Племена Гора

Глава 2. НА УЛИЦАХ ТОРА

— Вода! Вода! — кричал продавец.

— Давай, — сказал я.

Он подошел, согнулся и затараторил, не переставая улыбаться. На плече торговца висел бурдюк из кожи верра, на поясе звенело больше дюжины медных чашек. Левое плечо было мокрым от бурдюка. На рубашке под ремнями виднелись полоски пота. Он отцепил с пояса медную чашку и, не снимая с плеча бурдюк, налил мне воды. На голову торговца был намотан тюрбан из репса. Такая ткань хорошо защищает от солнца, не позволяет испаряться поту и обеспечивает хорошую циркуляцию воздуха. Для бедняков тюрбаны служат также подушками, на которых удобно переносить тяжелые грузы, слегка придерживая их правой рукой. Вода текла в кружку из залепленного воском краника., За бурдюками ухаживают весьма тщательно, зашивая и заливая воском малейшие порезы и трещины. Ремни позволяют носить бурдюк как за спиной, так и на плече, в зависимости от того, как удобно владельцу. Кружка оказалась грязной.

Я протянул торговцу медный тарск и начал медленно пить соленую и грязную воду. Солнце стояло высоко.

Лежащий на северо-западе Тахари город Тор являлся главным перевалочным пунктом для разбросанных по безжизненной пустыне оазисов. Вокруг него простирался раскаленный континент песка и камня. В оазисах, в зависимости от доступности воды, проживало от нескольких сотен до нескольких тысяч человек. Нередко от одного оазиса до другого было не меньше нескольких сотен пасангов. Эти поселения полностью зависели от караванов из Тора, Касры и даже из далекой Турий. В обмен на жизненно необходимые товары караваны забирали продукцию оазисов. Сюда везли репс, парчу, шелк, ковры, серебро, золото, украшения, зеркала, бивни кайлаука, благовония, шкуры, перья, дорогие породы дерева, инструменты, иголки, предметы из кожи, соль, орехи и пряности, птиц из джунглей, пользовавшихся чрезвычайной популярностью в домах, оружие, строительную древесину, листы жести и меди, базийский чай, шерсть из Герта, богато инкрустированные хлысты и плети, рабынь и многое, многое другое. Из оазисов же главным образом вывозили финики и прессованные финиковые кирпичи. В оазисах финиковые пальмы достигают более согни футов в высоту. Проходит не менее десяти лет, прежде чем они начинают плодоносить. Зато потом они дают урожай в течение столетия. Каждое дерево приносит от одного до пяти горианских вейтов в год. Один вейт равен примерно десяти стоунам, или сорока земным фунтам. В оазисах много занимаются фермерством или, лучше сказать, садоводством, хотя продукция редко идет на экспорт. Из зерновых здесь выращивают желтый гибрид сатарны, приспособленный к раскаленным температурам пустыни. Разводят также всевозможные ягоды, бобовые, лук, различные сорта дынь, листовые овощи, которые здесь называют кэч, а также корнеплоды: турнепс, морковь, редис в круглом и цилиндрическом виде. В изобилии произрастают корты — крупные толстокожие шарообразные овощи коричневого цвета, достигающие шести дюймов в диаметре, с сочной желтой мякотью и множеством семян Благодаря жаркому климату в оазисах удается снимать по два урожая в год. В небольших садах выращивают ларму и тоспиты. Попадаются посадки репса, хотя большая его часть поступает с караванами. Иногда можно встретить кайила или верра. Эти животные обитают в окружающих оазисы пустынях. Кочевники перегоняют стада с одного скудного пастбища на другое. Места выпаса приходится менять по мере высыхания колодцев. Весной предпочитают останавливаться у маленьких источников, которые пересохнут первыми. Вокруг источников, как правило, трава не растет, поскольку приходящие на водопой звери вытаптывают и выгрызают ее начисто. Чаще всего источники превращаются в грязные болотца, вокруг которых на потрескавшейся от зноя земле растут карликовые деревья. Кочевники доставляют в оазисы мясо, шкуры и грубую одежду из шерсти животных. Взамен они получают зерно сатарны и, самое главное, базийский чай. Са-тарна — основной источник питания жителей пустыни. Будучи скотоводами, кочевники едят очень мало мяса. Они не могут позволить себе употреблять в пищу животных, приносящих шерсть и молоко. В среднем к пятнадцати годам кочевник может припомнить не более двенадцати случаев, когда ему доводилось поесть мяса. Зато разбойники, которым животные достаются легко, едят мяса вдоволь. Чай играет в жизни кочевников огромную роль. Его пьют горячим и очень сладким. Через сахар кочевники получают недостающие калории. При этом они сильно потеют. Как правило, за раз выпивают'три небольших чашечки.

Я сделал последний глоток и вернул кружку торговцу водой. Тот поклонился, разулыбался, прицепил кружку на пояс и побежал дальше, оглушительно выкрикивая: «Вода! Вода!»

Я сморгнул, пытаясь приноровиться к ослепительному, жаркому солнцу. Дома в Торе выстроены из глины и кирпича Стены покрывают цветной штукатуркой Сейчас, однако, все казалось бесцветным. Пожалуй, мне стоило приобрести местную одежду. Я был слишком заметен.

Я направился в сторону базара.

С легким копьем я обращался неплохо. Этому меня научил народ фургонов. Но я понятия не имел о кривом ятагане. Висящий на левом плече короткий меч сослужит плохую службу в седле кайила. В Тахари не дерутся пешими. Пеший человек в пустыне еще до начала боя считается покойником.

