Подпольный Алхимик 2

Глава 19

Сердце мое замерло от ужаса.

Нож Скегги царапнул лапу волка, тот сумел каким-то чудом отскочить, чтобы лезвие не прошило лапу насквозь.

Сердце в моей груди вновь забилось с робкой надеждой.

Смертельная пляска человека и зверя продолжалась: Скегги шел на Ская с ножом в руке, волк отступал назад.

Большая часть зрителей скандировала имя человека. Когда Скай начал отступать, в толпе раздалось улюлюканье. Но совершенно неожиданно для всех, в том числе и для своего противника, волк, сделав обманчивый ход, кинулся на Скегги и повалил его наземь. Но человек оказался нечеловечески силен — он отшвырнул Ская в сторону и сам навалился на него. Зверь и человек покатились по земле. Скегги сжал тело волка руками, будто обнимая. До моего слуха донеслось жалобное поскуливание. Я вздрогнул, предчувствуя страшное. Темное пятно, составлявшее борющиеся тела, распалось на две части: Скай сумел вырваться и упереться передними лапами в грудь врага. Из множества глоток зрителей вырвались изумленно-разъяренные вопли: чуть в стороне от противников валялась оторванная кисть Скегги, сам он издал единственный крик боли. Скай утробно зарычал и стал клонить пасть к горлу ставшего уязвимым врага, но я мысленно закричал: «Нет!».

Скай удивлённо застыл.

«Пусть живёт, дружище, он нам не враг».

Волк в последний раз зарычал, демонстрируя потенциальную угрозу, и отскочил от поверженного человека.

Айварс Лэнг протянул мне маленький стеклянный пузырек с розоватой жидкостью. Я принял плату.

— Почему ваш зверь не разорвал глотку моему бойцу, господин Ульберг?

— Быть может, спросим у самого волка? — отшутился я.

— Продадите мне его?

— Волка? — удивленно вскинул я брови.

— За очень хорошие деньги.

— Они меня не интересуют. А друзей я не продаю.

— Но бросаете в руки того, кто может разорвать его в клочья. — Губы Лэнга дрогнули в улыбке.

Я проигнорировал этот выпад и лишь сказал:

— Благодарю за зелье, господин Лэнг. И прощаюсь с вами.

— Что ж… если передумаете насчет зверя — сообщите мне.

Эйву выписали из родовой клиники спустя две недели после того, как я принес доктору зелье. Он не выразил ни грамма сомнения — ведь Эйва уже была на грани смерти, и в этом зелье, пусть и незнакомом для дока, была единственная надежда умирающей девушки.

Когда ее напоили лекарством, полученным мной от Лэнга, я сел возле графини и не отходил ни на шаг до глубокой ночи. Тогда она, наконец, пришла в себя, открыла глаза.

Грудь мою распирало от упоительного чувства громадного облегчения и предвкушения чего-то… светлого. Столько было за последний год дерьма, крови и грязи, что я с удивлением задавался вопросом: неужели мне не дождаться покоя в этой жизни? Лимит бед на мою долю давно превышен, сколько можно?

Чудесное исцеление Эйвы стало для меня своего рода символом надежды на перемены к лучшему, на то, что тьма, наконец, рассеется и впереди забрезжит свет новой жизни.

Когда Эйва узнала, что ее отец сидит за решеткой, на лицо ее набежала тень невыразимого ужаса. Мне было безумно жаль это хрупкое создание — недавно потерявшая мать, едва не погибшая от руки собственного отца, она, такая добрая, светлая, чистая, неиспорченная, не заслужила столько горя.

Суд над Бергом еще не назначили. Шло разбирательство в его деле. Граф признался не только в том, что стрелял в меня, но попал по ошибке в дочь, а также в том, что промышлял наркоторговлей. Столичная знать была ошеломлена новостями. Желтая пресса тут же принялась мусолить тему того, что граф из древнего уважаемого рода опозорил свой дом, запятнал его честь и далее по списку. Для Эйвы эти газетные вырезки были изощренной пыткой: в открытой ране девушки ковырялись грязными пальцами.

Эйва ездили к отцу несколько раз. Каждый раз, возвращаясь оттуда, она была бела, как полотно, и необычайно тиха. Печаль стала неизменной спутницей девушки, и мое сердце сжималось, не зная, как притупить ее боль.

