Приблизительно в двух милях к северу от города между двумя высокими шестами колыхалось на ветру широкое синее полотнище, объявляющее яркими красными буквами о том, что Великая странствующая труппа Валана Люка покажет Великолепное представление со Сверхъестественными Чудесами. Для не умеющих читать оно указывало место расположения чего-то необычного. Как гласила эта надпись — это была самая крупная странствующая труппа в Мире. Люка часто давал вещам названия с эпитетом «самый» или «величайший», но Мэт считал, что тут он не соврал. Холщовая стена, десяти футов высотой, плотно прижатая к земле, окружала поле достаточное для размещения приличных размеров деревни.
Поток людей проплывал мимо этого полотнища в удивлении, но у крестьян и торговцев была впереди работа, а у переселенцев — будущее, поэтому никто не отклонялся с дороги. Толстые канаты, прикрепленные по бокам шестов, были предназначены для сдерживания наплывов толпы у широкого арочного входа, но в этот час не было ни одного желающего войти. В последнее время вообще было немного желающих. Падение Эбу Дар послужило причиной небольшого падения посещений, но потом люди уяснили, что город не будут грабить, и им не нужно убегать, спасая свои жизни, хотя с прибытием всех этих кораблей и поселенцев с их Возвращением, многие решили придержать свои монеты для более насущных потребностей. Двое крупных мужчин в плащах, похоже сшитых из кусков мешковины, сидели под транспарантом, охраняя вход от желающих войти бесплатно, но и таких в настоящее время не наблюдалось. Парочка, один с кривым носом над пышными усами, а второй одноглазый, сидя на корточках в пыли играла в кости.
К удивлению, Петра Анхилл, силач труппы, стоял рядышком, наблюдая за игрой конюхов, сложив на груди свои огромные руки, превышающие размерами ногу взрослого мужчины. Ростом он был ниже Мэта, зато вдвое шире в плечах, на которые, по настоянию жены, он накинул синий кафтан. Петра казался поглощенным игрой, но сам никогда не ставил, даже по мелочи. Он со своей женой Кларин, дрессировщицей собак, экономили каждую монету, которую могли заработать. Из-за чего Петра, оправдываясь, рассказывал о гостинице, которую собирается однажды купить. И что еще более удивительно, Кларин стояла с боку от него, очевидно, также полностью поглощенная игрой, как и он.
Когда Петра заметил Мэта и Эгинин, гуляющих под руку, он через плечо осторожно посмотрел на лагерь, что заставило Мэта насторожиться. Люди, глядящие через плечо, обычно не предвещают ничего хорошего. Однако пухлое темное лицо Гарины вспыхнуло теплой улыбкой. Подобно большинству женщин в труппе она считала Мэта и Эгинин любовниками. Кривоносый конюх, широкоплечий малый из Тира, назвавшийся Коулом, смотрел искоса, словно задолжал ему пару медяков. Никто кроме Домона не считал Эгинин красавицей, но некоторые дураки принимают дворянские титулы за красоту. Или деньги, а дворянки должны быть богатыми. А некоторые считали, что любая дворянка, бросившая мужа из-за такого парня как Мэт Коутон, готова бросить и его, прихватив с собой свои деньги. Такую историю Мэт и прочие распространяли среди труппы, объясняя, почему они должны скрываться от Шончан: жестокий муж и упорхнувшие влюбленные. И, несмотря на то, что подобное редко встречается в реальной жизни, каждый достаточно часто слышал подобные сказки от менестрелей или читал в книжках, чтобы в такое поверить. Коул, однако, так не считал. Эгинин — Лейлвил — уже приходилось обнажать свой кинжал, неизменно висевший на ее поясе жонглера мечами, когда один из этих симпатичных парней, под воздействием подобных размышлений, решил пригласить ее разделить с ним кубок вина в своем фургоне. И никто не сомневался, что она бы им воспользовалась, если бы он продолжал настаивать.
Как только Мэт подошел к силачу, Петра спокойно сказал: «Тут солдаты Шончан, человек двадцать. Их офицер сейчас беседует с Люка». Он не выглядел напуганным, но от беспокойства на его лбу собрались морщины, и его рука легла на плечо жены, защищая ее от опасности. Улыбка Кларин испарилась, и она накрыла свой рукой его. Они доверяли суждению Люка, и осознавали риск, которому подвергались. Или думали, что осознают. И этот риск, в который они верили, был довольно большой.
«Чего им надо?» — требовательно спросила Эгинин, освобождаясь от Мэта, до того как он смог открыть рот. Собственно, его никто не ждал.