Я взглянул на здания. Наконец-то я попал в тень. Узкая крутая улочка спускалась к базару. В Торе нет домов выше четырех этажей. Больше из глиняных кирпичей и бревен никто строить не решается. Благодаря неровной каменистой поверхности, на которой расположен город, многие дома кажутся выше, чем они есть на самом деле. Снаружи здания ничем не украшены, лишь иногда в гладких серых стенах попадаются узкие окна. Стены выходят непосредственно на улицы, отчего последние выглядят как глубокие ущелья. В середине улицы тянется сточная канава. В Торе редко идут дожди, и канава используется главным образом как помойка. Рабы просто выходят из домов и сваливают в нее мусор. Зато за высокими стенами можно найти прекрасные, ухоженные сады и уютные, прохладные беседки. В этом отношении Тор мало чем отличается от прочих горианских городов. В Торе находятся фирмы крупнейших караванных купцов. Здесь же процветают ремесла. В городе работают резчики по дереву и камню, полировщики, краснодеревщики, ювелиры, красильщики, ткачи, сапожники, горшечники, кожевники, стекольщики, мастера по посуде, оружейники и другие специалисты. Большинство населения города работает на караванную торговлю. Здесь много охраняемых складов, что обеспечивает рабочие места кладовщикам и охранникам, в сотнях лачуг проживают погонщики кайилов и гуртовщики. Для охраны караванов купцы предпочитают нанимать только известных людей, нередко им оплачиваются периоды простоев. Гуртовщики и погонщики приходят и уходят. При их отборе бросают монеты, тянут жребий короткими и длинными палочками. Погонщикам говорят, что это делается для того, чтобы обеспечить справедливый отбор. На самом же деле, и все об этом знали, подобным образом страхуются оттого, чтобы в караван не попала сговорившаяся перебить охрану и похитить ценности шайка. Впрочем, в основном гуртовщики и погонщики люди честные. По окончании долгого пути они получают хорошее вознаграждение. А в трактирах и прочих увеселительных заведениях Тора их поджидают табуны раздетых девушек.

— В моем доме, — выкрикивали хозяева, — вы можете получить в аренду ключик от ее комнаты.

Как правило, подобные призывы мало кого волнуют, люди торопятся в места, не нуждающиеся в столь дешевой рекламе. В Торе имеется несколько заведений, где качество услуг гарантировали. Думаю, стоит упомянуть о нескольких. Самый известный — отель «Шелковый оазис», сюда приезжают даже из Ара, но цены, конечно, здесь запредельные. К заведениям среднего ранга относятся «Золотой ошейник» и «Серебряная цепь». Оба держит некий торианец по имени Гаран. Из недорогих и приличных трактиров я бы порекомендовал «Плеть», «Веминиум», «Гранат», «Красную клетку» и «Сад удовольствий». С точки зрения гуртовщиков и погонщиков, у всех вышеперечисленных точек, равно как у еще сорока им подобных, имеется одно общее свойство: здесь довели до совершенства искусство отлучения человека от его денег. Погонщиков можно понять. У них на счету каждый грош, а в таких местах деньги испаряются, как вода на солнцепеке. Загулявшие погонщики и гуртовщики могут по несколько ночей шляться из одной точки в другую. Плата за провод каравана, на который иной раз уходят месяцы, разлетается дней за десять — пятнадцать. Зато, конечно, есть что вспомнить. Заканчивается все, как правило, тяжелым похмельем, тошнотой и невыносимой головной болью. Народ снова тянется на биржу в надежде продать свои услуги очередному хозяину каравана.

Мимо меня прошел парень со связкой живых вуло. Он тащил птиц за ноги, головы болтались у самой земли. Сзади шел второй с корзиной яиц.

Я побрел за ними, надеясь попасть на базар.

Воды в оазисах всегда не хватает. Дома строят на возвышенностях, где все равно ничего не растет. Низины пытаются кое-как возделывать. Землю поливают в основном вручную, хотя иногда можно увидеть неуклюжие деревянные механизмы. Плодородную землю для строительства не используют. Подобным же образом устроен и Тор. В самых низких местах города располагаются колодцы. От них, кругами, разрастается город. Этим объясняется множество узеньких, кривых улочек в старой его части. Единственным, пожалуй, преимуществом подобной застройки является то, что вода находится в наиболее защищенном районе города — в его центре. Должен сказать, что в Торе воды, судя по всему, хватало. Сады поражали пышностью и красотой.

Я оказался в центральной части города.

— Кому воды? — услышал я. — Свежая вода!

Обернувшись, я увидел того же самого водоноса, у которого уже выпил кружку. Мимо прошла женщина. Под темной накидкой она держала ребенка. Я направился вниз, к базару.

Я приехал в Тор четыре дня назад. Перед этим я завернул в Касру и продал своего тарна. В таких местах, как Тор, к тарнсменам относятся с подозрением. Из Касры я отправился на дхоу вверх по Нижнему Файену до деревушки Куртцзал, лежащей к северу от Тора. Нередко сюда привозят из Тора товары для дальнейшей отправки в Касру по реке. В Касре я выдавал себя за тарнсмена, охотника за живым товаром. Для пущей убедительности я перебросил через седло обнаженную девушку. Добыча оказалась блондинкой. Она даже не умела говорить по-гориански. Пришлось посетить кузнеца, чтобы изготовил ей соответствующий ошейник. Как и предполагали мы с Самосом, никому не приходило в голову, что тарнсмен с неуклюжей, неопытной девкой, явный новичок в похищении невольниц, мог иметь отношение к Царствующим Жрецам. Таких, как моя рабыня, отлавливали и, недолго попользовавшись, перепродавали следующим владельцам.

— Вот, захватил в невольничьем лагере, — сказал я кузнецу.

— Клеймо свежее, — отозвался он.

