Петербургские истории

16. Воланд был прав…

Бабушка сдержала свое обещание и на следующий день позвонила знакомому. С кафедры, потому что Аннушка вышла на свободу и бодро наверстывала план по отравлению жизни окружающим. Знакомый дал телефон одного типа, который в Петроградском районе заведовал вопросами недвижимости и вообще, пообещал помочь. Сам он занимался другими делами, но был нам благодарен за информацию о бывшем владельце нашей дачи: не будь нашего интереса, выгодная недвижимость могла от него и ускользнуть. А так — он купил отличную квартиру в центре города по смешной цене. В общем, все довольны и все при деле. А пока, поздно ночью, мы вышли в коридор, и бабушка провела малый ритуал призыва: в самом деле, по какой-то же причине дефицитное жилье простояло без дела несколько десятилетий? Надо узнать.

Ритуал прошел на пять баллов: снова статуэтка, снова речитатив заклятия и транс. Бабушка пообщалась с кем-то. Постояла, выдохнула и открыла глаза:

— Придется в эти выходные съездить в Михайловский замок. Завтра же договорюсь.

— Некромантия?

— Похоже, она, родимая.

— Поститься надо?

— Не думаю. У нас блат на той стороне, не забыла? Но я все равно посчитаю, проверю.

— Хорошо, ба. Завтра хочу съездить на Сенную, закупиться для дачи. Жаль, конечно, что слишком поздно вернусь, ну, да ничего страшного, в субботу все равно в Михайловский едем, а не на дачу.

— И то дело. Ты сделала себе список?

— Конечно. Хочу салфетницу, мясорубку тоже надо. Терка там совсем старая, ржавая. Крупы и консервы… много всего!..

Утром я обнаружила в коридоре Аннушку. Та задумчиво ходила вдоль наших стен и рассматривала двери.

— Какие-то проблемы? — подчеркнуто нейтральным тоном.

Баба вздрогнула.

— Нет-нет, ничего, — чуть не кланяясь, — просто тут вдруг подумалось… почуялось… показалось…

— Пить меньше надо! — жестко отрезала, — иди себе, Варфоломеевна, по добру, по здорову!

Проследила, как вредина скрылась у себя, и пошла дальше — в ванну и на кухню, собираться на учебу. Бабушке, впрочем, все равно наябедничала. Та нахмурилась:

— Сейчас свой морок накину, нечего у нас шляться.

Установка морока заняла пару минут: бабушка карандашом нарисовала несколько рун и знаков на косяке забытой двери и рядом, пробормотала формулу принятия ответственности за место. Все!

— А больше ничего не понадобится?

— Ничего, Криста. Пока этого достаточно.

— Ладно. Тогда я на учебу, а потом сразу на Сенную поеду. Может, Нинка со мной поедет и довезти поможет.

— Это было бы замечательно.

Луговая легко согласилась составить мне компанию в процессе шопинга. Мы быстренько разделались с учебой и отправились в центр дешевой торговли. Купили круп, специй, прочей бакалеи, консервов и вообще, продуктов долгого хранения, кухонную утварь, еще комплект полотенец и постельного белья…

Нагрузились как два вьючных мула.

— Ничего, — пропыхтела Нинка, распинывая гигантской сумкой затор в дверях, — за несколько поездок перевезете, а там будет легче!

— Точно сказано, — я втащила неподъемную тележку по ступенькам, — как говорится, Рим не сразу строился.

Мы пролезли в метро и поехали к нам домой. Дома было тихо, только на кухне Дима кашеварил.

— Вечер, Криста, — он высунулся в коридор и жизнерадостно помахал мне лопаточкой, — ты сегодня поздно.

— На рынок заехали, надо было закупиться.

— А что не на выходных? Я бы с удовольствием присоединился.

— Все выходные будут хлопотными, не до шопинга.

— А, понятно.

— В следующий раз съездим, не огорчайся.

— Разумеется.

В наших комнатах Нинка заметила:

— А он ничего, как-то похорошел даже.

— Ты не поверишь, но да. Вот что самостоятельность животворящая с мужиками делает!..

