Глава 8

Драться за свою жизнь не пришлось.

Капитан миролюбиво опустил руки вниз и развел их в стороны, обозначая дружественные намерения, и широко улыбнулся желтыми, но крепкими зубами.

Был он высок, широкоплеч и по фактуре напоминал американского рестлера из девяностых. Лет тридцать на вид. Черные, как смоль, густые волосы сальными прядями свисали до плеч, а гусарские усы и клиновидная герцогская бородка, некогда аккуратно подстриженные, нынче топорщились, как иглы у ежа во все стороны. Лицо его украшала причудливая вязь старых шрамов, словно кто-то однажды изрезал капитана вдоль и поперек, но, к сожалению, так и не сумел его прикончить.

— Что было, то прошло! Кто прошлое помянет, тому глаз вон! — заявил капитан.

Максим не был настроен столь милостиво. Первым чувством в его душе было сильное желание убить пирата, почтив память тех, кто пытался это сделать прежде, но не сумел. Он огляделся по сторонам в поисках любых подручных средств, но ничего, хотя бы отдаленно напоминающего оружие, не обнаружил.

Под ногами застонал покалеченный урка, про которого Максим давно позабыл. Он пнул его еще разок для острастки. В остальном же все было спокойно. Прочие обитатели камеры предварительного и окончательного заключения далекой колонии великой испанской империи старательно делали вид, что ничего интересного вокруг не происходит.

Максиму захотелось выматериться во весь голос, но он внезапно вспомнил, что прежде недолюбливал обсценную лексику, и, усилием воли, сдержался, хотя Хьюго в его душе искренне возмутился такому решению.

— Пошел вон! — сказал Максим пиратскому капитану и сел на лавку, честно отбитую в неравном бою.

Урка, постанывая, отполз подальше, и Макс тут же забыл о его существовании.

— Вы невероятно учтивы, — пират внезапно перешел на немецкий и заговорил в вежливой форме, — судьба свела нас во второй раз, а такие знаки свыше настоящие сыны моря не могут оставить без внимания!

Говорил он вполне понятно, с легким британским акцентом, но Максим не пошел на контакт. Он отвернулся к стене и коротко бросил в ответ по-русски:

— Отвали, говорю!

Пират на несколько мгновений задумался. Потом заговорил:

— Это наречие я не знаю, хотя владею семью языками. Не будете ли вы столь любезны просветить меня и сообщить, на языке какого государства вы сейчас говорите?..

— Пошел ты, гнида! Крыса помоечная, мошонка дьявола, овцелюб, сволочь! Чтобы ты сдох в страшных мучениях, ублюдок! Тварь конченая, фашист, сифилитик!

Максим сам не понял, что на него нашло. Наверное, Хьюго на секунду победил. Он вскочил на ноги и орал на капитана так, как не кричал ни на кого прежде в своей жизни.

Тот невозмутимо выдержал ментальную атаку, с интересом вслушиваясь в русскую речь, а когда Макс выдохся и замолчал, уточнил:

— Очень экспрессивно! Это валашский[4]? Знавал я некогда одного тамошнего графа, из Трансильвании, кажется, у него еще были весьма выдающиеся верхние клыки. Как же его?.. Драхала…

Максим к этому моменту уже успокоился и запал прошел. Он опустился обратно на лавку и зажал голову руками. Все было слишком уж чересчур. Конечно, за эти дни он свыкся с мыслью о своем незапланированном перемещении во времени. Точнее, он думал, что свыкся. Сейчас же оказалось, что все его невысказанные эмоции лишь скрывались под маской невозмутимости. Но при первом же дуновении ветра, эту маску снесло напрочь, обнажив истинную сущность Максима: испуганную и сомневающуюся. Благо, Хьюго был рядом, и сумел компенсировать своей непробиваемой самоуверенностью природную робость Макса.

В итоге, все пришло в состояние гармонии, и Максиму сейчас хотелось лишь крепко выспаться, но ему этого, разумеется, не дали.

— Вам говорили, что вы весьма неприятный человек, сэр? — пират перешел на английский, при этом голос его приобрел раздраженные интонации.

