Интервал I
Перед Смертью
[Планета Иникс; сейчас]
Жнец безмерно устал от криков. Бесконечно повторяющаяся какофония воплей миллионов глоток уже порядком его утомила. Он плевал на мольбы о пощаде, его не волновали глупые угрозы, сказанные в ярости и от бессилия, игнорировал раздражающие стоны истошно рыдающих жертв.
По крайней мере, здесь, на поверхности Иникса, удача улыбнулась ему. Чудовищно ядовитая атмосфера промышленного мира означала одно: ни у одного человека здесь не было рта, чтобы вопить. Машины Магос Биологис запечатывали отверстия на их лицах с момента рождения, нанося защитные мембранные маски на губы и ноздри. Рабочим имплантировали решетки и перегородки для поступления питательных веществ, в их телах находилось бесчисленное количество химических шунтов и защитных трансплантатов. Данных модификаций вполне хватало для выживания и устойчивости к токсичному туману, который вырывался столпами из мантии богатой минералами планеты. Люди Иникса могли общаться только при помощи вокса. Во всех иных смыслах их голоса были беззвучны, и это давало Жнецу возможность собирать свою кровавую жатву в полной тишине.
Грохот дыхания самой планеты, пробивающийся сквозь геотермальные жерла в чёрном ландшафте, и постоянный хруст хрупкого стекла под тяжёлыми пласталевыми сапогами были единственными источниками звука. После проведения операции по захвату цели на поле боя скопилось множество пустых цилиндрических капсул. Их было в разы больше, чем хаотично рассечённых тел. Защитники Иникса использовали тысячи лекарственных ампул. Но какой бы эффект они не давали — будь то блаженное забвение или спокойствие, или просто сопротивление вихрящемуся потоку атмосферных загрязнений — он не значил ровным счетом ничего. Население всего мира всё равно будет истреблено ближе к ночи, и никакие ампулы не смогут их защитить.
Холодные угольки знакомого упрямого негодования толкали его вперёд. Один тяжёлый и гулкий шаг за другим, по маслянистому чёрному, как смоль, песку к цели этой миссии — Великой Цитадели. На краю своего сверхчеловеческого, генетически усиленного восприятия, Жнец ощущал, что его преторианцы идут в ногу с ним. Каждый воин с оружием на груди шёл на расстоянии семи шагов от своих братьев и от примарха, каждый — как отражение его самого.
На его плече покоилась скелетообразная коса, покрытая коркой из спёкшейся крови и испорченных жидкостей. Рука в перчатке частенько дотрагивалась до тяжёлого энергетического пистолета — уникальное, мастерски изготовленное оружие лежало в кобуре на бедре. Как и сам воин, абсолютно всё его вооружение было громадным, созданным для полубогов и гигантов. Даже его избранные легионеры, какими бы огромными они ни были, не могли сравниться с ним. Лишь двое из когда–либо живших существ были выше Жнеца. И первое из них приняло смерть от рук второго. Что же произошло с выжившим?
Со временем ответ на этот вопрос будет найден. Уголёк старой горечи затеплился внутри от этой мысли, но великан успел затушить его прежде, чем он мог воспламениться. Подобные вещи отвлекали внимание. Он должен маршировать сквозь просторы сумрачного и грязного Иникса, а не бередить эту глубокую незаживающую рану. Тем не менее в ближайшие дни ему ещё представится возможность предаться своей многолетней ненависти.
Он окинул взглядом свою охрану в тёмных накидках, а затем и весь свой легион. Боевые капитаны, командиры, дредноуты, терминаторы и легионеры шли строгими рядами в своих грязных сланцевых доспехах. Они шли за ним, поскольку никогда бы не осмелились выйти в бой без него, даже в такой жалкий, как этот.
Его легион. Его Гвардия Смерти. Его несломленные клинки.
Сейчас они были единственным, что занимало его мысли. Только своих сыновей он мог видеть достаточно ясно, сквозь пелену размышлений о восстании, которое возглавил его брат. Эти помыслы обволакивали каждый его поступок, каждую чёткую мысль в голове Жнеца всё больше и больше. Ведя своих воинов в бой, он был гораздо ближе к истине — или к чему–то вроде неё.
Он шагал прямо в густые сумерки, в тень огромной Цитадели. Это было самое величественное сооружение на планете, выступавшее из огромного продолговатого каньона, окружавшего верхнюю полусферу Иникса. Тысячи подобных пропастей разрывали поверхность планеты, исчезали в адских ямах километровой глубины, где ядовитый дым вырывался из бурлящего ядра.
Пепельного цвета руда была богата редкими драгоценными и тяжёлыми металлами, являлась источником благосостояния планеты. Именно её всасывала и перерабатывала имперская мануфактура. Перерабатывающие руду механизмы представляли собой огромных неуклюжих арахнидов из латуни и серого железа. Они опустошали самые богатые месторождения годами, после чего медленно переползали к новому пастбищу.
Практически всё на Иниксе было непостоянным, кроме Великой Цитадели. Её возвели на месте высадки первой колонии людей, где она и стояла по сей роковой день. Сапфирово–тёмный камень, добытый из бездонных глубин Иникса, придавал Цитадели вид одновременно дворца и монумента. Блочная и выверенная архитектура её конструкции была подобна могильной плите. Но в отличие от надгробия, Цитадель являлась посланием для всей Вселенной: «Мы возвели это в непригодном для жизни месте, мы вырвали богатства из сердца этого мира. Мы сделали это во имя Императора и Терры».
Хоть Жнец и получил приказ разрушить это место, но сравняет его с землёй из–за одной лишь личной неприязни. Оно принадлежало его отцу, и потому этот поступок вполне бы удовлетворил Мортариона.
Движение на краю авточувств его шлема вернуло примарха XIV легиона в реальность, и он посмотрел в направлении сигнала тревоги. Сгорая от любопытства, он сошёл с линии и направился к ударной воронке, пробитой в плотном базальтовом песке. Позади себя он услышал грохот шагов тысяч остановившихся солдат.
В кратере находилось три человека, которые остались живы после бойни. Иниксийцы, даже не солдаты, просто гражданские. Их физические модификации не давали Мортариону определить их пол и возраст. Под капюшоном каждого торчала маска для глаз — типичное одеяние для их народа. От их запечатанных ртов тянулись кормовые трубки, свернувшиеся в пучки у испорченных пакетов с едой, свисающих с их шей.
