По ту сторону

ГЛАВА 11

Розовый, лиловый, сиреневый туман пополз с экрана в комнату. Дверь отворилась, и кто-то вошел. Кажется, Джек. Его друг, Джекки, плюхнулся в кресло и уставился в экран. Фред, не понимая уже, сон это или явь, вынул изо рта сигарету и погасил ее о кровать. Грязное пятно пепла рассыпалось по подушке. Ф-фу. Он встал, шатаясь, но тут же снова сел и стал искать глазами робота-паучка. Обнаружил недопитую стопку, потянулся было к ней, но потом расслабленно махнул рукой.

Передумал.

Вдруг стало очень тепло и уютно, хотя он этого почти не осознавал. Голова Фреда медленно опустилась набок, бессмысленно блуждавшие глаза закатились. Из уголка рта на подбородок потекла слюна. Услужливый робот сиротливо стоял рядом. Спиртного в нем практически не осталось.

Фред очнулся. Браслет тихо, но противно попискивал. Он щелкнул одной из пластин, отпуская робота, тот мягко прошелестел к двери и исчез. На столе стояла недопитая стопка. Очень нужная ему сейчас стопка. Фред потянулся к ней, и бренди обжигающей теплотой проскользнул в желудок. Теперь надо закурить. Все вокруг расплывалось и покачивалось. Стеклянные глаза Джекки наползали на него из полутьмы; куда это он так странно уставился? Фред икнул. Ему стало страшно. Джек смотрел мертвыми глазами покойника, он походил на восковую куклу. Фред медленно обернулся. Сиреневые искры брызнули с экрана в мозг и привычно потянули в глубину. Руки уже шарили на что сесть, он хотел опуститься на пол, но тут к горлу неожиданно подкатила тошнота. Повинуясь спазматическому импульсу, Фред отвернулся от экрана и пошел к раковине. Он еле успел наклониться над металлической чашей — бренди вырвался наружу вместе с полупереваренной рыбой, оставляя во рту мерзкий осадок. Через минуту его вырвало еще раз. И еще.

Стало легче. Он прополоскал рот. Выпил воды. Его опять замутило, но на этот раз он сдержался. Потом подумал, что сдерживаться не имеет смысла, и снова склонился над раковиной.

Теперь он чувствовал себя легким, слабым и опустевшим. Как после болезни. Болеют, наверное, именно так.

Джекки по-прежнему сидел неподвижно. Комнату наполнял искрящийся сиреневый туман. Фреду почему-то очень не хотелось оборачиваться. Чем дольше он смотрел на восковую фигуру Джекки, тем меньше ему хотелось смотреть на экран. Какая-то скользкая, липкая мерзость чудилась за всем этим. Нет. Он не будет смотреть. Не будет. Неужели все они вот так, каждый вечер… Как куклы… Как неживые куклы…

Он вдруг встрепенулся. А что, если сейчас пойти к Мэй? Сию минуту. Ведь все сейчас… Точно. Ха! Хотя если… Да ладно, ерунда.

Хмель еще бродил у него в голове, все было весело и нестрашно. Кроме того, он чувствовал, что эта прогулка доставит ему большое удовольствие. Он хотел женщину и совершенно не хотел быть таким, как все.

Фред перешагнул через ноги Джекки и вышел из комнаты, не глядя в сторону фиолетовых пятен. Коридор, где каждая трещина в обивочном пластике изо дня в день набивала оскомину, сейчас был особенно молчалив. Абсолютно пустой коридор. Шаги Фреда звучали непривычно гулко; ему даже стало немного не по себе. А вот и Сэм. Здоровенный придурок Сэм, который любит выкручивать руки. У него власть. Угловой пи-эс. Уставился на экран в своей будке, даже челюсть отвисла.

Фред зацепился взглядом за россыпь лиловых искр, и в мозг тут же начали ввинчиваться сиреневые пятна. Стало легко и хорошо, привычным сквозняком выдуло посторонние мысли, что-то неправильное он хотел делать, зачем… это не нужно, здесь все понятно и хорошо… глаза его еще силились оторваться от дурмана… Фред врезался в стеклянную перегородку и упал.

