Пират

4.11. После рейда

На Раусе наш корабль поставили в очередь на ремонт. Аязли распорядился забрать все свои личные вещи. На нашу ЧВК арендовали несколько контейнеров на складе и сгрузили туда всё подряд — и моих дроидов, и расходники к медкапсуле, и картриджи к пищавтомату, и сухпайки, и всю оружейку, и запасные скафандры. В процессе переезда Аязли скинул мне распоряжение о срочной встрече.

Аязли ждал меня в арендованной малой переговорной.

— Казак! Твоё сумасшедшее решение оказалось удачным. Но вот скажи мне. Ты серьёзно предлагал мне протаранить крейсер?

— Это зависело от повреждений. Если бы у нас ничего не получилось, это могло оказаться лучшим выходом.

— Понятно. Но ведь это фактически самоубийство.

— Иногда лучше достойно умереть.

— Ты знаешь, это не мой путь. Я предпочитаю зарабатывать с минимальным риском. Если ты считаешь иначе, то нам, наверно, не по пути. Я дам тебе рекомендацию, и тебя охотно примут такие же [отмороженные на всю голову].

— Хм. Вообще-то я собирался учиться…

Не знаю чего Аязли от меня хотел, но в итоге мы договорились, что всё оставим как есть. Аязли собирается переместиться в другой более спокойный район и тихо пиратствовать в пограничье и фронтире Авара. Ещё Аязли собирается сменить торпедоносец на обычный приватир. Места на приватире побольше, для обычных транспортников, торговцев и шахтёров его более чем достаточно, а торпедоносец делался для настоящей войны, для приватира он слишком затратен. Я решил, что переехать с Аязли безопаснее, чем остаться здесь, участвуя в маховике раскручивающегося конфликта.

— Хорошо. — Неожиданно остановил он нашу беседу. — Нам сейчас нужно будет сходить на сбор капитанов. Там про наши планы особенно не распространяйся.

— Понял, — ответил я, — всех посылать к командиру.

Встреча командиров проходила в банкетном зале ресторана. Все приглашённые сидели за большим круглым столом-подковой. В середине стола было пустое место и там на лифте поднимались и спускались дроиды-официанты, сервирующие стол.

— О! Аязли! Дорогой! Рад тебя видеть! — Произнёс один из капитанов в центре стола, когда мы вошли. Аязли пошёл здороваться, с некоторыми он обнимался. Я ждал у входа в зал. Наконец Аязли усадили за стол, и очередь дошла до меня.

— А это, значит, тот самый твой боец?

— Да. — Подтвердил Аязли.

— Очень хорошо, Казак, рад тебя видеть. Становись вон там, на красный коврик, чтоб всем было видно.

Понятно. Меня вызвали на ковёр. Коврик лежал в разрыве подковы. Меня доброжелательно допросили. Потом усадили за стол. Место мне досталось с краю, почти там же, где и стоял. Вспомнили покойного Кадерли и его последний бой, пообсуждали аварский крейсер, похвалили за смелую тактику, приговорили, что в масштабном бое похожая тактика не пройдёт. Кухня была аратанская, я уверенно орудовал палочками, от планетарки я не отказывался, но и не налегал, в грязь лицом не ударил.

Сытый и немного пьяный, по окончании встречи я пошёл вслед за Аязли на встречу с командой. Там Аязли озвучил: покоцаный торпедоносец продаём, новый приватир покупаем, народ добираем. Кому нужно — может заняться своими делами, пока есть такая возможность. Команда дружно проголосовала «за».

Умида решила воспользоваться моментом и съездить в медцентр — обследоваться и, если получится, избавиться от протезов. Медцентр в Галифате; так как она теперь замужняя дама, то будет правильно, если я её сопровожу. На всякий случай, чтоб недоумков не провоцировать.

