Полночь

Глава 31

Дождавшись выходных, когда полный аншлаг и набивается просто куча народу. Я со скучающей и виноватой физиономией вышел на арену. Выслушав пьяные возгласы, я вместо постоянных забав и заказов, извинился перед всеми поклонившись.

— Дорогая и горячо любимая, самая благодарная публика, я несравненно рад вас всех лицезреть снова. Но я вынужден вас огорчить. Мне запретили выполнять заказы, наш распорядитель в отсутствии хозяина, возомнил себя самым важным человеком, и решил, что дорогая публика слишком много жрет и слишком мало тратит денег. Он так и сказал, так что прошу прощения за вынужденные неудобства, искренне ваш неизменный слуга. И снова поклон до земли.

Шоковое молчание мне было ответом, под тихое хихиканье из тени.

Я прям видел, как Криус икнул вылупившись на меня из решетки напротив. Его круглые глаза и встопорщенная борода, из-за открывшегося от столь наглой лжи рта. Но проблема в том, что хозяина замка действительно не было, а он всего лишь слуга, да, старый и верный, да, наделенный властью, но слуга. Но в этом мире слуги это всего лишь мебель, а мебель не имеет права оскорблять господ. А сварливый и резкий характер Криуса был всем слишком хорошо известен, его поэтому и не ставили общаться с гостями. Тем более это не было ложью, он частенько ходил бурча себе под нос, что эти жирные и жадные ублюдки слишком мало тратят, и слишком много жрут. Но одно дело сказать это себе под нос, другое во всеуслышание, пьяной в стельку и пришедшей за кровью костеродной публикой, которая сама по себе слишком высокого мнения о себе. А успокоить разбушевавшихся гостей в отсутствии хозяина было крайне сложно.

Рисковал ли я, несомненно, меня могла просто расстрелять из арбалетов стража. Но я последние недели только и делал, что втирался в доверие к гостям, раздавая льстивые комплименты и поклоны, исполняя их желания. Да и многим нравилось, как небольшой с виду паренек кромсает здоровенных головорезов на части. Что тут началось, крики, ругань и проклятья посыпались бурным потоком. Половина требовала притащить наглого слугу в яму, половина достав шпаги пошла сама искать старого распорядителя, даже не разобравшись. Мне лишь нужно было чтобы про меня забыли на несколько часов, что собственно и произошло. Меня быстренько затолкали дубинками обратно в камеру, пообещав с мрачным видом, что я обязательно отвечу за то что сделал. Стража захлопнула камеру и побежала успокаивать разбушевавшихся гостей. А у меня все давно было готово, Полночь даже одежду сперла. Ключи от камеры и от двери в комнату надзирателей, отмычки, оружие, веревка, все было наготове. Не было лишь времени и возможности.

Разгоряченные гости решили помахать мечами, и пока поднимали стражу, и тех кто сможет их успокоить, поднялся нешуточный гвалт. По всему замку кто-то бегал, я выждав пару минут пока уйдет стража, сразу же открыл отмычками камеру. И выскользнув из своей камеры, я побежал за Полночью к следующей двери, где она спрятала оружие и одежду обслуги. Переодевшись в пыльном пятачке, который иногда использовали как склад в светло-серую одежду слуг и напялив дебильную шапочку, чтобы спрятать отросшую косму грязных волос. Я взял помойное ведро и швабру, и смотря под ноги, постоянно извиняясь и пропуская бегающих людей, я не спеша прошел пару этажей.

