Перекрестки сумерек

Пролог. Мерцание узора

Родэл Итуралде ненавидел ждать, хотя хорошо знал, что это было большей частью профессии солдата. Ожидание следующей битвы, врага, его движения, ошибки. Он наблюдал за зимним лесом и стоял не шелохнувшись как деревья вокруг. Солнце было на полпути к зениту и не приносило никакого тепла. Его дыхание туманилось белым паром перед лицом, его аккуратно подстриженными усами и мехом черно-бурой лисы, которым был подбит его капюшон. Он был рад, что прицепил свой шлем к седлу — его нагрудник хорошо проводил холод и холодил через кафтан и все слои шерсти, шелка и льна до тела. Даже седло Дротика было холодным, словно белый мерин был сделан из замороженного молока. Шлем бы отморозил ему мозги.

Зима пришла поздно в Арад Доман. Очень поздно, но с удвоенной силой. От летней жары, которая противоестественно долго задержалась, до лютой зимы меньше чем за месяц. Листья, которые пережили засуху долгого лета, были заморожены прежде, чем они могли изменить цвет, и теперь они блестели подобно странным, покрытым льдом изумрудам на утреннем солнце. Лошади двадцати с небольшим воинов стоящих вокруг иногда проваливались в снег по колено. Это была длинная поездка, очень длинная, и они должны были идти дальше, неважно будет ли этот день хорошим или плохим. Темные облака замутили небо на севере. Он не нуждался в Мудрой, чтобы сказать, что к сумеркам температура резко упадет. К этому времени они должны быть в безопасности.

«Не так уж плохо, как зима в позапрошлом году, не так ли милорд? » спокойно сказал Джаалам. Высокий молодой офицер мог читать мысли Итуралде. Он повысил голос для других, чтобы и они слышали. «Даже если и так, я полагаю, что некоторые мужчины теперь мечтали бы о теплом вина. Только не эти ребята, конечно. Очень воздержанные. Я верю, они все пьют чай. Холодный чай. Если бы у них было по паре березовых веников, они бы точно разделись и затеяли снежную баню прямо тут.»

«Им очень скоро понадобится вся их одежда, » сухо ответил Итуралде, «, но они могли бы выпить немного холодного чая сегодня вечером, если им повезет.» Это вызвало смех. Тихий смех. Он выбрал этих парней с предельной осторожностью, и все они знали о шуме в неправильное время.

Сам он, возможно, сделал бы пару глотков теплого вина, или даже чая. Но уже так давно, торговцы не привозили чай в Арад Доман. Уже давно ни один торговец не рисковал зайти дальше границы с Салдэей. Новости из внешнего мира, иногда доходившие до него, были столь же несвежие как прошлогодний хлеб, если конечно это больше чем просто слухи. Правда, это едва ли имело значение. Если Белая Башня действительно была разделена, и Сестры ополчились друг против друга, а в Кеймлине появились мужчины, которые могли направлять, то, в общем, мир должен будет обойтись без Родэла Итуралде, пока Арад Доман не будет снова един. А на данный момент для любого нормального человека Арад Домана было более чем достаточно.

Еще раз он проанализировал распоряжения, которые послал с самыми быстрыми наездниками, что имел, к каждому из лояльных Королю лордов. Разъединенные враждой и старыми обидами, их все же еще так много объединяло. Они собрали бы свои армии и отправились, когда прибудут распоряжения от Волка, по крайней мере, если он еще под покровительством Короля. Они даже скрылись бы в горах и ждали бы его приказа. О, они были бы сердиты, а некоторые даже будут проклинать его имя, но они бы повиновались. Они знали, что Волк выигрывал битвы. Больше того, они знали, что он выигрывал войны. Маленький Волк, они назвали его, когда думали, что он не слышит. Он не слишком заботился о том, чтобы они помнили о его положении — хорошо, пусть, немного — пока они идут туда, куда он им приказал.

Очень скоро им пришлось бы трудно, двигаясь в расставленную западню, которая не сработает еще не скоро. Он избрал довольно длинный путь. Сложные планы имели много шансов развалиться, а этот план имел тайные слои в других слоях. Все было бы разрушено прежде, чем началось, если он будет не в состоянии обеспечить для них приманку. Или если кто-то проигнорировал его приказ уклоняться от курьеров Короля. Они все знали его причины, и даже наиболее упрямые их разделяли, хотя очень немногие захотели бы сказать об этом вслух. Сам он двигался подобно привидению, скачущему на шторме, с тех пор как получил последнее письмо Алсалама. В его рукаве находилась свернутая бумага, перетянутая светлым шнурком, который выпал на его видавшую виды сталью перчатку. У них есть один последний шанс, один очень маленький шанс, спасти Арад Доман. Возможно даже спасти Алсалама от него самого, прежде, чем Совет Торговцев решит поместить на его трон другого человека. Он был хорошим правителем более двадцати лет. Если Свет будет благосклонен, он мог бы править и дальше.

Громкий треск на юге направил руку Итуралде к рукояти его длинного меча. Ему вторил слабый скрип кожи и металла, поскольку другие тоже освободили оружие. В остальном — тишина. Лес был как замерзшая могила. Только скрип ломающегося под весом лошадей снега. Через мгновение он позволил себе расслабиться — настолько, насколько он позволял себе расслабился, с тех пор как с севера дошли рассказы о Возрожденном Драконе, появившемся в небе над Фалме. Возможно мужчина действительно был Возрожденным Драконом, возможно он действительно появлялся в небе, но в любом случае, эти рассказы подожгли Арад Доман.

Итуралде был уверен, что он, возможно, сам разжег бы такой же пожар, зная, что это освободит ему руки. Он не хвастался, так думая. Он знал, что он мог сделать со сражением, кампанией, или войной. Но с тех пор, как Совет решил, что для Короля будет безопаснее тайно переехать из Бандар Эбан, Алсалам, казалось, вбил в свою голову, что он возрожденный Артур Ястребиное Крыло. Его подпись и печать с тех пор отметили множество распоряжений, затопивших всю округу, из места, где его скрывал Совет. Они не сказали бы, где он даже Итуралде. Каждая женщина на Совете, которому он противостоял, становилась непонимающей или уклончивой при любом упоминании о Короле. Он почти мог доказать, что они сами не знали, где находится Алсалам. Смешная, конечно, мысль. Совет не сводил с Короля глаз. Итуралде всегда думал, что торговые Дома слишком часто вмешивались в управление страной, но все же он желал, чтобы они вмешались и теперь. Почему они оставались тише воды, было тайной — король, который нарушил торговлю, не долго задерживается на троне.

Он был верен своим присягам, и другом Алсаламу, но распоряжения, которые рассылал Король, нельзя было написать лучше, чтобы достичь большего хаоса. И при этом их нельзя было игнорировать. Алсалам был Королем. Блаженный командовал Итуралде двигаться на север со всей возможной скоростью против большого сборища Принявших Дракона, о чем Алсалам возможно узнал от своих шпионов. Потом десять дней спустя, когда Принявшие Дракона уже были в поле зрения, прибыл приказ снова со всей возможной скоростью двигать на юг, против другого врага, которого никогда не существовало. Ему приказывали сконцентрировать силы, для защиты Бандар Эбана, когда существовала угроза окружения, которое, возможно, прикончило их всех, и разделиться, когда он готовился принять встречный сокрушительный удар, который возможно, сделал бы то же самое. Преследовать Принявших Дракона там, где он знал их уже не было, и следовать в обратном от них направлении, когда он знал, где они разбили лагерь. Хуже всего, что распоряжения Алсалама часто попадали непосредственно к сильным лордам, которые, как предполагалось, следовали за Итуралде, посылая Макхира в одном направлении, Тикала в другом, а Рахмана в третьем. Четыре раза приходилось давать генеральные сражения, когда они натыкаясь друг друга ночью, передвигались по специальному приказу Короля не ожидая нападения. И все это время Принявшие Дракона прибавляли в числе и в уверенности, Итуралде приходилось выигрывал битвы — в Солэйндже и Мазине, при Озере Сомал и в Канделмар научил лордов Карара не продавать продукцию их шахт врагам Арад Домана — но каждый раз распоряжения Алсалама впустую растратили его достижения.

Этот последний приказ отличался от прочих. С одной стороны, Серый Человек убил Леди Тува, пытаясь помешать его доставить. Почему бы Тень могла бояться этого приказа больше, чем любого другого было тайной, но было причиной действовать стремительно. Прежде, чем Алсалам достанет его с другим приказом. Этот приказ открывал много возможностей, и он обдумал каждый следующий, который смог предвидеть. Не всегда путь бывает усеян звездами. Иногда есть только маленькая надежда на успех, и Вы должны ее схватить.

Скрипучий крик снежной сойки прозвучал в отдалении, затем во второй раз, и еще — в третий. Сложив руки вокруг рта воронкой, Итуралде повторил резкий крик три раза. Мгновение спустя из деревьев появился пестрый, косматый, светлый мерин. Его наездник в белом плаще мелькнул черным. Мужчина и лошадь, которые было бы трудно заметить в заснеженном лесу. Всадник остановился около Итуралде. Коренастый мужчина носил единственный меч с коротким лезвием, и лук в кожаном футляре с колчаном, прикрепленным к седлу.

«Похоже, что они все прибыли, мой Лорд, » сказал он своим вечно хриплым голосом, сбрасывая капюшон с головы. Кто-то попробовал повесить Донжэля, когда он был молод, хотя причина была с годами забыта. Все, что осталось от его коротких стриженым волос, имело стальной цвет. Темная кожаная повязка, закрывающая впадину на месте его правого глаза, другое напоминание о юности. Один глаз или два — но он был лучшим разведчиком, которого когда-либо знал Итуралде. «Большинство, по крайней мере» продолжил он.

«Они разместили два кольца часовых вокруг домика, одно внутри другого. Вы сможете увидеть их в миле отсюда, но никто из них не сможет приблизиться не замеченным из домика, чтобы мы не смогли за это время уйти. Судя по следам, они привели с собой людей не больше, чем Вы сказали им привести, но точно не подсчитать. Конечно, » добавил он скривившись, «они все равно несколько превосходят вас по численности».

Итуралде кивнул. Он предложил Белую Ленту, и люди, с которыми он должен был сегодня встретиться, ее приняли. Три дня, в течение которых все, идущие под Светом, клялись их душами и надеждой на спасение не обнажать оружие или проливать кровь другого. Белая Лента в этой войне еще не была проверена, однако, даже в эти дни многие имели странные идеи относительно того, где лежит спасение. Те, кто назвал себя Принявшими Дракона, например. Его всегда называли игроком, хотя он им не был. Трюк был в знании, какой риск Вы можете принять. И иногда, в знании, какой риск Вы должны принять.

Вытянув пакет, зашитый в промасленный шелк из-за голенища сапога, он вручил его Донжэлю. «Если я не прибуду к броду Горан через два дня, передай это моей жене.»

Разведчик засунул пакет куда-то под плащ, коснулся лба, и направил лошадь на запад. Он и прежде выполнял подобные поручения для Итуралде, обычно накануне сражения. Свет даст, и в этот раз Тамсин не должна будет его открыть. Она придет за ним — она сама ему сказала — это будет первый случай в истории, когда живые посещают мертвых.

«Джаалам, » сказал Итуралде, «поедем взглянуть, что ждет нас в охотничьем домике Леди Озаны.» Он направил Дротика вперед, а тот последовал позади него.

Пока они ехали, солнце забралось в зенит и начало снова спускаться. Темные облака на севере придвинулись ближе, и холод усилился. Кроме хруста, пробивающих корку снега, больше не было никаких звуков. Лес казался бы пустым, если бы не они. Он не видел никого из часовых, о которых говорил Донжэль. Мнение парня о том, что можно увидеть за милю, сильно отличалось от того, что на что способны остальные. Но конечно, его ожидали. И наблюдали, чтобы удостовериться, что его не сопровождает армия — с Белой Лентой или без Белой Ленты. Очень многие из них, вероятно, имели причины. Они желали бы напичкать Родэла Итуралде стрелками. Лорд для них мог бы обмотаться Белой Лентой с ног до головы, но будут ли они чувствовать связанными себя? Иногда, был риск, который вы можете только принять.

К полудню, так называемый охотничий домик Озаны внезапно проступил из-за деревьев, масса светлых башен и правильных куполов, которые хорошо смотрелись бы даже среди дворцов Бандар Эбан. Ее охота всегда была на мужчин от власти, ее трофеи, многочисленные и примечательные, несмотря на ее относительную молодость, а «охота», проходившая здесь, вызывала удивление даже в столице. Домик теперь стоит опустевший. Выбитые окна зияли подобно ртам с выбитыми зубами. Ни в одном не видно мерцания света или движения. Снег же, закрывающий пустынную землю вокруг домика, был хорошо вытоптан лошадями. Декоративные крепкие ворота главного внутреннего двора стояли открытыми, и он проехал сквозь них, не задерживаясь, сопровождаемый своим эскортом. Копыта лошадей прогремели по булыжникам, где снег превратился в слякоть.

Никто из слуг не вышли, чтобы приветствовать его, но он и не ожидал ничего подобного. Озана рано исчезла в неприятностях, которые теперь трепали Арад Доман, подобно собаке, треплющей крысу, и ее слуги быстро сбежали из ее дома к другим, туда, куда смогли найти. В эти дни, господа голодали или превращались в бандитов. Или в Принявших Дракона. Спешившись перед широкой мраморной лестницей в конце внутреннего двора, он вручил поводья Дротика одному из своих воинов. Джаалам приказал им, чтобы они нашли укрытие для себя и животных. Рассматривая мраморные балконы и широкие окна, которые окружали внутренний двор, они двигались, словно ожидая выстрел из арбалета в спину между лопатками. Одна из конюшен была открытой, но, несмотря на холод, они с лошадями распределились по углам внутреннего двора, где они могли держать каждое направление под наблюдением. Если произойдет худшее, то, возможно, некоторые из них смогли бы выжить.

Сняв перчатки, он прикрепил их за спиной на поясе и проверил шнурок, потом поднялся на лестницу с Джааламом. Снег, разбитый ногами снова замерз, потрескивал под сапогами. Он старался не смотреть никуда, кроме как прямо вперед. Он должен казаться в высшей степени уверенным, как если бы не было кикой опасности, должен казаться другим, чем он чувствовал. Уверенность была одним из ключей к победе. Показать противнику, что Вы уверены, было иногда почти столь же хорошо, как быть уверенным самому. На вершине лестницы, Джаалам потянул одну из приоткрытых высоких резных дверей за позолоченное кольцо. Итуралде коснулся своей мушки пальцем, чтобы удостовериться, что она на месте — его щеки слишком замерзли, чтобы чувствовать, что черная бархатная звездочка держится — прежде, чем он ступил внутрь. Спокойный, словно он был на балу.

Пещера входа в зал была столь же промерзшей как погода снаружи. Их дыхание мгновенно превращалось в легкий туман. Неосвещенное место казалось, уже поглотили сумерки. Пол был украшен красочной мозаикой в виде охотников и животных. Плитки, расколоты во многих местах, словно по ним волочили тяжелый вес, или возможно уронили. Кроме единственного поваленного постамента, который, возможно, когда-то поддерживал большую вазу или маленькую статую, зал был пустым. То, что не взяли слуги, когда сбежали, было давно разграблено бандитами. Их ждал единственный человек, поседевший и постаревший, чем тогда, когда Итуралде видел его в последний раз. Его нагрудник был побит, и его серьга была единственным золотым украшением, но его лицо было безупречно, а искрящаяся красная луна в первой четверти возле левого глаза в лучшие времена была бы не хуже чем у других при дворе.

«Светом приветствую тебя под Белой Лентой, Лорд Итуралде, » сказал он формальное приветствие, с небольшим поклоном.

«Со Светом я прибываю под Белой Лентой, Лорд Шимрон, » ответил Итуралде, отвечая на любезность. Шимрон был одним из пользующихся наибольшим доверием советников Алсалама. По крайней мере, пока не присоединился к Принявшим Дракона. Теперь он занимал высокое место в их совете. «Мой офицер — Джаалам Нишер, служащий чести Дома Итуралде, как и все, кто пришел со мной.»

До Родэла не было никакого Дома Итуралде, но Шимрон ответил на поклон Джаалама, подняв руку к сердцу. «Честь к чести. Вы будете сопровождать меня, Лорд Итуралде?» сказал он, едва выпрямился.

Большие двери бального зала куда-то исчезли со своих петель, хотя Итуралде едва ли мог вообразить себе бандитов, пытающихся их украсть, поскольку после себя они оставили пустой высокую арку достаточно широкую для прохода десяти мужчин. В пределах лишенного окон овального зала, с потемками сражалось с полсотни фонарей всех видов и размеров, хотя свет только-только достиг куполообразного потолка. Разделенные широким пространством пола стояли две группы мужчин, и хотя Белая Лента побудила их снять шлемы, все двести или даже больше были в доспехах, и конечно никто не снял свои мечи. С одной стороны были несколько лордов Домани столь же знатных как Шимрон — Раджаби, Вакеда, Анкаер — каждый окружен группой меньших лордов, безродных вассалов — группа поменьше, и прочие лорды, многие не содержащие никаких вассалов вообще. Принявшие Дракона имели советы, но не командующих. Однако, каждый из этих мужчин был лидером в собственном праве, некоторые насчитывали множество последователей, некоторые тысячи. Никому не нравилось быть там, где он был, и каждый бросал взгляды напротив туда, где стояли пятьдесят или шестьдесят Тарабонцев одной твердой массой, и хмурился в ответ. Принявшие Дракона, которыми они все были, все же сохранили частицу теплоты, окончательно потерянной между Домани и Тарабоном. Итуралде почти улыбнулся при виде иноземцев. Он не смел рассчитывать даже на половину количества, появившихся сегодня.

«Лорд Родэл Итуралде прибывает под Белой Лентой.» голос Шимрон прозвучал сквозь тени от фонарей. «Пусть, те, кто помышляет о насилии, прислушается к своему сердцу, и подумает о своей душе.» Это был конец формальностей.

«Почему Лорд Итуралде предлагает Белую Ленту?» сразу потребовал ответа Вакеда, одна рука охватила рукоять его длинного меча, а другая уперлась кулаком в бок. Он был не высоким, хотя и выше чем Итуралде, но такой надменный, словно сидел на троне. Женщины когда-то называли его красивым. Теперь черный шарф закрыл впадину отсутствующего правого глаза, и его мушка была черной стрелкой, укрывшейся в широком шраме, бегущем от щеки на лоб.

«Он намеревается присоединиться к нам? Или просит, чтобы мы сдались? Все знают, что Волк столь же смел, сколь лжив. Но так ли он смел?». Гул пронесся среди мужчин на его сторону комнаты — частью радости, частью — гнева.

Итуралде сжал руки позади спины, чтобы удержать указательный палец от рубина в левом ухе. Это был широко известный признак того, что он сердит, и иногда он делал так нарочно, но сейчас он должен иметь спокойное лицо. Даже когда кто-то специально его оскорблял! Нет. Спокойствие. Для начала дуэли гнев необходим, но он здесь, чтобы избежать дуэлей, и для этого требуется спокойствие.

«Каждый здесь знает, что у нас есть враг на юге», — сказал он твердым голосом. «Шончан проглотил Тарабон.» Он скользнул пристальным взглядом по Тарабонцам, и уперся в ответные взгляды. Он никогда не был способен читать лица Тарабонцев. С этими нелепыми усами — словно волосатые клыки; даже хуже чем Салдейцы! — и эти смешные вуали, они могли бы также спокойно носить маски, даже бедный свет от фонарей не помогал. Но они видел их одетыми в кольчуги, и они ему нужны. «Они затопили на Равнину Алмот, и собираются на север. Их намерения ясны. Они хотят получить Арад Доман. И боюсь, они хотят получить весь мир».

«Лорд Итуралде хочет знать, кого мы поддержим, если они Шончан вторгнутся к нам?» прорычал Вакеда.

«Я твердо знаю, что Вы будете бороться за Арад Доман, Лорда Вакеда», — мягко сказал Итуралде. Вакеда пошел фиолетовыми пятнами от прямого оскорбления, и его вассалы схватились за мечи.

«Беженцы принесли слово, что на равнине теперь есть айил», — быстро вставил Шимрон, словно он боялся, что Вакеда смог бы нарушить Белую Ленту. Ни один из вассалов Вакеда не обнажил бы сталь, если бы тот вынул меч, или скомандовал им. «Они сражаются за Возрожденного Дракона, так говорят. Он, должно быть, послал их в помощь нам. Никто никогда не побеждал армию айил, даже Артур Ястребиное Крыло. Вы помните, когда мы оба были моложе, поле Кровавого Снега, Лорд Итуралде? Я полагаю, что Вы согласитесь со мной, что мы не нанесли им там поражение, независимо от того, что могут говорить истории, и я не могу представить, что у Шончан есть такая же армия, которую мы имели тогда. Сам я слышал, что Шончан перемещаются на юг, далеко от границы. Нет, я подозреваю, что следующее что, мы услышим о них — это то, что они отступают с равнины, так и не напав на нас». Он был неплохим военачальником в поле, но всегда предельно педантичен.

