Плановый апокалипсис

ГЛАВА 3. СУМАСШЕДШИЙ БЛЕСК ТВОИХ БРИЛЛИАНТОВ

/Мысль, как вампир, она /

/не отражается и не отбрасывает тень./

/Философ Маналов/

Роман Монеткин открыл холодильник, достал банку пива, дернул за кольцо, подошел к окну и выпил сразу треть.

Шел дождь. Деревья покачивало ветром. Мокрый асфальт пенился и бурлил. Низко нагибая вперед голову, пробежал дворник в синей с оранжевыми вставками униформе. За ним семенила мокрая собака. Ворона села на провод, уходящий под крышу дома напротив, отряхнулась, и каркнула.

— Не каркай! — сказал Рома.

Прошла девушка с точно таким зонтом, как у Юли. Роман придавил лбом стекло. Девушка прошагала мимо подъезда и исчезла из поля зрения. Монеткин выдохнул нервно. Запотело окно. Он поднес к уху телефон.

В очередной раз дежурный голос сообщил, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны доступа.

Романа одолевали недобрые предчувствия.

Он вернулся в комнату, сел за сервированный им по всем правилам стол. Ножи, вилки, ложки, тарелки, рюмки, фужеры, салфетки, салатница и прочие предметы сервировки стояли и лежали строго там, где им и положено было стоять и лежать. В центре стола в серебряном ведерке охлаждалась бутылка шампанского, а из хрустальной вазы торчала белая роза, придавая всему необходимую нотку романтики.

Роман отставил пиво, ослабил узел галстука, сдвинул манжет рубашки и посмотрел на часы. Поднялся, походил, взял с тумбочки пульт, сел в кресло, включил телевизор.

— …А я категорически не согласен с теми, кто придерживается пресловутой теории массового оглупления, — говорил мужчина с бородой без усов, похожий на голландского моряка, другому — седому с бабочкой на шее. Она стала такой массовой, только благодаря своей примитивности и, как следствие, широкой доступности. А, между тем, история цивилизации ясно показывает, что, в процентном отношении, человечество не умнеет и не глупеет. Меняются только формы его вовлечения в общественные процессы…

Монеткин выключил телевизор, бросил пульт, вскочил, схватил пиво, допил залпом и смял банку.

Еще одна банка с пивом наполовину опустела, когда под окном завизжали на мокром асфальте тормоза. К подъезду лихо подкатила полицейская тачка.

Роман замер тревожно.

Из кабины выскочил полицейский, обежал машину, и открыл переднюю дверь. Показались стройные ножки в туфельках, а следом и все остальное.

— Юля! — Монеткин выдохнул. — Слава Богу…

Милиционер, между тем, как-то излишне галантно подал Юле руку. Она облокотилась на нее и открыла зонт. Зонт зашагал к подъезду и скрылся под козырьком.

«Что бы там не случилось, а она тут, — Роман побежал через всю квартиру к домофону, расплескивая пиво. — Я — просто сумасшедший!»

Домофон висел тихо.

Монеткин присел на тумбочку. Домофон молчал. И все кругом как будто замолчало. Только черный ботинок Романа выстукивал по паркету нервную дробь.

Он вернулся к окну. Полицейская машина все еще стояла у подъезда. Монеткин покраснел и смял в руке банку. Остатки пива выплеснулись на стекло.

Прошло, может быть, полчаса, а, может, всего несколько минут, которые показались Роману получасом, когда из-под козырька вынырнул полицейский, а за ним — Юлина ручка. Полицейский поцеловал ее, и, пятясь, отошел к машине, помахал фуражкой, запрыгнул в тачку и уехал.

Зазвенел домофон.

Роман открыл дверь и встал в проеме, скрестив на груди руки.

Подъехал лифт. Вышла, отряхивая зонтик, Юля.

— Ого! — она остановилась. — Что это ты, как на работе, нарядился?! Сегодня какой-то особенный день? — Юля сдвинула брови. — Я что-то забыла?