«Постереги-ка это для меня», — сказал Ноал, вручая свою удочку и корзину одноглазому, который в ответ вытаращился на него. Выпрямившись, Ноал запустил скрюченную руку под полу кафтана, где хранились два длинных кинжала. — «Мы сможем добраться до наших лошадей?» — спросил он Петру. Силач с сомнением взглянул в его сторону. Мэт оказался не единственным, кто сомневался, в своем ли уме Ноал.
«Кажется, они не заинтересованы вашими поисками», — сказала Кларин торопливо, сделав слабый намек на реверанс. Все пытались выдать Мэта и остальных за участников труппы, но всем это удавалось, когда дело доходило до Эгинин. — «Офицер в фургоне Люка уже почти полчаса, а солдаты все это время стоят рядом со своими лошадьми».
«Не думаю, что они здесь из-за вас», — добавил Петра с уважением. И снова, в сторону Эгинин. Почему же он должен чем-то отличаться? Возможно, практикуется приветствовать дворян в своей гостинице. — «Мы просто хотели предупредить вас, чтобы вы не удивлялись и не беспокоились, увидев их. Я уверен, Люка отошлет их без неприятностей». Несмотря на его уверенный тон, морщинки не исчезли с его лба. Большинство мужчин расстроились бы, узнав, что их жены сбежали, а дворянин мог распространить свою ярость на других. Труппа, какие-то путешествующие чужестранцы, становилась легкой целью для неприятностей. — «Вам не следует волноваться о том, что кто-либо что-то разболтает», — и, глядя на конюхов, Петра добавил. — «Правда, Коул?» Кривоносый кивнул, пристально глядя на кости, которые он подбрасывал в руке. Он был довольно крупным мужчиной, но все же недостаточно крупным, чтобы справиться с Петрой, а ведь силач мог ломать подковы голыми руками.
«Кто же откажется от шанса как-нибудь плюнуть на сапог дворянина?» — пробормотал одноглазый парень, глядя в корзину с рыбой. Был он почти столь же рослым, как Коул, но все лицо его было в морщинах, а зубов у него было даже меньше, чем у Ноала. Посмотрев на Эгинин, он склонил голову и добавил: «Прошу прощения, миледи». — «С другой стороны, в последнее время для нас это еще и способ заработать немного денег. Правда, Коул? Если кто-нибудь о них расскажет Шончан с нами со всеми расправятся, повесят так же, как людей Морского Народа. Или заставят работать, очищая свои канавы на той стороне гавани». Конюхи делали в труппе всю самую черную работу, начиная с уборки навоза из стойл и чистки клеток, заканчивая установкой и разборкой стен, но он боялся так, словно чистка каналов Рахада была куда хуже, чем оказаться повешенным.
«Разве я говорил что-нибудь о том, чтобы что-то кому-то рассказать?» — сказал Коул, протестующе взмахнув рукой. — «Я только спросил, как долго мы собираемся сидеть здесь, вот и все. И спросил, когда мы увидим хоть одну монету из обещанных денег?»
«Мы будем сидеть здесь столько, сколько я скажу вам здесь сидеть», — было интересно слышать, сколь твердой может стать фраза, произнесенная с акцентом, растягивающим слоги в словах. И сказанная, при этом, тихим голосом, столь напоминающим скрежет лезвия ножа по правильному камню. — «Вы увидите свои деньги, когда мы прибудем в пункт назначения. Для тех, кто служит мне честно, будет и кое-что сверх того. И холодная могила для тех, кто замыслил предательство». Коул закутался в свой заплатанный плащ поглубже и выкатил глаза, стараясь выглядеть возмущенным, а, быть может, невинным, но, скорее, надеялся, что она потеряет бдительность, и он сумеет дотянуться до ее кошелька.
Мэт стиснул зубы. С одной стороны это было его золото, то, которое она так щедро раздавала. У нее были собственные деньги, но вне досягаемости. Но что еще важнее, она снова пыталась взять власть в свои руки. Свет, да если бы не он, она никогда не подумала бы о том, чтобы остаться в Эбу Дар, чтобы запутать погоню. И она никогда не нашла бы такое убежище, как он у Люка. Но почему здесь солдаты? Шончан должны были послать сотни, тысячи, если бы они заподозрили о местонахождении Туон. Если же они подозревают об Айз Седай… Нет, Петра и Кларин не знали, что помогают скрываться Айз Седай, но они упомянули бы о сул’дам и дамани, а солдаты не охотились бы на Сестер без них. Он ощупал сквозь кафтан медальон. Он носил его, не снимая, днем и ночью, и он смог бы предупредить его случись что.