Они так его боялись. Ему даже на секунду показалось, что он чувствует мерзкий запах страха в этом пепельном воздухе. Мортарион намеренно оставил свои дыхательные фильтры широко открытыми, чтобы насладиться коктейлем ядовитой и испорченной атмосферы этого мира. Он вдыхал смесь токсинов, чувствуя, как тонкие струйки пытаются обжечь и изранить его сверхчеловеческие легкие. Для Жнеца смертельный воздух Иникса не был чем–то необычным, но слабые ткани тел людей, смотрящих со страхом на него, превратились бы в кашу быстрее вздоха.
Он наблюдал за ними сквозь линзы своего шлема, вглядывался в их лица, в поисках понимания, которое никогда бы там не появилось. Попытка не увенчалась успехом: жалкие создания совершенно не отличались от своих сородичей. Тот же ужас, поддерживаемый той же лютой ненавистью, кипевшей в их жилах. Они никогда его не поймут. Они просто не способны на это.
В отчаянных, умоляющих выражениях лиц он увидел что–то знакомое, воспоминания зашевелились, вызывая ряд ассоциаций. Жнец раздраженно отсёк это неуместное чувство.
Мортарион расслабился, позволяя действу идти своим чередом. Свободной рукой он вытащил из кобуры тяжелое энергетическое оружие. Генный замок мгновенно распознал его прикосновение. Целью Лампиона были три съежившихся в яме фигуры.
Люди молча подняли руки, пытаясь защититься. Они явно что–то кричали, но их никто не слышал. Короткий импульс обжигающего белого света стёр их с лица земли, тела испарились, едва заряд коснулся их. Визжащая сила пистолета уничтожила выживших, заодно превратив верхний слой кратера в чашу расплавленного фульгурита. Жнец отвернулся и зашагал прочь, оставляя новообразованное стекло остывать с потрескиванием и шипением. То, что он сделал, являлось милосердием. Он знал все виды смерти, но смерть от луча Лампиона была самым быстрым вариантом. Мортарион сделал им подарок.
Он шёл дальше, забывая о людях, их образ ускользал, а его мысли возвращались к более насущным вопросам. Примарх медленно поднял взгляд к тёмной, лишенной окон Цитадели. С тех пор как Гвардия Смерти ступила на Иникс, он задавался одним и тем же вопросом.
Почему Гор послал меня сюда?
Мортарион снова вдохнул токсичный воздух в лёгкие. Тактическая ценность промышленного мира и лун–хранилищ, вращающихся вокруг него, была не очень велика. Ценность других каменных сфер, вращающихся вокруг белого солнца Иникса, и без того была ничтожна.
Тем временем Гвардия Смерти наткнулась на заряженных химией боевых илотов, защищавших планету. Будучи незамысловатым и непримиримым врагом, они перекатывались через свои позиции, пытаясь противостоять фирменной тактике неумолимого продвижения легиона.
Вырвать эту планету из–под контроля Империума, да и просто забрать её у Императора, было задачкой для горстки боевых крейсеров и одной роты солдат. Но никак не масштабной операцией всего легиона, как приказал Магистр войны. Жнец понял, что истинных планов Гора не знает, но не обладая достаточной информацией, он заменял её собственными подозрениями.
Мортарион знал о связи Гора с существами из варпа, назвавшими себя Губительными Силами. Эти чудовищные умы жаждали подношений, смерти и кровопролития. Мортарион чётко осознавал, хоть и не говорил этого вслух, что среди его мятежных братьев нашлись и те, кто потакал желаниям этих созданий. Жертвоприношениям подвергались целые миры, жуткие вещи совершались втайне и все это ради благосклонности этих… неведомых сущностей.
Интересно, — подумал он, — может быть, Гор послал мою Гвардию Смерти истребить население Иникса в рамках подобной сделки?
И на самом деле я не больше, чем просто орудие в его руках?
Бледные губы примарха искривились под респиратором. Ещё совсем недавно он никогда бы не подумал такое о своём брате. Теперь же его веру подтачивало подозрение. И, возможно, этому было суждено случиться. С трудом приобретённый горький опыт Жнеца подсказывал, что доверять он может только себе и своим собственным советам. Чем больше он анализировал ситуацию, тем больше находил несостыковок.
В конце концов Мортарион сам осмелился проникнуться знаниями этих варп–существ, коих некоторые нарекали демонами. В небе над развалинами славного Тераталиона он впервые увидел лицо такого чудовища — он назвал его по имени и допросил. Цель оправдала средства. Это событие и стало переломным моментом, с которого начались все его размышления. Невозможно было больше отрицать очевидное.
Давным–давно умерший приёмный отец примарха — испорченное и бессердечное существо, давшее ему имя. Но именно оно и смогло научить Жнеца важным вещам, которые пригодились ему теперь: ценность знаний и умение ждать.
Если ты знаешь правду о чём–то, то можешь уничтожить это, — говорил Некаре. — Чтобы удержать истинную власть, этого вполне достаточно.
И Мортарион узнавал всё новые и новые истины, страницу за страницей, шаг за шагом и свиток за свитком.
Колдовство и колдовские язвы, ненавистные ему до глубины души, были главным оружием, используемым Гором, высокомерным хвастуном Магнусом и другими примархами в этой новой войне. Он даже не мог облечь это чувство в слова, с такой глухой злобой он ненавидел и псайкеров, и варп–тварей. Он ненавидел и братьев–примархов за то, что они опустились до общения с этими созданиями.
Однако Жнец был ребёнком мрачного Барбаруса. Ни один сын, ни одна дочь этого мира не смогли бы выжить и ходить с высоко поднятой головой, не будь они прагматиками. Ненависть хороша до определенного момента, но какой в ней смысл, если в реальности она не поможет. Одной ненавистью не разрушить стен. Поэтому в промежутке между отвращением ко всему, до чего добралась ледяная рука Имматериума, и неистовым желанием выиграть войну в собственной душе, Мортарион неохотно нашёл место для чудовищных монстров. Один из них обладал лицом его старого друга.
Жнец замер, как только пересёк развалины усыпанной щебнем площади перед Цитаделью. Его мысли молниеносно перенеслись к застывшему в нескольких километрах отсюда огромному кораблю на заброшенной посадочной зоне, где весь легион высадился для начала операции вторжения.
Боевая баржа «Бледное Сердце» была частью его флота, при необходимости способной работать как автономный командно–контрольный узел. Она могла оставаться на орбите, готовая к началу прямых бомбардировок или операции по усмирению, могла жестко приземлиться в целевых зонах или, как при сегодняшних обстоятельствах, могла использоваться для освещения пути к решающей битве.