Кузнец не ошибся. Иногда девушек клеймят только после продажи. Существуют различные клейма. Некоторым хозяевам доставляет удовольствие самим выбирать подходящий рисунок. Эту девчонку заклеймили час спустя после того, как она попала в дом Самоса. По обычаям дома ей поставили стандартную метку кейджеры. Чтобы поставить хорошее клеймо, тем более на девушке, нужна твердая рука и большой опыт. Нередко первыми на клеймение пускают старых и дешевых женщин. Бывает, что одну клеймят по несколько раз, пока мастер не набьет руку. Как правило, начиная с пятнадцатой, тавро получается глубокое, четкое и чистое. Очень важно, чтобы бедро девушки оставалось неподвижным. Нередко ее удерживают несколько мужчин. Специалисты рекомендуют фиксировать ногу при помощи колеса фургона. В домах знатных рабовладельцев практикуют клеймение при помощи тяжелого пресса с тисками. Несмотря на то что процесс клеймения болезнен сам по себе, гораздо острее ощущаются его психологические последствия. Часто его одного бывает достаточно для радикального изменения самооценки невольниц. С этого момента они начинают воспринимать себя как безымянных и бесправных существ, целиком зависящих от воли своих хозяев. Для девушек клеймо становится своеобразным знаком принадлежности, причем не конкретному даже хозяину, а всему классу мужчин, один из которых на время становится ее безраздельным властелином. Клеймо безлико. Ошейник, напротив, указывает, кто именно заплатил за рабыню деньги. По нему можно узнать, в чьей собственности она находится. Клеймо лишает девушку какого бы то ни было социального статуса, оно вынуждает ее на строго определенные отношения с мужчинами. На Горе хозяева знают о рабынях гораздо больше, чем на Земле мужья знают о своих женах. Рабыня — это не просто женщина, с которой живет ее владелец, она является его достоянием, поэтому для него важны все сведения о ее происхождении. Хозяина остро волнуют вопросы умственного развития кейджеры, ее пристрастия — все, что так или иначе касается его возлюбленной собственности. Подобная информация, разумеется, ставит девушку в еще большую зависимость от владельца, а ему дает возможность играть на ее слабостях. Достаточно распространенным явлением считается, когда хозяин часами заставляет девушку во всех подробностях рассказывать о своих тайнах. Особое внимание уделяется фантазиям. Если рабыня достаточно грамотна, ее могут привязать к низенькому столу, за которым, стоя на коленях, она излагает их в письменном виде. Хозяин получает таким образом бесценный материал, при помощи которого он способен сделать ее еще более беспомощной. Бывает, что девушки пытаются обмануть своих владельцев, однако в подобных делах неискренность определить очень просто и лгуний бьют плетьми. Нередко хозяин требует, чтобы девушка фантазировала на определенные темы. Опытные владельцы ценят рабынь-фантазерок, поскольку они дают им ключи ко многим загадкам. Находящаяся в неволе девушка получает возможность погрузиться в свое подсознание. Со временем в ней пробуждается любопытство, в результате рабыня, предмет чужой собственности, приобретает недоступную для свободных женщин свободу мышления. Происходит невиданный парадокс. Свободная женщина остается свободной лишь физически, морально она безнадежно закрепощена и несчастна, все ее силы уходят на борьбу с собственной природой, в то время как рабыни, находясь взаперти, в ошейниках, а иногда и в цепях, получают из рук мужчин бесценную возможность быть самими собой. Интересно, что рабыни, как правило, жизнерадостны и веселы, они, как это ни парадоксально, свободны в своих мыслях и эмоциях, не закомплексованы, у них нет психологических предрассудков. Видеть этих красивых и гордых женщин, с высоко поднятыми головами и ясным взором доставляло мне огромное наслаждение. Некоторые носили свои ошейники с такой гордостью, что приходилось брать в руки плеть, чтобы напомнить, что они все-таки рабыни.

Нам повезло, что клеймо на девушке было сравнительно свежее и что поставили его в доме Самоса, а не на Телетусе. Это делало мою версию от том, что я только что похитил девчонку, более правдоподобной. Мы могли выбрать любую из рабынь Самоса, но эта подходила мне идеально. С первого взгляда было видно, что это ничему не обученная, неуклюжая девка, без всякого опыта, если не считать нескольких изнасилований. Самое же удачное заключалось в том, что она не говорила на горианском языке и, следовательно, не могла ни случайно, ни преднамеренно выдать наших планов. Она ничего не знала. Я использовал ее для маскарада. Тем не менее, защелкивая ошейник на ее соблазнительном горлышке, я испытал огромное удовольствие. Пластинка гласила, что девушка принадлежит Хакиму из Тора. Обнаженная рабыня, бывшая мисс Присцилла Блейк-Эллен, стояла на коленях и с ненавистью смотрела мне в глаза.

Из Касры, однако, я вышел уже в другом обличье. Тарна я продал за четыре золотых диска. В грубом одеянии .no-гонщика кайилов я спустился на дхоу до портового поселка Куртцзал. Сгибаясь под тяжестью мешка из шкуры кайила, полного нужных мне принадлежностей, я выбрался на скрипучие доски гавани Куртцзала. Спустя мгновение я уже стоял на берегу по щиколотки в белой пыли. Вслед за мной по сходням спустилась одетая в черную накидку жалкого вида женщина. Ей предстояло стать моей спутницей и делить со мной бедность. Черная накидка скрывала женщину от головы до пят, на месте глаз была тоненькая сеточка, через которую она могла видеть. На ногах были прошитые серебряной нитью мягкие туфли с загнутыми носками.

Никто не подозревал, что под накидкой женщина была абсолютно голой, если не считать металлического ошейника.

В пустом соляном фургоне мы отправились из Куртцзала в Тор. Была и еще одна причина, по которой я взял с собой в Тахари мисс Блейк-Эллен. В Тахари мужчины высоко ценят холодных белокожих женщин. Им нравится обращать их в служанок. Они получают огромное наслаждение, наблюдая, как на циновках покорности рождается новая рабыня. Кроме того, голубоглазые блондинки — большая редкость в тех краях. Все так или иначе попали туда не по своей воле. Учитывая цвет ее кожи и глаз, мы с Самосом прикинули, что за эту девку можно получить неплохие деньги в Торе или близлежащих оазисах. Ни он, ни я не сомневались, что мужчины Тахари выложат хорошие деньги за тело и душу мисс Блейк-Эллен. Кроме того, ее можно было обменять на нужную информацию.

В Касре я узнал имя мальчишки, который в погоне за кайилом наткнулся на камень с надписью «Страшись башни из стали». Его звали Ахмед, он был сыном Фарука, торговца из Касры. В Касре мне с ними встретиться не удалось: как я выяснил, они с отцом находились где-то под Тором, закупали кайилов для нужд начальника тысячи копий Сулеймана из племени аретаев, убара оазиса Девяти Колодцев.

