький монитор наружной камеры. И, не поверив своим глазам, открыла дверь и застыла на пороге.

– И что вы тут делаете?

– Доброе утро! – легко поклонился Полянский, его руки сложены за спиной. – Рабочий день в разгаре. Вы же согласились помогать иногда. Сегодня мне, скорее всего, как раз понадобится психолог.

– В восемь утра? В субботу? – обалдела София.

Нельзя сказать, что она не вспоминала о нём. Прошлый раз они виделись в ноябре, месяц назад. После София ограничилась коротким звонком, сдержанно высказавшись, что сможет консультировать его клиентов при необходимости. Возможный практический опыт был интересен заодно с возможностью подзаработать. Да и новый знакомый заинтриговал. Сегодня потеплело. На нём было серое полупальто, широкий тёмно-синий шарф, чёрные брюки.

– А позвонить заранее?

– Телефон был недоступен, – он пожал плечами и протянул из-за спины в одной руке картонную подставку с двумя яркими стаканами, и коробку свежей выпечки в другой. – Кофе?

Сквозь чуть запотевшую прозрачную крышку виднелись пирожки, и круассаны. У Софии в тоске сжался желудок, и она отступила назад, пропуская Полянского. Он едва поместился в прихожей, передал ей презенты, пристроил на вешалку полупальто. В этот раз поверх белой сорочки с сине-фиолетовым галстуком был тёплый чёрный пуловер с вырезом мыском.

– Я тапочек для гостей не держу, домработницы у меня тоже нет. Проходите на кухню, пожалуйста, – София указала рукой.

«Это мужчина большой, или у меня просто квартира такая маленькая?» – усмехнулась она, развязывая ленточку на коробке.

– Пирожки с мясом, круассаны с ванильным кремом, – небрежно пояснил Полянский.

Он устроился на диване и открыл бумажный стакан с горячим кофе.

– Погодите с комментариями, я ещё не решила, как отнестись к вашему внезапному появлению. Расскажите, зачем приехали?

Медиум угадал её вкусы, не к чему придраться. А ещё она будто чувствовала себя неодетой под его внимательным взглядом. На ней розовая пижама из штанов и кофты с длинным рукавом. И в глазах раннего гостя не читалось искреннего мужского интереса, но всё же Софии было некомфортно.

– Дело в области, не очень далеко, часа два дороги. Местный участковый со мной связался. У женщины при странных обстоятельствах пропала дочь-подросток, – говорил он спокойно, негромко.

– Не было предпосылок для побега из дома? – София глянула на собеседника.

– Нет, кажется. Она исчезла по пути домой, от подруги возвращалась. Тела не нашли, пока никаких следов.

– В чём странность?

– Случай уже третий в районе. Всё подростки, две девушки и парень. И начались исчезновения после смерти одного неприятного жителя.

– Снова будете договариваться с привидением?

– Ещё не знаю. Но думаю, что разобраться будет проще, если вы тоже пообщаетесь со свидетелями и родителями жертв. Поедемте после завтрака? Только одевайтесь тепло.

София неаккуратно стянула чёрно-алые волосы в хвост («Было б, для кого прихорашиваться!»), уселась за стол и с жадным удовольствием принялась за еду. Свежие пирожки просто таяли во рту, сочная мясная начинка с луком быстро утолила голод. А в румяных, похрустывающих слоёными стенками, круассанах было так много нежного крема. Кофе для неё – со сливками и карамельным сиропом! Это потрясающе! Жизнь налаживается. Неожиданно Полянский чуть наклонил голову, прислушиваясь.

– За входной дверью кто-то шуршит.

– Что? Я ничего не… – начала было София.

Но тут же сама услышала царапанье в замке. «Давно пора у этого козла ключи отобрать!» – мелькнула гневная мысль.

– Соня! Кисуля! Ты уже проснулась? Так пахнет вкусно!

Лёша завернул из коридора на кухню, и застыл, пытаясь сообразить, как себя вести. София взглянула на него глазами Полянского. Он бы увидел молодого человека выше среднего роста, смазливого блондина, с хорошей фигурой. Рельеф мышц выгодно подчёркивала обтягивающая футболка и модные джинсы в цветных разводах. Интеллектом, как говорится, не изуродован.

– Здрасте. Рановато гостей принимаешь, кисуля, – выпрямился Лёша, подходя к столу.

– Это по работе, не пузырись. Чего пришёл, Сомов?