«Бледное Сердце» было оснащено мощнее большинства кораблей его размеров. Его волкитное оружие и деформирующие пушки могли разносить в пыль целые города, но Мортарион редко их использовал. Его мысли были сосредоточены не на потенциале этих устройств, а на мощи оружия, прикованного цепью в стазис–клетке на нулевых этажах баржи.
Даже сейчас примарх не был уверен в правильности решения взять с собой «зверя в клетке». Он задавался вопросом, не было ли благоразумнее оставить его в подземельях «Вечности».
В конце концов, зверь упрашивал. Он умолял взять его с собой, просил Мортариона сбросить его с неба и позволить поглотить всё живое на планете Иникс точно так же, как на Молехе.
«Позволь мне служить тебе», — произнёс он в гротескной пародии на сына–воина, которого когда–то знал Мортарион. «Позволь убить их для тебя, мой генный отец».
Он, конечно же, отказался. Тут явно было что–то нечисто. Какой был смысл приводить целый легион и вдруг позволить демону с лицом Игнатия Грульгора уничтожить целый мир в одиночку? Это было частью какого–то плана? Манёвром, который должен был подтолкнуть Мортариона ближе к пути, уготованному для него Губительными Силами?
Существо, дважды мёртвое и воскрешенное примархом лично, являлось оружием не похожим ни на одно из тех, что доводилось когда–либо применять Гвардии Смерти, даже на пике напряжения сил в химической войне. Куда бы оно ни шло, жизнь превращалась в осквернённые болезнями руины.
Соблазнительный кинжал, — сказал себе Мортарион. — Слишком заманчиво.
Возможно, по окончании этого дня он оставит демона с лицом Грульгора в этом безжизненном и разбитом мире. Вполне возможно, что он соберёт бумаги, свитки и каждый пикт–планшет вместе с инфокристалами, в которых содержались знания, полученные от этих варп–существ, и выбросит их бездну самой глубокой пропасти на Иниксе. Он избавится от этих идеалов и будет сражаться на Терре так, как и было предначертано.
Но как только Жнец представил всё это, понял невозможность этого поступка. Прагматизм не позволял ему отречься от использования самых ужасных инструментов, даже если отвращение к ним было огромным. Цель оправдывала средства, но настанет тот день, когда подобные вещи больше никогда не понадобятся. Тогда от них просто избавятся, уничтожат и забудут об их существовании.
— Мой Лорд, — голос не доносился по вокс–сети, но распространялся по густому зловонному воздуху. Жнец повернулся, кивнув своим потускневшим шлемом, его преторианцы из Савана Смерти расступились, позволяя одинокой фигуре в боевом доспехе приблизиться к примарху.
— Говори, — прохрипел Мортарион.
— Враг не спешит навстречу, — Каифа Морарг указал рукой в сторону огромного обелиска. — Показания ауспекса не отображают никаких видимых входов вокруг нижнего уровня цитадели, вражеской активности тоже не обнаружено. Я осмелюсь спросить, мой Лорд, каковы наши действия?
— Ты ошибаешься, — сказал он легионеру. — Они здесь и наблюдают за нами — как только хриплые слова соскользнули с его губ, Мортарион сделал шаг в сторону пустой площади, чем тут же спровоцировал воинов из засады. Он знал, что к их приходу подготовились.
Под ногами все вокруг тряслось и дрожало: и разбитые каменные плиты, и зыбучий чёрный песок за ними. Когтистые, обшитые поликарбонатом пальцы вырвались наружу как побеги осквернённых растений, ищущих солнечного света и тепла человеческих тел. Они были покрыты панцирными доспехами и буровыми установками, вырвавшись оттуда, где были погребены. Последние батальоны защитников Иникса охотно позволили похоронить себя под металлическими песками, чтобы Гвардия Смерти угодила в их западню.
«Какому бессмысленному идеалу они остаются верны?» Мортарион с серьёзным выражением лица покачал головой. «Неужели они действительно поверили в то, что я не способен догадаться об их планах? Они думают, у них появился шанс?»
Приказа открыть огонь не последовало — его легионеры уже уничтожали противника. Прогорклый воздух вибрировал от чавкающего грохота болтерного огня. Остановившийся рядом с примархом Морарг выстрелил из пистолета, обезглавив человека в горнопромышленном экзоскелете. Ударная волна превратила его плоть и череп в багровую жижу, насквозь пробив тяжёлые рад–пластины, которые нападавший носил подобно комбинезону. Вращающиеся буры и резаки жужжали и стучали, пока спорадические нервные импульсы мертвеца управляли механизмами внутри еще несколько секунд.
Мортарион небрежно ударил его тыльной стороной лезвия Безмолвия, огромная коса мелькнула в тусклом свете. Нагрудник отлетел в сторону от силы такого удара, рикошетом отскочив от высокой внешней стены цитадели. Он упал на каменные плиты шипящей грудой, оставляя за собой чернильные следы на поверхности.
Не обращая внимания на шквал болтерного огня и звон металла за спиной, Жнец зашагал дальше, беспрепятственно преодолев последние несколько метров до стены. Его Саван Смерти сражался вокруг него, рассекая своими клинками солдат Иникса, осмелившихся приблизиться на расстояние вытянутой руки. Огненные копья изумрудного цвета вырвались из пылающих стволов, установленных на их перчатках, когда мощные химические боеприпасы вылетели в сторону расположения вражеских засад и расплавили их в мгновение ока.
Советник следовал за примархом по пятам, его шлем подпрыгивал, когда он смотрел по сторонам. Так они дошли до подножия неприступной Цитадели и, если вход в эту башню когда–либо существовал, сейчас был запечатан так искусно, что стена казалась сплошным гигантским куском обсидиана.
— Тут не пройти… — пробормотал Морарг.
— Наберись терпения, Каифа, — предупредил его Мортарион, протягивая руку, чтобы снять горсть шарообразных курильниц с патронташа, который висел на его медно–стальном нагруднике. В каждом из шаров было по тысяче отверстий, а внутри находились алхимические зелья и жидкости огромной силы. Каждое вещество было в отдельном проницаемом прозрачном мешочке.
Мортарион поднёс шары к своему респиратору, закрывающему нижнюю часть его худого и бледного лица, после чего повертел их в своих длинных пальцах, перемешивая жидкости внутри. Струйки тонкого белого дыма пробивались сквозь дыры на их поверхности. Жнец наслаждался смертельными укусами химических веществ. Он взмахнул рукой и кинул шары в стену Цитадели, наблюдая, как они разбиваются о камень. Гиперацидные вещества брызнули на поверхность чёрной скалы, мгновенно размягчая её до состояния воска. Мортарион досчитал до семи про себя и ударил по ослабевшей стене тяжелой рукояткой косы. Камень треснул, словно это было стекло. Он бил снова и снова, пока его удары не оставили в стене Цитадели рваную рану, достаточно большую для прохода двух дредноутов.