Ф-фу… Он пришел в себя. Помотал головой и протер глаза, стряхивая цветную одурь. Ничего себе. Надо быть осторожнее.

Тестер в ответ на его пластиковую карточку выдал целую россыпь огоньков. Странно. Кошмар. Хотя да, конечно. Это добавочный бренди, так и должно быть. Хорошо, что Сэм не видит. Очень даже удачно. Фред спокойно прошел повышенной жесткости контроль. Не намного сложнее, чем всегда, но кредит сильно уменьшился. Наплевать. У женских комнат контроль был уже обычным, штраф за спиртное действовал один раз.

У двери Мэй Фред ощутил, кроме привычного приятного возбуждения, несколько странную радость — его поступок был необычен, и ему хотелось зрителей. Мэй на эту роль подходила идеально, тем более что скоро ее сотрут. Хотя стоп. Этого как раз допускать не нужно. Ничего, разберемся.

Он открыл дверь, зашел в искрящуюся лиловыми шариками комнату и, не выключая экрана, на ощупь занавесил его одеялом. Затем открыл глаза.

Мэй сидела на кровати и обалдело смотрела на одеяло. Куколка, подумал Фрэд и усмехнулся. Теперь придется ждать, пока она оклемается. Тут ему в голову пришла еще одна хорошая мысль. Он довольно засмеялся. Прислушался к себе. Именно засмеялся, а не заржал. Здорово.

Он взял браслет и карточку Мэй, и вынул у себя из кармашка на локте тоненькую проволоку. Этой маленькой, жесткой, но гибкой при нажиме отмычкой он иногда, когда удавалось достать, потрошил спиральные замки. Джекки специально для него снимал их с изношенных дверных панелей. Каждый раз получалось, как головоломка. Интересная, со звоночком и огоньками. Последний раз ему попался вообще особенный замок — с двойной дужкой. Там надо было перекинуть… Стоп. Не отвлекаться. Здесь, похоже, обычный принцип. Так просто, что в обычной ситуации это было бы даже скучно. Идентификатор на соответствие, через ключевой рисунок. Скинуть фиксацию и дать новый узор. Так… Проволочка уверенно заскользила по микросхеме. Мэй застонала, схватившись за голову. Ничего, быстрее очухается. Проволочка заскользила дальше. Есть!

Матовый огонек браслета погас; он теперь был игрушкой без хозяина. А на щитке углового, надо полагать, замигала красная лампочка. Теперь надо спешить. Хотя, что это он? Угловой будет в отключке еще не меньше часа.

Фред сгреб все проволочки в ладонь и вышел.

Дверь напротив была заперта. Возиться с замком ему не хотелось. Следующая тоже заперта. Следующая… Отлично. Фред зашел, загораживаясь от экрана ладонью.

Женщина — ее имени он не помнил — сидела в кресле, выкатив ему за спину пуговичные глаза. Настоящий манекен. Ужас. Мерцающий мертвенный свет цветных картинок заполнял всю комнату. Резиновые груди торчали между полами халата. Женщина не понравилась Фреду. Он быстро отколол ее карточку и снял браслет. Затем вышел в коридор, подальше от экрана.

Проволочка заскользила по схеме. Соскочила. Черт. Опять соскочила. Черт! И опять соскочила!! Фред остановился. Спокойно. Руки его начинали слегка дрожать. Если сейчас очнется угловой… Спокойно, все нормально. С чего это угловой сейчас очнется? Есть еще время, все будет хорошо, все получится. Он вздохнул, задержал дыхание. Та-ак… Осторожно… Есть!

Браслет погас.

Теперь браслет и карточку Мэй… Волосок настройки… Третье деление ровно, это пустяки. Копируем… Готово; включить… Отлично. Все! Теперь это ее карточка. Фред вернулся в комнату резиновогрудой, загораживаясь ладонью от цветных пятен; она лежала возле кресла и стонала, сжав голову руками. Ого! Должно быть, это действительно очень больно. Он приколол карточку, надел ей на руку браслет и вышел.

Сиреневый туман начинал потихонечку расползаться.