– Думал, позавтракаем вместе, – он протянул руку цопнуть пирожок, но София сердито шлёпнула по пальцам. – Погуляли бы, погода хорошая. А не хочешь на улицу, Сонь, можно и в кроватке проваляться, вкусняшки, обнимашки, сериальчик какой-нибудь? – Лёша облапал её плечи. – Я соскучился уже!

– Отвали!

Настолько неправильно и коряво было сочетание слов и объятий, что её замутило от ухажёра. Декоративный, хорош собой и горяч, но так часто выводит из себя своей истеричностью, самовлюблённостью и непроходимой тупостью. И она заметила, с какой брезгливой жалостью разглядывает Полянский Лёшу. И как пацан не понимает, насколько глупо он выглядит, пыжась тут в самца-альфу.

– А что? Кисуля, ты по акции в Ашане мужиком затарилась? – кивнул он на Полянского. – Его лапками и бабу-то не обжать как следует, даже штангу не ухватит.

– Мои пальцы созданы для того, чтобы пересчитывать золото и держать тонкое перо, а не для лопаты, как твои, – медиум откинулся на спинку дивана.

– Соня, я сейчас выброшу этот кусок холодца из нашего дома, – Лёшу привёл в бешенство прямой намёк на материальную несостоятельность.

– Нет. Это мой дом. Ключи оставь и вали. Найдёшь, с кем провести время, – дёрнулась она.

– Кисуля! Ну, не сердись! Соня, брось, ты же заскучаешь без меня. Больше тебя согревать некому, кроме твоей работы! – Сомов наклонился, чтобы поцеловать её в криво собранный хвост на макушке.

– Слушай, а у тебя родители не физики? – неожиданно спросил Полянский.

Лёша открыл рот от изумления, но через несколько секунд собрался и приосанился.

– Нет. А что?

– А то выглядишь, как неудавшийся эксперимент.

София почти услышала, как мозги Сомова скрипят, переваривая оборот и выискивая там знакомые оскорбительные формулировки. Отцепившись от неё, Лёша сделал шаг к Полянскому.

– Ты чё сказал? Ты думаешь, тебе кто-то слово давал?

– Нет, – Полянский не повышал голоса, поправил очки. – Я думал сейчас, что проведи я юность более легкомысленно, у меня сейчас мог быть сын твоего возраста. И среди первых вещей, необходимых в жизни, я бы научил его не тявкать на всех подряд, потому что всегда есть риск нарваться не на того человека и не по-детски огрести.

Хладнокровие незнакомца, и отсутствие ругательств в самоуверенной речи привели в замешательство незадачливого дамского угодника. София впервые в жизни присутствовала при такой странной «дуэли», и была растеряна. Она вскочила и стала толкать Сомова в коридор.

– Катись отсюда, придурок, сказала же! Ключи отдай!

Лёша попытался снова её обнять и что-то объяснить, но она захлопнула дверь у него перед носом. Связку запасных ключей бросила в прихожей. Чувствовала, как раскраснелась, стала поправлять растрепавшийся хвост. Заглянула на кухню:

– Я сейчас оденусь, подождите!

3.

Досадное столкновение, неприятное послевкусие, расстроил девушку. Полянский не любил конфликтов, драки вне ринга – удел мальчишек и синюшных маргиналов. Но про себя сейчас даже жалел, что не довелось немного размяться.

Он думал, что София заговорит раньше, но она молчала почти сорок минут в дороге. Сегодня она надела яркую красную куртку, и длинные чёрные волосы с алыми прядями эффектно рассыпались поверх откинутого капюшона.

– Почему вы упомянули золото? Как поняли, что он без копейки? – всё-таки не выдержала она паузы, и чуть повернулась к нему.

– Я говорил вам тогда, что часто вижу прошлое людей, – вздохнул Тимофей. – Молодой человек живёт не по средствам, несколько раз брал взаймы у вас небольшие суммы, вернул лишь три тысячи. Его до сих пор содержат родители...

Он помедлил. Женщина имеет право на иллюзии, но это не тот случай, когда стоило бы промолчать:

– И ещё три девушки, которых так же подкупили внешность и постельные таланты.

– Три девушки!? – у Софии приподнявшиеся брови наморщили лоб.

– Сочувствую! – без тени жалости кивнул он.

Когда притормаживал на светофоре или в пробке на перекрёстке, поглядывал на свою спутницу. Она, сжав губы, несколько раз доставала и убирала обратно в сумку смартфон, начинала набирать сообщение и бросала.