Итуралде улыбнулся. Сообщения с юга прибывали стремительнее чем откуда-то еще, но он боялся, что это он должен будет сообщить им про айил, а они, чего доброго, подумают, что он решил их обмануть. Едва ли он мог поверить, что айил на Равнине Алмот. Он не слышал, чтобы айил послали для помощи Принявшим Дракона, более вероятно, они появились в Арад Домане сами по себе.

«Я тоже расспросил беженцев, и они говорят о набеге айил, а не армии. Независимо от того, что айил делают на равнине, возможно, они замедлят Шончан, но это их не остановит. Их летающие животные начали разведку нашей стороны границы. Это не пахнет отступлением».

Достав бумагу из рукава, он развернул ее так, чтобы все могли видеть Меч и Руку, впечатанную в зелено-синей воск. Как всегда в последнее время, он использовал горячее лезвие, чтобы оставить Королевскую Печать целой на одной стороне письма, так чтобы он мог показать ее не сломанной сомневающимся. Их было множество, когда они слышали некоторые из распоряжений Алсалама.

«У меня есть распоряжение от Короля Алсалама, собрать так много мужчин, как я могу, везде, где могу. Найти их, и как можно крепче ударить на Шончан». Он глубоко вздохнул. Здесь, он рисковал — и Алсалам мог бы положить его голову на плаху, если кости упадут неправильной стороной. «Я предлагаю перемирие. Я обязуюсь от имени Короля не выступать против Вас любым способом, пока Шончан остается угрозой Арад Доману, если вы все заверите меня в том же самом и будете бороться вместе со мной против них, пока не прогоним».

Ошеломленная тишина была ответом. Раджаби, с шеей как у быка, казался оглушенным. Вакеда жевал нижнюю губу подобно пораженной девочке. Тогда Шимрон пробормотал, «Их можно прогнать, Лорд Итуралде? Я столкнулся с их… их скованными Айз Седай на Равнине Алмот, также, как и Вы». Сапоги зашуршали по полу, поскольку мужчины переставили ноги, и лица потемнели от сурового гнева. Ни один мужчина не любит думать, что он был беспомощен перед врагом, но достаточно было быть там, вместе с Итуралде и Шимрон, чтобы знать то, на что этот враг был похож.

«Их можно победить, Лорд Шимрон», — ответил Итуралде, — « даже с их… небольшими сюрпризами». Странные вещи — земля, взрывающаяся под вашими ногами, и разведчики, которые оседлали чудовищ, напоминающих Создания Тени, но он должен говорить это с уверенностью во взгляде. Когда Вы знаете то, на что способен враг, Вы приспособились. Это было основой войны задолго до появления Шончан. Темнота сократит преимущества Шончан, и еще штормы, Мудрые всегда могли предсказать, когда надвигается шторм. «Мудрый человек прекращает жевать, когда он достигает кости», продолжал он — «, но пока Шончан едят мясо, нарезая его тонкими кусочками, и не видят кости. Я намереваюсь подсунуть им слишком жесткий кусок, что им не угрызть. Больше того, у меня есть план как сделать так, чтобы они сломали свои зубы на кости прежде, чем они наберут полный рот мяса. А теперь… Я вам поклялся. Станете ли Вы? »

Было трудно не затаить. Каждый, казалось, заглянул внутрь себя. Он мог почти что видеть, как они обдумывают его слова. Волк имеет план. Шончан обуздал Айз Седай, и летящих животных и Свет один знает что еще. Но у Волка есть план. Шончан. Волк.

«Если кто-то сможет нанести им поражение», — сказал наконец Шимрон, — «Вы сможете, Лорд Итуралде. Я клянусь вам».

«Я клянусь!», — вскричал Раджаби. — «Мы настигнем их. Выбросим за океан — туда, откуда они прибыли!» Характер у него был как и шея — бычий.

Удивительно, но Вакеда прогремел свое согласие с равным энтузиазмом, а затем шторм голосов сломался, криками, что они пойдут за королевским знаменем, что они разобьют Шончан, даже некоторые, что они последуют за Волком даже в Бездну Рока. Большинство были довольны, но не все, ради кого сюда прибыл Итуралде.

«Если Вы просите, чтобы мы боролись за Арад Доман», — раздался один голос вышеупомянутых остальных, — «тогда спросите нас!». Мужчины, назвавшие клятвы, теперь сердито бормотали едва слышные проклятия.

Скрывая удовольствие за мягкой улыбкой, Итуралде обернулся, чтобы встретиться с говорившим с другой стороны комнаты. Тарабонец был худым мужчиной, с острым носом, который выглядывал из-под вуали. Его глаза были тверды, но тем не менее остры. Часть остальных Тарабонцев хмурилась, как будто были им недовольны, так что казалось, что у них нет никого лидера больше чем Домани, но он говорил. Итуралде надеялся на клятвы, которые он получил, но не они были необходимы для его плана. Тарабонцы были ему нужны. По крайней мере, они увеличивали вероятность его успеха в сто раз. Он вежливо, с поклоном обратился к человеку.

«Мой господин, Я предлагаю Вам шанс бороться за Тарабон. Айил создает много беспорядка на равнине — беженцы говорят об этом. Скажите мне, сможет ли маленький отряд ваших людей — человек сто, возможно двести — пересечь равнину в этом беспорядке и попасть в Тарабон, если их доспехи будут отмечены полосами, как у тех, кто идет на стороне Шончан?»

Казалось невозможном, чтобы лицо Тарабонца вытянулось еще больше, но все же так и было. Люди за его спиной сердито забормотали проклятия. На север дошло достаточно вестей, чтобы знать о новых Короле и Панархе посаженных на их троны Шончан и про клятвы верности Императрице с той стороны Океана Арит. Они не любили напоминания о том, сколько из их соотечественников теперь сражалось для этой Императрицы. Большинство «Шончан» на Равнине Алмот были тарабонцы.

«Что хорошего может сделать маленький отряд?» — прорычал высокомерно один худой.

«Немного хорошего», — Итуралде ответил. «Но если будет пятьдесят таких отрядов? Сто?» Эти Тарабонцы могут иметь столько людей, все говорят. «Если они все ударят в один и тот же день, все через Тарабон? Я сам поехал бы с ними, а так же многие из моих людей, если будут в тарабонских доспехах. Так, что Вы будете знать, что это — не просто хитрость, чтобы избавиться от Вас.»

Позади него, Домани начали громко возражать. Вакеда был громче всех, если в это можно было бы поверить! План Волка был очень хорош, но они хотели бы, чтобы Волк сам их возглавил. Большинство тарабонцев начало спорить между собой, сможет ли такое количество солдат пересечь равнину без того, чтобы быть обнаруженными, даже такими маленькими отрядами, и что такого хорошего, если такое вообще имеются, они могли бы сделать в Тарабоне такими маленькими отрядами, желают ли они носить доспехи, отмеченные полосами Шончан. Тарабонцы спорили так же горячо как Салдейцы, и даже горячее. Только не остроносый. Он стойко встретил пристальный взгляд Итуралде. И ответил небольшим поклоном. Было тяжело сказать, за этими толстыми усами, но Итуралде подумал, что тот улыбнулся.

Последняя тяжесть отлегла с плеч Итуралде. Парень не согласился бы, пока другие спорили, не был ли он большим лидером среди них, чем казался? Другие придут тоже, он был уверен. Они пойдут на юг с ним в сердце того, что Шончан считают своей собственностью, и ударят прямо в их лицо. Тарабонцы потом захотят остаться, естественно, и продолжить борьбу за их собственную родину. Он и не мог бы ожидать от них ничто большего. Некоторые разбегутся, но несколько тысяч, которых он сможет собрать вернуться обратно на север снова, пройдя весь длинный путь поперек Равнины Алмот. Если Свет будет помогать, яростно преследуемые Шончан.

Он вернул улыбку Тарабонцу, если это была улыбка. При удаче, разъяренные генералы не увидят, куда он ведет их, пока для них не будет слишком поздно. И если так и будет… Хорошо, у него имеется второй план.

Эмон Валда, завернулся в плащ покрепче, продираясь сквозь снег среди деревьев. Холод и тишина вокруг, лишь ветер поет в опушенных снегом ветках. Обманчиво тихо в темно-сером свете. Ветер продувал толстую белую шерсть как сквозь сито, пробирая до костей. Лагерь, раскинувшийся в лесу вокруг, был слишком тих. Движение давало хоть немного тепла, но здесь мужчины собирались в кучи, вместо того чтобы двигаться.

Он резко остановился посреди своих следов, морща нос от внезапного зловония, заполнившего рот, словно двадцать навозных куч, кишащих паразитами. Он не прикрыл нос платком; вместо этого он нахмурился. В лагере чувствовался недостаток точности, которую он предпочитал. Палатки были разбросаны как попало там, где ветки наверху становились гуще, лошади были привязаны рядом, а не огорожены должным образом в коновязи. Это был вид лени, который вел к грязи. Без контроля солдаты прятали бы лошадиный помет всего под несколькими лопатами грязи, чтобы разделаться с этим неблагодарным занятием быстрее, и рыли бы уборные там, куда они не должны будут далеко идти по холоду. Любой его офицер, который позволил бы такое, немедленно перестал бы быть офицером, и сам научился пользоваться лопатой. Он рассматривал лагерь, ища источник запаха, когда внезапно запах исчез. Ветер не изменялся; только вонь исчезла. Пораженный он стоял в течение всего одного мгновения. Продолжив путь, он нахмурился еще сильнее. Зловоние откуда-то появилось. Он нашел бы откуда, раз дисциплина ухудшилась, и придумал бы как преподать им урок. Дисциплина сейчас должна быть усилена, более чем когда-либо.

На краю широкой поляны, он снова остановился. Снег на поляне был гладким и без следов, несмотря на лагерь вокруг. Обернувшись назад сквозь деревья, он посмотрел в небо. Несущиеся серые облака скрыли полуденное солнце. Внезапное движение заставило его затаить дыхание прежде, чем он понял, что это была только птица, какая-то маленькая коричневая пичуга, опасающаяся ястребов и поэтому летящая низко. Он горько рассмеялся. Всего месяц прошел с момента, когда Проклятые Светом Шончан проглотили Амадор и Цетадель Света в одном невероятном большом глотке, но он приобрел новые привычки. Мудрые учатся, в то время как дураки…

Айлрон был дураком, набитым старыми рассказами о славе, забытой столетья назад, и новой надеждой на завоевание реальной власти для его короны. Он отказывался видеть реальность перед глазами, а Катастрофа Айлрона — всего лишь итог. Валда слышал, что ее назвали Битва Джерамэля, только горстка полуголых амадийских лордов смогла убежать, все еще дрожащих от ужаса, но все же все еще пытающихся сделать хорошую мину при плохой игре. Ему было интересно, что вопил Айлрон, когда ручные ведьмы Шончан начали рвать его стройные порядки на проклятые лоскутки. Он сам все еще видел, как земля взметалась фонтанами огня. Он видел это во всех своих снах. Теперь Айлрон мертв, отрезан при попытке сбежать с поля, и его отрубленная голова теперь болтается на копье какого-нибудь тарабонца. Подходящая смерть для дурака. С другой стороны, у него было более чем девять тысяч Детей Света, сплоченных вокруг него. Человек, который видит ясно в такое время, может больше преуспеть.

На дальней стороне поляны, уже почти среди деревьев, стоял грубый дом, который когда-то принадлежал угольщику, однокомнатная дыра с сорняками сосулек, в промежутках между камнями. Судя по всему, парень бросил его уже давно — части соломенной крыши опасно просела, а узкие окна, когда-то затянутые неизвестно чем теперь были закрыты темными одеялами. Две часовых стояли возле плохо закрывающейся деревянной двери — здоровые мужики с крюком алого посоха позади золотой вспышки солнца на плащах. Они обхватили себя руками и притопывали ногами чтобы не замерзнуть. Ни один, наверное, не сможет вовремя достать до меча, чтобы дать отпор, будь Валда врагом. Вопрошающие любят работать в закрытом помещении.

Их лица превратились в камень, едва они увидели, что он приближается. Ни один не выразил больше, чем равнодушное приветствие. Только не для человека без крюка посоха, даже если он был Лордом Капитан-Комондором Детей. Один открыл свой рот, как будто хотел задать вопрос о цели визита Валды, но Валда прошел меж ними и толкнул приоткрытую грубую дверь. По крайней мере, они не попытались его остановить. Если бы они посмели, он убил бы их обоих.

Когда он вошел, Асунава поднял взгляд от кривого стола, где он просматривал маленькую книгу, одна сухая рука, вцепилась в дымящийся оловянный кубок, который испускал аромат специй. Его стул с решетчатой спинкой, единственный еще предмет мебели в комнате, казалось вот-вот развалится, хотя кто-то укрепил его кожаными ремнями. Валда сжал зубы, чтобы сдержать усмешку. Высокий Инквизитор Руки Света потребовал настоящую крышу, а не палатку, даже если она соломенная и очень нуждалась в ремонте, и теплое вино, когда никто еще не пробовал никакого вина уже неделю. Небольшой огонь горел в каменном очаге, давая скудное тепло. Даже разведение огня для приготовления пищи было запрещено еще до Катастрофы, чтобы не дать дыму выдать их положение. Однако, хотя большинство Детей презирало Вопрошающих, они хранили к Асунаве странное уважение, словно отождествляли его седые волосы и лицо мученика со всеми идеалами Детей Света. Это для Валды сначала было сюрпризом; он был неуверен, знал ли об этом сам Асунава. В любом случае, здесь было достаточно Вопрошающих, чтобы доставить неприятности. Ничего, с чем он не смог бы справиться, но было бы лучше всего избегать любых неприятностей. Пока.

«Уже скоро», — сказал он, закрывая дверь за собой. — «Вы готовы?»

Асунава не пошевелился чтобы встать или хотя бы взять белый плащ, лежащий свернутым на столе возле него. На нем не было вспышки солнца, только алый посох. Вместо этого, он сложил руки на книге, закрывая ее страницы. Валда решил, что это был Путь Света Мантелара. Странное чтение для Высокого Инквизитора. Больше подходит для зеленых новичков. Тем, кто не умел читать, когда они вступали в орден — преподавали, так что они могли заучить слова Мантелара наизусть.

«У меня есть сообщение, что армия Андора находится в Муранди, сын мой, » — сказал Асунава. «Возможно, глубоко в Муранди».

«Муранди — далеко отсюда, » — сказал Валда, словно он не узнал старый спор, начинающийся заново. Спор, в котором Асунава часто, казалось, забывал, что уже проиграл. Но что андорцы делали в Муранди? Если сообщения были верны — многие слухи были просто байками путешественников, обернутыми ложью. Андор. Само название, терзало память Валды. Моргейз была мертва, или служит кому-нибудь из Шончан. Они мало уважают чужие титулы, кроме собственных. Мертвая или служанка, она была для него потеряна, и что еще более важно, его планы насчет Андора тоже потеряны. Галадедрид превратился из удобного рычага в простого молодого офицера, того, кто также нравился рядовым. Хорошие офицеры никогда не были популярны. Но Валда был прагматическим человеком. Прошлое прошло. Новые планы заменили Андор.

«Не так далеко, если мы движемся на восток, через Алтару, сын мой, через север Алтары. Шончан еще не могут уйти далеко от Эбу Дар.»

Протянув руки, чтобы поймать чуточку тепла от очага Валда вздохнул. Они распространялись подобно чуме в Тарабоне, и здесь в Амадиции. Почему он думает, что Алтара чем-то отличается?

«Вы забыли про ведьм в Алтаре? Я вам напомню — со своей собственной армией? Если они еще не в Муранди к настоящему времени.» Он доверял этим сообщениям, что ведьмы на марше. Помимо желания, его голос повысился. — «Возможно эта так называемая армия Андора, о которой вы слышали — это ведьмы, и их армия! Они отдали Кеймлин ал'Тору, вспомните! И Иллиан, и половину мира! Вы действительно полагаете, что ведьмы разделены? Вы?» — Медленно он втянул воздух, успокаивая себя. Попытался. Каждая новость хуже, чем предыдущая. Порыв ветра сквозь дымоход выбил искры огня в комнату, и он отстранился с проклятием. Проклятая крестьянская лачуга! Даже дымоход плохо сделан! Асунава захлопнул книжечку между ладонями. Его руки были сложены как в молитве, но его глубоко посаженные глаза внезапно показались горячее огня.

«Я считаю, что ведьмы должны быть уничтожены! Именно в это я верю!»

«Хотел бы я знать, как Шончан их приручили.» — С несколькими ручными ведьмами он мог бы выгнать ал'Тора из Андора, из Иллиан и отовсюду, где он еще обосновался словно сама Тень. Он стал бы лучшее чем сам Ястребиное Крыло!

«Они должны быть уничтожены, » — упрямо повторил Асунава.

«И мы с ними?» — спросил Валда.

В дверь раздался стук, и на краткий вызов Асунавы один из стоявших снаружи охранников появился в дверном проеме, выпрямившись и четко отсалютовал рукой поперек груди в бодром приветствии.

«Милорд Высокий Инквизитор, » — сказал он с уважением, — «Совет Помазанников — здесь.»

Валда ждал. Продолжит ли старый дурак упрямиться снаружи перед всеми десятью выжившими Лордами-Капитанами, сидящими в седлах и готовыми ехать? Что сделано, то сделано. Что должно было быть сделано.

«Если это повергнет Белую Башню, » — сказал наконец Асунава, — «я могу быть доволен. Пока. Я прибуду на эту встречу.»

Валда тонко улыбнулся.

«Тогда и я доволен. Мы увидим падение ведьм вместе», — Конечно, он взглянул бы, как они упадут, — «я прошу Вас подготовить лошадь. У нас впереди долгая дорога в надвигающихся сумерках».

Встретят ли они их вместе с Асунавой, был уже другой вопрос.

Габрелле наслаждалась поездками по зимнему лесу с Логайном и Тувин. Он всегда позволяет Тувин и ей ехать в собственном темпе, оставаясь как бы наедине, пока они не отставали слишком далеко. Две Айз Седай редко разговаривали больше, чем было необходимо, даже когда они действительно были наедине. Они были далеки от дружбы. Фактически, Габрелле часто хотелось, чтобы Тувин попросила остаться, когда Логайн предложил эти прогулки. Было бы очень приятно быть по-настоящему наедине.

Удерживая уздечку в руке, одетой в зеленую перчатку, и придерживая другой подбитый лисой плащ, она позволила себе почувствовать холод, только чуточку, только чтобы взбодриться. Снег был неглубок, но утренний воздух был свеж. Темно-серые облака обещали, что скоро будет еще снегопад. Высоко наверху летела какая-то длиннокрылая птица. Возможно, орел. Птицы никогда не были ее коньком. Растения и полезные ископаемые всегда остаются на месте, пока вы их изучаете — так и создаются книги и рукописи — хотя могут крошиться под пальцами, если они достаточно старые. На такой высоте она могла различить только, что это птица, в любом случае, орел соответствует пейзажу. Их окружала лесистая местность, маленькие плотные чащи, пунктиром стоящие среди более широко расставленных деревьев. Большие дубы, высокие сосны и ели погубили большинство подлеска, хотя то здесь, то там выделялся густой коричневый цвет от вездесущей виноградной лозы, ждущей далекой весны, цепляясь за валун или серый выступ камня. Она старательно запомнила этот пейзаж в своем сознании, словно во время упражнения с холодом и пустотой.

Не видя вокруг никого, кроме ее двух компаньонов, она могла представить, что она находится где-нибудь вдали от Черной Башни. Это неприятное название слишком легко приходило на ум, чтобы теперь возражать. Теперь она столь же реальна как Белая Башня, и для любого, кто увидит большие каменные блоки бараков, в которых обучалось около сотни мужчин, и деревню, выросшую вокруг них, даже более чем реальна. Она жила в этой деревне уже почти в течение двух недель, но была еще часть Черной Башни, которую она все еще не видела. Ее земли, обнесенные фундаментом стены из черного камня, насчитывали мили. Однако, здесь в лесу, она могла о ней почти забыть.

Почти, если бы не пучок чувств и эмоций, суть Логайна Аблара, что навсегда находился где-то на краю ее сознания, постоянное чувство осторожности и готовых к рывку мускулов. Так мог бы чувствовать себя волк на охоте, или, возможно, лев. Голова мужчины постоянно поворачивалась из стороны в сторону. Даже здесь он следил за окружающим миром, словно ждал нападения.

