Поляница

Глава 5

8

— Кто тебе сказал? Бабушка? — мертвым голосом спросила мать, опускаясь на стул.

Влада не ответила. Выходит, Рита — не плод ее воображения, не пришелица из снов? Так кто же она?

«Мавками становятся души девочек, задушенных собственными матерями».

— Кто такая Рита? — хриплым голосом повторила Влада, стараясь не смотреть на мать.

Светлана Егоровна схватила и нервно скомкала салфетку из пачки.

— Я не хотела тебе говорить, Владочка, не хотела. Ума не приложу, откуда ты узнала. Мам!

— Бабушка тут не при чем, — выпалила Влада таким голосом, что было понятно: сейчас заревет. — Я хочу знать о Рите, мама! Кто она?

— Это моя дочь, — просто сказала Светлана Егоровна. — Моя дочь Рита.

О, нет! Нет! Нет! Неееет!!!!

Влада поднялась, чтобы уйти в свою комнату. Впервые в жизни ей не хотелось видеть маму.

— Останься, дочка.

Влада опустилась на стул. Ей не сбежать, ей придется это услышать.

Светлана Егоровна несколько секунд собиралась с мыслями, наконец, заговорила:

— Влада, после того, как твой отец бросил нас, я пару раз виделась с ним. Да не смотри ты так, мне самой стыдно. Наверное, я еще надеялась… Надеялась, что он вернется…

— Ясно. Но Рита тут при чем?

— Да, Рита… После одной из встреч, я поняла, что беременна. Летала, как на крыльях. Даже имена выбрала будущему ребенку: если родится мальчик, будет Николаем, если дочка — то Ритой. Через два месяца отважилась, сказала твоему отцу. Он… В общем, я сделала аборт.

Мама закрыла лицо руками. Плечи ее затряслись.

Владе хотелось провалиться в трясину — как в том сне. Как она могла подумать такое о своей дорогой, любимой мамочке? О своей несчастной мамуле?

— Мама!

Влада порывисто вскочила, обняла мать, стала целовать пахнущую ромашковым шампунем макушку.

Светлана Егоровна обняла дочь, но тут же мягко отстранила.

— Что-то мы разнюнились, дочка.

Спокойный голос мамы, ее улыбка мгновенно успокоили Владу. Ничего не случилось. Все хорошо.

— Огурцы пора полить, — сказала Светлана Егоровна, вставая со стула.

— Тебе помочь, мам?

— Не откажусь от помощи молодого поколения.

И до самого вечера они поливали огурцы…

После работы на огороде ломило тело, но Влада была довольна: удалось провести с мамой весь день, удалось сгладить тяжелое впечатление от утреннего разговора.

Влада думала, что уснет, едва ее голова коснется подушки, но не тут-то было! Все вышло ровно наоборот: только она легла, и сон как рукой сняло.

Жалость к маме сдавила сердце, и Влада тихонько заплакала, поглаживая мурчащую Рыську. Сколько маме пришлось перенести из-за человека, который, к несчастью, является биологическим отцом Влады! Одиночество, унизительная бедность! И даже аборт.

Каково было матери, столь трепетно относящейся ко всем живым существам, не способной прихлопнуть даже вредную бабочку-крапивницу на капусте, убить собственное дитя!

«Она это сделала ради меня!», — эта мысль была настолько ошеломительной и болезненной, что Влада присела на кровати. Рыська, обиженно мяукнув, спрыгнула на пол.

Конечно, мама пошла на аборт, чтобы у ее старшей дочери были еда, одежда, крыша над головой. Была возможность поступить в институт!

— Почему все тебе? Почему все досталось тебе, сестренка?

Голосок Риты звенел в ушах, хотя Влада воочию никогда его не слышала и не могла слышать. Откуда вообще взялась Рита? Как она проникла в сны Влады, а значит, и в ее голову? Каким образом подсознание Влады столь точно определило имя не рождённой сестры, ее возраст?

Долгов! Конечно, все сходится на Долгове. Именно после знакомства с этим человеком, с его славянской мифологией, всеми этими мавками, богатырями и поляницами Влада начала видеть Риту во снах.

Влада была готова голову дать на отсечение, что препод как-то к этому причастен.

«Он сказал, я все узнаю во вторник, — пробормотала Влада, переворачиваясь на другой бок. — Он сказал… во вторник…».