— За мной! — прорычал Мортарион и двинулся вперёд, шагая осторожно и ровно, как во время марша из зоны высадки.
Морарг понимал, что ему нужно держаться подальше от кровавой дуги Безмолвия, оставаясь рядом со своим примархом. Примарх и его советник прорывались сквозь толпу самых обычных солдат, которыми кишел атриум Цитадели. Жнец двигался вперёд, машинально лишая жизни сотни людей каждым взмахом огромного серповидного лезвия. Советнику ничего не оставалось делать, кроме как добивать тех немногих, кто смог выжить после смертельного поцелуя Безмолвия. Мортарион был непоколебим и целеустремлён, упорно продвигаясь вперёд. Целые группы солдат падали замертво, только соприкоснувшись с ним, а выдержавшие первый удар прожили ненамного дольше своих собратьев. Тем временем Саван Смерти сметал все силы, которые пытались их окружить, появляясь из гулких галерей по бокам атриума. Преторианцы разбивали врагов вдребезги о веретенообразные рифленые колонны, поддерживающие свод крыши. С балконов застекленных галерей в сотнях метров над головой малиновым дождём падали импульсы лазерного огня, привлекавшие к себе внимание. Морарг выстрелил в ответ и громко отдал приказы легионерам Гвардии Смерти, только что ворвавшимся через брешь, оставленную их примархом. Советник моргнул, отметив на дисплее ауспекса иконки, символизировавшие командиров отрядов. Они поняли его распоряжение и подняли свои болтеры вверх. Оглушительный сосредоточенный огневой залп уничтожил платформы, скрывавшие целый батальон снайперов Иникса. Их тела вместе с разбитыми кирпичами и осколками хрустальной арки падали вниз на мраморный пол подобно каплям дождя.
Лампион пронзительно завыл свою песню, Морарг пробрался сквозь трупы туда, где стоял Мортарион. Жнец использовал энергетическое оружие, сжигая толстые петли огромного медного люка, установленного на возвышении. Когда металл расплавился и потёк, дверь осела и упала вниз, открыв проход. Обжигающий и насыщенный дымом воздух вырвался наружу.
— Спускаемся, — произнес Мортарион. — Там наша работа будет окончена.
Советник кивнул и развернулся к воинам, стоящим позади него:
— Охранять здание, уничтожить оставшиеся цели! — он помолчал и повернулся к Мортариону. — Мой Лорд, Вы хотите…?
Но Жнец уже спускался вниз. Семеро из Савана Смерти выстроились позади, чтобы последовать за ним. Морарг кивнул сам себе и продолжил:
— Держите меня в курсе всех событий, — произнес он по воксу, зная, что его приказы будут переданы «Бледному Сердцу», а оттуда флоту Гвардии Смерти на орбите. — Лорд Мортарион хочет окончить эту битву собственноручно.
Каифа, воспользовавшись моментом, перезарядил болтер, и побежал вниз по широкой лестнице вслед за примархом и его Саваном Смерти. Он подозревал, что его присутствие не обязательно в предстоящей битве, но находиться в таких обстоятельствах и быть свидетелем ничем не сдерживаемого водоворота холодного гнева Мортариона ему было не впервой. Если такова была задача и сегодня, пусть так. Он со смирением будет нести это бремя.
Каифа Морарг был Бледным Сыном Гвардии Смерти, родившимся на родной планете Легиона, Барбарусе, не был наследником Терры, как некоторые из них. Для многих в братстве всегда будет существовать раскол между «первоначальными» воинами XIV Легиона, известными как Сумеречные Налетчики, прибывшими на Барбарус с Императором, желавшим найти своего давно потерянного сына, и простыми людьми, которых Мортарион сам вызвал из своей Гвардии Смерти в состав легиона, впоследствии переименованного в их честь.
Воспоминания о том значимом дне были туманными, но ещё существовали на задворках памяти Каифы. Он быстро отмахнулся от них, не допуская потери концентрации, и сосредоточился на спуске. От изогнутых стен широкого лестничного колодца отражалось эхо выстрелов и криков. Примарх и его личная охрана расправлялись со всеми, кто был слишком медлителен, чтобы укрыться от их рук. Звук их шагов не прерывал свой ритм ни на секунду.
Молчаливые бойцы Савана Смерти подражали примарху внешним видом: дизайном их усовершенствованных терминаторских доспехов, боевыми затемнёнными косами, как у Жнеца, накидками, тёмными плащами и тяжёлыми пласталевыми шлемами, которые закрывали лица подобно бесстрастному виду маски–решетки Мортариона. Саван Смерти был безмолвен, они общались только с помощью боевых знаков и аудиальных кодов взлома. И в редких случаях, когда им нужно было передать сообщение, они использовали вокс. Все семеро всегда ходили с примархом, не отходя от него дальше семи шагов. Считалось, будто повторяющееся число приносит удачу. Это было древнее поверье, восходящее еще к первым человеческим колониям на Барбарусе, но с годами оно потеряло свой суеверный оттенок и рассматривалось как простой тактический приём.
Морарг никогда не задумывался об этом, по крайней мере, до недавнего времени. Некоторые из воинов, с которыми он беседовал в ложах Давина, говорили о благих числах, они говорили о силе таких символов и о том, как они могут влиять на вещи в реальном мире. Каифа нашёл эти идеи весьма интригующими, но не более. Он всегда был человеком, выбирающим незамысловатые пути. Мистика и сверхъестественное были для него анафемой. Ненависть к существам, олицетворяющим подобное, была впитана с молоком матери. Он существовал, чтобы убивать подобных тварей и делал это ещё на Барбарусе, будучи простым человеком. Но, как и рассказ о магии чисел и их силе, чем дольше Морарг жил, тем больше это походило на историю, которую ему когда–то поведали, а не на что–то, испытанное лично.
Один из Савана оглянулся на советника Мортариона, но потом снова отвёл взгляд. В самое лучшее время этих стражей было трудно отличить друг от друга. Каифа не имел ни малейшего понятия, какие лица скрыты под этими масками. Жнец сам лично выбирал легионеров, которым был дарован Саван. Он никому не говорил о своём выборе. Когда один из них умирал в бою, броня, как поговаривали, поглощала тело внутри. Воина, выбранного на замену убитому стражу, объявляли погибшим на поле битвы, внося в списки павших. На самом же деле он лишал себя всякой индивидуальности и становился частью Савана Смерти, имея честь стоять рядом с Мортарионом так близко, как ни один другой Гвардеец Смерти не мог бы, не будучи доверенным лицом своего Лорда.
