Глава 13

Принцесса выскочила за дверь, чуть не до обморока напугав собственных стражников своим диким видом. Только увидев, как гвардейцы отшатнулись он неё, крепче хватаясь за церемониальные алебарды, она сообразила, что не стоит демонстрировать кому не попадя разброд и шатания в собственной душе. Привычная маска высокомерия и равнодушия снова приклеилась к лицу, ураганные завывания свернулись внутри в тугую болезненно острую спираль, оставив снаружи безмятежную гладь полного штиля.

Нарочито неторопливой походкой Шу отправилась в сад. Немного побродить в тишине и одиночестве, успокоиться и подумать. Самое главное — успокоиться. При воспоминании о счастливой улыбке, осветившей его лицо, принцесса чувствовала себя гадкой, скользкой болотной тварью и убийцей младенцев. Она уже перестала понимать, зачем мучает его и себя. Не проще ли отрезать раз и навсегда, смириться с тем, что двуличные боги посмеялись над ней, показав на миг, что могло бы быть, и тут же отняв. Зачем? Зачем ей это знать? Могла бы всю жизнь прожить и не встретить его, и не догадываться о его существовании, и не терзаться бесплодными мечтами. Считала бы, что ничего такого просто не бывает. Как было бы спокойно и просто! Теперь Шу, похоже, начинала лучше понимать Рональда. Будь она Тёмной, у неё не возникло бы никаких сомнений, имеет ли она право таким жестоким способом вырывать у судьбы возможность счастья. Не думала бы о том, чего он хочет, больно ему или нет. Просто брала бы то, что хочется, и плевать на всех.

Но Шу прекрасно понимала, что, будь она Тёмной, ей и не нужен был бы Тигренок. Не нужен был бы никто. И она даже не понимала бы, что бывает иначе. Демоны, как же она ненавидела свой Сумрак! Тьма и Свет, вечно рвущие её на части. Она осознавала, что многие её желания и стремления, как и её методы достижения цели, скорее пристали Тьме, но, в то же время, её совесть явно была порождением Света. «Несносный грызун! Если слушаться его, то можно сразу сложить лапки, взять брата за ручку, и, посыпая главу пеплом, удалиться по монастырям. А там уже с чистой совестью молиться Светлой Райне, чтобы защитила Валанту от произвола Тёмного, потому как что-то предпринимать против него — совесть не позволяет. Тьфу! Морить этих грызунов. Крысиного яду на эту совесть нет».

Философский диспут с умным человеком, то есть с собой, любимой, помог принцессе успокоиться и несколько трезвее посмотреть на ситуацию. При мысли о Тигренке ей больше не хотелось вцепиться всеми десятью когтями в совершенное лицо, растоптать, растерзать его, уничтожить это чудесное, прекрасное существо, чтобы, если уж не досталось ей, то больше никому. Она вспомнила его склоненную голову, растрепавшиеся золотистые волосы, грусть и покорность в небесных глазах. Вспомнила его порыв — он же хотел обнять её, потянулся к ней… и она сама оттолкнула его. Боги, наверное, лишили её разума. «Что я творю?» — ей захотелось тут же бежать обратно, к Тигренку… и что она ему скажет? «Извини, любимый, но я всё равно не отпущу тебя? Мне всё равно, что ты хочешь быть свободным, мне всё равно, как и почему ты оказался здесь, мне всё равно, что у тебя были совсем другие планы на твою жизнь… нда, очень убедительно. И он, разумеется, ответит — конечно, дорогая, плевать на ошейник, плевать на мою гордость, плевать на мое прошлое, настоящее и будущее, я с радостью останусь твоей домашней зверушкой. Ага. Ну, а как иначе? Это же предел его мечтаний — головокружительная карьера котёнка при принцессе. Ширхаб. Три раза ширхаб. Всё, хватит. Есть цель, и есть план. Пока не придуман план поудачнее, будем придерживаться имеющегося».