— Вот пристал, ушлепок, да отвалишь ты от меня или нет? — устало поинтересовался Максим, а потом все же сказал на английском: — Иди в свой угол! Разговора не будет!

Капитан вновь заулыбался, услышав знакомую речь. Присесть рядом на лавку он не рискнул, хотя на мгновение Максиму показалось, что он попытается это сделать. Но все ограничилось тем, что пират присел на корточки в паре шагов от лавки, широко разведя колени в стороны — прямо живое воплощение гопника из неблагополучного района родного города, только антураж слишком уж экстравагантный.

— Сэр, я хотел бы с вами побеседовать! — настойчиво сказал капитан, перейдя на низкие, хрипловатые, доверительные полутона.

— Пошел вон!

— Сэр, это важно для вас, поверьте! Уделите мне всего лишь несколько минут, и вы не пожалеете!

— Вон!

Максим, и правда, как-то внезапно выбился из сил. И все, что ему хотелось, чтобы его оставили в покое хотя бы на несколько часов. Видно, сказались волнения прошлых дней, и диалог с капитаном пиратского корабля никак не входил в его ближайшие планы.

— Я расскажу вам нечто такое, отчего вас немедленно освободят из этой клетки!

Интересно, подумалось вдруг Максу, а что было бы, если бы случайная пуля миновала висок фон Валленштейна? Как вообще произошел процесс перехода одной личности в чужое только что умершее тело. Да и умершее ли? Ведь Хьюго остался жив, лишь его сознание заместилось разумом человека, родившегося триста лет спустя. Причем заместилось не на сто процентов, ведь Валленштейн время от времени в сложные моменты брал на себя управление собственным телом. Или то были остаточные рефлексы организма?..

— Господи, ну что ты можешь сказать такого важного? Твоя жизнь не стоит даже веревки, на которой тебя завтра повесят. Просто оставь меня в покое и проведи свои последние часы достойно.

Пират увещеваниям не внял. Решив, что приступ бешенства у его оппонента миновал, он, словно огромный гусь, чуть приблизился к Максу, не поднимаясь с кортов, и заговорил полушепотом, стараясь, чтобы прочие обитатели камеры его не услышали.

— Две минуты, сэр, выслушайте меня, и вы станете одним из богатейших людей Нового Света!

— Дьявол тебя разбери! — не выдержал Максим. — Говори уже, что хотел и убирайся в свой угол!

— Я сразу понял, сэр, когда только увидел вас там, на борту «Санта Розы», что у вас большое будущее. Как вы владели рапирой — просто загляденье! Уверен, у вас были отличные учителя!..

— Полминуты прошло, — равнодушно сообщил Максим, которого все эти заигрывания и лесть совершенно не трогали. Куда там пиратскому капитану до сетевых торговцев — его методы отставали на три столетия.

— Так вот, — заторопился пират, — как вы верно заметили, меня в ближайшем будущем ожидают весьма скверные перспективы. А я совершенно не хотел бы болтаться на виселице на потеху местной публике. Знаете ли, имя мое слишком известно в узких кругах, чтобы окончить собственные дни столь банальным образом.

Пират сделал важное лицо, но Максим не заинтересовался и не стал уточнять, как же зовут капитана — хоть Джек Воробей, плевать. Он понимал, что тот лишь закидывает удочку в надежде вызвать интерес у собеседника, вовлечь его в диалог, а там раскрутить по полной. Обычный метод цыганских гадалок. Сталкивались, знаем!

— У тебя осталось полминуты! — предупредил Макс, которому этот разговор уже надоел.

Капитан смерил его долгим и неожиданно серьезным взглядом, после чего поднялся на ноги. Макс тоже встал, готовый бить первым, если придется.

Но пират внезапно схватил его за грудки, да так, что Максим и опомниться не успел, придвинул к себе и прошептал прямо в ухо:

— Передай им, я знаю, где Генри Морган спрятал Панамское золото. Я лично помогал тогда, двенадцать лет назад. И я покажу место, если мне оставят жизнь и дадут малую долю добычи. Это говорю я, Джон Флинт! А мое слово — кремень!

