— Что ты сделал? — Ник вперил в меня взгляд. Если бы он мог быть кинжалом — я бы уже был проткнут им насквозь.
— Я был непрерывно у тебя на виду, как будто бы, — невинно отозвался я. — Что я мог сделать?
Ник подошел к телам своих людей и начал их осматривать.
— У них открыты глаза. Они парализованы, судя по всему, — удивился он.
— Так уж и быть — ты имеешь право знать правду перед смертью. Растение, которым вы укололись, заставляет тело неметь. Я усилил его свойства, отчего происходит не только онемение, а паралич всего тела.
— Усилил свойства? — непонимающе переспросил он.
— Именно — алхимически.
— Что за бред? Алхимии не существует, — сердито ответил Ник.
— Тебя сейчас твои заблуждения волнуют больше, чем скорая смерть?
— Дай противоядие. Мы начнем разговор заново, спишем твой долг.
— Такие, как твой хозяин, долги не списывают. Не стоит принимать меня за наивного дурака, — улыбнулся я.
— Я тебя пр…
Ник не договорил: с ним повторилось то же, что и с другими. Когда он рухнул наземь, я подошел, вытащил его пистолет и направил на него.
— Вы умрете не от яда, — объяснил перед тем, как выстрелить.
Трупы я оставил лежать в лесу. С пистолета уничтожил свои отпечатки пальцев и вложил в руку Ника. А вот его мобильник забрал. И ключи от машины тоже. Вернулся к заброшенному дому, сел в автомобиль тех, кто меня похитил, и отправился домой. Машину я бросил на шоссе, прошел еще некоторое расстояние пешком, после чего вызвал такси.
До Ранда дозвониться я смог с пятого раза. Ответил мне юный женский голос.
— Кто говорит? — спросил я. — Где Ранд?
— Человек, которому вы звоните, находится в тяжелом состоянии в больнице.
— Насколько в тяжелом? Он в реанимации? — Мое сердце исполнилось тревоги.
— Нет, его уже перевели оттуда. Но больному требуется срочная операция — дорогостоящая. Его лечащий врач связался с семьей пациента, но те не в состоянии оплатить лечение. К тому же, эту операцию не делают в нашей больнице — больного надо госпитализировать в частную клинику, содержание в которой стоит также весьма внушительных денег.
— Диктуйте адрес больницы, — велел я.
Я попросил водителя везти меня к Ранду.
По моему прибытию мой водитель спал. Меня проводили к его лечащему врачу. Я поговорил с ним и узнал, что если Ранду не сделать операцию, будет беда. Нет, он не умрет, но никогда не встанет на ноги. Я подписал нужные документы и через врача договорился, чтобы Ранда перевезли в частную клинику. Затем позвонил Форсбергу и велел перевести средства на операцию и содержание в клинике. Почти все деньги, полученные мной от Нахка, ушли на это. Жалел ли я? Нисколько — жизнь друга важнее. Он пострадал за меня. И я не допущу, чтобы остаток жизни он провел калекой.
Ранду сделали операцию — успешно. Врач сказал, что он должен встать на ноги. Я вздохнул свободно впервые за много дней.
Я на такси возвращался из клиники, куда ездил проведать друга. Из-за погружения в собственные мысли я не заметил, в какой именно момент все пошло не так. Водитель резко затормозил и огласил салон отборной бранью. Я едва не стукнулся головой о переднее сиденье.
— Что стряслось? — спросил у водителя.
— Господин, клянусь, он сам свалился под колеса! — воскликнул в ужасе тот.
Я вышел из машины и обошел ее. На дороге лежал старик в поношенной одежде. Седые грязные волосы длиною до плеч небрежно закрывали часть изборожденного морщинами лица.
— В машину его, живо! — велел я и как можно аккуратнее взял за подмышки старика.
Водитель помог перенести его в автомобиль. Мы помчались в больницу. Многовато аварий за последнее время.
В больнице мужчине оказали помощь. Самой серьезной полученной им травмой оказался перелом руки. Остальные части тела чудом остались невредимы.
Разобравшись в ситуации, я понял, что машина лишь отчасти задела старика, когда тот то ли бросился под нее, то ли из-за неосторожности попал в эту аварию. Водитель затормозил почти вовремя.
