Племена Гора

Глава 11. ОАЗИС КРАСНОГО КАМНЯ. МЫ С ХАССАНОМ ДЕЛИМ СОЛЬ. ВСТРЕЧА С ТАРНОЙ

— На упряжи ваших кайилов нет колокольчиков! — Кочевник угрожающе поднял копье.

— Мы пришли с миром, — заверил Хассан — Слышал ли ты что-нибудь о башне из стали? Видел ли ты ее?

— Да вы спятили! — заорал кочевник.

Хассан повернул кайила, и наш отряд, состоящий из него самого, девяти его сподвижников, меня и рабыни Алейны, продолжил свой путь

Застывший в пыли кочевник смотрел, как мы развернули кайилов. Позади него, среди коричневых пятен верровой травы, паслись одиннадцать верров Их молоко и шерсть составляли основу благосостояния его семьи.

— А может, никакой башни из стали не существует? — предположил я.

— Мы будем искать дальше, — ответил Хассан.

Я успел повидать Тахари в разных состояниях. Мы ехали по пустыне уже целых двадцать дней.

Как-то раз, когда на юге поднялась черная стена пыли, мы спешились, стреножили кайилов и развернули их спинами к ветру. Затем мы выстроили стену из мешков и бурдюков и укрылись за ней, надвинув на головы бурнусы. Хассан укрыл своим бурнусом Алейну, не став при этом развязывать ей руки, дабы она не забыла, что является всего лишь рабыней. В течение двух дней вокруг нас бушевала песчаная буря, а мы, как принято в Тахари, спокойно пережидали слепящую черную тьму. Мы почти не двигались, лишь передавали друг другу бурдюк с водой и кожаный мешочек с са-тарной. Затем песчаная буря стихла, так же быстро, как и началась, и снова выглянуло яркое, прекрасное и безжалостное солнце, обрушив на бескрайние просторы свои испепеляющие лучи.

Первым поднялся Хассан. Отряхнув песок с бурнуса, он расковал Алейну. Она потянулась, точно самка слина. Все мешки и коробки оказались засыпаны песком.

— Ужасная буря, — сказал я. Хассан улыбнулся.

— Ты родом не из Тахари, — сказал он. — Скажи «спасибо», что стоит весна и ветер не задувает с востока. Приготовь чай, — бросил он, обернувшись к Алейне.

— Да, господин, — радостно отозвалась она.

Два дня назад прошел дождь. Поначалу я обрадовался тучам и скинул бурнус, подставляя лицо падающим каплям. В течение ена температура упала более чем на пятьдесят градусов. Алейна тоже обрадовалась. Жители Тахари между тем лихорадочно подыскивали наиболее возвышенное место. Дожди в Тахари выпадают чрезвычайно редко, в результате чего практически отсутствуют естественные арыки и канавы. Дождь падает на плоскую поверхность либо на толстый слой пыли. Спустя несколько минут после его начала нам пришлось спешиться и вытаскивать растерянных кайилов на твердую почву. Они по колено тонули в жидкой грязи, выпучивая от ужаса глаза, и нам приходилось буквально выдергивать из жижи их ноги, продвигаясь в направлении, указанном Хассаном.

Хассан старался держать Алейну поближе к себе.

— Это четвертый дождь в моей жизни, — объявил он.

— Как прекрасно! — воскликнула она.

— Можно ли утонуть в такой грязи? — поинтересовался я.

— Вряд ли, — ответил Хассан.

Жижа действительно была Не глубже человеческого роста. Опасность заключалась в том, что, поднимаясь и падая, кайилы могли переломать себе ноги. Я обратил внимание, что люди Хассана натянули одеяла на головы животных, чтобы они не видели бури. С испуганным кайилом сладить невозможно. Ну и, конечно, нельзя разбивать лагерь в высохшем русле. Буря, о которой люди и не подозревают, может разразиться в нескольких пасангах, и поток воды смоет палатки в два счета.

Любопытно, что большинство жителей Тахари неплохо плавают. Мальчишки-кочевники учатся этому весной, когда наполняются водоемы и колодцы. Обитатели оазисов тренируются в огромных ваннах и бассейнах. В Тахари принять ванну означает не втиснуться в узкую и мелкую посудину, а поплавать в бассейне, умастить тело маслами, после чего хорошо растереться. Возможность поплавать — огромное преимущество жизни в оазисах. В Девяти Колодцах, например, имеются два общественных бассейна.

Спустя час после дождя на безоблачном небе вновь показалось безжалостное солнце, вода исчезла в песке и глине, почва затвердела и снова легко выдерживала поступь кайилов. С животных сняли одеяла. Наш маленький караван продолжил путь.

Мухи появились лишь на следующий день. Вначале я решил, что собирается еще одна буря. В течение четырех анов солнце было скрыто за черной пеленой надвигающихся туч. Неожиданно сухим, жужжащим дождем на нас обрушились тысячи насекомых. Я отчаянно выплевывал попавших в рот тварей. Алейна закричала. Основной рой пронесся мимо, теперь вокруг нас тысячами кружились крошечные личинки. Я бил и давил их, пока не понял, что это совершенно бесполезно. Менее чем через четыре ана с щебетанием налетели черные стаи крошечных остроклювых задитов. Мы спешились и взяли кайилов под уздцы, не мешая птицам охотиться на мух. Задиты не покидали нас целых два дня. Затем они исчезли.

Солнце палило нещадно, но мне уже не хотелось, чтобы снова пошел дождь.

— Скажи, дружище, — обратился Хассан к другому кочевнику, — где находится башня из стали?

— Никогда о такой не слышал, — устало ответил тот. — В Тахари нет башен из стали.

Мы продолжали поиск.