После чего он отпустил Максима, отвернулся, словно потеряв к своему визави всяческий интерес, и вернулся на свое прежнее место в дальний угол.

Макс изрядно опешил от произошедшего. Во-первых, он, разумеется, читал в детстве «Остров сокровищ» и знал имя капитана Флинта, но всю жизнь считал, что тот был персонажем вымышленным. А сейчас оказывается, что капитан, и вправду, существовал на свете. Более того, пиратствовал, хотя и не столь успешно, как его книжное воплощение. И, судя по всему, жизнь его подходит к логическому финалу. А во-вторых, если Флинт не врал, то этими сведениями он точно мог выкупить и собственную свободу, и свободу пиратского капитана. Ключевая фраза — «если Флинт не врал».

Потому что Панамское золото Генри Моргана — это очень много денег, настолько много, что можно было купить целый остров, или даже архипелаг, и еще осталась бы сдача.

Историю эту Максим услышал совсем недавно, когда вечерами, за ужином под бокал-другой вина, от нечего делать де Мендос развлекал своих гостей многочисленными историями, в том числе о пиратах, уже долгие годы бесчинствовавших в морях и на суше.

В один из вечером он рассказал и про великий поход Моргана на Панаму, состоявшийся двенадцать лет назад, в 1671 году. Панама в ту пору был сказочно богатым городом, хранившим все золото, добытое в Перу.

Армада из тридцати шести кораблей, с командами в две тысячи человек взяли город, хотя им пришлось дать грандиозное сражение на суше. Против них даже выпустили полторы тысячи быков, которые чуть было не смели все пиратские построения.

Но самое интересное случилось, когда Морган покидал Панаму, двигаясь через центральную Америку к своим кораблям, ждавшим с другой стороны перешейка. Почти двести вьючных животных везли на себе богатую добычу, но вот по итогам расчета, каждый из членов этого грандиозного набега получил лишь пятую часть той доли, на которую рассчитывал.

Большая часть добычи была заранее спрятана, а потом переправлена в тайное место. По крайней мере, так говорили люди. А они, как известно, врать не будут.

Сам Морган, разумеется, заявил, что рассчитался со всеми честно, и даже вывернул карманы, показывая, что не припрятал в них ни единого пиастра. Но осадочек, как говорится, остался.

Слухи ходили самые разнообразные. По словам де Мендоса, большинство считали, что все золото было тайно погружено на корабль и после доставлено на Ямайку, где Морган губернаторствовал до своей атаки на Панаму. Но любопытная часть истории заключалась в том, что как раз накануне экспедиции был подписан Мадридский мир, и Морган оказался преступником перед лицом английской Короны, за что по возвращению на Ямайку был арестован. Так что ни малейшего смысла везти награбленное на остров у него не было.

А после там закрутились совсем иные события, которые длятся до сих пор. Морган был переправлен в Англию, потом вернулся на Ямайку, но уже не в качестве губернатора, а год назад был отстранен от командования фортами, после чего злой до крайности удалился на свои плантации.

Но, спрашивается, где же всплыло в итоге панамское золото? Нигде. Оно словно растворилось в небытие.

Другие говорили, что тот корабль потерпел крушение и затонул, а все члены экипажа погибли. Могло такое случиться? Конечно, но где, спрашивается, доказательства? Их не было.

Третьи же думали, что Морган припрятал деньги до поры, до времени, и, как только будет нужно, заберет их. Либо уже забрал, все же столько лет прошло.

В общем, судьба столь ценного груза до сих пор оставалась неизвестной.

И вот теперь этот странный и мифический капитан Флинт заявляет, что знает, где находится приз.

Максим, размышляя, задремал, сам того не заметив. К счастью, никто его более не беспокоил, и удалось отлично выспаться до самого позднего вечера, хотя в камере было душно и стоял жуткий храп от прочих постояльцев, кто-то постоянно портил воздух, а мухи бесцеремонно лезли во все отверстия организма.

За зарешеченными окнами давно стемнело, когда Максим пробудился. И как раз вовремя.

Пришли солдаты, на этот раз без сержанта Гарсии, который, сволочь, так и не отработал полученную от де Кардоса взятку.