Мэй оглядывалась по сторонам. Глаза ее были еще пусты, но она уже оглядывалась. Какое у нее там было деление? Семь… А, семь и четыре десятых. Это мы быстренько… Фред скопировал новый узор и записал его. Браслет зажегся.

Он снял с погасшего уже экрана одеяло и улегся на кровать. Фред был просто неимоверно доволен собой.

Спать почему-то не хотелось. Обычно Фред в это время спал; после картинок всегда очень хотелось спать, он сразу шел к кровати, а иногда даже с кресла не вставал. Сейчас голова была ясной и почти свежей. Ни тени сна — так, некоторое желание лечь и расслабить мышцы. Фред с интересом наблюдал, как приходит в себя Мэй. Обычно от картинок освобождаешься медленно, как будто с глаз постепенно сползает пелена, и возникает желание спать. Конечно, телевидение — это очень полезно. Столько информации. Нужные, понятные вещи, всякие новости. Как недавно, про черепах. Можно весь мир посмотреть. Иногда немножко бывает про политику, в основном про стройки. Иногда про войну с нехорошими странами. Тоже интересно, как конструктор, всегда немножко по-разному. Только потом оно как-то забывается, ускользает. Вроде было важное, а потом уже не помнится. Звезды, галактики, морские ежи… И что-то в этом ежедневном пайке его раздражало. Безусловно, картинки вещь увлекательная, даже захватывающая, но Фреду нравилось быть не как все.

Он взял со стола новую карточку Мэй, подошел к окошку кухни и выкачал весь остаток чужого пайка оранжадом. Мэй уже смотрела на него, смотрела осмысленным, но диким взглядом — как на призрак. Первый стакан он выпил сам, вкусно причмокивая; отхлебнул немного из второго, затем, напившись, протянул остаток Мэй.

— Фред, это ты?

— Очень, очень умный вопрос. — Фред был в благодушном настроении. — Отвечаю. Да, это я.

— Погоди, как это? Ты меня не путай. Сегодня что? Ты же позавчера был. Как это может быть? И ночь, сейчас ведь ночь! Сейчас ночь?

Фред глубокомысленно посмотрел в окно. Оно было, конечно, пейзажем на подсветке, но смену дня и ночи лампы отражали. Он откровенно развлекался.

— Да, милая. Сейчас ночь.

— А почему же мы не спим? Господи, я совсем рехнулась.

— А кстати, милая. Почему же мы не едим? — Фред задумчиво растянулся поперек одеяла. — А потому, что ты еще должна мне пожелать спокойной ночи.

Утром Фред проснулся с непривычно ясной головой. Это было необычно. Как правило, ему требовалось время, чтобы согнать с себя мутное, болезненное оцепенение, чтобы встать, умыться и выпить черный тоник. Сегодня это оказалось практически не нужно, и чувствовать себя бодрым было очень приятно. Некоторое время он просто лежал, наслаждаясь четкостью собственных мыслей, затем решил найти причину этой четкости. Он был трезв, хорошо отдохнул, и думалось ему легко. Разбирая по косточкам собственное состояние, он вдруг понял, что уже много месяцев ему не удавалось войти в форму по утрам. Это его насторожило. Сегодняшний моральный подъем мог быть напрямую связан с тем, что он спьяну натворил вчера. Это уже ненормально. Здесь скрывалось что-то неприятное. Он повернулся и посмотрел на Мэй, которая тихо посапывала у него на плече.

Было еще очень рано.

Нет, то, что они спят вместе в будний день его не раздражало. Здесь неприятности не чувствовалось, наоборот, это ему нравилось. Да и вчера все было хорошо. Очень хорошо. Мэй очень старалась. Может, от этого он и чувствует себя таким бодрым? Вряд ли. Ему и раньше бывало с ней очень хорошо, иначе он бы просто не ходил к этой женщине. Но утро под ничего подобного не ощущалось.

Фред всерьез заинтересовался своим состоянием. Именно благодаря этой въедливости к мелочам он смог когда-то создать систему безопасного прохождения тестера. Джек по этому поводу называл его гениальным занудой. С первой частью определения Фред соглашался, а вторая ему не нравилась. Но сейчас не об этом. Стоп.

