Племена Гора (Джон Норман) читать бесплатно онлайн полную версию книги | Глава 25. ПАДЕНИЕ ВТОРОГО КАСБАХА. О ТОМ, КАК ПОСТУПИЛИ С ТАРНОЙ #25

Глава 25. ПАДЕНИЕ ВТОРОГО КАСБАХА. О ТОМ, КАК ПОСТУПИЛИ С ТАРНОЙ

— Где Ибн-Саран? — спросил Гарун. На нем развевалось белое одеяние верховного паши каваров.

— Я не знаю! Не знаю! — кричал стоящий перед ним на коленях человек со связанными за спиной руками.

— Мы обыскали весь касбах, — произнес находящийся рядом воин. — Его нигде нет. Ускользнуть он тоже не мог.

— Значит, он еще здесь! — крикнул другой.

Гарун, или Хассан, как я продолжал его называть, пнул связанного пленника сапогом.

— Он где-то здесь! — не мог успокоиться воин.

— Надо поджечь касбах, — предложил кто-то.

— Нет, — покачал головой Гарун.

Касбах представлял собой большую ценность, и он хотел использовать его в интересах каваров.

Я еще раз осмотрел стоящих на коленях пленников. Ибн-Сарана среди них не было.

Снаружи, возле стены касбаха, выстроили еще одну толпу взятых в плен. Ибн-Сарана не было и среди них.

Пропал не только он. Ни среди убитых, ни среди пленных не было маленького водоноса Абдула, прихвостня великого Абдула-Ибн-Сарана, соляного убара. Исчез и Хамид, предатель аретаев, человек, который попытался убить Сулейман-пашу.

Гарун развернулся, вспрыгнул на помост соляного убара и зашагал по нему, словно разъяренный ларл. Белый бурнус развевался за его плечами.

— Предположим, — сказал я, обращаясь к Хассану, — что Ибн-Саран укрылся в этом касбахе.

— Так и было! — крикнул Хассан.

— Теперь давай предположим, что мы хорошо все обыскали и что никто не просочился через наши заградительные отряды.

— Весьма ценные предположения, — огрызнулся Хассан. — Может, ты просто объяснишь, почему его нет ни среди пленных, ни среди убитых?

— Рядом находится еще один касбах, принадлежащий его стороннице Тарне.

— Он не мог добраться до него через пустыню, — вмешался воин.

— Значит, он добрался до него другим способом! — воскликнул Хассан. — Идите за мной! — Схватив факел, он спустился в огромный подвал, где спустя час поисковая группа натолкнулась на крошечную дверь, ведущую в подземный тоннель.

— Ибн-Саран у Тарны, — сказал кто-то.

— Мы не догадались окружить второй касбах! — простонал другой воин.

— Ибн-Саран просочился сквозь наши посты. Мы его потеряли! — воскликнул первый.

— Думаю, еще нет, — улыбнулся Хассан. '

Воины умолкли. Наконец визирь Гаруна, Барам, шейх Безхада, почтительно спросил:

— Тогда где же он, высокий паша?

— Дело в том, что касбах Тарны окружен.

— Это невозможно, — сказал Сулейман-паша, опиравшийся на своего телохранителя. В руке он все еще сжимал ятаган. — Там нет никого из аретаев.

Остальные паши тоже покачали головами. Касбах Тарны не окружали ни чары, ни луразы, ни таджуки, ни араны. Его не окружал никто.

— Кто окружил касбах Тарны, если этого не делали ни кавары, ни аретаи и ни одно другое племя? — спросил Сулейман.

— Он окружен тысячью всадников на кайилах, вооруженных копьями, — сказал Гарун.

— Откуда взялись эти всадники? — опешил Сулейман.

— Обсудим эти вопросы вечером, за чашечкой доброго базийского чая, — лукаво прищурился Гарун. — А сейчас есть дела поважнее.

— Хитрый каварский слин, — улыбнулся Сулейман-паша. — Ты прозорлив и отважен, как Хассан-бандит, на которого ты здорово смахиваешь.

— Мне об этом уже говорили, — рассмеялся Гарун. — Должно быть, этот Хассан отчаянный и красивый парень.

— Об этом самое время поговорить вечером, за чашечкой доброго базийского чая, — сказал Сулейман, пристально глядя на Гаруна.

— Правильно, — кивнул Гарун.

С этими словами Хассан нырнул в тоннель. За ним последовали сотни воинов, в том числе и я. Многие несли факелы и лампы.

На верху самой высокой башни касбаха Тарны мы с Хассаном загнали в угол Ибн-Сарана.

— Он мой! — крикнул Хассан.

— Осторожнее, — произнес я.