Мы похихикали. Бабушки еще дома не было, так что мы перекусили, и подруга отправилась домой — время действительно было поздним.

Я вымыла посуду, распределила вещи по очередности перевозки на дачу. Бабушка вернулась почти ночью, на такси.

— Уф… — она торжествующе посмотрела на меня, — ты не поверишь, Криста, но…

— Погоди, — я прищурилась и уставила пальчик на нее, — дай-ка, я угадаю: ты сумела оформить комнату на нас?!.

— Именно!! Кажется, остатков денежного ритуала и утреннего морока хватило, — она торжественно выложила из портфеля папку с документами.

— А в Михайловский как же?

— Все равно поедем. Надо разобраться, что, почему и как.

— Так что же с бумагами? Расскажи! — я открыла холодильник, доставая кастрюли.

— Значит, дело было так… погоди, руки помою, и расскажу.

Я разогрела ужин, пока ба мылась, налила себе чаю и устроилась за столом, готовясь внимать.

— Итак, — бабушка взялась за вилку, — ты же помнишь, мне дали контакты отдела недвижимости нашего района. Я решила не откладывать дело и прямо утром созвонилась. А тот тип неожиданно предложил подъехать к нему. В общем, я в рекордном темпе разделалась с делами и поспешила туда.

— И?!

— Приятный человек, очень умный и знающий. Нам с тобой и это знакомство пригодится. Он поднял бумаги и выяснил, что сразу после войны документы на наш дом оказались повреждены, и именно в нашей квартире точное количество комнат было не читаемо. Тот, кто тогда заведовал расселением, не стал морочиться и записал примерное количество. Вот она и потерялась.

— И как же сейчас?

— По рекомендации нашего знакомого во власти этот хозяйственник покопался в законах и нашел очень изящное решение: перевел задним числом эту комнату во владение твоих родителей, а потом оформил, задним же числом, тебе как наследство. Разумеется, не задаром, но, слава Юноне, с деньгами у нас сейчас все в порядке.

— И что теперь?

— Завтра, в Михайловском, мы с тобой вызовем Павла и Зимину, попросим их найти того, кто так заколдовал комнату.

— Мы с Ниной купили на завтра бисквитный рулет со взбитыми сливками, для музейщиц. Его хватит?

— Разумеется. А в воскресенье съездим в Пушкин, сделаем ритуал на мир с соседями: они еще не знают про дачу, так что, стоит одним махом увеличить их благодушие по двум поводам.

— Хорошо. Я думаю, комнату в любом случае стоит придержать. Стоит и стоит. Сначала с дачей разберемся. А там посмотрим.

— Ты права. Ну что, спать пора? Завтра вставать рано…

— Это да, — я забрала посуду и отправилась на кухню.

На следующий день рано утром мы стояли в Овальном зале Михайловского замка. Ритуал вела бабушка. На вызов пришли Павел и Зимина, еще пяток призраков, два полтергейста. Не густо. Впрочем, сейчас разберемся.

— Есть ли страждующие души? — ритуал начался штатно.

— Есть, — один из призраков поклонился присутствующим, — Ворыпаевы мы.

— Что просишь? — помолчав, спросила ба.

Я в своем обережном круге замерла: кажется, план на ритуал полетел в тартарары?

— Потомок мой, Ленька, живет в глубинке, пьянствует. А ведь человеком мог быть. Умен и талантлив, как немногие.

— Свою голову другому не подставишь, — нейтрально заметила ба, — сейчас времена переменчивые, кто хотел — наверх взлетел, кто не смог — опустился. Коли твой потомок ко дну катится, стало быть, есть причина?

— Есть, увы, — призрак изобразил глубокий вздох, — племянник мой, тоже Ленька, окрутил купеческую девку. Оприходовал, позабавился, а потом бросил. Семья ее назад не приняла, мир осуждать, да травить принялся… девка и утопилась. А перед смертью весь мой род прокляла. Захирели Ворыпаевы, деньги растратили, имение потеряли… было нас много, а после проклятия все почти перемерли. Сейчас всего один Ворыпаев и остался. Так же, как племяш, Леонидом назван. Наверно, потому и неудачник…

— А что сам обиженную не нашел? Она же одной веры с вами.