Они через час свернули с трассы к маленькому посёлку. Долго пробирались по расчищенным от снега улочкам частного сектора. Припарковались в сугробе у кирпичного здания. В нём с одной стороны размещалась почта, а с другой – опорный пункт полиции. Полянский не очень хотел выбираться из тёплого автомобиля, сначала позвонил участковому.

– Константин Фёдорович! Вы на месте? Да, подъехал. Да, рядом с участком. Ага. Выходите!

Не стал глушить мотор, чтобы машина не остывала. Дождался, пока подошёл невысокий полицейский в форменной тёплой куртке. Вышел и крепко пожал протянутую руку.

– Здравствуйте, Тимофей Дмитриевич! Спасибо, что откликнулись. С чего начнёте?

– Переговорим с матерью пропавшей девушки, может быть?

– Сомнительно. Сто лет её трезвой не видал.

– Кто ж заявил в полицию?

– Бабушка. Светка у неё под опекой чуть ли не с годика. А мать прав лишили за пьянку.

Они сели в машину, участковый снял фуражку и, чуть смутившись, кивнул Софии:

– Здравствуйте. Панов.

– Доктор Данкевич психолог. Всегда нужен взгляд специалиста со стороны, верно? Покажите, куда ехать? – невозмутимо стал выруливать из сугроба Тимофей.

По узкой тропинке они прошли к старому, но крепкому домику в облупившейся зелёной краске. У крыльца с широкой лопатой возилась худая старая женщина в пальто и цветастом платке.

– Здрасьте, Ксения Петровна! Вот, это из Москвы, по вашему делу, – окликнул полицейский, потом обернулся к Полянскому. – Вы проходите, пообщайтесь. А я подружку Светки какую-нибудь пригоню для собеседования.

Участковый ушёл, неловко оскальзываясь на кривой тропинке в сугробе. Тимофей поздоровался с хозяйкой. Видел нелёгкую судьбу старухи, и тяжкий крест в виде пьющей дочери, и вечную головную боль – внучку, вошедшую в сочный девичий возраст. Ни сна, ни отдыха Ксения не видала, один тупой беспросветный труд и борьба за выживание. Невнятный брак с бьющим и гулящим, но работящим. Муж угорел в бане почти пятнадцать лет назад, тогда Ксении Петровне чуть легче стало, как раз в это время внучку чуть в приют не забрали.

Оформила опеку, думала, радость и помощь будут на старости лет. Да наследственность своё взяла. Девчонка следом за матерью к лёгкой и весёлой жизни потянулась. Сейчас, когда Светка пропала, бабка тревожилась, но больше по привычке. Ей хотелось покоя и свободы от них всех. Так устала от жизни, пригибающей к земле.

– Чаю предлагать не буду, нечего на стол поставить. Не ждала гостей сегодня, – проворчала Ксения Петровна.

Они прошли внутрь, где была затоплена печь с раннего утра. София расстегнула и сняла пуховик. Занавески, пёстрый половичок. Полянский с любопытством оглядывался. Не удивился бы и вязаной салфетке, накрывающей телевизор, но никакой техники в доме не было. Неделю назад бабка с внучкой снова поссорились, старый телик был разбит летающей тарелкой с голубым ободком.

– Знаю, не вернётся Светлана моя, – вдруг глухо проговорила Ксения Петровна.

Она села на табурет у окна, сложила на коленях руки в старческой пятнистой коже и узлах вен.

– Почему? – тихо спросил Полянский.

– Да третья она уже, я ж слышала, ещё детей ищут. Знаю, это Дядченко в лесу ходит. Урод, душегуб. Ох, грехи наши тяжкие! Как схоронили его, так и начали дети пропадать! Ох, давление подскочило! Сынок, ты уколы делать умеешь? – старуха заохала и подняла на Полянского выцветшие глаза.

Тимофей молча кивнул и помог ей подняться с места, чтоб проводить в соседнюю комнату, оглянулся на Софию:

– Осмотрите, пожалуйста, спальню девочки, это там. Панов вернётся, переговорите.

4.

Комнатка была отгорожена от кухни дощатой стенкой, оклеенной обоями. Узкая кушетка в углу, на покрывале сверху валяются три плюшевых медведя и розовый кот. На гвоздях вешалки с одеждой. Яркие кофточки на контрасте с заштопанным ватником. Маленький стол пошатнулся, когда София коснулась его. Поцарапанный ноутбук в наклейках, монитор в уголке треснул. На полках несколько романов в мягких обложках, всё о неземной любви в счастливом браке, и журналы с инструкциями, как стать «той самой-самой!?».