Ему не хотелось на работу. Ему не хотелось на работу! Не может быть. Точно. Ему абсолютно не хотелось на работу. Стоп. Так не бывает.

Фред встряхнулся и сел на кровати, бесцеремонно отпихнув в сторону Мэй. Та что-то буркнула, не просыпаясь, и перевернулась на другой бок. Фред ошалело глядел на нее, ничего не соображая, вернее, боясь сообразить до конца. Затем он встал, подошел к раковине и умылся. Засунул в кормовое отверстие кухни карточку Мэй и налил себе полный стакан черного тоника, еще немножко над ним подумал и пить его не стал.

Ему совершенно не хотелось на работу. Ему действительно совершенно не хотелось на работу. Более того, он предпочел бы на нее не ходить. Ему хотелось именно на нее не ходить.

Фред никогда не слышал ни о чем подобном. Ни Джек, ни Хью, да кого угодно взять — никто такого даже не рассказывал. Дикая, совершенно нелепая ситуация. Труд есть первая и основная потребность человека. Это знают все, знает каждый. Если бы это было возможно, люди работали бы по восемнадцать, по двадцать часов в сутки. Он сам не так давно мечтал об этом. Но при таком упоительном ритме человек быстро теряет форму, тело не выдерживает, не успевает восстанавливаться. Свобода человека в том, чтобы себя контролировать и сдерживать. Все это знают, абсолютно все. Свобода — это осознанно подчиняться графику и недельному распорядку.

Что же получается? Он что, действительно свихнулся?

Не похоже. Скорее, наоборот. Он сегодня в форме как никогда. Можно сказать, в идеальной форме. Может быть, в их ежедневном ритме что-то не так? Именно здесь скрыта неприятность? Что-то здесь, что-то очень близко. Решение было рядом и собиралось ускользнуть.

Стоп. Вот оно. Он же не смотрел вчера цветные картинки.

Не может быть. Здесь что-то не так. Что не так?

Что?

И тут его осенило. Все в голове Фреда как будто перевернулось и мягко встало на свои места. И более кошмарного решения он не получал в своей длинной, почти уже четырехлетней жизни.

Он чувствовал, что задача решена правильно. Это было особенно мерзко из-за профиля его собственной работы, но это было правильно. Это решение его не устраивало ни с какой стороны, оно его пугало, раздражало, бесило так, что несколько секунд у него не получалось даже просто достроить всю логику до конца.

Он не был человеком. Никогда не был человеком. Он был просто заводной куклой.

И все, что написано в письме, — правда.

Он был заводной куклой, которой иногда меняли и программу, и завод. Куклой, с которой можно было сделать все, что угодно. Все они были куклами. Мертвыми, механическими куклами. Или живыми? Живыми, на основе настоящих, бывших людей? Биороботами? Какая разница. Наверно, кукле тоже может быть больно. У него никогда не было кукол, но он знал, какие они. Откуда он вообще про них знал? У него никогда ничего не было, кроме его комнаты и компьютера. И еще Мэй. Хотя зачем ему Мэй? Не нужна ему Мэй, никто из этих идиотов ему не нужен.

Ой, как тошно.

Может, все-таки где-то ошибка? Впервые в своей жизни Фред начал проверять решение с лихорадочной надеждой на ошибку, но факты слишком прочно укладывались в логическую цепь. Заводной болванчик. Пусть так. Пусть все так и есть. Он робот. Биологический робот. Кукла из плоти. Игрушка с ключиком. Чья-то фишка, оловянный солдатик. И он даже не знает, чья и зачем. Ему не положено знать. Он хорошо дрессированное животное. Ему сообщают только приказы. А если он откажется их выполнять, его сотрут и из его тела сделают новую куклу, нового, послушного Фреда, как, видимо, и поступили с его матричным, который только и успел, что оставить ему письмо. Нет, хватит. Теперь хватит. Отныне он будет делать то, что хочет делать сам. Только это. Или хотя бы стараться изо всех сил. И если ему придется заводиться самому, он найдет способ заводиться. Он должен справиться. Иначе…

Иначе надо сегодня же перерезать себе горло.