Глава 6


Приглянувшийся Бенедикту дом находился далеко от квартала, где жила Мадлена. Кати, случись ей добираться до нового жилища самостоятельно, уже давно бы заблудилась в хитром переплетении улочек Хоррхола. Единственное, что ей запомнилось — шли все время вниз и несколько раз спускались по каменным лестницам. А потом воздух стал прохладнее, и в просветах между домами показалось море.

— Мы идем в порт? — поинтересовалась Кати.

— Не совсем, но близко. Прости, сестренка, пока мы не можем позволить себе снять жилье в Верхнем городе. Но, думаю, тебе здесь понравится.

Кати недоверчиво хмыкнула, вспомнив рыбную вонь и не слишком трезвую публику в районе "Бархатных кущ". Впрочем, небольшой домик под красной черепичной крышей, на который указал Бен, выглядел мило. Из трубы вился дымок, а ухоженные розовые кусты у крыльца придавали жилищу немного сказочный вид. Низкая калитка палисадника пронзительно заскрипела, впуская посетителей, а в дверях тут же показалась румяная толстуха в светлом ситцевом платье и белоснежном чепце.

— Добро пожаловать, мистер Харт, — расплылась она в радушной улыбке. — Никак, решили поспешить со въездом? Ну, и правильно, чего время зря терять? Дом уже давно готов, гостей ждет. С вещами-то, извозчик будет?

— Жени, это моя сестра, Катрина, — прервал поток толстухиного красноречия Бенедикт, — и пока я просто показываю ей жилище.

— Вот и замечательно, — женщина старательно закивала: — Я и говорю, что сначала приглядеться нужно: комнаты проверить. Хотя, чего уж тут приглядываться, когда хозяева люди приличные и щедрые и в три шкуры не дерут. А спешить в таком важном деле негоже, правда ваша. Вам чаю сделать или отобедать изволите? У меня как раз пироги подошли.

— Спасибо, мы ненадолго, — Бен натянуто улыбнулся и потянул сестру в дом.

— Кто это? — страшным шепотом спросила Кати, когда они со скоростью, напоминающей бегство, миновали гостиную и очутились в небольшой комнате.

— Женевьева. — Бенедикт сделал страдальческое лицо. — Экономка. Лицо, приставленное к дому и входящее, так сказать, в набор. Знаешь, пообщавшись намедни, я невольно стал подумывать, а уж не от нее ли хозяева сбежали?

Кати громко расхохоталась, а потом прикрыла рот ладонью — ну, как толстуха услышит?

— Что, совсем невыносима?

— Трещит без умолку. — Бен поморщился.

— Ай, привыкнем. — Кати беззаботно махнула рукой. — К тому же, пироги печет. Она что, и кухарка заодно?

— Вроде, нет, — пожал плечами Бен: — Знаешь, сестренка, когда мы переедем, я доверю тебе лично командовать прислугой.

— А надолго ли уехали хозяева?

— Сказали, что на год, самое малое. По весне обещали известить.

— Угу.

Кати пошла по комнате, разглядывая обстановку. А руки так и тянулись всё потрогать: и теплый медовый бок деревянного шкафа, украшенный темными вставками из вишни. И прохладный мрамор, которым был выложен камин, и безделушки на каминной полке — чашечки, статуэтки, вазочки. Кровать под бархатным балдахином смотрелась уютно, а по ворсистому ковру хотелось тут же пройтись босиком.

— Чудесно! Чур, это моя спальня, — заключила Кати и высунулась в окно, выходящее на задний двор.

От открывшегося вида захватывало дух. Оказалось, что дом стоит почти у самого обрыва: прямо за разросшимися у заборчика кустами кизильника земля обрывалась в глубокую синь с белым мельтешением орущих чаек. Кати глубоко вдохнула влажный соленый ветер, и счастливо рассмеялась.

— Я же говорил, что тебе понравится, — самодовольно усмехнулся подошедший сзади брат, а потом склонил голову к плечу и насторожился.

