По ту сторону

ГЛАВА 22

А в Москве накануне густыми хлопьями падал снег.

После той теплой, подтаявшей слякоти, что стояла на улицах в феврале, это было великолепно. Сергей и Настя вышли из электрички. Причина была веской — за окном белел сказочный зимний лес.

Снега оказалось много, местами по колено, и он очень красиво, с переливами искрился; все деревья были усыпаны снегом, каждая веточка окутана мерцающими кристаллами, заиндевевшими мохнатыми чудовищами стояли ели, раскинув пушистые лапы, и ничто не могло нарушить их покоя. На земле белый покров лежал нетронутым. Лишь в одном месте Сергей заметил следы — не то собаки, не то зайца. Настя убеждала, что это был заяц, она это наверняка знает, но Сергей почему-то сомневался, что в Подмосковье, тем более таком ближнем, водятся зайцы. Хотя… может, и водятся.

Настя, с которой он познакомился совсем недавно, на удивление легко согласилась поехать в лес и даже взяла дома бутерброды и термос с горячим чаем. Оделась она очень тепло и еще Сергею дала свою жилетку: «А то замерзнешь, ведь вы, мужчины, такие нежные». Сергею было приятно надеть вещь Анастасии, и они поехали гулять.

И вот они идут по тропинке куда-то вглубь, грызут яблоки и болтают. Сергею было совсем не холодно, равно как и Насте. Она выглядела бодрой, почти не щурилась и много улыбалась, сводя его с ума лакомой ямочкой на щеке.

— Ты просто не понимаешь настоящей гитары, — продолжала Настя начатый еще в электричке разговор. — Музыку надо чувствовать; когда играет Пол, это… Особенно соло, это вообще…

— Это фигня, — подвел краткий итог Сергей.

— Дурак недоразвитый. Сам ты фигня. Я, между прочим, люблю Пола.

— Ах, та-ак… — Сергей схватил двумя руками комок снега и кинул его в Настю. Та едва успела увернуться, присела и принялась лепить себе кругляш. Сергей побежал. Девушка бросилась за ним, но, чувствуя, что не догонит, швырнула снежок и попала точно в голову. Разлетелись белые брызги, и на шапке осталась небольшая белая отметина. Настя засмеялась.

— Да, Пола, Пола, Пола, Пола. Он такой… сексуальный.

— У-У-У-Уэ — зарычал Сергей, развернулся и побежал обратно.

Настя рванула прочь. Бежать было сложно, они сбились с тропинки и по колено утопали в снегу. Настя не сдавалась, хотя ее небольшое преимущество постепенно таяло. Ноги закапывались в снег, и было ощущение, что бежишь в воде.

— Сексуальный, значит, — кричал Сергей, — маньяк он сексуальный, вот.

Сергей сделал сильный прыжок и повалил Настю в сугроб. Она на удивление ловко высвободилась, и на голову Сергею повалилась целая лавина снега, холодного и колючего.

— Вот тебе, вот тебе, — приговаривала Анастасия, — будешь знать, как в меня кидаться.

Серега не сопротивлялся. Он просто лежал, улыбаясь и закрывая лицо руками. Настя постепенно успокоилась, перестала осыпать его снегом и, румяная, поднялась. Поднялся и Серега, отряхнулся, подошел к Насте, обнял ее за талию и притянул к себе. Инстинктивно она сначала отстранилась, потом все же позволила Сереге небольшой поцелуй и даже легонько прикусила его губу.

— Ты чего кусаешься?

— Я говорила, помнишь, что съем тебя, если мы заблудимся. А мы, по-моему, заблудились.

Они огляделись. Кругом стояли громадные заснеженные деревья, молчаливый и холодный лес, но хорошо были видны их собственные следы.

— Сережа, у меня ручки замерзли, — Настя протягивала вперед покрасневшие ладошки, — я, кажется, рукавичку потеряла. Это все из-за тебя. — В ее голосе послышались нарочито капризные нотки.

Сергей подошел к девушке, взял ее руки в свои и подышал на них, глядя в лукавые глаза.

— Давай тогда искать, возьми пока мои перчатки. — Он продолжал держать ее ладошки, старательно их согревая. Анастасия милостиво позволяла за собой ухаживать.

Потом они долго ходили по своим следам и искали рукавичку. Ничего, конечно же, не нашли, вернулись на тропинку и побрели в сторону платформы.

Над чистым снегом сгущался сумрак…

Ивс и Надя лежали рядом, и ему было спокойно и хорошо. Он отдыхал с этой женщиной. Здесь не было интриг, перебоев в снабжении плазмой, материалом и свежей кровью, не было дрязг и золотых свастик на погонах. Здесь были чай, сигареты и звезды над ночным городом. И ее глаза, которые, как иногда ему казалось, постепенно лечили тоску по Эльзе.

— Ты говорил мне, что миров бесчисленное множество. Почему же вы не найдете такой, чтобы не воевать, чтобы просто уйти на чистую Землю?

— Для того чтобы проникнуть в более дальние миры, надо построить еще одну базу, еще одну гильбростанцию.

— Непонятно. У нас же есть базы, и не одна. Их, наверное, десяток, не меньше.

— Их не десяток, Надя. Их двадцать шесть.

Ивс глубоко и сладко затянулся, выпуская дым в потолок. Из открытого настежь окна струился прохладный воздух. В бездонной вышине мерцали звезды; ночной ветер от Мелитополя, от степей отогнал на время заводскую взвесь.

