Покорение вершин (СИ)

Глава 10

— Ладно, пойдём и спросим. — я обернулся к строю усталых воинов, по многим мордам которых можно было прочесть, что больше всего они желают расползтись на отдых. — За мной! Держитесь шагах в десяти.

Серая весенняя пустошь вокруг Червивых холмов с засохшими травами казалась мертвой, но несмотря на всё, хруст прошлогодней травы под подошвами сапог успокаивал…

Этих врагов (а я их предпочитал считать врагами) с виду было сотни две. Может и за холмами были, но не думаю. Через какое-то время от них вышли навстречу несколько предводителей.

Три крысолюда с охраной из своих штурмкрыс в тяжелых доспехах смотрели высокомерно, будто бы это они одержали победу, будто это они оказывают мне милость, соизволив выйти на встречу. Задирали носы, скалились, показывая желтые резцы.

Один вид их злил, пробуждал тёмное чувство, несмотря на то что булаву я с собой не взял, и на неё нельзя было ничего списать.

Один из них, с болтающимися у пояса свежими скальпами, раскрыл пасть:

— Я, Крор Свежеватель…

— И я, Баллф из Хасы! — тут же перебил его второй.

— И я, Глобля! — и добавил третий.

— …согласны на твоё предложение союза! Я подумал…

— И я подумал!

— И я!

— … Что мы возьмём весь запад, всё что осталось от подлых отщепенцев, что вздумали бросить-бросить нам вызов! Ну и что добычу с этой битвы надо поделить пополам.

Воины позади, хоть и были не близко, всё слышали из-за безветренной погоды и заволновались (забряцало железо).

А сами стоят с таким видом, будто оказывают милость своим союзом… А нужен ли мне этот союз? Нужно ли делить власть над Пустошью с теми, кто не раз предавал тех, с кем сражался бок о бок?

Неужели эти дураки думают, что мои воины настолько обессилили, что не расправятся с их несколькими выводками/родами?

Я смотрел на них и видел в их глазах лишь ненависть и злобу, тщательно замаскированные на мордах. Однако в глазах такое трудно спрятать. И это всё больше вызывало желание броситься на них, вцепиться им в горло.

Я ничего не сказал, лишь смотрел на них. Это вызывало у них беспокойство.

— Я убил тридцать семь голокожих и вдвое больше соперников в своём племени в поединках и много дюжин в сражениях! — нарушил тишину Крор.

Я молчал, лишь когтями отстукивал по древку копья простой ритм.

Тот, что назвался Баллфом из Хасы, нервно постукивая хвостом, приказал своим воинам:

— Приведите сами знаете кого!

Облезлые тощие крысолюды притащили ещё одного крыса. Его я не знал. Наверное, один из предводителей проигравших. Баллф смотрел с торжеством, видя, как Крор и Глобля скривились, как будто съели что-то кислое.

Сильно избитого пленного силой поставили на колени, тыча кулаками и древками в затылок, принудили склонить голову. Кто-то за него писклявым, дурацким голосом произнёс:

— Простите меня, убогого, ничтожного. Я больше так не буду. Давайте жить мирно.

Троица вожаков и их воины смотрели как унижают бывшего вожака и смеялись. Интересно, а как они вели себя перед ним, когда он был в силе, не связанный и со своими воинами рядом? Позволяли ли себе хоть один косой взгляд в его сторону?

Я развернулся и сделал шаг, когда в спину прилетел вопрос:

— Что? Ты куда пошёл?

Развернулся обратно:

— Мы могли бы с вами договариваться, но вы не в том положении. Вы упустили остатки их войска, ничего не сделали для того, чтобы догнать и добить убегающего врага, или ударить в тыл во время сражения.

Они попытались возмутиться, показывая на несколько десятков голов, сваленных в кучу в стороне.

— Но ты сам писал — стойте в стороне…

— А я и не стремлюсь вас убить.

Кое-кто что-то понял, и Баллф протянул:

— Я могу перейти под твою власть…

— И я… — тут же поддержал того Глобля.

Другие начали выражать покорность, униженно заглядывая в глаза.

Сейчас они униженно просят пощады, но что будет дальше? Я смотрел в их хитрые глазки, и мне казалось, что вижу их насквозь — их лживую, гнилую сущность, что готова сейчас униженно тарабанить извинения, просить прощения, заверять в преданности, расточать улыбки, угодливо снимать с себя пояса с ножнами и укладывать к моим ногам… А потом как Скам и Торкос, переметнуться и сдать всё, что знают, очередным врагам (а они будут — как без этого⁈)

— Прикажите своим бойцам сложить оружие. Кто этого не сделает — умрёт.