Красивее всего Тахари ночью. В течение дня на пустыню трудно смотреть из-за палящего солнца и зноя. Днем все здесь кажется страшным, белесым, выжженным, мужчины прикрывают глаза, женщины и дети не решаются покинуть шатры, многие слепнут. Но вечером, когда уходит солнце, бескрайняя каменистая равнина смягчается. По вечерам Хассан-бандит останавливался на ночлег. В свете заходящего солнца холмы, песок и небо обретали сотни оттенков красного цвета, которые постепенно становились золотыми, а потом синими и фиолетовыми. Затем, совершенно неожиданно, небо чернело, и на нем высыпали бесчисленные звезды. Звезды напоминали отражения песчинок бескрайней пустыни, самые крупные из них горели в безмолвии и спокойствии ночи словно бриллианты. В такие минуты Хассан любил сидеть, скрестив ноги, возле своего шатра. Мы старались его не тревожить. Странно, но он подпускал к себе лишь одну Алейну. Только она, женщина и рабыня, могла лежать рядом с ним, положив голову на его левое колено. Временами он проводил рукой по ее волосам или щеке почти нежно, словно на ней и не было ошейника. Спустя ан он швырял девушку на циновки, задирал юбки и насиловал ее, как обыкновенную рабыню. Затем он завязывал юбки у нее на голове и выталкивал ее, хохочущую, в круг своих разбойников, среди которых был теперь и я.

— Никогда не слышал, чтобы в Тахари были башни из стали, — отвечал кочевник. — Откуда бы они могли здесь взяться?

— Спасибо тебе, — произнес Хассан, и мы продолжали путь.

Становища кочевников становились все реже. Оазисы почти исчезли.

Мы двигались на восток Тахари.

Некоторые кочевники закрывают лица своих женщин паранджой. Некоторые — нет. Бывает, что девушки раскрашивают лица углем. Среди них попадаются очень миловидные. Дети кочевников до пяти лет не носят одежды. В течение дня они не рискуют покидать тень шатров. По вечерам они радостно высыпают на улицу, где бесятся и играют. Днем, в тени шатров, они изучают тахарскую письменность. Матери чертят рисунки на песке. Большинство кочевников в этих местах принадлежат к подчиненному аретаям племени ташидов. Интересно отметить, что кочевники вскармливают своих детей молоком до восемнадцати месяцев, что почти в два раза превышает время кормления младенцев на Земле и в два раза меньше обычного времени кормления на Горе. Дети чувствуют себя в абсолютной безопасности в своих семьях, где получают строгое и разумное воспитание. У кочевников принято, чтобы взрослые обязательно выслушивали мнение детей. Ребенок считается равноправным членом племени. Еще одним обычаем кочевников является постоянное купание ребенка, даже если у матери осталась последняя кружка воды и кусок ткани. Взрослые же, напротив, могут не мыться месяцами. Со временем люди привыкают к наслоениям грязи и пота, и запах, невыносимый поначалу, перестают замечать. Несмотря на суровые условия жизни и скудное питание, смертность среди кочевников чрезвычайно низка.

— Скажи мне, юный воин, — обратился Хассан к мальчугану лет восьми, — слышал ли ты когда-нибудь о башне из стали?

Стоящая рядом сестренка засмеялась. Верр терся о голые ноги детей.

Мальчик подошел к кайилу, на котором сидела Алейна.

— Слезь на землю, рабыня, — сказал он.

Она выполнила приказ свободного мужчины и опустилась перед ним на колени. Сестренка встала за его спиной. Верр заблеял.

— Надень капюшон и разденься до пояса, — повелел ребенок.

Алейна тряхнула белокурой гривой, надела капюшон и сбросила блузку.

— Смотри, какая белая! — воскликнула девочка.

— Опусти юбку, — сказал мальчик.

Разъяренная рабыня повиновалась, юбка упала на икры.

— Какая беленькая! — кричала маленькая кочевница. Мальчик подошел к рабыне и схватил ее за волосы.

— Смотри, — сказал он сестре, — шелковистые, желтые, мягкие и длинные. — Она тоже потрогала волосы. Мальчик встал перед рабыней. — Посмотри вверх!

Алейна подняла глаза.

— Видишь! — толкнул он сестренку — У нее синие глаза.

— Она белая и некрасивая, — поморщилась девочка и отошла в сторону.

— Нет, — возразил мальчик. — Она хорошенькая.

— Ну, если тебе нравятся беленькие… — пожала плечами сестра.

— Дорогая? — спросил ребенок Хассана.

— Очень, — ответил разбойник. — Ты хочешь поторговаться, юный воин?

— Отец не разрешит мне иметь рабыню, — ответил мальчик.

— А-а, — понимающе протянул Хассан.

— Зато когда я стану большим, я сделаюсь разбойником, как и ты, и у меня будет десять таких девушек. Когда мне понравится женщина, я утащу ее и сделаю своей рабыней. — Он взглянул на Хассана. — Они будут мне угождать и делать меня счастливым.

— Она страшненькая, — пропищала сестренка. — И тело у нее белое.

— Хорошая она рабыня? — поинтересовался мальчик у Хассана.

— Это несчастная дура, которую надо почаще бить плеткой.

— Это плохо, — покачал головой мальчик.

— Присмотри за верром, — сказала сестра.

— Если бы ты была моей, — повернулся к Алейне маленький кочевник, — я бы не потерпел никаких глупостей. Я бы сделал из тебя хорошую рабыню.

— Да, господин, — процедила сквозь стиснутые зубы обнаженная Алейна.

— Можешь одеться, — бросил мальчик.

— Спасибо, господин. — Алейна натянула юбку и блузку.

Спуститься с кайила она могла самостоятельно, но для того, чтобы сесть в седло, ей требовалась помощь. Я протянул левую руку, она уперлась в нее маленькой ножкой и забралась в седло.