Он даже не подумал о возможности побега, и не только потому, что Коул и десяток подобных ему кинутся к Шончан, едва его спина скроется из вида. Они не имели ничего против него или Эгинин, а некоторые, вроде жонглера мечей Руманна и его подруги акробатки, по имени Адрия, и еще кое-кого, даже будут сопротивляться искушению, заработать немного золота. В любом случае, в его голове не было предупреждающего вращения костей. И внутри этих стен еще оставались люди, которых он не смог бы бросить.
«Если они ничего не ищут, то нам нет причин волноваться», — сказал он уверенно. — «Но все равно, спасибо за предупреждение, Петра. Я никогда не любил сюрпризов». Силач отмахнулся, словно желая сказать, что это пустяки, но Эгинин и Кларин посмотрели на Мэта так, словно удивились, только что обнаружив, что он тоже здесь стоит. Даже Коул и одноглазый конюх его не замечали. Потребовалось огромное усилие, чтобы снова не заскрипеть зубами. — «Я постараюсь побродить вокруг фургона Люка и что-нибудь разглядеть. Лейлвил, ты и Ноал, найдите Олвера и побудьте с ним». Они любили мальчика, его все любили, и это удержит их от желания вцепиться ему в волосы. Один он лучше сумеет все подслушать. А если придется бежать, то, возможно, Ноал или Эгинин смогут помочь вывезти мальчика. Пусть Свет не допустит, чтобы такое случилось! Ничего хорошего, кроме плохого, в этом он не видит.
«Ладно, полагаю, никто не живет вечно», — вздохнул Ноал, забирая свою удочку и корзину. Чтоб ему сгореть, но парень способен даже бодучую козу заставить показаться забавной. Взгляд Петры стал задумчивым. Женатые мужчины всегда кажутся обеспокоенными, еще одна причина для Мэта не спешить с браком. Одноглазый с сожалением проводил взглядом рыбу, которую уносил исчезнувший за углом Ноал. Без своего обычного остроумия он казался другим. Возможно, у него тоже где-то была жена.
Мэт натянул свою шляпу пониже на глаза. Все еще ни следа костей. Он старался не думать о том, сколько раз его чуть не убили без всякого вмешательства костей. Но они, конечно, окажутся на месте, едва возникнет реальная опасность. Ну конечно, как же иначе?
Он не сделал и пары шагов ко входу, как Эгинин нагнала его и обняла за талию. Он притормозил, зло уставившись на нее. Она сопротивлялась его приказам, как форель борется с рыбаком, но это была не простое упрямство. — «Ты думаешь, что ты делаешь? Что если этот офицер узнает тебя?» Это казалось столь же невероятным, как присутствие на представлении Тайлин, но нужно испробовать все на свете, что способно заставить ее уйти.
«А почему этот парень должен быть кем-то кого я знаю?» — усмехнулась она. — «У меня нет…», — ее лицо скривилось на какую-то секунду, — «не было друзей на этой стороне океана, а уж в Эбу Дар и подавно». Она прикоснулась к кончикам прядей парика на груди. «Все равно, в этом даже родная мать меня не узнает». К концу фразы ее голос поблек.
Если бы он продолжил с той же силой сжимать челюсти, то сломал бы зубы. Стоять здесь, продолжая убеждать ее не ходить, было бесполезно. Но то, что это происходило бы прямо на пути у этих шончан, изменило его мнение. «Ни на кого не пялься», — предупредил он ее. «Даже не смотри на них».
«Я — скромная эбударка», — сказала она с вызовом, — «ты можешь сам с ними разговаривать». Она сказала это как предупреждение. Свет! Когда женщины не пытаются ничего приукрашивать, все на свете превращается в грубость, а Эгинин никогда ничего не сглаживала. Он определенно рискует потерять зубы.