Я уже был на втором этаже, проходя как раз возле поворота в помещение где мне поставили это проклятое клеймо. Как за приоткрытой дверью услышал обильный поток ругани, проклятий и обещаний, посылаемых на мою бедную голову. Не узнать голос долбанного Криуса я не мог, этот старый урод спрятался от разбушевавшихся гостей. Он был там не один, а с мужиком в фартуке, что ставил мне клеймо, он судя по всему готовил инструменты и уже разжег угли положив на них прут. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, для кого именно готовят пыточные инструменты. Сзади послышались слитный топот тяжелых сапог стражи, я склонив голову, и взяв перед собой вонючее ведро с отходами встал у стеночки, пропуская выбегающих надзирателей. Они сморщились и оттолкнули меня еще дальше, сказав, что изобьют если буду мешаться под ногами. По-хорошему мне нужно было спокойно идти дальше вниз, но так сложились звезды. Криус был рядом, и так же рядом было раскаленное клеймо, что мне поставили. И не зайти в гости чтобы попрощаться, было попросту невежливо. Так что сгорбившись еще больше, достав из ведра кинжал и натянув чуть ли на глаза шапочку, что носили слуги. Я зашел в пыточную, и прикрыл за собой дверь.

— Ппппростите господин, меня ппппослали чттобы убббрать ггрязь.

Мужик в фартуке даже не обернулся, занимаясь своим делом. А старый хрыч решил сорвать злость на первом попавшемся. Он схватив хлыст со стола уже было замахнулся как увидел мое лицо. Его физиономия вытянулась от узнавания источника всех его проблем.

— Тыыыыыы!

Я не стал ждать, а подскочил к нему от души врезав в основание челюсти, так что его худая голова резко мотнулась в сторону и он осел мешком на пол. На звук удара обернулся пыточных дел мастер недоуменно посмотрев, и захрипел схватившись за распоротое горло. Он меня не интересовал, но оставлять его в живых было очень неразумно. Закрыв на ключ дверь, я усадил Криуса на стул, зафиксировав его зажимами и затолкал ему в рот грязную вонючую тряпку из моего ведра с испражнениями, чтобы он не орал на весь замок. Я плеснул ему в лицо воды, приводя в чувство.

— Ну что Криус? Новое соглашение? Ах, да, я совершенно забыл, ты же не заключаешь соглашения с животными. Я ведь тебе старой сволочи предлагал по-хорошему, но ты падла поставил мне эту гадость. Так что не жалуйся, зуб за зуб.

— Мфглгмлфглм!

— Да, ты прав. Теперь и у тебя будет такое же украшение. Но только чтобы его все видели. Он забился на стуле сверкая глазищами и мыча в тряпку. А я лишь взял раскаленный прут и схватив его за голову, поставил ему на щеку такое же клеймо. Потянуло паленым мясом и волосами с его бороды. Он начал брыкаться так, что еще чуть-чуть и сломает себе конечности о зажимы.

— Ну-ну, еще не все Криус, только половина. Осталось та мерзкая черная дрянь, уверен тебе понравится, ощущение будто сотни червей прогрызают тебя насквозь. Схватив чашку с черной мерзостью я вылил все ему на щеку. Он мычал на одной тональности и брыкался, натурально выламывая себе руку. Но в конце концов и его тоже покинуло сознание, он повис безвольной куклой на прикованном стуле.

Счастливо оставаться, старый мудак.

Выждав пока пройдет караул возвращающийся со двора, я прикрыл дверь и закрыл ее на ключ, пусть посидит пока, подумает над новыми перспективами. Я спустился вниз по лестнице и застал картину, как надзиратели вежливо насколько это было возможно, но настойчиво запихивают в карету перепившего костеродного, в разодранном колете, который отчаянно бранился и грозился что перевешивает всех. Что он родственник Бранкати и им обязательно не поздоровиться, половина двора делала вид, что занята делами, наблюдая невиданную картину, когда раздался тревожный перезвон колокола. Видно нашли мою пустую камеру. Но тут до сих пор успокаивали костеродных, которых по очередности запихивали назад в кареты, так что все подумали, что опять один из разбушевавшихся гостей буянит. И у меня есть еще немного времени, пока не выяснят что сбежал опасный убийца, отсчет пошел на секунды. Мне на счастье по стеночке шли рабы неся инструмент, исподтишка боковым зрением глазея на бесплатное представление, при чем шли они как раз в сторону недостроенной башни. К ним то я и пристроился сзади, стража стоявшая на выходе, пропустила даже не посмотрев на прошедших гуськом четверых людей. Рабы с инструментом прошли дальше, а я нырнул в черный зев строящегося здания.