Графиня металась между глубоким состраданием к отцу, вызванным дочерней любовью, и потрясением, что он, самый дорогой для нее человек, столько лет носил маску, занимался темным делом и едва не застрелил меня, того, кого Эйва выбрала в качестве спутника жизни.

Перспектива в скором времени занять полноправное законное место главы рода ничуть не прельщала графиню. Она даже как-то выразила сожаление, что является единственной наследницей отца. Да, Эйва не грешила честолюбием и тщеславием, в отличие от меня.

А что же я? К чему меня привела гонка за властью и богатством? Стоило ли все, чего я добился, рек крови, пролившихся в бессмысленной борьбе за право считаться сильным?

В следующий месяц произошло сразу два переломных для наших жизней события.

Во-первых, состоялся суд над графом Бергом. Его признали виновным в наркоторговле и покушении на мою жизнь, из-за которого едва не погибла Эйва. Приговор был суров — пятнадцать лет тюремного заключения. На самом деле, срок мог быть куда дольше, но смягчающим обстоятельством послужило чистосердечное признание графа в преступлениях и содействие судебному разбирательству.

Эйва будто высохла и съежилась во время и после суда. Она уже выплакала свое горе и теперь носила его в сердце безмолвно. Я старался чаще быть рядом с ней. Слова не могли помочь, поэтому я просто обнимал ее, заваривал ей травяной чай, алхимически усиливая его успокаивающий эффект, держал ее за руку, сидя напротив камина в гостиной дома Бергов.

Постепенно Эйва начала оживать.

Мне думалось, что смена обстановки благотворно повлияла бы на исцеление ее души. И в один из солнечных дней, когда мы прогуливались по одному из городских парков, я сделал Эйве предложение.

Прежняя Эйва, та, которая любила заразительно смеяться, та, которая краснела и опускала глаза вниз, когда смущалась, наверное, кинулась бы мне на шею, попыталась бы задушить меня в объятиях, завизжала бы от восторга и счастья на всю улицу. Но нынешняя Эйва, раненая печалью и тревогами, лишь уронила несколько слезинок и с улыбкой ответила мне тихое «да».

Приготовления к свадьбе шли полным ходом. Они заняли ум Эйвы, и это пошло ей на пользу — у нее осталось меньше времени печалиться и тосковать.

Пока моя невеста-графиня составляла списки гостей, рассылала приглашения, выбирала себе платье, готовила особняк и прочее, прочее, прочее (список ее дел был настолько длинным, что я в ужасе сбежал бы, поручи она мне заняться всей этой рутиной), я занимался делами — не только своими.

Эйва попросила меня уладить дела в компании своего отца, точнее, уже в ее компании. Теперь, когда теневой бизнес Берга благополучно закрылся, необходимо было переворошить всю документацию, продолжить фармацевтическое дело рода, пересмотреть персонал, часть из которого занималась в лаборатории синтезированием наркотических веществ, прикрываясь фармацевтикой. Эйва сказала, что со временем разберется во всем, втянется в семейное дело, во главе которого теперь должна была стоять она… но пока у нее не хватало на это душевных сил. Слишком тяжело было, не отошла еще от горя.

Я, конечно, согласился взять это бремя на себя на какое-то время. К тому же, будучи алхимиком, я имел достаточно ума, чтобы разобраться в родовом деле Бергов.

Много было у меня и собственной работы — я продолжал поставлять вино императорскому двору.

Домой я приезжал в основном только поспать, перед сном силы оставались лишь посидеть немного со Скаем. Раны моего шерстяного друга благополучно зажили после поединка со Скегги, и он по-прежнему резво бегал по двору.

Наконец, спустя месяц приготовлений, наступил день свадьбы.

Что я чувствовал? Нечто странное. Будто примерял на себя новый костюм: он мне по нраву, мне в нем комфортно, но ужасно непривычно, будто всю жизнь проходил в футболке и джинсах, а тут надел роскошный костюм, и немного начал беспокоиться, а соответствую ли я образу того нового человека, которым теперь должен стать. Семейного человека, женатого.

Но я однозначно знал одно — я люблю Эйву. А значит, ошибки быть не могло — если и жениться, то только на ней.

