9 октября 2006 года, вторник, девять утра.


Мы с Сайорой бродили по развалам блошиного рынка. Когда–то была знаменитая на всю Среднюю Азию Тезиковка, но в две тысячи первом ее перенесли сюда, в Янгиабад. Если честно, на Тезиковке я не был, но этот рынок меня впечатлил. Чего туту только не было. И старые картины, фарфор, ковры, древняя чугунная ванна на кованных лапах. Ее, кстати, купили на моих глазах, и купили здорово дороже, чем, если бы ее купили на металлолом. Развалы секондхенда, навезенного из Европы, старые книги, пачками стоящие на расстеленных на земле газетах.

— Подожди, Сайора, — я остановился напротив немолодой русской женщины, которая разложила на клеенке офицерскую, еще советскую форму, бинокль, фотоаппарат и десяток книг в древнем чемодане. Еще кое–что лежало у нее за спиной, в сумке.

— Скажите, пожалуйста, этот аппарат в какую цену? — Я, с молчаливого разрешения хозяйки, поднял с земли открытый кожаный чехол, и достал из него армейский бинокль. Бинокль был в очень хорошем состоянии.

Хозяйка запросила цену, равную пятидесяти долларам, если сумы в «зелень» переводить. Я даже торговаться не стал, купил его. В магазинах такой стоит дороже в два–три раза. Потом, под смешки Сайоры, купил две офицерские плащ–накидки, совсем дешево, по паре тысяч сумов. Поглядел на «Зенит-Е».

— Бери его тоже сынок. — Хозяйка вытащила из сумки за спиной коробку из–под обуви. — Вот, тут от мужа пленок осталось много, непользованных.

На самом деле, в коробке лежало с сотни пачек пленки, «шестьдесят пятой» и сто тридцатой». «Свема» и «Тасма».

— Его за полцены бинокля отдам, вижу, что в хорошие руки, — улыбнулась женщина.

— Бери, Леш. Нравится же. — Толкнула меня в спину Сайора.

— Давайте. — Я отсчитал пачку сумов, протянул женщине.

— Может, и это возьмешь? — она вытащила из сумки два потертых, но вполне живых кожаных патронташа–бандольеро, под двенадцатый калибр. — Муж охотником был, вот осталось. И книжки.

Я обратил внимание на книги. Толстенные, энциклопедического формата. «Настольная книга охотника–спортсмена», первый и второй том. И в отличном состоянии.

— Надо же, пятьдесят шестой год, — удивленно присвистнула сверху Сайора, глядя мне через плечо.

— За книги сколько хотите? — Я поглядел на смахнувшую тайком слезу отвернувшуюся женщину.

— По пятьдесят тысяч, сынок. За каждую.

Неплохо, почти пятьдесят долларов. Но книги запали мне в душу, и я вытащил из кармана деньги, но меня остановила Сайора.

— Погоди, Леша. Возьмите, — она протянула хозяйке сотню бумажек по тысяче сум. — Это подарок, Леш. Возьми! — И она протянула мне книги.

— Спасибо, — я был тронут, честно.

— Сынок, возьми патронташи, по пять тысяч за каждый, — женщина протянула мне их. Я подумал, и купил их. Мало ли, может, пригодятся. Встал с корточек, прощаясь с женщиной, но был ей остановлен.

— Погоди, сынок. — Она запаковала форму в упаковочный полиэтилен, и протянула ее мне. — Возьми. Она новая, не ношеная. Полевая форма, офицерская, сталинская еще. Муж ее не успел поносить, новую ввели, так и лежала в шкафу. А он точно как ты был, сложением. Пригодится, может быть. Бери, на память, а то я ее никогда не продам. Спасибо вам, ребятишки, а я собираться буду.

И женщина, встав, начала складывать оставшиеся вещи в чемодан.

