Перекрестки сумерек

Глава 22. Единственный ответ

Певара с легким нетерпением ожидала, пока стройная маленькая Принятая поместит оправленный серебром поднос на край стола и раскроет блюдо с кексами. Педра, низенькая молодая женщина с серьезным лицом, была не из числа медлительных увальней или наказанных, обреченных тратить свое утро, обслуживая и обихаживая Восседающую. Просто девушка была аккуратна и осторожна. Полезные качества, заслуживающие поощрения. Однако когда Принятая спросила, не надо ли разлить вино по кубкам, Певара решительно сказала, — «Мы сделаем это сами, дитя. Можешь подождать в передней». — Получился приказ возвращаться к своим занятиям.

Педра, без малейшего признака волнения, обычно возникающего у Принятых, которым Восседающая выказывала свою раздражительность, раскинула свои белые с цветными полосками юбки в изящном реверансе. Слишком уж часто Принятые принимали любое резкое слово как мнение относительно их пригодности к шали, словно у Восседающих нет никаких других поводов для беспокойства.

Лишь дождавшись, когда щелкнет замок закрывшейся за Педрой двери, Певара одобрительно кивнула.

"Девушка скоро станет Айз Седай, — сказала она. Доставляло удовлетворение, когда какая-нибудь женщина достигала шали. Особенно, когда поначалу она не подавала на это никаких надежд. Единственные маленькие радости доступные в эти дни.

«Хотя, думаю, и не станет одной из нас», — последовал ответ ее неожиданной гостьи, оторвавшейся от изучения раскрашенных миниатюр с изображениями погибшей семьи Певары, выстроившихся в ряд на мраморной, с волнистым узором, каминной полке. — «Она неуверенно держит себя с мужчинами. Я полагаю, что они ее беспокоят».

Тарна-то, конечно, никогда не беспокоилась по поводу мужчин, как и о многом другом. По крайней мере, с тех пор как получила шаль. А произошло это больше двадцати лет назад. Певара еще могла припомнить некую чрезмерно подвижную Послушницу, но теперь взгляд голубых глаз этой седой женщины был тверд как камень. И теплым, как камень зимой. Но в это утро нечто в выражении холодного гордого лица, что-то таившееся в складке у рта, заставляло ее казаться весьма встревоженной. Певара едва могла вообразить что-либо, способное сделать Тарну Фейр настолько обеспокоенной.

Настоящий вопрос, тем не менее, был — зачем эта женщина хотела видеть Певару. В ее новом положении конфиденциальная встреча с любой Восседающей граничила с нарушением этикета. Особенно с Восседающей от Красной Айя. За Тарной все еще числились прежние комнаты здесь, на территории Красных. Однако, на своей теперешней должности она не была больше их частью, несмотря на малиновую вышивку темно-серого платья. Отсрочка переезда в новые апартаменты могла бы быть принята за проявление деликатности лишь теми, кто совсем не знал Тарну.

Все, выходящее за рамки обычного порядка вещей, делало Певару бдительной с тех пор, как Сине втянула ее в охоту на Черную Айя. Да и Элайда доверяла Тарне в той же степени, как доверяла Галине. Было мудро держаться поосторожнее с каждой, кому доверяла Элайда. Одна лишь мысль о Галине — да сожжет Свет эту женщину навеки! — до сих пор заставляла Певару стискивать зубы, но была и другая связь. Галина принимала особое участие в Тарне, в бытность той Послушницей. Правда, Галина интересовалась любой Послушницей или Принятой, которая, как она считала, могла бы присоединяться к Красным, но это только еще одна причина для бдительности.

Конечно, Певара не позволила проявиться подобным мыслям на своем лице. Для этого она слишком долго была Айз Седай. Улыбнувшись, она дотянулась до стоящего на подносе и источающего сладкий аромат специй серебряного кувшина с длинным горлышком.

«Выпьешь вина, Тарна? Отпразднуем повышение?»