Мимо меня, вверх по мощенной камнем улице, прошел торговец. На нем был свободный полосатый халат с капюшоном, который называется в здешних краях джеллаба. Полоски на халате ничем не отличались от тех, что носят в Теехре, граничащем с Тахари районе к юго-западу от Тора. За торговцем следовала женщина в черной хайке. Неожиданно я вздрогнул. Когда она мелкими, выверенными шажками пробегала мимо меня, я ясно услышал по-звякивание цепочек и колокольчиков на щиколотках. Она повернула головку и взглянула на меня, в узком отверстии хайки за вуалью из черной сеточки я разглядел темные глаза. В следующую секунду, шурша одеянием и позвякивая колокольчиками, она устремилась за своим хозяином. Очевидно, под хайкой ничего, кроме ошейника, не было. В Тахари принято схватывать ноги рабынь цепочками, если приходится выводить их из дома. Здесь высоко ценят мелкие, четко выверенные шажки. Время от времени возникают споры о допустимой длине шага, соответствующим образом регулируется длина цепочки на лодыжках. Лично мне представляется очевидным, что необходимо экспериментировать с каждой девушкой в отдельности. Многое зависит от роста и формы бедра невольницы. Я твердо решил приобрести набор таких цепочек для мисс Блейк-Эллен. Свободные женщины в Тахари тоже невольно укорачивают шаг, когда выходят из дома. Некоторые стягивают лодыжки шелковыми шнурками. Есть и такие, кто отваживается на цепочки, никому, естественно, не доверяя ключ. Свободные девушки, не имеющие постоянных партнеров, иногда дают знать о своей готовности к связи, перехватывая левую лодыжку так называемым «колокольчиком девы». Ясный и чистый звук этого колокольчика разительно отличается от назойливого и грубого позвякивания колокольчиков рабынь. Бывает, что свободные девушки, желая позабавиться, надевают колокольчики рабынь, сковывают ноги цепочками, натягивают на себя хайки и в таком виде стайками разгуливают по городу. Нередко развлечение заканчивается для них весьма неожиданным образом. Проказницы не успевают прийти в себя, как их уже перепродают на невольничьих аукционах в отдаленных оазисах.

Оглушительный гомон рынка был слышен издалека. Я прошел через ворота и нырнул в лабиринт торговых рядов. Не успел я отпихнуть двух торговцев абрикосами и специями, как в мой рукав вцепился мальчишка.

— Пойдемте со мной в «Красную клетку», — запричитал он.

Пацаны получают по медному тарску за каждого проведенного через арочные ворота кофейни клиента. Я сунул ему медный тарск, и мальчишка отстал.

Я осторожно пробирался через толпу.

Торговцы приходят на рынок рано утром. Многим приходится затемно покидать свои деревушки, чтобы занять хоть кусочек тротуара поближе к главным воротам. Меня весьма невежливо пихнули, так что я едва не наступил в корзину со сливами. Даже не взглянув в мою сторону, торговка выставила палку, защищая свой товар.

— Покупайте арбузы! — заорал какой-то тип и сунул мне в лицо здоровенный полосатый арбуз. Мимо вразвалку прошел мальчишка и сплюнул под ноги шелуху тоспита. Я улыбнулся. Четное число семечек содержится исключительно в редких, длинностебельковых тоспитах. В долинах Турий, или в краю народа фургонов, такие можно достать лишь в конце лета. Здесь, в Торе, где можно собрать два урожая в год, тоспиты поспевают значительно раньше. Между тем я готов был поспорить, что пацану попался плод с нечетным количеством семян. Так бывает почти всегда. Меня несколько удивило то, что мальчишка ел тоспит сырым. Насколько я знаю, мякоть его весьма горька на вкус. Очевидно, жители сухих знойных районов Тахари любят все резкое. Здесь даже дети лакомятся такими специями, от которых нормальному здоровому жителю Тентиса или Ара покажется, что у него вырвали изо рта язык.

Я периодически оглядывался, как и следует делать странствующему воину. Не стоит делать даже нескольких шагов, не убедившись, что сзади тебе ничто не угрожает. Так я и прокладывал свой путь через базар.

Я прошел мимо ящиков с сурьмой.

Женщина в парандже отмеряла финики тефами. Полная пригоршня с прижатыми пальцами равна одному тефу. Шесть таких пригоршней составляют маленькую корзинку. Пять корзинок соответствуют одной худе.

Сбоку сидел торговец мылом. Он порезал свой товар на аккуратные круглые коричневые куски. Мыло варилось из смешанного с пеплом жира животных.

По приезде в Тор я немедленно снял небольшую лачугу из слепленных вместе грязевых кирпичей, недалеко от караванной биржи. Такое жилье доступно почти всегда, за исключением, может быть, самого жаркого периода, между четвертой и шестой декадой, когда караваны не решаются пуститься в путь по раскаленному бездорожью Тахари. Чтобы попасть домой, мне приходилось карабкаться по узким деревянным лестницам между тесными стенами домов, а потом пробираться по совсем уже узкому коридору, освещенному висячей лампой на жире сарлара. В коридор выходило несколько дверей, ведущих в такие же, как у меня, комнатушки.

Едва закрылась деревянная дверь и засов встал на место, я посмотрел на мисс Блейк — Эллен. Она стояла передо мной, завернувшись в хайку. Я сорвал с нее темное одеяние и швырнул ее на жесткие доски пола. Она в ужасе скорчилась у моих ног.

— Входя в комнату хозяина, девушка должна опуститься на колени, — сказал я.

— Я этого не знала, господин.

— Более того, она всегда должна стоять на коленях в присутствии свободного мужчины.

— Да, господин.

Я взглянул на невольницу. Лишь бы не оказалась дурой. Затем я опрокинул девчонку на солому и овладел ею. Закончив, я сказал:

— Сейчас я хочу поспать. Прибери в комнате.

— Да, господин.

Я уснул, а она принялась отмывать полы щеткой, стараясь не подниматься с колен. Проснувшись, я осмотрел жилье. Девушка дрожала от страха, ожидая результатов проверки. Нигде не было ни единой соринки.

— Нормально, — бросил я, и плечи ее расслабились.

Порки не будет. Затем я снова овладел ею на соломенной подстилке. Я долго кусал и целовал ее клеймо, заставляя ее острее прочувствовать боль. Она жалобно стонала и извивалась. Я провел пальцем по краю рисунка.

— Хорошее клеймо.

— Спасибо, господин, — прошептала она.

Уходя, я тесно сковал ее лодыжки, чтобы она не смогла подняться на ноги.

— Когда ты вернешься ко мне, господин? — рыдала она, простирая руки.