У нее никогда не было Стража — для Коричневых они были бесполезной роскошью — обычный слуга мог сделать все, в чем она нуждалась — и не нужно чувствовать себя частью особых уз, бесполезных, что и говорить. Хуже чем просто бесполезные — эти узы требовали, чтобы она повиновалась, и она не могла им противостоять. Так что в действительности это были не узы Стража. Сестры не призывали своих Стражей к повиновению. Хорошо, пусть не очень часто. И сестры не связывали мужчин против их желания в течение многих столетий. Однако, это давало материал для изучения. Она анализировала свои ощущения. Время от времени, она могла почти читать его мысли. А иногда, это больше походило на движение ощупью сквозь шахту без фонаря. Она решила во что бы то ни стало попробовать научиться, даже если ее голову положат под топор палача. Что очень даже было реально. Он мог ее ощущать так же как она его.

Она всегда должна это помнить. Часть Аша'манов могли верить, что Айз Седай покорились своей участи, но только дурак мог подумать, что пятьдесят одна Сестра, которые были насильственно связаны узами, покоряться, а Логайн не был дураком. Кроме того, он знал, что их послали, чтобы уничтожить Черную Башню. И если он узнает, что они все еще пробуют найти способ уничтожить сотню мужчин, способных направлять… Свет, для таких беспомощных как они, всего один приказ мог бы не оставить от них никаких следов! И ничего не сделать, чтобы помешать Черной Башне. Она никак не могла понять, почему этот приказ не был дан из простой предосторожности. Они должны победить. Всего одна неудача, и мир обречен.

Логайн обернулся в седле, сильная, широкоплечая фигура в хорошо сидящем кафтане темном как смоль, без единого светлого пятнышка, кроме серебряного Меча и красно-золотого Дракона на высоком воротнике. Его черный плащ был отброшен назад, словно он не позволял холоду его коснуться. Так оно и было. Эти мужчины, кажется, думали, что они должны все время сражаться со всем миром. Он ей улыбнулся — успокаивающе — и она моргнула. Она позволила слишком сильному беспокойству проскользнуть на его конец уз? Это был очень тонкий танец, пытаться управлять своими эмоциями, представлять только правильные ответы. Это почти походило на Испытания на Шаль, где каждый поток должен был быть точно сплетен, без малейшего колебания, несмотря на любые попытки отвлечь; только это испытание все продолжалось, продолжалось и продолжалось.

Он перевел свой взгляд на Тувин, и Габрелле тихо вздохнула. Всего лишь улыбка. Знак общительности. Он часто бывал приятен. Он, возможно, даже был бы привлекателен, если бы не то, кем он был.

Улыбка Тувин просияла ему в ответ, и Габрелле вынуждена была удержать себя чтобы не упасть с коня от удивления. Натянув капюшон пониже, как бы поправляя его от холода, так чтобы его край прикрыл ее лицо, она смогла тайно наблюдать за Красной Сестрой.

Все, что она знала о другой женщине, говорило ей, что та похоронила свою ненависть в слишком мелкой могиле, если вообще похоронила, и Тувин ненавидела мужчин, способных направить так же глубоко, как любая прочая Красная, когда-либо встречавшаяся Габрелле. Все Красные обязаны презирать Логайна Аблара, особенно после заявлений, которые он делал о том, что сама Красная Айя заставила его стать Лжедраконом. Он мог бы теперь навеки замолчать, но рана уже нанесена. Среди плененных с ними Сестер были такие, кто смотрел на Красных, словно думал, что они, по крайней мере, попались в свою собственную ловушку. А Тувин с ним почти что кокетничает.

Габрелле озадаченно закусила губу. Дезандра и Лемай приказывали, это верно, каждой Сестре постараться установить с Аша'манами, которые связали их узами, близкие отношения — мужчины должны успокоиться прежде, чем сестры смогут сделать что-нибудь полезное — но Тувин открыто противилась приказам от любой Сестры. Она терпеть не может им уступать, и отказалась, хотя Лемай была тоже Красной, неважно, что сама предложила так сделать. Или от того, что никто больше не признавал ее авторитет, после того как она завела всех в ловушку. Этого она тоже не может стерпеть. Но все же она улыбалась в ответ на улыбку Логайна.

Как же Логайн может быть на другом конце ее уз и принимать ее улыбку за правду, а не трюк? Габрелле уже сталкивалась с этой загадкой прежде, так и не приблизившись к ее разгадке. Он знал слишком много о Тувин. Знать цвет ее Айя, уже должно было быть достаточно. И все же Габрелле, когда он смотрел на Красную сестру, чувствовала в нем меньше подозрительности чем, когда он смотрел на нее. Он совсем не был простодушен. Этот мужчина подозревал, кажется, всех. Но любую из Сестер меньше, чем некоторых Аша'манов. Что также было совершенно бессмысленно, .

Он не дурак, напомнила она себе. Тогда почему? И, также, почему Тувин так себя ведет? В чем ее интрига? Внезапно, Тувин также тепло улыбнулась и ей и заговорила, будто она высказала, по крайней мере, один из ее вопросов вслух.

«С тобой рядом», — прошептала она на выдохе, — «он беспокоится только обо мне. Ты сделала его своим пленником, Сестра».

Пойманная врасплох, Габрелле помимо воли покраснела. Тувин никогда не заводила бесед, и сказать, что она не одобряла отношения Габрелле с Логайном, было решительным преуменьшением. Его совращение казалось слишком очевидным способом быть с ним всегда рядом, чтобы изучать его планы и слабости. В конце концов, даже если он Аша'ман, то она-то была Айз Седай еще до его рождения, и она уже не была девственницей, когда их захватили. Он так удивился, когда понял, что она с ним делает, что она почти решила, что это он девственник. Или ее дурачит. Игры доманийек, оказалось, скрывают массу сюрпризов и ловушек. Худшую из всех она никогда не смогла бы показать ни кому. Она очень боялась, что Тувин что-либо узнает, по крайней мере частично. Но тогда каждая сестра, последовавшая за ее примером, должна знать, и она думала что кое-кто знает. Никто не говорил о проблеме, и никто, конечно, не пытался. Логайн умеет маскировать узы, даже в худшем случае она верила, что смогла бы его найти, однако это хорошо скрывает его чувства, но иногда, когда они делили постель, он позволяет маскировке исчезнуть. Как бы сказать по мягче, результаты просто… разрушительные. Невозможно сохранять спокойствие, а тогда, и никакого спокойного изучения. Не остается причин.

Поспешно она снова вызвала в памяти образ снежного пейзажа. Деревья, валуны и гладкий, белый снег. Гладкий, холодный снег.

Логайн не оглянулся назад, и не выдавал вообще никакого колебания, но узы сказали ей, что он знал о ее минутной потере контроля. Мужчину переполнило самодовольство! И удовлетворение! Но все, что она могла сделать, это сдержаться. Но он-то наверное ждал, что она закипит, что он сгорел! Он должен был знать, что она с ним чувствовала. Разрешив своему гневу разгореться, она только увеличила его удовлетворение! И он даже не пытался это скрыть! Тувин нацепила маленькую, удовлетворенную улыбку, заметила Габрелле, но только на мгновение, задалась вопросом «от чего».

В их распоряжении было целое утро, но сейчас сквозь деревья появился еще один всадник, мужчина в не менее черном плаще, который повернул свою лошадь в их направлении, когда их заметил, и ударил каблуками сапог в бока животного, посылая его быстрее, несмотря на снег. Логайн натянул уздечку, чтобы его подождать, образец спокойствия, и Габрелле напряглась, стараясь затормозить свою лошадь рядом. Ощущения, которые доносились сквозь связь, изменились. Теперь это было напряжение волка, готового к прыжку. Она ожидала увидеть, как его рука ляжет на рукоять меча, но вместо этого она расслабленно успокоилась на луке седла.

Вновь прибывший был почти таким же высоким, как и Логайн, с волнами золотых волос на широких плечах и с победной улыбкой. Она подозревала, он знает, что это победная улыбка. Он был слишком красив, чтобы не знать, намного красивее Логайна. Удары молотом жизни укрепили лицо Логайна, но оставили свои вмятины. Этот же молодой человек был еще гладок. Однако, Меч и Дракон уде украсили воротник его кафтана. Он изучал Сестер яркими синими глазами.

«Ты спишь с ними обоими, Логайн?» — сказал он глубоким голосом. — «Пухленькая на мой взгляд смотрит слишком холодно, но другая кажется погорячее». Тувин сердито зашипела, а Габрелле сжала зубы. Она не делала никакой тайны из того, что она делала — она не была кайриенкой, чтобы скрываться или стыдиться , но это не подразумевало, что она ждет, что над ней будут насмехаться. Хуже всего, мужчина принимал их за шлюх из таверны!

«Постарайся не дать мне услышать этого снова, Мишраэль» — спокойно сказал Логайн, и она поняла, что узы снова изменились. Это был холод, такой холод, что снег покажется теплым. Такой холод, что даже могила кажется теплой. Она слышала это имя прежде — Атал Мишраэль — и чувствовала в Логайне недоверие, когда он его произносил. Гораздо большее, чем-то, что он чувствовал к ней или к Тувин, это было желание убийства. Это было почти смешно. Мужчина держал ее в плену, но все же он был готов на насилие, чтобы защитить ее репутацию? Часть ее действительно хотела рассмеяться, но она припрятала эту информацию. Любая мелочь могла быть полезна.

Младший мужчина не подал никаких признаков, что услышал угрозу. Его улыбка даже не поколебалась.

«М'Хаэль говорит, что ты можешь идти, если хочешь. Но не понимает зачем тебе ходить на вербовку».

«Кто-то должен», — спокойно ответил Логайн.

Габрелле обменялась озадаченными взглядами с Тувин. Почему Логайн захотел уйти? Они видели группы возвращающихся вербовщиков, и они всегда выглядели утомленными от Перемещения на длинные расстояния, и кроме того обычно грязные и раздраженные. Мужчины, бьющие в барабан Возрожденного Дракона, не всегда получали радушный прием, особенно после того, как каждый узнал, чем они были в действительности. И почему она и Тувин только сейчас услышали об этом? Она поклялась бы, что он рассказывал ей все, когда они вместе спали.

Мишраэль пожал плечами.

«Для этой работы есть множество Посвященных и Солдат. Конечно, я предполагаю, что тебе скучно все время заботиться об обучении. Обучать дураков красться по лесу и лазать по скалам, словно они не могут направлять. Даже эта засиженная мухами деревня могла бы выглядеть получше». — Его улыбка превратилась в ухмылку, презрительную и ничуть не победную. — «Возможно, если ты попросишь М'хаэля, он позволит тебе присоединяться к нашим занятиям во дворце. Тогда тебе не было бы скучно».

Лицо Логайн не изменялось, но Габрелле почувствовала одну единственную искру ярости сквозь узы. Она как-то подслушала интересные новости о Мазриме Таиме и его частных занятиях, но каждая из Сестер уже знала, что Логайн и его друзья не доверяли Таиму и любому, кто посетил его уроки, а Таим кажется, не доверяет Логайну. К сожалению, Сестры не много смогли узнать об этих занятиях, никто не был связан с узами с мужчинами фракции Таима. Некоторые из них считали, что недоверие появилось потому, что оба мужчины считали, что были Возрожденным Драконом, или что это признак безумия, которым награждает мужчин способность направлять. Она не обнаружила в Логайне никаких признаков безумия, она наблюдала за этим столь же пристально, как и за признаками того, что он собирался направлять. Если она будет связана с ним, когда он сойдет с ума, это также повредит и ее разум. Независимо от того, что вызвано трещину в рядах Аша'манов они должны этим воспользоваться.

Улыбка Мишрэйля исчезла, хотя Логайн просто на него смотрел.

«Наслаждайся своим гадюшником», — сказал он наконец, разворачивая лошадь. Глухой стук его каблуков по крупу лошади, заставил животное прыгнуть далеко вперед: — «Некоторых из нас ждет слава, Логайн».

«Он не сможет долго наслаждаться своим Драконом», — пробормотал Логайн, наблюдая, как мужчина галопом мчится прочь. — «Он слишком болтает языком». — Она не думала, что тот подразумевал комментарий про нее и Тувин, но она не смогла понять и то, что еще он мог подразумевать. И почему он внезапно разволновался? Очень хорошо скрывая это, особенно сквозь узы, но тем не менее, он разволновался. Свет, иногда кажется, что знание содержимого мужской головы только ухудшает его понимание! Внезапно он пристально, изучающе, взглянул на нее и Тувин. Новая волна беспокойства проскользнула сквозь узы. О них? Или — странная мысль — за них? — «Боюсь, мы должны сократить нашу поездку», сказал он через мгновение. — «Я должен сделать приготовления».

Он не сорвался в галоп, но он все же задал более высокий темп возвращения в деревню, чем выезжая. Он теперь был сосредоточен. Габрелле подозревала, что-то напряженно обдумывал. Узы фактически жужжали от напряжения. Он, должно быть, ехал инстинктивно.

Прежде, чем они разъехались, Тувин подвела свою лошадь поближе к Габрелле. Наклоняясь в седле, она придержала Габрелле, бросив стремительный взгляд на Логайна, словно опасалась, что он мог бы оглянуться и увидеть, что они разговаривают. Казалось, она никогда не обращает внимание на то, что сообщают ей узы. Двойное усилие заставило ее болтаться в седле как горошину, на грани падения.

«Мы должны идти с ним», — зашептала Красная. — «Чего бы то ни стало, ты должна проследить». Габрелле удивленно подняла брови, и Тувин в смущении покраснела, но не утратила настойчивости. — «Мы не можем позволить себе быть оставленными», — выдохнула она поспешно. — «Мужчина не отбросил свои амбиции, когда прибыл сюда. Неважно, какие мерзости он планирует, мы не сможем ничего сделать, если мы не будем рядом, когда он попытается».

«Я могу видеть то, что перед моим носом», — сказала резко Габрелле и почувствовала облегчение, когда Тувин просто кивнула и замолчала. Это было все, что Габрелле могла сделать, чтобы справиться с разливающемся в ней страхом. Неужели Тувин никогда не задумывалась о том, что она способна ощущать сквозь узы? Кое-что, что всегда было там, связанное с Логайном — решимость — теперь было твердым и острым как нож. Она решила, что, на сей раз, знает то, что это должно означать, и от этого знания у нее пересох рот. Она не могла сказать точно с кем, но она была твердо уверена, что Логайн Аблар ехал воевать.

Медленно спускаясь в один из широких коридоров, которые мягко обвивали Белую Башню, Юкири чувствовала себя как заморенная голодом кошка. Она едва могла заставить себя слушать то, что говорила скользящая рядом сестра. Было только раннее утро, первые лучи солнца заслонял падающий на Тар Валон густой снег, и на средних уровнях Башни были так же морозно как зимой в Приграничье. Ну, пусть не столь же холодно, как она помнила. Она не была там далеко на севере уже множество лет, и память подсказывала то чего не было. Вот почему письменные отчеты настолько важны. По крайней мере, кроме того, что Вы не имеете права записывать. Однако, было достаточно холодно. Несмотря на способности всех древних строителей и их опыт, тепло от больших печей в подвалах Башни никогда так высоко не добиралась. Сквозняки заставляли плясать языки пламени в позолоченных настенных фонарях, а некоторые были достаточно сильны, чтобы раскачивать тяжелые гобелены, развешенные на белых стенах. Их весенние цветы, леса и экзотические птицы и животные, чередующиеся со сценами триумфов Башни, которые никто никогда не увидит в общих залах внизу. Ее комнаты с теплыми каминами, наверное, были бы намного удобнее.

Несмотря на попытки отвлечься, новости от внешнего мира крутились в ее голове. Или точнее, недостаток точных новостей. То, что сообщали шпионы из Алтары, и Арад Домана было слишком беспорядочно, а те немногие сообщения, что снова начинали поступать из Тарабона были пугающие. Судя по слухам правители Приграничных королевств могли быть всюду: от Запустения до Андора, Амадиции или Айильской Пустыни; единственный достоверный факт то, что никто не был там, где им следовало — охранять границу Запустения. Айил были повсюду, и вышли из-под контроля ал'Тора, если они когда-то были. От последних новостей из Муранди ей захотелось одновременно скрежетать зубами и плакать одновременно, тогда как Кайриэнцы… Сестры просто наводнили Солнечный Дворец, но некоторые, по подозрениям, были мятежницами, и ни одной известной лояльной Башне. И все еще никаких известий от Койрен и ее посольства, с тех пор как они отбыли из города, хотя они уже давно должны были вернуться в Тар Валон. И словно этого было недостаточно, сам ал'Тор вдруг снова исчез словно мыльный пузырь. Могут ли рассказы о том, что это он разрушил половину Солнечного Дворца быть правдой? Свет, мужчина не мог еще сойти с ума! Или «мудрое» предложение Элайды о «защите» заставило его спрятаться? Что напугало его? Он пугал ее. Он пугал также и остальных Восседающих, заставляя их трепетать помимо воли.

Единственное в чем действительно можно быть уверенной то, что ни одной из этих капель недостаточно для ливня. Однако, это знание никак не помогало сосредоточиться на деталях. Беспокоиться о том, что попали в заросли роз, даже если шипы в конечном счете могут Вас убить, слишком большая роскошь, когда к вашим ребрам приставили нож.

«Каждый раз за прошлые десять лет, когда она покидала Башню, это было по ее собственным делам, так что нет свежих отчетов, чтобы проверить» — бормотала ее спутница. — «За ней трудно проследить. Когда она вне Башни, то становится… осторожной». Ее темные золотистые волосы были зачесаны назад и держались гребешками из кости. Мейдани была высока и достаточно стройна, чтобы заметить полную грудь, эффектно подчеркнутый и вышивкой серебряного цвета на темном лифе платья, и тем способом, которым она шла, наклонившись к уху Юкири. Ее шаль, сползшая до запястий, длинным серым шлейфом тянулась по плиткам пола.

«Выпрями спину» — тихо прорычала Юкири. — «Мои уши не забиты грязью».

Женщина, покраснев, отшатнулась. Поправив шаль повыше на плечах, Мейдани чуть обернулась, посмотрев за плечо на своего Стража Леонина, который следовал за ними на безопасном расстоянии. Если они могли только слышать слабый звон серебряных колокольчиков на черных косичках мужчины, то и он не мог слышать того, что говорили тихим голосом. Мужчина знал не больше, чем необходимо — почти ничего важного, за исключением того, что его Айз Седай от него хотела. Для любого хорошего Стража этого было достаточно — он мог бы причинить неприятности, если бы узнал слишком много, но не было никакой нужды шептать. Люди, которые видят как кто-то шепчется хотят узнать в чем состоит секрет.

Другая Серая раздражала бы ее не больше, чем остальной мир, даже, если бы не оказалась галкой в лебяжьих перьях. Не сильно, в любом случае. Отвратительно, мятежница, притворяющаяся лояльной, но все же Юкири фактически была довольна, что Саэрин и Певара убедили ее, что им еще рано передавать Мейдани и ее подруг-галок Закону Башни. Их крылья теперь были подрезаны, а они были полезны. Они могли даже рассчитывать на снисхождение, когда они действительно предстанут перед судом. Конечно, если присяга, которой они подрезали крылья Мейдани, выйдет на поверхности, сама Юкири может легко оказаться рядом, ожидая милосердия. Мятежницы или нет, но то, что она и прочие сделали с Мейдани и ее товарками было столь же далеко вне закона, как и убийство. Или измена. Клятва повиновения, принесенная на Клятвенном Жезле. Данная под принуждением — была слишком близко к Принуждению, которое было строго запрещено, если не только им не являлось. Однако, нельзя выкурить выкурить шершней, и не испачкаться. А Черная Айя были шершнями с очень ядовитыми жалами. Закон будет своевременно соблюден — без закона, не было бы ничего — но она должна побеспокоиться тем, переживет ли она процесс выкуривания, чем какое точно наказание последует за нарушение. У трупа нет причины волноваться о наказании.

Она кратко предложила Мейдани продолжать, но едва та открыла рот, как три Коричневых вышли из-за поворота прямо перед ними, щеголяя своими шалями, словно какие-нибудь Зеленые. Юкири немного знала Маррису Торнхилл, и Дорэйз Мерсианос, как Восседающая способна знать сестер из других Айя, что долгое время проводят в Башне, и которая достаточно знает, чтобы приложить имена к лицам, но не намного больше. Безобидные и поглощенные своими исследованиями, как бы она их описала, если ее бы спросили. Элин Варрел совсем недавно получила шаль, поэтому еще инстинктивно должна делать реверанс. Но вместо того, чтобы оказать внимания Восседающей, все три уставились на Юкири и Мейдани, как кошки уставились бы на странных собак. Или возможно собаки на странных кошек. Никак не безобидные.