В следующую секунду воины бросились друг на друга. Подобной работы ятаганами мне еще не приходилось видеть. Затем дерущиеся разошлись на несколько шагов.

— Ты хорошо бьешься, — сказал Ибн-Саран, покачнувшись. — Но я всегда тебя побивал.

— Это было давно, — ответил Хассан.

— Да, — произнес Ибн-Саран, — прошло немало лет. Увидев меня, он махнул ятаганом.

— Добиться победы, — сказал я, — значит потерять врага. Ибн-Саран склонил голову, как требовал этикет Тахари.

Затем с побелевшим лицом он шагнул на край башни и бросился вниз.

Хассан вложил ятаган в ножны.

— У меня было два брата, — сказал он. — Один сражался за Царствующих Жрецов. Он погиб в пустыне. Второй воевал за курий. Он погиб на башне касбаха Тарны.

— А ты? — спросил я.

— Я старался ни во что не вмешиваться, — произнес он. — И понял, что это невозможно.

— Середины не бывает, — сказал я.

— Не бывает, — вздохнул Хассан и посмотрел на меня. — Раньше, — сказал он, — у меня было два брата. — Он положил руки мне на плечи. В глазах его блестели слезы. — Теперь остался только один.

Мы разделили с ним соль на горящей крыше в Красном Камне.

— Брат мой, — сказал я.

— Брат мой, — ответил он. Хассан встряхнулся.

— У нас много работы, — сказал он, и мы поспешили спуститься с башни на крепостную стену. Оттуда я увидел, как гонят назад пленников, успевших бежать из касбаха в пустыню.

Среди них шагал связанный водонос Абдул. В спину ему упиралось острие копья. Неподалеку от Hero, спотыкаясь, брел привязанный к двум кайилам Хамид, бывший помощник Шакара, предводителя отряда аретаев. Шакар тоже принял участие в погоне, надеясь задержать несчастного Хамида. Какова бы ни была вина Хамида в покушении на Сулейман-пашу, он опозорил свое имя переходом на сторону соляного убара. Предатель поднял клинок на собственный народ.

Мы с Хассаном спустились во дворик крепости.

Больше всего я поразился, опознав начальника загадочных копьеносцев Хассана. Увидев меня с высокого седла кайила, всадник сдернул с лица повязку.

— Т'Зшал! — опешил я.

Бородатое лицо расплылось в улыбке.

— Я решил послать в Клим продовольствие, тысячу кайилов и тысячу копий, — объяснил Хассан. — Я знал, что эти люди мне пригодятся.

Т'Зшал потряс копьем, и кайил попятился.

— Мы никогда не забудем каваров, паша, — произнес он. Мне показалось, что Хассан допустил большую ошибку.

Все-таки таких людей вооружать не стоит.

Т'Зшал мастерски развернул кайила. Он родился в Тахари. Затем, подняв тучи песка, он поскакал в пустыню, чтобы принять командование над своими людьми.

Хамид и Абдул упали на колени.

Хассан поднес клинок к горлу Хамида.

— Кто ударил Сулейман-пашу? — спросил он.

Хамид поднял голову. Рядом стояли Сулейман и Шакар.

— Это сделал я, — еле слышно произнес Хамид.

— Увести, — распорядился Сулейман-паша.

Пленного уволокли.

— Откуда ты узнал, что именно он ударил меня? — спросил Сулейман.

— Я был там, — ответил Хассан. — И все видел.

— Гарун, высокий паша каваров! — воскликнул Шакар.

Хассан улыбнулся.

— Но тебя там не было, — нахмурился Шакар. — Там находились аретаи, Ибн-Саран, Хаким из Тора и… — Шакар осекся.

— И Хассан-бандит, — закончил Хассан.

— Так это ты? — расхохотался Сулейман.

— Конечно, не могут же одновременно существовать два таких отважных и красивых парня!

— Канарский слин! — хлопнул себя по ляжкам Сулей-ман.

— Только не слишком распространяйся о моем втором обличье, — предупредил Хассан. — Временами мне просто необходимо менять внешность, особенно когда обязанности паши начинают меня тяготить.

— Я тебя понимаю, — кивнул Сулейман. — Никто не узнает твоей тайны, можешь не волноваться.

— И я не произнесу ни слова, — пообещал Шакар.

— А ты, значит, Хаким из Тора? — повернулся ко мне Сулейман.

— Да, высокий паша, — ответил я.

— Я сожалею, что мы несправедливо обошлись с тобой, — сказал он.

Я пожал плечами.

— В касбахе еще продолжаются мелкие стычки. С вашего разрешения я удалюсь.

— Пусть будет твой глаз верным, а сталь быстрой, — сказал Сулейман-паша.

Я поклонился.