Аязли нас отпустил, правда нагрузил сопровождением освобождённых рабов в Аратан, а после доставки предоставил «отпуск по семейным обстоятельствам». С рабами получилось не так просто. Рабов было много, рабские сети с них не сняли. Снять-то такую нейросеть — не проблема, да потом, после снятия нейросети, разумный может оказаться не совсем разумным и вести себя неадекватно. Так что погрузились мы всех на попутный транспорт, рабов записали на меня и оправили нас всех в Империю. Ясное дело, здесь местные медики подсуетились — работы много, за каждый «особый» случай нужно отчитываться, проще сослаться на нехватку специалистов, медкапсул, расходников и ещё чего-нибудь, да и спихнуть эту головную головную боль на большого соседа. Кстати все пояснения о разных нехватках-недостатках вполне правдивы — баронство бедное, финансирование в Аратане всяко лучше. В службе безопасности меня успокоили, что неприятностей быть не должно, а если вдруг будут, то велели ссылаться на указ Антиса-15, отменяющего указ Антиса-13, запретившего «практику доставки освобождённых рабов в пункты приёма эмигрантов с использованием рабской нейросети и передачей прав владения сопровождающему». Из этого указа мне нужны были фразы «в силу военно-административной целесообразности» и«…по-возможности назначать сопровождающим разумного с высоким имперским рейтингом, высоким моральным авторитетом или имеющим основания считать рабство категорически неприемлемым…»

Отправились мы в этот же день, можно сказать сразу. Транспорт загрузили блоками жизнеобеспечения, рабов набили как сельдей в бочку. В помощь у меня было девять человек — бывших рабов с нестрогими нейросетями. Нестрогие рабские нейросети им сменили, провели адаптационный экспресс-курс, протестировали «на адекватность» и наняли на время перелёта мне в подчинение. Наняли их почти бесплатно — установили нейросети не базовые, а чуть приличнее из вторички, предоставили возможность бесплатного перелёта и еду. Я так понимаю, что баронство на этом ещё и сэкономило.

Шесть прыжков до Киноли мы проделали в составе каравана. На Киноли нас не приняли — отправили дальше вглубь Империи. Подкинули запас кислородных картриджей (вообще-то картриджей системы обеспечения стандартного газового состава, но это слишком уж длинно), сухпайков и заплатили экипажу за следующий перегон. Три прыжка до какой-то заштатной планетки, формальный запрос на приём мы им отправили, но без особой надежды, и сразу после отказа даже не пытаясь затормозить отправились дальше. Два прыжка — и мы прибыли к столице сектора Караде.

На Караде отказать в приёме нам не решились, и мы прибыли к транспортному хабу Карада-сортировочная. На сортировочной, после небольшой задержки, нам подали большой челнок для перелёта к орбитальному лифту.

Первую партию в 70 человек мы спустили на планету успешно, у лифта загрузили в три автобуса, и отправили в Центр Приёма и Реабилитации Вынужденных Переселенцев. А вот на второй партии получился сбой. На лифте нас встретила тройка активистов — два парня и девушка.

«Рабовладелец!» — Скандировали они. — «Позор!»

Вроде и немного их было, а громко получалось. У полицейских они потребовали, чтобы меня арестовали. Арестовывать полицейские меня не стали, но препроводили в полицейский участок для разбирательства. Препроводили вместе с тремя скандалистами и автобусами рабов. Точнее препроводили не в сам полицейский участок, а в примыкающее к участку здание с большим торжественным залом. Похоже, что зал был для торжеств и приёмов — дроиды как раз его убирали.

Нам пришлось немного подождать, и в зале появился судья, но не «в живую», а в виде голограммы. В проблему он въехал мгновенно:

— Значит максимум инкриминируемого не рабовладение, а нарушение правил транспортировки? — Сразу попытался завершить разбирательство он. — Значит штраф. Только нужно разобраться кого штрафовать и на сколько.