— Да… — Монеткин подтянул галстук и одернул пиджак. — особенный… Но ты ничего не забыла, потому что еще ничего не было…

— А что должно было быть?

— Сначала объясни, почему ты пришла только теперь? Твоя смена закончилась четыре часа назад!

— Может быть ты дашь мне войти? Или я так и буду всему подъезду объяснять?

Роман освободил проход.

Юля сердито вошла:

— Вот плохо все-таки, что мы работаем вместе! Для всего плохо! Особенно при твоей паталогической ревности! Иногда мне кажется, что когда-нибудь ты меня прикончишь! — Юля поставила зонт. — Вот я ничего такого не сделала еще, а уже чувствую себя виноватой, и собираюсь перед тобой оправдываться, как будто я преступница широкого масштаба!

А я, если тебе интересно, чуть не стала жертвой теракта, а ты меня в дом не впускаешь! — она побежала в туалет.

Монеткин прошел в комнату, достал из шкафа бархатную черную коробочку, сел за стол, и положил ее перед собой. Подумал, и убрал во внутренний карман пиджака. Поднялся, достал из бара бутылку коньяка, поставил на стол, рядом с шампанским. Лед в ведерке практически растаял, и бутылку шампанского, словно старую крепость, отделял от враждебного мира заполненный водою оборонительный ров. Только отдельные льдинки, как лодочки, плавали в нем.

— Ого! Какой стол шикарный! Как в твоем ресторане, — в комнате появилась Юля.

Роман встал и отодвинул стул.

Юля повесила на спинку сумочку и села.

— Налей коньяку, я вся на эмоциях! — Роман налил ей и себе. — Представляешь, заканчиваю номер убирать, выхожу в коридор, смотрю коробка желтая стоит, ну, знаешь, такая, в которых еду по интернету развозят. Подошла, посмотрела сверху. Закрыта плотно. Ну, я по инструкции иду звонить, куда надо. Спускаюсь на рецепшен. Звоню, представляюсь: горничная Катапультина. Сидим там, наши подошли, ждем на измене — вдруг рванет раньше времени. Хорошо еще, что гостиница полупустая, немного постояльцев разорвет в случае чего!.. Приезжают менты с минерами. Ну, тут эвакуация, все такое. Я, как свидетель, сижу до конца. Установили, короче, над ящиком такую штуку пуленепробиваемую, и подорвали. Тряхнуло так, что чуть люстра не упала. А так — все целое, только ковролин на месте взрыва выгорел вместе с паркетом, — Юля поставила пустую рюмку.

— И это все три часа продолжалось?

— А ты как думал? Там знаешь сколько одних проводов?.. Сто, наверное!.. А после я еще на вопросы для протокола отвечала.

— А позвонить не могла!

— Телефон у меня украли! Я его на стойке оставила. Потом не до звонков было, а когда вспомнила — сперли уже! И в здании, при этом, работала полиция и минеры! Чудовищный разгул преступности! Офицер сказал, что будут искать, но гарантий никаких.

— Который тебя подвозил?

— Офицер-то?.. Ага… Я, между прочим, если бы не этот офицер, еще бы позже пришла. Он сказал заявление про телефон писать, а я сказала, что в машине напишу. А в машине не написала, потому что трясло. Пришлось ему на крыльце двадцать минут ждать, пока я напишу.

— Наверное, ему понравилось тебя ждать, раз он тебе, Катапультина, за это ручки целовал?

— А ты, значит, подглядывал?.. Да ты, Монеткин, совсем свихнулся! Он часы твои рассматривал, — Юля потрясла рукой, — которые ты мне подарил! Сказал, что точно такие из музея украли. Интересовался, откуда они у меня!

— А ты что?

— Сказала, что все в порядке. Приличный мужчина подарил! А этот приличный мужчина ведет себя по-идиотски!