Тут уже сигнальный колокол начал трезвонить и на воротах, их спешно перекрывали, оставив маленькую калитку, в черном замке поднимали гарнизон. Всех ставили в копье и стража начала бегать с факелами как ужаленная туда-сюда, пока еще плохо понимая кого именно им нужно ловить, и пьяные возгласы возмущения костеродных потонули в тревожных перезвонах колоколов. А значит и мне нужно поторапливаться, потому что если я попадусь, та первая ночь пыток покажется мне курортом.

Я бежал по лестнице наверх прося помощи у Всепожирающей. Именно к ней я обращался ежедневно последние недели в своих мольбах, а также прося быть милостивой с несчастными, которых я к ней отправил. Ее супруг был глух к моим просьбам, а во тьме душных казематов ни разу не видевших солнечного света и залитых кровью песках арены, именно Налира властвовала безраздельно.

Ступени лестницы из голого необработанного дерева были засыпаны известковой пылью, осколками кладки и различным строительным мусором, который в изобилии валялся на этажах. Я буквально взлетел на четвертый этаж следуя за скользящим впереди пятном из теней. Полночь все уже облазила вдоль и поперек и уверенно вела меня к люку ведущему на крышу. Но вот в чем проблема, он был на высоте в три ярда. И мне пришлось срочно искать на что я мог встать, через две комнаты я нашел стол, который использовали как приставку. И запинаясь о камни и мусор, стараясь шуметь как можно меньше, я поволок его к люку. Выбив палкой люк, я привязал к ведру с инструментами кусок веревки спрятанной неподалеку, и обмотав второй конец веревки вокруг пояса я подпрыгнул и зацепился за край люка. Подтянувшись и втянув нужные мне инструменты, я закрыл люк и заблокировал его как мог. Надо мной нависал изогнутый купол крыши, и все что меня сейчас отделяло от вожделенной свободы, это были балки перекрытия крыши. Они не были сплошные, но тем не менее тот просвет, что был между ними, не позволял протиснуться. Нужно было расширить, так что схватив пилу из ведра, я начал судорожно пилить. Это не заняло много времени, но для меня это время тянулось вечность, я постоянно прислушивался к любым звукам. Но именно тут все было пока тихо, и похоже мои мольбы были услышаны. Ибо через просвет было прекрасно видно ночное небо.

Налира судя по всему решила помочь мне как могла, прикрыв свое око, заливавшее землю серебряным светом. Кучевые облака объединившись единым фронтом наползали по горизонту на луну, сокрыв ее взор от нас, подарив мне спасительную обволакивающую мглу. Наконец пропилив последний кусок стропила, я высунул голову наружу и убедился, что отверстие находится на дне конусообразного желоба. Лежа в этом желобе, я не буду видеть дозорных на башнях, а значит и они не увидят меня. Я обмотал конец веревки за основание балки и скинув вниз второй конец, словно змея я пытался протиснуться в небольшое отверстие в крыше, со стороны внешней стены. Но я зацепился робой за край пропиленной доски и немного застрял, дернувшись пару раз, я разорвал робу и неплохо ободрал плечо. Но я совершенно не чувствовал боли, у меня был дикий всплеск адреналина, который глушил все. И наконец выбравшись из дырки, я оказался в небольшом желобе, служившим водостоком для дождевой воды. Я был между двумя обзорными вышками, что справа, что слева. Стража пыталась рассмотреть в ночной мгле хоть что-нибудь, перекрикиваясь с отрядами на земле. Но они все смотрели куда угодно, только не на уровне их глаз, только не за стену. Да и, честно говоря, в сплошной ночной тьме, при свете факела, сложно увидеть вжавшуюся в крышу фигуру, едва выступающую из водостока.