— Маленький ублюдок! — прошипела она по-английски.

— Слышал ли ты, юный воин, что-нибудь о башне из стали? — спросил Хассан.

Ребенок посмотрел на него и расхохотался:

— Не сомневаюсь, что твоя рабыня заваривает тебе слишком крепкий чай.

Хассан грациозно склонил голову:

— Спасибо за намек, юный воин.

С этими словами он оставил в покое маленького кочевника, его сестру и их верра. Девчонка принялась костерить брата за невнимание к животному.

— Заткнись, — огрызнулся он, — иначе я продам тебя разбойникам с Красного Камня. Еще год-два — и ты вполне сгодишься для ошейника.

После этих слов ему пришлось улепетывать, ибо девчонка швырнула в него камнем. Когда я оглянулся, они гнали свою скотину в сторону от стойбища. На сбруе наших кайилов действительно не было колокольчиков.

— Оазис Красного Камня, — сказал Хассан, — один из немногих оазисов, контролируемых аретаями. На юг и на запад простирается каварская территория.

В полдень следующего дня я закричал:

— Вижу оазис!

— Нет, — произнес Хассан.

Я отчетливо различал здания, белые купола, пальмы, сады и высокие круглые стены из красной глины.

Я сморгнул. То, что я видел, никак не походило на обман зрения.

— А разве вы не видите? — спросил я Хассана и его спутников.

— Я вижу! — закричала Алейна.

— Мы тоже это видим, — откликнулся Хассан, — но там ничего нет.

— Ты говоришь загадками, — сказал я.

— Это мираж, — пожал плечами Хассан.

Я посмотрел еще раз. На мираж это никак не походило. В пустыне бывают миражи двух типов. Я говорю о тех, которые видят нормальные, здоровые люди, поскольку бывают еще сугубо индивидуальные видения спятивших от жары и жажды путников. Наиболее распространенным типом миража считается обыкновенная ошибка зрения, когда человек принимает дрожащий раскаленный воздух за плеск воды в пруду или озере. Когда в восходящих потоках воздуха отражается небо, иллюзия еще более поразительна, поскольку поверхность «озера» становится голубой, как настоящая водная гладь. Второй тип миража имеет место, когда обычный пейзаж пустыни, каменистые холмы и высохший кустарник искажается восходящими потоками воздуха и выглядит как оазис с водой, пальмами и садами. Восприятие миража — весьма сложный процесс. По сути дела, все, что мы видим, является преобразованием определенных энергетических импульсов, воздействующих на наши органы восприятия. Существует, разумеется, топологическое соответствие между физическим миром и человеческим восприятием. Порождаемый сознанием мир достаточно точно соотносится с реально существующим. Если бы было по-другому, мы просто не смогли бы успешно перемещаться в наполненном физическими телами пространстве и прикасаться к предметам, до которых хотели бы дотронуться. Различные сенсорные системы, присущие разным организмам, означают различные экспериментальные миры. При этом как мир человека, так и мир рыбы, бабочки, муравья, едина и Царствующего Жреца соответствует, хотя и в различной степени, предположительно единственному реальному физическому миру. Таким образом, восприятие следует рассматривать как поток закодированных единиц информации, из которых наше сознание строит свой гармоничный мир. Несмотря на то что глаз является неотъемлемым инструментом зрения, «видим» мы не глазом, а, как ни странно, мозгом. Если стимулировать каким-либо образом оптический нерв, а еще лучше, — определенные участки головного мозга, возникнут реальные зрительные образы. Точно так же можно ничего не увидеть здоровыми глазами, если нарушена связь с мозгом. Возможно, в данном случае правильнее было бы говорить о целой системе компонентов, необходимой для адекватного зрительного восприятия. Но даже в этом случае следует отметить, что на глаз непосредственно воздействует не физическая реальность, а всего лишь электромагнитное излучение. Кроме того, нельзя забывать о сильнейшем влиянии, оказываемом на интерпретацию сигналов и образов со стороны сознания человека, каковое зависит как от физического состояния организма, так и от определенных социальных и лингвистических категорий. Человек может «увидеть» то, что в данный момент видят другие, или то, что ему захочется увидеть. Таким образом, нет ничего необычного в том, что вполне здоровый человек начинает воспринимать раскаленные камни и кустарник как роскошный оазис.

Но стоящая перед моими глазами картинка на мираж никак не походила. Я протер глаза.

— Нет, — сказал я. — Я отчетливо вижу оазис.

— Его там нет, — повторил Хассан.

— Есть у северной окраины оазиса Красного Камня касбах с четырьмя башнями?

— Есть, — ответил Хассан.

— Так вот, я его вижу.

— Нет, — покачал головой Хассан.

— Там пять пальмовых рощ.

— Да, — сказал он.

— К востоку от оазиса растут гранатовые сады, — продолжал я. — Внутри тоже сады. Есть даже пруд между двумя рощами финиковых пальм.

— Правильно, — сказал Хассан.

— Значит, это Красный Камень, — сказал я.

— Нет, — ответил он.

— Я не мог этого придумать, — сказал я. — Я никогда не был в Красном Камне. Слушай. В касбахе только одни ворота, они выходят прямо к нам. На башне два флага.

— Это флаги ташидов и аретаев, — кивнул Хассан.

— Я могу провести караван к этому оазису.

— Его там нет, — сказал Хассан. — Мы доберемся до него только завтра к полудню.

— Но я его вижу! — настаивал я.

— Постараюсь тебе объяснить, — сказал Хассан. — Ты его видишь, но это не он.

— Я рад, что ты решил говорить ясно. Иначе я мог бы и не понять.

— Езжай вперед, — предложил Хассан.