— Самоубийца, — дух развел руками, — такие либо сразу вниз, либо…

— Шишига она, — встряла Зимина, — слыхала я эту историю.

— Это сложно, шишигу упокоить, да ее проклятие снять, — бабушка задумчиво постучала пальцем по щеке, — что как откуп дашь?

— Да разве ж возрождение рода не откуп?!

— А мне что с твоего рода? Есть он, нет ли? Мне все равно. Алкоголика твоего, опять же, в человеческий вид привести… оно мне надо?

— Дело же богоугодное, — призрак посерел, махнул рукой.

— А я не христианка. Вы, дворяне, сами себе порой самые злые враги. Неужели племянник твой о последствиях не думал, когда купчиху заваливал? Думал, что дворянам закон не писан? Сам-то, небось, потом жил спокойно, в свое удовольствие… и ничуточки совести не ёкало?..

— Да… — Зимина снова вмешалась, — помню я Ворыпаевых. И скандал тот в свете обсуждали, правда, очень недолго, не тот масштаб. И Леонида этого встречала. Жил спокойно, пусть не в верхах, но карьеру себе сделал. Через пару лет после скандала на дворянке провинциальной женился, потомков оставил, умер в майорских чинах, не бедствуя. Нынешний Леонид как раз его правнук.

— А подать-ка сюда этого Леньку Ворыпаева!.. — внезапно вмешался царь.

Другие призраки, до этого державшиеся поодаль, метнулись вбок.

— Пока ждем, — бабушка обернулась к Зиминой, — Варвара Петровна, дельце есть у меня семейное.

— Вот как? А что за дело?

— Рядом с нашими комнатами есть еще комнатка. С конца последней войны стоит пустая и забытая, никто о ней не помнил. А как внучку обучать начала, видать, чары какие спадать начали. Я глянула, след на вашу сторону ведет. Найти бы…

— О, это я мигом, — старуха кивнула и улетела.

Она и впрямь обернулась раньше царевых слуг. Пришедший с ней призрак был тонким и бледным юношей.

— Кто таков? — сурово вопросила ба.

— Данила я, Петров, — он подрагивал, косясь на присутствующих.

— Зачем комнату заклял?

— Так мне ее только дали, я и месяца не прожил, как война началась! На фронт пошел, а что ж, после войны снова по общагам жалиться?..

— Когда помер?

— В сорок третьем, снарядом наш окоп накрыло.

— Жаль… но комнату-то что не освободил?

— А как это?

— Эх, молодежь… — Зимина отвесила парню отеческий подзатыльник, — повторяй за мной, дубина! Я, Данила, сын…?

— Иванович я. Из крестьян, отец в Питер на завод приехал работать, да помер вскорости, а я при заводе остался.

— Вот, — она снова дала ему подзатыльник и скомандовала, — повторяй!

— Я, Данила Иванович Петров, сын крестьянский, — покорно сказал дух.

— …С сего момента освобождаю от своей воли и власти комнату в доме на Петроградской стороне, данную мне при жизни в пользование… — продолжила Зимина.

— …С сего момента освобождаю от своей воли и власти комнату в доме на Петроградской стороне, данную мне при жизни в пользование… — покорно повторил дух.

— …И передаю права на нее роду Стриговых.

— …И передаю права на нее роду Стриговых.

— …Да будет так!

— …Да будет так!

— Свидетельствуем! — рявкнули царь и остальные призраки.

Никаких внешних эффектов не случилось, но мне внезапно стало тепло на сердце. Хорошо, значит, подействовало.

Тут сбоку и снизу призраки ввели в зал еще одного. Леонид Ворыпаев оказался высоким, видным мужчиной с лихими усами. Офицер осмотрелся, обнаружил царя поблизости, поклонился. На нас даже не глянул. Ну-ну, какие мы гордые, да благородные! Ничего, петушок, сейчас тебе перышки-то повыдергаем!..

— Вот, ваше величество, племянник мой, Леонид, — старший Ворыпаев повел на родню рукой, поклонился.