За дверью громыхнуло, а после издалека донеслись ругань и визг.

— Это что, экономка? — испугалась Кати, соображая, чего же они успели натворить, чтобы вызвать такой всплеск негодования.

— Кажется. Пошли, посмотрим?

— А я говорю, чтобы ноги твоей здесь больше не было! — донеслось до Хартов, как только те вышли из спальни. — Сказано было: "Господа уехали и в твоих услугах больше не нуждаются"!

Незнакомый голос в ответ упрямо бубнил что-то неразборчивое.

Бенедикт хмыкнул и пошел на шум, Кати отправилась следом. Они миновали аккуратную чистую кухоньку, и брат решительно дернул занавеску, закрывающую черный ход. У двери заставленного корзинами и кадками коридора, упирая руки в бока, монументально возвышалась экономка.

— Что там, Жени? — повысил голос Бен.

Толстуха обернулась, а потом возмущенно охнула и постаралась ухватить юркнувшее мимо проворное тело. Цапнула воздух и, взревев, устремилась к худенькой личности, чуть не врезавшейся в живот Бенедикту. Тот придержал взлохмаченного оборванца и строгим взглядом остановил экономку:

— Это еще кто? Жени, будь добра, отодвинься в сторону, ты свет загораживаешь.

— Я — Юльке, — заявило чумазое создание, ничуть не смутившись, и подняло на хозяина васильковые глаза, опушенные изумительно длинными ресницами.

— Девчонка? — Кати изумленно посмотрела на брата.

— Пф… — сказала Юльке, обиженно задирая нос.

— Совершенно верно, сударь, — подала возмущенный голос Жени, — бесстыдница, а еще воришка и лгунья!

— Когда это я врала? — вскинулась оборванка.

— Врала вот! — толстуха непримиримо поджала губы.

— Так, замолчали обе! — гаркнул вконец замороченный Бенедикт. — И давайте по порядку! Женевьева, что это за чудо лохматое?

— Бродяжка, — экономка смерила Юльке убийственным взглядом: — Хозяйка наша, доброй души человек, пожалела сироту, вот и давала поручения всякие. То в лавку сходить, то письмо какое отнести. Платила, конечно. Только зря она ехидну на груди пригрела. Я-то знаю, что булки в лавке стоят куда меньше, чем эта нахалка говорит.

— Так поднялись цены-то, — Юльке честными глазами уставилась на Хартов, а потом сморщилась и, кажется, собралась реветь: — Что же мне теперь делать прикажете? Кормильцы забросили, не иначе, помирать сиротинушке с голоду…

Бенедикт выругался сквозь зубы. Кати, зная, что брат слез не выносит (сама не раз этим пользовалась) восхищенно посмотрела на девчонку. Интересно, как она умудрилась так быстро его раскусить?

Юльке же упоенно захлюпала носом и стала размазывать слезы по грязным щекам. Катрина попыталась навскидку определить возраст бродяжки, но засомневалась. Маленькая, тщедушная, с торчащими немытыми патлами неопределенного цвета, она с одинаковым успехом могла оказаться и подростком, и ровесницей самой Кати.

— Женевьева, — Бенедикт поднял на служанку страдальческий взор, — что ты там про пироги говорила?

Толстуха налилась краской и, кажется, даже дар речи на время потеряла. Юльке сразу прекратила реветь, подняла на Бена сияющие глаза:

— Вы… такой! Такой добрый! А можно, я потом еще зайду?

— Ну наха-алка… — покачала головой Жени.

— Э… потом. Как-нибудь. — Бенедикт кашлянул и сурово глянул на экономку: — Дай ей пирога, и пусть идет.

— Зря вы это. — Женевьева поджала губы и, возмущенно пыхтя, протиснулась мимо новых хозяев назад, в кухню.

