Чары исчезли

Монастырский привратник приникает глазом к замочной скважине и смотрит на дорогу, не видно ль там пилигримов. Заходящее солнце сыплет золотую пыль в его слезящиеся глаза. Но вот брат Кампанулий дёргает за верёвку. Маленький колокольчик начинает петь. По всему монастырю раздаётся стук деревянных сандалий. Отец Живокость покидает свою аптечку с сушёными травами, а отец Чернилий вытирает гусиное перо и посыпает песком исписанную страницу хроники. Дневная работа окончена. А колокольный звон плывёт по небу, витает среди птиц и белок, развесивших свои пушистые хвосты на вершинах монастырских кедров.

Старый капрал распорядился сделать привал. Друзья видят, как из долины к ним приближается кто-то в чёрной рубашке, темноволосый и курчавый. На спине он несёт шарманку, на шарманке сидит попугай. Хитраска приподнимается на локтях и говорит: «Смотрите, какой-то шарманщик!» Нашим друзьям знакома буйная итальянская шевелюра и цветастый галстук. В подёрнутых поволокой глазах артиста отражается очарование тихого вечера. Приятная улыбка раздвигает его толстые губы, и он изящно кланяется.

— Где ты бывал, Чёрный Баран? — спрашивает его капрал.

— Здесь играл, там играл, господин мой милостивый, — отвечает баран, устанавливая шарманку на палке.

Как это всем известно, бараны — самые музыкальные животные, даже в своем теле они скрывают неистощимые запасы гармонии — это знаменитые бараньи кишки.

Баранелло начал крутить ручку. Поплыл ласковый, как струйка дыма, старинный блаблацкий вальс. Под звуки этого вальса шумели кринолины наших прабабушек, мелькали, словно крылья бабочек, веера.

По навощённому паркету, обрызганному огнями хрустальных люстр, в помноженных зеркалами залах кружились напудренные парики, улыбались коралловые уста, украшенные лукавой чёрной мушкой. А вальс развевался, словно выцветшая лента.

Баранелло крутил ручку, закрыв от удовольствия глаза; звери слушали, будто заворожённые.

«Быть может, я в последний раз

Плыву под вальс в весёлый час;

Наслала ночь, и день погас,

Быть может, ночь разделит нас

— двоих друзей!»

Троих друзей, — поправляет Мышибрат, обводя нежным взглядом отдыхающих спутников.

Сбоку, привязанные красными тесёмками, болтались около шарманки соломенные туфли. И петух, поглядев на опалённые ноги Виолинки, тяжело вздохнул: «Босая, босая, точно нищенка; как я такой королю отдам?» — сокрушался он, потирая крылом наморщенный лоб.

— Дай нам эти туфли, Чёрный Баран, — попросил Пыпец, подойдя к шарманщику.

— Если хочешь, я продам их за серебро, господин мой милостивый.

Петух обшарил карманы, потом посмотрел на Мышибрата, но тот отрицательно покачал головой.

— У меня нет денег, Чёрный Баран.

— Дай рожок, дай рожок, щедрый капрал.

— Ты с ума сошёл, Пыпец! — крикнула Хитраска. — Это не имеет ни малейшего смысла! — Но Пыпец снял уже с плеча перевязь и небрежным жестом протянул барану свой старый рожок.

— Довольно ты мне послужил. Иди теперь в эти славные копыта; Баранелло — истинно акустическая душа, не тревожься, он тебя будет беречь.

Музыкант вынул палку, закинул шарманку за спину. Когда он, пробуя звук, поднёс рожок к губам, все услышали жалобный стон прощания.

— Это свинство! Не смей забирать рожок! — крикнул кот. — Такой обмен — это подлость, мошенничество!

— Прощайте! Прощайте, господа милостивые! — поклонился Баранелло, быстро удаляясь.

— Это самая высокая цена, которую когда-либо заплатили за обыкновенные туфли.

— Какой ты добрый, Пыпец, — поцеловала его Виолинка. — У меня еще никогда не было таких хорошеньких туфелек.

— Ничего не поделаешь, — кряхтя говорит петух и скромно потирает крылья. — Впрочем, я сделал бы то же самое для каждой босой девочки.

Пыпец уселся на камень и стал набивать трубку табачными крошками, которые он выклёвывал из кармана.

Счастливые друзья сидели и отдыхали. Мышибрат, достав дратву, пришивал отстающую подмётку; Виолинка побежала к ручью. Укрывшись в зарослях, она сбросила платьице и начала плескаться в воде. Девочка долго мылась, а потом стала стирать своё выцветшее платье. Вода около мостика текла тихо, и множество незабудок отражалось в ней сапфировыми пятнышками. Даже не заметив этого, Виолинка зачерпнула их отражение, и вся ткань окрасилась в яркоголубой цвет. Девочка развесила платье на ветвях кустарника, а сама по пояс села в воду и принялась расчёсывать спутанные волосы зелёных водорослей, густо разросшихся у подводных камней. Каждую минуту раздавался весёлый смех Виолинки: стайки маленьких серебряных рыбок щекотали ей пятки.

Багровое зарево заката сверкало из-за деревьев; птицы возвращались в гнёзда. Было тепло, как летом. Королевна набросила платьице, всунула босые ноги в соломенные туфли и, охваченная внезапной нежностью, помчалась через луг к своим задремавшим друзьям. Она увидела изнурённые мордочки зверей, их озабоченные глаза. Как бы ей хотелось отблагодарить их, доказать им свою любовь и привязанность!

— Смотрите, — вскочил изумлённый Мышибрат: — королевна, — прошептал он, — настоящая королевна!

И действительно, ручей смыл с Виолинки дорожную пыль и чары цыгана, посветлевшие волосы спадали на плечи золотистыми кудрями. Платьице было голубым, как небо, а соломенные туфли стали золотыми туфлями, — на них поблёскивали капли росы, как настоящие бриллиантовые пряжки.

— Какой ты стала красивой! — шепнула Хитраска.

— И какой у тебя величественный вид! — склонился перед ней петух.

Девочка нежно обнимала зверей, целовала и в клюв и в мордочку, гладила и изо всех сил прижимала к себе.

Лишь теперь взволнованные друзья почувствовали, что она по-настоящему их любит.

— Для вас я совсем не королевна, я просто ваш друг, с которым вместе вы прошли этот тяжёлый путь! — воскликнула девочка.


Загрузка...