«Удостоюсь ли я когда–нибудь такой чести?» — Морарг на мгновение задумался, но тут же одёрнул себя. Он уже получил свою награду. Примарх снял его с поста в прорывниках и сделал своим советником.
«Очевидцем» — поправил себя Каифа. В Гвардии Смерти никогда не было ни хранителей знания, ни летописцев, только такие, как и он сам — боевые братья с острыми воспоминаниями и цепким взглядом. «Если я должен задокументировать всё происходящее с моим легионом и моим лордом, то так тому и быть. Это такое же хорошее призвание, как и любое другое».
Колодец, по которому они спускались, становился шире, и они уперлись в комнату с двумя полукруглыми дверями в дальней стене. Роскошные ковры и гобелены, украшавшие опорные колонны, позолоченные предметы, произведения искусства в каждой нише просто кричали о том, что это владения правителя. Палец Морарга дернулся на спусковом крючке. Это чрезмерное удовлетворяющее и потакающее низменным желаниям изобилие должно быть уничтожено.
Столбы ядовитого пара и влажной, гнетущей жары просачивались сквозь решётки в полу. Угрюмое оранжевое свечение, направленное вдоль огромных световых ловушек, освещало это место адским сиянием. Морарг услышал странное эхо за топотом собственных сапог и напрягся. Комната была похожа на арену, несмотря на очевидные попытки заставить её выглядеть иначе.
Саван Смерти, казалось, почувствовал то же самое и сформировал защиту вокруг Мортариона. Жнец оставался неподвижен, но готов к угрозам, ожидающим его в этой комнате. Он стряхнул кровь убитых с Безмолвия и потёр рукоять, готовясь к битве.
Каифа услышал стук огромных металлических когтей по мрамору, скрежет, лязг, словно сотни мечей медленно тащили по плитам. Его авточувства различили две неуклюжие фигуры, прорывающиеся сквозь обжигающие стены пара. Это были человекоподобные существа, которые неслись по полу к примарху, каждый из них имел сотни лезвий и жужжащих лазерных лучей вместо рук. Звенящая дисгармония колокольных звуков исходила от тысяч дребезжащих инъекторов, что были воткнуты в обнаженную плоть их бёдер и торсов. Неуклюжие фигуры были своего рода модифицированными людьми, похожими на гигантских огров. Гвардейцы подумали, что их могли создать какие–то неопытные инженеры, которые захотели скопировать модель воина Легионес Астартес. Близнецы–уроды, питающиеся коктейлями метатрофических наркотиков, были выпущены на свободу в качестве стражей этого места.
Первый удар был нанесён в мгновение ока. Мортарион поднял руку, отдавая приказ Савану Смерти расступиться и не вмешиваться. Морарг едва успел заметить, как Жнец развернулся, поворачивая огромную косу, острое лезвие которой в считанные секунды поцеловало мраморный пол. В том месте, где она коснулась земли, появились белые искры. Примарх с грохотом бросился навстречу страже. Он моментально сократил расстояние между ними и занёс Безмолвие вверх, вращая ею.
Морарг улыбнулся, когда изогнутое лезвие рассекло первого стража от паха до горла. Инерция толкала вперёд изменённого химией мутанта, пока его плоть не раскрылась, изрыгая кровавый поток органов и кишечника на белый мраморный пол. Коса ещё была в движении, когда Гвардеец Смерти услышал гудение воздуха и лезвие снова нанесло удар, но страж умер прежде, чем успел это почувствовать. Он был обезглавлен, голова его с глухим стуком упала вниз.
Второй мутант выстрелил накрывшей всю комнату волной энергетических лучей — синие жгуты, плавившие камень везде, куда бы ни попали, оставляли лишь грязные следы на боевом щите примарха. Мортарион даже не пытался уклониться от этой атаки. Защищая себя от волны лучей, он закрыл лицо рукой и воткнул Безмолвие в пол, надёжно зафиксировав косу в вертикальном положении. Затем он атаковал, выхватив пистолет. Лампион почти прыгнул в его руку и примарх выстрелил, прочертив чёрную борозду до нападавшего — луч гигантского пистолета расплавил и мрамор, и металл, прежде чем достиг стража. Перед тем как спустить курок, он успел отрезать руку и ногу у существа. Морарг вдохнул запах горелого испорченного мяса, его улыбка стала шире. Поучительно было наблюдать за тем, как Жнец убивает. Он подошёл ко второму стражу, убирая Лампион назад в кобуру. Монстр был ещё жив, но продлилось это недолго. Мортарион собрал большой узел мясистых плетей вокруг горла мутанта и поднял его с пола. С кислым презрительным ворчанием примарх швырнул существо в закрытые двери дальнего конца комнаты. Страж влетел туда с огромной силой, протаранив вход в тронный зал.
— Кто здесь претендует на власть? — прорычал Мортарион, бросая вопрос в тускло освещенное пространство перед ним. — Покажись, — забрав Безмолвие с того места, где её оставил, он сделал ещё одно лёгкое движение рукой, и Саван Смерти последовал за ним к сломанным дверям.
Морарг сделал шаг вперёд, но заколебался, когда перед его глазами пробежала бегущая строка данных, которая проецировалась на внутреннюю поверхность линз его шлема. Это было тревожное сообщение с высокоприоритетным кодом, переданное ему офицером с борта «Бледного Сердца». Несколько кораблей приблизились к Иниксу и попытались зайти на его орбиту. Никто не ожидал прибытия нового судна, которое между тем носило знамёна ауры–идентификатора Гвардии Смерти.
«Как такое вообще возможно? Местонахождение всех кораблей легиона известно…» Советник одёрнул себя. «Ну, это не совсем так… Не всех наших кораблей». Морарг не осмеливался думать о последствиях иных вариантов, но он выполнил свой долг и позвал своего лорда, передав важное сообщение. На мгновение ему показалось, что Жнец не услышал его слов, но примарх тут же искоса глянул на него и отрезал:
— По одному делу за раз.
Тронный зал представлял собой чашу из усиленного кристалфлекса, встроенную в свод пещеры, а далеко внизу бурлило мерцающее огненное озеро. Струи пара вырывались из пузырящегося магматического поля, и каждый наблюдавший за этим мог разглядеть сотни машин-рабов землекопов в своих защитных костюмах. Они всё ещё работали на бурах и сифонах, бесконечно трудясь и собирая минеральные дары Иникса.