София перелистнула несколько блокнотов, в надежде обнаружить дневник, но нашла только обрывочные записи «в потоке». Девочка мечтала о жизни, которую заманчиво рисовала реклама в интернете: «будь вот такой и такой, тогда будет у тебя всё-всё! Веди себя так, одевайся вот этак, и тогда тебя будут любить!». Над столом стена исчёркана ручкой, часть записей затем вымарана маркером. Суицидальные стишки из упаднических пабликов. Суть одна – мать ненавижу, жизнь – боль, меня никто не любит.

«Бедное дитё, ей ведь даже семнадцати ещё нет!», – с грустью думала София.

В сенях раздался шум. С участковым в комнату вошли девушка в сиреневом пуховике, и молодой человек в кожаной скрипящей куртке.

– Вот, доктор, пожалуйста. Ребята дружили с пропавшей девчонкой, может, помогут. Я пока во дворе покурю, – неловко пояснил Панов.

– Спасибо, Константин Фёдорович, – кивнула она, про себя порадовалась, что запомнила имя полицейского.

– Меня зовут София Николаевна. Я хотела расспросить вас о вашей подруге, вы же знаете, что она пропала?

Девушка с золотистыми волосами назвалась Таней. Сказала, что подружку встретила неделю назад в магазине, потом посидели дома, а после только обменялись сообщениями. И больше подруги не виделись.

– Она не упоминала кого-то, с кем хочет сбежать, например? – спросила София.

– Нет, я не знаю. Да куда б она отсюда делась?

– Света жаловалась на бабушку? Маму?

– Да, ей денег надо было, а не давали. Как бабка пенсию или опекунские получит, Светка к ней. Потом поссорятся, к матери уходит, шалман там, компании собирались. С мамкой они подрались месяц назад. Та к ней хахаля приревновала. Больше не знаю ничего.

«Бедное дитё, ни учёбы, ни работы, ни семьи. Самооценка на нуле. С кем угодно могла искать любовь и тепло, раз дома не доставалось».

– А как насчёт тебя?

София перевела взгляд на парня. Ему лет двадцать максимум. Смотрел свысока, нагло пялился на её ноги в узких джинсах и грудь под обтягивающим свитером. «Тоже мне, мачо деревенский, женилка выросла одновременно с самомнением, а вот мозги не успели!»

– Меня Глеб зовут, я ничё не знаю. Светку не видел. Она за мной сама бегала, как все. Мы в прошлом году с ней только общались. Светка таскалась за мной, хотела, чтоб мы дальше общались.

– А в вечер, когда она пропала, вы разве не встречались? – прищурилась София, блефуя.

– Я ничё не знаю, куда она делась! Вечно мозг выносила, – хмыкнув, поднял подбородок Глеб. – Все бабы одинаковые, всем одно подавай! Я-то в любой момент готов, но не жениться же мне на ней теперь! А она сама нарывалась.

– Ты что, бил её?

– Ну, поучил пару раз. А чё? Слов-то не понимает, шалава! Как все бабы!

София стиснула зубы, сдерживая негодование.

«Да что ж сегодня за день тупых юных кобелей!?».

Она хотела спросить о других знакомых пропавшей девушки. Но тут за спиной Глеба тихо вышел из комнаты Полянский. Легко и бесшумно двигаясь, он незаметно приблизился к парню. Крепко ухватил его за ухо и чуть подтянул к себе. Таня ахнула, а София услышала, как хрустнули хрящики. Парень, извиваясь, зашипел от боли.

– Ты чё, пацан, список потерял, кого бояться надо? – ласково спросил детектив.

– Пустите! – пискнул Глеб, мгновенно растеряв тонкий налёт брутальности.

– Ты последний, кто её живой видел! Покажи, где из машины выкинул, а то посажу с гарантией! Знаешь, что с тобой на зоне будет, с мягким, да гладким? Пожалеешь, что вообще родился! – тихо прорычал Полянский.

Он велел онемевшей Тане посидеть ещё с Ксенией Петровной. И так же, за ухо, потащил за собой на улицу хнычущего и скулящего Глеба. София накинула пуховик и, выходя из домика, поймала себя на мысли, что толстяк не такой уж и зефирный студень, и возможно, первое впечатление всё же обманчиво.

Полянский толкнул парня на заднее сиденье к Панову, сам сел за руль. София пристёгивалась, когда он повернулся к ней.

– Ваше мнение?

– Полный набор усвоенных норм виктимного поведения. Дисфункциональная семья. Страх перед одиночеством удерживает в травмирующей ситуации, женщины верят, что не справятся без обидчика.