«Могу я спросить о смысле Арафельского закона, Восседающая?» сказал Мейдани, ровным голосом словно именно это она и намеревалась все время спросить.

Юкири кивнула, и Мейдани, с большим воодушевлением, начала распространяться о преимуществах рыболовства на реках против озер. Магистрат мог попросить Айз Седай заслушать дело о правах на рыболовство, но если были вовлечены влиятельные лица, только поддержал бы ее собственное мнение, и она волновалась об королевской аппеляции.

За Коричневыми тащился единственный Страж. Юкири не смогла вспомнить, принадлежал ли он Маррисе или Дорэйз — крупный парень с твердым круглым лицом и тонким носом, который недоверчиво поглядел на Леонина и мечи на его спине, естественно принесенных специально против его сестры. Пара медленно проследовала дальше по изгибу коридора, вздернув носы и надув гладкие щеки. Тощая новенькая, нервно подпрыгивая, старалась за ними поспеть. Страж шел за ними, излучая неприязнь.

Враждебность сейчас стала обычным делом. Невидимые стены встали между Айя, когда-то слишком тонкими, чтобы скрыть тайны собственной Айя, стали твердыми каменными бастионами с широкими рвами. Нет, не рвы, а пропасти, глубокие и широкие. Сестры никогда не оставляли свою часть Башни без присмотра, часто брал с собой своих Стражей даже в библиотеку и столовую, и всегда носили свои шали, не иначе, кто-то мог перепутать их Айя. Сама Юкири носила свою лучшую, вышитую серебряными и золотыми нитями, с длинной бахромой, которая сейчас свисала почти до пяток. Она даже слегка выставляла на показ свой цвет Айя. И последнее время она стала считать, что двенадцать лет достаточно большой срок жизни, прожитой без Стража. Ужасная мысль, едва она определила ее источник. Обычно в Белой Башне ни одна сестра не нуждалась в помощи Стража.

Уже не в первый раз, ее с силой пронзила мысль, что кто-то специально добивается ссоры между Айя, а скоро мятежники как воры пройдут прямо в парадную дверь и обчистят дом, пока они ссорятся от того, кто получит оловянную посуду тети Суми. Но единственная ниточка за которую она могла ухватить, чтобы размотать клубок должна иметь Мейдани, а ее друзья публично признают, что их послали в Башню мятежницы с целью распространять слухи. Эти рассказы — они все еще настаивали, что они были правдой — что это Красная Айя создала из Логайна Лжедракона. Могло это быть правдой? Через голову Певары? Нельзя даже думать, что Восседающую, особенно Певару, дурачили. В любом случае, так много путаницы уже было совершено к настоящему времени, что вряд ли можно отличить лож от правды. Кроме того, тогда они лишились бы поддержки от этих четырнадцати женщин, в которых она смогла убедиться, что они не Черные. Не говоря уже о вероятном скандале, по поводу их прежней деятельности в Башне, прежде чем общий ураган их подхватил.

Она вздрогнула, и это не имело никакого отношения к сквознякам в коридоре. Она и каждая другая женщина, из тех, кто мог бы рассказать правду, могут умереть до того как этот ураган закончится, в от так называемого несчастного случая или в кровати. Или она могла просто сбежать, очевидно навсегда бросив Башню, и которую ей уже никогда не суждено увидеть снова. В этом у нее не было никаких сомнений. Любые факты должны быть похоронены столь глубоко, чтобы даже армия с лопатами никогда не смогла докопаться до истины. Даже слухи должны быть пресечены. Так случалось и прежде. Мир и большинство сестер все еще верили в то, что Тамра Оспения умерла в своей постели. Она тоже в это верила. Они должны были скрутить Черную Айя и привязать на виду, прежде, чем они посмели бы рискнуть предать это гласности.

Мейдани, как только Коричневые благополучно прошли мимо, снова было принялась за свой доклад, но снова замолчала мгновение спустя, когда прямо перед ними большая волосатая рука внезапно изнутри распахнула гобелен. Из дверного проема подул ледяной ветер, который до этого был закрыт яркими цветными птицами гобелена давно затопленных стран, и грузный мужчина в плотной коричневой рабочей куртке вывалился в коридор. Он тянул за собой тележку, с высокой кучей наколотых дров, которую сзади подталкивал другой мужчина в такой же куртке. Обычные чернорабочие. Ни у одного не было на груди Белого Пламени.

При виде двух Айз Седай мужчины торопливо вернули гобелен назад на место и бросив свою телегу у стены, пытаясь поклониться. При этом почти уронили свой груз, сумев остановить разваливающиеся дрова только путем отчаянных усилий. Без сомнения, они хотели закончить свою работу, не сталкиваясь с сестрами. Юкири всегда чувствовала симпатию к людям, которые должны таскать дрова и воду, и выполнять всю остальную работу слуг повсеместно от подвала до чердака, но сейчас она прошла мимо них с угрюмым видом.

Разговоры во время прогулок никогда не подслушивали, и коридоры в общих помещениях казались хорошим местом, чтобы посекретничать с Мейдани. Гораздо лучше, чем ее собственные комнаты, где любой страж от подслушивания только возвестил бы каждому среди Серых, что она обсуждает что-то тайное, и что намного хуже, с кем. В настоящее время в Башне было приблизительно только двести сестер, число, которое Белая Башня могла проглотить и казаться пустынной, а когда каждый старается держаться своих кварталов, общие помещения вообще должны были опустеть. Так она думала.

Она приняла во внимание оживленное и стремительное движение слуг, меняющих фитили в лампах, проверяющих в них уровень масла, и еще дюжину прочих дел, и просто одетых рабочих, несущих на своих спинах плетеные корзины, Свет знает с чем. Так всегда было в ранние часы, готовили Башни к новому дню, делали поспешные поклоны или реверансы и неслись дальше, стараясь не попадаться на пути любой сестры. Им не до подслушивания. Слуги Башни знали, что такое такт, тем более, что любого подслушивающего Сестру будет указано на дверь. Учитывая настроения в Башне, слуги были особенно стремительны, чтобы избежать даже шансов подслушать то, что не должны.

Что она не смогла рассчитать, это сколько сестер захочет пройтись за пределами своих квартир, парами и тройками, несмотря на ранний час и холод. Красные, старающиеся зацепить любого с кем столкнулись, кроме других Красных. Зеленые и Желтые, конкурирующие за корону самых надменных Сестер. И Коричневые, старающиеся превзойти тех и других. Несколько Белых, все кроме одной без Страже, старались поддержать видимость холодного благоразумия, вздрагивая от звука собственных шагов. Одна группа исчезала из поля зрения не больше, чем на несколько минут, прежде чем появлялась другая, так что Мейдани почти все время болтала о законах, почти оставив попытки перейти к делу.

Хуже всего, дважды ей улыбались Серые, с явным облегчением при виде другой из их Айя, и присоединись бы к ним, не покачай им Юкири отрицательно головой. Это приводило ее в бешенство, потому что все, кто видел знают, что у нее была причина быть с Мейдани наедине. Даже если Черные не заметили, и Свет даст, не должны, но сейчас слишком много сестер шпионили друг за другом, и несмотря на Три Клятвы, сплетни, которые они разносили, так или иначе, переростали все разумные пределы. При Элайде, пытающейся ценой жизни согнуть все Айя под себя с помощью грубой силы, такие рассказы слишком часто заканчивались наказаниями, и лучшее на что можно было надеяться, что вас накажут за ваши проступки. Юкири уже однажды пострадала, и теперь ей не хотелось тратить впустую дни, снова драя полы, особенно теперь, когда на весах было больше, с чем она знала как справиться. А в качестве альтернативы, тайное посещение Силвианы, было не лучше, даже если это действительно сэкономило бы время! Элайда, с тех пор, как она вызывала к себе Силвиану для возможного собственного наказания, стала еще жестче чем прежде. Вся Башня еще гудела от слухов.

Поэтому Юкири испытывала крайне неприятное чувство, признаваясь себе, что все это сделало ее более осторожной, при встречах с другими Сестрами. Взгляд слишком долгий, и могло показаться что вы шпионите. Отведи пристальный взгляд слишком быстро, и ты, с тем же результатом, слишком скрытна. Даже так, она только невероятным усилием смогла отвести глаза от одной пары Желтых, скользивших по пересекающемуся коридору, словно пара королев в собственном дворце.

Темный коренастый Страж, следующий далеко позади, чтобы дать им посекретничать, должно быть, принадлежал Притолле Нербайджан, зеленоглазой женщине, обладательнице замечательно длинного салдейского носа, так как у Атуан Ларизетт не было ни одного Стража. Юкири знала о Прайтолл совсем немного, но она постарается разузнать побольше, увидев ее о чем-то беседующей с Атуан. В сером с желтыми вставками и высоким воротником платье, с шелковым платком, украшенным желтой бахромой, тарабонка была неотразима. Ее темные волосы тонкими косичками, украшенные яркими бусами, спускались до талии, обрамляя лицо, которое казалось совершенным, не будучи красивым. Она была даже довольно скромна, по крайней мере для Желтой. Но она была женщиной, за которой Мейдани и прочие пытались проследить, оставаясь не пойманными. Женщина, имя которой они боялось произносить вслух, кроме как за сильной защитой. Атуан Ларизетт была одной из трех Черных сестер, о которых знала Талене. Именно так они были организованы, трое знали друг друга, каждый знал только одного, неизвестного прочим. Атуан была «еще одной» для Талене, так что была надежда, что она была связана с двумя другими.

Прямо перед тем, как пара зашла за угол, скрываясь из вида, Атуан оглядела коридор. Ее пристальный взгляд, только мазнул по Юкири, но все же этого было достаточно, чтобы заставить сердце Юкири допрыгнуть до горла. Она продолжала идти, с усилием сохраняя спокойствие, и рискнула на ответный взгляд только, когда она добралась до угла. Атуан и Притолле уже вошли в коридор, направляясь к внешнему кольцу. Страж следовал за ними, но никто не оглядывался назад. Притолле кивала головой. Что ей говорила Атуан? Они были слишком далеко, чтобы услышать что-либо, кроме слабого цокота каблуков Стража по плиткам пола. Это был только взгляд. Конечно, просто взгляд. Она ускорила шаг, чтобы поскорее скрыться из вида, если один из них вздумает оглянуться, и с облегчением выдохнула воздух. Она даже не поняла, что затаила дыхание. Рядом с плечом донесся выдох Мейдани.

Странно, как она на нас подействовала, подумала Юкири, расправляя плечи.

Сперва, когда они узнали, что Талене Приспешница Темного, она была огражденной щитом пленницей. И она все еще пугает нас, призналась она себе. Хорошо что, испугавшись сначала, они сделали все, чтобы заставить ее признаться, но от правды у всех языки присохли к горлу. Теперь Талене была связана еще надежнее, чем Мейдани, и строго охранялась, даже если казалось, что она ходит свободно. Как можно держать под замком Восседающую, чтобы никто не заметил, было тяжело представить даже для Саэрин. И она старательно старалась предлагать любую зацепку, о которой знала или даже подозревала, в надежде, что это могло бы помочь ей спастись. Правда у нее все равно не было выбора. Страх прекрасный союзник. Что же касается остальных…

Певара пробовала отстоять Галину Касбан, утверждая, что Талене говорит о ней неправду, и была вне себя целый день, когда наконец убедилась, что ее Красная сестра в действительности оказалось Черной. Она до сих пор бормотала о том, что удавит Галину собственными руками. Сама Юкири почувствовала холодную отрешенность, когда назвали Тимэйл Киндероде. Если в Башне были Приспешники Тени, то вполне вероятно было бы предположить, что некоторые должны были быть из Серой Айя, хотя, возможно, здесь помогла неприязнь к Тимэйл. Она оставалась спокойна даже после того, как она сделала вычисления и поняла, что Тимэйл покинула Башню в то же самое время, когда были убиты три сестры. Это дало больше имен для подозрений, других сестер, которые ушли тогда тоже, но и Галина и Тимэйл, и остальные были вне Башни, вне досягаемости в данный момент, и только эти двое были доказанными Друзьями Темного.

В том же списке была Атуан, без всяких сомнений Черная Айя. Бродит себе по Башне куда хочет, никем не сдерживаемая и освобожденная от Трех Клятв. И пока Дозин не может принять меры, чтобы тайно ее расспросить — трудный вопрос, даже для Восседающей Айя Атуан, пока это должно оставаться секретов для всех — до тех пор все, что они могли делать — смотреть. Из далека и тщательно скрывая свое наблюдение. Это было похоже жизнь рядом с болотной гадюкой — никогда не знаешь, когда окажетесь с глазу на глаз, никогда не знаешь, когда она укусит. Словно жизнь в целом логове гадюк, и в полной темноте. Внезапно, Юкири поняла, что широкий, изогнутый коридор впереди был пуст насколько она могла разглядеть, а взгляд, брошенный назад показал только одного Леонина, идущего позади. Башня, похоже, была пуста, оставив их троих наедине. Ничто в поле зрения не двигалось, кроме мерцающего огня в лампах по стенам. Тишина.

Мейдани потихоньку начала снова.

«Простите меня, Восседающая. Такая внезапная встреча с ней выбила меня из колеи. На чем я остановилась? Ах, да. Я понимаю так, что Силестин и Аннхарид попробуют узнать про ее близких друзей среди Желтых». Силестин и Аннхарид были подругами-заговорщицами Мейдани, обе из Желтой айя. Было их по двое из каждой Айя — кроме Красной и, естественно, Голубой — что оказалось очень полезно. «Боюсь, что это не сильно поможет. У нее широкий круг друзей, или был прежде, до того… как ситуация между Айя изменилась». Оттенок легкого удовлетворения в ее голосе, однако ее лицо разгладилось. Она все еще была мятежницей, несмотря на дополнительную клятву. «Найти всех будет трудно, если не невозможно».

«Забудь о ней на минуту». — От Юкири потребовалось усилие, чтобы свернуть шею, стараясь смотреть сразу во все стороны. Гобелен, украшенный большими Белыми Башнями, слегка шевелился, и она колебалась, так как не была уверена, что это было — сквозняк или другой слуга, выходящий со служебной лестницы. Она никак не могла вспомнить, где они были расположены. Новая тема была столь же опасна, как и обсуждение Атуан. «Вчера вечером я вспомнила, что Вы с Элайда были послушницами в одно время, и даже, насколько я могу припомнить, близкими подругами. Было бы хорошо возобновить эту дружбу».

«Это было давно», — натянуто ответила женщина, спуская шаль на плечи и кутаясь в нее, словно она внезапно почувствовала холод. «Элайда очень резко ее прекратила, когда стала Принятой. Ее не возможно обвинить в поддержке любимчиков, если я бывала в группе, ей давали преподавать».

«Значит ты не была ее любимицей», — сказала сухо Юкири. У нее был свой прецедент свирепости Элайды. Прежде, чем давным-давно та ушла в Андор, она так сильно оттолкнула всех, с кем она поддерживала отношения, что сестры еще долго бежали от нее, оступаясь по дороге. Суан Санчей была одной из них, странно вспоминать, хотя Суан никогда не нуждалась в защите от правил, которые она не смогла бы выполнить. Странно и грустно. «Даже в этом случае, ты сделаешь все от тебя зависящее чтобы возобновить эту дружбу».

Мейдани молча прошла две дюжины шагов по коридору, теребя шаль и дерганая плечами, словно стараясь сбросить с них слепня, глядя при этом куда угодно, но не в строну Юкири. Как женщина могла исполнять обязанности Серой с таким низким самообладанием?

«Я действительно пыталась», — сказала она наконец, хриплым голосом. Она все еще избегала смотреть на Юкири. — «Несколько раз. Хранительница… Алвиарин всегда отказывала мне. Амирлин занята, у нее много работы, ей нужен отдых. Всегда было какое-то оправдание. Я думаю, что Элайда не хочет вспоминать дружбу, которую она отвергла более тридцати лет назад».

Ого, так мятежницы тоже помнили об этой дружбе! Как же они думали ее использовать? Шпионаж, скорее всего. Ей надо будет попытаться выведать у Мейдани как предполагалось передавать то, что она узнала. В любом случае, мятежницы обеспечили ее инструментом, а Юкири будет его использовать.

«Алвиарин тебе не помешает. Вчера она покинула Башню, или, возможно, днем раньше. Никто не уверен. Но служанки говорят, что она взяла смену белья, так что маловероятно, что она вернется в течение нескольких дней».

«Куда она могла отправиться в такую погоду?», — нахмурилась Мейдани. — «Со вчерашнего утра шел снег, и это было ясно заранее».

Юкири остановилась и повернула женщину к себе лицом.

«Единственное, что должно тебя волновать, Мейдани, это то, что она ушла», сказала она твердо. Куда же отправилась Алвиарин? — «Теперь дорога к Элайде свободна, и ты этим воспользуешься. И постарайся узнать, кто мог бы читать ее бумаги. Только убедитесь, что никто не видит, что ты наблюдаешь». Талене сказала, что Черные знали все, что выходило из-под пера Амирлин прежде, чем это было объявлено, и им нужен кто-то, кто был бы поблизости от Элайды, чтобы узнать, как это происходит. Конечно, Алвиарин просматривает все, что подписывает Элайда, и женщиной забрало себе больше власти, чем любая Хранительница Летописей, но это не было причиной обвинить ее в том, что она Приспешница Темного. Не было также причин не подозревать. Ее прошлое тоже изучалось. «Наблюдай также за Алвиарин, столько, сколько сможете, но бумаги Элайды важнее».

Мейдани вздохнула и неохотно кивнула. Ей придется повиноваться, но она знала о дополнительной опасности, от того, что Алвиарин действительно может оказаться Приспешницей Тени. И все же Элайда тоже может быть Черной, независимо от того, что Саэрин и Певара настаивали на обратном. Приспешница Темного в роли Престол Амирлин. Эта мысль теперь постоянно жалила сердце.

«Юкири!» — сзади по коридору раздался голос женщины.

Восседающие Совета Башни не подпрыгивают словно раненые козы, от звука собственного имени, но Юкири подпрыгнула. Если бы она не держалась за Мейдани, то, возможно, она бы упала. А так их пара зашаталась как пьяные фермеры на танце урожая.

Выпрямившись, Юкири поправила шаль и повернулась с угрюмым видом, который нисколько не уменьшился, когда она увидела, кто спешил к ней. Как предполагалось, Сине должна была держаться как можно ближе к части Башни, принадлежавшей ее айя, среди большого числа Белых сестер неподалеку, когда она не была с Юкири или одной из других Восседающих, которые знали о Талене и Черной Айя, но здесь она неслась ей навстречу с одной Бернайлой Гелбарн, коренастой тарабонкой, еще одной галкой из компании Мейдани. Леонин отступил в сторону, и поклонился Сине, кончики пальцев, прижаты к сердцу. Мейдани и Бернайла были достаточно глупы, чтобы обменяться улыбками. Они были подружками, но они должны бы лучше знать, когда нельзя говорить в присутствии свидетелей.

Юкири во всяком случае была не в настроении для улыбок.

«Дышишь воздухом, Сине?» — сказала она резко. — «Саэрин будет не довольна, когда я ей скажу. Совсем недовольна. И я не довольна, Сине».

Мейдани поперхнулась, а Бернайла отшатнулась, ее множество украшенных бусами косичек столкнулись друг с другом. Парочка принялась изучать гобелен, на котором похоже было изображено унижение Королевы Рианнон, и судя по их гладким лицам, им было жаль, что они не где-нибудь в другом месте. В их глазах, Восседающие были равны. И так и было. Обычно. Некоторым образом. Леонин не должен был слышать слова, но он мог чувствовать настроение Мейдани, и он отошел на несколько шагов подальше. Все еще охраняя коридор. Хороший мужчина. Мудрый мужчина.

У Сине было достаточно ума, чтобы принять смущенный вид. Неосознанно она поправила платье, покрытое белой вышивкой по подолу и поверх лифа, но почти сразу с силой вцепилась в шаль и упрямо насупила брови. Сине всегда была решительной с первого дня, как прибыла в Башню, дочь мебельщика из Лагарда, которая уговорила своего отца оплатить дорогу для нее и своей матери. В верх по реке для двоих, но в обратную сторону только для одного. Решительная и самоуверенная. И часто безразличная ко всему окружающему как какая-нибудь Коричневая. На Белых это очень похоже, только логика и никаких выводов.

«Мне нет необходимости прятаться от Черной Айя, Юкири» сказала она.

Юкири вздрогнула. Глупая женщина вслух называет Черных. Коридор был все еще пуст в оба конца, насколько позволял рассмотреть его изгиб, но невнимательность приводит к еще большей невнимательности. Она может быть упрямой, когда нужно, но, по крайней мере, иногда она показывала, что мозгов у нее больше чем у глупой гусыни. Она открыла рот, чтобы высказать Сине свое мнение, но женщина затараторила прежде, чем она смогла ее перебить.