— А ты подожди за дверью. — Бен легонько подтолкнул бродяжку к выходу и облегченно выдохнул, когда та вышла.

— Может, ну его, этот дом? — вполголоса пробормотала Кати, — связываться с этими скандалистками… Мадлена же нас не гонит?

— Я не привык сидеть на шее, — отрезал Бен. — К тому же, внес задаток. Ничего. Уверен, ты прекрасно справишься.

— Чего-о? — Кати округлила глаза. — Хочешь сказать, что разнимать эту парочку придется мне?

— Ну мы же вроде решили, что ты будешь командовать прислугой?

Кати надулась, а Бен вздохнул и погладил ее по голове:

— Если я получу работу, то буду занят на ней весь день. А тебе как раз представится прекрасный шанс потренироваться вести хозяйство. Перед замужеством.

— Каким еще…

Появилась Женевьева с корзинкой, накрытой белоснежной тряпицей. Кати замолчала и шагнула за бочку, уступая дорогу. С оскорбленным видом экономка проплыла мимо, вышла на крыльцо и выразительно хлопнула дверью.

— А корзинка-то у нее не маленькая, — заметил Бенедикт. — Признаться, не ожидал подобной щедрости.

— Так, может, Жени добрая? — Кати с сомнением покосилась на дверь: — Или, может, корзины поменьше не нашлось, а там на самом деле и пусто вовсе?

Брат с сестрой переглянулись и одновременно расхохотались, очень сейчас друг на друга похожие.

— Пойдем отсюда, — отсмеявшись, сказал Бен. — Еще раз лицезреть эту парочку выше моих сил.

— А я-то хотела морем отсюда полюбоваться…

— Значит, подождем, когда путь освободится, — Бенедикт подмигнул: — Пошли на кухню, пироги есть?


Вернувшаяся Жени страшно возмущалась, что хозяева сами налили себе чаю, да еще в столовой расположиться не пожелали.

— Ну как же так-то… — расстроенно бурчала экономка, отнимая у Кати нож и ловко нарезая куски исходящего мясным духом печева, — что же вы, словно чернь какая, с посудой возитесь?

Бенедикт попытался успокоить толстуху, но вскоре понял, что без толку. Поспешно сунул остатки пирога в рот и кивнул сестре. Они поднялись из-за стола, наскоро распрощались и, сопровождаемые трагическими вздохами Женевьевы, вышли на улицу.

Задний двор, заросший травой и колокольчиками, оказался небольшим, но уютным. Кати, с интересом озираясь, подошла к живой изгороди и принялась отщипывать черные ягодки с куста кизильника.

— Красиво, как я и думала.

— В ветреную погоду тут, наверное, не слишком уютно. Но дом хорошо утеплен, я проверял.

Кати привстала на цыпочки:

— Как думаешь, а к морю отсюда спуститься можно?

— И не мечтай! — Бен нахмурился, дернул куст и щелчком отправил ягоду в рот. — Руки-ноги переломаешь. Да и что за нужда? Внизу всё равно сплошные камни, и море тут неспокойное. Холодное, к тому же.

— Я купаться хочу, — уперлась Кати, — смотри, вон там, дальше по берегу, кажется, тропинка?

— Так, душа моя, — Бен крепко ухватил сестру за руку и потянул к боковой калитке, — если тебе так приспичило лезть в воду, я поговорю с местными, и мы съездим на пикник. Но тут спускаться не смей. Увижу — не посмотрю, что невеста вымахала, как есть выпорю.

— Ладно, ладно, — сдалась Кати, — я учту. Мы сейчас куда? К тетушке? А когда переедем?

— Как можно скорее. Пока не обжились в ее доме, перебираться на новое место проще. У меня еще и вещи до конца не разобраны. Наймем поутру извозчика.

Харты вышли на дорогу, и Бен заозирался по сторонам. А потом с сомнением уставился на сестру.

— Что? — подняла брови Кати.

— Да вот думаю… стоит тебя с собой тащить, или, может, домой отправить?