Я защелкнул наручники, и она с воем перевернулась на живот. Слезы капали на солому.

Я решил пройтись по злачным местам, намереваясь собрать кое-какую информацию. В кофейнях и пага-тавернах всегда можно узнать, чем живет город, каковы последние новости, что у всех на слуху, чего и кого стоит опасаться, где лучше проводить время и кто в данный момент считается сильным мира сего.

Самое важное, что мне удалось тогда выяснить, было известие о разгорающейся с новой силой племенной вражде между каварами и аретаями. Вылазки и провокации не прекращались. В случае войны в нее неизбежно будут вовлечены племена чаров, кашани, та'кара, равири, ташидов, луразов и бакахов. Вся территория Тахари с запада на восток запылает в пламени войны.

Я воин. Но мысль о широкомасштабном конфликте в Тахари не принесла мне большой радости. Если это произойдет, выполнить мою миссию станет гораздо сложнее.

Танцовщицы в кофейнях были великолепны. В двух местах я заплатил трактирщику потертыми монетами и за волосы оттащил самых хороших девчонок в альков.

Домой я вернулся поздно. При моем появлении мисс Блейк-Эллен поднялась на колени и прижалась головой к полу. Я неплохо перекусил в кофейнях. В одном месте подавали нанизанное на вертел мясо верра; между сочными кусками красовались ломтики перца и лармы. В отдельной чашке принесли рагу из мясного соуса, изюма, орехов, лука и меда; затем подали расплавленный сыр с орехами, горячий и сладкий базийский чай, а напоследок — торианское вино. Я, конечно, не забыл о своей рабыне и швырнул ей несколько хлебных корок. Специально для рабов выпекался грубый черный хлеб. Красавица с жадностью набросилась на еду. Она понятия не имела, будут ли ее сегодня вообще кормить. Рабов, кстати, часто не кормят. Это делают по многим причинам. Иногда их лишают пищи из чисто эстетических соображений, в том случае, если хозяину вдруг покажется, что формы девушки начинают отличаться от идеальных. Бывает, что еду перестают давать, чтобы напомнить невольнице, кому она принадлежит и от кого зависит ее жизнь, иногда голод применяется в дисциплинарных целях или в качестве тренировки. Нередко девушек прекращают кормить, чтобы попугать или озадачить. При этом им не говорят, в чем заключается провинность. Может, они были недостаточно приятны? После этого девушки из кожи вон лезут, стараясь доказать, как они могут быть сладостны и хороши. Начинает работать интеллект, фантазия, воображение. Ни один хозяин, не прибегавший к голодовке, не может похвастаться тем, что до конца познал свою рабыню. Тем приятнее для него получить в конце простого эксперимента поумневшую, неутомимую, беспомощную, отчаянную, внимательную, изобретательную невольницу.

— Покорми меня, господин, — умоляет девушка, и владелец снисходит до ее просьбы. Обнаженная рабыня, стоя на коленях, ест у него прямо с руки. Такие уроки забываются не скоро.

Время от времени мне приходилось держать мисс Блейк-Эллен на голодном пайке. Между тем я не хотел, чтобы она ползала у меня в ногах. Я жертвовал этим удовольствием ради ее первого настоящего хозяина. Человеку, которому я ее продам, достанутся все радости превращения девчонки в полноценную рабыню. Я даже представил, как она стоит на циновке подчинения, беленькая, голая, возмущенная и непокорная. Посмотрим, что будет с ней через неделю.

С прилегающих к рынку улиц я повернул в сторону базара, где лепились магазинчики и лавки.

— Аретаи готовы выступить, — услышал я обрывок фразы.

Я задержался у лавки, где продавались легкие прогулочные цепи. Они висели на прутиках, похожих на жердочки для попугаев. Я купил самую красивую. Цепочку можно было выставить на два дюйма в режиме безопасности. Максимальная длина шага составляла двадцать дюймов. К цепочке прилагались два ключика, каждый из которых подходил к замочкам на лодыжке. Я также приобрел набор колокольчиков на длинном шелковом шнуре, которым для разнообразия можно заменять цепочку. Приятно надевать на девушку колокольчики, которые она не имеет права снять без твоего разрешения.

Проходя мимо дома рабовладельца, я заметил в узком окне верхнего этажа рабыню. Девушка мне улыбнулась и помахала через решетку. Я послал ей воздушный поцелуй.

В гончарной мастерской среди горшков и мисок сидел мальчишка и пальцами аккуратно накладывал синеватую эмаль на двуручный кувшин. Затем кувшин засунут в печь, голубая краска затвердеет и превратится в небесную глазурь. Печи всегда располагаются в дальнем конце мастерских.

— Кавары уже нанимают копьеносцев, — услышал я. Тор славится своими коврами. Я невольно задержался

У прилавка. Большая часть ковров лежала в тени, несколько были развешены на специальных шестах. На изготовление хорошего ковра уходит более года. Вышивальщицы помнят причудливые рисунки и передают секреты из поколения в поколение. Ковры ткут на простейших станках, шерсть набивают на основу ткани. Плотность узелков составляет До четырехсот на один хорт. Горианский хорт равен примерно дюйму с четвертью. Каждый узелок завязывается вручную. Этим занимаются свободные женщины. Ковры чрезвычайно разнообразны и почти все неповторимо прекрасны. Применяют, как правило, натуральные красители. Их настаивают на овощах, коре или плодах деревьев, иногда на листьях, корнях или цветах. Реже используют красители животного происхождения, например, из раздавленных насекомых. Красильщики представляют собой отдельный цех, или касту. Вместе с ткачами они считаются подкастой изготовителей ковров, которые, в свою очередь, считаются подкастой всех, кто работает с тканью. Таким образом, человек, делающий ковры, не обидится, если его сравнят с пошивщиком кафтанов, тюрбанов или джеллаб.

На шестах натянули для просушки яркие ткани. Самую ценную шерсть состригают по весне с брюха верра и урта. Сейчас был не сезон, и торговля шла медленно.

Я миновал дом еще одного рабовладельца и невольно полюбовался цепочкой, которую до сих пор нес в руке. Она будет прекрасно смотреться на тонких щиколотках очаровательной мисс Блейк-Эллен.