Штраф меня не устраивал. Я сослался на нужный закон. Судью ссылка устроила, но в ответ я получил ссылку на подзаконный акт«…о нежелательности широкого применения практики…» Пришло время прикидываться дурачком:

— Ваша Справедливость! У меня указание доставить освобождаемых рабов в центр переселенцев. А может на транспорт прибудет кто? Я ему всех сразу оптом и сдам. А до центра пусть сам доставит.

— У полиции людей и средств не хватает. — Сообщил появившийся голограммой начальник полиции. — Нарушения закона нет, значит и отвлекать полицию от несения службы не следует.

— Как же нет нарушения? А как же рабовладение? Это не нарушение закона? — Влезла в обсуждение девица. Голограмма главного полицейского к ней развернулась, полицейский посмотрел на неё как на дурочку, но промолчал.

— Ваша Справедливость! — Снова вмешался я. — Я понимаю, что точность следования букве закона важна, но мы задерживаем освобождение несчастных. Может быть поручим доставку этой партии ВОЛОНТЁРАМ? — Здесь я кивнул на скандалистов. — А меня там ещё почти тысяча несчастных дожидается.

Судья задумался, согласовал с медиками Центра и толкнул короткую речугу о порывах молодости и необходимости нести и разделять ответственность за принятые решения. От опёки этой партии он меня освободил, поручив её парням с девицей.

— Я могу идти? — Уточнил я.

— Всех освободи! Немедленно! — Потребовала девица.

Освободить, так освободить — я обнулил всем хозяина в нейросетях. Большая часть осталась тупо стоять. Несколько человек куда-то пошли, не слушая восторженных воплей девицы. Кто-то кого-то толкнул, кто-то кого-то стукнул, завязалась вялая драка. Полицейский наряд напрягся, приготовил стопперы, но пока не вмешивался.

— Женщина! — Заголосил один из освобождённых и, разведя руки в стороны, пошёл к девице и облапал её. Парни быстро выдали тому по морде, сами тоже огребли, но мужика уронили.

— Что ты с ними сделал? Гад! — Гневно вопросила меня девица.

— Как велено — освободил. Теперь у них нет хозяина. Работай с ними.

— Прикажи им успокоиться и двигаться в автобусы!

— Я им никто. Приказы отдавать я им больше не могу.

Один из освобождённых рабов оказался не человеком, а обезьяном — самцом обезьяны. Он сорвал с себя одежду, высоко подпрыгнул, зацепился хвостом за люстру и начал на ней качаться. Оказывается в зале была крупная люстра на потолке, выполненная в докосмически-шикарном стиле, новодел конечно. Этот обезьян сначала плевался, потом решил всех сверху обоссать. Я успел закрыть свой скафандр, внутрь не попало, но всё равно неприятно.

— Вот! Это тебе за то, что ты их раньше не освободил! — Тыкала пальцем в меня девица. Здесь прилетело и ей. Она была в обычном планетарнике-тряпочке. Подозреваю, что ей гораздо неприятнее.

— Меня-то за что? Это я всех освободила! — Заорала она.

Обезьян на её вопль отреагировал и удостоил целенаправленной струи.

— А-А-А! — Завизжала девица.

В зале был «пожар и наводнение в бардаке».

«Я пойду, всё одно я здесь ничем не помогу, а меня остальные ждут». — Отправил я сообщение судье. Тот с кем-то ругался и от меня отмахнулся, отпустив.

«Девиантное поведение освобождённых…» — донеслось до меня.

За несколько часов транспорт мы освободили. Всех оставшихся доставили в Центр. С той несчастной партией тоже разобрались, полицию привлекли, она стопперами справилась. Наряд меня снова доставил в тот же торжественный зал. Сопроводили подчёркнуто-вежливо. Умида тоже появилась, с негодованием посмотрела на скандалистов, меня взяла под руку. Судья меня поблагодарил за выполнение законов Империи и долга Верноподданного, парней с девицей приговорили к штрафу или отработке. Полицейские настаивали на штрафе с целью оплаты внеплановой внеурочной работы. Скандалисты в итоге выбрали отработку. Судья усмехнулся и приговорил их к сопровождению перевозки освобождаемых рабов с Рауса.