И ушёл.

В спину неслись гневные восклицания несколькими голосами:

— Но ты обещал… Звал в союз! Писал, что мы будем править пустошью вместе!

Им я ничего не ответил. Что тут говорить — и так всё ясно.

Поискал глазами кого из командиров, не нашёл и подозвал одного из «Берегущих хвост»:

— Как оружие сдадут, этих троих отделите и задавите их по-тихому, и закопайте. Ясно? Того, избитого, свяжите крепко и в телегу киньте.

Тот быстро-быстро закивал:

— А это… Это… Если-если не сдадут-то оружие. Ну эти… Воины их.

— Убейте и с трупов соберите. Найди тут кого из командиров и так передай.

Он уже почти убежал, когда я схватил его за плечо:

— Но простых воинов, передай, пусть зазря не убивают.

Он опять часто-часто закивал, будто у него шея без позвонков, и быстро скрылся среди толпы воинов, что надвигались на нервничающих крысолюдов.

Пока разоружали пленников, я нашёл себе удобный плоский камень, присел. Расстегнул ремни, сорвал с шеи платок, вытер местами полузасохшую кровь, налипшую на шерсть. Победа! Но опять какой ценой. Окинул взглядом поле боя.

Отдохнуть не дали. Зачастили делегации.

Шли трофейщики/собиратели добычи, похвастаться/показать, чего нашли.

Первые на вытянутых лапах принесли раскрытый мешочек с обработанным серым порошком:

— Нашли-нашли! Богатство!

Не прям богатство, но совсем неплохо. Один тащил крепкие богато вышитые сапоги, другой — копьё с резным древком и серебряной насечкой по лезвию, третий — латные перчатки в относительно хорошем состоянии, четвертый — причудливый шлем, пятый — связку поясов, шестой — кошеля с мелочевкой, и так далее.

— Хватит всё мне нести! Как будто в первый раз… Всё подсчитаем, и после того, как возьму свою долю, каждый получит свою часть. Раскладывайте по кучам. Вискрун, подойди! Для тебя появилось дело. Займись сортировкой добычи. Давай-давай, не спорь.

Разбирающие трупы подтащили, и по моему приказу недалеко от Струха уложили нескольких недобитых вражеских колдунов, которых заметили (в полуживом состоянии).

Рядом встал Явур, расселись многие другие, также приводя себя в порядок и переговариваясь.

— Великан убежал… И смешно так лапу свою подволакивает, а у самого по роже так кровь течёт!

— …собственными внутренностями, а ещё один отбросил оружие и голыми руками рвал гадов!

— Да ну!

— Хвостом клянусь!

— …много крови и смерти! Никогда подобного не видел! А эти, видел — будто кровавой полосой, бац и готово!

— Тушканчики, или как мы их называем — жербаки, не страшны тем, у кого есть разум, ведь надо просто уступить дорогу. Большому войску только из-за плохого управления это трудно сделать. Малы жербаки, малосильны сами по себе, но, когда собираются в стаи, перед ними расступаются все! Ведь как победить? Шаманы и маги могут выжечь — но в чём им смысл сражаться с грызунами, пока те не выйдут на них? Даже орки уступают дорогу, самые отбитые из отбитых банд — много рубилами не нарубишь, и славы от того нет. А вообще хорошо вышло — первый раз вижу, чтобы вот так резко они путь меняли. С огнём здорово придумали!

— А камнелазы эти?

— И они не слишком опасны. Чаще в горах встречаются, в сырых расселинах, как и прочие их родичи, но, вот видишь, и в таких местах бывают. Падальщики, хищники… Видели, как от пуль они падали? Потому как неразумные твари не могут состязаться с теми, в ком есть хоть капля разума!

— Надо уходить из этого проклятого места… Червивые холмы? Они не червивые, они, чтоб их, кровавые, проклятые! Так их будут называть теперь, зуб даю.

Оба предателя, Скам и Торкос, выжили. Нашли под трупами, узнали и притащили. Несмотря на раны, подыхать они не собирались. Живучие.

Довольно высокие потери, подготовка врагов, от которых я не ожидал ничего подобного — всё это было из-за их предательства! И прощать такое я не собирался.

С туш крысолопов было приказано снять шкуры, предателей привели в чувство, связали, сунули кляпы в их зубастые пасти, чтобы не слушать поток мольбы в попытках вызвать жалость, а затем зашили в мокрые, перемазанные в жире и крови шкуры, после чего бросили на солнце. Многие видевшие это прятали испуганные глаза. Уверен, данная казнь разойдётся слухами через воинов к прочим подданным, и некоторые дважды подумают, прежде чем впредь перейти на сторону врага.