С серебряными кубками в руках, они расположились в креслах с резным узором в виде спиралей. Стиль, вышедший из моды в Кандоре около ста лет назад, но один из любимых Певарой. Она не видела причин менять что-нибудь, подчиняясь лишь прихотям момента. В том числе свою мебель.

Кресла служили Певаре так же хорошо, словно их сделали вчера. Кресло Тарны было весьма уютно, благодаря нескольким дополнительным подушкам, но та слишком скованно присела на краешек. Никто никогда не назвал бы ее мямлей, так что оставалось предположить — она встревожена.

«Я не уверена, есть ли что праздновать», — сказала она, прикоснувшись пальцами к накинутому на плечи небольшому красному палантину. Точный оттенок не был предписан. Лишь бы любой, кто видел, понимал, что его цвет красный. Тарна выбрала ослепительно алый. — «Элайда настаивала, и я не могла отказаться. Многое изменилось с тех пор, как я покинула Башню. И внутри ее, и в мире. Алвиарин сделала всех… осторожными … по отношению к Хранительнице Летописей. Я подозреваю, что кое-кто захочет высечь ее розгами. Когда она, в конце концов, вернется. И Элайда….» — Она сделала паузу, чтобы глотнуть вина, но когда опустила кубок, беседа изменила направление. — «Я часто слышала, как тебя называли пренебрегающей условностями. Я даже слышала, что ты когда-то говорила о своем желании иметь Стража».

«Меня называли и гораздо хуже», — сухо заметила Певара. Что эта женщина собиралась сказать относительно Элайды? Вдобавок, слова прозвучали так, словно будь ее воля, она отказалась бы от палантина Хранительницы. Странно. Тарну едва ли можно было назвать скромницей или избегающей ответственности. Промолчать было лучшим выбором. Особенно о Стражах. Она слишком часто твердила об этом желании, что оно стало общеизвестным. Кроме того, стоит продержать язык за зубами достаточно долго, и собеседник сам продолжит разговор. Хотя бы лишь для того, чтобы заполнить паузу. С помощью молчания можно многое узнать. Она медленно пригубила вино. На ее вкус в нем было слишком много меда и не достаточно имбиря.

Все еще скованная, Тарна поднялась и шагнула к камину. Там она остановилась, уставившись на заключенные в белые лакированные оправы миниатюры. Тарна подняла руку, чтобы коснуться одного овала из кости, и Певара почувствовала, как плечи напрягаются независимо от ее воли. Георг — самый младший из ее братьев. Ему было всего двенадцать, когда он погиб, как погибли и все остальные люди на тех портретах, во время восстания Друзей Темного. Они не были богатой семьей, которая могла позволить себе заказать портреты из кости. Но, как только Певара скопила достаточно монет, она нашла живописца, способного воспроизвести ее воспоминания. Георг был красивый и высокий для своих лет мальчик. И отчаянно смелый. Много позже она узнала, как умер ее маленький братик. С ножом в руке, стоя над телом отца и пытаясь защитить мать от толпы. Так много лет миновало с тех пор. Они все были бы давно уже мертвы. И дети их детей тоже. Но есть ненависть, которая не умрет никогда.

«Возрожденный Дракон — та'верен, насколько я слышала», — наконец сказала Тарна, все еще вглядываясь в портрет Георга. — «А ты не думала, что это он повсюду переделывает судьбы? Или мы сами меняем будущее, шаг за шагом, пока не окажемся там, где не ожидали?»

«Что ты имеешь в виду?» — ответила Певара, чуть более резко, чем хотела. Ей не нравилось, что женщина, так пристально разглядывала портрет ее брата во время разговора о мужчине, который мог направлять Единую Силу. Даже если тот был Возрожденным Драконом. Она едва сдержала готовую сорваться с губ дерзость, потребовав у Тарны обернуться. Невозможно прочесть по спине собеседника то, что может выдать лицо.