«Саэрин сказала мне найти тебя» — рот Сине напрягся, и на щеках вспыхнули пятна — то ли от смущения за то, что ей приходилось спрашивать разрешения, то ли из-за того, что приходится спрашивать. Понятно, что она в обиде за свое положение. Только глупо его не понимать. «Я должна с тобой поговорить наедине, Юкири. О второй тайне».

На мгновение, Юкири пребывала в таком же недоумении, как Мейдани и Бернайла. Они могли притворяться, что не слушают, но это не закрывало им уши. Вторая тайна? Что подразумевала Сине? Если… Могла она подразумевать причину, по которой Юкири присоединилась к охоте за Черной Айя? Удивление, почему главы Айя в тайне встречались, потеряло сою срочность по сравнению с обнаружением друзей Темного среди сестер.

«Очень хорошо, Сине», — сказала Юкири, спокойнее, чем она себя чувствовала. — «Мейдани, прихвати с собой Леонина и идите вперед, пока только сможете видеть Сине и меня из-за поворота. Приглядывайте за всеми приближающимися с этой стороны. Бернайла, сделай тоже самое с обратной стороны». Они убежали прежде, чем она закончила говорить, и едва вышли за пределы слышимости, она перевела внимание на Сине. К ее удивлению вокруг Белой Восседающей возникло свечение саидар, сплетая стража против подслушивания. Это был ясный знак для всех, что здесь обсуждали тайну. Такой поступок должен иметь вескую причину.

«Подумай об этом логически», — голос Сине был спокоен, но ее руки все еще сжимали в кулаках шаль. Она стояла сильно выпрямившись, возвышаясь над Юкири, хотя была не выше среднего роста. «С тех пор как Элайда вызвала меня прошло больше месяца, почти два, и почти две недели с тех пор как ты нашла Певару и меня. Если бы Черные узнали обо мне, я была бы уже мертва. Певара и я были бы мертвы прежде, чем ты, Дозин и Саэрин к нам присоединились. Потому что они не знают. Ни о ком. Я признаю, я был сначала напугана, но я умею себя контролировать. Нет причин чтобы вы продолжали смотрели на меня как на Послушницу», — немного эмоций промелькнуло среди спокойствия, — «и к тому же глупо».

«Ты должна будешь поговорить с Саэрин», — кратко сказал Юкири. Саэрин с самого начала взяла ответственность на себя — после сорока лет в Совете от Коричневых, Саэрин прекрасно понимала, что такое ответственность — и у Юкири не было намерения идти против нее, если она не должна, и не против привилегий Восседающей, которых она едва ли могла требовать в сложившейся ситуации. Это сродни попытке поймать падающий огромный камень. Если та сможет убедить Саэрин, то Певара, Дозин и она сама не будут мешать. — «Теперь, что там на счет второй тайны? Ты действительно знаешь зачем встречались главы Айя?»

На лице Сине появилось упрямое выражение, Юкири даже показалось, что она сейчас прижмет к спине уши. Но та только выдохнула. — «Глава вашей Айя самостоятельно выбрала Андайю в Совет? Шаг, я думаю, необычный?»

«Да», — осторожно ответила Юкири. Каждый был уверен, что Андайя войдет однажды в Совет Башни. Возможно через еще сорок или пятьдесят лет, но все же Серанчи протолкнула ее в обход выборов, тогда как общепринятым методом было обсуждение, выбор двух или трех кандидатов, с последующим затем секретным голосованием. Но это было внутренним делом Айя, столь же секретным, как имя Серанчи и ее пост.

«Я знала это», — кивнула Сине взволнованно, что совсем не было на нее похоже. «Саэрин говорит, что Джуилэйн была выбрана из Коричневых также необычно, и Дозин говорит то же о Суане, хотя она не решилась что-либо добавить. Я думаю, что Суана возможно сама возглавляет Желтых. В любом случае, она перед этим была Восседающей в течение сорока лет, а ты знаешь, что никто обычно не занимает это место сразу после того, как пробыл там так долго. И Ферана из Белых ушла с поста меньше чем десять лет назад. Никто не вступал снова в Совет так скоро в прежнее время. И чтобы завершить это, Талене говорит, что Зеленые обычно объявляют кандидатов и их Капитан-Генерал выбирает из них, но Аделорна выбрала Рину самостоятельно».

Юкири сумела подавить гримасу, но только на волосок. У каждого имелись свои подозрения о том, кто возглавлял другие Айя, прежде никто не замечал между ними встреч, но все же произносить их имена вслух было слишком грубо. Для любой, кроме Восседающей это могло бы закончиться наказанием. Конечно, она и Сине обе знали об Аделорна. В своих попытках подлизаться Талене вылила все тайны Зеленых даже без вопросов. Это смутило всех кроме самой Талене. По крайней мере, это объясняло, почему Зеленые были в таком непередаваемом гневе, когда Аделорну высекли. Однако, Капитан-Генерал было смешным названием для главы Айя, Сражающейся или нет. По крайней мере, название Главный Клерк действительно описывало то, что делала Серанча, по крайней мере, многое говорило.

Вниз по коридору, Мейдани и ее Страж стояли на самом краю видимости поворота, очевидно спокойно разговаривая. Тот или другой всегда при этом посматривали за пустым коридором. С противоположной стороны Бернайла тоже была едва видна. Она постоянно вертела головой, стараясь наблюдать за Юкири и Сине, при этом не спуская глаз с опасного коридора. Она так нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, что сразу привлечет внимание, потому что в эти дни, сестра, за пределами своей территории сама напрашивалась на неприятности, и она знала это. Эту беседу нужно побыстрее заканчивать.

Юкири подняла один палец. «Пять Айя должны были выбрать новых Восседающих вместо женщин, которые присоединились к мятежницам». Сине кивнула, и Юкири подняла второй палец. «Каждая из этих Айя выбрала Восседающую… не обычным… образом». Сине кивнула снова. Третий палец присоединился к первым двум. «Коричневые должны были выбрать двух новых Восседающих, но ты не упоминала Шиван. Есть ли что — нибудь…» — Юкири криво улыбнулась, — «странное о ней…»?

«Нет. Согласно Саэрин, Шеван была ее вероятной заменой, когда она решила уйти, но…»

«Сине, если ты фактически намекаешь, что главы Айя сговорились о том, кто войдет в Совет Башни, то я никогда не слышала более головоломной мысли! А если это так, то почему, они выбрали пять таких странных женщин и к ним еще одну»?

«Да, я так полагаю. Когда ты и другие фактически посадили меня под замок, у меня появилось много времени для того, чтобы подумать о том. Даже больше чем надо. Джуилэйн, Рина и Андая дали мне подсказку, а уж Ферэйн подтолкнула меня проверить». Что Сине подразумевала, когда сказала, что Андая и двое других дали подсказку? А, конечно! Рина и Андая не были на самом деле достаточно стары, чтобы заседать в Совете. Традиция не говорить о возрасте скоро станет привычкой об этом не думать.

«Два могут быть совпадением», — продолжала Сине, — «даже три, с натягом, но допустим. А пять создают общую картину. Если бы не Голубые, то Коричневая была бы единственной Айя, имевшей двух Восседающих среди мятежниц. Возможно есть своя причина, почему они выбрали одну необычную сестру и одну обычную, если я смогу это понять. Но есть картина, Юкири, загадка, и рационально это или нет, но кое-что говорит мне, что мы должны решить ее прежде, чем мятежницы доберутся сюда. Она заставляет меня чувствовать, словно чья-то рука лежит у меня на плече, но когда я оглядываюсь, там никого нет».

Тяжело было поверить, что главы Айя сговорились. Но тогда, думала Юкири, тогда и заговор Восседающих столь же неправдоподобен, а я нахожусь в его середине. И есть простой факт, что никто вне Айя, как предполагалось, не знал главу конкретной Айя, но оказалось, что главы Айя против всей традиции знали.

«Если есть загадка», — сказала она устало, — «У тебя есть много времени, чтобы ее решить. Мятежницы не смогут выбраться из Муранди до весны, независимо от того, что они пообещали, а на марш вверх по реке уйдут месяцы, если они смогут столь долго содержать свою армию». Она не сомневалась, что они смогут, но не дольше. «Возвращайся в свои комнаты прежде, чем кто-нибудь увидит, что мы стоим здесь с охраной, и задумается над нашей загадкой», — сказала она, не слишком доброжелательно, положив руку на плечо Сине. — «Ты должна будешь посидеть взаперти до тех пор, пока мы все не удостоверимся в твоей безопасности».

Выражение лица Сине любой назвал бы угрюмым, но не для Восседающей. — «Я еще раз поговорю с Саэрин», — сказала она, но свечение сайдар вокруг нее исчез.

Наблюдая как она присоединяется к Бернайле и они вдвоем исчезают за поворотом, настороженные как олени в присутствии волков, Юкири чувствовала на сердце тяжесть. Жаль, что мятежницы не смогут добраться сюда до лета. По крайней мере, это смогло бы заставить Айя снова объединиться, чтобы сестры не были вынуждены красться по Белой Башне. Столь же несбыточное желание, как желание иметь крылья.

Решив держать настроение под контролем, она пошла забрать Мейдани и Леонина. У нее была Черная сестра, и она была загадкой, с которой она знала как разобраться.

Когда новая волна холода пронеслась сквозь сеновал, Гавин открыл глаза в темноту. Толстые каменные стены сарая обычно не пропускали ночной холод, если только очень сильный. Внизу бормотали голоса, но ни один не был встревоженным. Он снял руку с меча, лежащего около него и стащил тесные перчатки. Как и все Отроки, он спал одетым в каждую тряпку, которую мог найти. Вероятно, уже было время будить кого-нибудь, чтобы сменить часовых, но он уже полностью проснулся и сомневался, что снова сможет уснуть. В любом случае, он всегда спал очень чутко и беспокойно, от мрачных снов, в которых его часто посещала одна и та же женщина, которую он любил. Он не знал, где сейчас была Эгвейн, и была ли она жива. И смогла ли она его простить. Он встал, отряхнув сено, и закутался в плащ, закрепив его пряжкой на груди.

Пока он пробирался среди темных фигур мужчин, спящих поверх охапок сена, едва слышный скрип сапог по деревянным перекладинам, подсказал ему, что кто-то карабкается по лестнице на чердак. Наверху лестницы появилась тусклая фигура, затем замерла, поджидая его.

«Лорд Гавин», — прозвучал глухой голос Раджара с мягким доманийским акцентом, так и не пропавшим за шесть лет обучения в Тар Валоне. Громкий голос Первого Лейтенанта для всех всегда был сюрпризом, не ожидавшим подобное услышать от невысокого мужчины едва выше плеча Гавина. В любом случае, в другое время к этому моменту Раджар уже стал бы Стражем. — «Я думал, что буду должен вас разбудить. Только что прибыла Сестра, пешком. Курьер из Башни. Она спросила старшую здесь Сестру. Я сказал Томилу и его брату отвести ее к дому Мэра, перед тем как они отправятся спать после смены».

Гавин вздохнул. Он должен был отправиться домой, когда возвратился в Тар Валон и нашел Отроков, изгнанных из казарм, вместо того, чтобы позволить зиме поймать себя здесь. Особенно, когда он убедился, что Элайда жаждет их гибели. Его сестра Илэйн уже должна бы прибыть в Кеймлин, если она еще не там. Конечно любая Айз Седай помогла бы Дочери-Наследнице Андора прибыть в Кеймлин вовремя, чтобы предъявить права на трон прежде, чем смог кто-то еще. Белая Башня не потерпела бы потери союзника в лице королевы — Айз Седай. С другой стороны, Илэйн могла быть на пути в Тар Валон, или же в эту минуту спокойно жить в Белой Башне. Он не знал замешана ли она в этой истории с Суан Санчей, или как глубоко — она всегда прыгала в воду, не зная глубины — но Элайда и Совет Башни могли пожелать ее расспросить, неважно Дочь-Наследница она или нет. Королева или нет. Он был уверен, что она не причем, однако. Она ведь все еще только Принятая. Он должен был это часто себе напоминать.

Новая проблема состояла в том, что между ним и Тар Валоном теперь стояла армия. По крайней мере, двадцать пять тысяч солдат на этом берегу Эринин и похоже столько же на западном берегу. Похоже, что они поддерживали тех Айз Седай, кого Элайда назвала мятежницами. Кто еще посмел бы взять Тар Валон в осаду? Способ, которым появилась армия, похоже материализовавшись прямо посреди бурана, казался на столько не реальным, что при одной только мысли, по его спине пробежали мурашки. Слухи и паника всегда летели впереди любой большой армии на марше. Всегда. Эта появилась как призрак в тишине. Но армия была вполне реальна как стена, преградившая дорогу, так что он не мог попасть ни в Тар Валон, чтобы узнать, находится ли Илэйн в Башне, ни двинуться на юг. Любая армия заметила бы три сотни солдат на марше, а у мятежниц к Отрокам найдется мало любви. Даже если он отправится один, зимняя дорога очень трудна, и он смог бы добраться до Кеймлина быстрее, если бы дождался весны. Так же не было никаких надежд на проходящее судно. Осада обычно перекрывает любое речное движение надежным замком. Он оказался под надежным замком.

А теперь посереди ночи явилась Айз Седай. Она вряд ли упростит его жизнь.

«Пойдем узнаем, какие новости она нам принесла», сказал он спокойно, спускаясь вниз по лестнице за Раджаром.

Двадцать лошадей и снятые седла заполняли почти каждый дюйм темного сарая, не занятого стойлами почти двух дюжин коров Хозяйки Миллин, поэтому он и Раджар должны были с трудом пробираться к широким дверям. Единственное тепло шло от спящих животных. Два часовых, охранявших лошадей, стояли тихими тенями, но Гавин чувствовал, что они заметили и его и Раджара, выходящих в ледяную ночь. Они знали о курьере и недоумевали.

Небо было ясным, и убывающая луна все еще давала достаточно света. Деревня Дорлан сияла под снегом. Придерживая плащи, они тащилась через деревню в тишине по колено в снегу по тому, что когда-то было дорогой в Тар Валон из города, которого не существовало уже в течение сотен лет. В настоящее время, никто уже не путешествовал в этом направлении из Тар Валона, кроме как в Дорлан, и не было никаких причин делать это зимой. Традиционно деревня поставляла в Белую Башню сыр и больше никому. Это было совсем захудалое местечко, всего пятнадцать домов из серого камня, покрытых черепичной крышей, заваленных снегом почти до окон первых этажей. На небольшом расстоянии позади каждого дома стояли сараи для коров, каждый из них сейчас был переполнен солдатами и их лошадьми вперемешку с коровами. Большая часть Тар Валона, похоже, вообще забыла, что Дорлан когда-либо существовал. Кто же думает о том, откуда появляется сыр? Ему оно казалось очень хорошим местом для того, чтобы оставаться в тени. До сих пор.

Все здания в деревне, кроме одного, были темны. Свет сочился сквозь ставни нескольких верхних и нижних окон дома Мэра — мастера Берлоу. Гарон Берлоу имел несчастье иметь самый большой дом в Дорлане, по мимо того, что оказался Мэром. Любой сельчанин, уже основательно потеснившийся, чтобы предоставить кровать для Айз Седай, к настоящему времени должен уже был об этом пожалеть, а мастер Берлоу отдал целых две комнаты.

Отряхнув снег с сапог на каменных ступенях, Гавин постучал в крепкую дверь мэра кулаком в перчатке. Никто не ответил, и через мгновение он дернул ручку и вместе с Раджаром вошел.

Ярко освещенная комната для сельского дома была довольно большой, и встречала всех входящих парой высоких комодов без дверц, наполненных оловянной и глиняной посудой, а посредине стоял длинный, полированный стол, заставленный стульями с высокими спинками. Все лампы были зажжены — большая расточительность зимой, когда обычно можно обойтись парой свечей, зато огонь, потрескивающий дровами в камине, хорошо прогрел комнату. На столько, что две Сестры, обитавшие в верхних комнатах, стояли босые на ковре, покрывавшем деревянный пол. В одних, наброшенных в спешке по верх льняных ночных рубашек, плащах с меховой подкладкой. Катерина Алраддин и Тарна Фейр смотрели на маленькую женщину в темном с желтыми вставками дорожном платье и плаще, по пояс влажных от снега. Она стояла возле широкого очага так близко, как только могла, устало грея руки и дрожа от холода. По снегу, она должна была ехать из Тар Валона не меньше чем два или три дня, и даже Айз Седай, в конечном счете, мерзнут. Похоже, это и была та Сестра, о которой говорил Раджар, хотя по сравнению с другими, выражение «нестареющая» было едва ли применимо к ней. По сравнению с другими двумя, она вообще была неприметной.

Отсутствие мэра и его жены завязало в груди Гавина еще один узел, хотя он почти ожидал чего-либо подобного этому. Они сейчас, не взирая на поздний час, непременно суетились бы вокруг Айз Седай, предлагая им горячее питье и ужин, если бы их не отослали назад в постель, чтобы дать Катерине и Тарне посекретничать с посланницей. И которые, вероятно, считали его дураком, который не захочет узнать суть послания. Но он уже знал его содержание до того, как вышел из сарая.

« … лодочник сказал, что он будет ждать на месте нашей высадки, пока не начнется осада», — говорила утомленным голосом маленькая женщина, когда вошел Гавин, — «но он был так напуган, что к настоящему времени может быть уже на несколько лиг ниже по реке». Наверное, холод из дверного проема дотянулся до нее, так как она оглянулась, и часть усталости сошла с ее квадратного лица. — «Гавин Траканд», — сказала она. — «У меня есть для тебя распоряжения от Престола Амирлин, Лорд Гавин»

«Распоряжения?» — переспросил Гавин, снимая перчатки и засовывая их за пояс, чтобы выиграть время. На сей раз он решил быть прямолинейным, — «А почему Элайда шлет мне распоряжения? Почему я должен им повиноваться, после того, что она сделала? Она отреклась от меня и Отроков».

Раджар занял почтительную позу, заложив руки за спину, и кинул на Гавина быстрый косой взгляд. Он не стал бы ему перечить, независимо от того, что говорил Гавин в данный момент, но не все Отроки поддерживали Гавина. Айз Седай делали то, что они делали, и ни одному мужчине не дано знать почему, пока Сестра ему не скажет. Отроки искренне были связаны с Белой Башней, связанны судьбой.

«Это может подождать, Наренвин», — перебила их Катерина, глубже кутаясь в плащ. Ее черные волосы рассыпавшиеся вокруг плеч были спутаны, словно она причесывалась в спешке и бросила работу посредине. Ее вид напомнил Гавину охотящуюся рысь. Или возможно обходящую капкан. Она потратила на него и Раджара полвзгляда, не больше. — «У меня есть неотложные дела в Башне. Скажи мне, как найти эту безымянную рыбацкую деревушку. Неважно там ли еще лодочник, я найду кого-то, кто меня перевезет».

«И меня», — вставила Тарна, упрямо выпятив челюсть и уставив свои синие, острые как копья, глаза. В отличие от Катерины, ее длинные, светло-желтые волосы были аккуратно уложены, словно у нее перед ее прибытием вниз побывал парикмахер. Она была сосредоточена, и полностью владела собой. — «У меня тоже есть срочное дело в Башне, не терпящее дальнейших задержек», — Она кивнула Гавину и слегка наклонила голову в сторону Раджара, холодная как мрамор, из которого казалась вырезанной. Но все же, с ними она была более дружелюбна, чем с Катериной, а та была такой же в ответ. Между этими двумя женщинами всегда была борьба, хотя они были из одной Айя. Они не долюбливали друг друга, возможно даже не выносили друг друга. Айз Седай всегда тяжело понять.

Гавин без сожаления отпустил любую из двух. Тарна прибыла в Дорлан спустя день после появления таинственной армии, однако она немедленно выжила Лузонию Коул из ее комнаты наверху и сместила Коварлу Болдин от командования одиннадцатью Сестрами, находившимися в деревне. Ей надо было выбрать Зеленую айя, судя по тому как она взяла над всем командование, расспрашивая других сестер о ситуации, даже делала почти каждый день смотр для Отроков, словно выискивая для себя потенциальных Стражей. Такое пристальное внимание к ним Красной заставило всех постоянно оглядываться. Хуже того, Тарна долгие часы проводила в поездках, невзирая на погоду, пытаясь найти местных, кто мог показать ей путь в город, минуя осаду. Рано или поздно, она привела бы их разведчиков в Дорлан. Катерина прибыла только вчера, придя в дикую ярость, узнав о заблокированной дороге на Тар Валон, и не раздумывая отобрала командование у Тарны и комнаты у Коварла. Но свою власть она использовала по другому. Она избегала других сестер, отказываясь что-либо говорить, почему она исчезла у Колодцев Дюмай, и где она была. Но она тоже устроила Отрокам смотр. Она была похожа на женщину, рассматривающей топор, которым знала, как пользоваться, не смотря на количество прольющейся крови. Он не удивился бы, если бы она попыталась отдать убийственный для них приказ пробить для нее путь к мосту в город. Он был бы счастлив увидеть, как они обе уедут. Но когда они уедут он будет должен иметь дело с Наренвин. И с приказами Элайды.