— С собой, конечно! Бен, я плохо знаю город, как пить дать, заблужусь. А ты куда собрался?

— Хм… ну надо бы долг отдать, раз уж мы всё равно недалеко от порта оказались.

— А, ты о той блу… Ирене? — оживилась Кати, — пойдем, пойдем, ну, пожалуйста! Мне страшно хочется поподробнее разглядеть порт. Если хочешь, я даже в тот дом заходить не стану, погуляю поблизости, подожду тебя.

— Не уверен, что это хорошая затея, — Бенедикт скривился, — там наверняка всякого жулья полно. Да и опасно в таких местах одиноким девушкам.

— Ну, тогда я могу в холле подождать, — пожала плечами Кати. — День на дворе, в прошлый раз в это время в… “Кущах” ведь совсем тихо было?

— Ладно. Но, чур, во всём меня слушаться и с посторонними не болтать.

Несмотря на близость моря летняя жара и в Нижнем городе вошла в силу: солнце перевалило зенит, а ветер стих. Харты не спеша направились вдоль по улице, по сторонам которой стояли небогатые, но весьма уютные одноэтажные домики — со светлыми фасадами, будто перерезанными темными балками, с покатыми крышами. Домики эти почему-то напомнили Кати праздничные пряники, и она снова заулыбалась. Даже стойкий запах рыбы, гниющих водорослей и конского навоза, постепенно сменивший легкий аромат цветов, не испортил ей настроения. Бенедикт крепко взял сестру за руку, и они, спустившись по небольшой каменной лестнице, которой заканчивался жилой квартал, вышли на растрескавшуюся мостовую порта. Протискиваясь сквозь потную толпу, огибая груженые телеги и снующих туда-сюда носильщиков, Кати подумала, что брат был прав — в такой толчее запросто можно лишиться кошелька, да и заблудишься в два счета. Она покрепче сжала его широкую ладонь и решила, что даже в борделе юной девушке будет куда безопаснее, чем здесь.

В “Бархатных кущах”, вопреки предположениям Кати, было шумно. Ну, если, конечно, называть шумом почти змеиное шипение, которое издавала давешняя знакомая Хартов, тесня к окошку рыжеволосого мужчину в простой, ничем не примечательной одежде горожанина. Кати тотчас навострила ушки.

— То есть, вы считаете, что это отличная идея — подвергать ребенка такой опасности? — Ирена, кажется, готова была вцепиться собеседнику в волосы.

— Ой, да уймись уже! — тот возмущенно отбросил тянущиеся к нему руки, — ну какая опасность? Суета, толкотня, никто и не заметит!

— А если заметят? Вдруг их охранять станут?

— Ирена, если будет что-то серьезное, мы просто не полезем. Но попробовать-то стоит! Неужели тебя устраивает, что он торчит там, точно птица в клетке?

— В золотой клетке, прошу заметить! И, к слову, что бордель, что моя каморка в Нижнем городе даже на захудалый курятник не тянут.

— То, есть, — мужчина прищурился, — хочешь сказать, что передумала? Вот именно сейчас, когда…

Бенедикт хлопнул дверью, и спорящие обернулись.

— Это ко мне, — поспешно бросила Ирена, — после договорим.

И, натянуто улыбнувшись, пошла навстречу гостям:

— Какой примечательный визит! Мистер Харт, судя по тому, что вы привели с собой сестренку, я сегодня снова останусь без работы?

Бенедикт начал постепенно наливаться краской, Кати хихикнула и обратила внимание, как старательно отворачивается от них собеседник Ирены. Интересно, и что тут такое замышляется?

— Или, все же, — блудня игриво подмигнула, — поднимешься? У меня как раз намечается долгий перерыв.

— Да что ты удумала?! — разозлился Бен, — И вообще, я не разрешаю смущать Катрину подобными разговорами!