В стороне всё не успокаивался Скронк Резак. Он уже сипло ревел, чтобы они, клановые, убивали, и убивали быстро.

— Добивайте вонючек! Куда-куда ползёшь, отрыжка Рогатой? Всех раненых, что не могут встать — убивайте! Клянусь самым вкусным куском мяса, сами их тащить будете вместо своей доли добычи!

Сбросил наконец вообще с себя окровавленную, потную одежду с поддоспешником. Рабы раздобыли где-то что-то ладно сшитое. Блёклый халат был узок в плечах, стеснял движения, ноговицы были чересчур великоваты — чужое, оно и есть чужое.

Наконец подошёл и Скронк. Сипло протянул:

— Надо догнать трусов.

— Много сбежало?

— Голов пятьдесят.

— Это с орком?

— Ага. Но считать ли его за одного…

Махнул рукой.

— Оставь их. Есть дела и поважнее. Никуда они не денутся теперь от нас. Мы одни в пустошах остались, кроме зверья.

Скронк удивленно глянул, безмолвно показывая лапой в сторону отступивших врагов.

— Ааа… Недолго им осталось. Когда мы придём, их поселения не смогут выставить много воинов на новую битву и скорее всего сдадутся. Да и отступившие… Может мы их сможем догнать и перебить… Но чем дольше они будут бежать, тем больше в них будет отчаяния, безысходности и уныния. Много ли они потом навоюют? Не думаю.

— Надо уходить быстрее. Начинается смрад. Скоро все падальщики будут здесь!

— Уйдём, когда позаботимся о телах наших воинов.

Скронк молча склонил голову — он уже привык, что тела своих, если была возможность, мы старались захоронить, чтобы они не достались падальщикам — закопать, заложить камнями, сжечь — без разницы. Есть их не разрешалось.

Мелкие гарпии-падальщики уже начали слетаться к полю боя и рвали те тела, что оказались на его окраинах.

Народа вокруг кучковалось всё больше. Кто-то перебирал оружие, другие ели, третьи растянулись на своих плащах.

— Явур, надо организовать поиски Тигрёнка, прочесать окрестности. Может он…

Подошёл шмыгающий носом Викник. Я ещё испытывал небольшую злость на эту коричневую униженно сгибающуюся падлу за его несвоевременное выполнение команд. Хотя этой злости было немного. Больше презрения — зря послушался Хрезкача и взял его с собой, да ещё на хорошей должности.

— Что-то чистенький… Что хотел? Чего их с собой привел? — кивнул я на следующих за ним «послушных», что как деревянные бревна, ровно и безэмоционально следовали за своим командиром. Этот ушлёпок даже не занялся ими после драки — а минимум парочке из них нужна была помощь.

— Посмотрите какая штука! — протянул он мне какую-то коробочку.

— Что это? — протянул я руку

— Хрезкач… Это… Просил-просил передать после победы…

— Не до тебя, потом отдашь.

Шкатулка дернулась, там что-то звякнуло, она затряслась, Викник выпустил её из рук и, уронив, быстро и ловко юркнул за спину своих бойцов.

— Во имя…

То ли уже устал, то ли мозг не отошёл от взаимодействия с булавой, и мир воспринимался не вполне чётко и осознанно, но отреагировал не сразу.

Явур Сильный был быстрее — метнулся к шкатулке и пнул её со всего маху. Нужно было ли это делать — большой вопрос. И то, что произошло в дальнейшем было ли результатом пинка или так и было запланировано, непонятно.

— …Рогатой!

Коробочка раскололась взрывом, что оглушал и ослеплял, и одновременно стеганули осколки, вспыхнуло и погасло шипящее пламя. Меня пронзила мучительная боль, пронёсся порыв воздуха, захвативший с собой и опрокинувший через себя несколько раз.

Сильно запахло палёным.

Я пришёл в себя, когда кто-то упал мне на грудь и заглянул в глаза.

— Я в порядке.

А тот этому ответу не обрадовался и ударил меня кинжалом в грудь.

— Га! — кончик ударил прямо в середину грудины, в самую кость, не уйдя глубоко, но мне от этого не стало легче.

Я был оглушён, но физические силы были со мной, а нападавший был из плоти и крови — обычный клановый крыс. Двумя руками я просто оттолкнул его, и он с писком отлетел в сторону. С рыком, в котором можно было бы услышать и стон я, шатаясь, вскочил на ноги, предплечьем отвёл древко копья, метнувшееся в голову, скользнул по нему дальше и кулаком ударил в чавкнувший череп новоявленного врага.