Ну а я, упаковав все эти вещи в сумку–челночницу, изрядно набитую купленными мной и Сайорой разнообразными вещами, которые мы посчитали нужными для путешествия в другой мир. Пара компасов, артиллерийский и туристический, два комплекта американской формы на Сайору, которая была успешно спернута с американской базы. Комплект советской формы–афганки на меня, новенький, но весь пропахший нафталином. Два армейских котелка с фляжками внутри, кожаная офицерская планшетка. Даже малую пехотную лопатку купили, хотя для чего она нам, понятия не имею. Но решили взять. Учитывая, что это наш третий поход на этот рынок, список вещей плавно сдвигался по массе к центнеру. Впрочем, по моим прикидкам, если хорошо постараться, то мы упакуем это все в три сумки.

Вот только что с мотоциклом делать, понятия не имею. Как его с собой переть, в Новосибирск? Или здесь оставить? Так ведь жалко, хороший аппарат, на ходу. Ай, ладно, погляжу. Стоит он всего пару сотен долларов, не больше.

— Так, Леш, домой? — Сайора поглядела на виднеющуюся неподалеку автобусную остановку, где сейчас стояло несколько частных извозчиков. Многие покупают автобусы на старых базах, восстанавливают их, и ездят по дорогам Узбекистана машины шестидесятых годов. — То есть, в нашу промзону?

— Поехали. — Я достал из кармана платок, и вытер лоб. Блин, жарко как! Не скажешь, что осень в самом разгаре.

— Потом сходим на Чирчик? Искупаемся? — Сайора запрыгнула в автобус.

— Почему нет? — Мы с ней уже пару раз ходили в сторону от промзоны километров за пять, там был небольшой пляжик, чистый с мелким песочком. Раз такая осень, то почему бы не воспользоваться жаркими денечками?

Вернувшись, мы забросили сумки в мою комнату, потом разберем. Сходили, перекусили, затарились чипсами и Кока–колой, и неторопливо пошли на пляж. Делать все едино абсолютно нечего.

— Леша, знаешь, — Сайора задумчиво воду кончиками пальцев, и, решившись, зашла по пояс. В заливчике–то вода неплохо прогрелась, а на стремнине холоднющая. — Я бы с удовольствием киллера наняла, отомстить Салиевым. Не знаешь, как это сделать?

— Ты не по адресу, Саеера, — я сидел, и любовался девушкой. — Я всего–навсего простой сельский парень.

— Ненавижу их! — С лютой злобой прошипела девушка. — Ненавижу, и ничего не могу сделать.

— Ну, в принципе, можешь, — я с задумчивостью вытащил из кармана одну из старых «нокий», набрал номер. — Знаешь, я той ночью, когда тебя предупредил, что долго не буду, лазил по крышам.

— Я видела, — кивнула Сайора. — Я в окошко смотрела. Ты бидон для чего–то в рюкзак положил, и его с собой попер. Тяжелый, вроде как.

— Ну да, пуда полтора точно, — я вспомнил ту мою вылазку, и передернул плечами. Блин, ветрено, темень, глаз выколи, и холодный алюминиевый бидон в старом рюкзаке за плечами. Неудобно, страшно до жути. — Я Салиевым на чердак, там, где у них голубятня была, бомбу заложил.

— Ты что, серьезно? — Вообще, огромные темно–карие глазищи под светлой челкой очень смотрятся, право слово. — Ты заложил бомбу?

— Ну да, — кивнул я. — Слез потихоньку с орешины на соседней улице, на урючину влез через дорогу, на дувал, потом на крышу сарая. Я полпоселка так излазил, когда мать схоронил. Спать не мог, а так хоть адреналин мозги забивал. Так вот, там у Салиева со стороны его двоюродного брата окошко на чердак есть, где голубятня была. Помнишь, он пару лет назад каких–то белых держал, дорогущих? Так вот, голубей нет, а место для них осталось, да еще открытое. Ну, я туда бомбу и спрятал.

— А где ты ее взял? — вышедшая из воду девушка закуталась в большое полотенце, и присела рядом.

— Сделал. Селитра у меня была, древесный уголь тоже. Дымного пороха было полпачки, как инициирующий заряд пошел. Ну а взрыватель из второй «Нокии» сделал. У них аккумулятор сама знаешь какой, он полгода пролежит, а звонок примет. — Я поглядел на телефон в руке. — Я злой тогда был, на то, что отмудохали. А сейчас не могу решиться. У Салиева там невестки, мать, внуки.