— Вижу, — Павел обошел вокруг, осмотрел, покивал, — видный был офицер, посмотреть приятно.

Леня приосанился.

— Наверно, у дам успех имел?

— Как без этого, — Леня поклонился, вид имея польщенный и глуповатый.

— Ну-ну, — царь еще раз обошел паршивца, повернулся к нам, — что делать будем, господа и дамы?

— Высечь? — предложил старший Ворыпаев.

Младший вздрогнул и оторопело уставился на дядюшку.

— Поздно, — бабушка смерила взглядом сластолюбца, — в юности пороть надо было.

— Думаю, для законного разбора дела, — один из придворных призраков приблизился, поклонился, — кое-кого еще вызвать надобно.

— Ах, да!.. — Павел кивнул, — приведите!

На этот раз за шишигой ушли полтергейсты. Я с любопытством наблюдала. Утопленница оказалась довольно высокой стройной девицей, в длинном саване, с водорослями, запутавшимися в длиннющих волосах. Серьезно, волосы практически доставали до земли! Симпатичная, даже красавица, неудивительно, что молодой повеса на нее запал. Сейчас, правда, печать нечисти наложила что-то жуткое на ее черты. Девица поклонилась присутствующим, отдельно — царю, кивнула нам и выпрямилась, ожидая.

— Кто такова? — бабушка начала допрос.

— Людмила Ивановна Лопаткина, из купцов, — приятным голосом.

— Зачем руки на себя наложила? — вмешалась Зимина.

— А что делать было?.. — шишига подобралась, на лице начали проступать трупные изменения, глаза зачернели двумя провалами. Я невольно поежилась. — Этот мерзавец, — она ткнула пальцем в младшего Ворыпаева, — поигрался и бросил, батюшка домой не пустил. В борделе маман обсмеяла, не приняла, сказала, что купеческую кость благородные покупать не будут. Другой работы опозоренной не найти. Городовой нагайкой вытянул, а люди смеялись, пальцами показывали, мальчишки с посвистом навозом и грязью кидали…

— А род за что прокляла? — старший Ворыпаев не выдержал, вмешался, — род тебе что сделал?

— А что МОЙ род вам сделал?! Я у родителей одна была, маменька родами следующего ребенка умерла, ребеночек тоже мертвым родился. А папенька по обету больше жениться не мог. Я умерла, и род наш тоже помер, со мной вместе. Как в Библии сказано? «Око за око, зуб за зуб»! Своего племянника чему научили? Что, раз дворянин, так никакие законы не писаны? Что, раз в штанах зачесалось, так делай, что хочешь? Что, купцы для вас, простой народ — не люди?! Сколько ТЫ САМ служанок, да крепостниц обрюхатил, а?! Хотели они тебя, не хотели… какие мелочи!..

Бабушка слушала перепалку, кивала. Зимина тонко улыбалась. Царь потирал подбородок, размышляя.

— Ты думал, что ничего за это не будет?! Я знаю, сам к частному приставу ездил с подарочками, чтобы дело замяли. Сам племянника в Рязань услал, с якобы поручением, чтобы сплетни успокоить.

— Так кровь же родная… что ж теперь, — старший развел руками.

— Теперь?!.. — шишига окончательно утратила привлекательность, — теперь и ты, и вся гнилая родня твоя платить будете! Око за око, кровь за кровь! Сдохнет последний Ворыпаев — и проклятие мое уйдет, да и я сама наконец-то покой обрету.

— Н-да… — царь приблизился к бабушке, — а что сейчас с законами, уважаемая?

— Сейчас сословий нет, перед законом все равны. Правда, и нравы попроще, обесчещенную девушку семья не выгонит. Но насильнику кара суровая накладывается.

— То есть, последний Ворыпаев никак к дворянству не относится?

— Именно. Нет больше дворян, нет купцов. Вообще нет сословий. Конечно, деньги многое решают, но не все. Законы соблюдают по-прежнему. Преступил закон — отвечай по полной мере.

— А побочных ветвей, байстрюков признанных, не осталось? — повернулся Павел к ответчику.