— Ой, — Ирена легкомысленно фыркнула и деловито поправила белоснежную рубашку с рюшами, дерзко открывающую загорелые плечи:

— Полагаешь, если станешь скрывать от нее прозу жизни, будет лучше? Знаешь, сколько я повидала наивных девиц, которые, благодаря своей глупости, умудрялись вляпываться в мерзкие истории?

— Кати из приличной семьи, — процедил Бенедикт, — и, потом, у нее есть я.

— Я заметила, — Ирена усмехнулась:

— Так зачем пришли?

— Отойду горло промочить, — недовольно буркнул рыжий и, широко шагая, исчез за дверью, ведущей во внутренние помещения. Ирена проводила его напряженным взглядом, а после развернулась и, взмахнув зелеными миткалевыми юбками, плюхнулась на изящный диванчик. Похлопала рядом с собой узкой ладонью:

— Садитесь, что ли?

— Мы ненадолго, — упрямо тряхнул головой Бенедикт, — только долг вернуть.

— Тоже хорошо, — блудня беззаботно кивнула и, скорчив забавную рожицу, обратилась к Кати:

— Ну и скучный же у тебя братец…

— Какой есть, — пожала та плечами, — мне нравится.

Бен дернул щекой и с угрюмым видом снял с пояса кошель. А Кати подумалось, до чего же не похожи были между собой две Ирены — та, что сейчас кривлялась перед ними на диванчике и та, что недавно яростно и отчаянно спорила с незнакомцем у окна.

— Вот. — Бенедикт протянул две золотые монеты. Блудня удивленно вскинула брови:

— Однако. Прямо-таки королевское вознаграждение.

— Полагаю, наши жизни стоят куда больше. Да бери уже.

Ирена настороженно взяла золотой и повертела в пальцах:

— Нечасто случается видеть такое богатство. Что, Моргану отдать?

Бен вспыхнул:

— Зачем еще?! Это тебе.

— Да ладно, если бы не Морган, меня бы в тот день и в городе не было.

— Нянька мне не нужна, а слежка — тем более! И, насколько понимаю, вмешиваться тебе задания не давали. Так что, плачу за спасение тебе, а не этому… этому…

— Как скажешь, дорогой, как скажешь. — Ирена усмехнулась и деловито спрятала монеты за корсаж.

— Пойдем, Кати, — Бен ухватил сестру за плечо и легонько подтолкнул к двери.

— Вообще-то, — донесся им вслед голос блудни, — задание вмешиваться мне давали. Если что. Мне показалось, что Морган тобою дорожит.

— Ну еще бы!

Бен распахнул входную дверь и чуть не сбил с ног румяную толстушку средних лет в вызывающе-ярком платье. Та сначала ойкнула, а после нахмурилась:

— Сударь, вас кто-то разозлил?

— А?

— Просто у вас такое лицо… неужели мои девочки…

— Идите… с дороги, уважаемая.

Бенедикт оттолкнул возмущенно охнувшую хозяйку, сбежал с крыльца, больно дернув Кати за руку, и так яростно ввинтился в толпу, точно за ним снова гнались воины Ордена Пламени.

— Бен, ты белены объелся? Что творишь? — наконец не выдержала ошарашенная Кати. Вырвалась, остановилась и исподлобья уставилась на брата:

— Ты делаешь мне больно! А еще я устала и натерла ногу, вот!

— Уф… — Бенедикт тряхнул головой и вытер ладонью взопревший лоб. Бросил виноватый взгляд на сестру: — Прости. Я просто дурной делаюсь, как подумаю, что меня снова приручить пытаются.

— Приручить? — Кати удивленно вскинула брови.

— Ну, я неудачно выразился, ладно, забудем.

— Хорошо, забудем, — медленно кивнула Кати и глубоко вздохнула. И вот что их дернуло сорваться с насиженного места в этот сумасшедший Хоррхол? Всяко, дома за братцем подобных вспышек не наблюдалось.

