Глава 4

Напугал я своих соседей по палате изрядно. Мужики, до последнего, твердо были уверены в том, что я окончательно съехал с катушек.

На самом деле, всё, конечно же, было совершенно иначе.

Едва тюремный фельдшер переступил порог палаты, я очень бодро затараторил:

— Доктор — да вы просто кудесник! Чувствую себя абсолютно здоровым человеком! Мне бы такого специалиста, когда я после аварии попал в больницу — глядишь, был бы сейчас намного целее! Доктор, как вы это делаете?! — И не дав ему раскрыть рта, продолжил, — Хорошо! Не говорите! Прекрасно вас понимаю — врачебная тайна! Доктор, я на все сто процентов готов к выписке!

Честно говоря, голова моя ещё кружилась, а ребра болели так, что ни хотелось не двигаться, не говорить, и не дышать, но мне необходимо было выбраться отсюда как можно скорее.

Мой напор немного обескуражил фельдшера — обычно зэки наоборот, всеми правдами и неправдами, стараются задержаться в стенах больнички, как можно дольше. Порой они сознательно нарушают режим и процедуры, а иногда наносят себе новые увечья, лишь бы затянуть процесс выздоровления.

Но мой случай показал, что всегда существуют исключения из правил.

Это-то и заставило фельдшера насторожиться.

А может, хоть это и звучит очень неправдоподобно, и даже фантастично, по отношению к этому прожженному цинику, фельдшеру действительно стало меня жалко, ведь он, наверняка знал, что ждет меня по выходу из лазарете, ведь зона, как известно, слухами полнится.

Очень хотелось верить во второе, поскольку не хотелось бы окончательно потерять веру в людей.

— А может стоит ещё недельку понаблюдать за вашим здоровьем?

Я уж чуть было не ляпнул, — Перед смертью не надышишься! — но вовремя себя одернул.

— Да что вы, доктор! Не стоит беспокоиться! Я здоров, как бык!

И я даже продемонстрировал фельдшеру, изрядно похудевший в обхвате, бицепс единственной действующей правой руки, намекая на свою неимоверных физическую силу.

Фельдшер с минуту глядел в мою натужно улыбающаяся сквозь боль физиономию, а затем махнул рукой:

— Ладно. Только ты должен подписать бумагу о том, что в дальнейшем медицинском лечении не нуждается и всю ответственность за возможные последствия берёшь на себя.

— Заметано! — жизнерадостно подтвердил я.

А уже через десять минут колеса моей коляски ехали по коридорам тюрьмы.

* * *

Я нашёл Петропавла в библиотеке. И не в электронной, а обычной — с настоящими книгами.

Да недавнего времени я и представить себе не мог, о том, что ещё сохранились такие. Однако же, вот оно — классическая библиотека прошлого, только вместо библиотекарши на раздаче книг сидит какой-то крашенный пидорок.

Объяснение того, почему в этом месте еще сохранились книги довольно простое — многие из заключенных получили свои сроки за преступления, совершенные с помощью компьютера и интернета. Иначе говоря занимались хакерством. Именно поэтому, наряду со всеми остальными преступниками, по решению суда, отправленными в тюрьму для исправления, хакеры были лишены всех электронных гаджетов.

Естественно, что для многих, особенно людей нового поколения, подобное лишение переносились весьма тяжело. Некоторых ломало, словно наркоманов без наркотической дозы. Другие чувствовали себя инвалидами (наверное даже большими чем я себя), словно вместе с гаджетами у них отняли какой-то невидимый, но очень важный орган, или часть тела.

— Павел, — обратился я к пареньку, — есть у меня к тебе одно важное дело!

Петропавел несколько секунд хлопал глазами.

Отчасти, наверное потому, что видок у меня был тот ещё — краше гроб кладут!

Однако, большая часть его удивления была от того, что он до конца не мог поверить в то, что я, наплевав на, вовсе не пустые, угрозы Никона, покинул, относительно безопасную, больнички и сам заявился в логово льва.

Наверняка, и о том, что уготовано ему, он тоже знал и, в парализующем тело ужасе, ждал неотвратимость развязки.

