Пока варилась каша

2

Мэгги Мэй была девушкой с принципами.

Родители ее непозволительно рано покинули этот блистающий мир — угробились на своей супер-пупер-гипер-и-даже-меганавороченной яхте во время очередной регаты от Сатурна и до планеты под скромным названием Нинурта в черт-те знает какой звездной системе. Мэгги это было все равно, плевать ей было на все эти идиотские планеты, а еще больше плевать ей было на звезды, космос и прочую невесомость, потому что Мэгги тащилась от Земли и ее прибамбасов, огромных многоэтажных мегаполисов, незаметно переходивших один в другой, от смрада чудовищных людских скоплений и от своих друзей, таких же, как и она, терра-хиппи, честью для себя почитавших никогда не ступать на палубы звездолетов.

Так и кочевали они — теплая компания из трех девиц и троих юношей, один из которых уже давно перевалил за все разумные для бездумного порхания возрастные рамки, но держался в счастливом состоянии за счет имплантированных в мозги всяких хитрых микросхем, — перемещались из одного веселого местечка в другое, слушали там и сям хаоцзильную,[1] и даже очень хаоцзильную, прямо кул в кубе, музыку, познавали разнообразие одинаковых мест и разность обманчиво привычных напитков, покуривая по дороге зулу, ставшую в последнее время очень модной — главным образом, благодаря прошедшему-таки в Сенате закону о выведении зулы за рамки нелегальных наркотических средств, — и вот где-то в Шанхакине, в одноместном боксе самой дешевой слип-гостиницы с ограниченными удобствами, Мэгги настигло официальное уведомление о том, что папа и мама превратились в крупную космическую пыль в районе такой-то, тамадэ,[2] звезды, впилились в прозрачный астероид, который, понятное дело, ни на каких радарах не отражался, собака, но имел притом вполне ощутимые физические и совершенно равнодушные к столкновению параметры. И привет — мамы с папой как не бывало. Долетались.

Мэгги всплакнула, да, всплакнула — все же родители, — она, если честно, прошмыгала носом почти весь день и даже пропустила весьма кульный концерт реверсной внутренней игры на двенадцатиструнной волно-балалайке, но к вечеру постепенно отошла, тем более что к ней в бокс втиснулась Кэм, почувствовала горе подружки и тоже забила на балалайку и притащила флакон сыготоу с синим льдом и соком тройных личжи, в том сезоне самый модный в Шанхакине напиток, фиг достанешь, между прочим, и они, лежа на параллельных животах, медленно высосали все полтора литра, болтая ногами и задевая ими низкий мягкий потолок. Мэгги постепенно успокоилась, хотя это очень неприятно — сознавать, что ты вдруг остался совсем один. Хотя…

Родителям всегда было не до нее: чета Мэй жила исключительно гонками и, надо признать, достигла на этом поприще завидных результатов, отхватив кучу мелких и несколько очень престижных, а к тому же и денежных, призов. Карьеру Мэев уже начали изучать в школах по гоночному мастерству, у Ричарда, папашки Мэй, который год на Нептуне был собственный мастер-класс, ну а выигрыш этой, последней регаты привел бы парочку, а заодно и их супер-пупер-гипер-и-даже-меганавороченную яхту под названием «Пэндальф» прямиком в золотую лигу, а это вам не просто так, это очень даже, тут вам и почет и слава, тут вам и реклама на всю Галактику — Ричард и Симба на фоне пачек с гаоляновыми хлопьями: «Мы каждое утро начинаем с гаоляна!», Симба в безвоздушном пространстве в супертонких колготках-паутинках: «Даже Симба носит это!», Рич внимательно, с восторгом на хорошо выбритом лице уткнулся в толстую книжку: «Ричард уже прочитал «Энки против Гильгамеша» и будет с нетерпением ждать продолжения!» — хорошие деньги и уж гонорары за участие в регатах куда большие, чем сейчас. Сим была просто уверена, что Мэгги пойдет по родительским стопам и в скором времени вольется в звездный экипаж, но у девчонки что-то в голове заклинило. Космос ей был противен с детства. Она даже не пользовалась стратопланами. Только пневмовагоны, а еще лучше — старый добрый «Турбоопель» на хайвэе да музыка на полную катушку, но космос — ни-ни. Посетовав на ограниченность взглядов некоторой части современной молодежи, которая так цепко вросла в дряхлую старушку Землю, натужно скрипящую стягивающими ее давно умерший организм силовыми растяжками, чета Мэев устремилась к новым свершениям, не забывая, однако, сбрасывать на кредитку Мэгги вполне достаточные для интерната средства.