Мой путь пролегал мимо мастерских резчиков по дереву и ковшиков серебра. Неподалеку я заметил сохнущие отрезы малиновой, красной и желтой кожи. На противоположной стороне продавались джеллабы и бурнусы. В отличие от джеллабы бурнус представляет собой накидку с капюшоном и без рукавов. Все, кто ездит на быстрых кайилах и пользуется копьем и кривой саблей, предпочитают бурнусы.

В следующей лавке торговали циновками. Некоторые предназначались для ширм и имели вертикальный рисунок, более распространены были циновки для сидения и постели. В скрученном виде они занимали очень мало места. Я увидел грубые циновки для рабов и, самые жесткие и колючие, циновки подчинения, на которых рабыню заставляют покориться хозяину.

Торговали шарфами и кушаками, паранджой и хайками, шальварами и тобами, тапочками, кафтанами и агалами. Здесь же теснились торговцы тканями с отрезами шелка и репса. Длина и ширина ткани измеряется в ахилах, равных расстоянию от локтя до кончика вытянутого среднего пальца и в аралах, равняющихся десяти ахилам. Кучкой стояли продавцы кинжалов для рукавов. Я отодвинул в сторону торговца циновками.

У соседнего лотка продавали рабыню. Я немного посмотрел, как она танцует, потом отвернулся.

Пахло веминиевым маслом.

Различают «веминий пустынный» с розовыми лепестками и голубой «тентис веминиум», растущий на границе Тахари. Цветы привозят в город в плоских корзинах, после чего лепестки кипятят, а пар конденсируют в масла, которые добавляют в воду. Саму воду не пьют, но в богатых и среднего достатка домах принято мочить в ней руку, которой берут пищу.

На каменном постаменте переминалась цепочка выставленных на продажу обнаженных невольниц. Любопытно, что цены были уже указаны. Это была муниципальная распродажа, проводимая под юрисдикцией городского суда Тора. Стоящая на коленях со скованными кистями и лодыжками темнокожая красавица лет пятнадцати посмотрела на меня. Девочку продавали в погашение карточных долгов ее отца. Я купил и тут же освободил ее.

— Где отец? — спросил я.

— Играет в «Золотом кайиле», — прошептала она сквозь рыдания.

Девчонка была хороша собой. Я швырнул на каменный постамент снятые с нее цепи. Другие невольницы умоляюще простирали ко мне руки. Я снова посмотрел на нее.

— На следующий год ты опять можешь угодить на помост. Только тогда ты будешь уже слишком красивой, чтобы тебя отпустили.

— Я должна торопиться домой, — пролепетала она. — Надо успеть приготовить отцу ужин.

Она стыдливо опустила голову и побежала по улице. Девчонка была очень хороша. У меня не было ни малейших сомнений, что рано или поздно она попадет в невольничьи цепи. Даже если ее не продадут по распоряжению магистрата Тора, ей не избежать наметанного глаза рабовладельцев.

— Купи нас! Купи нас, господин! — надрывались девушки на постаменте.

— Оставайтесь рабынями, — рассмеялся я и пошел дальше. За спиной послышались рыдания и хлесткие удары бича. Я сделал еще несколько покупок.

Два раза мне попались ходящие парами вооруженные люди в белых халатах с красными кушаками — полиция Тора.

Ближе чем в пяти шагах от них карманник разрезал кошелек купца, высыпал содержимое в ладонь и, кланяясь и причитая, скрылся в толпе. Купец даже не обернулся. Парень сработал чисто. Я вспомнил девушку по имени Тина, которая раньше жила в Лидиусе, а сейчас — в Порт-Каре. Вот это была воровка! Собственные монеты я хранил в запрятанных среди одежды кармашках на поясе. На боку, правда, висел небольшой кошелек. В Торе я выдавал себя за мелкого купца, путешественника из Турий. Кошелек на боку был еще цел.

Не все промышляющие на базаре воры оказались так везучи. К доске, на которой указывались цены на соль, уже прибили несколько отрубленных правых кистей рук. Женских рук не было. Попавшиеся на воровстве девушки немедленно становились рабынями.

Я оглянулся. Второй раз за день я увидел тех же самых четырех человек. Тех же самых. Но всего четырех.

Мимо гнали древками копий цепочку рабов-мужчин, и я отступил в сторону. Рабы направлялись на соляные копи Тахари, откуда поступала большая часть вывозимой караванами соли. Хорошо, если половина из них доберется до соляных шахт. На них были тяжелые ошейники с шипами, через весь строй тянулась стальная цепь, прикованная к ошейнику каждого. Руки обнаженных рабов были скованы за спиной. Из толпы в них плевали.

Мисс Блейк-Эллен в моей конуре уже не было. Я передал ее в общественные пеналы Тора. Для этого мне пришлось посетить муниципального работорговца.

— Встань здесь, — сказал я, указав на середину прохладного зала.

Она повиновалась.

— Сними тапочки.

Рабыня сбросила прошитые серебряной нитью тапочки и осталась босиком. Работорговец вышел из-за стола.

— Сними хайку, — приказал я, и девушка сбросила одеяние.

Работорговец медленно обошел вокруг нее. Она замерла — женщина, оцениваемая мужчиной. Работорговец взглянул на меня, и я кивнул. Мисс Блейк-Эллен напряглась и закрыла глаза. Опытные пальцы специалиста поглаживали и тискали ее тело, проверяя плотность кожи, мягкость и упругость форм, прошлись по бедрам, плечам, подъему ног, основанию затылка. Попутно работорговец проверял ее возбудимость. Из-под закрытых век блеснули слезы, но лицо девушки выдавало непередаваемую отзывчивость. Как все-таки прекрасны женщины, подумал я. Неудивительно, что здоровые, не обремененные комплексами мужчины так стремятся обладать этими фантастическими, сладостными существами. Неудивительно, что желание покорить, искусать и подчинить их себе заложено у нас в самой крови. На Горе мужчины позволяют себе быть господами, во всяком случае, с такими обездоленными женщинами, как ставшая против своей воли рабыней мисс Блейк-Эллен.

Работорговец отступил на пару шагов.

— На колени, — сказал я. Рабыня повиновалась.