Поглощенная неприятными раздумьями, Шу обошла сад и вернулась обратно к боковому входу во дворец. Поднимаясь по лестнице, она столкнулась нос к носу с ненаглядным братцем. Его Величество в сопровождении Зака и изрядной толпы придворных величественно шествовали по своим делам. Увидев сестренку. Его Величество неприлично обрадовались и повелительно провозгласили:

— Ваше Высочество, не изволите ли присоединиться к нам за обедом? — Шу в белых тапочках видала сейчас этот торжественный обед. Ей самой завтра предстояло изображать из себя демон знает что — и церемониальный обед в обществе фрейлин входил в программу издевательств. Но стукнуть братца в лоб и высказать всё, что она думает по поводу наглого шантажа и притеснения она не могла. При такой-то толпе! Пришлось лучезарно улыбнуться, присесть в реверансе и согласиться.

— Буду счастлива, Ваше Величество, — не удержалась, украдкой показала ему язык, благо никто не видел. Ну, не считая Зака.

Кей, пользуясь возможностью хоть на некоторое время избавиться от невыносимой любезной болтовни (какой придурок решил, что короля непременно нужно развлекать?), предложил принцессе руку и во всеуслышание заявил:

— Господа, у нас с Её Высочеством конфиденциальный разговор, — господа, разумеется, тут же навострили уши, но хоть притихли. Конфиденциальный разговор начался с рассказа сестренке бородатого пошлого анекдота про мельничиху, баронессу и лесных разбойников. Кей поведал Шу эту в высшей степени познавательную историю (раз, наверное, в двадцать пятый) с таким серьёзным выражением лица, и таким заговорщицким шепотом, что у господ придворных уши дружно вытянулись и покраснели от напряжения. Кей слегка повысил голос к окончанию истории — он же добрый король, заботящийся о подданных! — чтобы все любопытные смогли услышать, какие государственные тайны изволит обсуждать Его Величество с Её Высочеством. Шу от души посмеялась над чудным зрелищем вытянутых физиономий и повисших ушей. Ей очень хотелось поделиться с братом своими переживаниями, но не при посторонних.

Эрке, разумеется, ещё с утра обмолвился королю о новом необычном приобретении принцессы, и Кея разбирало любопытство. Он не одобрял подобных забав, считая их уделом Тёмных, и не пытался убедить Шу прекратить это безобразие только потому, что таким образом она могла помочь отцу. Но теперь, когда Мардука больше нет, он не хотел, чтобы сестра продолжала издеваться над рабами. Правда, Эрке сказал, что в этот раз всё несколько по-другому. Но не устраивать же ей допрос с пристрастием на публике? Ничего, вечерком, спровадив надоевших до зубовного скрежета подхалимов со шпионами, он до сестрички доберется. А пока можно о всяких глупостях поболтать, типа скачек.

Еженедельный торжественный обед Его Величества с приближенными проходил в Зеленой гостиной, и, по идее, устраивался для того, чтобы молодой король мог поближе познакомиться со своими подданными и выбрать новых людей себе в свиту. Удостоиться приглашения стремились все молодые отпрыски знатных семейств, пускаясь ради этого на всевозможные ухищрения. С началом регентства поток жаждущих приобщиться к королевскому двору несколько приуменьшился, но все равно не иссяк. Кей не особенно приветствовал обилие новых лиц, предпочитая старое и проверенное зло новому, а ничего хорошего от юных честолюбцев он не ожидал. По-настоящему достойных людей Королевский совет, целиком покорный воле Ристаны, в любом случае к нему не допустит, а ещё раз попадаться в лапы так называемых друзей, заботливо подобранных Регентшей, Его Величество не собирался.