Потом Мэгги как-то внезапно выросла и дала из интерната деру. Ричард с Симбой — благо у них случился перерыв в звездных скачках — примчались на Землю и довольно скоро беглянку отловили. «Ты что, девочка, ты что, милая, зачем ты торопишься в этот безумный мир! Раз уж отказалась летать к звездам, так получи хотя бы приличное образование, через год пойдешь в хороший частный колледж, а там…» — «Да пошли вы в задницу со своим колледжем, цзибафак,[3] — брякнула юная Мэгги, — мне ваш колледж, тамадэ, до одного места, я уже совершеннолетняя, сама разрулю, что как, тем более что чины уже на каждом углу, а сколько из них финишировали колледж?» Парадоксальная логика дочери повергла Мэев в некоторый ступор, однако формально дерзкая поросль была права: четырнадцати лет Мэгги достигла полгода назад и по всем законам могла сама решать, чему посвятить жизнь. Более того — совсем недавно прогремело несколько возмутительных дел «дети против родителей», и все были выиграны теми самыми детьми, которых после совершеннолетия из самых лучших побуждений безжалостно угнетали и даже тиранили любящие родители. Так что с детишками нужен был глаз да глаз, и дальновидная Симба, удерживая кипятившегося Ричарда от опрометчивых поступков, согласилась с тем, что да, Мэгги теперь вполне взрослая. Но поставила условие: дочь будет регулярно с ними линковаться и сообщать, как протекает ее насыщенная жизнь. С этим не ожидавшая победы Мэгги легко согласилась, тем более что на самом деле вовсе не была готова бороться за свои права любой ценой, например, через суд, а приготовилась спустя время сдаться, с боем, но сдаться и загреметь-таки в частный колледж грызть граниты наук. А там… Вышло иначе.

И Мэгги немедленно почувствовала, что у нее полно принципов.

С тех пор прошли недели и месяцы, и все к новому положению вещей давно и прочно привыкли: родители пополняли кредитку Мэгги, а Мэгги иногда связывалась с их яхтой — за счет вызываемой стороны, разумеется, — ну и виделись они еще раз в год. Ну, может, два раза. Или три. Кому какая разница? Мэгги увлеченно познавала окружающий мир и через несколько лет вполне им пресытилась — мир оказался набором однообразных конфет в разноцветных фантиках. Тогда девушка, желая расширить сознание и обрести новый смысл, отважно сунулась в гипер-чань — и полгода старательно медитировала среди разноцветных силовых полей в пространственном монастыре под Катманду, пока помощник местного гуру не попытался открыть ей третий глаз с помощью нетрадиционной методики. Новатор получил в лоб и незамедлительно удалился в астрал — уж что-что, а уроки тайцзицюань и дагэда Мэгги давались удивительно легко, да и реакция у нее была прекрасная. Тотально разочаровавшись в религии, Мэгги рванула в Сан-Анджелос, где на некоторое время погрузилась с головой в мир азартных игр, и это очень печально сказалось на состоянии ее текущего счета. Именно там, в казино «Сизар» она встретила Кэм — высокую красивую пан-азиатку с существенной примесью испанской крови, и за бокалом «Зеленой Мэри» с клубничкой они подружились, как-то незаметно и всерьез, надолго, а потом Кэм познакомила Мэгги с остальной компанией терра-хиппи, и Мэгги мгновенно усвоила их нехитрую жизненную философию: держаться корней, запускать корни в Землю, не удаляться от старушки ни на день, а звезды — звезды и без них проживут. И очень даже неплохо проживут.