Когда формальности закончились и мы стали супругами, пришла пора отправляться в особняк Бергов. Эйва захотела, чтобы торжество состоялось там, ведь она готовила свадьбу, ей было удобнее делать это в привычной обстановке.

— Граф Аксель Ульберг и графиня Эйва Берг — неплохо звучит, а? — Эйва прижалась ко мне, когда мы на некоторое время остались наедине.

— Да мы вообще — лучшая пара из тех, которые я знаю, — отозвался я, целуя ее в лоб.

Гостей было несколько сотен. Самые знатные господа и дамы Альхены. Главными гостями, конечно, были члены императорской семьи.

Я безмерно удивился, когда к нам подошла Астрид.

— Не ожидал вас увидеть, ведь вы должны быть…

— В лечебнице для зависимых, — закончила с улыбкой императорская падчерица. — Меня отпустили домой на несколько дней. В конце концов, я из семьи первого лица государства, потому могу иногда наплевать на правила. Поздравляю вас, дорогие мои друзья!

— Благодарю, очень рада вас видеть! — искренне ответила Эйва, и девушки обнялись.

— Спасибо, Астрид, надеюсь, ваше лечение продвигается хорошо? — поинтересовался я.

— О да! Я готова от чего угодно вылечиться, от каких угодно зависимостей избавиться, лишь бы поскорее удрать на свободу! — Девушка не изменяла своему стилю. — Роскошное торжество вы устроили, выше всяких похвал.

Эйва рассыпалась в благодарностях.

Она действительно постаралась на славу. Столы ломились от изысканных лакомств и напитков; особняк был украшен так искусно и талантливо, что выглядел не хуже какого-нибудь королевского замка.

В самый разгар празднества к нам подошла гостья, которую я никак не ожидал увидеть здесь — Лия.

— Примите мои поздравления! Аксель, можно тебя на минуту?

— Конечно!

Мы отошли в сторону.

— Удивлен, что ты пришла, — признался я.

— Я не ожидала от себя. Думала, буду до конца жизни ненавидеть тебя, но… Аксель, я пришла сказать, что прощаю тебя. — Лия прямо и твердо заглянула в мои глаза.

— Это… это важно для меня, — наконец, тихо ответил я, справившись с эмоциями. — Мне правда очень жаль, Лия.

Она молча улыбнулась и ушла пить шампанское.

Мы с Эйвой кружились в танцах, улыбались гостям, говорили с ними, друг с другом, в общем, всячески наслаждались нашим праздником. Я думал о том, что пора заканчивать со всем дерьмом, что было в моей жизни, и открыть, наконец, новую страницу, на которой будет продолжение истории моей жизни — только уже совсем иной истории, без ненависти и крови.

Наш медовый месяц удался на славу. Мы с Эйвой объездили половину империи.

На время отъезда ответственность за поставки алкоголя императорскому двору нес Хельми: я не сомневался в нем ни на секунду.

За Скаем присматривал Домар, хозяйство было на Веронике, ну а сам особняк был под надежной охраной моих бойцов во главе с Рандом.

Но вот наши беззаботные дни отдыха подошли к концу, и мы вернулись домой. Да, кстати, жить решили в моем особняке, и Эйва была только «за» — ей пока было тяжело находиться в собственном доме, воспоминания последних месяцев давили и мучили ее.

Мы сидели в ресторане, когда к нам подошла и подсела та, которую я хотел бы никогда не видеть.

— Слышала о вашей свадьбе, поздравляю! — неискренне улыбнулась Кая Нильсон. — Жаль, нас не позвали.

— А не пойти ли вам дальше по своим делам, графиня? — спросил я сухо.

— Госпожа Берг, скажите, а ваш супруг уже поделился с вами тайной о своем самозванстве? — обратилась Нильсон к Эйве.

Та непонимающе взглянула на меня, я выдержал ее взгляд.

— Это наше личное дело с графом, а вас я попрошу уйти, вы нарушили наше уединение, госпожа Нильсон, — ответила моя супруга.

— Что ж, — поднялась Кая, — полагаю, в настоящей семье не должно быть тайн друг от друга.

Когда она удалилась, Эйва вопросительно взглянула на меня.