Сразу за входом начиналась главная улица труппы, петляющая среди фургонов, похожих на фургоны Лудильщиков — небольшие дома на колесах, с оглоблями напротив сидения возницы, окруженные большими, размером с небольшой дом, палатками. Большая часть фургонов была ярко раскрашена во все оттенки красного, желтого, синего или зеленого. Многие были полосатыми, и палатки тоже не уступали им в пестроте расцветки. Тут и там над улицей возвышались деревянные платформы для представления. Это цветное безумие выглядело довольно неряшливо. Широкое поле истоптанной тысячью ног грязи действительно было главной улицей, одной из нескольких, пересекающих лагерь поперек. Ветер разносил слабеющие клубы дыма из дымоходов, поднимающиеся над крышами фургонов и некоторых палаток. Большая часть труппы, наверное, еще завтракала или даже не вылезала из кроватей. Они, как правило, вставали поздно — и это правило Мэт полностью одобрял — и никто не собирался мерзнуть на улице, готовя себе завтрак на походном костре. Единственным человеком снаружи оказалась Алудра. Она в своем зеленом платье с высоко закатанными рукавами что-то старательно перетирала в ступке бронзовым пестиком на столике, который поставила в стороне от своего синего фургона в самом забытом углу улицы.
Увлеченная работой стройная тарабонка не замечала Эгинин и Мэта. А он не смог удержаться, чтобы не взглянуть на нее. С темными косами, свисающими до пояса и украшенными бисером, Алудра была, возможно, самым экзотическим чудом Люка. Он рекламировал ее как Иллюминатора, и в отличие от прочих его чудес и исполнителей, она действительно была тем, кем была, хотя Люка, похоже, в это не верил. Мэту стало интересно, что она делает. И могло ли это взрываться. Она обещала раскрыть ему тайну фейерверка, если он сможет ответить на ее загадку. Но пока еще его не озарило ее решение. Но он обязательно решит. Так или иначе.
Эгинин ткнула жестким пальцем ему под ребра. — «Мы вроде бы должны казаться любовниками, как ты постоянно мне твердишь», — прорычала она ему на ухо. — «А кто в это поверит, если ты сам продолжаешь пялиться на эту женщину, словно голодный?»
Мэт сладко улыбнулся. «Я всегда смотрю на симпатичных женщин, если ты не заметила». Теребя свой шарф резче обычного, она униженно заворчала, что его полностью удовлетворило. Ее щепетильность проявлялась время от времени. Эгинин сбежала от прошлой жизни, но все еще была шончанкой, и знала о нем больше, чем ему хотелось. И он не собирался доверять ей все свои секреты. Даже те, которые он сам не еще разгадал.
Фургон Люка стоял в самом центре лагеря на самом удобном месте, на максимальном удалении от запаха из клеток и стойл, расположенных за холщовыми стенами. Фургон был пестрым даже по сравнению с другими в труппе, красно-синего цвета, сияющий свежим лаком и золотом звезд и комет. Под крышей по всему борту были изображены все фазы луны. Даже труба была выкрашена красно-синими полосами. Лудильщики бы лопнули от зависти. С одной стороны фургона возле своих лошадей, сверкая лакированными шлемами, стояли две шеренги шончанских солдат, наклонивших свои копья под одинаковым углом. Один из солдат держал под уздцы вторую лошадь, прекрасного темного мерина с сильными бедрами и хорошими лодыжками. Сине-зеленые нагрудники солдат по сравнению с фургоном Люка казались тусклыми.
Мэт не удивился, увидев, что он не один заинтересовался солдатами. В тридцати шагах от них, в темной шляпе, прикрывшей обритую голову, возле колеса зеленого фургона, принадлежащего Петре и Кларин, на корточках сидел Бэйл Домон. Спящие собаки Кларин лежали под фургоном. Полный иллианец старательно строгал лучины, но все чего он добился — была скромная горка щепок у его ног. Мэту хотелось чтобы парень отпустил усы чтобы прикрыть его верхнюю губу или совсем сбрил бороду. Кто-нибудь мог бы связать иллианца с Эгинин. Блаэрик Негина, высокий парень, стоявший прислонившись к фургону, словно составляя компанию Домону, без колебаний избавился от шайнарского хохолка, чтобы не привлекать внимания шончан. Хотя он проводил рукой по щетине, прораставшей на его голове так же часто, как Эгинин проверяла свой парик. Возможно, ему тоже следует носить шляпу.
В своих темных куртках с потрепанными манжетами и в стоптанных сапогах для непосвященных оба могли сойти за актеров, или за конюхов, но только не для самих актеров. Они старательно пытались наблюдать за шончан незаметно, но у Блаэрикаэто получалось лучше. Чего еще можно было ожидать от Стража. Со стороны казалось, что он полностью сосредоточился на работе Домона, если бы не почти случайные взгляды, бросаемые им в сторону солдат. Домон же, когда не впивался взглядом в полено в своей руке, словно приказывая ему превратиться в самое приятное на свете времяпровождение, хмурился в сторону шончан. Парень слишком близко к сердцу принимал свои обязанности со’джин.