Целый час Шу просидела как на иголках, убивая время обсуждением предполагаемых фаворитов, жокеев, перспективами графа Ванорма и в этом году оставить за своими конюшнями первое место, и подобной ерунды. Не ожидай её дома Тигренок, она бы с удовольствием продолжила бы разговор на эту тему, попутно шпыняя тщеславный молодняк, но сейчас она поняла, что полностью потеряла интерес и к скачкам, и к боям, и к подколкам. Кей предложил ей прогуляться вместе с ними в город, заглянуть на пару-тройку приемов — явить королевскую милость, — послушать менестрелей и просто проехаться по улицам Суарда, показаться народу. Но принцесса так выразительно глянула на брата, что он передумал повторять свое приглашение во всеуслышание. Правда, под конец обеда не удержался, чтобы не поехидничать.

— Да, Ваше Высочество. Помнится, не далее, чем на прошлой неделе, вы говорили, что заказали себе какого-то особенного кота, — когда Кей изображал из себя светского болванчика, Шу хотелось то ли смеяться до слез, то ли стукнуть его чем потяжелее. — Нам интересно, когда же вы представите его ко двору?

К удивлению Кея, вместо того, чтобы разозлиться и позабавить братика, Шу просияла улыбкой:

— Наверное, на балу. Но если Ваше Величество желает, могу показать вам его завтра.

— Неужели его наконец доставили?

— О да, Ваше Величество. Только вчера.

— И как же называется порода?

— Тигровый кот, Ваше Величество. Очень редкая порода, требует особого обращения.

— Очень интересно, Ваше Высочество. Пожалуй, мы не откажемся завтра на него взглянуть. А что в этой породе такого особенного, что стоило везти столь долго? И, кстати, сколько вы за него заплатили?

— О, сущие пустяки, он мне обошелся всего в две сотни золотых, — ради завистливо-восхищенного вздоха придворных Шу прибавила к десяти золотым стоимость ошейника из звездного серебра. — Зато окрас!

— Наверное, полосатый? — Кей с некоторым подозрением глянул на неё. Проницательный братец, шалости за лигу чует.

— Нет, не полосатый. Золотистый, с синими глазами, — Шу состроила физиономию понаивнее. Даже глазками похлопала.

— Таких котов не бывает, Ваше Высочество.

— Ну, это не совсем кот…

— А кто же?

— Завтра увидите, Ваше Величество. Вы позволите вас покинуть?

— Позволим. Не забудьте, Ваше Высочество, вы обещали.

— Ну что вы, Ваше Величество! Я никогда не забываю… своих обещаний. — На прощанье Шу одарила собравшихся фирменной улыбкой голодного василиска. Просто так, чтоб не расслаблялись.


Подходя к своим комнатам, Шу сообразила, что оставила Тигренка без обеда. Нет, будь он настоящим котом, удрал бы от такой заботливой хозяйки при первом удобном случае. Или все диваны подрал, чтобы всем было ясно, как он недоволен. Ладно, ещё не поздно. Шу огляделась в поисках кого-нибудь из слуг, чтобы послать на кухню, но, как на зло, никто мимо не пробегал. Тогда она попросту велела одному из стражников перед дверью быстренько сбегать к поварам и сообщить, что её Высочество желают покушать. Стражники как-то странно на неё посмотрели, будто хотели о чем-то спросить, но промолчали. Шу не придала этому значения, и зашла к себе. Она надеялась снова услышать, как Тигренок играет, но рояль молчал. В гостиной его не было. Шу поднялась в кабинет, но Тигренка не было и там. «Странно, что он забыл наверху?» — подумала принцесса, начиная волноваться.