Я тяжело вздохнул и начал свой длинный рассказ.

— Ты не Аксель Ульберг… и ты из другого мира… Ушам не верю! — Эйва уже час мерила шагами нашу комнату в особняке и пыталась уложить в голове информацию, которую я вывалил на нее в ресторане.

После моего рассказа мы поехали домой, и Эйва молчала всю дорогу. Взгляд ее выражал глубочайшее потрясение.

— Знаю, это сложно принять. Но ты мне хотя бы веришь? — спросил я.

— Да. Неужели ты сомневался в моем доверии к тебе? Почему ты не рассказал мне раньше? — Эйва села рядом со мной на кровать и взяла за руку.

— Прости. Это слишком… безумно звучит. И я не думал, что мы сможем сохранить отношения, если ты узнаешь правду обо мне.

— Послушай… — Эйва пересела на пол напротив меня и заглянула в мои глаза. — Ты можешь сомневаться в других людях, в этом мире, в своем существовании, в чем угодно, но никогда — слышишь, никогда! — не смей сомневаться в моей преданности тебе. Я всегда буду на твоей стороне. — Она сжала мои пальцы.

— Спасибо. — Я опустился рядом с ней на пол и прижал ее к себе. — Эйва, ты должна пообещать мне одну вещь — всегда ходить под охраной. Без исключений. Я серьезно. Нильсоны очень опасны. Они ненавидят меня. И они не успокоятся, пока наша вражда не закончится полным поражением либо меня, либо их. Обещай мне, что будешь всегда под охраной!

— Обещаю, Аксель… или Акрам? Я не знаю, как мне теперь называть тебя.

— Теперь я навсегда Аксель Ульберг, — со светлой грустью улыбнулся я. — Тебе не стоит запутывать все в своей голове. В этом мире Акрама нет.

— Я понимаю. Ты бы хотел вернуться к себе… в Джамалон?

— Теперь уже нет. Вначале… было тоскливо временами. Но теперь… ты ведь со мной. — Я поцеловал ее в щеку. — Да и я как-то… другим человеком будто стал, понимаешь? И это не связано с именем Ульбергов. Я просто будто… внутри поменялся. Я думал, что тот могущественный Акрам, кем я был раньше, великий человек, а теперь вижу, что был болен своей жаждой власти. Та кровь, которая пролилась, пока я шагал по трупам к своему могуществу — слишком высокая цена. — Я медленно выдохнул, чтобы успокоить участившееся дыхание.

— Ты настоящий — хороший человек. Я знаю это. — Эйва обняла меня.

Вскоре заболел Домар. Док сказал, что у него больное сердце, и тут уже ничем не поможешь — старик из-за возраста слишком слаб.

Спустя месяц после начала болезни Домар скончался. Эйва держала его за руку в последние минуты жизни.

Она вообще весь месяц сама самозабвенно ухаживала за ним. Я наблюдал, как графиня искренне заботится об умирающем старике, как светятся теплом и состраданием ее глаза при виде чужой боли, и думал о том, что женился на лучшей девушке, какая только может быть.

Скай болезненно воспринял смерть старика. Он привязался к Домару. Когда того не стало, волк долго не отходил от его тела.

Мы похоронили старика рядом с Бирлой.

С невыразимой тоской я думал о том, что все больше становится могил, к которым я буду время от времени ходить. Чаще всего я приходил к Бирле и отцу и дочери Босстром.

На следующий день после похорон я поехал навестить Освальда Берга. Эйва ездила к нему регулярно. Я почувствовал, что должен сделать это хотя бы раз. Ради нее.

— Вы поженились, — сказал Берг, когда мы расположились в комнате для встреч с заключенными.

— Да.

— Она счастлива, — утвердительно продолжил он.

— Счастлива.

— Ты знаешь, а я ведь только тогда все понял… когда попал в нее. — Он вздрогнул.

— Что вы поняли?

— Как сильно она любит тебя. И как сильно я заблуждался в своих действиях. Жаль, что так поздно. Люди что-то начинают осмысливать, лишь когда уже поздно…

— Не поздно. Пока вы живы, пока вы дышите — никогда не поздно, — возразил я и, подумав мгновение, протянул отцу своей жены руку для пожатия.