— Как поступить с маленьким слином? — спросил Шакар, показывая на скрючившегося в песке Абдула.

— Этого тоже увести, — распорядился Сулейман-паша.

На горло Абдула тут же накинули веревку, и хнычущего пленника уволокли.

Я посмотрел на центральную башню касбаха. Во внутренних помещениях продолжался бой.

— Найдите Тарну, — сказал Сулейман-паша. — И приведите ее ко мне.

Несколько человек тут же кинулись исполнять его приказание. Мне стало жаль эту женщину. Будучи свободной, она засыпала колодцы. Теперь ее ожидали долгие и мучительные пытки. На относительно безболезненную смерть на колу она могла не рассчитывать.

Люди Тахари не прощают тех, кто засыпает колодцы. За такое преступление снисхождения не бывает.

Я отошел в сторону.

Увидев меня, Тарна оторопела.

— Ты! — воскликнула она.

Она совсем обезумела от горя. Разбойница облачилась в мужское одеяние. Не надела она только каффию и агал. Не было также повязки от песка и ветра. Гордая голова и красивое лицо оставались открытыми. Длинные волосы разметались по откинутому бурнусу. Одежда была изодрана и грязна. Правая штанина оказалась распорота. Левый рукав исполосовали ударами ятагана, материя свисала рваными клочьями. Мне показалось, что она не ранена. На левой щеке девушки застыли комья грязи.

— Ты пришел за мной? — крикнула она, сжимая в руке ятаган.

— Ты проиграла, — сказал я. — Все кончено.

Она с ненавистью смотрела на меня. Мне показалось, что в ее ярких черных глазах сверкнули слезы. Я увидел перед собой женщину. Затем она снова стала Тарной.

— Никогда! — крикнула она.

— Но это так, — сказал я.

— Нет!

До нас доносился шум боя, рубились где-то неподалеку.

— Касбах пал, — сказал я. — Ибн-Саран убит. Гарун, высокий паша каваров, и Сулейман, высокий паша аретаев, находятся внутри крепости.

— Я знаю, — печально произнесла она. — Я знаю.

— Тебя отстранили от командования. Ты больше не нужна. Те, кто когда-то служили тебе, сейчас спасают свои жизни. Касбах пал.

Она смотрела на меня.

— Ты осталась одна, — сказал я. — Все кончено.

— Я знаю, — ответила Тарна и вдруг гордо вскинула голову. — Откуда ты узнал, где меня можно найти?

— Я немного знаком с покоями Тарны, — улыбнулся я.

— Ну, конечно, — она улыбнулась мне в ответ. — Значит, ты пришел за мной?

— Да.

— Не сомневаюсь, что человека, который притащит меня на веревке пред светлые очи благородных пашей Су-леймана и Гаруна, ожидает большая награда.

— Надеюсь, что так и будет.

— Идиот! — взорвалась она. — Слин! Я — Тарна! — Она взмахнула ятаганом. — Я сражаюсь лучше любого мужчины!

Я встретил ее атаку. Тарна оказалась опытным бойцом. Я защищался от ее ударов, стараясь делать это помягче, чтобы она не потянула плечо. Я позволял ей колоть, рубить, делать выпады и защищаться. Дважды она в ужасе отпрыгивала назад, сознавая, что раскрылась для моего удара, но я ее не зарубил.

— Ты не соперник для воина, — сказал я. Я не преувеличивал. Мне приходилось скрещивать клинки с сотнями людей, любой из которых прикончил бы ее в два счета.

Тарна продолжала яростно нападать.

Я играючи отбивал удары красавицы. Она рубила, рыдая от злости. Отбив выпад, я провел клинком по ее животу, показывая, как нельзя нападать.

Она отступила и снова бросилась вперед. На этот раз я защищался жестко, чтобы она прочувствовала вес ятагана в руке мужчины. Она тут же стала пятиться, пока не уперлась спиной в колонну. Оружие ее опустилось. Тарна не могла поднять руку. Я поднес клинок к ее груди. Она дико взвизгнула и метнулась в сторону. Снова подняв ятаган, Тарна кинулась в бой. Я встретил ее оружие высоко над головой, а потом резко отбил его в сторону. Потеряв равновесие, Тарна полетела на пол. Я тут же наступил сапогом на ее правую руку. Маленькая кисть разжалась, и ятаган со звоном покатился по каменным плитам. Я приставил клинок к ее горлу.

— Встань, — приказал я.

Подняв ее ятаган, я переломил его о колено и швырнул обломки в угол.

Тарна застыла посреди комнаты.

— Можешь надеть на меня веревку, — сказала она. — Ты завоевал меня, воин.

Я обошел разбойницу кругом, рассматривая приобретение. Она гневно сверкала глазами.