Пожав плечами и толкнув кайила пятками, я поскакал вниз по склону холма. Прошло не более пяти ен, и оазис исчез. Я натянул поводья. Впереди простиралась бескрайняя пустыня.

По мне градом покатился пот. Меня бросило в жар. Впереди простиралась бескрайняя пустыня.

— Интересное явление, не так ли? — поинтересовался Хассан, когда караван нагнал меня. — Находящийся в семидесяти пасангах оазис зеркально отражается в верхних слоях атмосферы, а потом еще раз, уже возле земли.

— Как в системе зеркал? — переспросил я.

— Именно. Поверхностью в данном случае служат слои воздуха. Образуется треугольник отраженного света, и мы видим рядом с собой находящийся в семидесяти пасангах оазис Красного Камня.

— Выходит, это всего лишь оптическая иллюзия? — Да.

— Разве тебе она не показалась реальной? — спросил я.

— Конечно, — кивнул Хассан.

— Откуда ты узнал, что это не Красный Камень?

— Я из Тахари, — ответил он.

— Ты видел что-то другое? — спросил я.

— Нет, то же самое.

— Тогда откуда ты знаешь?

— Я из Тахари, — повторил Хассан.

— Но как ты догадался?

— По расстоянию и времени, — ответил он. — Мы движемся слишком медленно, чтобы оказаться у Красного Камня.

— Увидев такое, человек не из Тахари может не рассчитать запасы воды и умереть.

— Когда едешь по пустыне, — сказал Хассан, — лучше знать все, что знают люди из Тахари, если хочешь остаться в живых.

— Постараюсь запомнить, — сказал я.

— Я тебе помогу, — улыбнулся Хассан.

На следующий день, около одиннадцати анов, спустя один ан после горианского полудня мы прибыли в оазис Красного Камня.

Над всем оазисом возвышался касбах Турема а'Дина, главы местного клана ташидов. В оазисе росло пять пальмовых рощ. К востоку от него раскинулся гранатовый сад. Между двумя рощами финиковых пальм синел большой пруд В касбахе были единственные ворота. На четырех башнях развевались флаги ташидов и аретаев.

— Ты не боишься въезжать в оазис, подвластный племени аретаев? — спросил Хассан.

— Мы идем из Девяти Колодцев, — ответил я.

— Я тоже полагаю, что это не опасно, — сказал Хассан.

Мы въехали в оазис цепочкой, как и положено нормальному каравану. В Тахари почти всегда дует сильный горячий ветер. За нашими спинами надувались бурнусы. Рабыня Алейна, согласно своему статусу, ехала предпоследней, позади нее был только охранник, в чьи обязанности входило осматривать горизонт позади каравана и следить, чтобы не убежали рабыни.

Оазис, в который мы въехали, назывался Красным Камнем в честь огромного красноватого песчаника, возле которого некогда произошло знаменитое сражение. Командующий силами аретаев Хаммаран использовал камень в качестве наблюдательной точки, а в решающий момент с этого камня на врага ударила кавалерия из его личной охраны. Командующий ташидами Ба'Аруб погиб на этом самом камне, пытаясь добраться до Хаммарана. По преданию, ему не хватило десяти ярдов. Ба'Аруб был отважным человеком. Полагают, что, если бы он решил пересидеть осаду в своем касбахе, Хаммарану пришлось бы отступить. В Тахари тяжело вести длительную осаду. Продовольствия всегда мало, за исключением запасов, которые делают в касбахах, а коммуникации длинны, и их трудно защищать. Стоило Ба'Арубу засыпать или отравить общественные колодцы Красного Камня, те, что находились за пределами касбаха, Хаммарану пришлось бы уводить войско в течение двадцати четырех часов, причем большая часть его воинов погибла бы по дороге к дому. Но Ба'Аруб был родом из Тахари и, как говорили у походных костров, не мог совершить подобного. Он не добрался до Хаммарана каких-то десять ярдов.

Люди взирали на нас с любопытством, как всегда смотрят в оазисах на приезжих, но я не заметил особой подозрительности или враждебности. Войны и набеги не затронули Красный Камень.

Какой-то ребенок бежал возле стремени Хассана и кричал:

— У твоего кайила нет колокольчиков!

— Их украли разбойники, — ответил Хассан.

Мальчишка рассмеялся и побежал дальше.

— Придется искать гостиницу, — сказал Хассан.