Не дожидаясь, пока парень отомрет, я продолжил:

— Что ты знаешь о виртапе?

— Ну, наверное, — парень, как всегда замялся, но продолжил, на этот раз гораздо увереннее, — наверное всё!

* * *

Конечно, он мог просто писаться о том, что является в данной области непревзойденным специалистом, и для того чтобы это проверить у меня не имелось ни знаний, ни средств, ни времени.

Тем не менее, я был абсолютно уверен, что не так этот паренек устроен, чтобы пускать пыль в глаза.

Да и место здесь для подобных глупостей совершенно не подходящее.

Это во-первых.

А во-вторых?

Во-вторых, причина, по которой он сюда попал, напрямую касалась этой темы: его обсудили за неоднократные взломы лицензионных вирт игр. При чем погорел он не из-за своих хакерством косяков, а потому, что решил сделать девушке, в которую был безответно влюблен, щедрый подарок в виде набора из топовых игр.

И вот эта самая любовь сдала его с потрохами, заодно выступив в суде главным свидетелем обвинения, превратив, едва успевшую начаться, жизнь парня в настоящий ад.

Но даже после такого невероятного предательства я не услышал в его голосе ни капли ненависти в ее адрес. Скорее он, всеми правдами и неправдами, пытался ее оправдать. Даже слепому было бы понятно, что он всё ещё любит её.

Беззаветно. Преданно. И безнадежно.

Я прислушался к самому себе:

— А что я ощущаю по отношению к Агнии?

А ничего!

Одна лишь пустота.

А любил ли я её вообще когда-нибудь?

Если истинную любовь можно выявить через расстояния, разлуки и невзгоды, то, по сути, не было у нас с ней никакой любви, а одно лишь взаимовыгодное предприятие, которое обанкротилось при первом же кризисе.

Ну, вот опять я всё перевожу на язык маркетинга. Похоже эта зараза крепко въелась в мою кровь и остатки плоти. Так что пора завязывать и возвращаться из мира иллюзий и несбыточного и продолжать усиленно планировать своё ближайшее будущее. Для этого необходимо получить ответ на в весьма важный вопрос из моего плана.

Да что ты со мной будешь делать, в едва не сказал бизнес плана.

— Павел, а что скажешь о игре «Consolidation & Invasion.»?

Говорить всего названия я не стал — если в теме, то поймет и так. Если же нет, то зря только язык ломать буду.

— Эта не игра — это прорыв! Новая реальность! Сказка наяву! — вдохновленно защебетал Павел. Таких ярких эмоций с его стороны мне видеть не приходилось. Растерянность, пугливость, скромность, застенчивость, тихое обожание по отношению к своей горе-любви. И вдруг такой неприкрытый восторг. Вот теперь я на все сто процентов убедился в том, что же является для Петропавла незримой струной, способной в одночасье преобразить всё его существо.

— Я готов жизнь отдать, лишь бы хоть раз сыграть в это чудо, — тяжко вздохнув, продолжил Петропавел уже в своей обычной манере, без огонька.

— Павел, у нас с тобой есть шанс попасть в тест-группу добровольцев-испытателей, — произнёс я, — вот только, я искренне боюсь того, что ценою этого, действительно, может стать наша жизнь.

* * *

В нескольких словах я описал ситуацию сложившуюся с группой подопытных, закончив свою тираду словами:

— Я понятия не имею о том, какие тестовые режимы они собираются опробовать. Или то, как это в дальнейшем может повлиять на физическое здоровье, рассудок, да и вообще, дальнейшее существование. Одно я знаю наверняка: если бы это не было так опасно, тестирование проводили бы на обычных людях, а не отбросах общества — заключенных!

— А если мы не воспользуемся этой возможностью, какова вероятность того, что мы сможем дожить в этих стенах до конца этой недели? — задал встречный вопрос Петропавел.

На счет себя я никаких иллюзий не питал — здесь мои дни были уже сочтены.

Что касается Петропавла…

То, что ожидает его, уже в самое ближайшее время, сложно будет назвать жизнью.