Легким ударом ятагана я разрезал до конца левую штанину ее шальваров. У нее оказались восхитительные ноги.

— Пожалуйста, — произнесла она.

— Сними сапоги, — приказал я. Пленница недовольно повиновалась.

— Ты что, собираешься привести меня к пашам босую? — спросила она. — Ты так сильно меня ненавидишь, что собираешься еще и опозорить?

— Разве я не взял тебя в плен? — спросил я.

— Взял.

— Тогда делай, что тебе говорят.

Потом я приказал ей встать на колени. Она опустилась на плиты и уронила голову на руки. Несколькими взмахами ятагана я раздел ее догола.

— Что тут у нас? — спросил, входя в комнату, Хассан. Я с удивлением отметил, что он переоделся. Вместо

белоснежного одеяния высокого паши каваров он облачился в простую и добротную одежду разбойника.

— Подними голову, красотка, — сказал я, подсунув острие ятагана под подбородок девушки.

Она посмотрела на Хассана залитыми слезами глазами. В этот момент она была невероятно красива.

— Перед тобой Тарна, — сказал я.

— Такая хорошенькая? — улыбнулся Хассан.

— Ага.

— Твоя добыча, — развел он руками. — Надевай веревку ей на шею. Гарун, высокий паша каваров, и Сулейман, высокий паша аретаев, хотят ее видеть.

Я улыбнулся и вытащил из-за кушака моток грубой невольничьей веревки.

— Не сомневаюсь, — сказал Хассан, — что Гарун, высокий паша каваров, и Сулейман, высокий паша аретаев, заплатят хорошие деньги человеку, который приведет им Тарну.

— Надеюсь, — ответил я.

— Сулейман просто жаждет ее увидеть, — добавил Хассан. Я набросил петлю на шею красавицы. Она была моей. Хассан разглядывал обнаженную соблазнительную женщину.

— Я не хочу умирать! — неожиданно крикнула она. — Я не хочу умирать!

— Наказание за порчу колодца не бывает легким, — заметил Хассан.

Тарна рыдала, уронив голову на пол. Моя веревка уже затянулась на ее шее.

— Пошли, женщина. — Я потянул за веревку, и ее голова дернулась. — Тебя хотят видеть паши.

— Неужели нет выхода? — простонала она.

— Для тебя выхода уже нет, — сказал я. — Тебя взяли в плен.

— Да, — тупо повторила она. — Меня взяли в плен.

— Думаешь ли ты, Хассан, то же, что и я? — подмигнул я Хассану — Есть ли у нее надежда сохранить жизнь?

— Может быть, — улыбнулся Хассан.

— Что? — крикнула Тарна. — Что надо сделать?

— Забудь об этом, — отмахнулся я.

— Что надо сделать? — рыдала Тарна.

— Даже не стоит пробовать, — сказал Хассан. — Ты все равно не согласишься. Ты же такая гордая, благородная и утонченная.

Я дернул за веревку, как если бы собирался тащить Тарну к пашам.

— Что надо сделать? — завизжала она.

— Для тебя будет лучше немного потерпеть и достойно умереть на колу в Девяти Колодцах, — сказал Хассан.

— Что надо сделать? — рыдала Тарна.

— Это так ужасно, так унизительно и так чувственно, — проговорил я.

386

— Что это? — повторяла сквозь рыдания связанная красавица — Ну, пожалуйста, что9

— Если не ошибаюсь, — сказал Хассан, — на нижних уровнях содержатся рабыни.

— Да, — кивнула Тарна. — На радость моим воинам.

— У тебя больше нет воинов, — напомнил я.

— Я поняла! — крикнула Тарна. — Я могла бы затеряться среди рабынь!

— Это шанс, — рассудительно произнес Хассан.

— Но у меня нет клейма! — заплакала девушка.

— Это можно устроить, — пообещал Хассан.

— Но тогда, — Тарна в ужасе взглянула на него, — я и в самом деле стану рабыней!

— Я знал, что ты не согласишься, — пожал плечами Хассан.

Я дернул за веревку. Подбородок красавицы взлетел кверху. Узел находился как раз под подбородком.

— Нет! — закричала она. — Нет! Лучше сделайте меня рабыней. Пожалуйста! — Девушка разрыдалась.

— Это очень рискованное дело, — нахмурился Хассан. — Если об этом узнает Гарун, высокий паша каваров, он живьем сдерет с меня кожу!

— Пожалуйста! — плакала Тарна.

— Слишком сложно, — нахмурился я.

— Пожалуйста, умоляю вас!

— Что будем делать? — спросил я.

— Прежде всего, — заявил Хассан, — невольничья веревка на шее не подойдет. Лучше тащить ее за связанные руки.