«Это тяжело назвать деревней, Катерина», — сказала дрожащая сестра, — «всего лишь три-четыре заброшенных рыбацких хижины в дне пути вниз по реке. Даже больше». — Отжав влажную юбку, она натянула почти над огнем. — «Мы можем попытаться отправить сообщение в город, но вы обе нужны здесь. Единственное, что остановило Элайду от попытки посылать пятьдесят Сестер, или больше, а только меня, трудность отправить даже одну крошечную лодку невидимой через реку, даже в темноте. Должна сказать, я очень удивилась, узнав, что так близко от Тар Валона вообще есть Сестры. В этих обстоятельствах каждая Сестра, которая находится за пределами города, должна…»

Тарна оборвала, ее твердо подняв руку. — «Элайда даже не знает, что я — здесь» — Катерина закрыла рот и нахмурилась, подняв подбородок, но позволила другой Красной продолжать. — «Какими были ее распоряжения на счет сестер в Дорлане, Наренвин?»

Раджар принялся изучать половицы под его сапогами. Он без колебаний ходил в атаки, но только дурак захотел бы спорить с Айз Седай. Низкая женщина долго возилась со свей юбкой. — «Мне приказано взять руководство над Сестрами, которых я здесь найду» сказала она приглушенно, — «и сделать то, что я смогу». Через мгновение, она вздохнула, и неохотно поправилась. — «Сестры, что я нашла здесь под руководством Коварлы. Но, конечно…»

На сей раз, Катерина ворвалась. — «Я никогда не был под Коварлой, Наренвин, так что эти распоряжения не могут относиться ко мне. Утром, я собираюсь найти эти три-четыре рыбацкие хижины».

«Но…»

«Достаточно, Наренвин» — сказала Катерина ледяным голосом. — «Ты можешь принимать команду у Коварлы». — Черноволосая женщина бросила на сестру по Айя косой взгляд. — «Я полагаю, что ты можешь сопровождать меня, Тарна. В рыбацкой лодке найдется место для двоих». — Тарна слегка кивнула ей головой, возможно благодаря.

Разговор закончился, пара Красных, завернувшись в плащи пошла вглубь дома. Наренвин раздраженно поглядела им в спину и перевела внимание на Гавина, ее гладкое лицо превратилось в подобие маски спокойствия.

«Есть у вас какие-либо новости о моей сестре?» — спросил он прежде, чем она смогла открыть рот. — «Вы знаете, где она?»

Женщина действительно устала. Она моргнула, и он почти увидел, как она придумывает правдивый ответ, который ничего ему не скажет.

Остановившись на полпути к двери, Тарна сказала, — « Илэйн была с мятежницами, когда я видела ее в последний раз». Все головы повернулись к ней. — «Но твоя сестра защищена от наказания», — продолжала та спокойно — «поэтому выкину ее из головы. Принятые не могут выбирать какой сестре повиноваться. Я даю слово: согласно закона Башни, ей не причинят за это большого вреда». Она похоже не заметила удивления Катерины и ошарашенных глаз Наренвин.

«Вы могли бы сказать об этом мне раньше», — сказал Гавин грубо. Никто не говорил с Айз Седай грубо, не более одного раза, но он забыл об опасности. Две другие были удивлены, что Тарна знала ответ, или удивлялись тому, что она дала его? — «Что Вы подразумеваете под 'не причинят большого вреда’?»

Светловолосая Сестра рассмеялась. — «Я могу лишь обещать, что рубцы быстро пройдут, если будет держать ноги правильно. Илэйн одна из Принятых, а не Айз Седай. Ее положение защищает ее от большего наказания, если ее увела Сестра. Ты никогда не спрашивал. Кроме того, ее не нужно было бы спасать, даже если бы ты смог справиться. Она — с Айз Седай. Теперь ты знаешь столько же, сколько я могу тебе о ней рассказать, и я собираюсь найти несколько часиков для сна до утра. Я оставляю тебя Наренвин». — Катерина наблюдала как она ушла, не моргнув даже ресницей, женщина с ледяными глазами охотящейся кошки, но сама она выскочила из комнаты настолько быстро, что ее плащ летел далеко позади нее.

«Тарна права», — сказала Наренвин едва дверь закрылась позади Катерины. Маленькая женщина не могла сравниться с другими двумя в таинственности и ясности Айз Седай, но наедине она справилась довольно хорошо. — «Илэйн принадлежит Белой Башне. Как и ты, несмотря на все разговоры о предательстве. История Андора связывает вас с Башней».

«Отроки все связаны с Башней по нашему собственному выбору, Наренвин Седай», — сказал Раджар, делая полупоклон. Пристальный взгляд Наренвин оставался на Гавине.

Он закрыл глаза, это было все, что он мог сделать, чтобы не протереть их руками. Отроки были связаны с Белой Башней. Никто никогда не смог бы повторить то, с чем они столкнулись на земле самой Башни, остановив спасение сверженной Амирлин. К счастью или к несчастью, история следовала бы вслед за ними к их могилам. Он был тоже отмечен этим его собственными тайнами. После всего этого кровопролития, он был тем, кто позволил Суан Санчей свободно уйти. Что еще более важно, Илэйн связывала его с Белой Башней, и тоже делала Эгвейн ал'Вир, и он не знал, что завязало узел крепче: любовь к сестре или любовь сердца. Чтобы оставить что-то одно нужно было бросить все три, но пока он дышит он не мог оставить ни Илэйн, ни Эгвейн.

«Я даю слово, что я сделаю все, что я смогу», — сказал он устало. — «Что Элайда хочет из меня?»

Небо над Кеймлином было ясным, золотистый шар солнца приближался к полуденному пику. Оно проливало яркий свет на покрытое белым одеялом окружающую местность, но не давало никакого тепла. Однако, погода была теплее, чем Даврам Башир ожидал бы дома в Салдэйя, хотя он не пожалел о мехе куницы, утеплившем его новый плащ. В любом случае было достаточно холодно, чтобы от дыхания его толстые усы стали белее от инея, чем от лет украсивших их сединой. Стоя на холме, по колено в снегу среди облетевших деревьев примерно в лига к северу от Кеймлина, он поднес длинную, украшенную золотом подзорную трубу к глазу, изучая активность в низу приблизительно в миле к югу от него. Быстрый нетерпеливо сопел сзади за его плечом, но он игнорировал гнедого. Быстрый терпеть не мог ждать, но иногда вы должны делать то, что должны, а не то, что хотели.

Раскинувшийся лагерь строился среди редких деревьев, оседлав дорогу на Тар Валон. Солдаты, разгружающие фургоны, роющие уборные, устанавливающие палатки и шалаши из лапника и веток, рассеянные по площади отдельными группами поблизости от каждого лорда и леди, держащих собственных солдат. Они собирались пробыть здесь вместе в течение некоторого времени. По числу лошадей и общему размеру лагеря, он оценил их численность приблизительно в пять тысяч человек, плюс-минус несколько сотен. Только солдат: стрельщики, кузнецы, оружейники, прачки, возницы и другие приживалы легко удваивают численность, хотя как обычно они поставили собственный лагерь с краю. Большинство из них проводило большую часть времени, глядя на холм, где стоял Башир, чем делали свою работу. Тут и там солдаты тоже делали передышку в работе, чтобы оглядеть холмы, но знаменосцы и офицеры быстро заставляли их вернуться к работе. Башир заметил, что знать и офицеры, объезжающие строящийся лагерь даже ни разу не поглядели на север. Складка местности скрывала их от города, хотя он мог видеть посеребренные снегом серые стены его башен. Город знал, что они были здесь, они объявили о себе этим утром трубами и знаменами на виду у стен. Но дальше полета стрелы.

Осада города с высокими, прочными стенами, которые протянулись более чем на шесть лиг в окружности, было не таким уж легким вопросом, но осложнялось в данном случае Нижним Кеймлином, лабиринтом из множества кирпичных и каменных зданий, магазинов и складов, с выбитыми окнами, и длинных рынков, стоящих за стеной Верхнего Кеймлина. Вокруг города было еще семь таких же лагерей, которые перекрывали каждую дорогу, каждые ворота, позволяющие совершить приличную вылазку. По ним уже ходили патрули, и, вероятно, в опустевших зданиях теперь скрывались наблюдатели. Мелкие группы могли бы проскочить в город, несколько верховых под покровом ночи, но не слишком много, чтобы прокормиться в одном из великих городов. Голод и болезни завершили больше осад чем мечи, или осадные машины. Единственный вопрос, кто свалится от них прежде — осажденные или осаждающие.

План, по-видимому, был обстоятельно кем-то продуман, но что его смущало, так это знамена в лагере.

Это была сильная труба, созданная Кайриенским мастером по имени Товер, подарок от Ранда ал'Тора, и он мог разобрать большинство знамен, когда ветер их расправлял. Он знал достаточно много Андорских гербов, чтобы узнать Дуб и Топор Долина Армагна, пять Серебряных Звезд Дерилла Рейнда и множество знамен меньших лордов, поддерживавших права Наин Арон на Трон Льва, и Корону Андора. Но здесь были полосатая Красная Стена Джэйлина Марана, и двойные Белые Леопарды Карлисы Анкерин, и золотая Крылатая Рука Эрэйн Толкенд. Судя по сообщениям, все они присягнули конкурентке Наин — Элении Саранд. Видеть их, находящихся вместе, было похоже на мирно делящих пищу волков и волкодавов. С бочкой хорошего вина, открытого чтобы обмыть сделку.

Два других знамени, с золотой бахромой и почти вдвое больше других, тоже были здесь, хотя оба были слишком тяжелы для случайных порывов ветра, чтобы заставить их больше чем шевелиться. Они сияли на солнце плотным шелком. Он раньше достаточно ясно их разглядел, когда знаменосцы скакали взад вперед по холму, скрывавшему их лагерь. Знамена от галопа развивались по ветру. На каждом был Лев Андора, белый на красном, такой же как парил на высоких круглых башнях городской стены. В обоих случаях, это было предъявлением чьих-то прав на трон и корону. Второе знамя поменьше объявляло женщину, бросающую вызов против Илэйн Траканд. Четыре серебряных луны на синем сумеречном поле, знак Дома Марни. Все это было в поддержку Аримиллы Марни? Еще месяц назад, она была бы счастлива, если бы кто-нибудь не из ее Дома или хотя бы слабоумный вроде Назин Кайрен приютил ее на ночлег!

«Они нас игнорируют», — прорычал Бейл. — «Я еще до заката могу смести их с лица земли, и не оставить никого в живых, чтобы увидеть рассвет, а они нас игнорируют!»

Башир искоса посмотрел на айильца. В сторону и вверх. Мужчина был выше его почти на фут. Из-под черной вуали были видны только серые глаза Бейла и полоска темной от солнца кожи. Башир надеялся, что парень только защищал рот и нос от холода. В руках он держал свои короткие копья и обтянутый кожей щит, на спине лук в жестком колчане и стрелы, но только вуаль имела значение. Для айил сейчас не время убивать. В двадцати спанах от них по склону в сторону лагеря сидели на корточках и небрежно держа оружие еще тридцать айил. Каждый третий был без вуали, поэтому возможно это было из-за холода. Хотя, с Айил никогда нельзя быть уверенным.

Перебрав в уме несколько вариантов ответов Башир выбрал самый простой.

«Илэйн Траканд это не понравилось бы, Бейл, и если ты не забыл, что она связана с одним молодым человеком, Рандом ал'Тором, то и ему это тоже не понравится.»

Бейл неприятно хмыкнул в ответ.

«Мелэйн передала мне, что сказала Илэйн Траканд. Мы не должны поддерживать ее сторону. Это просто понять. Но когда против тебя выступают враги, ты используешь всех, кто будет танцевать на твоей стороне. Они также играют в свои войны, как в Игру Домов?»

«Мы — иноземцы, Бейл. В Андоре это знают».

Огромный айилец снова хмыкнул.

Не было смысла пытаться объяснять политическую борьбу в стране. Чужая помощь могла стоить Илэйн того, что она пыталась получить, и ее враги знали это. И они знали, что она это знает. Так что они не имели никаких причин опасаться Башира или Бейла, или даже Легиона Дракона, несмотря на их численность. Фактически, несмотря на осаду, обе стороны всеми силами пытались избежать генерального сражения. Это была война, но война маневра и мелких стычек, до тех пор, пока кто-то не ошибется. И победителем будет тот, кто получит выгодное положение или заставит другого занять плохую позицию. Бейл похоже не видел отличий такой войны от Даэс Дей'мар. Сказать по правде, сам Башир видел очень большое сходство. С Запустением на пороге дома, Салдэйя не могла себе позволить сражений за трон. Могли появляться тираны, и Запустение моментально убивало глупых и жадных, но даже такой специфический вид гражданской войны легко даст Запустению убить Салдэйю.

Он вернулся к изучению лагеря через трубу, пытаясь понять как такая дурочка, как Аримилла Марни, смогла получить поддержку Наины Арон и Элении Саранд. Эта парочка была жадной и честолюбивой, каждая была убеждена в собственном праве на трон, и если он правильно понял ту запутанную паутину, которую андорцы использовали, чтобы решать эти вопросы, у каждой было больше прав на трон, чем у Аримиллы. Волки и волкодавы здесь не при чем. Это волки, следующие за комнатной собачонкой. Возможно Илэйн знает причину, но она едва ли обменяется с ним мнениями, вывод и чрезвычайно неинформативный. Слишком много шансов, что кто-то узнает об этом и решит, что она составляла с ним заговор. Все здесь было неправильное, как сама Игра Домов.

«Кто-то, кажется, собирается с танцевать с копьями», — сказал Бейл, и Башир долго шарил трубой, пытаясь найти, куда указывал айил.

В течение многих дней из города шел устойчивый поток людей, убегающих перед осадой, но кто-то задержался пока не стало слишком поздно. С полдюжины крытых холстом фургонов стояли беззащитными посереди тарвалонской дороги на краю Нижнего Кеймлина, окруженные пятьюдесятью всадниками под синим с белым флагом, на котором, когда он слегка колыхался при внезапном ветре, был виден толи бегущий медведь, толи толстая собака. Отчаявшийся народ был согнан в одну кучу: мужчины с опущенными головами, дети, цепляющиеся за женские юбки. Некоторые из всадников спешились, чтобы порыться в фургонах; тюки и коробки и то, что было похоже на одежду, уже украсили собой снег. Вероятно они искали деньги или выпивку — хотя и остальные ценные вещи, которые можно было найти, тоже попадут в чьи-то карманы. Скоро они перережут народ, или просто отнимут фургоны. Фургоны и лошади всегда полезны для армии, а специфические правила этой очень специфической андорской гражданской войны, кажется, не давали защиты тем, кто оказался в не том месте в не то время. Но тут распахнулись городские ворота, и едва щель стала достаточно широкой, сквозь нее из двадцатифутовой арки галопом выскочили уланы в красных кафтанах и понеслись вниз между длинными, пустыми рыночными рядами. Солнечный свет засверкал на наконечниках копий, нагрудниках и шлемах. Это вышла Гвардия Королевы. Достаточно много. Башир вернулся к изучению фургонов.

Очевидно офицер под флагом с медведем, если это был медведь, уже все посчитал. Пятьдесят против двухсот очень слабые шансы на победу из-за нескольких фургонов. Спешившиеся всадники уже вернулись в седла, и едва Башир вернулся к их изучению, вся группа уже мчалась на север, синий-белый флаг слегка отстал от общей группы. Большая часть людей толпилась возле дороги, глядя в след убегающих солдат, ему было понятно их замешательство, словно он видел их лица, но некоторые немедленно помчалось собирать свои разбросанные вещи и складывать их назад в фургоны.

Гвардейцы собрались вокруг фургонов несколько минут спустя и быстро положили этому конец. Они быстро стали сгонять людей к фургонам. Некоторые все еще пытались проскочить мимо них за какой-то дорогой для них вещью, а один мужчина принялся махать руками и протестовать перед одним из Гвардейцев, очевидно офицером с белыми перьями на шлеме и с красным шарфом поперек груди. Но офицер наклонился в седле и треснул наотмашь протестующего по лицу. Парень камнем грохнулся на спину, и, застыв на мгновение, все, кто еще не забрался в фургоны, опрометью понеслись к ним. Кроме пары мужчин, которые задержались, чтобы подобрать упавшего товарища за руки и ноги, и быстро его понесли, словно он был тюком с тряпками. Женщина из последнего в колонне фургона уже стегала лошадь, чтобы повернуть его назад к городу.

Башир опустил трубу, чтобы посмотреть на лагерь, и поднес его поближе к глазу чтобы лучше видеть. Солдаты все еще ковыряли землю лопатами и мотыгами, а другие, разгружая фургоны, таскали мешки и бочки. Знать и офицеры следили за их работой. Все были спокойны как коровы на пастбище. Наконец, кто-то заметил происходящее между ними и городом, затем еще один и еще, а один всадник явно принялся выкрикивать распоряжения. Знамя с медведем только что въехало в лагерь.

Зажав трубу подмышкой, Башир нахмурился. У них не было никакой охраны на холмах вокруг, чтобы предупредить их об опасности, за пределами их лагеря. Их вера в то, что никто не собирается начинать битву, глупа. Если другие лагеря так же небрежны, и если никто не исправит эту ошибку, это может оказаться полезным. Он раздраженно пыхтел сквозь усы. Если бы он собирался разобраться с осаждающими.

Новый взгляд в сторону фургонов показал ему, что они на полпути к Тарвалонским Воротам с эскортом Гвардейцев. Возницы настегивали свои упряжки, словно преследователи дышали им в спину. Или, возможно, только офицер, который за чем-то махал мечом над головой.

«Не будет сегодня никакого танца», — сказал он.

«Тогда я найду как с пользой потратить день, чем наблюдать как мокроземцы роют норы», — ответил Бейл. — «Пусть ты всегда обретешь воду и тень, Даврам Башир».

«В настоящее время я предпочитаю сухие ноги и теплый камин», — пробормотал в ответ Башир, не подумав, но сразу об этом пожалел. Наступи на обычай этого парня и он убьет тебя не задумываясь, а Айил весьма привержены обычаям и кроме того странные.

Но Бейл закинул назад голову и рассмеялся.

«Мокроземцы все переворачивают с ног на голову, Даврам Башир», — Странные жест его правой руки обращенный другим Айил поднял их на ноги, и они помчались в восточном направлении широким легким бегом. Снег, кажется, не доставлял для них неудобства.

Задвинув трубу в кожаный чехол, висящий у луки седла Быстрого, Башир поднялся в седло и направил гнедого на запад. Его собственный эскорт ждал его с обратной стороны холма, и они пристроились позади него с едва слышным скрипом кожи и без звона не подвязанного металла. Их было меньше чем в эскорте Бейла, но все они были крепкими парнями из его поместья в Тайре, и он много раз водил их в Запустение, прежде чем повел их на юг. У каждого была своя сторона света для наблюдения: вперед или назад, левый и правый край, верх и низ. Их головы постоянно вертелись. Он только надеялся, что они не пропустят движения. Лес здесь был редок, все ветки были голыми за исключением редких дубов, кожелистников, сосен и елок, но заснеженная земля была в таких холмах, что сотня солдат могла стоять в пятидесяти шагах от вас и легко оставаться невидимыми. Не то, чтобы он ожидал чего-либо подобного, но то, что вас убило всегда было, то чего вы никогда не ожидали. Подсознательно он ослабил меч в ножнах. Нужно просто ждать неожиданного.

Командовал эскортом Тумад, поскольку Башир большую часть времени не знал чем еще занять молодого лейтенанта. Он мыслил ясно и мог видеть не только то, что было перед носом. Он был создан для командования, если проживет достаточно долго. Высокий парень, чуточку ниже Бейла, сегодня на его лице, подобно второму носу, повисло неудовлетворение.

«Что тебя беспокоит, Тумад?»

«Айил был прав, милорд», — Тумад сердито дернул себя за густую черную бороду. — «Эти андорцы плюют нам под ноги. Мне не нравится убегать, когда кто-то треплет меня за ухо», — Он был еще очень молод.