Это зрелище ускользнуло от внимания Мортариона. Трон поглотил его внимание без остатка. Расположенный в центре комнаты, в самой нижней точке чаши, трон губернатора Иникса представлял собой уменьшенное изображение трона, который Мортарион уже видел однажды: в те дни, когда отец взял его с собой на Терру, чтобы показать свой дворец и рассказать о том, чем он занимается в его стенах.
— Какое же высокомерие, — выдохнул он, обращаясь как к тем, кто был с ним в комнате, так и к этому блеклому воспоминанию о великолепии Императора. Мортарион вгляделся в полумрак комнаты, кожей ощущая присутствие других существ, кроме легионеров Гвардии Смерти. Он не увидел никакой угрозы:
— Не вынуждайте меня спрашивать дважды. Где правитель?
— Здесь, — голос был искусственным и передавался из голосового модуля. Он исходил из цилиндрического резервуара прямо над сиденьем эрзац–трона. Предмет был размером с человека, вырезанный из гранёного хрусталя, в золотой оправе, усыпанной драгоценными камнями. Он мягко покачивался на пульсирующем суспензивном модуле, поддерживаемый антигравитационной технологией. — Я не сдамся тебе, мятежник, — добавил он.
Мортарион стоял и смотрел, как цилиндр уплывает от трона, обретая четкие контуры в оранжевом свете магматических огней. Внутри резервуара пузырилось зелье из прозрачного густого масла. В центре его виднелся сгусток из завитков серого вещества, украшенного изящными схемами и питающими его имплантами. Со всех сторон к нему тянулись провода, соединяя этот сгусток органического материала с системами плавучего контейнера:
— Я магистр Грейтрекс Налтузиан Сорок Пятый, — продолжал вещать громовой глас. — Я владею этой системой по приказу самого Императора Человечества…
— Ты всего лишь несколько килограммов несвежего мяса в банке, — прервал его Мортарион с отчетливо уловимой ноткой отвращения в голосе. — И твоё существование…каким бы оно ни было… подошло к концу, — он покачнулся и шагнул вперёд. Его раздражение от этой бесполезной и пустой траты времени на это задание наконец–то вырвалось на поверхность, и Жнец протянул руку. Он раздавит эту штуковину, миссия будет завершена, но…
— Что это там?
Внезапно ураган невиданной силы обрушился на него из темноты. Мортариона сбили с ног вместе с его советником и Саваном Смерти, после чего швырнули в хрустальные панели тронного зала. Жнец отреагировал молниеносно, используя лезвие Безмолвия, чтобы зацепиться за опорную колонну. Морарга и воинов Савана Смерти разбросало по комнате. Двое из безмолвных преторианцев приняли на себя основной удар фантома, их пронесло по хрустальному изгибу и откинуло прямо в магматическое озеро внизу.
Жнец вскочил на ноги и почувствовал в воздухе жирный кислый привкус. Колдовство. Мортарион слишком хорошо знал этот ненавистный запах. Часть теней позади трона отделилась, клубок тьмы исчез. Теперь перед ними стоял юноша с глубоко посаженными глазами, чье лицо скрывали длинные белые, спутанные волосы. Он ухмыльнулся под биомаской, очевидно, не боясь ни легионеров, ни самого примарха.
Каким–то образом псайкер скрыл себя от всех, но теперь, когда они его видели, Мортарион почувствовал грубую силу, потрескивающую вокруг его тела. Давление в голове, ощущение грозы, которая скоро разразится. Жнец уже много раз сталкивался с подобными кинетическими атаками в войнах Владык Барбаруса, да и позже во время Великого Крестового похода. Он знал достаточно, чтобы быть настороже. Физически псайкер был слабым тощим доходягой, Мортарион мог сломать его пополам, не прикладывая никаких усилий. Но псионические способности юноши были так же опасны, как мельта–бомба — едва сдерживаемая сила, простая и грубая.
Псайкер взывал к этой жизненной силе, концентрируя её поток, собирая в него осколки металла и кристаллов и бросая их в Гвардию Смерти подобно шрапнели. Мортарион поморщился и медленно двинулся вперёд, шаг за шагом, уворачиваясь от оборонительного огня, хлынувшего из вытянутых рук юноши. Всё вокруг псайкера покрылось инеем, когда он отчаянно собирал силы для противостояния примарху. Он всё больше распалялся по мере приближения Жнеца: ветер, огонь и лёд разрушали броню Мортариона.
«Я убил сто тысяч таких, как ты». Мортарион позволил этой мысли сиять на переднем плане. И если юноша мог читать мысли, он бы точно её услышал. «Ты погибнешь от рук Гвардии Смерти». Жнец наклонился вперёд, продвигаясь шаг за шагом, теперь он был достаточно близко, чтобы ударить. «Ненависть, которую я испытываю к таким, как ты, особенна, она нечто большее, чем какая–либо другая».
— Это не так.
Призрачный ответ почти затерялся в шуме ветра, и Мортарион на мгновение заколебался, не зная, действительно ли мысли были услышаны или же его разум сыграл с ним злую шутку. Наступил момент, когда изумрудная вспышка света пронзила тронный зал, осветив даже самые мрачные его уголки. Когда свет померк, фигуры в тяжёлых боевых доспехах «Катафракт» внезапно появились и мгновенно атаковали. Псайкер отвлёкся. Эфирный ветер дрогнул, и этого было достаточно для того, чтобы ближайший воин ворвался и отобрал добычу, которая по праву принадлежала примарху.
Лезвие Жнеца Людей — оружия, родственного клинкам Савана Смерти, — рассекло псайкера пополам диагональным ударом вниз. Окровавленные ошмётки упали на пол, а мистическая буря прекратилась сразу же после того, как погиб её создатель.
Мортарион сердито посмотрел на новоприбывших, чувствуя затухающий треск телепортационного эффекта в спёртом, плотном воздухе комнаты. Он инстинктивно знал, чьё лицо увидит прежде, чем силуэт обретёт очертания и выйдет на свет:
Калас Тифон — Первый капитан Гвардии Смерти — отсалютовал окровавленной косой и поклонился, насколько это ему позволяли сделать тяжёлые доспехи.
— Лорд Мортарион. Рад встрече.