Вот и он, ее лютый враг. Богатырь. Злодей, разоритель деревень, осквернитель жен и дев. Совсем не такой, как в былинах.

Влада тихо спешилась. Долго же она преследовала лиходея! Держа меч и щит наготове, Влада, легко ступая по мягкой траве, направилась к рассевшемуся посреди поля мужику.

Богатырь что-то с увлечением ел, сняв остроконечный шлем и положив его в траву. Ошибка, которая вполне может стать смертельной. Если, конечно, Владе удастся подкрасться достаточно близко. Подлый удар, бесспорно, но в этом мире иные правила, понятиям о чести здесь места нет.

Влада знала, что две недели назад этот, сидящий перед ней бугай, сжег целую деревню, перебил мужчин, старух, детей, а что он сделал с молодыми, красивыми девушками — и молвить страшно. Были на счету у Микулы Селяниновича и другие преступления.

Эх, если бы ей удалось подкрасться! Но добрый конь богатыря — красивое, благородное животное, — громко заржал, предупредив хозяина.

Булатный меч витязя устремился навстречу Владе, но той удалось отразить удар. Воистину богатырский удар. Хоть и могуча поляница, но загремела ее голова, как колокол в столичном граде Китеже.

Богатырь легко для такого роста и веса вскочил и двинулся на Владу. Новый удар был еще страшнее первого, но полянице удалось отклониться, подставив щит. Булат скользнул по булату с громовым лязгом. Меч Микулы Селяниновича вонзился в землю по самую рукоять. Пока богатырь вырывал оружие, Влада умудрилась нанести разящий удар в область живота. Лязгнула кольчуга, лязгнул зубами богатырь, но и бровью не повел. Вырвав меч, Микула нанес третий, решающий удар.

Крикнув, будто раненая стрелою лебедушка, Влада враз вошла по грудь в сыру землю. Богатырь, усмехаясь, подступал, поигрывая в воздухе мечом. Сейчас, сейчас острое лезвие отделит голову Влады от ее тела!

Выглянуло солнце из-за туч, осветив лицо богатыря. Лицо было незнакомым, но Влада со всей отчетливостью поняла, что перед ней — ее отец. Вернее сказать, она это знала.

Отец занес меч.

Влада закричала. Закричала так, как не кричала никогда в жизни.

— Да что с тобой, дочка?!

В темноте Влада уткнулась лицом в знакомо пахнущий шерстяной свитер, рыдая, обхватила маму за плечи.

— Тише, тише, — шептала мама. — Бабушку испугаешь. Дурной сон приснился?

— Да, — слабым, детским голосом отозвалась Влада.

— Ну-ну, не бойся, моя маленькая, — ласково сказала мама, гладя дочь по голове.

И Влада снова стала испуганной крохой, что со страхом выглядывала из-за маминой юбки. Стала всего лишь на мгновение — ей тут же стало стыдно. Она, взрослая девица, студентка, единственная надежда своей семьи, пугает по ночам заработавшуюся маму и больную бабушку…

— Прости, мама, — проговорила Влада, едва разлепляя слипшиеся губы. — Иди, пожалуйста, спать. Мне больше ничего не приснится.

Влада оказалась права: до того, как сработал будильник, ей больше ничего не снилось.

Во вторник Влада приехала в институт на двадцать минут раньше, чем положено, и, к ее огромному удивлению, вечно опаздывающий Долгов уже ждал ее в аудитории. Они сидел на стуле рядом с кафедрой, вращая в руках голубоватый шар, похожий на игрушку с Эйфелевой башней и идущим снегом. Как только Влада вошла, препод спрятал шар в свой «банный» портфель.

— Закройте поплотнее дверь.

Влада послушно выполнила эту просьбу и уселась напротив.

— Возьмите стул и поставьте его сюда, — сказал Долгов, указывая на место рядом с собой. — Я не собираюсь кричать на всю аудиторию.

Пожав плечами, Влада перетащила стул вплотную к стулу преподавателя.

Впервые она видела Долгова так близко. Голубые глаза, волевой подбородок, слегка — самую малость! — крючковатый нос. Пожалуй, Александра Степановича можно было назвать симпатичным мужчиной. Щеки Влады слегка порозовели что, конечно, не укрылось от глаз препода. Однако он и бровью не повел.