Тот покачал головой:

— Никого, ваше величество. Померли все, кто своей смертью, кто от чужой руки. Даже непризнанные, бесфамильные. Как косой выкосило.

Дело сложное, практически не решаемое. Простить погубителя шишига не хочет, да и как такое прощать? А Ворыпаевы род хотят сохранить, тоже не уступят. Два барана на узкой жердочке, да и только.

— С вашего позволения… — один из придворных приблизился к царю, — есть вариант выкупа души, либо женитьбы.

— Кого на ком? — насмешливо спросила шишига.

— Я на тебе жениться могу! — вдруг встрял младший Ворыпаев, будто в омут нырнул.

Нечисть жутко расхохоталась:

— А на черта ты мне теперь нужен?! Раньше думать надо было! Гори в аду, убийца!! И род твой пусть там же сгинет!!

— А выкуп? Душу последнего Ворыпаева выкупить?

— Чем вы со мной расплатиться думаете?! Ничего иного, кроме жизни последнего из рода, я не возьму!

Девица снова рассмеялась, теперь тихонько, и победно сложила руки на груди.

Призраки задумались. Бабушка переглянулась с Зиминой и молча отодвинулась к алтарю.

— Жизнь за жизнь? — еще один призрак подошел.

— Когда проклятие месть свершит, я так и так на перерождение уйду, — злорадно сообщила шишига.

— Дворян и так мало осталось, — вздохнул царь, — столько славных родов прервано. Жаль…

— Времена меняются, — бабушка пожала плечами, — что-то уходит, что-то приходит. Закон Вселенной.

— Вы-то не исчезли!.. — обиженно протянул младший Ворыпаев.

— Так мы законы всегда соблюдали, — она насмешливо хмыкнула, — не предавали, не обманывали. Вы сами во всем виноваты. Честью бы проблему решили, до самоубийства душу не доводили. А теперь кушайте, не обляпайтесь!

Кажется, бабушка целиком на стороне шишиги? Ну, в принципе, почему бы нет? Стриговы, хоть и ведут род с древности, никогда в элиту не входили. Максимум — разночинцы. Так что, вполне одного поля ягодки с погибшей купеческой дочкой. Да и женскую солидарность никто не отменял. Вон, Зимина, хоть и дворянка, а помалкивает и не вмешивается. Видать, тоже кое-что знает.

— Что же делать? — старший Ворыпаев развел руками, потом посмотрел на меня, встрепенулся, — а если…

— Даже не мечтай!! — бабушка подобралась, нахмурилась, — за чужой счет расплатиться вздумал?! Моя кровь неприкосновенна!

— Не приемлемо! — поддержала Зимина, — чужой род тут не причем, помочь не может. Только вы двое.

— Но как же тогда…

— Сдохнет последний твой потомок — все и закончится, ему уже недолго осталось. — С улыбкой сообщила шишига, — я отомщена буду, уйду на перерождение. Может, в новой жизни счастливее стану. А вы наконец-то получите полной мерой за все свои преступления. Думаете, господа, я одна такая была?.. Как бы ни так. Только кому-то из несчастных повезло больше, чем мне, сумели как-то выжить, а кого-то они сами, или их челядинцы, по-тихому удавили. Хорошо, что и за них я отомстить сумела.

Ворыпаевы поблекли, поникли.

Царь подумал, вздохнул:

— Жаль, не решилось это дело. Впрочем, наверно, вы правы: закончилось дворянское время. Теперь новые времена, новые люди.

Кивнул нам и растаял. Исчезли и прочие духи. Последней ушла шишига: поклонилась нам, по-доброму улыбнулась и серой полоской дыма ускользнула куда-то вниз.

Домой возвращались в молчании. Я размышляла о том, что не все споры можно решить в принципе, и иногда лучше все оставить так, как есть. Бабушка тоже что-то обдумывала.

На следующее утро мы поехали в Пушкин. Вчера, видать, соседи пока не осознали, что в квартире новости, только Аннушка задумчиво бродила по коридору. А сегодня мы провели ритуал умиротворения: освятили скляночку с вином, закляли ее особым образом, а по приезду побрызгали им тихонько по углам во всех доступных местах. Надеюсь, это поможет.