Я крутилась перед зеркалом и чувствовала бы себя как обычно, до всех этих драматичных событий… если бы не ошейник и браслеты.
Они плохо сочетались с серебристым платьем.
Закрыв глаза, я представила себя в семейном замке.
Еще до того, как родителям приспичило выдавать меня замуж за графа болотного.
Будь я чуть сдержаннее, возможно, этого бы и не потребовалось.
Но…
Вынуждена признать, что во многом оказалась виновата сама. И вижу это только сейчас, оказавшись оторванной от родного дома.
Жизнь была такой понятной. Моей.
Все для меня, и я это считала само собой разумеющимся. Примерно как Эдайя, капризная драторинка.
Чем я лучше ее, если могла спалить в дурном настроении потолок спальни, когда папа отказал мне в моем желании податься в кругосветное путешествие?
— Это опасно, Кири, — говорил он тогда, — не весь мир рад будет принять и сберечь родственницу короля Брейла. Подозреваю, ты в него характером, дорогая.
Мой дедушка, правитель Урнари, отличался расовой нетерпимостью и был не сдержан на язык. Он ухитрялся ссориться с соседями, чудом не приводя государства в состояние войны.
После того, как папа сказал это вот про характер, я и втянулась в дружбу с Милорой. Из принципа!
Говорите, я такая же как мой дед?
Но он против полукровок, а я вот дружу с одной, что скажете?
Было нелогично, поскольку этот факт я от семьи все равно скрывала.
Такая вот мамкина бунтарка, как говорил все тот же дедушка Брейл.
С тоской вперив взгляд в свое отражение, я впервые поняла, что со всеми своими бунтами далеко-то и не ушла от того, что отрицала.
Я протестовала, когда дружила с Милорой.
Но об этом протесте никто не знал. И поэтому родители, когда спохватились и поняли, что я исчезла, понятия не имели, где меня искать и у кого наводить справки.
А если бы я отстаивала свою позицию, у них хоть был бы человек, у которого можно обо мне справиться.
— Что застыла, не нравится? — резко спросила Эдайя. Ноздри у нее раздулись, явно она не такой реакции ждала от бедненькой полукровки, которая не могла видеть в своей жизни в Урнари чего-то слишком хорошего.
— В своем захолустье ты разве могла носить такие платья? — ее вопрос звучал излишне высокомерно.
Захотелось щелкнуть эту крылатую девчонку по носу, на котором еще чешуя не проклюнулась.
— Такие фасоны у нас не в моде, — чуть улыбнулась я, — выглядит непривычно, но мило, дерри. Но в своем захолустье я могла свободно гулять по улицам.
— Вот и догулялась до рабского рынка, — заметила Эдайя.
Грау ей в прическу, она права.
В дверь постучали.
Коротко, уверенно.
Не оставалось сомнений в том, кто может так стучать. Тот, кто чувствует себя хозяином жизни в целом, неважно, что в этом дворце он гостит.
— Дядек пришел, — потерла руки Эдайя.
— Все одеты! — громко сказала она.
Дверь открылась.
— Как поживаете, девочки? — весело спросил Гараирн, входя в наши покои.
Остановился, смерил меня взглядом с головы до ног. На лице его мелькнуло удивление, которое он не сумел быстро замаскировать под равнодушие.
А у меня сердце вдруг заколотилось.
— Вижу, времени зря не теряете.
— Как тебе Кира? — стараясь изобразить невозмутимость, спросила драторинка.
— Просто… великолепно, — кажется, он приложил усилие, чтобы это сказать, — а туфли вы купили к этому наряду?
— Проклятье, — Эдайя шлепнула себя по лбу, — позор для меня как для модницы. Забыла, что у Киры только рабские калоши.
— Не такие уж и калоши, — возразил Гараирн, — что ж, мы остаемся здесь на неделю, так что успеете сходить в город еще раз. Или не раз.
— А ты попросил вольную для Киры у императора?
Я благодарно взглянула на Эдайю, которая задала вопрос, мучивший меня более всего.
— Разумеется, — кивнул герцог, — еще вчера. И предварительно он одобрил прошение.
— Предварительно? — вырвалось у меня.
— По большому счету, это формальность, — улыбнулся герцог, — но тебя должен посмотреть кто-то из магистров. И вынести решение — безопасен ли для окружающих дар, который блокируют эти браслеты.