— Не вижу большой проблемы, — сказал я.

— Большая проблема возникнет, когда мы поведем ее через зал и по коридорам.

— Я могу идти, опустив голову, как рабыня, — сказала Тарна.

— Большинство рабынь, — тут же оживился Хассан, — ходят очень гордо. Они гордятся тем, что находятся во власти мужчин. Они познали собственную женственность.

Хотя формально они и не свободны, рабыни представляются мне самыми свободными и счастливыми женщинами. Они ближе других подошли к истинной сути женщины — полному подчинению мужской воле, послушанию и раболепию. Таким образом, обретая собственную сущность, рабыни приходят к абсолютной свободе В этом и заключен парадокс. Большинство рабынь на словах порицают институт рабства, но эта напыщенная, фальшивая риторика опровергается их же собственным поведением. Не побывавшая в рабстве девушка никогда не сможет ощутить всю глубину свободы. Протесты рабынь, как я заметил, направлены не против рабства как такового, а против конкретного хозяина. Дайте им настоящего господина, и все будет в порядке. В хорошем ошейнике женщина просто светится от счастья и радости.

— Они в самом деле гордятся тем, что они рабыни? — недоверчиво спросила Тарна.

— Большинство, — сказал Хассан. — Ты, скорее всего, и не видела настоящих рабынь. Нельзя судить по невольницам, которые прислуживают женщинам, или по смотрительницам сералей, которые имеют дело с дохлыми и безвольными мужчинами.

— Однажды в кофейне я видела, как рабыня танцует перед мужчинами, — сказала Тарна. — Какое бесстыдство! А остальные девушки, которые прислуживали в кофейне! Позор!

— Придержи язык! — перебил ее Хассан. — Придет время, сама будешь танцевать и прислуживать.

Тарна побледнела.

— Выглядели ли те девушки гордыми?

— Да, — мрачно сказала Тарна. — Только я не понимаю, чем там было гордиться.

— Они гордились, — объяснил Хассан, — своими телами, тем, что они желанны, и еще они гордились своими хозяевами, у которых достало силы и власти надеть на них ошейники и держать их в рабстве ради собственного удовольствия.

— Какими же сильными должны быть такие мужчины, — прошептала Тарна. — Только я все равно не поняла, чем они гордились.

— Тем, что чувствовали себя самыми совершенными и свободными из всех женщин. Иногда, — рассмеялся Хассан, — девушки так задирают нос, что приходится их пороть, чтобы напомнить, что они — всего-навсего рабыни

— Я умею ходить с достоинством, — сказала Тарна. — Ведите меня через зал. — Она поднялась на ноги.

— Существует разница, — улыбнулся Хассан, — между гордостью свободной женщины и гордостью рабыни. Свободная женщина идет гордо потому, что считает себя равной мужчинам. Рабыня гордится тем, что ей нет равных среди женщин.

Тарна непроизвольно вздрогнула от удовольствия. Я видел, что последнее замечание задело ее за живое.

— Тебе больше не надо соперничать с мужчинами, — сказал Хассан. — Теперь все по-другому.

— Да! Я чувствую! — неожиданно воскликнула она. Я становлюсь другой! — Она посмотрела на нас. — Впервые за все время мне понравилось, что надо стать другой.

— Это только начало, — заметил Хассан.

— Ты считаешь, что нам удастся провести ее через зал? — спросил я Хассана. За дверью раздавались крики, пение и шум пирушки Взявшие крепость войска уже праздновали победу.

— Конечно, пройтись как рабыня она еще не сможет, — сказал Хассан, — но если на нас не обратят особого внимания, может быть, и проскочим. — Он обернулся к пленнице. — Ну-ка покажи, как ты смотришь на мужчин, шлюха! Покажи, как ты отвечаешь на их взгляды!

Тарна уставилась на него. Хассан застонал:

— Нам тут же отрубят головы.

Я оттащил Тарну к широкой кушетке и швырнул ее на желтые подушки. Конец веревки я привязал к изголовью. Она не могла подняться более чем на фут. Тарна извивалась и испуганно смотрела на меня.

— Что ты собираешься со мной сделать?

— Что хочет, то и сделает, — рассмеялся Хассан. — Не забывай, кто кого взял в плен.

Тарна расплакалась.

Спустя короткое время мы повели ее через зал касбаха. Невольничью веревку с шеи мы сняли, чтобы никто не подумал, что ее только что схватили. Я вел ее на шнуре, привязанном к скрещенным перед грудью рукам. Время от времени я сильно за него дергал, отчего она спотыкалась, падала или бежала. Я делал это по трем причинам: чтобы скрыть ее неуклюжесть, потому что спешил и потому что это мне нравилось. Шнур я снова позаимствовал из ее шторы. По нему нас могли узнать, и я спросил:

— Есть ли такие в других помещениях касбаха?