Больница была обычная городская.
— За ним будет соответствующий уход? — спросил я у медсестры перед тем, как уйти.
— Как и за всеми, господин, — нетерпеливо отозвалась она. — Первая помощь ему оказана, человек будет жить. А уж носиться вокруг него никто не будет — знаете, сколько у нас больных, кроме него?
— Я понимаю, но не могли бы вы проявить чуть больше участия в жизни старика и, при надобности, позвонить мне? — попросил я, протягивая девушке бумажку с номером своего телефона и несколько приятно шелестящих купюр.
— Ладно уж…
Я не ожидал, что мне позвонят из этой больницы, но звонок поступил на следующий же день.
— Пожилой господин, которого вы вчера привезли, хочет видеть вас, — сообщила мне вчерашняя медсестра.
Я приехал в больницу. Меня проводили в палату.
Старик лежал, тяжело дыша. Волосы его были аккуратно собраны назад. Морщины на худом лице казались еще глубже, чем вчера. Глаза были тусклы, будто краски покинули их.
«И я таким однажды стану», — невольно подумалось мне. В моем сердце в этот миг странным образом сочетались сострадание и отвращение к этой воплощенной в обломке человеческого тела немощи.
— Как вы себя чувствуете, господин? — спросил я.
Тусклые, но живые глаза старика неспешно изучали меня.
— Живым благодаря тебе, сынок. — Голос его, на удивление, оказался звучным. — Ты вытащил меня из того света. Я твой должник. Только вот отплатить мне тебе нечем — карманы мои пусты, и ни на какую работу я уже не гожусь. Ушла сила из тела моего.
— Что вы, господин, вы мне ничего не должны. Вы живы — я рад этому. Как ваше имя?
— Домар, сынок.
— Я — Аксель. Вы бросились под колеса машины?
— Что ты… — Старик рассмеялся — почти беззвучно: лишь губы его обнажили беззубые десны, да затряслись плечи. — Не я призвал себя к жизни, не мне и отнимать этого небесного дара. Я ослаб, я умирал с голоду… вот и упал от бессилия.
— У вас есть дом?
— Нет, сынок, всю жизнь я служил у чужих людей, их дома и были мне пристанищем.
— Как вы оказались на улице?
— Граф, которому я служил последние пятнадцать лет, выгнал меня. Немощен я стал, чтобы продолжать вести дела его хозяйства, потому и судить господина не имею права — не обязался он меня за просто так кормить.
— Как зовут графа? — спросил я, чувствуя, как сердце сжимается от горечи и ярости одновременно.
— Викар Нильсон, сынок.
Ярость моя усилилась в сто крат.
— Домар, согласны ли вы…
— Ох, сынок, в жизни мне не выкали… давай-ка ты со мной по-простому…
— Хорошо, Домар. Согласен ли ты жить у меня и присматривать за моим питомцем?
— Хватит ли у меня сил…
— Хватит, мой питомец очень умен и особенно возиться с ним надобности нет.
— Тогда попробуем, сынок, почему нет…
Домар приехал в мой особняк из больницы. Рука его была перебинтована и подвешена на повязке. В остальном состояние его было неплохим, не считая возрастных болячек, из-за которых мужчина был слаб.
Скай произвел на старика необыкновенное впечатление. Восторг. Потрясение. Пьянящее восхищение.
Волк тоже сразу принял Домара за своего. Но на всякий случай я послал шерстяному другу сигнал, что старик — наш друг, и причинять ему зло категорически запрещено.
Я выделил комнату новому жителю своего дома. Конечно, мне не нужен был смотритель за волком — но я не хотел оскорблять старика предложением безвозмездной помощи. Вдруг он воспримет это как жалкую подачку от очередного господина? Я судил по себе — мне было бы унизительно оказаться в подобной ситуации.
За ужином мы с Домаром заговорили о Нильсонах. Незаметно я подлил ему в чай сыворотку правды.
— Плохо они к тебе относились? — спросил я.
— Смею ли я жаловаться, господин…
— Никаких «господинов» я здесь не вижу, — недовольно прервал я старика.
— Ну как же, если бы я сразу узнал, что вы барон…
— Очень жаль, что ты это знаешь, раз не можешь больше обращаться ко мне по-дружески, — сокрушенно вздохнул я. — Прошу, зови меня, как раньше.