— Тигренок, ты где? Тигренок! — он не откликался. Шу взбежала на третий этаж, распахнув дверь, осмотрела свою спальню, потом на четвертый, но и в лаборатории его не было. — Ширхаб!!! Куда он подевался? Он что, сбежал?! — принцесса от возмущения ругалась вслух и металась по комнате. Взяв себя в руки, она прислушалась, пытаясь уловить его ауру и определить, где же он. Тигренок обнаружился совсем близко, входящим в дверь. Принцесса, стараясь не нестись сломя голову, пошла ему навстречу. Всё её спокойствие полетело в Ургаш. В ней бурлил и клокотал гнев пополам со страхом. А если бы его увидел Рональд? Представив себе последствия, Шу совершенно потеряла голову. Если белого щенка она пережила, то Тигренка…

Тигренок, не дойдя до двери, понял, что опоздал. Она уже вернулась и не нашла его на месте. На миг ему стало страшно — башня пылала и дрожала от её ярости, воздух кипел молниями и шипел призрачными змеями, бурлил туманными химерами и скрипел на зубах полярной вьюгой. А, к демонам! Он прошел мимо стражников, отметил удивление на их лицах… да, цветок… спрятал хризантему под полу камзола, отворил дверь… внутри было ещё хуже. Она, похоже, почувствовала его возвращение — ураган двигался к нему. Все его инстинкты отчаянно орали — беги, спасайся, куда же ты прешь, болван!!! Лунный Стриж снова послал их в Ургаш, и направился наверх, к ней.

Она стояла на последней ступеньке и ждала его. Даже если бы он не видел её целиком, вместе с её магией, он бы… испугался? Ещё чего. Что он, в конце концов, нанимался, дрожать перед ней? Или убьет, или не убьет. Если не убьет — смысл бояться? Если убьет — тем более, уже не страшно.

Хилл совершенно спокойно встретил её взгляд, сопровождаемый шквалом. Мебель в комнате расшвыряло, зазвенели жалобно стекла, книги посыпались с полок… он уперся в пол, расставив ноги, чтобы и его не снесло и не размазало по стенке. Как ни странно, удалось устоять, и цветок под полой остался цел. Было бы обидно его потерять. Второй порыв урагана он выдержал легче, и шагнул ей навстречу. Сквозь маску бешеной фурии проступило удивление, и последовал третий шквал — целой мебели больше не осталось, сквозь разбитые окна ласково грело осеннее солнце. Промелькнула мысль — что-то здесь не так. Как ему удается противостоять разъяренной колдунье, когда сама башня вот-вот треснет? Легкое тепло на шее подсказало ответ. Её артефакт защищает его от её же собственной магии. Хиллу стало немного смешно от этой мысли, и он опустил глаза, чтобы не разозлить её ещё сильнее неуместной улыбкой. Шу, похоже, так же посетило подобное предположение, и ураган прекратился. В сиреневых глазах плескалось недоумение и облегчение, и постепенно возвращалась осмысленность.

— Какого ширхаба ты вышел? Как ты посмел меня ослушаться? Тебе что, жить надоело?

Хилл удивился — в её словах послышалась не угроза, а беспокойство. Она не уверена в том, что артефакт способен его защитить? Так ведь только что проверила, можно сказать, испытала в обстановке, приближенной к боевой. Ничего себе артефактик, за такой Мастер удавится, да и не только Мастер…

— Тигренок, я что, неясно выразилась? Я велела тебе не выходить за дверь.

Хилл ещё ниже опустил голову, опасаясь встретиться с ней глазами. Она сердится не потому, что он ослушался, а потому, что испугалась за него, — Шу напомнила ему Фаину, отчитывающую их с Орисом после очередной проделки, одной рукой раздающую подзатыльники, а другой подсовывающую сладкие пирожки. Он с трудом вернул на лицо подобающее выражение — чуть раскаяния, чуть вины, — в совершенстве освоенное в детстве, и посмотрел на неё.

Подействовало.