— Да! — ответила Тарна, после чего я скрутил ее запястья.

— Не слишком ли она чистая? — прищурился Хассан. Я посмотрел на связанную девушку и приказал:

— Ляг на пол и покатайся на спине и на животе!

Она смерила меня негодующим взглядом, но выполнила требование. Когда она поднялась, Хассан взял лампу на жире тарлариона и вымазал сажей ее лицо и тело. После этого он опрокинул лампу и, к величайшему ужасу пленницы, вылил масло на ее левое плечо.

— Плохо, что у нее нет клейма.

— Сейчас мы все равно ничего не сделаем, — пожал я плечами.

Между тем вопрос стоял серьезно. Рабынь клеймят сразу же, клеймо ставят на левом или на правом бедре. Увидев клеймо, люди понимают, что охотиться за такой женщиной не имеет смысла. Если по дороге в подвалы кто-нибудь заметит, что девчонка без клейма, поползут слухи, которые рано или поздно дойдут до кого надо. Не исключено, что Тарна — единственная незаклейменная девушка в касбахе. Я сорвал со стены желтую штору и намотал ее на бедра пленницы таким образом, чтобы был виден пупок. Так часто ходят рабыни. Это называется «живот невольницы». На Горе только рабыни выставляют на всеобщее обозрение свои пупки. Ткань прикрывала оба бедра как раз в том месте, где должно было находиться клеймо.

— Без одежды она смотрится лучше, — проворчал Хассан.

— Пусть все думают, — сказал я, — что мы ведем ее на продажу и хотим сорвать с нее последнее одеяние в присутствии нового хозяина.

— Отлично! — воскликнул Хассан. — По крайней мере, правдоподобно.

— Проскочим! — сказал я.

— Умоляю вас, — пролепетала Тарна, — поднимите покрывало до пупка.

Я тут же одернул его еще на два дюйма ниже. Она смерила меня злобным взглядом, но промолчала. Ей также не понравилось, что Хассан вытер измазанные сажей и жиром руки о ее одеяние.

Пирующие солдаты, мимо которых мы вели нашу пленницу, хохотали и пытались ее ущипнуть, принимая за обычную рабыню.

— Ой! — то и дело вскрикивала она. — Ой! — Тарне еще не приходилось сталкиваться с грубыми ласками, которыми так часто одаривают невольниц.

— Поторапливайся, рабыня! — рычал я.

У нее даже не хватало ума ответить: «Да, господин». Поэтому и я с ней не церемонился. Наконец, к величайшему моему облегчению, мы добрались до дверей, ведущих на нижние уровни.

— Вы видели, как они на меня смотрели? Это и означает быть рабыней? — спросила она.

На этот вопрос мы отвечать не стали.

Хассан распахнул тяжелую дверь. Я развязал девушку и отбросил веревки в сторону. Хассан первым пошел вниз по узким стершимся ступенькам. Я вел ее з'а руку следом за ним.

Мы удачно миновали зал. Это меня радовало.

Не сомневаюсь, что наш успех во многом зависел от того, что успела усвоить Тарна, когда я привязал ее, голую, к роскошной кушетке. Разные женщины по-разному относятся к мужчинам и по-разному на них смотрят. Все зависит от того, каков был их опыт и с кем им довелось иметь дело. Например, они могут смотреть на мужчин как на равных себе существ, а могут — как на хозяев. Вложили ли им в головы, что мужчины — высшие по отношению к ним люди, приходилось ли им безраздельно подчиняться мужской воле? Познали ли они свою трогательную беззащитность, поняли ли, что сами есть лишь добыча и жертва мужчины, его игрушка, прихоть и удовольствие? И самое главное, узнали ли они, к своему ужасу и восторгу, что может вытворять с их телом мужчина?

— Покажи, как ты смотришь на мужчин, шлюха! — сказал ей тогда Хассан. — Как ты встречаешь их взгляд?

Тарна уставилась на него так, что он застонал и сказал, что нам отрубят головы.

После этого я оттащил ее на кушетку и преподал ей короткий урок.

Перед ней лежал путь в тысячу пасангов, но мы уже сделали первый шаг. И даже миновали зал.

Я наблюдал за ее реакцией, когда мы вели ее между солдат. Это была уже не прежняя Тарна. Это была женщина, узнавшая, что может с ней сделать мужчина.

Снизу тоже доносились крики и пение. Мы спустились на четыре уровня и оказались на самом нижнем. Тарну начало тошнить.