«Ты видимо скучаешь? » — рассмеялся Башир. — «Тебе нужно больше впечатлений? Тенобия — всего в пятидесяти лигах к северу от нас, и если можно доверять слухам, она притащила Этаниэллу Кандорскую, Пэйтара Арафэльского и даже Изар Шайнарский с ней. В наших поисках, сюда прибывают все силы Пограничных королевств, Тумад. Тем андорцам, что сидят в Муранди не нравится, что мы сидим в Андоре, и, как я слышал, если армия Айз Седай, с которой они столкнулись, еще не растерла их в пыль, в наших поисках они тоже могут прибыть сюда. А может, рано или поздно, и Айз Седай прибудут вслед за ними. Мы пошли за Возрожденным Драконом, и я не думаю, что хотя бы одна сестра это позабудет. А кроме них, есть Шончан, Тумад. Ты действительно думаешь, что мы видели их в последний раз? Они снова полезут к нам, или мы должны будем отправиться к ним. Либо так, либо по другому. Вы молодые не узнаете неприятности, даже когда они ползают по вашим усам!»

Тихие смешки пронеслись среди мужчин за спиной, мужчин таких же опытных как сам Башир, и даже Тумад смеясь сквозь бороду показал белые зубы. Они все были прежде на войне, но никогда на столь странной как эта. Оглядываясь вокруг, Башир наблюдал за дорогой сквозь деревья, но только с половиной внимания. Если говорить на чистоту, Тенобия действительно его волновала. Только Свет знает, почему Изар и другие вместе решили бросить Запустение, и еще меньше, почему они сняли так много солдат, сколько по слухам, они привели на юг. Даже если слухи поделить пополам. Несомненно, у них были свои причины, которые они считали правильными и вескими, и несомненно, Тенобия их разделяла. Но он ее знал. Он учил ее ездить верхом, наблюдал, как она росла, преподнес ей Сломанную Корону, когда она заняла трон. Она была хорошим правителем, не слишком властная, не слишком легкомысленная, умная, если не всегда мудрая, храбрая, но не безрассудная, но сказать «импульсивная» было слишком мало, чтобы ее правильно описать. Несколько раз было бы мало даже слова «горячая». И он был почти уверен, почти на все сто, что у нее имелась собственную цель помимо общей с другими, чтобы его отыскать. Голова Даврама Башира. И если это так, она вряд ли успокоится, отправив его еще раз в ссылку, если зашла настолько далеко. Чем дольше Тенобия несет кость в зубах, тем тяжелее будет убедить ее бросить. Это была явная проблема. Она должна быть в Салдэйе, охранять Границу Запустения, но и он тоже должен быть там. Она могла дважды, по крайней мере, обвинить его в измене за то, что он сделал, начиная с прибытия на юг, но он по прежнему не видел другого способа решить проблему. Восстание — Тенобия могла свободно назвать это и так, на свой выбор — случай с восстанием было бы ужасно рассматривать. Ему хотелось бы, чтобы его голова подольше твердо держалась на шее. Явная и щекотливая проблема.

Лагерь восьми тысяч легкой конницы, которую он сохранил после походов против Иллиана и Шончан, занимал больше места, чем лагерь на тарвалонской дороге, но нельзя было сказать, что он был растянут. Коновязи стояли ровными рядами, с кузнецами с каждой стороны, протянувшись между одинаково строгими рядами больших серых или белых палаток, хотя теперь на многих из них было много заплат. После сигнала трубы каждый был готов вскочить в седло и начать сражаться на счет пятьдесят, и его капралы, которых он когда-то назначил, следили, чтобы все укладывались в этот счет и не дольше. Даже палатки маркитантов и их фургоны, стоявшие в ста шагах к югу от прочих, были более организованными, чем лагерь осаждающих, словно они следовали примеру салдэйцев. По крайней мере, некоторые.

Поскольку он со своим эскортом подъезжал, солдаты в лагере забегали возле лошадей, будто сигнал уже раздался. Некоторые обнажили мечи. Голоса были обращены к нему, но при виде большой толпы мужчин и женщин, главным образом женщин, собравшихся в центре лагеря, он почувствовал внезапный холод внутри. Он пришпорил коня, и Быстрый в галопе прыгнул вперед. Он не знал, последовал ли кто-нибудь за ним или нет. Он не слышал ничего, кроме крови стучащей в ушах, не видел ничего, кроме толпы перед его собственной остроконечной палатки. Палатки, которую делил с Дейрой.

Добравшись до толпы он не стал осаживать коня, только оттолкнулся от седла и продолжил бег по земле. Он слышал, что люди говорили, не понимая, о чем они говорят. Они расступились перед ним, открыв проход к палатке, не дожидаясь когда он их сметет с дорогу.

Только возле полога палатки он притормозил. Палатка, достаточно просторная для размещения двадцати солдат, была переполнена женщинами, женами лордов и офицеров, но его глаза быстро нашли собственную жену Дейру, сидящую на складном стуле посереди ковров, что служили полом, и холод исчез. Он знал, что она однажды умрет — они оба умрут — но единственная вещь, которой он боялся, остаться жить без нее. В этот момент он понял, что некоторые из женщин помогали ей снять платье, обнажив ее торс. Еще одна прижимала свернутую ткань к левой руке Дейры, и ткань становилась красной, кровь бежала по руке сквозь ткань и капала с ее пальцев в чашу на ковре. В чаше уже набралось значительное количество темной крови.

Она увидела его в тот же самый момент, и на слишком бледном лице засверкали ее глаза.

«Вот что бывает, когда нанимаешь на работу иноземцев, муж», — она сказала свирепо, потрясая в его сторону длинным кинжалом, зажатым в правой руке. Она была высокой как большинство мужчин, даже на несколько дюймов выше его, и красивая. Ее лицо обрамляли черные как крыло ворона волосы с белыми прядями. У нее был командный голос, который становился властным, когда она была сердита. Даже если она едва могла сидеть прямо. Большинство женщин были бы смущены, оказавшись голой по пояс перед таким числом народа, рядом с собственным мужем. Но не Дейра. — «Если бы ты не мчался всегда, словно ветер, мы могли бы вызвать несколько хороших слуг из наших собственных поместий, чтобы выполнять необходимую работу».

«Поспорила со слугами, Дейра?» — сказал он, нахмурясь. — «Вот уж никогда не думал, что ты начнешь пырять их ножом». — Несколько женщин ответили ему прохладными, косыми взглядами. Не каждый муж с женой общались с друг другом таким образом, как он и Дейра. Некоторые считали их странной парой, с тех пор как они стали реже кричать.

Дейра нахмурилась в его сторону, затем коротко хмыкнула, от нечаянного смеха.

«Я начну сначала Даврам. И пойду медленно, так чтобы ты смог понять», — добавила она с маленькой улыбкой, делая паузу, чтобы поблагодарить женщин, которые забинтовали белым льняным куском материи ее обнаженный торс. — «Я вернулась из моей прогулки и нашла двух странных мужчин, роющихся в нашей палатке. Они, естественно, вынули кинжалы. Я ударила одного из них стулом, и нанесла удар другому.» — Поморщившись она указала на руку. — «Не достаточно ловко, поскольку он сумел дотянуться до меня. Тогда вошли Завайон и другие, и эта парочка сбежала через разрез, который они сделали в стене палатки».

Несколько женщин мрачно кивнули, и схватились за рукояти кинжалов, которые они носили на поясе. Дейра мрачно продолжила, — «я приказала им начать преследование, но они настояли на том, чтобы осмотреть мою царапину». — Руки были сняты с кинжалов, и лица покраснели, хотя ни одна не выглядела сколько-нибудь стыдящейся своего неповиновения. Они были в щекотливом положении. Дейра была их леди, поскольку он был их лордом, но даже, если она называла это царапиной, то, возможно, могла истечь кровью, если бы они ее оставили, преследуя воров. — «Все равно, » — продолжала она, — «я приказала искать. Их будет не трудно найти. У одного на голове шишка, а другой в крови.» — Она коротко, удовлетворенно поклонилась.

Завайон, жилистая, рыжеволосая Леди Гахор, держался иглу с вдетой ниткой.

«Если у вас не проснулся интерес к вышивке, милорд, » — сказала она холодно, — «могу я просить, чтобы вы отошли?»

Башир согласился, слегка наклонив голову. Дейра никогда любила, когда он смотрит, как ее зашивают. И ему никогда не нравилось наблюдать то, как ее зашивали.

Снаружи он задержался, чтобы громким голосом объявить, что его леди жена чувствует себя хорошо, в данное время ей оказывают помощь, и что все должны вернуться к своим делам. Мужчины ушли, с пожеланиями здоровья леди Дейре, но ни одна из женщин даже не пошевелилась. Он не стал их прогонять. Они останутся, независимо от того, что он сказал, пока не появится сама Дейра. Мудрый мужчина всегда старается избегать битв, которые он не только проиграет, но и будет выглядеть глупцом.

Тумад ждал на краю толпы, и он спешился возле Башира, который шел с силой сжатыми за спиной руками. Он ждал этого, или чего-то подобного, в течение долгого времени, но он уже почти решил, что этого не случится. И он не ожидал, что из-за этого Дейра будет на волосок от гибели.

«Эти двое были найдены, милорд», — сказал Тумад. — «По крайней мере, они подходят под описание, которое дала Леди Дейра.» — голова Башира резко повернулась, отразив на его лице жажду убийства, и мужчина быстро добавил, — «Они были уже мертвы, милорд, за пределами лагеря. Каждый получил по удару узким кинжалом.» — Он показал пальцем на основание своего черепа позади уха. — «Должно быть убийц больше чем один, если конечно он не был также быстр как гадюка».

Башир кивнул. Цена неудачи смерть. Двое искали, а сколько их убивало, чтобы заставить замолчать? Сколько осталось, и когда они попробуют снова? Хуже всего, он не знает кто стоит за этим? Белая Башня? Отрекшиеся? Кажется, решение само его нашло.

Никого кроме Тумада не было рядом, чтобы его услышать, но он все равно говорил тихо и осторожно выбирал слова. Иногда, ценой небрежности тоже была смерть.

«Ты знаешь, где найти мужчину, который прибыл ко мне вчера? Найдите его, и скажите ему, что я согласен, но нас будет несколько больше, чем мы договаривались».

Легкие перья снега, падающего на Кайриэн, только слегка приглушали свет утреннего солнца, немного смягчая его яркость. Из высокого узкого окна во Дворце Солнца, с толстым стеклом, хорошо защищающим от холода, Самитсу могла ясно видеть деревянные леса, установленные вокруг разрушенной части дворца, выбитые блоки темного камня все еще были заполнены кучами щебня, а ступенчатые башни резко обрывались по сравнению с остальной частью дворца. Одной из них, Башни Утреннего Солнца, просто больше не было. Несколько из легендарных «недостроенных» городских башен прорисовывались сквозь летящие белые хлопья, огромные квадратные шпили с огромными опорами, куда выше дворца, несмотря на то, что он располагался на самом высоком холме в городе. Они стояли в своих лесах, все еще не полностью восстановленные даже спустя двадцать лет после того, как Айил их сожгли. Еще двадцать выглядели почти доделанными. Конечно, по такой погоде на лесах не было рабочих, карабкающихся по доскам. Ей бы хотелось, чтобы ей снег мог тоже дать отсрочку.

Когда Кадсуане уехала на прошлой неделе, оставляя ее старшей, ее задача казалась ясной. Удостоверится, что Кайриэн горшок не начнет кипеть снова. В то время это казалось простой задачей, хотя она и редко баловалась политикой, чтобы о ней говорить. Только один из благородных лордов собрал под рукой значительные силы, и Добрэйн был союзником, который, казалось, хотел сохранить все в спокойствии. Естественно, он принял это глупое назначение «Стюартом Дракона Возрожденного в Кайриэне». Мальчик еще назначил «Стюартом Тира» мужчину, который бунтовал против него всего месяц назад! Если он натворил столько же и в Иллиане… Это кажется слишком реальным. Эти назначения принесли бы одни только бесконечные неприятности Сестрам, если бы все не было сделано заранее. Мальчик доставлял одни неприятности! Пока Добрэйн, кажется, использовал свой новый пост только для того, чтобы управлять городом. И спокойно сплачивать людей в поддержку прав Илэйн Траканд на Трон Солнца, если она когда-либо о них заявляла. Самитсу была довольна, что об этом не надо думать ей — беспокоиться о том, кто займет Трон Солнца. Она вообще не очень беспокоилась о кайриэнцах.

Падающий снег за окном кружился в порывах ветра, словно белый калейдоскоп. Так… успокаивающе. Прежде она когда-либо ценила спокойствие? Она, конечно, не смогла бы этого припомнить, даже если бы захотела.

Ни возможность занятия Илэйн Траканд трона в будущем, ни новый титул Добрэйна не заставил никого так испугаться, как смешные, просто смехотворные, слухи о том, что мальчик отправился в Тар Валон, чтобы подчиниться Элайда, хотя она и не делала ничего, чтобы их подавить. Эта история полушепотом передавалась от лорда до последнего конюха, что было очень хорошо и помогало поддерживать мир. Игра Домов наконец-то приостановилась. Это было хорошо, по сравнению с тем, как обычно велись дела в Кайриэне. Айил, приходившие город из своего огромного лагеря в нескольких милях к востоку, очень помогали — ненавистью народа легко управлять. Все знали, что они следовали за Драконом Возрожденным, и никто не хотел рискнуть оказаться с неправильной стороны от тысяч копий айильцев. Юный ал'Тор более полезен своим отсутствием, чем присутствием. Слухи с запада об айильцах, совершающих набеги, грабежи, поджоги, убивающих всех без разбора, которые приносили торговцы, давали людям еще одну причину быть осторожными с теми, что под боком.

В целом, казалось, что нет ничего способного вытащить Кайриэн из его болота, кроме случайной уличной ссоры между слобожанами и горожанами, которые считали шумных, ярко одетых слобожан такими же чужаками как Айил, но более безобидными. Чердаки были переполнены людьми, спящими везде, где они могли найти убежище от холода. Но все же запасов продовольствия было более чем достаточно, если даже не в избытке, а торговля шла даже лучше, чем обычно в зимнее время. В целом, она должна была бы чувствовать себя довольной, она выполняла все инструкции Кадсуане так, как хотела Зеленая. За исключением того, что Кадсуане ожидала бы большего. Она всегда ожидала большего.

«Ты слушаешь меня, Самитсу?»

Вздохнув, Самитсу отвернулась от созерцания вида за окном, изо всех сил стараясь не трогать свою желтую юбку. Сделанные в Джаканде серебряные колокольчики в волосах слабо звякнули, но сегодня их звук был не в состоянии ее успокоить. Даже в лучшие времена она не чувствовала себя комфортно во дворце, хотя пылающий огонь в широком мраморном камине давал достаточно тепла, и на кровати в соседней комнате отличная пуховая перина и подушки на гусином пере. Все три ее комнаты были слишком декорированы по кайриэнской моде, белый гипс потолка разбит на квадраты, широкие карнизы сильно позолочены, а деревянные стенные панели заполированы до блеска, но все равно оставались слишком темными. Мебель была очень темной и массивной, украшенной тонкими золотыми листиками и инкрустирована повторяющимися вставками из кости. Тайренский ковер в цветочек в этой комнате по сравнению со всем остальным сильно бросался в глаза, и, казалось, подчеркивал строгость обстановки. В последнее время, все вокруг казалось слишком похоже на клетку.

Что действительно ее беспокоило, так это женщина, стоящая сейчас посереди ковра, уперев кулаки в бедра. Ее волосы свободно вились по плечам, подбородок воинственно задран вверх, взгляд узких синих глаз очень хмурый. Сашалле, конечно, носила на правой руке кольцо Великого Змея, но вдобавок еще и ожерелье с браслетом айильской работы, огромные бусинки серебра и замысловатые узоры из кости, слишком безвкусные по сравнению с ее платьем из коричневой шерсти с высоким воротом, которое было простым, элегантным и хорошо сшитым. Работа была не грубой, но… слишком броской, и едва ли такое стала бы носить Сестра. Странность выбора украшений могла быть ключом слишком ко многим вещам, если Самитсу когда-нибудь сможет их разглядеть за этим украшением. Хранительницы Мудрости, особенно Сорилея, смотрели на нее, словно она была столь глупой, что приметь все как есть, не выясняя причин, и не попытается найти ответы. Они делают так слишком часто. И особенно Сорилея. Самитсу не привыкла считать себя глупой, и ей страшно не нравилось, когда другие пытаются это делать.

Уже не впервые, она обнаружила, как трудно встречать пристальный взгляд другой Сестры. Сашалле была главной причиной, из-за которой удовлетворение от состояния дел постоянно от нее ускользало, независимо от того, насколько хорошо все шло. Что еще больше раздражало, Сашалле была Красной, но, несмотря на цвет своей Айя, она принесла клятву молодому ал'Тору. Как Айз Седай могла поклясться на верность любому мужчине, да еще тому, кто мог направлять? Возможно Верин была права о та'верен, меняющем мир. Самитсу не могла придумать других причин для тридцати одной Сестры, пять из них была Красными, чтобы принести подобную присягу.

«К Леди Айлил приходили лорды и леди, которые представляют большинство Дома Риатина» — ответила она терпеливее, чем чувствовала. — «Они хотят, чтобы она заняла место Главы Дома, и ей требуется одобрение Белой Башни. Одобрение Айз Седай, по крайней мере». — Чтобы как-то избежать состязания взглядов — и вероятно проигрывая их — она пошла к столу из черного дерева, где серебряный кувшин, стоящий на серебряном подносе с золотой насечкой, все еще испускал слабый аромат специй. Кубок с теплым вином помог обеспечить ее слабым оправданием за потерянный контакт глаз. Нужда оправдываться перед собой заставила ее поставить кувшин на поднос с резким стуком. Она избегала слишком часто смотреть на Сашалле. Даже сейчас она сообразила, что смотрела на женщину искоса. К собственному расстройству, она совсем не могла заставить себя полностью повернуться, чтобы встретить ее взгляд.

«Скажи ей нет, Сашалле. Ее брат, когда его видели в последний раз, был все еще жив, а у Башни есть и другие дела, вместо того, чтобы разбираться с восстанием против Возрожденного Дракона. Особенно теперь». — В ее памяти возник Торам Риатин, убегающий в странный туман, который мог менять форму и убивать, туман, который не брала Единая Сила. В тот день Тень пришла к стенам Кайриэна. Голос Самитсу напрягся от усилий сдержать дрожь. Не от страха, от гнева. Это случилось в тот день, когда она не справилась с Исцелением юного ал'Тора. Она терпеть не могла неудачи, и испытывала крайне неприятное чувство, когда о них вспоминала. И ей не нужно оправдываться. — «Большинство сторонников Риатина побеждены. Но те, кто все еще связан с Торамом, выступят против нее. С оружием, если будет необходимо, и в любом случае, поддерживая переворот в великом Доме нельзя сохранить мир. Сейчас в Кайриэне сохраняется сомнительный баланс, Сашалле, но это все же баланс, и мы не должны его разрушать». — Она смогла заставить себя резко замолчать, прежде чем она бы добавила, что Кадсуане тоже рассердилась бы, если они так поступят. Едва ли это добавило ей уважения в глазах Сашалле.

«Переворот все равно будет, поспособствуем мы этому или нет», — твердо сказала другая Сестра. Ее хмурый взгляд исчез, едва Самитсу показала, что слушала, хотя губы все еще были недовольно сжаты. Возможно, это было просто упрямство, а не война с ней, но едва ли это имело значение. Женщина не вдавалась в дискуссии и не пыталась ее переубедить, просто заявляла о собственном мнении. И что больше всего раздражало, делала это в виде большого одолжения. — «Дракон Возрожденный — глашатай переворотов и изменений, Самитсу. Предсказанный глашатай. А если бы его не было, этот город все еще Кайриэн. Ты считаешь, что они действительно перестали играть в Даэс Дей'мар? Поверхность воды может быть спокойной, но рыбы никогда не перестают плавать».

Красная, агитирующая за Возрожденного Дракона, словно какой-нибудь уличный демагог на площади! Свет!

«А если ты не права?» — Самитсу выдавила из себя слова против собственной воли. Сашалле — чтоб ей сгореть! — сохраняла полное спокойствие.

«Айлил отказалась от любых притязаний на Трон Солнца в пользу Илэйн Траканд, чего желал Возрожденный Дракон, и она готова дать ему вассальную клятву верности, если я попрошу. Торам вел свою армию против Ранда ал'Тора. Я говорю, что изменение стоит усилий, а шансы дают возможность, и я ей так и скажу ».