Принцесса перестала шипеть коброй и на секунду замолчала, приглядываясь к нему с подозрением. Теперь она уже гораздо больше напоминала человека — по крайней мере, не висела в трёх ладонях над полом и не светилась мертвенно-лиловым, да и волосы перестали извиваться и плеваться молниями. Хилла охватило вдруг неподдельное раскаяние. Какого демона он провозился так долго? Хотел помириться, а вместо этого опять обидел её. Ну почему было не вернуться на пару минут пораньше? Хотя, конечно, стоило посмотреть, как Её Высочество гневается. Непередаваемо прекрасное зрелище! Куда там цунами, землетрясениям, штормам и лавинам! Такая с виду хрупкая девушка, изящные руки, гибкий стан, тоненькие косточки, вся такая грациозная и воздушная, и эти её немыслимых оттенков глаза… боги, как же хочется её поцеловать! Изысканная красота гремучей змеи, гибкость хлыста, сладость яда, нежность смерти… совершенство!

Шу не могла понять этого человека. В его глазах — восхищение? Он любуется ею? Она его чуть не убила, пусть и не желая этого, а он хочет её поцеловать? Боги, ну и нахал! И чем, простите, тут любоваться — принцесса очень хорошо знала, как выглядит в гневе. Страх божий, василиски каменеют от ужаса, мантикоры падают в обморок, а упыри самозакапываются обрато на кладбище. А этот — в восторге, будто перед ним тут одалиски танцуют. Какого демона он смеет её не бояться?

Шу опять разозлилась не на шутку. Он что, считает, что достаточно на неё посмотреть вот так, и она растает и ему всё сойдет с рук? Ладно, звездное серебро не подвело, и защита получилась на славу. Ломать не стоит. Но Тигренок всё равно свое получит.

Принцесса изобразила из себя ледяную статую, и приказала:

— Тигренок, принеси мне плеть, — снова полярный мороз, сейчас и за окном снег пойдет. Её Непреклонное Высочество изволит показывать, кто в доме хозяин? Тигренок не знал, чего она от него сейчас ждет, но ему было это неважно. Показательная казнь на месте отменялась, а плетка… тьфу. После обучения у Мастера это просто смешно.

«Ладно, поиграем дальше» — Хилл непринужденно пожал плечами, легко усмехнулся и взлетел по лестнице в лабораторию. «Какой выбор! На любой вкус. Какая тут её любимая?» — он оглядел комнату и наткнулся взглядом на плетку, небрежно брошенную на стол, за которым она сегодня творила артефакт: «Похоже, эта. Качественная вещица» — шершавая удобная рукоятка, средней толщины ремень. Без изысков, но для работы — самое то. При необходимости он и сам пользовался подобной.

Его беспокоил цветок, спрятанный на груди — не помять бы. Он снял камзол и аккуратно завернул цветок в него. Так и спустился к ней, в рубашке, со свернутым камзолом и плеткой в руках.

Шу, глядя на него, бесилась. Совершенно спокоен, расслаблен и доволен жизнью. Он что, не верит, что она его отлупит? Ой, зря, милый, зря. Шу не привыкла отступать с полпути. Сказала — выпорет, значит, выпорет. Хоть землетрясение, хоть наводнение. Но каков наглец! Ещё смеет смотреть на неё так, что мурашки по коже и слабость в коленках. Встал, протягивает плетку, а в глазах… если бы не наследственное королевское упрямство, Шу послала бы к оркам и свою злость, и его наглость, плюнула бы на его ослушание, и утащила бы Тигренка в постель. Даже до постели бы не дотерпела, прямо здесь, на полу… но упрямство победило.

— Чего ждешь? Раздевайся, и на колени.

Не отрывая от Шу взгляда, Хилл не торопясь опустился на колени, отложил в сторонку камзол, так же, не торопясь, расстегнул рубашку, снял, отложил в сторону. Неужели устоит? Для усиления эффекта разомкнул губы и чуть заметно прикусил нижнюю, одарив её самым жарким и страстным взглядом из своего богатого арсенала. Устояла. Вздохнула, почти всхлипнула, и снова каменная маска. Демоны, если бы она ещё не пахла при этом горьким диким мёдом! Упрямая девчонка, дивно упрямая! Но не упрямей его. Хилл совершенно точно знал, что, стоит ему сейчас коснуться её, просто протянуть руку и коснуться, и они займутся любовью, не сходя с места. Он весь пылал, в штанах было тесно и тяжело, её запах кружил голову. Но он не собирался сдаваться и просить её. Хочет его наказать — пусть. Самой же хуже будет. Стряхнул шнурок, распустил волосы, и лег на пол у её ног, лицом на скрещенные руки.