— Запах, — простонала она. Перед нами появился пьяный солдат с бутылкой. Ее вырвало дважды, я ей не мешал. Затем я пропустил ее вперед. Мы шли по устилающей коридор склизкой соломе. Она жалобно запищала, когда урт коснулся ее ног мокрой шерстью. Мы заглянули в одну из дверей. За ней располагалась длинная узкая комната. У дальней стены стояли на соломе прикованные за шеи более ста невольниц. С ними заигрывали пьяные солдаты. Удерживая девушек за руки, они вливали им в рот вино. Некоторые рабыни с радостью хватались за бутыли, стоящие в конце цепи жадно протягивали руки.

— Вина! Вина мне, господин! — кричали они.

— Какие мужчины ужасные, — простонала Тарна.

— Прикуси язык, шлюха, — оборвал ее Хассан. — Скоро и ты им достанешься.

— Здесь, — сказал Хассан и отворил тяжелую железную дверь.

Я с любопытством разглядывал цепи и приспособления. Тарна попятилась. Бежать она не могла, ибо я держал ее за руку. Ей стало плохо, я следил, чтобы она не упала. В комнате было темно, только в углу горела висящая на цепях лампа на жире тарлариона и тлели угли в жаровне рядом с клеймовочным станком. В больших касбахах угли всегда держат горячими. Рабы это хорошо знают.

Я сорвал с рабыни покрывало, толкнул ее к станку и набросил на бедра по два железных обруча, после чего затянул их воротом. Она отчаянно пыталась вырваться из стальных зажимов. Я схватил девушку за руки, просунул кисти в специальные проемы над головой и одним движением затянул ремни. Подобные зажимы входят в комплект каждого клеймовочного станка. Затянуть и распустить их можно почти мгновенно. Разумеется, сама девушка не может дотянуться ни до одного ремня, зато стоящему у станка человеку не требуется особых усилий, чтобы обеспечить полную неподвижность невольницы. Я подтянул кисти рук, и Тарна захныкала:

— Ой, больно!

Я затянул ворот на полную.

— Умоляю! — завопила она.

— Заткнись, — бросил я и начал фиксировать бедра.

— По-моему, ей пойдет клеймо на левом бедре, — произнес Хассан.

Девушка на станке может визжать и извиваться, но бедра в момент клеймения должны оставаться совершенно неподвижными. Их ждет поцелуй железа.

Надев толстую перчатку, Хассан вытащил из жаровни раскаленный прут.

— Как тебе этот рисунок? — спросил он. Это было тахарское невольничье клеймо.

— Мне очень нравится, — сказал я, — но лучше подстраховаться и сделать ее обычной рабыней, годной для продажи на севере.

— Хорошая мысль, — кивнул Хассан и вытащил из жаровни другой прут. Но его раскаленном докрасна конце горело четкое клеймо кейджеры с планеты Гор. Тарна следила за Хассаном выпученными от ужаса глазами.

— Еще не нагрелся, детка, — сказал он и положил прут на место.

Откуда-то издалека донеслись крики. Хассан взглянул на меня.

— Пойду посмотрю, — сказал я и вышел. Шумели сверху, на втором уровне. В коридоре покачивался пьяный солдат.

— Что там происходит? — спросил я.

— Ищут Тарну. — Солдат засмеялся и, пошатываясь, побрел по коридору.

Мимо меня провели двух закованных в кандалы рабынь. Я вернулся в клеймовочную, где ждал Хассан.

— Разыскивают Тарну, — сообщил я.

— На каком они уровне? — спросил Хассан.

— На втором.

— А, тогда у нас много времени. — Спустя несколько ен он вытащил прут из жаровни, придирчиво его осмотрел и положил обратно. Вскоре, однако, он снова его достал. Теперь конец прута окрасился в ярко-белый цвет.

— Можешь немного покричать, детка, — сказал Хассан с нотками нежности в голосе.

Тарна принялась бешено извиваться, глядя на раскаленный добела прут. Потом она завизжала. Пять долгих ин Хассан вдавливал прут в ее бедро. Я видел, как железо с шипением погрузилось в дымящуюся плоть. Затем он аккуратно выдернул прут. Тарну заклеймили.

Она истерично рыдала. Мы ей не мешали. Я распустил зажимы, и она упала на пол, продолжая горько плакать. Я поднял ее на руки и вынес из комнаты.

На четвертом уровне мы нашли пустую камеру. Внутри было почти темно. Узенькая дверь выходила в огромный зал. Я положил Тарну на солому у дальней стены.

— Я — рабыня, — повторяла она сквозь слезы. — Я — рабыня.

Мы нашли ошейник и цепь, и я приковал ее к стене.

— Я — рабыня, — повторяла она, словно не в силах поверить, что это так.

Сверху раздались тяжелые шаги.