Они промолчали всю обратную дорогу, а когда подошли к лестнице, ведущей в кварталы Верхнего города, Бен легонько толкнул сестру локтем:

— Посмотри-ка на того господина. Вон, в зеленом кафтане.

Она равнодушно покосилась на молодого человека, спускавшегося навстречу, отметив франтоватую небрежность, с какой был повязан на нем шейный платок, и вежливо раскланялась вслед за братом. Честно говоря, больше всего Кати сейчас беспокоили собственные мысли. Отчего Бен так бурно реагировал на всё, что было связано с Наследниками, о чем беседовал с их предводителем, тогда, у фонтана, и зачем, в конце концов, так уж нужен был этому самому Моргану. Она даже подумала завести разговор и утолить наконец любопытство, но тут же себя одернула. Бенедикт ведь только-только успокоился, не стоило его снова злить, для таких бесед лучше дождаться подходящего момента. Поэтому она спросила о незнакомце:

— А кто это?

— Так как он тебе? — продолжал приставать Бен.

— Ну… выглядит прилично. Почему ты спрашиваешь?

— Не просто прилично, а благородно. — Бенедикт назидательно поднял палец. — Мистер Грант зажиточный горожанин, следует за модой, учтив и имеет дядюшку в городском совете. К тому же, у него есть еще одно неоспоримое достоинство — он пока холост.

— Мне-то что с того? — Кати, нахмурившись, посмотрела на брата: — Постой. Ты мне что, мужа подбираешь?

— Дорогая, тебе уже семнадцать.

— А тебе — двадцать пять!

— Я мужчина. Наш холостяцкий век не так короток, и, к тому же, пока я не найду приличную работу, о женитьбе думать рано. А вот тебе сейчас очень бы пригодился обеспеченный супруг.

— И ты решил заняться сводничеством?! — Кати раскраснелась от возмущения и еле сдержала так и норовившие брызнуть слезы обиды:

— Это… это недостойно!

— Почему это?! Кто еще, как не я, знает все нужды моей сестренки? Кати, поверь, о тебе я пекусь в первую очередь.

Она прикусила губу. Как бы ни жилось ей хорошо и спокойно в обществе Бена, следовало признать, что когда-нибудь привычной жизни придет конец.

— И ты нашел вот этого франта? А если он не в моем вкусе?

— Но он же симпатичный, — растерялся Бенедикт.

— Ха! Вон та скамья на площади тоже довольно симпатичная. И, что?

— Нет, ну… я же не сказал, что окончательно определился. В городе имеется еще пара кандидатов. Будь уверена, что твое мнение я обязательно учту. Познакомишься поближе с каждым, а там, глядишь…

— Слушай, — Кати подозрительно прищурилась, — а откуда ты про них вообще знаешь?

— Мадлена рассказала.

Кати насупилась. Прекрасно. Мало того, что эти двое обсуждали ее за ее же спиной, точно вещь, так если еще представить, каких женихов могла предложить Бену занудная тетушка…

— Да ладно, не дуйся, — брат примирительно толкнул ее плечом. — Мы ведь тебе добра желаем. Ты же не думаешь навеки остаться в девках?

Кати замолчала и с головой погрузилась в невеселые размышления.

Вернувшись домой, от ужина она отказалась, сославшись на усталость и головную боль, и сразу же поднялась к себе. А в комнате бросилась на постель, обняла подушку и вволю наплакалась. Казалось, Кати впервые осознала, что безмятежное детство осталось где-то далеко — среди кружевной зелени Тумаллана, в глубоких глазах озер, теплом ветре и ласковых объятиях родителей. Неопределенность же будущей жизни страшила и почему-то навевала отчаянную тоску.

Впрочем, слезы порой действуют куда лучше любого снотворного. Спустя четверть часа Кати уже крепко спала и не слышала, как Бенедикт за стеной размеренно и тяжело меряет шагами спальню.




Загрузка...