— В баронствах вечно чего-то не хватает. — Заявил он. — Вот научитесь, как лучше дело делать, и их может быть научите.

Определённо, у судьи есть чувство юмора.

Мы расквитались и отправились в Галифат, в систему Маркебхоб. Назвать систему лодкой, везущей любовь среди звёзд — поэтично. Хотя, возможно, я не слишком точно перевёл. Сначала мы летели рейсовым по Аратану, потом пограничный перелёт и ещё пара рейсовых перелётов по Галифату с одной и с тремя промежуточными остановками. Умида изображала из себя образцовую галифатскую жену, сопровождающую супруга.

Маркебхоб от остального Галифата отличался. Не было на нём всеобщей женской закутанности-зашторенности. Но в госпитале врач всё равно говорил о предстоящих операциях Умиды не с ней, а со мной, как с мужчиной и мужем.

— Очень хорошо, что Вы согласились на такую прогрессивную и многообещающую технологию. Мы не идём путём аварцев, с их донорской пересадкой конечностей, хотя успехи их феноменальны. Мы не идём путём искуственного выращивания нужных органов в биореакторе с их насыщением прогениторными клетками — это несёт риск существенного снижения регенерационных возможностей организма и уменьшает срок жизни. Мы идём по промежуточному пути: используем межклеточный матрикс пурко, сеть инертных белковых волокон, структурируем его клеточным материалом пострадавшего и выращиваем конечности. — Доктор посмотрел на нас и продолжил: — Я наверно слишком заумно говорю. Пойдёмте просто посмотрим!

Мы прошли какими-то коридорами и подошли к стеклянной стене. За этой стеклянной стеной была обычная молодая хрюшка. Точнее обычной она бы была, если бы не выращенные у неё человеческая ступня с голенью, нога с коленным суставом и кисть руки, густо облепленные датчиками и трубочками с прокачиваемой жидкостью.

— Вот! Посмотрите какая прелесть! — Продолжил доктор. — Всё прекрасно сформировалось, всё прекрасно подойдёт Вашей жене, снижение регенерационных возможностей будет минимальным!

Хрюшка нас услышала и заинтересовалась. Голову она повернуть не могла, ну не вертят свиньи головами, а тело у неё зафиксировано. Когда мы её обошли и попали в поле зрения, она посмотрела на нас умным и грустным взглядом. Умида вцепилась в мою руку. Меня тоже пробрало.

— Мы начали предоперационную подготовку и уже через 20 часов готовы будем начинать. Осталось только оплатить остаток. Умидиного счёта на это как раз хватило. Доктор предложил дополнительные процедуры для улучшения и ускорения адаптации при посттранспонталогическом состоянии, Умида хотела отказаться — денег, видишь-ли на счёте у неё не осталось, но я оплатил со своего — 15 тысяч не те деньги…

Мы устали от перелёта и госпитальной суеты — легли пораньше.

— Пурко у нас считается нечистым животным. — Шептала мне Умида. — Когда я соглашалась, я себе это как-то не так представляла. Мне кажется, ты будешь меня меньше любить…

— Нет, девочка моя. — Шептал я ей в ответ…

Операция и послеоперационное восстановление в медкапсуле прошли успешно. Я неделю просидел в гостинице. Утром и вечером мониторил состояние Умиды. Идти никуда не хотелось, так что просто пил кофе и читал книги. Мог проснуться ночью, накофеиниться и читать, мог заснуть среди дня, не дочитав главу. Наконец Умида вышла от медиков «своими ногами». Три часа мы с ней медленно ходили под ручку по парку при больнице, время вышло и она снова вернулась на лечение. Четыре дня её выпускали часа на три-четыре, потом ещё четыре дня выпускали на день, а ночевала она в медкапсуле.