— Эйтон! — мелодичный, полный чарующей женственной чувственности голос Аделы меня словно по плечам погладил.
Жена императора коснулась моей руки и улыбнулась.
У сэлонимок принято приветствовать друзей поцелуем в щеку. Но королева Эмедеры и супруга императора драторина на такие вольности права не имеет.
Забавно, что эта пара, порушившая общепринятые каноны, трепетно относится к правилам этикета.
Если бы небо не обрушилось на твердь Аперфода и сами демиурги не явились к смертным, наверняка оба молчали бы и о своей любви.
— Приветствую, королева, — я отвесил ей поясной поклон. Наполовину шутливый, наполовину почтительный.
— Давно тебя не было, владыка, — заметила Адела, — продолжаешь избегать светских визитов в Даэру. Иногда мне кажется, ты на меня обижен.
— Нет, что ты, — поспешил я ее уверить, присаживаясь в обитое кожей кресло. Мы были в кабинете ее мужа на жилом этаже. По-семейному. На большом столе таинственно мерцал орин.
— Все еще чувствуешь свою вину за то, что случилось на твоем острове?
Впервые она об этом спросила прямо. Вероятно, потому что мы за прошедшие десять лет наедине и не оставались толком. Рядом был или ее муж, или слуги.
— Ты улыбаешься? — заметил я. — Нет ничего смешного, между прочим. Это был позор. Как для правителя, так и для мужчины, друга. Воина, в конце концов.
— Против нас тогда был весь мир, Эйтон, — напомнила Адела, — и Кайтон не с ребенком тебя попросил посидеть, за которым следить надо. А мятежница, предавшая своего брата-короля ради дракона.
Она улыбнулась краешком рта и я лишний раз понял, почему мой невозмутимый, твердокаменный друг и непоколебимый император сходит по ней с ума до сих пор.
И вновь почувствовал легкий укол зависти.
Давно я не ощущал страсти к женщине. Ради которой хочется свернуть горы, докричаться до богов, изменить мир…
— Герцог Гараирн, — продолжала между тем Адела, — вам с императором давно пора уже оставить позади тот инцидент.
— И позвать меня было твоей инициативой, — сказал я утвердительно.
— Каюсь, — снова ее непередаваемо обаятельная улыбка, — но ни о чем не жалею. Тем более, считаю, что в этом вопросе ты силен.
— В каком вопросе? — удивился я. — Мне думалось, вы объявите об ожидании третьего ребенка.
— Что? — ее глаза расширились. — У императора Кайтона достаточно других достижений, о которых пристало официально заявлять. Не стал бы он собирать общество ради такого.
Щеки королевы вдруг порозовели от смущения.
Обожаю эту всесильную парочку.
Дверь открылась без стука, пришел хозяин.
— Приветствую, император, — я встал с кресла и склонил голову.
Кайтон, все такой же безупречный и величавый, протянул мне руку для пожатия.
— Прошу извинить за ожидание, — его низкий голос отразился от стен.
— Я был рад побеседовать с королевой. Наверняка тебя задержали государственные дела.
— Можно сказать и так, — он улыбнулся совершенно не по-императорски, — принцесса Делайя желала перед сном сказку исключительно в моем исполнении.
— Она спит? — тихо уточнила Адела.
Император кивнул.
Как мило. Счастливая семья с двумя детьми. А с учетом того, что Адела никак не опровергла мое предположение о новой беременности, лишь сказала, что Кайтон не стал бы таким хвастать, может и третий на подходе.
— Сейчас нам принесут напитки и закуски, — сообщила королева.
— Очень к месту, спасибо, — Кайтон тепло улыбнулся жене.
Мы сидели за круглым столом, император с женой, разумеется, рядом. Причем правитель Драторина придвинул свое кресло почти вплотную к супругиному. Так, что подлокотники соприкасались.
— Благодарю за быстрый отклик, — Кайтон повернул голову в мою сторону, — мне очень важно твое мнение в вопросе, что я собираюсь вынести на заседание совета завтра.
— Звучит тревожно, — признался я.
В дверь постучались, открыли, дождавшись ответа императора.
Нам привезли еду и напитки.
— Ничего тревожного, — сказал Кайтон, когда слуги вышли, расставив перед нами всевозможные яства, — но тема щекотливая и во многом спорная. Но уверен, ты поддержишь.
Я молчал, ожидая продолжения. Император налил чай для жены. Мне же указал рукой на стол, побуждая без стеснения угощаться.
— Дело касается полукровок и их положения не только в Драторине, но и всем Аперфоде.
Ого, какая многообещающая завязка!
— Перемены происходят, но несправедливости еще полно. Я хочу внести значительные подвижки и обозначить позиции смешанных рас среди остальных.
— И каким образом? — я подался вперед.
— Открыть общемировую Академию наук и магии, — спокойно ответил Кайтон, — на которой будет создан отдельный факультет для полукровок.
— Это… это просто революционное решение! — у меня во рту пересохло от идеи императора. И надо сказать, я почувствовал к нему еще большее уважение.
— Вначале была мысль сделать такие факультеты при существующих академиях, — рассказывал император, — но посоветовавшись с Аделой, мы пришли к выводу, что это вызовет брожения умов и лишние протесты. Лучше начать с нуля. А уже потом внедрять изменения в старую систему обучения. Открывать там отделения для полукровок, разрешать поступать туда по одаренности, а не праву рождения. К тому же, я могу распоряжаться только Драторином. Чтобы прислушались остальные, надо создать объединяющий момент.
— И как раз им станет общемировая Академия, — с энтузиазмом подхватил я, — но для чего нужно мое мнение?
— Я хочу включить тебя в комиссию, которая будет заниматься всем этим, — Кайтон взглянул мне в глаза, — поскольку ты активно пресекаешь работорговлю и вообще настроен на борьбу против угнетения полукровок. А еще, по моему мнению, Академия должна находиться в некотором отрыве от всего мира. Например, на острове.
Я присвистнул.
— Ты хочешь превратить Хвост в кампус Академии?
— Мне казалось, там достаточно места, — он усмехнулся, — мы до сих пор не освоили толком его западную половину. Но если тебя смущает этот вариант, я рассматриваю покупку одного из островов Эльфов при Горячем континенте.
— Там слишком уж жарко, — заметил я, — планы очень великие. Это ведь надо будет построить саму Академию, городок при ней с домами для студентов и преподавателей…
— Да, это еще годы работы, — согласился Кайтон, — поэтому если ты возьмешь на себя роль куратора, это многое ускорит.
— Почту за честь, — ответил я серьезно, — и коли нас теперь так заботит судьба полукровок, хочу попросить вольную для одной… дерзкой рабыни.