Сражение при Красном Камне, в честь которого назвали оазис, произошло более семидесяти лет назад, в 10051 году К. А., или на шестой год правления паши Ба'Аруба. С тех пор ташиды рассматриваются как подчиненное аретаям племя. Если не считать незначительных уступок, как, например, освобождение аретайских купцов от уплаты пошлины, вассальное племя полностью автономно, имеет собственных вождей, магистратуру, суд и армию. Главное значение союза заключается в военных обязательствах. Согласно принесенной на воде и соли клятве, вассальное племя обязано поддерживать победившее во всех войнах, снабжая продовольствием, кайилами и солдатами. Другими словами, вассальное племя рассматривается как воинское подразделение, входящее в состав вооруженных сил победившего племени. Взятые в плен враги становятся союзниками в дальнейших битвах. Вчерашние противники бьются плечом к плечу уже в следующем сражении. Побежденному воину Тахари возвращают ятаган для защиты его победителя. По законам Тахари считается, что победитель своей силой, хитростью или умом завоевал себе верного слугу до конца дней. Я не до конца разобрался в исторических причинах подобной традиции, на практике же она привела к умиротворению огромных площадей Тахари. Войны между вассалами и суверенами случаются крайне редко. Другим и, судя по всему, отрицательным результатом подобной традиции стали гигантские воинские формирования. Вооруженное столкновение между двумя победившими племенами мгновенно воспламеняет всю пустыню. Именно эта опасность нависла над Тахари сейчас, когда до предела обострились отношения между двумя высшими племенами аретаев и каваров. Разумеется, не все племена являются вассалами победителей. Немало осталось и независимых. Военные стычки между вассалами тоже случаются. Высшим племенам нет необходимости вмешиваться в мелкую грызню, хотя иногда они именно так и поступают. Зато вассалы обязаны выступать на стороне своих суверенов в обязательном порядке. Иногда в посланиях и донесениях четко указывается, о какой войне идет речь. Это может быть всеобщая битва, а может — и частное столкновение между та'кара и луразами, постоянно грызущимися из-за спорных территорий. В конечном итоге взаимоотношения между подчиненными и победившими племенами Тахари способствуют миру и стабильности в пустыне. Подобные обязательства особо ценны, поскольку мужчины Тахари, как, впрочем, и большинство гориан, — люди чрезвычайно гордые, обидчивые и заносчивые. Изначально любя войну, они не нуждаются в серьезных предлогах, чтобы вскочить в седло и обнажить ятаганы. Иногда для войны бывает достаточно одной непроверенной сплетни. Мне приходилось слышать, как воины пустыни, облизывая губы, говорят, что хорошую драку оправдывает любой повод. Полагаю уместным упомянуть, что причина, по которой Хам-маран семьдесят лет назад напал на Красный Камень, не известна ни аретаям, ни ташидам. Причина войны позабыта, а о подвигах до сих пор рассказывают у походных костров. В охране Хаммарана насчитывалось семьдесят человек. Когда Ба'Аруб понял, что сражение проиграно, он попытался добраться до Хаммарана. Ему не хватило десяти ярдов.

— Остановимся здесь, — объявил Хассан, натягивая поводья у небольшой гостиницы. Мы спешились и принялись расседлывать кайилов и снимать притороченные к седлам тюки и ящики. Навстречу нам выбежали мальчишки. Схватив кайилов под уздцы, они повели их в стойло Двое разбойников Хассана последовали за ними, чтобы убедиться, что с животными обращаются хорошо Один из разбойников помог слезть с седла Алейне. Она короткими шажками подбежала к Хассану и опустилась на колени.

— Поднимись, рабыня, — повелел он.

— Да, господин, — пролепетала она

Он снял с кайила полный бурдюк с водой. В нем было не меньше двадцати галлонов.

— Понесешь бурдюк, рабыня.

— Да, господин.

Он швырнул бурдюк ей на плечи. Алейна вскрикнула и пошатнулась, отчаянно стараясь удержать ношу на плечах. Если бы она уронила бурдюк, ее бы нещадно побили.

Воины собирали седла, оружие, другие бурдюки и прочие пожитки. Согнувшись под непосильным грузом, Алейна ждала, когда все будут готовы.

Каждый воин нес свое седло. Седла в Тахари — огромная ценность, их не доверяют никому Вечерами кочевники заносят их в шатры и укладывают в правой задней части жилища.

По тахарскому обычаю мы должны были вылить привезенную нами воду в баки гостиницы. Это несколько облегчит жизнь гостиничных мальчишек, которым не придется так часто бегать к общественному колодцу. Покидая оазис, мы, естественно, наполним бурдюки водой, но из уважения к хозяевам сделаем это из общественного колодца.

Таща свое седло, Хассан переступил порог гостиницы. За ним последовали его люди и я. Последней шла склонившаяся под непосильным грузом Алейна.

— Сюда, рабыня, — показал дорогу к бакам гостиничный мальчишка. Алейна, спотыкаясь, побрела за ним. Разумеется, он не стал ей помогать. Она самостоятельно вылила воду в бак. Те из разбойников, кто нес бурдюки с водой, тоже вылили их в баки. Прежде чем Алейна успела вернуться, мальчишка сдернул с невольницы капюшон и ухватил ее за волосы.

— А ты красивая, рабыня! — сказал он.

— Спасибо, господин, — прошептала Алейна.

Он еще немного подергал ее за волосы, после чего отпустил и щелкнул пальцами, показав на пол

Алейна опустилась на колени и поцеловала босые ноги юного свободного мужчины, при этом роскошные белокурые волосы скрыли его ступни. После этого мальчишка удалился, а Алейна побежала к сидящему на скамье Хассану, опустилась перед ним на колени и положила голову на его левое бедро. Разбойник ласково потрепал ее по волосам и даже почесал под ошейником.

— Слышал ли ты что-нибудь о башне из стали? — задал Хассан вопрос хозяину гостиницы.

Как выяснилось, ни один человек в Красном Камне ничего не слышал о столь странном архитектурном сооружении, как стоящая посреди пустыни стальная башня. И разумеется, никогда не видел ничего подобного.

Это изрядно разозлило Хассана и весьма огорчило меня тоже, поскольку оазис Красного Камня являлся последним крупным оазисом в Тахари на две тысячи пасангов на восток. По сути дела, он находился на границе зловещей страны дюн. В ней тоже есть оазисы, но маленькие и очень редкие. Иногда от одного до другого более двухсот пасангов, причем найти их чрезвычайно трудно. В дюнах можно пройти рядом с оазисом на расстоянии десяти пасангов и не заметить его. Только караваны с солью отваживаются пересекать страну дюн. Караваны с товаром стараются идти либо по западной, либо по восточной окраине Тахари. Даже те, кто решил добраться из Тора или Касры до Турмаса, торианской крепости и касбаха на самом юго-востоке Тахари, предпочитают идти вначале на юг, а потом на восток, либо вначале на восток, а потом на юг, лишь бы обогнуть непроходимые и страшные пески страны дюн. Мало кто без достаточных оснований рискнет войти в сердце пустыни.