— Ну, как скажешь, сынок… Смею ли я жаловаться? Господин Нильсон платил мне обещанные деньги за работу, лишнего не требовался, давал дополнительные выходные, если у меня возникала нужна брать их… что еще надо?
— А остальные как?
— Младшая госпожа любила подтрунивать, да она со всеми так.
— Кая?
— Она, — кивнул Домар. — За неделю до того, как меня выгнали, я случайно узнал то, что не предназначено было для моих ушей.
— Нильсоны поймали тебя?
— Что ты, — испуганно махнул рукой Домар. — Тогда мое тело покоилось бы уже в могиле.
— Расскажи, что ты узнал, — потребовал я властно.
— Не сносить мне головы, если Нильсоны узнают, что я рассказал, сынок.
— Теперь ты под моим покровительством, Домар.
— Замуж выходит госпожа Кая, через пару недель, что ли, запланирована свадьба, о сроках я что-то запамятовал…
— Замуж за кого?
— За нового главу рода Близзардов, сынок. Ох, что за напасти с этим родом, уму непостижимо… Старшего сына убил кто-то на дуэли, потом отец семейства скончался. При каких трагических обстоятельствах младший сын главой рода стал… — зацокал языком Домар.
— В чем заключается страшная тайна, которую ты узнал? — нетерпеливо перебил я его.
— Так Кая-то не собирается с суженым своим долго и счастливо жить. На тот свет она его отправит, когда забеременеет от него.
— Ты уверен, что правильно понял эту информацию?
— Дак господин Нильсон очень ясно выразился, так и сказал — надо, чтобы ты, мол, быстрее понесла от Близзарда, после чего можно от чего избавляться, чтобы главой рода его наследник стал, а до его совершеннолетия, конечно, госпожа Кая.
— Вот как! — произнес я задумчиво, чувствуя, как грудь наполняется осторожным ликованием.
— У тебя праздное любопытство, сынок, или личные какие-то счеты с Нильсонами? — Домар смотрел на меня с легким прищуром.
— О, у меня к этим господам такие счеты, Домар, что им вовек не расплатиться со мной.
Граф Исольв Близзард — младший сын покойного графа Близзарда, нынешний глава рода — жил в шикарном особняке, выстроенном в готическом стиле и окруженном эстетично-мрачным садом из камней.
Служанка провела меня в кабинет хозяина. Это был статный мужчина. Про таких, как он, принято говорить «в нем чувствуется порода». Темноволосый и темноглазый, он не был особенно красив, но так и лучился харизмой и обаянием.
— Был удивлен и одновременно обрадован вашему неожиданному звонку, господин Ульберг, — широко улыбаясь, встретил меня Исольв. — Многое слышал о вас, наконец, мы познакомимся с вами лично.
— Аналогично, граф, благодарю за гостеприимство, — кивнул я
Граф опустился на свое кресло, я — напротив.
— Весьма обескуражен тем, что вы оказали мне столь радушный прием — вопреки тому, что я тот, кто прервал жизнь вашего брата.
Я не считал нужным обходить эту щекотливую тему стороной, будто ее не существовало вовсе: лучше сразу понять реакцию графа, чтобы иметь представление о том, сложится наше общение или нет.
— Какой смысл в обвинениях, барон? Инициатором дуэли был, насколько я знаю, Сигар, а не вы, а вы лишь приняли вызов и одержали честную победу в поединке. — Выражение лица Исольва и его интонация казались вполне искренними.
— Это верно, господин Близзард, однако зачастую для нас кровные связи выше справедливости.
— Для меня правда выше всего остального, барон. А правда в том, что мой братец был тем еще засранцем, и я давно с прискорбием пророчил, что с таким характером он плохо кончит.
— Вот как? Что ж, я вас понял, граф. Собственно, с правдой я к вам и пришел. Мне есть, что сказать вам. И эта информация спасет вам жизнь, если прислушаетесь к ней и примете меры.
— Вы меня заинтриговали, господин Ульберг. — Близзард слегка подался вперед. — Но прежде позвольте угостить вас.
Граф сделал звонок служанке, и вскоре та вошла с подносом.