— Молчите?! — почти крикнул паренёк, — Молчите, потому что знаете — других вариантов у нас нет. Вас уничтожат при первой же возможности! А я наложу на себя руки не дожидаясь того, что случится потом. Я ведь уже даже провод раздобыл, чтобы повеситься…

Ну, что тут скажешь.

Конечно, жизнь — это испытание, а самоубийство — это смертный грех.

Однако, вопрос в другом: нужно ли пареньку проходить через все предстоящие тяготы, и в итоге погибнуть насильственной смертью, если можно значительно сократить этот путь, избавившись от боли и унижения?

А если я потяну парня за собой в надежде на спасение вне нашей реальности, которое, однако же, может иметь не менее серьезные последствия?

Будет ли это означать, что я поступаю хоть и безрассудно, но благородно?

Или же мне Петропавел необходим не как человек, или уникальная личность, а просто как, извиняюсь за выражение, информационный костыль, с помощью которого я бы мог худо-бедно передвигаться в запланированном мною направлении?

Было ли у меня, у нас время рассуждать на эти темы?

Конечно, нет.

Время на раздумья уже не осталось. Пришла пора действовать.

Действовать быстро и решительно.

Может быть, именно поэтому на ум мне пришли слова советского космонавта, который впервые в истории человечества на несколько десятков минут оказался на околоземной орбите:

— Поехали!!!

* * *

За то время, пока мы с Петропавлом оживленно беседовали, ситуация изменилась: из-за конторки выдачи книг больше не торчала крашенный голова пидорка. Да и остальные немногие посетители библиотеки бездумно и незримо рассосались.

Скажу я вам на будущее одну важную вещь, которая, надеюсь, никогда в вашей дальнейшей жизни вам не пригодится: если щеки вокруг вас внезапно исчезают, образуя человеческий вакуум, то ничего хорошего в ближайшем будущем вас не ждет.

Чувство опасности, которое я в тот момент было почти осязаемым. Не хватало, пожалуй, лишь проблескового маячка, настойчиво вращающегося перед самыми моими глазами.

— Видишь? — обратил я внимание Павла на произошедшую перемену.

Однако, он был слишком молод и неопытен, чтобы на раз улавливать такие изменения в окружающей обстановке. А может, был окрылён мыслью о том, что в самом ближайшем времени, ему представится шанс сыграть в игру своей мечты.

Но скорее всего это была неразделимая смесь из первого и второго.

— Все зэки куда-то испарились?

— Ну, и..?

— Это может означать только одно — Никон уже вышел из карцера и идет сюда.

* * *

Глаза паренька предательски заблестели, нижняя губенка задрожала, и он возвел очи к небу, будто не замечая потолка.

Сначала я думал, что тот молится, но ошибся — оказывается, делая пассы руками, паренек доставал кусок провода.

Получается, что и вверх он смотрел не для того чтобы увидеть лик божий, а найти балку понадежней, где и собирался спешно соорудить удавку.

Моего же отчаяния на то чтобы решиться на этот крайний шаг было недостаточно.

Адреналин буквально вспенил мою кровь и сейчас я был твёрдо готов к тому, чтобы взглянуть своей смерти в лицо даже не прищурившись.

А меж тем мой мозг лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации, которая, признаюсь честно была не просто хреновой.

Она была безвыходной!

* * *

Должно быть я здорово получил по голове, раз едва не проворонил тот момент, когда Петропавел соорудил, удавку, и начал приспосабливать ее к металлическому уголку книжной полки.

Если бы я завис хоть еще на пол минуты, то застал бы его уже брыкающимся в петле.

— Отставить самоубийство! — приказал я.

Петропавел бросил на меня взгляд загнанного зверя. Ну, не зверя — милого такого зверька, по мордочке которого текли горючие слезы отчаяния.

— Петропавел, — воскликнул я, уже не обращая внимание на то, что называю его именно так, — мне кажется, я кое-что придумал! Но для того, чтобы осуществить задуманное мне потребуется такая помощь!

Кажется я что-то упустил.

— Ах да, и самое главное — мне до зарезу необходим твой провод.

* * *

Мы едва успели завершить все наши лихорадочные приготовления к триумфальному появлению Лысого и причастных.