Мортарион отказался отвечать на ритуальное приветствие:
— Это твои корабли там наверху? — он подошел к репродукционному трону, не дожидаясь ответа. Плавучий резервуар губернатора планеты находился внутри, он бормотал поток бессвязных панических слов, когда Морарг и Саван Смерти принялись казнить всех слуг в зале, которые ещё были живы. Не обращая внимания на слова Грейтрекса, примарх пробил резервуар и раздавил орган внутри, прежде чем сердито отбросить останки.
— Ты выбрал этот момент, чтобы снова появиться.
— Это было очень кстати, — ответил Тифон, кивая в сторону мёртвого псайкера.
— Псайкер не заметил, как ты подошёл.
— Нет, — Первый капитан легко улыбнулся, и Мортарион увидел его пожелтевшие зубы и натянутую кожу, будто бы он недавно пережил достаточно сильный недуг. — Ты же знаешь, что у меня есть много даров, и скрытность является одним из них.
Примарх нахмурился, услышав скорее то, что стоит за этими словами, нежели сами слова. Колдовство, которое он так ненавидел, текло по жилам Тифона, наследие, от которого Первый капитан отказался воздержаться, вызывало недовольство Мортариона:
— Зачем ты вернулся к нам сейчас? Ты покинул Легион, взял собственный флот, чтобы отправиться на поиски чего?.. Ответов?
— Ты искал меня, не так ли? — Тифон сделал шаг вперёд, задавая встречный вопрос. — И время пришло, мой лорд. Настало время Гвардии Смерти объединиться вновь. Решающий день уже не за горами, и мы должны быть готовы.
Раздражение Мортариона усилилось. У него не хватало терпения на тех, кто говорил намеками, и он не приветствовал это среди своих командиров. — Говори прямо или не говори вообще, — потребовал он. — Зачем ты вернулся?
— Я получил ответы, — кивнул Тифон. — И не вернулся бы без приказа.
— Какого приказа? — Примарх посмотрел на него.
Тифон кивнул и осклабился, понизив голос до шепота:
— Магистр войны зовёт нас присоединиться к величайшей битве, мой лорд. Вторжение на Терру скоро начнётся.
Тифон почувствовал, как чёрная земля под его ногами загрохотала, он наблюдал своими желтушными глазами за разрушением Цитадели. Печальное падение великой конструкции напомнило ему об умирающем человеке, который постепенно разрушается изнутри, ожидая, когда земля примет его.
Терраформирующие заряды, оставленные отрядами тактической поддержки легиона, детонировали в определённой последовательности, уничтожая несущие конструкции, поддерживавшие цитадель в течение тысяч лет. Башня погрузилась в клубящееся облако из тяжёлой пыли, исчезая в её толстом покрывале и навеки погружаясь в магматическое подземное озеро. Столбы тёмного пепла и обжигающего пара, выпущенного в воздух, были не более чем последним исчезающим надгробным памятником правителям Иникса.
Мрачный ветер донёс до Тифона звук двигателей где–то вдалеке. Подняв глаза, он заметил металлические стрелы Грозовых Птиц, которые уносились прочь, прежде чем исчезнуть в низких грязных облаках. Мортарион отправил поисковые команды на последний облёт поверхности планеты, чтобы убедиться в уничтожении всего живого. Тифон же чувствовал своей нечистой кровью, что на этой планете не осталось никакой жизни, кроме сил XIV Легиона. Каждый город, каждое поселение теперь представляло собой кучу выброшенных, оставленных разлагаться трупов.
«Идеальный сад смерти, который даст рождение чему–то новому», — сказал он себе. Тифон повернул кисть, рассеянно изучая рисунок пластин на своей ладони и пальцах. Крошечное пятнышко появилось из сустава — он проводил взглядом чёрно–серебряную муху с маслянистым телом, расправившую свои крылья и улетевшую прочь.
Позади него тяжёлые сапоги захрустели по чёрному песку, он развернулся, слегка поклонившись приближающемуся примарху. Мортарион пренебрежительно и раздраженно махнул рукой:
— Спокойно. Не кланяйся и не пресмыкайся.
Теперь, когда на нём не было капюшона, его измождённое лицо было привычной неподвижной и хмурой гримасой:
— Я ищу правды, а не почтения.
Тифон знал, что Саван Смерти стоит на разрешенном расстоянии в сорок девять шагов где–то на возвышении базальтовых дюн. Мортарион, наверное, приказал держаться подальше, чтобы сохранить в тайне то, о чём они собирались говорить.
— Многое изменилось с тех пор, как мы расстались, брат, — Тифон осмелился начать разговор со своим лордом неформально, прекрасно зная, что это вызовет воспоминания об их совместном прошлом. — Я говорю с тобой откровенно и честно: когда Магистр войны объявил о своем восстании, я не был уверен в том, какой путь мне следует избрать.
Он увидел, как Мортарион вопросительно поднял бровь, и прервал мысли примарха прежде, чем тот облёк их в слова:
— Я имею в виду мой собственный путь, — Тифон ударил кулаком по грудной пластине, над местом, где у него находилось сердце. — Я откололся от легиона, потому что мне нужно было побыть одному для трезвости мыслей.
Краем глаза Тифон заметил знакомое ему чёрно–серебряное мерцание крыльев насекомых, и на самых низких звуковых частотах он уловил жужжание невидимых мух. Хоть его примарх и не обращал на них внимание, они всё–таки по–своему успокаивали Тифона. Он сдерживал улыбку. Ему так хотелось поделиться с Мортарионом, так о многом рассказать.
«Я был прав с самого начала. Я обещал тебе. Я был прав».
Слишком рано было начинать разговор. И он понимал, вглядываясь в лицо своего примарха: время ещё не пришло. Однако этот момент был настолько близок, ближе, чем когда–либо. Понимание придёт, когда наступит время. Ничто не помешает этому случиться. Взгляд Мортариона внезапно метнулся вверх, словно он увидел что–то скрытое от всех остальных наблюдателей. Его зрачки сузились.
«Чувствует ли он это?» — Тифон спросил сам себя. «Слышит ли? Грядут перемены…»
Возможно, примарх ощутил это, даже если не мог выразить. Тифон чуял запах психической энергии в воздухе вокруг примарха, след, оставленный намеренным контактом с варпом. Несмотря на всю ненависть Мортариона к Имматериуму и силам, живущим в его глубинах, он охотно подвергал себя воздействию тех самых сил. Тифон разговаривал с болтливыми чудовищами–проводниками в призрачных коридорах варпа, слышал, как они говорили о том, что Жнец бросил вызов собственному отвращению, дабы утолить свою жажду знаний. Кровавые методы Гора Луперкаля изменили на своём пути всё от мала до велика. Первый капитан не переставал гадать, осмелился бы примарх когда–нибудь побродить по мелководью Бесформенных Морей, если бы его брат не разрушил непоколебимую веру легионов столь грубым образом.