«Я не ожидала в Салидаре больших трудностей. Крупных успехов, впрочем, тоже. Но то, что я обнаружила….» — Дернулась ли при этих словах ее голова, или она просто изменила угол, под которым смотрела на миниатюру? Тарна говорила медленно, словно с затаенным желанием убежать от воспоминаний. — «Я оставила слугу с клеткой для голубей в дне пути от Салидара. Но мне потребовалось менее половины этого времени, чтобы вернуться к ней. А после того, как были выпущены птицы с копиями моего сообщения, я спешила так сильно, что мне пришлось рассчитать свою спутницу. Она не могла ехать без перерыва на сон. Не скажу точно, скольких лошадей я сменила. Иногда животные выдыхались, не добравшись до почтовой станции, и мне приходилось показывать кольцо, чтобы купить новых лошадей, даже предлагая за них серебро. И только потому, что я спешила так сильно, я добралась до той деревни в Муранди одновременно с… вербовочной командой. Мой разум был затуманен опасениями за судьбу Башни после увиденного в Салидаре. Иначе я бы поехала в Эбу Дар, наняла бы судно до Иллиана и затем тронулась вверх по реке. Однако сама мысль о том, чтобы двигаться на юг вместо севера, мысль о последующем долгом ожидании судна, кинула меня как стрелу напрямую к Тар Валону. Так я и оказалась в той деревне. И увидела их».

«Кого, Тарна?»

«Аша'манов», — Теперь она повернулась. Ее словно созданные из голубого льда глаза были непроницаемы. Тарна сжимала свой кубок обеими руками так, словно пыталась впитать его тепло. — «Я, конечно, не знала тогда, кто это. Однако они открыто призывали людей следовать за Возрожденным Драконом. Поэтому казалось мудрым послушать их прежде, чем говорить самой. Мне повезло, что я так поступила. Их было шесть, Певара, шесть мужчин в черных мундирах. Двое с серебряными мечами на воротниках. Они шарили в поисках мужчин, которых можно было научить направлять Единую Силу. О, они не выражались так прямо. Они называли это овладеть молниями. Овладеть молниями и ездить верхом на громе. Но мне было абсолютно ясно, о чем идет речь. Не знаю как тем дурням, которых они вербовали».

«Да. Тебе повезло, что ты держала язык за зубами», — спокойно сказала Певара. — «Шесть мужчин, которые могут направлять, были бы более чем просто опасны для одинокой сестры. Наши глаза-и-уши полны сведений об этих вербовочных командах — они появляются повсюду от Салдэйи до Тира — но ни у кого, кажется, нет никакого представления, как их остановить. Если для этого уже не слишком поздно». — Она снова чуть ли не силой заставила себя сдержать язык. Это была обычная неприятность. Иногда ты говоришь больше, чем требуется.

Странно, но это замечание сняло с Тарны часть напряжения. Она вернулась на свое место и откинулась в кресле. Правда то, как она держала себя, еще несло след настороженности. Она тщательно подбирала слова, приостановившись, чтобы дать вину коснуться ее губ, но, насколько могла видеть Певара, нисколько не отпила.

«На корабле, идущем на север, у меня было достаточно времени для размышления. А еще больше, после того, как наш дурак-капитан посадил судно на мель, сломав при этом мачту и получив пробоину. И затем, когда потратила несколько дней, пытаясь поймать другое судно, после того, как мы добрались до берега. И еще столько же времени разыскивая лошадей. В конце концов, то, что этих шестерых послали в путь ради одной единственной деревни, убедило меня окончательно. О, конечно и ради ее округи, но там была не слишком густонаселенная местность. Я…. я полагаю, что это зашло слишком далеко».

«Элайда считает, что их можно обуздать и приручить», — уклончиво заметила Певара. Она уже и так слишком разоткровенничалась.