Шу смотрела на покорно подставленную спину, напряженные плечи, бугрящиеся мускулами под шелковистой кожей, на разбросанные по полу золотистые волосы, на ложбинку вдоль позвоночника, стройные ноги, одна чуть согнута в колене… «Сукин кот! Издевается, зараза!» — ей нестерпимо хотелось провести ладонью по гибкой спине, поцеловать каждый позвонок, зарыться лицом в мягкое золото. «Эта поза, актеришка балаганный, раненый герой на подмостках! Ну, получи же!» — она легонько провела кончиком плетки вдоль изящного изгиба спины, с удовольствием отметив его участившееся дыхание. Ещё раз, и по плечам, и невесомый удар, скорее напоминающий падение осеннего листа. Пауза. Послушать его дыхание. Спина напрягается, он ждет продолжения, уже не изображает шута бродячего. «Будет тебе продолжение, Тигренок», — ещё дюжина коротких поцелуев в рваном ритме, пауза, он стонет. Теперь погладить, слегка, и посильнее, и ещё сильнее, пауза. Он дрожит, сжимает зубы, дышит быстро и неглубоко. Ещё погладить. Медленно, длинно. И коротко, сильнее, ещё сильнее, его кожа краснеет, он стонет, руки напряжены. «Что, хочешь меня сцапать, Тигренок? Обойдешься». Дыхание в такт, с каждым ударом — его стон, её вздох, и плетка только тревожит воздух в волоске от его кожи, он уже подается навстречу её движению. И, наконец, настоящий удар, на гладкой спине короткая красная ссадина, и крик, почти рык. Не боли, наслаждения. Ещё удар, и ещё крик, длинный, короткий, пауза. Он похож на тигра, изготовившегося к прыжку. Звериная мощь и грация, звериный рык, клокочущий в горле.

«Ну же, подними голову, посмотри на меня! Попроси прекратить! Какого демона ты позволяешь бить себя?» — Шу злилась и на себя, и на Тигренка. Злилась на себя за то, что наслаждалась этим, что снова упивалась его эмоциями, его болью. На него — что он упрям, как она сама, что так и не сдался, не попросил прощения, а позволил ей опять поддаться её тёмным инстинктам. Она больше не щадила и не ласкала его, украшая гладкую кожу яркими рубцами, слушая его стоны, любуясь его напряжением. Пока порыв ветра не принес сквозь разбитое окно желтый лист, спланировавший прямо к её ногам.

Она опомнилась и ужаснулась себе. Отбросила плетку, опустилась рядом с ним на пол, не решаясь дотронуться до окровавленной спины, откинула светлую прядь. Он слегка повернул голову и посмотрел на неё. Спокойный, изучающий взгляд, и что-то, подозрительно похожее на восхищение в самой глубине зрачков. Припухшие губы, словно искусанные, и ироническая усмешка. Шу вскочила, ошарашенная. «Ну и характер! Не он только что кричал от боли? Чему он смеется?» — под его взглядом, с этой его усмешкой, принцесса почувствовала себя напроказившей семилетней девчонкой. «Невозможный тип! Откуда он взялся на мою голову» — её благие намерения излечить последствия её собственных забав рассыпались в прах.

— Вставай! — она снова злилась: «Да как он смеет! Ненавижу!»

Тигренок легко вскочил на ноги и уставился на неё выжидательно: «Ну, и что дальше?»