— Послушайте, Речкина, то, что я вам расскажу сейчас, будет главной лекцией в вашей жизни. Но вы мне не поверите, либо сочтете сумасшедшим — и это вполне понятно. Моя реакция, будь я на вашем месте, была бы точно такой. Впрочем, последние события в вашей жизни, — Долгов хрустнул тонкими пальцами. — должны несколько снизить градус вашего неверия.

Александр Степанович говорил негромким голосом, но Владе казалось, что его слова проникают внутрь ее черепной коробки, вгрызаются в мозг. По ее неверию, а вернее сказать, рациональному мышлению, в последнее время, и правда, было нанесено немало ударов. Что же приготовил ей Долгов?

— Как я уже сообщил вам ранее, — продолжил препод. — Вы являетесь поляницей. Возможно, одной из последних рожденных на планете Земля поляниц. От кого именно вам передались гены воительницы, мне неведомо, может, от матери, может, от отца. Поляницы издревле враждуют с богатырями, с одним из которых, Авдеем Святославовичем Фроловым, вы уже имели сомнительное удовольствие познакомиться.

— Но что нужно от меня этому … Фролову? — спросила Влада.

Долгов снова хрустнул пальцами — раздражающая привычка! — и будничным тоном ответил:

— Он хочет вас убить. Он — богатырь, вы — поляница. Богатыри убивают поляниц, если, конечно, те не убьют их раньше.

Влада, сама удивляясь своему ледяному спокойствию, спросила:

— Но почему он еще не убил меня? На остановке, в Полпинке? У него было много возможностей.

Долгов прищурился:

— И вот здесь, Речкина, мы добрались до самого главного. Я назвал вас поляницей, хотя, на самом деле, это не совсем так. Вы — поляница, но еще не инициированная. И от инициации зависит, станете ли вы вообще воительницей. Многие поляницы всю жизнь прожили, не зная, кто они: чудесная сила в этих женщинах так и не проявилась.

Влада вспомнила так напугавшую ее фразу Фролова:

«Инициировал уже тебя?».

— А, может быть, я тоже хочу прожить жизнь без этой вашей «чудесной силы», — с вызовом сказала Влада.

— Не получится, — сказал Долгов, изобразив на лице сожаление.

Препод вдруг наклонился вперед, обдав Владу запахом дорогого парфюма, и горячо зашептал ей на ухо, сразу переходя на «ты»:

— Богатырь раскусил тебя, охота уже объявлена. Если ты не приобретешь силу поляницы, то никто не спасет ни тебя, ни твою родню.

Долгов откинулся на спинку стула, забарабанил тонкими пальцами по столешнице, не глядя на побледневшую Владу.

— Но как мне пройти эту … инициацию? — с трудом ворочая языком, проговорила Влада.

Препод поднял глаза от столешницы.

— А этого никто не знает. Как правило, инициация поляницы — это сильнейшее переживание. Смертельный страх, жестокое унижение, невероятная радость или, например, любовь.

— Любовь? — удивленно переспросила Влада.

— В том числе, — ответил Долгов. — Кстати сказать, многие поляницы были инициированы в момент получения первого сексуального опыта. Прошу прощение за бестактность, но я вынужден спро…

— Не спрашивайте, я не отвечу! — покраснев, как маков цвет, выпалила Влада.

Александр Степанович, казалось, тоже был смущен.

— Главное, Речкина, помните, что вам нужно спешить. Богатырь не знает пощады.

Влада поймала себя на мысли, что за все время этого странного, если не сказать, безумного, разговора, она верила каждому слову Долгова и ни в чем не сомневалась. Внезапно сомнения обрушились на нее многометровой волной.

— А кто вы, Александр Степанович? — спросила она подозрительно. — Ведь вы явно не тот, за кого себя выдаете.

— Ты проницательна, Влада, — сказал Долгов и в глазах его вдруг полыхнул красный огонь. — Я — владыка царства теней, властелин Нави, проводник в царство мертвых.

— Вы … Кощей? — спросила Влада, не веря, что ее язык мог повернуться, чтобы произнести подобную чушь. — Кощей Бессмертный?

Она ждала, что препод засмеется, или назовет ее сумасшедшей, но Долгов в очередной раз хрустнул пальцами и устало кивнул:

— Да, я Кощей.