С тех пор они стали неразлучны. Кочевали от места к месту, а однажды даже следом за великим мастером старой гитары Таком Джаггером, праправнуком своего не менее великого прапрадеда, совершили три раза кругосветное путешествие, не пропустив ни одного концерта. И вдруг… И вдруг все кончилось.

Сначала «Пэндальф» вошел в незапланированный контакт с прозрачным астероидом — ходили неясные слухи, что эти астероиды крадутся между планет не просто так, что их заслали неведомые чужие, но кто верит слухам, кроме тех, кто верит! — потом сами собой кончились деньги на кредитной карточке, и пришлось продать те немногочисленные, но редкие драгоценности — главным образом, хорошо подобранную коллекцию экзотических ноуз-рингов, — которые у Мэгги скопились за последние бродячие годы, а дальше случилась финальная неприятность, подломившая некую последнюю соломинку в растерянной душе Мэгги: их веселую компанию взяли прямо после концерта, с полными карманами хай-крэка, причем они крэк этот й не пробовали даже, да и достался-то крэк по случаю! Да они, может, вообще выбросили бы тот поганый, тамадэ, крэк, но их повязали, положили носами в пол и навесили силовые наручники, побросали как дрова в чрево полис-мобиля, и через каких-то десять минут Мэгги и приятели уже парились в уютных одноместных изоляторах, отделенных от широкого коридора частой сеткой лазерных лучей. Хай-крэк — такая штука, что тянет всерьез и надолго. Причем, скорее всего, надолго за пределами Солнечной системы, а уж это для терра-хиппи ну ни в какие ворота!..

И тут появился анкл Джей. Так его давно и навсегда окрестила Мэгти.

Анкл Джей под завязку закупился овцами и лелеял идиотские, с точки зрения Мэгги, мечты переселиться вместе с ними на край известной Вселенной, на какой-то Клондайк, планету, до удивления похожую на Землю, но только вполне живую и, прямо скажем, пока свободную от лишнего населения. И там, в этой, цзибафак, заднице анкл хотел растить и плодить овец и в единении с природой строить свой личный, отдельно взятый рай…

Джейсон был братом Ричарда. Старшим.

Да, у Мэгги были смягчающие вину обстоятельства: она ни разу в жизни не пробовала хай-крэка, что при первом же обследовании с легкостью определил полевой полис-сканер, а потом подтвердила и более серьезная аппаратура. И у нее на счету не было ни одного серьезного нарушения (побег из интера не в счет). И еще — отличная, просто превосходная кредитная история. И наконец — репутация родителей, известных межзвездных гонщиков Мэев, не так давно трагически погибших в катастрофе.

Последнее, а также серьезность намерений анкла Джея, и решило дело. Мэгги предложили незатейливый выбор: или ее дело идет привычным рутинным образом и она так или иначе оказывается на каком-нибудь дальнем поселении, где в поте лица искупает вину в течение нескольких лет, а потом еще черт знает сколько времени добивается разрешения вернуться на Землю, или летит вместе с Джейсоном Чесоткой Мэем, который берет ее на поруки и готов полностью отвечать своим состоянием и личными свободами за все поступки и проступки Мэгги, буде таковые воспоследствуют. На тот же срок. И в последнем случае — при благоприятном стечении обстоятельств и ходатайстве того же анкла Джея — получить обратный билет на Землю будет несравненно проще.

Выбирать было, собственно, не из чего, но Мэгги тем не менее впала в прострацию: ведь она, как было сказано, обнаружила у себя принципы, а принципы — это серьезно, еще как серьезно. Принципы — это, быть может, единственное, что всегда с тобой и ради чего стоит показывать зубы. Ей же предлагалось в любом случае принципами поступиться и связаться с ненавистным космосом, уже поглотившим ее родителей, с которыми, признаться, Мэгги была не так уж и знакома.