Видеть его глаза было для Шу совершенно невыносимо. Ни сожаления, ни страха, ни вины, ничего из того, что она ожидала. Тепло, понимание и ласковая насмешка, будто она только что пририсовала усы к портрету его любимого дедушки, а не… ей даже не хотелось думать о том, что она сделала. Шу протянула руку, и его одежда послушно порхнула к ней. Из неё что-то выпало, и Тигренок метнулся, у самого пола поймав… цветок. Принцесса замерла в шоке, словно ей на голову вдруг свалилась её собственная башня, глядя, как он бережно расправляет примятый листок, поднимает на неё взгляд, и с такой невозможно нежной, смущенной улыбкой протягивает ей лиловую хризантему. Ничего не соображая от потрясения, она взяла цветок, коснувшись его пальцев. Тигренок задержал её руку в своей, поднес к губам и поцеловал.

Оглушающая, обжигающая волна стыда и раскаяния захлестнула Шу, не давая ни пошевелиться, ни вздохнуть. Принцесса хотела провалиться, исчезнуть, сгореть, чтобы никогда больше не обидеть его. Сейчас она просто не могла смотреть ему в глаза, не могла быть рядом с ним. Ей было невыносимо стыдно того, что она натворила.

Шу попросту сбежала к себе в спальню, закрыла дверь, рухнула без сил на кровать, прижимая к пылающему лицу цветок, и притворилась, что её нет дома. Она чувствовала себя совершенно сумасшедшей. Боги, почему этот несносный Тигренок одним своим присутствием превращает её во вздорную, истеричную, безмозглую особу? Ну, вот что она опять наделала? Почему он сразу не отдал ей этот проклятый цветок, почему не остановил? Боги, если бы она знала, что он ослушался ради этой хризантемы… она бы ни за что…

Принцесса смеялась и плакала, обещала себе попросить у него прощения и злилась на его упрямство, дрожала от желания, вспоминая его взгляд, целовала лиловые лепестки и ругала себя последними словами. В целом, представляя собой классическую картину любовного помешательства.

Нечто похожее творилось с Тигренком. Он обзывал себя умственно отсталым троллем, оглядывая последствия учиненного Шу разгрома и морщась от каждого движения. Спрашивал себя, с каких это пор его потянуло щекотать нос спящему дракону? Это же надо додуматься, провоцировать известную своим очаровательным характером колдунью! Удивительно, как ещё жив остался. И восхищался этим самым очаровательным характером, и учиненным ей погромом, и её ослиным упрямством… и снова удивлялся — как у него наглости хватило полюбить этот тайфун, временами прикидывающийся девушкой? И улыбался довольно, вспоминая её растерянный, виноватый и беззащитный взгляд, когда она увидела цветок. Пожалуй, это стоило и урагана, и порки. И снова шипел от боли в изодранной спине.

Хилл не стал надевать рубашку, чтобы потом не пришлось её отдирать вместе с кожей, с сожалением вздохнул — красивая была комната, — и пошел в гостиную. К его удивлению, там обнаружился накрытый стол. Весьма кстати, потому что про обед он как-то забыл. Не мудрствуя лукаво, Тигренок основательно подкрепился, чем немного привел мыслительный процесс в равновесие. После вкусной еды жизнь показалась ему гораздо приятнее. Кожа на спине отчаянно чесалась и зудела, заживая. Ещё одна его приятная особенность, помимо видения магии и некоторых мелочей — на нем всё заживает лучше, чем на любой собаке. От рубцов к утру и следа не останется. Вот только помыться теперь негде, кирдык его симпатичной ванной.

Хилл поймал себя на мысли, что уже считает кабинет своим, и усмехнулся собственной наглости. Ещё разок подкрепившись — ну что делать, быстрое восстановление здорово улучшает аппетит, — Тигренок прилег на кушетку, помедитировать. Зевнул, и тут же отключился.

Загрузка...