— Блондинка, — проворчал он, намекая на то, что девушка могла оказаться фригидной, — голубоглазая и необъезженная. С возбудимостью все в порядке. Неплохо. Будете продавать? — поинтересовался он.

— Выпрямись, рабыня, — приказал я.

Испуганная мисс Блейк-Эллен выгнула спину и вскинула голову. Не поднимаясь с колен, она медленно опустилась на пятки и раздвинула колени. Руки лежали на бедрах. Это была поза рабыни удовольствия. Кое-чему я ее успел научить. Кстати, это первая позиция, которой обучают на Горе ставших рабынями красивых женщин.

— Продаете? — повторил вопрос работорговец.

Я знал, что здесь мне за нее много не дадут. Муниципалитет всегда покупает и продает по дешевке. Город подстраховывает владельцев караванов, скупая у них непроданный товар, чтобы затем перепродать его другим торговцам. Как и прочие городские службы, муниципальные пеналы прибыли не приносят.

— Сколько дадите? — спросил я.

— Одиннадцать серебряных тарсков.

— В частном доме я бы мог получить за нее вдвое больше.

— Ладно, пятнадцать.

— Нет, — улыбнулся я, — хотя ваша уступчивость впечатляет. Чиновник улыбнулся в ответ:

— Я предполагал, что вы не собираетесь ее продавать. Поэтому и был с вами честен с самого начала. Теперь, когда вы подтвердили мое предположение, скажу, что она обладает просто фантастическим потенциалом.

— Приятно слышать.

Мисс Блейк-Эллен, не меняя позы, осматривала помещение. Она не могла понимать, о чем идет речь, поскольку мы говорили на горианском языке.

Как правило, муниципалитеты не дают за девушек больше двух или трех серебряных тарсков. Я выяснил примерную цену на мисс Блейк-Эллен в Тахари. Великолепно.

Я взглянул на нее. Девчонка была прекрасна. Чиновник не ошибся. Придет время, и кому-то достанется фантастическая рабыня.

— Я бы хотел отдать ее вам в обучение.

— Пенал для рабыни стоит один медный тарск в день, — ответил работорговец. — За обучение платить надо отдельно, но я считаю, цены у нас вполне разумные.

— Она не говорит по гориански, — предупредил я.

— У нас заговорит, — улыбнулся чиновник.

Затем мы перешли к обсуждению деталей обучения. Он предложил включить в программу стимуляционную клетку. Первые пять ночей по моей просьбе она проведет в рабской упряжи из веревок. Впоследствии упряжь можно будет использовать для наказания и устрашения.

— При этом я хочу, чтобы она могла выдерживать взгляд мужчины. Разрешите ей смотреть в глаза тренеру и стражникам. Мне не надо, чтобы она покорялась первому, на кого ей разрешат взглянуть.

— Я понял, — ответил работорговец.

— Что-нибудь еще? — спросил я.

— Можем ли мы применять к ней наказание голодом и плетьми?

— Конечно. — После этого я повернулся к девушке. — Как твое имя? — спросил я по-английски.

— Присцилла Блейк-Эллен.

Я строго посмотрел на нее. Девушка побледнела.

— У меня нет имени, господин, — прошептала она. — Я всего лишь рабыня.

Я задумался. Присцилла Блейк-Эллен. Блейк-Эллен. Эллен. Эллена. Ах-лей-на. Вот оно. Прекрасное имя, к тому же известное в Тахари.

— Я дам тебе другое имя.

Она продолжала испуганно на меня смотреть.

— Алейна, — сказал я. Звук «л» в этом имени тянется, в отличие от другого горианского звука «л». В приближенной английской транслитерации оно бы звучало как «Аалейееэнаах», причем сочетание «ей» произносится почти так же, как в слове «рейн». Ударение падает на первый и третий слоги. Это очень мелодичное имя. Я уверен, оно повысит ее стоимость. Аукционеры нередко пользуются красивыми именами.

— А теперь, благородные господа, обратите внимание на девушку по имени Алейна. Вы только посмотрите! Нравится? Подвигайся для благородных господ, Алейна! Покажи свою прелесть. Вас это возбуждает? Меня тоже. Тебе нравятся будущие хозяева, Алейна? Хочешь им послужить? Смотрите, господа, красавица Алейна демонстрирует вам свою прелесть! Сколько я за нее получу?

— Алейна, — прошептала девушка.

— Алейна, — кивнул я.

— Да, господин.

— Я тебя не продаю, — сказал я. — Это общественные пеналы города Тора. Здесь тебя будут учить. Научишься горианскому языку. Придется учиться без перевода, как учат язык дети. С тобой также будут заниматься другими предметами. Пройдешь курс рабыни.

— Курс рабыни? — переспросила она.

— Да. Тебе все ясно, Алейна?

— Да, господин.

— Если ты будешь учиться медленно или плохо, тебя будут бить плетьми и морить голодом. Ты поняла?

— Да, господин. — Глаза девушки были широко открыты. Я протянул чиновнику серебряный тарск. Он хлопнул

в ладоши. Из-за шторы, состоящей из множества серебряных нитей, появилась рослая рабыня. На ней был простой железный ошейник с кольцом. Тело невольницы стягивала кожаная упряжь, на ногах — тяжелые сандалии с кожаными завязками. В руке она держала гибкий хлыст из крученой кожи кайила шириной в полдюйма и длиной в один ярд. Великанша плотоядно посмотрела на стройную и миловидную Алейну. Затем она жестом показала на серебряный занавес и хрипло бросила:

— А ну поторапливайся, красотка.

Несчастная Алейна поняла, что от нее требуют, и метнулась к занавесу. У самого порога она обернулась и посмотрела на меня. В ту же секунду хлыст обрушился на ее плечи. Завизжав от боли, несравненная Алейна скрылась за водопадом серебряных нитей и оказалась в пеналах Тора.

— Кстати, — спросил я равнодушно, хотя это и составляло главную цель моего визита, — меня интересует одна девушка. Если не ошибаюсь, ее зовут Веема. Кажется, она проходила через ваши аукционы? Я бы хотел узнать, что с ней стало. У вас не сохранилось каких-либо сведений?

— Вы помните номер ее пенала? — спросил чиновник.

— 87432.

— Как правило, это считается закрытой информацией. Ею могут пользоваться только служащие муниципалитета.