– Согласен. Она вряд ли сбежала. Сейчас проедем от города, этот опарыш нам дорогу покажет. Возможно, обнаружим место преступления, Константин Фёдорович.

София поёжилась, спрятала ладони в рукава, чтоб согреться. «Это нервное. А вдруг и правда, что-то случилось с девочкой, вдруг мы найдём её?».

Обледенелая тропа шла через безжизненное поле, а потом через короткий лесок. Глеб, всё ещё держась за опухшее ухо, промычал что-то невнятное. Его в бок толкнул Панов.

– Чего?

– Тут где-то, говорю. Она мозг выносила, я ей говорил, чтоб завалила, а она всё не затыкалась. Довела! Я остановился, и втащил ей, потом бросил на дороге. До посёлка-то рукой подать, думал, и так дойдёт. Довела просто! – гундел с заднего сиденья парень.

– Вот мало тебя отец порол, свинятину! – полицейский отвесил ему звонкий подзатыльник.

Тут водитель резко затормозил, Софию сильно качнуло вперёд. Она только повернулась к Полянскому с вопросом, но замерла. Снова этот взгляд кота, разглядывающего домового в тёмном коридоре.

– Что? – выдохнула она.

– Это там, – ровным голосом ответил он, глядя сквозь деревья. – Константин Фёдорович, этого ушлёпка можешь из машины выкинуть.

– Как же я до дома-то? – заныл Глеб.

– Сам сказал, до посёлка рукой подать. А раз, по-твоему, девчонка ночью могла дойти, значит, и ты дошагаешь! Давай, катись отсюда, унитаз на лыжах, радуйся, что своими ногами, и не в наручниках! – чуть повысил голос Полянский.

Потом он аккуратно сложил и убрал в багажник мягкое серое пальто, а вместо него надел стёганую чёрную куртку на синтепоне.

«Чтоб не испачкаться, что ли?».

София оглядывалась по сторонам. Снежно, тихо, безлюдно. Если бы не обстоятельства, которые сюда привели, обстановка смотрелась даже умиротворяюще. Пока она крутила головой, медиум с участковым пошли куда-то через хлипкий березняк. Ей не хотелось оставаться одной около машины, и она догнала детектива, шагая по его следам в снегу. Удачно, что обула сегодня не ботинки, а высокие сапоги.

– Почему здесь?

– Через лесополосу тоже дорога, короткий путь к дому. Девушка хотела срезать часть маршрута, но уже темнело, и ей помешали.

– Кто?

– Она не знает, не может объяснить.

– Вы что, видели её?

– Да.

От дороги они ушли недалеко, когда он внезапно остановился, и София по инерции влетела в широкую спину, за которой шагала, и чуть не упала. Под руку её подхватил Панов. Потом обогнул Полянского, и София увидела, как участковый, охнув, снял шапку и размашисто перекрестился. Она обошла своих спутников.

Сначала не увидела ничего особенного. А потом освещение, зрение и воображение позволили разглядеть и узнать в куче мусора обрывки одежды и обглоданное переломанное тело, занесённое снегом. И под Софией качнулась земля. Не отводя глаз от костей, торчащих из хвороста, она слепо царапнула по рукаву Полянского, в попытке удержаться на ногах.

5.

– Шшш! Тихо-тихо! – Тимофей почувствовал, как её живая тяжесть повисла на нём, и подхватил под руку, одновременно отворачивая девушку обратно к дороге. – Не смотрите!

Она ничего не могла выговорить, только подняла на него огромные глаза, ставшие такими яркими на побледневшем лице. Эх, знал бы заранее, не повёз бы её сюда! Медиум обратился к Панову:

– Вызовите группу криминалистов, пусть пороются тут. Если что, припишите несчастный случай. Заблудилась, оступилась. Бродячие собаки напали.

– Да какие ж это собаки, Тимофей Дмитриевич!? Даже я вижу, как конечности перебиты, эдак ни одна собака не сможет. И следов уже нет, вчера и позавчера снег с дождём были!

– Вызывайте людей, говорю. Мне есть, куда поехать. Думаю, до вечера ещё свидимся. Стемнеет скоро.

Они потихоньку пошли к машине. Рядом, он видел, на обочине, покачиваясь, колыхалась в окровавленных лохмотьях Светка. Хрипя разорванным горлом, она была рада привлечь внимание, но не знала, что делать дальше, как показать и рассказать о своём убийце.

