Люди продолжали идти по саванне мимо редких кустарников и деревьев с плоской высокой кроной. Они шли так уже пятые сутки, иногда отбиваясь ото львов и слонов. Время от времени паломники останавливались, и начинались проповеди проводников. Девушка в зеленой бандане рассказывала, какое счастье и чудо ожидает всех ныне присутствующих, когда они достигнут священного места, где явится им воплощение имама Али, сошедшего с небес своей святости.
Наконец под самый вечер, когда солнце клонилось к закату, паломники добрались до обещанного благословенного места. Сквозь редкие заросли выступила какая-то постройка, похожая то ли на обсерваторию, то ли на разрушенный древний дворец. В невысоких стенах, соединенных в ровный квадрат, были вырублены арки (а может, и когда-то искусно выложены), через них можно было пробраться внутрь песчаного дворца, над которым простиралось бескрайнее звездное небо.
Паломники оглядели здание изнутри. В центре удивительной архитектурной постройки истуканом торчал высокий, обтесанный камень правильной прямоугольной формы, кажется, даже не тронутый временем. К его вершине вели узкие ступени, по которым наверх мог подняться только один, и то весьма стройный человек (местные жители, и правда, невелики ростом и сухопары). Плюс ко всему этот одиночка должен был обязательно придерживаться за гигантский валун, неизвестно откуда появившийся в африканской саванне и неизвестно каким нечеловеческим усилием воздвигнутый в центре древнего дворца.
— Вот мы и пришли, — наконец объявил один из проводников.
— А когда мы встретимся с имамом Али? — громко спросил кто-то из толпы.
— Уже скоро, — ответила девушка в бандане. — А пока располагайтесь.
Дед с внуком присели на тюк, что нес подросток, и они вполголоса стали переговариваться меж собой.
— Не нравится мне здесь, дедушка, — поморщился внук, глядя на мрачные полуразрушенные стены и торчащий из земли гранит.
— На все воля Аллаха, — заметил дед. — Господь Всемогущ и Справедлив. Доверься Аллаху, мой мальчик.
— Пока я сам не увижу этого имама, не доверюсь никому, — твердил паренек.
— Аллах в твоем сердце. Только его слушай, — старик погладил внука по голове.
— Да, дедушка, вы правы. И мой Аллах говорит мне, что нас ждет здесь что-то нехорошее, — глядя в упор на деда, сказал юноша.
— Успокойся, Аман, Господь не терпит несправедливости и коварства. Он не позволит погубить твою невинную душу.
— А вашу, дедушка?
— На все Его воля. Если Он сочтет, что я грешен и неверен Ему, то разве я смогу сопротивляться Его каре?
— Но как же вы можете быть неверным, вы ведь благочестивы, добры, любите и Аллаха, и тварей Его?!
Дед вздохнул и опустил глаза.
— Бывало, что сомневался я в могуществе Аллаха. Потом, правда, раскаивался, но… бывало у меня время, когда в душе отступал я от Его наставлений…
— Думаете, Он вас накажет за это? — насторожился внук.
— Все в Его власти, — покачал головой старый мулла.
— А я тоже тогда неверный, — пытался успокоить четырнадцатилетний подросток своего деда. — Я не всегда слушался вас и родителей.
Старик добродушно улыбнулся, приобнял внука и глубоко вздохнул:
— Главное, что ты осознал это и стремишься жить праведно. Господь поможет тебе, если ты сам захочешь исправиться, — сказал он.
Паломники разводили костры, устраивались на ночлег.
— И сколько мы еще будем ждать чуда? — спрашивала одна женщина у другой.
Рядом переговаривались мужчины.
— Какая честь выпала нам: одними из первых увидеть Благословенную Святую личность имама Али!
— Но уж больно далеко мы ушли.
— Осторожен он. Ведь его могут сразу же уничтожить, как только узнают, что Он объявился. Все захотят поклоняться ему. А это не понравится Федерации. Она живо объявит его лжепророком, навешает всяких жутких небылиц и распнет, как зловещего монстра. Уже сколько раз так бывало с пророками. Вот он и хоронится подальше от людских пересудов.