Анкла Джея она знала еще меньше. Вообще забыла о его существовании. Да, был где-то такой — высокий, жилистый мужик с выдубленным черт знает какими ветрами (и где он их только нашел, на Земле-то?) лицом и длинным носом, немногословный и чужой. От него пахло незнакомым — домашними животными, как теперь понимала Мэгги, и еще он не одобрял увлечений брата космосом и гонками. Когда-то давно родители притащили дядю вместе с собой на Рождество в интернат, и анкл Джей Мэгти скорее понравился, но с тех пор в ее жизни не появлялся.

И вот — пожалуйста.

Всю ночь Мэгги провела без сна — даже вспомнила былые уроки гипер-чань — и под утро нашла весьма зыбкое решение, этакий призрачный компромисс: раз этот чертов Клондайк, по словам анкла, столь напоминает Землю, то можно считать, будто Мэгги просто переезжает на другой материк — просто этот материк находится дальше, чем Австралия. Та же Земля. Вот и все.

Так Мэгги оказалась во чреве видавшего виды транспортника «Моисей-17». Все остальные пассажиры, не считая разнообразного скота в трюмах, конечно, были чем-то неуловимо похожи на анкла Джея: в корабельной столовой регулярно собиралась толпа фермеров с чадами и домочадцами, будто только сошедшая с экрана архаического вестерна. Впрочем, это-то как раз Мэгги удивляло мало — на Земле полно было разных групп, так или иначе помешанных на ушедших эпохах, но вот единодушный энтузиазм и радостные, не знавшие фэйс-мэйка, лица попутчиков, особенно при обсуждении планов строительства новой жизни на Клондайке, на первых порах выводили девушку из себя, и она даже несколько раз прибегала к форсированной медитации, чтобы не ляпнуть что-нибудь лишнее или не швырнуть на пол поднос с едой, и, торопливо заглотив жиры, белки и углеводы, поспешно убегала в свою каюту.

Однако до Клондайка пилить предстояло целых две недели — Мэгги постепенно втянулась. И даже поддерживала за чашкой декофенированного кофе беседы с румяными домохозяйками, пока их супруги смаковали эрзац-сигары и неторопливо потягивали слабоалкогольный бренди. Впрочем, со временем выяснилось, что будущие фермеры — люди с изюминкой, и в их дорожные припасы входит и вполне настоящий, в сорок три градуса, виски, который они из-под полы разливали в пластиковые стаканчики, демонстрируя тем самым внешнюю лояльность к положенным на время перелета ограничениям. Хмурый анкл Джей — вот, кстати, оказался тип так тип: слова лишнего не вытянешь, только при упоминании всякого скота и оживлялся! — тоже был не лыком шит: в специальном внутреннем кармане жилетки у него всегда лежала металлическая фляжка с тем же дивным напитком; однажды он потихоньку плеснул виски Мэгги в кофе — щедро плеснул, и жизнь на некоторое время стала веселее.

Мэгги даже сходила в трюм полюбоваться на овец. Ну а потом…

…Мэгги очнулась, когда ей на голову свалилась жилетка. Она с трудом приподнялась и сквозь прорезь сфокусировала взгляд на удаляющемся силуэте анкла: Чесотка трудно брел к какому-то низкому бетонному кольцу. Дошел и схватился за край. Погладил.

Вдруг невдалеке от анкла Джея, прямо из воздуха, материализовался высокий тип в белом и с вызывающей красной бородой, включил лазерный меч, такие Мэгги видела по кибер-видео, и замер в позе явной угрозы. Анкл живо развернулся — чуть не упал, но уткнулся спиной в бетонный сруб, и в руке его уже был пистолет, и ствол глядел прямо в живот напавшего.

Что же он не стреляет?

Надо стрелять.

Давай, анкл, давай, старик!

И тут на сцене появился еще один персонаж — низкий, кривоногий китаец, — он проворно подкатился к типу в белом, замахал на него рукой и сказал…