Часы эти Монеткин купил в одном антикварном магазине, где его хорошо знали, как Рому Сильвера, коллекционера всевозможных безделиц. Он вспомнил теперь, как Моисей Аронович неубедительно рассказывая, откуда к нему попали эти часы, и Роман уловил в его истории пару несостыковок. Но цена была настолько привлекательная, что Монеткин не устоял.

«Надо как-то с этим разобраться будет, — встревожился он. — Но как? Не просить же ее вернуть подарок? Теперь мне просто придется на ней жениться… Тем более, что именно за этим я ее, в общем-то, и позвал», он приложил ладонь к сердцу, нащупал в кармане коробочку. В ней лежало кольцо, которое, кстати сказать, Монеткин приобрел у того же Моисея Ароновича. Кольцо, как утверждал старый ювелир, досталось ему от особы, являющейся пра-праправнучкой английской королевы, которая якобы хранила в кольце сильнодействующий яд, которым отравила немало ей неугодных. Моисей Аронович показал углубление под камнем: «Вот здесь был этот яд. И, по слухам, яд был таким сильным, что, если растворить в любой жидкости даже то, что осталось на стенках, и выпить — смерть наступит мгновенно». «А как он действовал?» — поинтересовался Роман. «Как снотворное. Клиент засыпал и уже больше не просыпался. И никаких следов для экспертизы!» — похвалил отраву антиквар.

— А теперь ты мне скажи наконец, что все это значит? — Юля показала на стол.

Монеткин вытащил из кармана бархатную коробочку, вышел из-за стола и опустился перед ней на одно колено:

— Катапультина, выходи за меня!

Юля посмотрела на коробочку, на Романа, опять на коробочку, взяла ее, открыла. Сверкнул бриллиант.

— Боже! Как красиво! Чистый Пинк Флойд!

— При чем здесь Пинк Флойд?

— Ну, песня у них, помнишь, «Сумасшедший Блеск Твоих Бриллиантов»?.. Как сверкает-то!..

— Ты согласна?

У Юли навернулись слезы.

— Это из-за блеска всё, — она вытащила из сумочки платок и размазала по лицу тушь. — Только ты обещай, что перестанешь меня ревновать к каждому кирпичу!

— Обещаю… А ты мне пообещай, что уйдешь из гостиницы, чтобы не давать мне поводов для ревности!

— И куда я пойду? — Юля шмыгнула носом.

— А никуда… Будешь дома сидеть… О деньгах не думай — моя забота… Надень его и выпьем шампанского!

— Подожди, — она положила кольцо на стол. — Мне умыться надо…

Роман покосился на висевшую на спинке стула открытую сумочку. Прислушался. В ванной комнате зашумела вода. Монеткин взял сумочку, покопался внутри, вытащил выключенный телефон.

Вернулась Юля, села, надела кольцо.

— Идеально! Как ты так с размером попал?.. В самый раз!

Монеткин открыл шампанское с хлопком, но так, что ни одной капли не вылетело из бутылки. Наполнил бокалы.

— По традиции, — сказал он, — нужно бросить кольцо в шампанское, и выпить. Это смоет все лишнее в наших отношениях, оставив только необходимое.

— Что-то я про такую традицию не слышала, — Юля сняла кольцо и кинула в бокал.

Кольцо опустилось на дно. Поднялись пузырьки.

— Это старая традиция. Она идет от одной английской королевы…

Они выпили.

— Что-то меня срубает, — Юля зевнула. — Не возражаешь, если я немного подремлю?.. День такой выдался непростой… А тут еще все это, — она сонно улыбнулась.

— Спи спокойно…

Роман перенес ее на диван, и Юля сразу уснула. Он снял с ее руки часы, убрал в карман, взял со стола Юлин бокал, перекрестился, и допил, что осталось. Кольцо стукнуло по зубам. Монеткин выплюнул его на ладонь, открыл окно, и выбросил кольцо на улицу. Лег на диван рядом с Юлей, обнял ее, и закрыл глаза.