«И при жизни бестолковая дурёха была, и после смерти промается ещё. Явилась бы лучше тому пацану, что ли. Пускай хмырь обделается пару раз, пока до дома доберётся, будет наука!», – беззлобно подумал Тимофей.

Призрака освободит смерть монстра. Ещё две жертвы найдутся позже, начать следует с того, кто их растерзал, и Тимофей знал, где копать. Причём в прямом смысле слова.

Он осторожно прислонил Софию к машине и заглянул в лицо.

– Вы как?

– Уже почти нормально! – глубоко вздохнула она. – Нет, подождите ещё минутку!

– Сейчас нужно поехать ещё в одно место. Если хотите, давайте, завезу вас к той старушке, подождёте в тепле у Ксении Петровны?

– Нет! – София лихорадочно вцепилась в его руку. – Только с вами!

Препираться было дольше и нуднее. Он усадил девушку в машину, и сам стал аккуратно разворачиваться, включил карту в навигаторе.

– А куда сейчас? – устроилась София в тёплом кресле.

«Напрасно расслабилась, рановато!» – не без ехидства подумал он и ответил:

– На кладбище.

6.

София с трудом проглотила ком в горле, мутило, и она всё пыталась выровнять дыхание, чтобы справиться со стрессом. Смотрела в окно, где синел в вечернем свете снег.

Перед глазами стояли обглоданные кости в сугробе.

«Хорошо, что я её лица не видела. Да и так-то, не знаю, когда теперь мясо есть смогу, чтобы не вспоминать эту жуть! Бедные менты! Приеду домой живая, позвоню Кравченко, позову в гости! Так, а на кой мы едем на кладбище? Перенервничала, соображаю еле-еле...».

Мысли перетекали в голове медленно, как незастывшее желе.

Они миновали за посёлком какой-то водоём. Дальше к лесу виднелась белая церковь с невысокой колокольней. От парковки Полянский прошёл в конуру сторожей, София за ним не спешила. Через несколько минут он показался в сопровождении сторожа и охранника. В свете фонарей ей показалось, что мужчины не слишком твёрдо стоят на ногах. Рабочий день у них давно закончился.

Полянский открыл багажник, София вышла на очищенную от снега площадку. Он достал лопату и молча протянул ей.

«Так. Как говорится, в любой другой день это показалось бы странным!» – без эмоций подумала София. Согревшись в машине, она немного успокоилась.

Подсвечивая траурные аллеи надгробий фонариками, впереди шли сотрудники кладбища, следом с диодным карманным прожектором осторожно двигался Полянский, а за ним поспевала София с тяжёлой лопатой в руках.

– Не то, чтоб я прям горела от желания узнать, что мы тут ищем, но всё-таки? – произнесла она, не выдержав тишины.

– Что вы знаете о домашних тиранах? Об источниках бытового насилия? – проговорил он.

– Вы о нашем пациенте, если можно так выразиться?

– Да, необходимо удостовериться, но, похоже, что именно такое домашнее чудовище нам угрожает. Помните, Ксения Петровна упомянула почившего односельчанина?

– Дядченко!

– Именно. У вас отличная память. И, кстати, повезло, бабушка попалась словоохотливая. Так вот, товарищ этот прожил некрасивую и бесславную жизнь. Издевался над теми, кто слабее. Квасил, калымил. Свёл побоями в могилу жену и тёщу. Вероятно, надругался над падчерицей, девочка повесилась в сарае. Долго досаждал местным, никто с ним не связывался, больно на всю голову был дикий. Изнасиловал и задушил соседку, потом ходил к ней ещё неделю, пока не хватились…

– Полянский, прекратите! Это омерзительно! – она остановилась, оперлась на лопату, переводя дыхание.

– Это не я, это жизнь! – он, будто извиняясь, чуть развёл руками. От фонаря разбегались тени. – Ладно. В общем, помер скоропостижно и при невыясненных обстоятельствах. Похоронили быстро, за казённый счёт. И сейчас мы должны удостовериться, что он на месте…

– Такое поведение чаще всего следствие детских травм, месть за недостаток безусловной материнской любви. Безнаказанность асоциальных поступков. Отсутствует умение устанавливать границы, никто не оказывал достаточного сопротивления, никто не отвечал на силу… – она медленно вдыхала морозный воздух.

– Верно, поэтому у него все шансы на довольно беспокойную загробную жизнь!

– Я вообще-то про вас говорю, Полянский! – София чуть повысила голос.

Он удивлённо обернулся. Она хотела продолжить делиться наблюдениями, но мимо них, тихо ругаясь и охая, проковыляли в обратную сторону двое кладбищенских работников.