— Я смотрю, вы меня уже ждёте с нетерпением! — осклабился Никон, извлекая из-за пояса заточку.

Ох, как же я был прав, даже сам не осознавая этого, когда говорил Петропавлу о том, что его провод мне нужен до зарезу.

Теперь осталось выяснить дойдет ли дело до того, что меня приедут, или…

Как рыцарь, поднимающий копье навстречу своему противнику, я поднял на заготовку деревянную швабру с мокрой тряпкой на перекладине.

Ну, что сказать, сравнение хоть и красивое, я бы даже сказал поэтическое, но не имеющее никакого отношения к действительности.

На самом деле со стороны это выглядело очень жалко: позади меня стоял дрожащий от страха, как осиновый лист, Петропавел, а сам я, конечно, ни на какого рыцаря я похож не был. Швабра же с грязной тряпкой, скорее всего, олицетворяла собой наше с парнишкой попранное знамя.

— Слышь, ты, а ну убрал эту херню! — потребовал Лысый проигрывая заточкой.

— Хрен тебе, лысый ублюдок!

— Да я тебе её сейчас в жопу забью по самые гланды!

— Ох и извращуга же ты — никуда без сексуальных игрушек! — сохраняя олимпийское спокойствие, парировал я.

Это было последней каплей переполнившей очень неглубокую чашу терпения лысого.

С утробным рыком он рванулся на меня.

Ну, вот и настал он — мент истины, решающий нашу с Петропавлом судьбу.

Теперь — либо пан, либо пропал!

* * *

Для того чтобы освободить обе руки, Никон вновь спрятал заточку за пазуху и уверенно пошёл на меня.

Ещё бы — кого напугает безногий с одной действующей рукой!

Я отвел локоть назад и резко выбросил руку вперед.

Лысый со зловещей улыбочкой ухватился за мое орудие, и…

И затрясся, как в приступе эпилепсии.

Выждав ещё пару секунд, я перевел переключатель в положение Выкл.

Однако, я, похоже, поторопился — Никон вновь начал подыматься.

Я вновь ткнул в него шваброй с мокрой тряпкой, к которой мы с Павлом присоединили провода, другие концы которых накинули на клеммы аккумулятора моей инвалидной коляски. Нас очень выручило то, что провод, который Павел добыл для своего несостоявшегося суицида, раньше служил электропроводкой для старинной лампы с древним выключателем. Скотчем, найденным в конторке тюремного библиотекаря, мы незаметно закрепили провод с обратной стороны швабры, сделав так, чтобы его не было заметно сверху.

Если бы упомянутого выключателя не имелось, то вся наша конструкция привела лишь к короткому замыканию, и все закончилось так и не успев начаться.

На этот раз я не отключал мой импровизированный электрошокер долго.

Так долго, что мочевой пузырь лысого не выдержал и под ним начала разрастаться лужа.

— Ну, что, ублюдки, — обратился я к шестеркам лысого, — подходите, не стесняйтесь! Ваш Лысый коришь только обоссался, а вы у меня, суки, ещё и обсеретесь!

Для того, чтобы подкрепить свои слова действием, я направил швабру в их сторону, и вновь нажал на включатель, вызвав электрическую дугу.

Шестерки Лысого, испугавшись моей угрозы, расступились в стороны.

— Поехали! — уже второй раз за день, продекламировал я исторические слова Юрия Гагарина. Правда на этот раз это не прозвучало так жизнеутверждающе. Голос мой звенел от напряжения, и для этого была серьёзная причина — последняя демонстрация силы доконала аккумулятор окончательно, и теперь я был неспособен, не то чтобы поразить ещё кого-нибудь электротоком, но и заставить свою коляску сдвинуться с места хоть на сантиметр.

Ситуацию спас Петропавел — ухватившись за ручки, которыми было оснащено моё средство передвижения, он сноровисто покатил коляску по коридору.

— До скорой встречи, суки! — попрощался я с шестерками лысого, который, как и прежде, неподвижно валялся в своей ссанине.

А в том, что мы скоро увидимся, я был уверен на все сто процентов.

Загрузка...