Я, как, впрочем, и Хассан, был абсолютно уверен, что, если столь причудливое сооружение, как стальная башня, вообще существует, искать ее следует в стране дюн.

Было вполне логично, что ни купцы, ни кочевники, ни владельцы гостиниц, ни погонщики кайилов ничего о ней не слышали.

Никем не замеченная башня могла простоять в стране дюн несколько тысяч лет.

Курии прекратили поставку рабов с Земли на Гор. «Отдайте Гор» — так звучал предъявленный Сардару ультиматум. Задержанный курия, несомненно, направлялся в страну дюн. На камне было нацарапано сообщение: «Страшись башни из стали». Самосу из Порт-Кара прислали девушку с известием: «Бойся Абдула». Абдул оказался ничтожным водоносом из Тора, мелким агентом курий, которые всеми силами старались не допустить меня в Тахари. Только эту часть загадки мне удалось с грехом пополам разгадать. До сих пор, однако, оставалось неясным, кто же послал сообщение. Смущал также курия, проникший в мою камеру в Девяти Колодцах. Он получил сильные ранения. И он не убил меня. Ибн-Саран утверждал, что зверь погиб. Слишком многого я еще не понимал.

— Утром уходим, — потягиваясь, сказал Хассан. — Похоже, здесь никто не слышал о башне из стали.

К моему удивлению, весть о нападении аретаев на оазис Двух Ятаганов еще не дошла до Красного Камня. Во всяком случае, здесь об этом не говорили. В любом другом случае нападение стало бы главной темой для пересудов. Если бы это действительно сделали аретаи, оазис готовился бы к ответному нападению. Безусловно, в Красном Камне должны были давно узнать про нападение. Существовало только одно, самое простое объяснение: никто до сих пор не принес им эту весть. Поскольку Красный Камень являлся оазисом племени ташидов, вассалов аретаев, ни один подчиненный каварам кочевник не стал бы специально забираться в такую даль, чтобы по-дружески поделиться информацией. Напротив, теперь они всеми силами старались избегать контактов с аретаями, дожидаясь момента, когда можно будет говорить с ними с ятаганом в руках, как и велит древний обычай Тахари.

— Я устал, — произнес Хассан. — Пора отдыхать.

Он уже отослал Алейну в свою комнату. Его люди разместились на втором этаже.

— Который ан? — поинтересовался Хассан. Сидящий рядом с огромными цилиндрическими песочными часами мальчик взглянул на прибор и зевнул:

— Пошел девятнадцатый.

В двадцать анов мальчишка переворачивал часы и сменялся.

— Довольны ли господа моим гостеприимством? — поинтересовался хозяин гостиницы.

— Да, — откликнулся Хассан. Спустя некоторое время он произнес: — Возвращаются воины.

Я прислушался. Ничего не было слышно, но пальцы Хассана уловили едва заметную вибрацию стола.

Мало-помалу и я стал различать гул скачущих кайилов.

— Солдаты никуда не уходили, — сказал владелец гостиницы.

Хассан вскочил на ноги, опрокинул стол и выскочил из комнаты.

— Не подходи к окну! — крикнул я.

Но хозяин уже опустил шторы. Я слышал, как Хассан отдавал команды на лестнице. Раздался топот множества ног. Владелец гостиницы повернулся ко мне. Лицо его залила смертельная бледность, из груди торчала стрела.

— Кавары, вперед! — ревели сотни голосов.

Я прыгнул к окошку и наугад всадил ятаган в шевелящуюся ткань занавески. Кто-то в бурнусе завизжал и, окровавленный, провалился во тьму. Я пытался закрыть ставни. Две стрелы впились в деревянную раму, щепки полетели мне в лицо. Ставни наконец захлопнулись. В последний момент в одну из них вонзилась стрела, торчащая теперь с нашей стороны. Гостиничный мальчишка застыл возле своих часов, дико оглядываясь по сторонам. Снаружи доносилось фырканье и шипение кайилов. Кто-то дико закричал. Было слышно, как выбивают двери, но, похоже, не в гостинице.

— Кавары, вперед! — доносилось с улицы.

— Наверх! — кричал Хассан. — На крышу! Перепрыгивая через четыре ступеньки, я взлетел на

второй этаж. Перепуганный мальчишка выскочил через кухонную дверь.

Бледную как смерть Алейну держал за руку один из людей Хассана.

— За мной! — скомандовал Хассан. Прочие обитатели гостиницы бежали вниз. Пронзительно визжала женщина.

По узенькой лестнице мы через крошечную дверь выбрались на крышу. Над нашими головами светили три луны Гора. Вдали белела пустыня. По улицам бежали люди, некоторые тащили за собой пожитки.

— В касбах! — кричал кто-то. — Спасайтесь в касбахе!

Среди бегущей толпы скакали всадники, рубя направо и налево.

— Кавары, вперед! — кричали они.

— Это кавары! — воскликнул я.

Хассан удивленно взглянул на меня и сердито приказал:

— Всем к стойлу!

По крыше мы пробрались к огороженному со всех сторон стенами стойлу для кайилов. Хассан быстро и четко отдавал приказы. Разбойники тащили с собой седла. Двое спрыгнули вниз. Я увидел, как над пальмами пролетела стрела с горящим оперением. Откуда-то доносились удары топоров. С другой стороны стены раздавались отчаянные крики. Было слышно, как вылетела под ударами дверь гостиницы. Спрыгнувшие вниз люди Хассана вывели под уздцы кайилов.

— Присмотри за дверью на крышу! — приказал Хассан, и в ту же минуту дверца с треском распахнулась, и показалось чье-то лицо.

Получивший приказ разбойник тут же всадил ятаган в челюсть неизвестного и провернул его, выворачивая кости и зубы.

— В касбах! — истерично вопил кто-то на улице.