Мэт постарался прикинуть, как бы незаметно пробраться к фургону мимо солдат, когда дверь фургона распахнулась, и из нее спустился вниз светловолосый офицер, прилаживая на голову шлем с тонким, синим пером, едва его нога очутилась на земле. Люка показался следом, в великолепном красном кафтане с золотым сложным шитьем в виде пышных цветов. У Люка было как минимум две дюжины кафтанов. Все были красными и один безвкуснее другого. Хорошо еще, что его фургон был самым просторным в труппе, иначе ему пришлось бы возить их где-нибудь еще.
Не обращая внимания на Люка, офицер запрыгнул в седло своего мерина и пролаял приказ, отправивший солдат в седла и сформировавший из них колонну по двое, которая медленным шагом двинулась в сторону выхода. Люка остался стоять с приклеенной улыбкой на лице, наблюдая за их отъездом и кланяясь в их сторону, если бы кто-нибудь из них захотел обернуться.
Мэт остановился в стороне с открытым, словно от удивления ртом, наблюдая, как уезжают солдаты. Ни один из них не обратил на него малейшего внимания — офицер смотрел точно прямо перед собой. Его солдаты поступили точно так же. Никто не обращает внимания на людей, которые выглядят обычными мужланами, и, тем более, не запоминает.
К его удивлению Эгинин смотрела в землю под ногами, прижимая свой шарф к подбородку, пока последний всадник не проехал мимо. Подняв голову, чтобы заметить их удаляющиеся спины, она на секунду скривила губы. «Кажется, я действительно знаю этого парнишку», — сказала она, слегка растягивая слова. «Я доставила его в Фалме на Бесстрашном. Его слуга умер посреди пути и он решил, что может воспользоваться кем-нибудь из моей команды. Я поставила его на место. Можно было подумать, что он действительно Благородный, глядя на тот шум, который он тогда поднял».
«Кровь и проклятый пепел», — выдохнул Мэт. Со сколькими людьми, которые могли запомнить ее лицо, она так же поссорилась? Эгинин есть Эгинин. Может быть с сотней? А, всего вероятнее, с тысячей! Она могла бы вывести из себя даже камень.
Все равно, офицер уже уехал. Мэт медленно выдохнул. Его удача действительно все еще была при нем. Время от времени, он думал, что ему не остается ничего другого, как расплакаться, словно ребенку. Он направился к Люка, чтобы разузнать, что от него требовалось Шончан.
Домон и Блаэрик добрались до Люка одновременно с ним и Эгинин, и угрюмость Домона усилилась, едва он заметил руку Мэта, обнимающую Эгинин за плечи. Иллианец понимал необходимость в этого притворства, или только делал вид, что смирился, но все же полагал, что они могли бы обойтись и без объятий. Мэт убрал руку с ее плеч, поскольку тут не перед кем было разыгрывать спектакль — Люка был в курсе всех дел. Эгинин также вначале отпустила его, но вместо этого, бросив взгляд на Домона, не меняясь в лице, еще крепче прижалась к Мэту. Домон продолжал хмурить брови, но теперь уже глядя в землю перед собой. Мэт решил, что Шончан понять куда проще, чем женщин. Или иллианцев.
«Лошади», — прорычал Люка еще прежде, чем Мэт остановился. Он окинул всех своим хмурым взглядом, но, в конце концов, сосредоточился на одном Мэте. Немного выше ростом, Люка старался смотреть на него сверху вниз, стараясь этим смутить. — «Вот чего он хотел. Я показал ему нашу охранную грамоту от конной лотереи, подписанную самой Верховной Леди Сюрот. Но, спросите меня, произвело ли это на него впечатление? Для него не имеет значения, что я спас высокопоставленную шончанку». Женщина не была высокопоставленной, и он соврал, что спас ее. Просто позволил ей путешествовать с ним в качестве участницы представления, но Люка всегда все преувеличивал в свою пользу. «Все равно, я не знаю, как долго будет действительно это освобождение. Шочан отчаянно нуждаются в лошадях. И они могут отобрать его в любой момент!» Его лицо стало почти таким же пунцовым как его кафтан, и он постоянно тыкал пальцем в лицо Мэта. «Ты собирался забрать у меня лошадей! Как я смогу перевозить свою труппу без лошадей? Ответь мне, если сможешь! Я уже был готов убраться отсюда, едва увидел это безумие в гавани, если бы ты не выкручивал мне руки. А теперь из-за тебя я потеряю голову! Если бы не вы, вломившиеся ко мне среди ночи с вашими безумными планами, я мог бы быть за сто миль отсюда. Я здесь не заработал ни пенни. За прошлые три дня почти не было посетителей, чтобы я смог покормить животных хоть раз! Уже день Хайфы! Я должен был уехать месяц назад! Даже раньше! Должен был!»