— Это вино, между прочим, сделано из вашего «кирпича», — с улыбкой пояснил хозяин дома, наливая в бокалы вино. — Я отправлял своего слугу в ваш книжный магазин. Мне так понравилось ваше вино, что я закупил тогда сразу много «кирпичей» с дрожжами.
— Вы меня удивляете, граф, — улыбнулся я, поражаясь совпадению. — Вот так вот встретить своего клиента в том, в ком ожидал этого меньше всего…
— Отчего же не ожидали?
— Среди моих клиентов были разные люди, но такого высокого положения, как у вас — не так уж много.
— Я же говорю, барон — для меня правда превыше всего. А она в том, что ваше вино отменно.
— Благодарю!
— За правду?
— За правду!
Мы выпили.
— А теперь рассказывайте, с чем пришли ко мне.
— Кая Нильсон собирается отравить вас.
Близзард даже бровью не повел. С минуту он смотрел на меня без эмоций, затем встрепенулся, словно очнувшись от сна, и спросил:
— Как я могу верить этой информации, барон?
— Никак. Но вы можете ее проверить. Кая сама выложит вам правду.
— С чего ей делать это? Под пытками разве что? — пошутил граф.
— Пыток не понадобится, — серьезно ответил я. — У меня есть кое-что, что вы подмешаете ей в чай, или кофе, или воду, и это заставит ее говорить лишь правду.
— Какой-то яд?
— Ни в коем случае. Совершенно безобидная штука.
— То, что не дает человеку лгать?
— Не совсем. Человек может солгать — но вы тут же узнаете это. Его тело будет подавать вам сигналы.
— Сигналы?
— Ожоги, — пояснил я. — На коже будут появляться ожоги, если человек солжет.
— Мне кажутся бредом ваши слова, вы уж простите, барон…
— Вам не нужно верить мне на слово. Давайте проверим.
Я вытащил склянку из кармана, добавил его содержимое к себе в бокал, выпил до дна и спустя некоторое время велел графу:
— А теперь задайте вопрос, на который мы оба знаем ответ.
— Моего брата убили вы?
— Нет, — ответил я.
Спустя пару мгновений я ощутил жжение на руке: кожа вздулась волдырями и покраснела. Я продемонстрировал это Исольву.
— Спросите еще.
— Вы занимались подпольной торговлей алкоголя?
— Нет.
На другом участке моей руки появился ожог.
Близзард изумленно охнул.
— Зачем вам понадобилось сообщать мне о Кае?
— У меня свои счеты с Нильсонами.
На этот раз на мне не появилось ожогов.
— Сколько действует эта штука?
— Около часа.
— На следующий вопрос соврите, — велел граф. — Вы продавали вино в виде «кирпичей»?
— Нет.
На второй моей руке появилась новая красная отметина лжи.
— Вы сказали правду о времени действия этой штуки?
— Это называется сыворотка правды, граф. Да, сказал правду.
Ожога не было.
— Вы сохраните мою тайну, если открою ее вам?
— Если это не будет играть против меня, — сказал я честно.
— Это совершенно не навредит вам. В таком случае вы сохраните мою тайну?
— Да.
— Я подарил вам Ская, — сказал граф и пристально посмотрел на меня.
— Вот так поворот, — присвистнул я. — Но почему вам порадовала смерть собственного брата?
— Сигар и вправду был редкостным засранцем. Я не хотел, чтобы он стал главой рода. Он был подлецом. Как и наш отец, впрочем. Отец всегда любил только его. На фоне Сигара я был ничтожеством. — Исольв не переставал улыбаться, но злость и боль все-таки прорвались сквозь маску, которую он носил.
— Я… благодарю вас за волка, — с заминкой сказал я, потрясенный откровениями, так внезапно на меня обрушившимися. — Мой дом спалил ваш отец?
— Да. А затем они стали обдумывать план вместе с Викаром Нильсоном — план того, как вначале смешать вас с говном, а затем окончательно уничтожить.
— Вы возьмете сыворотку правды, чтобы проверить Каю Нильсон?
— Да, несомненно, барон.
— А дальше что? Если окажется, что я прав?
— А дальше я предложу вам стать моим союзником в деле уничтожения рода Нильсонов, — буднично улыбнулся Близзард.
— Пожалуй, это лучшее предложение, что я слышал за последние месяцы.