Мортарион был на грани, готов к тому, что его проведут через край, даже если не до конца это осознавал. Тифон знал о судьбоносном разговоре примарха с Лерментой — старухой–богомолом, подобранной Гвардией Смерти на Тераталионе, так же, как и о его успехе в привязке демонической сущности к телу хвастуна Игнатия Грульгора. Последнее было скорее вызовом, который мало кто мог принять с таким скудным опытом, но всё же примарх справился с этой задачей, имея самые скромные знания о колдовстве в целом. Учитывая непостоянство и злобный характер Губительных Сил, Калас должен был задаться вопросом: не облегчили ли они путь для захвата Грульгора намерено, как акт против ненависти Мортариона к ним?
«Чем больше он их ненавидит, чем слаще будет обращение», — подумал Тифон, но тут же вспомнил, что путь к падению примарха был иным. Он должен был использовать Пожирателя Жизни на этом жалком шаре пыли. Применить идеальное оружие. Легионер Несущих слово дал обещание, но лицо его при этом выражало глубокое разочарование. Эреб сказал Тифону, что он вернется в свой Легион и найдет их готовыми принять Истину. Готовыми испить чашу нового пути до дна. Но Мортарион был упрям и непреклонен во всём, и как всегда, он пытался сопротивляться неизбежному.
— А теперь ты вернулся, — заговорил примарх, — и я должен взять и просто так всё простить?
— Я приму любое наказание, которое ты сочтёшь необходимым, — ответил Тифон, склонив голову. — Я только прошу отложить его исполнение на потом, после того как мы перегруппируемся для предстоящей миссии.
— Хорошо, — Мортарион снова перевёл взгляд в сторону своих войск, собравшихся на выжженной пустоши. — Миссия. Морарг представил мне отчёт с борта «Истины», который подтверждает твои слова. Магистр войны хочет объединения для окончательного вторжения, — он помолчал и нахмурился ещё больше, — его советник Малогарст Кривой сказал, что мы первыми атакуем стены Императорского дворца. Мой брат, похоже, не захотел отдать этот приказ мне лично, — Тифон почувствовал раздражение в словах примарха. — Ты с ним говорил?
Тифон покачал головой, снова увидев в своих воспоминаниях растерянный вид Эреба.
— Нет, только с эмиссаром, — Первый капитан не стал упоминать, что ещё дал ему легионер Несущих Слово — бархатный мешочек с гололитическими алмазами, закодированными плотными полями и зашифрованными данными. Один из драгоценных камней лежал в мешочке с оборудованием на бедре Тифона, и он потянулся к нему. Остальные уже находились в процессе тайного распределения по командным кораблям флотилии Гвардии Смерти. Эти алмазы были бесценны.
— Родной мир… — сказал Мортарион, снова делая паузу, чтобы облечь свои мысли в слова. — Барбарус. Ты в курсе дел?
Тифон кивнул:
— Его больше нет, — он думал об этом с тех самых пор, как Эреб рассказал ему об уничтожении планеты, и теперь, когда говорил со своим примархом, не знал, какое выражение лица ему следует изобразить. Должен ли он быть угрюмым из–за потери этой проклятой планеты? Разъярённым? Или холодным и пренебрежительным? Он не был уверен в том, какое выражение лучше всего подошло бы для подражания мыслям Мортариона.
— Тёмные Ангелы уничтожили его, чтобы наказать нас, — продолжил Мортарион. — Я бы ещё больше возненавидел их за этот поступок, но куда уж больше, — он медленно покачал головой, — я всегда ненавидел сыновей Калибана. Пропасть моей вражды сейчас глубока как никогда, — его голос звучал ровно и отрешенно, — они заплатят за это, как и все остальные.
Тифон решил держать свой собственный совет относительно недавнего контакта с фракциями Легиона Льва на Зарамунде при себе. Если он заговорит об этом сейчас, ситуация станет ещё запутаннее, да и Могильные Стражи Первого капитана лучше знали, когда нужно делиться такого рода информацией.
— Барбарус был нашей колыбелью, брат, — начал Тифон. — Да, там родилась Гвардия Смерти, но мы должны были её покинуть, — он опустил глаза, чтобы казаться опечаленным. — Мы давно уже оставили свой мир позади. Как оставили позади и наших заблудших отцов, затмили их.
Примарх коротко кивнул:
— Это правда. Ты всегда умел вникать в суть вещей, Тифон. Но многие из моих сыновей не разделяют этой твоей… рассудительности.
— Верно, — он не сомневался в том, что среди рядовых были рождённые на Барбарусе легионеры, чью ярость подогревала мысль о том, что этот адский мир раскололся под обстрелом планетоубийц. Появилась необходимость отомстить Первому Легиону, и призвать всех братьев найти Тёмных Ангелов и наказать их. Когда–то Тифон думал так же, он кричал об этом громче всех, но теперь замолк. На Зарамунде он наконец–то нашёл перспективу получше.
Теперь у Тифона была задача поважнее беспокойства о судьбе одного окутанного ядовитыми облаками мира с его населением и примитивными грязевыми фермами. На карту было поставлено будущее Гвардии Смерти и их роль в жестокой судьбе галактики. Эти две проблемы не имели ничего общего. Они явно отличались масштабом.
— Я скажу так, — продолжил Тифон. — Чтобы отомстить, нам нужно прийти в единственное и вполне определённое место — на Терру.
Мортарион неохотно согласился с ним:
— Там будут львята, если они всё–таки дорожат своей честью. Мы растопчем их на пороге дома моего отца. Это будет подходящий для них конец.
Тифон слегка улыбнулся:
— Когда Гор будет сидеть на Золотом Троне, мы сможем попросить отдать нам Калибан… А после этого мы заставим его заплатить за всё, и, если мы сочтём необходимым, то расплата будет длиться веками.
— Согласен, — примарх кивнул головой. Это была справедливость, которая понравилась Мортариону, её мог поддержать тот, кого отвергали и ненавидели. Тифон знал эту истину и разделял её. Уже далеко не в первый раз он подумал о том, как они похожи.
«Общая боль. Общая ненависть» — пронеслось в его мыслях. «Мы оба выбрались из одного тёмного колодца». Ему пришлось сдержать улыбку, чтобы она не стала ещё шире. Это сработает — всё сработает, и Тифон будет эпицентром всех событий.