Мэт чуть не рассмеялся, когда Люка стал возмущаться по поводу лошадей. Лошади. Ничего больше, только лошади. Кроме того, предположение, что перегруженные фургоны способны уехать на сто миль за пять дней было еще смешнее, чем фургон Люка. Парень мог бы уехать месяц назад, или два, если бы не желание заполучить последнюю медную монету у эбударцев и их завоевателей шончан. И что касается его задержки, шесть истекших ночей прошли почти так же легко, как падение с кровати.
Но вместо смеха Мэт положил руку на плечо Люка. Парень был тщеславнее павлина и, кроме того, жаден, но не было смысла сердить его еще больше. «Если бы ты уехал той ночью, Люка, то ты думаешь, что тебя никто бы не заподозрил? Да прежде чем ты отъехал бы на две лиги, шончан бы уже перетряхивали твои фургоны. Можно сказать, я спас тебя от этого». Люка смотрел на него с возмущением. Некоторые не способны видеть дальше своего носа. «Тем не менее, ты можешь не волноваться. Как только Том вернется из города, мы сможем убраться так далеко отсюда, как ты захочешь».
Люка подпрыгнул так резко, что Мэт в тревоге отшатнулся, но все, что сделал мужчина это кульбит через голову, хохоча во все горло. Домон, и даже Блаэрик, таращились на него во все глаза. Порой Люка был полным и круглым болваном.
Люка только начал свой танец, как Эгинин оттолкнула от себя Мэта. «Сразу после возвращения Меррилина? Я отдала приказ никому никуда не уходить!» Ее взгляд метался между ним и Люка в холодной ярости. Холодной, но обжигающей. «Я жду исполнения моих приказов!»
Люка резко прекратил прыгать и ответил на ее взгляд, затем внезапно галантно поклонился, показав обе стороны плаща. Можно было даже разглядеть весь узор на плаще. Он полагал, что имеет дело с женщиной вроде тех, с кем имел дело раньше. «Командуете вы, моя добрая леди, и я с радостью повинуюсь». Выпрямившись, он, извиняясь, пожал плечами. «Но у мастера Коутона есть золото, и боюсь, что приказы золота пересиливают ваши». Сундук Мэта, полный золотых монет, находившийся в этом фургоне и был тем инструментом для выкручивания рук, который его в конечном итоге убедил. Возможно, немного помогло и то, что Мэт был та’верен, но при наличии достаточного количества золота Люка поможет похитить самого Темного.
Эгинин глубоко вздохнула, готовясь отругать Люка, но мужчина уже повернулся к ней спиной и взбежал вверх по ступеням, крича внутрь фургона: «Лателле! Лателле! Мы должны немедленно всех предупредить. Мы отправляемся через минуту после возвращения Меррилина! Слава Свету!»
Мгновение спустя он вернулся, слетев вниз по ступенькам, сопровождаемый своей женой, завернутой в черный с блестками плащ. Женщина со строгим лицом, поморщилась при виде Мэта, словно учуяла неприятный запах, и одарила Эгинин взглядом, которым, наверное, заставляла своих ученых медведей лазать по деревьям. Летелле совсем не нравилась мысль о том, что женщина может убежать от мужа, даже когда знала, что это ложь. К счастью, она по каким-то причинам доверяла Люка, и любила золото не меньше его. Люка помчался к ближайшему фургону и принялся барабанить в двери, Лателле делала тоже со следующим.
Не дожидаясь развития событий, Мэт поспешно забрел в один из переулков. Он был плотнее, по сравнению с главной улицей, заставлен фургонами и палатками, полностью закрытыми, чтобы не впускать холод, и курившимися дымом из труб. Здесь не было платформ для исполнителей, зато между некоторыми фургонами были натянуты веревки для сушки одежды, и тут и там валялись деревянные игрушки. Эта улица предназначалась только для жилья, а ее узость мешала входить посторонним.