«Притом, что они могут позволить себе послать шестерых в одну маленькую деревушку? Используя Перемещение? Есть единственный ответ, который я вижу. Мы….» — Тарна сделала глубокий вздох, снова теребя в пальцах ярко-красный палантин, но теперь казалось больше сожалея об уже сказанном, чем пытаясь выиграть время", — Красные Сестры должны брать их себе Стражами, Певара".

Это было так поразительно, что Певара мигнула. Чуть меньше самоконтроля, и у нее бы отвисла челюсть. — "Ты это серьезно? "

Ледяные голубые глаза твердо встретили ее пристальный взгляд. Самое худшее осталось позади — немыслимое было произнесено — и Тарна снова стала словно высечено из камня. — «Едва ли это хороший предмет для шуток. Единственным иным выбором было бы позволить им пастись свободно. Да и кто еще может за это взяться? Только Красные Сестры готовы без страха смотреть в лицо подобным людям и брать на себя необходимый риск. Кто-либо другой дрогнет. Каждая Сестра должна будет взять себе более чем одного, но Зеленые, кажется, справляются с этим достаточно хорошо. Хотя, думаю, Зеленые упадут в обморок, если им предложить такое. Мы… Красные Сестры… должны совершить все, что должно быть сделано».

«Ты упоминала об этом при Элайде?» — спросила Певара, и Тарна раздраженно мотнула головой. — "Элайда доверяет твоим словам. Она…. — Желтоволосая женщина уставилась в свой бокал, прежде чем продолжить.

«Слишком часто Элайда верит только тому, во что хочет верить и видит только то, что хочет видеть. Я пробовала завести разговор об Аша’манах в первый же день после возвращения. Конечно не об узах Стража. Только не с ней. Я — не дура. Она запретила мне даже упоминать о них. Но ты… пренебрегаешь условностями».

«И ты полагаешь, что они присмиреют после того, как их свяжут узами? Я понятия не имею, что это дало бы Сестре, держащей узы, и по правде говоря, не хочу узнать». — Певара вдруг осознала, что сама стремится выиграть время. Начиная беседу, она не предполагала, куда она их заведет. Но теперь была готова заложить все свое достояние, лишь бы разговор не принимал такого оборота.

«Это может дать нужный результат, а может оказаться невозможным», — холодно ответила ее собеседница. Эта женщина тверда как скала. — В любом случае, я не вижу никакого иного способа справиться с этими Аша'манами. Красные Сестры должны связать их узами Стражей. Если найдется иной путь, я первая вступлю на него, но сейчас это должно быть сделано".

Тарна спокойно сидела, потягивая свое вино, но Певара в течение долгого времени только и могла, что в ужасе таращиться на нее. Ничего из того, что было сказано Тарной не свидетельствовало о том, что она не из Черной Айя. Однако не могла же она не доверять каждой Сестре, неспособной это доказать. Ладно, она могла и поступала так, когда это касалось только поиска Черных. Но были и другие требующие ответа вопросы. Певара была Восседающей, а не просто ищейкой. Она обязана была думать о Белой Башне. И об Айз Седай покинувших ее. И о будущем.

Погрузив пальцы в расшитый поясной мешочек, она вытащила из него маленький, свернутый в тонкую трубку, кусок бумаги. Казалось — письмо жжет ей руки. До настоящего времени она была одной из двух Сестер в Башне, кто знал, что было в нем написано. Во внезапном порыве чуть не убрав его назад, она, поколебавшись, вручила листок Тарне. — «Это поступило от одного из наших агентов в Кайриэне, но было отправлено Тувин Газал».

Глаза Тарны, резко дернувшись к лицу Певары при упоминании имени Тувин, вновь опустились на письмо. Ее каменное лицо не изменилось даже после того, как она закончила чтение и позволила бумажному свитку снова свернуться. — «Это ничего не меняет», — сказала она ровно. Даже скорее холодно. — «Это только делает то, что я предлагаю более срочным».

«Напротив», — Певара вздохнула. « Это меняет все. Это меняет весь мир».