— В пустыню! — кричала женщина. — Касбах уже заперт! Туда никого не пускают, у ворот страшная резня!

— Пожар! — завопил я, увидев, как стрела с огненным оперением воткнулась в сложенную возле стойла солому. Через стену стойла пытался перелезть какой-то человек. Один из разбойников метнул в него копье, и прошитый насквозь воин свалился на землю. Внутренний дворик гостиницы ярко освещала пылающая солома. Кайилы испуганно ревели. Разбойники набрасывали им на головы одеяла. Двух животных уже оседлали.

— Смотри! — крикнул я.

Двое воинов забрались на крышу прямо с кайилов. Мы с Хассаном кинулись им навстречу и вынудили их спрыгнуть вниз, в визжащую в темноте толпу. Я увидел, как рухнуло пальмовое дерево. Четыре здания горело.

Внизу оглушительно кричала женщина.

Всадников становилось все больше и больше.

С крыши мы хорошо видели, как мужчины, женщины и дети отчаянно мечутся среди финиковых пальм.

Вспыхнул еще один дом, на этот раз слева от нас. Я почувствовал дым.

— Постоялый двор горит! — крикнул я.

— Тарна! — кричали снизу. — Тарна!

Хассан подошел к краю крыши и посмотрел на пылающий двор. Разбойники уже вывели из стойла всех кайилов.

— За ними! — скомандовал Хассан. Разбойники, в том числе и оставленный охранять слуховое окно, прыгали с крыши и лихорадочно седлали кайилов. Пламя бушевало вовсю, достигая временами слухового окна.

Хассан сорвал с себя бурнус, продел его под мышками Алейны и спустил ее на руки разбойнику, оседлавшему его кайила. Алейна испуганно посмотрела вверх.

— Господин! — взмолилась она, но Хассан уже исчез.

Мы снова побежали на другой край крыши. Прибывали все новые и новые всадники. Думаю, их было не меньше сотни.

— По моему сигналу, — сказал Хассан, — пусть открывают ворота и уезжают!

Я побежал на край крыши, выходящий на горящий двор. Алейна уже сидела на своем кайиле.

— Я передам сигнал Хассана! — крикнул я. — По сигналу — бегите!

— Для вас приготовлены кайилы! — крикнул снизу разбойник, показывая на двух оседланных животных.

— По сигналу — бегите! — повторил я.

— Что станет с тобой и Хассаном? — спросил он.

— По сигналу — бегите!

— Приготовьтесь открыть ворота! — скомандовал он двум другим разбойникам. Каждый из них должен был выдернуть по засову.

— Хассан! — убивалась Алейна. — Хассан!

Все правильно. Один человек должен следить, когда лучше вырваться на улицу, другой должен передать сигнал.

— Хассан! — заходилась в крике Алейна.

Я про себя улыбнулся. Она посмела осквернить своими губами имя господина. Какими бы они ни были красивыми, это всего-навсего губы недостойной рабыни. Как правило, девушкам запрещают произносить имена их хозяев. К нему обращаются исключительно «господин» или «мой господин». Если Хассан выживет, он наверняка накажет невольницу за эту ошибку. Иногда девушкам разрешается произносить имя хозяина, но в этом случае оно должно сопровождаться титул ом, как, например: «Хассан, господин мой». Между тем Хассан не был настолько либеральным, чтобы позволить невольнице марать свое имя. Так что, если ему суждено будет уцелеть, девчонку примерно отходят плетью за неслыханную дерзость.

Хассан поднял руку. Склонив голову, он следил за происходящим на улице. Я слышал, как мимо проносились всадники. Рука разбойника упала вниз.

— Вперед! — крикнул я.

Засовы вылетели из пазов, ворота распахнулись, с голов животных посрывали бурнусы, кайилы бросились прочь с горящего двора на освещенную пламенем улицу.

Со всех сторон доносились крики.

Спустя несколько мгновений разбойники скрылись в конце улицы.

— Там два оседланных кайила! — крикнул я Хассану. — Скорее!

— Бери одного и спасайся! — прокричал он в ответ. — Время еще есть! Давай!

Вместо этого я подбежал к его краю крыши.

— А ты? — спросил я.

— Беги! — прошипел он. — Подожди!

Внизу в развевающихся малиново-желтых бурнусах скакали одиннадцать всадников.

— Тарна! — доносилось до нас. — Тарна!

Всадники натянули поводья почти под самой крышей. Позади них были еще люди.

— Тарна! — кричали снизу.

Главарь нападавших в синем с малиновым бурнусе поднялся в стременах, осматривая резню. Командиры отрядов докладывали ему о ходе операции, получали приказы и немедленно отправлялись их выполнять. Главарь оказался грациозным и стройным человеком. В руке он сжимал ятаган.

— Колодцы? — спросил кто-то.

— Засыпать, — распорядился главарь.

Он тронул кайила, за ним потянулась туча всадников. Бурнус главаря развевался на ветру, зловеще изогнутый ятаган сверкал в зареве пожаров.

Только теперь я разглядел, что главарь — женщина.

— Рубите пальмы и жгите дома! — распорядилась она.

— Есть, Тарна! — отвечали командиры и скакали к своим отрядам.

Девушка огляделась, затем развернула кайила в сторону касбаха. Рядом с ней скакали десять всадников, остальные держались чуть поодаль.

— Бери кайила и уходи, — сказал Хассан.

Крыша уже раскалилась, под нами горела гостиница, справа сквозь перекрытия пробивались языки пламени.

— А ты? — спросил я.

— Мне очень интересно повидать хоть одного кавара.

— Я остаюсь с тобой, — сказал я.

— Спасайся, — приказал он.

— Я остаюсь.

— Мы даже не разделили соль.