Он двигался быстро, несмотря на бедро — большая часть боли прошла, но не прошел и десяти шагов как Эгинин с Домоном его догнали. Блаэрик исчез, вероятно, пошел рассказать Сестрам, что они все еще в безопасности и могут, наконец, уехать. Айз Седай притворялись обычными напуганными служанками, опасающимися того, что муж их госпожи их найдет. Но они были уже по горло сыты своим фургоном, не говоря уже о том, что они были сыты общением с сул’дам. Мэт рассудил так, что Айз Седай могут наблюдать за сул’дам, в то время как сул’дам будут держать Айз Седай за волосы. А еще Мэт был благодарен Блаэрику, за избавление от необходимости наведаться в их фургон снова. Та или другая из Сестер, начиная со дня их спасения из города, вызывали его по пять раз на дню, и он ходил, когда не мог этого избежать, но опыт был не из приятных.
На сей раз Эгинин не стала его обнимать. Она пошла рядом с ним, глядя прямо перед собой, больше не беспокоясь о своем парике. Домон пыхтел позади словно медведь, бормоча что-то про себя с сильным иллианским акцентом. Съехавшая набок шапка позволяла обнаружить, что его темная борода внезапно обрывалась на середине ушей, оставаясь выше коротко остриженной. Это делало его… незавершенным.
«Два капитана на одном корабле ведут судно к гибели», — растягивая слова, терпеливо произнесла Эгинин. Понимающая улыбка на ее лице выглядела как шрам.
«А мы не на корабле», — ответил Мэт.
«Смысл тот же, Коутон! Ты — фермер. Я знаю, что ты хорошо действуешь в серьезных переделках». Эгинин выстрелила темным взглядом за плечо в сторону Домона. Он был тем, кто в прошлом свел ее с Мэтом, когда она решила, что взяла на службу наемника. «Но текущая ситуация нуждается в анализе и опыте. Мы плывем по опасным водам, а у тебя нет опыта управления».
«Даже больше, чем ты можешь себе представить», — ответил он сухо. Он, быть может, и припомнит список всех битв, в которых ему приходилось командовать, но сегодня только историк сможет опознать их большую часть, а может и историк не сможет. Он точно не смог бы, если бы кто-то за него их не припоминал. «Разве вам с Домоном не нужно собираться? Вы же не хотите что-нибудь забыть?» Все, что она имела, было уже убрано в фургоне, который он делил с ней и Домоном — это было не слишком удобное соглашение — но он ускорил шаги, надеясь, что она поймет намек. Кроме того, он уже заметил цель своего путешествия.
Ярко синяя палатка, втиснутая между ядовито-желтым фургоном и изумрудно-зеленым, была достаточно просторна, чтобы уместить три кровати. Но предоставление приюта для всех, кого он вытащил из Эбу Дар требовало взяток, чтобы привести людей в движение и еще больше денег, чтобы заставить других их впустить. Он смог нанять только то, что владельцы позволили ему иметь. По ценам, не уступающим хорошей гостинице. Джуилин, темнокожий маленький мужчина с короткими черными волосами, сидел, поджав ноги, на земле перед палаткой вместе с Олвером, маленьким худым пареньком. Но уже не столь худым, как тогда, когда Мэт встретил его в первый раз, и ниже ростом для десяти лет, о которых он заявил. И не смотря на ветер без кафтана. Они играли в Змей и Лисичек на доске, которую изготовил покойный отец Олвера из куска красной разлинованной ткани. Швыряя кости, Олвер тщательно считал очки и обдумывал свой ход в паутине черных линий и стрелок. Тайренский ловец воров уделял игре куда меньше внимания. При виде Мэта он сразу встал.
Внезапно из-за палатки, тяжело дыша, словно ему всю дорогу пришлось бежать, появился Ноал. Джуилин вопросительно взглянул на старика, а Мэт нахмурился. Он приказал Ноалу идти прямо сюда. Где его носило? Ноал с надеждой, безо всякого чувства вины или замешательства, посмотрел в его сторону, в нетерпении ожидая услышать, что скажет Мэт
«Ты знаешь о шончан?», — спросил Джуилин, переводя внимание на Мэта.
Внутри открытого входа палатки промелькнула тень и с одной из кроватей встала темноволосая женщина, завернувшаяся в темный плащ, дотянувшись оставшейся свободной рукой до руки Джуилина. И осторожно взглянула на Мэта. Тэра была весьма симпатичной, если вам нравится рот, который казался всегда надутым, что, похоже, устраивало Джуилина, который успокаивающе ей улыбнулся и погладил руку. Она была также Аматерой Аэлфдин Кашмир Лоунаулт, Панархом Тарабона и вторым человеком в государстве после королевы. По крайней мере, когда-то была. Джуилин знал это и Том тоже, но все же никто и не подумал сказать об этом Мэту, пока они не добрались до стоянки труппы. Но это вряд ли имело значение, по сравнению со всем остальным. Она скорее откликалась на Тэру, чем на Аматеру, ничего не требовала, за исключением времени Джуилина, и было мало шансов, что здесь кто-либо ее опознает. В любом случае, Мэт надеялся, что она чувствует больше чем просто благодарность от своего спасения, поскольку Джуилин конечно чувствовал к ней нечто большее. А кто может сказать, почему бы низложенному Панарху не влюбиться в Ловца Воров? В жизни случаются и более странные вещи. Хотя он не смог бы с уверенностью на вскидку назвать ни одной.