Впереди, в пяти метрах за заснеженной оградой виднелась разрытая земля, черневшая под тонким слоем свежего мокрого снега. Холм недавней могилы раскопан не целиком, не чтобы достать гроб. Это был лаз, нора, примерно метр в диаметре.

София застыла, а Полянский стал осматривать в свете диодов следы в снегу и грязи.

– Что там? – еле выговорила она.

– Ничего хорошего, – медленно пробормотал медиум.

Он огляделся, свет пробежал по крестам и надгробиям.

– София, вернитесь к машине, она не заперта, заблокируйте двери и ждите меня. Лопату можете унести, сами видите, не понадобится.

– То есть я сейчас в темноте пойду одна через кладбище до самых ворот?

– Да, у меня тут дело ещё.

– Так, Полянский, предупреждаю, если я по пути умру от разрыва сердца со страху, то буду являться вам до конца жизни!

– Я был бы не против, – его улыбку было слышно, но не видно.

– ***!

«Нет, этот студень надо мной ещё и издевается! Вот сволочь! Мерзкий характер!».

София резко развернулась и пошла по протоптанной в сыром снегу дорожке. С лопатой наперевес, спотыкаясь и ругаясь вполголоса, она преодолела примерно половину пути. И вдруг поняла, что слышит не только свои шаги. София остановилась и огляделась, напрягая зрение в потёмках. После снега с дождём вчера подморозило, совсем немного, но этого хватило для тонкой хрустящей ледяной корочки. По счастью, никто не мог двигаться по этому насту бесшумно. София повернулась на снежный скрип. И перестала чувствовать ноги.

Оно было белым, поэтому не сразу бросилось в глаза, как будто бы часть сугроба двигалась между чугунными оградками и каменными надгробиями. Сейчас оно замерло буквально в трёх метрах от Софии. Существо передвигалось, опираясь и на руки тоже, как обезьяна, или пещерный человек. Лицо, скорее, морда, практически не имело лба, только сплющенный череп, выдающуюся вперёд челюсть, и маленькие глаза, едва видимые под косматыми бровями. Голая бледная кожа покрыта тонкими седыми волосками, как редкой шерстью. Наверное, при жизни это был невысокий жилистый человек, а сейчас, на четвереньках, и вовсе стал ростом с большую собаку. Оно приподнялось, ударив руками по земле, и зарычало, оскалившись, показывая жуткие клыки!

– ***! Вот ты урод! – крикнула София, и трясущимися руками перехватила покрепче лопату. – А ну, отвали от меня!

На долю секунды существо застыло, не ожидая отпора. Но тут же кинулось на свою жертву. Она отмахивалась своим импровизированным оружием. Существо сомкнуло челюсти на штыке старой лопаты, и дерево хрустнуло в его зубах. Оно мотнуло головой и отбросило девушку в сугроб, София завизжала.

7.

«Молодец, девочка!» – подумал Тимофей, когда она решительно зашагала прочь. Он опустил руку в карман, кольца кастета сами наделись на пальцы лучше родных перчаток. Широкий упор сделал ладонь тяжёлым снарядом. Памятный сувенир.

Конечно же, он рисковал, но был уверен, видел, что урод не станет нападать на него, а двинется следом за женщиной. При жизни так же имел дело только со слабыми.

И когда она взвизгнула, Тимофей налетел сбоку, схватив существо за плечо одной рукой и двинув в рваное ухо другой, укреплённой железом. Но зверь с неожиданной силой вывернулся, удар соскользнул и не оглушил монстра. Изогнувшись и чуть подскочив, существо вцепилось в левую руку когтистыми лапами и сдавило мощными челюстями чёрную толстую куртку.

«А хрен тебе, кто только этот рукав не кусал!».

Тимофей стал бить по плоской морде.

«Это прошлое!».

Слепящими вспышками перед его глазами мелькали жертвы этого урода, кричащие, истерзанные. Чужая боль и страдания, ужас, испытанный перед смертью этими несчастными, оглушили медиума. Полянский покачнулся, стряхнул с руки отвратительное существо, схватил левой рукой за горло, а правой стал вбивать эту мерзкую тварь в дорогу.

Давненько его так не встряхивало адреналином. Одновременно страшно и восхитительно хорошо. Кровь по сосудам бежала быстро и щекотно, будто газированная. Он остановился, когда вместо зубастого черепа осталась кровавая каша на мокрой тропе. Выдохнул облако пара, восстанавливая дыхание. Потом склонился зачерпнуть чистого снега и хорошенько протёр от осколков костей, крови и шерсти тяжёлый кастет. Вещь кустарная, лет ей больше, чем самому Полянскому, но служит, дай бог каждому. Обсушил железку о куртку, левый рукав разодран. Вот урод! Наверняка синяки долго сходить будут.