На месте взрыва и рядом шла рубка. Кланкрысы дрались друг с другом, с гунулами. «Послушные» пытались насесть на штурмкрыс, но быстро кончились под ударами их страшных алебард, от которых даже не пытались увернуться. Какого-то молодого бойца, вроде из тех, что относились к группе обслуживающих стреломёты, повалив, разрывали на куски.

Мятеж? Восстание!

Викник, сволота, убить меня вздумал? Да хрен тебе во всю глотку, пасть порвёшь! Не на того замахнулся!

Что остальные войска? Там то же самое творится?

Краем глаза заметил Явура, лежащего в луже крови.

Буду выяснять, как с этими расправлюсь!

Кинулся вперёд, и в развороте мечом срубил древко голову одного из мятежников, за которым прятался Викник. Тот с визгом метнулся в сторону:

— Убить-убить! По воле Матери нашей! Убиить узурпатора!!!

Удар кулака в нагрудник следующего и плохонький металл хрустнул, часть пластины ушла вверх — резанула по горлу и ещё не совсем мёртвый, но заливающийся кровью гад повалился навзничь, выдернул меч из его руки. Чут тоже бился кулаками и когтями — какой-то крыс был зажат под его лапой, а хвост черношерстного обвил его шею, удушая. Ему тоже было непросто, так как к нему подбирались и с тыла, но подоспел Сурнур, что перерубил лапу возле запястья и с хрустом шейных позвонков срубил голову.

Сокуч (а никто иной не мог быть тёмным облачком, которым он становился на короткое время благодаря подаренному артефакту) метался от одного врага к другому и каждый раз они падали с перехваченными лезвием горлом.

Мятежников накопилось вокруг хвостов сорок, а нас с дюжину. И хоть нас было меньше, мы побеждали. Рубил прямым мечом, кулаками, локтями, ногами, хлестал хвостом, кусал — только плюнуть не мог, так как кислота ещё не восстановилась. Часть мятежников, видя меня живым и здоровым, просто распласталась на земле, уткнувшись носами в землю. Некоторые — не озираясь побежали, глупцы. Будто это их спасёт… Нашлись и те, кто ударил своими ножами в спины своим минутным друзьям, вгоняя клинки по самую рукоять.

— Хершер! Клыки! Порвём-порвём, сожрём-сожрём сволочей!!! — кричали они.

Видимо им было сказано, что от меня избавятся другие, а тут не повезло.

— Трусы! Подлецы! — визжал главный подлец.

И всё же боец из «послушных», несмотря на полное отсутствие чувства самосохранения, оказался последним, кто упал на поросшую редкой сухой травой землю.

Взглянул на тела павших от лап мятежников и гнев затопил сознание.

— Хьяааальтиии!!! — крикнул я.

Усилием взял себя в руки. Восстановилось дыхание, ровнее стало биться сердце. За хвост вытянул/вырвал мятежника из-под мёртвого тела. Перехватился и взял за глотку. Даже сквозь мех кожа его побелела, дыхание сделалось прерывистым, ворсинки слиплись от пота, глаза начали наливаться кровью. Тонкий голый хвост червяком обвил моё запястье.

— Что… Звал-ли? — заикнулся вслух бледный монашек, с перемазанными кровью руками по плечи стоял в стороне и немного растерял свой обычный уровень своей уверенности или наглости, быть может высокомерия, превосходства — я не знал как это назвать.

— Помоги. Ему, — я указал на Явура. — и другим.

Вспомнил слово, которое давным-давно не слышал.

— Пожалуйста.

Удостоверился, что хмурый человек занялся лежащими, и обернулся к висящему в руке обгадившейся, судя по запаху, гниде. Недолго смотрел, как несостоявшийся убийца-подрыватель трепыхается.

— Хрезкач?

— Дыааа… От-пус-ти… Отт-слуу-жууу… Вл… дык… — просипел он, вцепившись когтями в мою руку. Когти вошли в мою шкуру… Но это ему не помогло. Я приблизил его морду к глазам и смотрел, как из уголков глазниц закапала кровь, когда глазные яблоки начали вылезать из глазниц, как лопались его капилляры, как высунутый язык наливался синевой, как тонкая и горячая струйка крови побежала из уха, слушал, как хрустят под пальцами хрящи и позвонки.

Сжимал, пока полностью не сжал кулак. Через мгновение его тушка упала на землю, оставив голову у меня в руке.