— Они ищут на третьем уровне, прямо над нами, — сказал Хассан. — Скоро они будут здесь.

— Я — рабыня, — прошептала Тарна.

— Если они узнают, кем ты была раньше, — предупредил Хассан, — тебе придется туго.

Она тупо уставилась на него, осмысливая сказанное. О Тарне говорили в прошедшем времени. Тарны больше не существовало. Она исчезла. Вместо нее появилась рабыня, безымянная, как кайил или верр.

— Если они узнают, что ты была Тарной, — суровым голосом повторил Хассан, — тебе придется туго. Тогда можешь не надеяться на общепринятые пытки и на относительно безболезненную смерть на колу.

— Что же мне делать? Что мне делать? — снова заплакала она.

— Ты же рабыня, — пожал плечами Хассан. — Повесели нас.

И тогда некогда гордая Тарна в мерзкой вонючей камере, на гнилой соломе, принялась нас ублажать. Мы с ней не церемонились. Мы были грубыми, резкими и жестокими. Несколько раз она начинала рыдать и пыталась вырваться. Но она оставалась прикованной к стене, и мы силой заставляли ее вернуться к своим обязанностям.

Наконец мы с Хассаном поднялись на ноги.

— Рабыня надеется, что хозяевам понравилось, — пролепетала девушка.

Хассан взглянул на меня:

— По-моему, так ей еще учиться и учиться. Но думаю, со временем начнет получаться лучше.

Я кивнул, присоединяясь к его мнению. Едва выйдя из камеры, мы натолкнулись на солдата с лампой в руке.

— Я ищу Тарну, — объявил он.

— Здесь ее нет, — ответил я. — В камере одна рабыня.

Солдат заглянул в камеру и поднял лампу. На соломе, свернувшись калачиком, лежала девушка. Она прикрыла лицо рукой. В полумраке камеры даже такой свет резал глаза.

— Господин? — сказала она.

— Как твое имя, девушка? — спросил солдат.

— Как будет угодно господину, — ответила она.

Он поднял лампу, разглядывая красавицу. Загремев цепями, она выпрямилась, посмотрела на него через правое плечо и вытянула ногу, стараясь выгодно подчеркнуть соблазнительный изгиб бедра.

Мне захотелось ее изнасиловать.

— Как зовут твоего хозяина? — спросил солдат.

— Не знаю, — ответила она. — Раньше я принадлежала Тарне. Сегодня я узнала от солдат, что Тарна пропала. Я еще не знаю, кто станет моим господином. — Она смерила солдата оценивающим взглядом. — Ты кажешься мне очень сильным.

Не поднимаясь на ноги, девушка выставила обнаженные груди.

— Шлюха, — рассмеялся солдат. Она скромно потупилась.

— Ладно, сядь, как раньше, — разрешил он. — Давай. — Она повиновалась.

— Я ищу Тарну, — повторил солдат.

— Зачем она тебе? Оставайся со мной, — произнесла девушка.

— Ты грязная, — ответил он. — И от тебя воняет.

— Принеси мне невольничьих духов, — сказала она. — И натри ими мое тело.

Он повернулся к выходу. Она кинулась следом, пока не натянулась цепь. Стоя на коленях и простирая руки, она

взмолилась:

— Четвертый уровень так глубок! Я здесь совсем одна. Никто не помнит, что я здесь. Касбах пал, и меня навестили только два солдата. Останься со мной!

— Я должен найти Тарну, — проворчал солдат.

— Когда ты закончишь свой поиск, приходи ко мне!

— Приду! — неприятно рассмеялся солдат.

— Спасибо! — крикнула она и прижалась лицом к полу. — Мой любимый господин!

Он уже вышел из камеры, когда девушка прошептала:

— Если бы я была свободной женщиной, а не закованной в цепи рабыней, я бы посоветовала тебе захватить по дороге назад бутылку шампанского, чтобы ты мог лучше мной насладиться.

— Ах ты, маленькая самка слина! — Солдат рассмеялся, поставил лампу на пол и несколько раз пнул и ударил кулаком девушку,

Она каталась по соломе, стараясь прикрыть голову.

— Я обязательно вернусь, — сказал он. — И принесу вина.

Она тут же села и радостно воскликнула:

— Спасибо тебе, господин!

— Не забыть бы еще духов, — проворчал солдат, — чтобы натереть одну хорошенькую шлюху.

— Спасибо, господин.

Солдат с хохотом вышел из камеры и отправился на поиски Тарны.

— Пошли наверх, — произнес Хассан. — Там уже, наверное, хватились Гаруна, высокого паши каваров.

— Можешь не сомневаться, — сказал я. — А ты неплохая актриса, — добавил я, заглянув в камеру.

Она смутилась.

— Солдат точно вернется.