Я положил на стол серебряный тарск.

Не прикасаясь к деньгам, работорговец направился к полке, на которой стояли тяжелые книги в кожаных переплетах.

— Мы купили ее за два тарска у владельца каравана по имени Заад из оазиса Фарада.

— Меня больше интересует, кто купил ее у вас.

— Девушку продали за четыре тарска.

— Кому?

— Можете забрать свои деньги. Имя здесь не указано.

— Вы ее помните?

— Нет.

— Почему вы не записали имя?

— Потому что его не назвали.

— Вы часто продаете их таким образом?

— Да. Нас интересуют деньги. Имя покупателя нам знать ни к чему.

Я взглянул на книгу.

— Оставьте тарск себе, — сказал я и покинул кабинет торговца рабами муниципалитета Тора. Узнать, кто приобрел Всему и, возможно, послал ее с сообщением в Порт-Кар к Самосу мне не удалось. Городской работорговец показался мне довольно честным для его профессии человеком.

Меня устраивало, что он не знает, кому продали девушку, ^ Веему из торианского пенала с номером 87432. Я вспомнил J доставленное ею сообщение: «Бойся Абдула».

На базаре я остановился, делая вид, что смотрюсь в зеркало. Четверо мужчин, которых я заметил еще утром, двое здоровых и двое маленьких, все в белых бурнусах, по-прежнему следовали за мной.

Я взял себе распространенное в Тахари имя Хаким. Оно вполне подходило купцу.

Главное — точно выбрать место.

Проходя мимо лавки с парфюмерией, я вспомнил Сафрара из Турий. Рядом находилась мастерская, где изготавливали высокие и легкие седла для кайилов. Здесь же можно было приобрести одеяла, хлысты, колокольчики и упряжь для кайилов. Упряжь делается из цельного ремня, сплетенного из нескольких полос кожи. Как правило, в ремне можно насчитать десять или двенадцать окрашенных и продубленных полос. Невероятно, но при огромной прочности толщина каждой полосы не превышает толщины грубой нитки. Полосы нарезают ножом, эта операция требует огромного опыта. Затем тщательно сплетенный ремень продевают в дырку, пробитую в правой ноздре кайила. Далее ремень пропускают под челюстью и перебрасывают через шею животного. Для того чтобы повернуть направо, достаточно потянуть ремень вправо, чтобы повернуть налево — влево. Если рвануть упряжь на себя, кайил остановится. Чтобы тронуть его с места или заставить бежать быстрее, кайила бьют пятками по бокам или хлещут длинным хлыстом.

Я миновал один из колодцев Тора. Широкие, плоские концентрические ступеньки спускались к воде. Здесь всегда полно народу. Дети стояли у воды на коленях, пили и плескали себе в лицо. Женщины набирали воду в кувшины, мужчины — в походные бурдюки. Наполняясь, бурдюки урчали, с шумом выпуская воздух. Как и во всей Тахари, вода в Торе была солоноватой и нечистой. Незаметно оглянувшись, я увидел свою четверку. Надо прикинуть, кто из них самый быстрый и опасный, кто идет после него, и так далее.

Здесь же сшивался и водонос со своими медными кружками. Мне показалось странным, что его занесло в центральную часть города, где было достаточно колодцев. Никто не станет покупать воду, когда в двух шагах можно попить бесплатно. Водонос спустился по ступенькам и погрузил в воду свой бурдюк. Увидев меня, он улыбнулся, давая понять, что запомнил утреннего покупателя. Я ответил на его улыбку и отвернулся. Это был безобидный, честный малый, услужливый и тщедушный. Я почувствовал себя дураком. Естественно, ему необходимо посещать колодцы. Чего я от него ожидал? Что наполняет бурдюк белым песком пустыни?

Я выбрал боковую улочку, потом свернул с нее в сторону и уперся в глухую стену. Народу поблизости не было.

Сзади приближались торопливые шаги. Я помахивал прогулочной цепочкой и делал вид, что заблудился. Оглядываться нельзя, лучше ориентироваться по теням. Они решили, что я забрел в тупик. Между тем я специально выбрал эту улочку, чтобы спровоцировать их на решительные действия. Пусть сделают это в удобное для меня время. К тому же я оставлял им возможность уйти. Позади них стены не было. Мне совершенно не хотелось их убивать. Тем более что по виду они походили на обычных уличных бандитов.

Я услышал шорох одежд и увидел, как мелькнула тень.

Возбуждение от предстоящей схватки охватило меня, я радостно засмеялся, обернулся и метнул цепочку. За долю секунды до того, как цепочка вылетела из моей руки, я убедился, что главарь находится именно там, где я и ожидал его увидеть. Так было на протяжении всего пути, так что обернуться я мог в любой момент. Главарь завизжал от боли, и я тут же швырнул его на двух подбежавших сообщников. Не успели они опомниться, как я прыгнул на оставшегося бандита и ударил его одной ногой в грудь, а другой в голову. Затем я схватил одною из бандитов за руку и со всех сил треснул его головой о глиняную стену. Потом рывком оторвал от земли второго и кинул на ту же стену. Он ударился спиной и головой и медленно сполз на неподвижного пособника. Главарь попятился, вытирая струящуюся по лицу кровь.

— Ты из касты воинов, — прошептал он и бросился наутек.

Я не стал за ним гнаться, а вернулся на базар, чтобы выяснить, где можно купить сталь и кайила. Маленький оборванец за медный тарск предоставил мне всю информацию. Оружейники работали на соседней улице. А пеналы для кайилов находятся у южных ворот города.

По дороге на улицу оружейников я снова наткнулся на водоноса. Мокрый бурдюк на его плече булькал и переливался.

— Тал, господин, — сказал он мне.

— Тал, — ответил я и зашагал к мастерским. Мне не терпелось подержать в руках кривой тахарский ятаган.

— Между каварами и аретаями скоро начнется война, — услышал я случайную фразу.

Я шел на улицу оружейников. В правой руке я крутил легкую прогулочную цепочку. Она будет хорошо смотреться на узких лодыжках Алейны, проходящей сейчас подготовку в пеналах Тора.

Вечером я твердо решил отдохнуть в «Гранате». По слухам, у них самые хорошие танцовщицы.