София лежала в обмороке. «Молодец, девочка!» – повторил он про себя, боясь сделать эту мысль чуть более нежной, чем следовало бы.

Чёрно-алые волосы на белом снегу, ярко-красная куртка.

«Чертовски живописная женщина! Жаль только, чтобы написать с неё портрет, придётся её убить, иначе просто не замолчит! Ладно, в каждой шутке доля шутки!».

Он опустился рядом и тихонько похлопал по щекам. Потемневшие глаза распахнулись, она, вскрикнув, подскочила, ошарашенно оглядываясь.

– Шшш. Тихо! Всё! Всё закончилось! Шшш! – Тимофей легонько удержал её за руку.

– Где оно?!

Девушку трясло. Он молча мотнул головой, указывая на грязно-розовое месиво посреди дорожки. Там ещё торчали в стороны скрюченные лапы с когтями. София собиралась выругаться, но не успела, её стошнило. Он помог ей подняться на ноги, она промокла, нужно поскорее закончить тут, а то замёрзнет. Тимофей обмахнул от снега низкую скамью, усадил туда Софию, потом достал из внутреннего кармана и протянул ей плоскую металлическую флягу.

– Что это? – глянула она снизу вверх.

– Белый ром. Вы с таким пили чай у меня в гостях. Только потихоньку, пожалуйста. Здесь четыреста пятьдесят грамм. Вы не обедали, а из-за потрясения и на фоне стресса…

– Полянский! – она икнула.

– Что?

– Закопайте этого урода, и поедемте домой, пожалуйста? – устало выдохнула она, у неё дрожали руки.

Тимофей взмок, пока орудовал лопатой. Но теперь следы побоища были почти уничтожены, что осталось – сегодня смоет дождь. Могила обрела пристойный вид, только табличка с номером чуть перекосилась.

Он позвонил Панову, не стал заезжать. Отчитался, что дело сделано, больше жертв Дядченко не будет. Тимофей знал, что гонорар поступит ему в ближайшее время на счёт. Разумеется, не от участкового, а от кое-кого сверху, кто заинтересован в бесперебойной работе своих коллег, в отсутствии лишней шумихи вокруг жутких убийств.

До города ехали дольше, чем утром. Погода разгулялась, а народ оптимистично тянулся постоять в пробках. За три часа София выпила всё, что плескалось во фляге. И когда он привёз её на Изумрудную улицу, на ногах держалась не очень убедительно.

Проводил до квартиры, сам открыл дверь, пока девушка сползала по стенке, засыпая. В прихожей прислонил к шкафу, стянул с неё пуховик и сапоги. Вздохнув, довёл до комнаты, уложил на покрывало.

– Полянский, я вас ненавижу, – медленно выговорила она в полусне.

«Не самый плохой финал для не самого плохого выходного! Приятно вызывать у женщины сильные чувства!» – хмыкнул он.

На пороге столкнулся с неожиданным препятствием: замок на двери не захлопывался, его нужно было запереть с одной из сторон. Хозяйка дома была не в кондиции, и он не мог оставить её в таком состоянии с дверями настежь. Оглядываясь в поисках решения, Тимофей заметил на полу под стойкой с обувью связку ключей на кольце с брелоком: толстый рыжий мультяшный кот, на полосатом животе которого надпись «Любить, кормить, и никогда не бросать!». Проверил, подходят.

«Это она утром у того фитоняши отобрала… Ну, судьба, видать!».

Он пожал плечами, и прицепил комплект ключей от квартиры Данкевич к своим домашним. Закрыл за собой и запер дверь, поехал домой с чистой совестью.

Синяки на левом предплечье действительно расплылись знатные. А ещё после того, как принял душ, разглядел и обработал три царапины на лбу и щеке. Странно, что сразу не почувствовал, как этот урод его когтями задел.

Выпил крепкого и сладкого чаю. Было взялся за свой альбом и перо. Но рисовать бесцветное жестокое существо не хотелось. Перед глазами вставала картина разметавшихся на снегу чёрно-алых волос женщины в обмороке. Сделал несколько набросков и отставил в сторону. Не идёт.

Тимофей подошёл к окну и посмотрел на светящиеся в темноте разноцветные окна. «Кстати, ведь до Нового года осталось всего десять дней!».