— Дай сюда, — Сайора твердой рукой забрала у меня телефон, и поглядела на номер, высвеченный на экране. — Как нужно, просто позвонить?

— Наверное, — кивнул я. — Я пробовал, вроде как работает.

— Бисмилло рахмон рахим. — Сайора нажала кнопку вызова.

У телефона на экране заморгала трубка и надпись «Вызывает», раздался гудок. Потом появилась надпись «Вызов прекращен».

— И все? — У девушки подрагивали пальцы. По щекам текли слезы, но Сайора их не замечала.

— Наверное. — Я взял у девушки аппарат, попробовал еще раз позвонить на этот номер. Но «аппарат абонента выключен или находиться вне зоны доступа сети». Размахнувшись, я изо всех сил бросил телефон в Чирчик, где он булькнул метрах в пятидесяти от берега. — Пошли в нашу промзону, Сайора. На сегодня мы накупались. — И встав, начал одеваться.

С другого берега налетел внезапно холодный ветер, заставив ежиться и ускорить одевание. Вскоре мы с Сайорой по едва натоптанной тропке поднялись на высокий берег, и вышли на старую дорогу. Когда–то асфальтовую, от которого сейчас остались многочисленные выбоины, засыпанные крупной галькой из соседнего карьера. Там и сейчас рычал экскаватор, отсыпая грунт в кузова старых самосвалов. Ташкент строится, и таких полулегальных карьеров в окрестностях города хватает.

— Пошли на мосту постоим? — выйдя на железную дорогу, попросила девушка.

— Пойдем, — мне самому очень нравится здесь. Красиво, народу немного, разве поезда постоянно проносятся. Да и идти вслед за Сайорой интересно, она сегодня надела легкую юбку, вроде бы длинную. Но сейчас ветрено, и ветер весело играет с юбкой, заплетая ее вокруг стройных девичьих ног, а порой и резко вздымает подол чуть ли не до пояса. Красиво.

— Неужели я сделала это? — облокотившись на перила, как будто про себя промолвила девушка.

— Сделала что? — Я распотрошил упаковку российских семечек, отсыпал себе на ладонь, и протянул Сайоре. — Будешь?

— Спасибо, — она взяла немного, и пару минут мы молча лузгали семечки, сплевывая шелуху с моста. Потом Сайора отряхнула ладони, и посмотрела на меня. — Леша, я стерва? Я взорвала бомбу, и у меня нет сожаления об этом, только радость.

— Нет, наверное. — Я ссыпал семечки в карман. Разговор серьезный, лузгать при этом семки у меня конкретности не хватает. — Кровная месть не нами придумана, и не на нас закончится. Ты ударила, как смогла.

— Но там же женщины, дети. У Салиева большая семья. — Сайора наклонилась над перилами, опустив голову. — Я убийца?

— Ну, мы с тобой оба уже давно убийцы. — Мне не нравится этот разговор. Совершенно. Настроение у этой красивой девчонки тоже не нравится вообще. — А насчет женщин и детей — как ты думаешь, хоть кто–нибудь из них помог бы тебе? Спрятал бы от Салиева, не сказал бы ему о том, где ты? А? Шахнозка, например?

Сайора и младшая дочь Салиева занимались вместе шейпингом в Дустлыке. Насколько я знаю, вроде как не дружили особо, просто девушки одного круга.

— Не думаю. Она боготворит отца, считает его самым крутым в районе. Брата не одобряла, он, как она считает, позорит семью, но против отцовой воли никогда не пойдет. Да, ты прав, там самый младший племянник нам враг.

— Вот и относись у ним всем, как к лютым врагам. Тем более что ты имеешь на это полное право. — Меня, если честно, разозлили воспоминания. Из–за тех трех выродков и папаши старшего из них у меня рухнула налаженная жизнь, скрываюсь в другом городе, придется перебираться в другой мир (фаталити, неужели я в это поверил!). Нужно было молча рвануть бомбу, не доверяя никому. И молчать.

— Ладно, пошли отсюда. Скоро стемнеет, не стоит шарахаться здесь в потемках. — Не то, чтобы чересчур опасно, нет. Просто места безлюдные, разве рыбаки и охотники ходят, и то редко.


Загрузка...