Выходя из камеры, Макс бросил быстрый взгляд назад, и тут же наткнулся на лицо Флинта, словно выточенное из камня. Капитан, не моргая, смотрел на него тяжелым взглядом, и Максим невольно поежился.

Короткий коридор, и они вышли на улицу. Солдаты вроде как и не конвоировали Максима, просто следовали рядом, указывая направление.

Пройдя буквально пару минут, они вышли к форту, где дежурили еще человек десять солдат.

— Сеньор, вас велено сопроводить до таможни, там вас ожидают, — оповестил его один из охранников.

— Так я свободен? — уточнил Макс.

— Да, но вас ожидают…

Максим решил не спорить, тем более что идти было недалеко — нужно было лишь перейти через улицу. Но солдат все же сопроводил его до самого входа, передав с рук на руки другим солдатам, охранявшим ворота таможни.

— Фон Валленштейн, — представился Максим, и его тут же пропустили внутрь на территорию.

Особняк, в котором располагалась таможня и счетная палата, был крупным зданием, с многочисленными арочными элементами вдоль всего первого этажа и широкими балконами второго этажа. Типичная асьенда[5], которые и в будущем можно было встретить и на Кубе, и в Испании, и много где еще.

Дом был свежепобелен, вдоль всего периметра горели многочисленные факелы, туда-сюда сновали смуглые слуги и солдаты, патрулирующие периметр. Пальмы в кадках, спрятанные в тени наружных анфилад первого этажа, добавляли колорит.

Но Максима в данную минуту интересовал совсем иной вопрос — к какому именно решению пришли власти этого городка, касательно его дальнейшей судьбы? Он не верил, что дон Эстебан отступится и проглотит нанесенное ему оскорбление. С другой стороны, солдаты заявили, что Максим совершенно свободен. Значит, обвинения с него сняты? Если так, уже хорошо.

Неужели де Мендос все же вновь вмешался в его судьбу и каким-то образом сумел договориться с алькальдом и Эстебаном?

Черт! Нужно чуть больше информации, и в то же время, Макс понимал, что лишь войдя в здание таможни, его тут же возьмут в оборот. Не бывает бесплатного сыра в мышеловке. Не могут просто так снять все обвинения. Значит, там явно готовится нечто, что Максиму совершенно не понравится.

Если Мендос откупился от Эстебана деньгами — это был бы самый лучший выход из ситуации. Максим честно отработал бы потраченную на него сумму, сколько бы времени это ни заняло.

Но что, если наглый юнец уперся и возжелал крови? Чем в таком случае заплатил Мендос? В тот факт, что его каким-то чудом вытащил из-за решетки Васко, Максим не верил. Нет у него здесь ни связей, ни денег в кармане, чтобы решать подобные вопросы.

Солдаты были повсюду. Максим начал было их считал, но быстро сбился после третьего десятка. Таможню охраняли не меньше сотни человек, а то и больше, сложно сказать.

Его провели в нижний зал, где был устроен прием для важных гостей. Мраморные полы, лепнина на потолке, изящные резные столики, на которых стояли многочисленные блюда и напитки. И между ними прохаживались люди.

Максим еще издали увидел де Мендоса и де Кардоса, которые неспешно беседовали между собой. В противоположной части зала образовалась неприятельская компания, в которой предводительствовал слегка протрезвевший за это время Эстебан де Асеведо. Рядом с ним стояли несколько человек — явно местные боссы.

По залу прохаживались сеньориты, облаченные в красивые платья, кричали обезьяны, требуя еды, попугаи перелетали с одной пальмы на другую, слуги подносили гостям подносы с бокалами, в углу негромко играл небольшой оркестр.

Максим остановился практически на входе. Удивительно было вот так резко сменить обстановку, попав прямиком из тюремной камеры на светский ужин.

Де Кардос увидел его издали и поспешил навстречу, торжественно приобняв Максима, словно они не виделись минимум несколько дней.

И в тот же момент Васко прошептал ему на ухо:

— Ничему не удивляйтесь и со всем соглашайтесь! Де Мендос все уладил, но это было сложно. С этого момента мы с вами поступаем на королевскую службу! Теперь у нас есть каперский патент!

Загрузка...