«Они просто хотели взглянуть на грамоту, выданную на лошадей Люка», — сказал он, и Джуилин явно немного расслабившись, кивнул.
«А еще они не пересчитали число упряжек», — в освобождение вносилось точное число лошадей, которых разрешалось держать Люка. Шончан могли быть щедры на награды, но никому не собирались выдавать разрешение на торговлю лошадьми, при собственной постоянной нужде в лошадях и упряжках. «В лучшем случае они забрали бы запасных, в худшем…» Ловец воров пожал плечами. Еще один оптимист.
Вскрикнув, Тэра внезапно подхватила плащ и бросилась вглубь палатки. Джуилин обернулся и взглянул Мэту за спину. Его взгляд стал жестким, и тайренец стал похож на Стража, в момент, когда они полностью собраны. Эгинин, похоже, не понимала намеков. Домон стоял возле нее, скрестив руки на груди, всем видом выражая терпение или задумчивость.
«Собирай палатку, Сандар», — приказала Эгинин. «Труппа отбывает, как только вернется Меррилин». На ее щеках выступили желваки, и она одарила Мэта недобрым взглядом. Совсем недобрым. «Убедись, что твоя… женщина… не доставит нам неприятностей». Еще недавно Тэра была служанкой, да’ковале, собственностью Верховной Леди Сюрот, пока Джуилин ее не выкрал. Для Эгинин украсть да’ковале было таким же преступлением, как освобождение дамани.
«Могу я поехать на Ветерке?» — воскликнул Олвер, вскакивая на ноги. «Мэт? Можно, да? Лейлвин?» — Эгинин улыбнулась ему. Мэт ни разу не видел ее улыбающейся, даже Домону.
«Не сейчас», — сказал Мэт. Только когда они достаточно удалятся от Эбу Дар, где никто не сможет припомнить паренька на сером жеребце, который выигрывал все скачки. «Возможно, через пару дней. Джуилин, ты сможешь передать остальным? Блаэрик уже знает, так что о Сестрах позаботились».
Джуилин не стал тратить время зря, только заглянул в палатку успокоить Тэру. Она, похоже, нуждалась в частом утешении. Когда он вышел, неся поношенный темный тайренский кафтан, он сказал Олверу собирать игру и помогать Тэре, пока он не вернется, затем надел свою красную коническую шляпу и натянул кафтан. Он даже ни разу не взглянул в сторону Эгинин. Она считала его вором, самозваным Ловцом Воров. Тайренец тоже ее недолюбливал.
Мэт принялся было расспрашивать Ноала о том, где тот был, но старик проворно бросился за Джуилином, крича через плечо, что он поможет оповестить остальных о том, что труппа уезжает. Ладно, двое смогут сделать это быстрее чем один. Ванин и остальные четверо выживших Красноруких делили палатку на другом конце лагеря, в то время как Ноал на другом конце делил свою с Томом и двумя слугами — Лопином и Неримом. А вопросы могут и подождать. Вероятно, он просто задержался, чтобы припрятать свою драгоценную рыбу. В любом случае, внезапно это показалось незначительным.
Крики людей, отдающих распоряжения конюхам привести лошадей для их фургона, вопросы других, спрашивающих, высунувшись из окон и дверей о том, что происходит, стали наполнять лагерь. Адрия, хрупкая женщина, пронеслась мимо босиком, неся зеленое в цветочек платье, и исчезла в желтом фургоне, где жили остальные четверо акробатов. Кто-то в зеленом фургоне хрипло проревел, что «люди пытаются спать». Горстка детей членов труппы разбежалась в разные стороны, и Олвер стал собирать свою игру. Это было его самым дорогим сокровищем, и из-за нее он явно закончит сборы позже остальных. Прежде чем он оказался готов продолжать путешествие прошло довольно много времени, но Мэт застонал не по этой причине. Он только что услышал, как эти проклятые кости в его голове загрохотали снова.