Владе захотелось встать и уйти: общаться с ненормальным не было никакого смысла. Но, пересилив себя, она осталась.

— Вы Кощей, — повторила она таким голосом, будто говорила с ребенком. — Ясно. Поэтому дома вы висите на цепях?

Долгов вздохнул:

— Именно поэтому, Речкина. Иногда, как правило, это происходит в полнолуние, я становлюсь настоящим монстром, и в этом состоянии могу быть опасен для людей. Мне приходится заранее приковывать себя, чтобы не натворить бед.

— Как оборотень?

— Не совсем, — препод потер правой рукой запястье левой руки. — Надеюсь, вы никогда не увидите существо, которым я оборачиваюсь. Я много веков не выпускал его наружу и не собираюсь этого делать.

— Много веков? — удивленно переспросила Влада.

Долгов вдруг засмеялся — вернее, издал невеселый, хрипловатый смешок:

— Я бессмертный, Речкина, не забывайте.

— Ну, да, и ваша жизнь в хрустальном сундуке, в котором сидит заяц, в зайце утка…

Влада тщетно постаралась избавить свой голос от иронии, но Александру Степановичу, казалось, было совершенно все равно, верит ему студентка или нет.

— Про утку и иглу славянские сказки не врут, — сказал он. — Но только в древних текстах не сказано, что тот, кто сломает иглу Кощея, сам станет бессмертным. В былинах и сказках этого нет, но многие об этом знают. Например, знакомый вам богатырь Фролов. Или Ева Карловна.

— А Ева Карловна — она кто?

— Баба Яга, — будничным тоном отозвался Долгов. — Вернее, ее прапрапрапра… и еще сто раз пра внучка. Из всех мифославянских сущностей, уцелевших до текущих времен, бессмертным является только Кощей. Все остальные не более чем долгожители.

— Повезло вам, — усмехнулась Влада и тут же испуганно отстранилась: в глазах Долгова снова полыхнул красный огонь, и он поспешил смежить веки. Когда препод открыл глаза, они приобрели свой обычный голубой цвет.

— На этом закончим факультатив, — официальным, учительским тоном сказал Долгов. — Пока вы узнали достаточно, Речкина. Знаю, что вы ни одному моему слову не поверили, и это правильно. Вера придет позже.

«Что вы имеете в виду?» — хотела спросить Влада, но Долгов, как обычно, резко вскочил, подхватил портфель и, обойдя студентку, вышел из аудитории. Подошвы его ботинок застучали по паркету в коридоре и стихли.

«Кощей Бессмертный, — усмехнулась Влада. — Надо же, как препода переклинило на его предмете. Бедняга».

Теперь ей, и правда, стало очень жалко Александра Степановича.

Она грустно посмотрела в окно, и вдруг увидела на подоконнике темный комок. Кот! Огромный, черный, как смоль!

Влада обожала кошачью братию, но почему-то этот котище испугал ее своими размерами, а главное, жуткими глазами, — красными, словно угольки из затухающего костра.

Увидав, что его заметили, кот подскочил, сиганул на ветку дерева, шустро спустился по стволу и исчез в подворотне.

В доме на окраине поселка светилось только одно окно. Авдей Святославович, стоя под старым кленом так, что его почти не было видно, вынул из кармана пакетик семечек, начал щелкать, отбрасывая на сырую землю шелуху.

Богатырь был все в той же куртке цвета хаки, но вот рукав был аккуратно заштопан. Завибрировал в кармане телефон. Фролов сунул руку в карман, приложил «Нокию» к уху:

— Дома она, Ева Карловна. Не могу знать. Баюн сказал, говорили долго. Хорошо, иду к водному.

Богатырь сунул телефон в карман и тяжелым шагом направился в сторону колодца.

Три удара кулаком по дубовому срубу. Вибрация, плеск воды, бульканье, складывающее в буквы:

— Хлеее-пца.

Фролов сунул руку за пазуху, вытащил буханку «бородинского», кинул в колодец. Наклонился, негромко заговорил:

— Брат водяной, пора! Утопи ее.

Молчание, жадное чавканье, затем — бульканье:

— Будет сделано.

Авдей Святославович постоял рядом с колодцем, глядя на светящееся окно в доме Влады Речкиной, затем кинул на траву пустой пакетик от семечек и зашагал прочь, стараясь не попадать под фонари.