Извиваясь как червяк, я прополз по желобу до зубчатой тюремной стены, встав на колени, посмотрел вниз. Часовые на вышке вполне могли увидеть меня сейчас, но они не глядели в эту сторону. Человеческая психология превращала этот участок в слепое пятно. Дозорные не обращали на него никакого внимания, потому что и представить себе не могли, что кто-нибудь из заключенных настолько обнаглеет, чтобы перелезать через переднюю стену, судя по всему они все смотрели во внутренний двор, считая, что я попытаюсь покинуть замковую стену с одним из костеродных. И судя по возмущенным крикам одного пьяного представителя высшего сословия, надзиратели сейчас досматривали его карету. Я перебрался через парапет и ухватился за веревку. Упираясь ногами в стену, я посмотрел на дозорную вышку слева от меня. Дозорный переругивался с кем-то снизу, в одной руке держа факел и жестикулируя свободной рукой. На плече у него висел арбалет. Посмотрев направо, увидел ту же картину. Дозорный с арбалетом кому-то кричит во дворе. Если бы хоть один из этих болванов сейчас взглянул на стену, он бы точно увидел меня, но я был человеком-невидимкой. Я стоял прямо на стене самой большой, грозной и мрачной тюрьмы в этом королевстве и был невидим. И оттолкнувшись ногами, я начал спускаться. Но из-за бешеного адреналина мои руки были потными, веревка выскользнула из рук и я начал падать, Стена была очень высокой, и, приземлившись, я, скорее всего, разбился бы насмерть. А если бы и выжил, точно переломал себе бы все кости, и уже никуда не смог бы уйти.

Я сделал отчаянную попытку ухватиться за веревку, и это мне удалось. Я проскользил вниз, и руки буквально огнем обожгло, кожу с ладоней сорвало начисто, но меня это не волновало совершенно. Спуск мой стал медленнее, и наконец я ступил ногами на землю. Я был на свободе.

Я не могу передать словами, то чувство, тот пьянящий воздух, свежий морской запах свободы, который принес озорной ветерок с залива. Я вдохнул полной грудью с закрытыми глазами этот пьянящий аромат. Стоя на влажной земле за крепостной стеной, я чувствовал, что прямо подо мной было большое и старое кладбище, это была братская могила безымянных бедолаг, большой ров, куда скидывали трупы погибших в черном замке. Под сердцем снова заворочался тот огонек, что чуть не спалил его в казематах в первый раз. Даже теперь, не погружаясь, я слышал их слитный шепот, сводящий с ума. Чей-то совсем тихий и неразборчивый, а чей-то отчетливо различимый. Их гнев и ярость. Или у мертвых не остается больше ничего кроме гнева, или я просто не могу разобрать. Но этот яростный шепот буквально сводит с ума.

— А теперь ты их слышишь?

— …Теперь да, но у нас нет на это времени, если не поторопишься, то мы скоро с ними познакомимся гораздо ближе чем хотелось бы, а я еще слишком молода и красива, чтобы так бесславно погибать, тем более после дерзкого побега из тюрьмы…

— Ты как всегда права, о моя молодая и саркастичная красотка.

После душных камер казематов и пыльных клеток с застоялым запахом страданий и прелого проклятого сена, у меня натурально закружилась голова от свежего бриза дувшего с залива. Или это было от внезапно открывшихся перспектив и возможностей. Но так или иначе Полночь была абсолютно права, и я оглянувшись на ближайшие сторожевые башни выпирающие из крепостной стены, убедившись, что меня никто не видит. Побежал так быстро, как только мог, стараясь больше не смотреть на проклятый черный замок, поставивший мне уродливое клеймо как на тело, так и на душу. Я перепрыгивал через валуны и ямы, стараясь, скрыться как можно дальше, и вознося молитву благодарности Всепожирающей. Она надежно скрыла меня от зорких глаз дозорных, в уютной и обволакивающей ночной тьме.