— Я остаюсь с тобой.

Хассан долго и пристально смотрел на меня. Затем закатал правый рукав, и я прижался губами к его запястью, ощущая под языком соленый пот. После этого я протянул ему правую руку, и он прикоснулся губами и языком к моему запястью.

— Ты понимаешь, что это означает? — спросил он.

— Понимаю.

— Пошли. Нам предстоит много дел, брат мой.

Хассан и я спрыгнули с уже пылающей крыши во дворик. Там, в дыму, мотали укутанными в одеяла головами два оседланных и стреноженных кайила. Мы под уздцы вывели их со двора и лишь на улице сдернули с морд чехлы. На тротуаре у противоположного здания лежал труп гостиничного мальчика. По горианскому времени было уже больше восьми анов. Часы так и не перевернули. Позади нас обрушилась крыша гостиницы. Издалека доносились отчаянные вопли. Мы ехали по улицам горящего оазиса. Дважды пришлось обогнуть группы дерущихся людей. Один раз мимо нас пробежали четверо воинов-ташидов.

В конце длинной улицы мы увидели бьющихся всадников. Около десяти ташидов налетели на главаря разбойников. Толпы вооруженных копьями людей на кайилах пытались оттеснить их в сторону. В конце концов ташиды обратились в бегство, за ними понеслась охрана главаря в малиновых и желтых бурнусах. Тарна, предводительница разбойников, поднялась в стременах и, размахивая ятаганом, подгоняла своих воинов.

— Вы кто? — неожиданно крикнул кто-то.

Мы резко обернулись.

— Аретайские едины! — завопил всадник и направил на нас кайила. Наши кайилы приняли удар на себя. Животные ревели, хрипели и не позволяли нанести удар. Издав яростный крик, неизвестный ускакал в темноту. Это было весьма своевременное решение. Против меня и Хассана он бы долго не продержался.

— Мы его потеряли, — сказал я.

— Найдутся другие, — успокоил меня Хассан.

Спустя несколько минут перед нами оказалась высокая толстая стена из красной глины. Перед ней застыли шестеро всадников. У самой стены, прижавшись животами и подбородками к красной глине, стояли с высоко поднятыми руками четыре обнаженные девушки. Четверо всадников выставили ятаганы, уперев лезвия в спины несчастным.

Двое, с ятаганами в ножнах, готовились заковать девушек в цепи. Один доставал наручники, второй разматывал длинную цепь с ошейниками.

— Тал, — поприветствовал их Хассан.

Они резко обернулись. У всех были каварские украшения на седлах и на одежде. Они бросились на нас, причем те, которым пришлось вытаскивать ятаганы из ножен, немного задержались. Когда они подоспели, первые четверо были уже убиты. Двое последних натянули поводья и развернули кайилов. Мы не стали их преследовать.

Девушки окаменели. Перегнувшись в седле, Хассан поцеловал одну в шею.

— О! — воскликнула она.

— Вы рабыни? — спросил он.

— Нет, господин! — в один голос закричали девушки.

— Тогда бегите в пустыню.

Они затоптались, ища, чем бы прикрыться.

— Мы же раздеты, — сказала одна из них.

— Бегом! — крикнул Хассан, ловко шлепнув ее плоской частью лезвия.

Девушки с визгом скрылись в темноте. Мы рассмеялись.

— Хорошенькие, — сказал Хассан. — Думаю, нам следовало их оставить.

— Конечно, — согласился я. — Широкобедрая брюнетка хорошо бы смотрелась у меня в ногах.

— Не самое удачное время для набрасывания цепей на красоток, — заметил Хассан.

— Ты прав.

— Кроме того, — продолжал он, — они слишком молоды. Годика через два будут в самый раз.

— Тогда они могут достаться другим, — заметил я.

— На наш век молоденьких рабынь хватит, — пожал плечами Хассан.

— Это верно, — кивнул я.

Он посмотрел на валяющихся на земле людей. Три луны и воткнутый в стену факел освещали трупы.

— Вот смотри. — Хассан опустился на колено возле одного из них и задрал левый рукав, под которым оказалась голубая татуировка ятагана.

— Это кавар. — Я присел рядом. Мне уже приходилось видеть синие ятаганы на предплечьях каварских воинов.

— Нет, — покачал головой Хассан. — Смотри. Острие ятагана завернуто к телу.

— Ну и что? — спросил я.

— Каварский ятаган смотрит наружу, в сторону врага. Я растерянно посмотрел на разбойника.

Хассан улыбнулся и задрал свой левый рукав. На предплечье красовалась синяя татуировка.

— Вот как должен выглядеть каварский ятаган.

Острие, как он и сказал, было направлено от тела, в сторону врагов.

— Значит, ты — кавар?

— Конечно, — сказал Хассан.

Послышался легкий шорох, мы резко обернулись и подняли головы. Нас окружили всадники в малиново-желтых бурнусах. Позади них виднелись еще люди, облаченные в более привычные для пустыни серые одежды. Копья прижали нас к стене. Стрелы в натянутых луках смотрели в наши сердца.

— Вот они, — произнес человек, с которым мы схлестнулись в аллее.

— Убить их? — спросил один из всадников в малиново-желтом бурнусе.

— Бросить оружие, — приказала Тарна.

Мы повиновались.

— Встать.

Мы поднялись на ноги.

— Убить их? — повторил вопрос тот же человек.

— Поднимите головы, — приказала девушка. Мы исполнили ее требование.

— Тарна! — настаивал он.

— Нет, — бросила воительница. — Они сильны и красивы. Думаю, с ними будет интересно. Взять их в качестве рабов.

— Слушаюсь, Тарна, — проворчал всадник.

— Этого, — девушка показала на меня, — раздеть и приковать к моему стремени.