— Тут, понимаешь, физика. Законы природы, законы математики. Их не обойдешь. Каждый мир разворачивается в гильберпространстве на три стороны, «соприкасается» с тремя другими мирами. Как ячейки в сотах. Ячеек много, но из какой-то данной перейти можно только в соседние. Только в сотах шесть соседних ячеек, а тут три. Хотя прямого соприкосновения на самом деле нет. И структура не плоскостная.

— А какая? Объемная?

— Я же тебе говорю, гильберпространство. Это сложно. Это вообще нельзя представить, можно только высчитать. Но то, что гармония пространства подчиняется формуле один в три, это уже доказано. Это связано с трехмерностью нашего обычного пространства. И дальше чем в один из этих миров, из нашего не перепрыгнешь.

— Но это, наверное, мало.

— Достаточно. Каждый из тех миров отображается еще на три, из которых один — это наш, а те, в свою очередь, еще на три, среди которых нашего уже нет, и так до бесконечности. Можно пройти по кольцу, можно уйти по ломаной линии, но это только в теории. — Ивс прикурил одну сигарету от другой. — Уже на третьем шаге число открывшихся миров становится больше двадцати, но мы пока посещали только «A», «B» и «C». Ближайшие миры, так называемые «витаминчики». И что там дальше — никому не известно.

— А бывает так, перемещаешься и оказываешься в море? Или внутри горы? — Надя, соблазненная дымом, тоже взяла сигарету. Она все время пыталась бросить курить и все время откладывала это решение.

— Нет. Каждому объекту в нашем пространстве жестко соответствует их объект. То есть если ты пойдешь в перемещение возле Нью-Йорка, то ты вынырнешь возле их Нью-Йорка, и только там. Абсолютно на том же месте.

— На том же месте. А может быть, что там вообще нет Нью-Йорка?

— Может быть. Это уже от их истории зависит. Там могут до сих пор жить индейцы, может быть кратер от ядерного взрыва, может быть еще что-нибудь, но гора там не появится. Это будет та же Северная Америка, тот же залив. Может быть, с другим названием.

— Понятно. Но все-таки почему нельзя из того мира пройти дальше? Еще дальше?

— Почему нельзя? Можно. Только для этого нужно сначала построить там гильбростанцию. Установить и настроить оборудование. Подвести энергию. Много энергии. Обучить персонал. По сложности это как Днепрогэс. И двигайся себе дальше.

— А вы не хотите ни с кем сотрудничать? Там.

— Не хотим, Надя. Внезапность — это слишком серьезная карта. Гильбронавтов готовят годы, чтобы не произошел случайный сбой.

Надя набросила на плечи простыню и подошла к окошку. Ночь была жаркой; медленно остывающий асфальт источал душное тепло.

— Значит, опять война. Мы погубили свою землю и переезжаем к соседям. Виноваты они только в том, что у них живется лучше. И какой же из этих миров вы избрали?

Ивс погасил окурок.

— Выбор сложен. Хотя выбирать приходится из двух, а не из трех — мира «С» практически не существует.

— Как это? — Глаза Нади чуть округлились, она уже догадывалась «как».

— Затяжная ядерная война, Надя. Хуже, чем у нас, много хуже. Просто выжженная земля. Пустыня, покрытая радиоактивным пеплом. Наши агенты, которым удалось вернуться оттуда живыми, лечились потом по несколько месяцев. И вылечить удалось далеко не всех. Захватить этот мир не составит никакого труда — там некому сопротивляться. Но жить там невозможно. Это хуже, чем в Антарктиде. В принципе, там можно выстроить еще одну станцию, наладить оборудование, запустить сначала пробные, потом стационарные воронки — пройти через этот мир дальше, у него же есть еще два соседа, кроме нас. Но технически эта задача растянется лет на тридцать-сорок, и это в том случае, если мы направим на ее выполнение все наши ресурсы. Нам легче освоить космос, как это сделали в одном из других миров.

— А остальные два мира?

— Один из них чище и сильнее, другой более слаб и более грязен. Прорабатываются оба варианта. А ты сейчас просто кладезь секретной информации.

Надя растерла свою сигарету в пыль рядом с его окурком.

— Да, наверно. И я бы их предупредила, если бы смогла. И ты это знаешь.

— Знаю. Ты идеалистка. — Ивс усмехнулся. — Но их никто не сможет предупредить.

— А ты чудовище, Ивс. — И она прильнула к нему, обняв его плечи. — Ты спасаешь свой мир за счет других. Там тоже будут лагеря и проволока; карточки и война.

— Это жизнь, Надя. Это борьба за существование. Ты же знаешь, что у нашего мира нет шансов выжить. Ты знаешь статистику мутаций, состояние воздуха, воды, почвы. У нас нет другого выхода. Джунгли перерождаются неизвестно во что. Океан мертв. Кругом радиоактивное заражение, и очистить такие территории невозможно. Свободного кислорода в атмосфере через сорок лет практически не останется. Нас никто не пустит к себе просто так, нам придется драться. И нам надо спешить, потому что положение ухудшается с каждым годом.

— Это будет война?

— Это будет очень короткая война. И у наших детей появится чистый воздух. — Ивс скользнул взглядом по металлическим Надиным глазам и быстро добавил: — А их детей мы оставим жить и воспитаем. Наши почти все больны, и нам обязательно понадобятся их дети.

Она стиснула его плечи судорожным, болезненным движением пальцев. То ли ласка, то ли попытка причинить боль. Ее глаза затянуло поволокой. Начиналась редкая и желанная для обоих ночь фантастической любви.

На затянутом дымом горизонте появились отблески алого рассвета. Сполохи багряной зари.