Я видел каждый камешек, каждую кочку и яму, что были в изобилии раскиданы по склону холма, на котором и возвышался над городом мрачной и чудовищной громадой черный замок. Внизу по дороге были раскиданы гарнизонные башни, и мне пришлось давать крюк в сторону залива, стараясь обогнуть их всех, чтобы ненароком не встретиться с отрядами патрулирующими дороги. Я буквально летел над землей на крыльях надежды, наперегонки с ветром, он казалось смеялся, сопровождая маленького и слабого человечка, подталкивал в спину играя в волосах и подбадривая, именно так взрослые подбадривают маленьких детей, делающих первые и неуклюжие шаги. А я был рад и улыбался от уха до уха, слушая этот игривый свист ветра в ушах. Я бежал так быстро, как только мог, пытаясь сохранить дыхание. Рассекая ночную прохладу грудью, пытаясь как можно дальше уйти по дуге вдоль пригорода. Мне сейчас нельзя было встречаться с людьми, тем более с людьми Бранкати, роба тюремного слуги и выжженное клеймо особо опасного субъекта, просто орали в голос, что я беглый заключенный. Мне нужна была одежда, и сменить ее было проще всего в нижнем городе или портовой зоне. С этой стороны трущоб не было, тут раскинулся пригород, ведь Наместник не любил смотреть на сборище нищих бедолаг. А значит и стражи тут в десятки раз больше. Я планировал выйти вдоль побережья в портовую зону, там, во всяком случае были рыбацкие хижины. И на крайний случай я стащу себе какую-нибудь хламиду там, все лучше, чем в тюремной робе, слишком опасно было попадаться на глаза в таком виде. Я летел над землей, размышляя как бы незаметнее пробраться в город, когда снизу отозвались тени.

— …Так куда мы теперь? …

— В нижний город.

— … Ненавижу нижний город…

— Твои возражения приняты к сведенью, но нам нужно закончить неотложные дела, нужно поговорить по душам с главой семьи, частью которой мы больше не являемся. Мне кажется, теперь уже она нам кое-что задолжала.

— …Она никогда мне не нравилась, слишком самоуверенная…

— Тогда у нас есть лишний повод зайти к ней в гости.

Тени улыбнулись и я оскалился в улыбке, я был зол и решительно настроен. Предателей нигде не любят, а в криминальном мире особенно. Я бежал еще пару часов сначала до побережья, потом крался через сонные развалюхи рыбаков, которые уже начинали просыпаться, они всегда вставали до рассвета и с первыми лучами солнца они уже уплывали на своих утлых суденышках на тяжелую и изнурительную работу, за которую получали сущие копейки. Я стянул возле одного из кривых сарайчиков, где жили рыбаки, старую и грубую, уже не раз штопанную объёмную хламиду с капюшоном, которую вывесили для просушки. Натянув ее на голое тело, спрятав рубашку тюремной робы под каким-то камнем чуть дальше рыбацкого поселка. Еще было темно, но скоро небо уже начнёт светлеть окрашивая небо алым, когда я проскользнул в портовую зону, как остро отточенный нож сквозь ребра, натянув объёмный капюшон на голову и смешавшись с толпой нищих бедолаг, живших на улице. Ночь на удивление была тихой, теплой и прозрачной. Кучевые облака неспешно отползали, открывая бесконечную звездную россыпь, которая складывалась в строки из множества мокрых и дрожащих звезд над заливом, начиная новую страницу моей жизни, казалось она начиналась прямо из морских волн на предрассветном горизонте; серебристо-желтый свет горбатой луны накрывал колышущееся море покрывалом мишурных блесток.

Ведь все только начиналось.