Колокольчики в волосах Самитсу зазвенели от резкого движения головой, и она едва сумела удержаться от нового косого взгляда. Восемнадцать из Сестер, Принявших Дракона, все еще оставались в Кайриэне. Кадсуане увела нескольких с собой, затем послала Аланну, чтобы взять еще — и все оставшиеся стояли выше чем Сашалле, но Хранительницы Мудрости старались держать их подальше от нее. В принципе, она не одобряла этого — Айз Седай не могут быть учениками кого бы то ни было! Это было возмутительно! — но на практике, это действительно облегчало ее работу. Они не вмешивались или не имели возможности, жалуясь, что Хранительницы Мудрости управляют их жизнями и следят за ними каждую минуту. К сожалению, по некоторым причинам она не могла учиться, Хранительницы Мудрости смотрели по-другому на Сашалле и двух других Сестер, которые были усмирены у Колодцев Дюмай. Усмирены. При мысли об этом она чувствовала слабую дрожь, но только слабую. И было бы лучше, если она когда-нибудь сумеет узнать, как Дамер Флинн Исцелил то, что невозможно Исцелить. По крайней мере, кто-то может Исцелять усмиренных, даже если это мужчина. Мужчина, способный направлять. Свет, вчерашний ужас сегодня превращается в обычное беспокойство, едва вы немного привыкаете.

Она была уверена, что Кадсуане перед уходом уладит все вопросы с Хранительницами Мудрости, поскольку она понимала различия между Сашалле, Иргэйн и Ронайллой. По крайней мере, она думала, что была уверена. Не в первый раз ее втянули в один из проектов легендарной Зеленой. Кадсуане могла быть хитрее любой Голубой — интрига вплетена внутрь интриги и обернута хитростью, оставляя ее в тени за спиной других. Некоторые интриги были спланированы потерпеть неудачу, чтобы помочь другим преуспеть, и только Кадсуане знала, какие были какими. Не утешительная мысль. В любом случае, те три Сестры были свободны оставаться или идти, куда они желали, и делать то, что желали. И конечно они не чувствовали надобности придерживаться наставлений, оставленных Кадсуане, или следовать за Сестрой, которую она оставила старшей. Их вела и сдерживала только безумная присяга ал'Тору.

Самитсу никогда в жизни не чувствовала себя слабой или неэффективной кроме случая, когда ее Талант подвел ее, но сейчас она больше всего на свете желала, чтобы Кадсуане вернулась и избавила ее от решения всех вопросов. Несколько слов, нашептанных в ухо Айлил, конечно, подавили бы любое желание леди претендовать на должность Главы Дома, но все же это ни к чему не приведет, если она не найдет какой-то способ отклонить Сашалле от ее цели. Не имеет значения, что Айлил боится что ее глупые тайны узнают даже за границей, несогласованность в том, что Айз Седай ей говорят, может вполне заставить ее решить, что лучше попробовать скрыться в своем поместье, и не рисковать оскорбить Сестру, в любом случае, чтобы она не сделала. Кадсуане очень бы расстроилась, потеряв Айлил. Сама Самитсу бы тоже расстроилась. Айлил была тайной дверцей в мир заговоров, назревающих среди знати, мера, по которой легко измерить интриги, были ли они все еще мелкими и их вероятность принести волнение. Проклятая Красная знала это. И едва Сашалле даст Айлил такое разрешение, то это к ней она прибежит со своими новостями, а не к Самитсу Тамагова.

Пока Самитсу колебалась не находя решения, дверь в коридор открылась, пропуская бледную строгую кайриэнку, ниже обеих Айз Седай на целую ладонь. Ее седые волосы были зачесаны в толстый узел на затылке, и она носила простое серое платье почти черного цвета, совсем без украшений, вид современной ливреи слуг Дворца Солнца. Слуги, конечно, никогда не стучались и не спрашивали разрешения войти, но Коргэйд Марендевин была не просто какой-то служанкой; тяжелая серебристая связка длинных ключей на поясе была своего рода офицерской лентой. Кто бы ни правил Кайриэном, Хранитель Ключей правил Дворцом Солнца простой и естественный факт, и в появлении Коргэйд не было и следа подобострастия. Она сделала минимальный реверанс, ровно на полпути между Самитсу и Сашалле.

«Меня попросили сообщать обо всем необычном», — сказала она, не обращаясь ни к кому конкретно в воздух, хотя просила ее об этом Самитсу. Вероятно, она узнала о борьбе за власть между ними, едва они узнали об этом сами. Немногое во Дворце случалось без ее ведома. — «Мне сказали, что на кухне Огир. Он и еще молодой человек, узнавали о работе в качестве каменщиков, но я никогда не слышала о каменщиках Огир, работающих вместе с людьми. И стеддинг Тсофу не присылал сообщений ни о каких каменщиках, свободных в ближайшее время, когда мы спрашивали их после… инцидента». — Пауза была едва заметна, и выражение лица не изменялось, но половина сплетен о нападении на Дворец Солнца винила в этом ал'Тора, другая Айз Седай. Несколько сплетен упоминали Отрекшихся, но только в связи с ал'Тором или с Айз Седай.

Задумавшись, сжав губы, Самитсу отбросила проклятую путаницу, в которую кайриэнцы превращали все, к чему бы они ни прикоснулись. Опровержения о причастности Айз Седай не сделали бы ничего хорошего. Три Клятвы не могут помочь в городе, где простые «да» или «нет» могли привести к шести противоречивым слухам. Но Огир… На дворцовую кухню вряд ли пустят случайных прохожих, а повара наверняка дадут Огир горячий обед, только чтобы поближе его рассмотреть. Огир сейчас был даже более необычен, чем всегда — в прошлом году или до этого. Время от времени еще встречались немногие, но всегда странствующие со скоростью, присущей только Огир, и редко задерживающихся на одном месте дольше, чем необходимо для сна. Они очень редко путешествовали вместе с людьми, однако, работали с людьми еще реже. Это сочетание вызывало у нее подозрение. Надеясь вытащить его наружу, она было открыла рот, чтобы задать несколько вопросов.

«Спасибо, Коргэйд», — сказала Сашалле с улыбкой. — «Вы очень помогли. Не оставите ли вы нас теперь наедине?» — Быть резкой с Хранительницей Ключей было хорошим способом остаться с грязным постельным бельем, холодным обедом, полным ночным горшком и с опаздывающими сообщениями. Тысячей раздражающих случайностей, которые могли превратить жизнь в страдание и заставить вас самих убирать грязь, пытаясь справиться с чем-нибудь вообще, но все же простая улыбка, спрятала бы жало в ее словах, обращенных к Коргэйд. Седовласая женщина слегка наклонила голову в знак согласия и снова сделала небольшой реверанс. На сей раз, очевидно, предназначавшийся Сашалле.

Едва за ней закрылась дверь, как Самитсу с силой грохнула серебряным кубком о поднос, так что теплое вино облило ее запястье и обернулась к Красной Сестре. Она была на краю потери контроля над Айлил, а теперь еще, кажется, и Дворец Солнца ускользает сквозь пальцы! Скорее у Коргэйд вырастут крылья и она полетит, чем сохранит в секрете то, что она только что здесь видела, и независимо от того, что она расскажет, новость полыхнет по дворцу со скоростью лесного пожара и заразит каждого слугу сверху донизу, до последнего конюха, подчищающего за лошадьми. Этот заключительный реверанс весьма ясно показал о чем она думала. Свет, как она ненавидит Кайриэн! Обычаи вежливого обращения между Сестрами была очень древними, но Сашалле не обладала достаточным авторитетом, чтобы заставить Самитсу сдерживать язык перед лицом этих бедствий, и она собиралась в грубой форме поставить ее на место.

Хмуро глядя на другую женщину, она увидела лицо Сашалле — действительно увидела, возможно впервые — и внезапно она осознала, почему оно ее так беспокоило, возможно даже она нашла ответ, почему ей было трудно прямо смотреть на Красную сестру. Ее лицо больше не было лицо Айз Седай, вне времени и возраста. Большинство людей могли бы сомневаться, но для другой Сестры было видно с первого взгляда. Возможно, еще оставались какие-то следы, которые заставляли Сашалле казаться более симпатичной, чем она была. В действительности, но каждый бы дал ей гораздо меньше лет, чем ей было на самом деле. Осознание этого факта приморозила язык Самитсу к небу.

Все, что было известно об усмиренных женщинах, было немного больше чем просто слухи. Они убегали и скрывались от других Сестер и, рано или поздно, они умирали. Обычно, рано, чем поздно. Потеря саидар была очень большим потрясением, чем большинство из них могло переносить долгое время. Более или мене — это было то немногое, что она знала, никто очень долгое время не пытался узнать больше. Редко осознаваемый страх в самом темном уголке сознания каждой Сестры, что такая же судьба в случае неосторожности могла с неизбежностью постичь и ее, препятствовало любому желанию узнать больше. Даже Айз Седай закрывали на что-то глаза, когда они не хотели этого видеть. Всегда были слухи, почти всегда бессмысленные и неопределенные. О них никогда не возможно припомнить, где вы их услышали впервые, неясный шепот, что всегда бывает вокруг. Тот слух, что Самитсу только что наполовину припомнила, рассказывал, что женщина, которая была усмирена становилась снова молодой, если осталась жива. До настоящего времени, это всегда казалось смехотворным. Восстановление способности направлять не все вернуло Сашалле. Теперь ей придется работать с Силой в течение многих лет, чтобы снова приобрести лицо, которое ясно скажет любой сестре, что перед ней настоящая Айз Седай. Или … это тоже восстановится? Изменение облика Айз Седай казалось неотвратимым, словно нанесенный на карту рельеф. И если ее лицо изменилось, что еще вместе с ним могло в ней измениться? Самитсу затрясло сильнее, чем при мысли об усмирении. Возможно, что это было одной из причин ее затруднений в попытках узнать способ Исцеления Дамера.

Теребящая айильское ожерелье, Сашалле кажется не понимала, что у Самитсу был повод обидеться на ее поведение, не заметила она и то, что Самитсу ее изучала.

«Это может быть пустышкой, и не стоить нашего внимания», — сказала она, — «но Коргэйд только сообщила о том, что слышала. Если мы хотим что-нибудь узнать, то мы должны увидеть все своими глазами» — замолчав, она подобрала юбки и бросилась из комнаты, оставляя Самитсу только выбирать последовать или остаться. Это было невыносимо! Но оставаться было бы непростительно.

Сашалле была не выше нее, но ей пришлось поспешить, чтобы не отставать, поскольку Красная стремительно мчалась по широким, прямым коридорам. Вопрос о лидерстве был снят, поскольку она выбрала бежать следом. Она про себя тихо бесилась, сдерживая зубовный скрежет. Препирательство с другой Сестрой на публике было в лучшем случае неправильно. В худшем, без сомнения, бесполезно. Это только углубило бы пропасть, в которую она катилась. Она почувствовала очень большое желание пнуть кого-нибудь.

Лампы на стенах давали достаточно света даже на самых темных участках, но в строгом кайреэнском стиле было мало цвета или художественных орнаментов, встречавшихся за пределами случайного гобелена с изображениям животных, сцен охоты или сражений. В нескольких нишах стояли золотые изделия либо фарфор Морского Народа, и в некоторых коридорах карнизы были украшены узором, но большая часть оставались не покрашенные. И это все. Кайриэнцы скрывали свое богатство от внешнего мира, также как и все остальное. Слуги, мужчины и женщины, снующие по залам словно усердные муравьи, носили ливреи угольного цвета, и только те, кто служили дворянам, благодаря своим разноцветным лентам Домов, вышитым на груди, казались яркими по сравнению с остальными. Один или даже двое даже носили кафтаны цветов их Дома, и посреди остальных казались иноземцами. Но взгляды всех были обращены куда-то себе под ноги и они едва приостанавливались, чтобы отдать быстрые поклоны или реверансы двум проходившим мимо сестрам. Дворец Солнца требовал бесчисленную армию слуг, и казалось, что этим утром все они разом вышли на работу и устремились по своим делам.

Знать, прогуливавшаяся по коридорам, тоже осторожно приносили свои знаки внимания проходящим Айз Седай, приветствуя их низкими голосами, далеко разносящимися по коридорам, с тщательно взвешенной иллюзией равенства и схожих взглядов на государственные дела. Они доказывали старую поговорку, что странные времена дают странных спутников. Старая вражда была забыта перед лицом новых опасностей. В одно мгновение. Здесь, двое или трое бледных кайриэнских лорда в темных шелковых кафтанах с тонкими цветными полосами поперек груди, некоторые с обритыми и напудренными лбами как всегда делали солдаты, прогуливались рядом с таким же числом темнокожих тайренцев, более рослых, в их ярких кафтанах с пышными полосатыми рукавами. Там, тайренская дворянка в аккуратной вышитой жемчугом шапочке, красивом парчовом платье и светлым отложным воротником шла под руку с низенькой кайриэнкой. Ее волосы были уложены в сложную прическу в виде башни, которая доходила почти до макушки ее компаньонки, серый шнур под ее подбородком и узкие полоски с цветами ее Дома, спускающиеся вниз по от груди до самого подола ее платья из темного шелка, были единственными украшениями. Все выглядели закадычными друзьями и доверяли друг другу. Некоторые союзы выглядели куда как странными по сравнению с другими. Множество женщин в последнее время стало носить иностранную одежду, очевидно никогда прежде задумываясь, как они притягивают мужские взгляды, и, заставив даже слуг бороться с собой чтобы не пялиться в их сторону. Брюки и кафтан, едва прикрывающий бедра, весьма не подходящая одежды для женщины, независимо от того сколько сил было вложено в украшение его драгоценными камнями или вышивку. Ожерелья с драгоценными камнями, браслеты и пряжки с брызгами разноцветных перьев только подчеркивали странность одежды. И туфли ярких цветов, с каблуками такой высоты, что добавляли почти ладонь к росту женщины, из-за которых казалось, что они готовы упасть при каждом неверном шаге.

«Скандально», — пробормотала Сашалле, уставившись на одну из таких пар и от неодобрения дернув за юбки.

«Скандально», — повторила Самитсу прежде, чем смогла остановиться, и с силой захлопнула рот так, что щелкнули зубы. Она должна следить за языком. Выражать согласие только, потому, что она согласилась, было плохой привычкой, которой можно потакать при общении с Сашалле.

Тем не менее, она не смогла сдержаться от неодобрительного оглядывания на пару. И удивления. Еще год назад, Алейн Чалиандред и Фионнда Аймариз вцепились бы друг другу в горло. Или скорее всего, наняли бы кого-нибудь перерезать горло противника. Но кто бы ожидал увидеть Бертома Сайган мирно гуляющего с Вейрамоном Саньяго, и никто из них не хватался за кинжалы на боку? Странные времена и странные спутники. Несомненно они играли в Игру Домов, постоянно лавируя в поисках каких-нибудь преимуществ, но видимо граница, которая казалось, была высечена на камне, теперь оказалась проведена всего лишь по воде. Очень странные времена.

Кухни были в самом нижнем этаже Дворца Солнца, в задней части здания, группа каменных зданий лучами расходящихся от центрального лишенного окон зала, полного железных печей и духовок из кирпича, каминов, выложенных из массивных камней. Температура была так высока, что любого бы заставила позабыть про снег снаружи, и даже о зиме. Обычно здесь вечно потные повара и поварята, одетые под белыми фартуками столь же мрачно, как и прочие слуги, носились по помещению в заботах о готовности обеда, готовили на длинных, посыпанных мукой, столах хлеб, а на покрытых мраморными столешницами столах разделывали птицу, которую затем насаживали на вертел очага. Сейчас картина была другая. Носились только истекающие слюной собаки, стараясь ухватить себе какую-нибудь косточку. Стояли корзины нечищеной и не нарезанной репы и моркови, от забытых кастрюль исходил сладкий и пряный запах. Даже поварята, мальчики и девочки, тайно отирающие свои лица о передники, стояли в сторонке от группы женщин, окруживших один из столов. Из дверного проема Самитсу могла разглядеть затылок Огир, возвышавшийся над толпой, где он сидел за столом. Даже сидя он был бы выше большинства стоящих мужчин, и при этом гораздо шире. Конечно, кайриэнцы все были низкорослые, и это ей помогло. Она нащупала руку Сашалле, и к ее удивлению, женщина «без возражений» остановилась, где была.

«… исчез, не оставив даже намека куда собрался?» — спрашивал Огир низким голосом похожим на землетрясение. Его длинные кисточки на ушах, которые топорщились сквозь длинные темные волосы, свисающие до высокого воротника, тревожно дернулись вперед и назад.

«О, перестаньте о нем говорить, Мастер Ледар», — ответил ему дрожащий голос женщины, хорошо отрепетированным ответом. — «Злой он был. Сломал, вот, половину дворца с помощью Единой Силы, да. От одного его вида кровь застывала в жилах. Он мог убить вас с одного только взгляда. Тысячи умерли от его собственной руки. Десятки тысяч! О, мне не нравится об этом говорить!»

«Для того, кто так сильно не любит кое о чем говорить, Элдрид Метин», — заметила резким тоном другая женщина, — «ты конечно говоришь немного». — Крепкая и весьма рослая для кайриэнки, почти как сама Самитсу, с несколькими прядями седых волос, сбегающих из-под простого белого льняного колпака, она, должно быть, была здесь главным поваром, потому что каждый, кого могла видеть Самитсу быстро кивнул, соглашаясь, и со смехом подтвердили, — «О, вы правы, Госпожа Белдейр», — самым льстивым образом. У слуг собственная иерархия, столь же строгая как в Башне.

«Но это действительно для нас не те вещи, чтобы сплетничать, Мастер Ледар», — продолжала рослая женщина. — «Это дело Айз Седай, а не ваше или мое. Расскажите нам побольше о Пограничных королевствах. Вы действительно видели троллоков?»

«Айз Седай», — где-то пробормотал мужчина. Скрытый толпой, стоявшей вокруг стола, он должен был тем самым спутником Ледара. Самитсу не видела среди поваров больше никаких мужчин. — «Скажите, вы действительно думаете, что они сделали этих мужчин, вы сказали Аша'манов, Стражами? И что слышно о том, который умер? Вы не сказали как это случилось».

«Почему? Это Дракон убил его», — пропищала Элдрид. — «А как еще Айз Седай подчинили бы подобных мужчин? О, они были ужасны, эти Аша'маны. Они могли превратить вас взглядом в камень. Вы сразу поймете, когда только увидите. Сразу же, знаете ли. У них ужасные горящие глаза».

«Замолкни, Элдрид», — твердо сказала Госпожа Белдейр. — «Возможно они были Аша'ман, а возможно и нет, Мастер Андерхилл. Возможно они стали Стражами, а возможно нет. Все, что я и остальные можем сказать — они были с ним», — ударение на последнем слове, ясно показывало, о ком она говорила. Элдрид могла конечно считать Ранда ал'Тора пугающим, но эта женщина не хотела даже называть его имя вслух, — «и вскоре после того, как он уехал, Айз Седай внезапно сказали им, что делать и они так и сделали. Конечно, любой дурак знает, надо делать то, что приказывают Айз Седай. В любом случае, эти парни все ушли. Почему вы так ими интересуетесь, Мастер Андерхилл? Это — андорское имя?»

Ледар закинул назад голову и засмеялся, громкий звук быстро заполнил комнату. Его уши яростно дергались. — «О, мы хотим знать все о местах, которые посещаем, Госпожа Белдейр. Пограничные королевства, вы говорили? Вы могли бы решить, что здесь холодно, но в Пограничных областях мы видели как деревья от холода раскалываются словно скорлупа ореха в огне. Вы видите льдины в реке, плывущие вниз по течению, но мы видели реки шириной с Алгуенью полностью подо льдом, по которым торговцы могут проехать с гружеными фургонами как по дороге, и мужчин, которые ловят рыбу сквозь отверстия, прорубленные во льду толщиной в целый спан. Ночью вспыхивают искры света в небе, которое, кажется, треснуло, достаточно яркие, чтобы потускнели сами звезды, и…»

Даже Госпожа Белдейр наклонилась к Огир, чтобы лучше слышать, но один из поварят, слишком маленький, чтобы что-то разглядеть поверх голов взрослых, оглянулся, и когда увидел Самитсу и Сашалле, его глаза стали квадратными. Его пристальный взгляд приклеился к ним, словно попал в ловушку, но одной рукой он дернул за рукав Госпожу Белдейр. В первый раз, она, не оглядываясь, отмахнулась от него. Со второго рывка, она повернулась с грозным видом, который моментально исчез, когда она тоже увидела Айз Седай.

«Рады видеть вас, Айз Седай», — сказала она, торопливо поправляя выбившиеся волосы назад под колпак, и делая реверанс. — «Чем могу служить?»

Ледар замер посередине фразы, и его уши на мгновение напрягались. Он не оглянулся к дверям.

«Мы желаем побеседовать с вашими посетителями» — сказала Сашалле, входя на кухню. — «Мы не помешаем вам работать».

«Конечно, Айз Седай», — Если даже женщина и почувствовала какое-либо удивление от желания сестер побеседовать с посетителями кухни, она не показала вида. Оглядевшись по сторонам, чтобы увидеть всех, она хлопнула в пухлые ладоши и начала извергать распоряжения. — «Элдрид, те репы никогда сами не смогут почиститься. Кто видел фиги для соуса? Сушеные фиги трудно достать! Где — твоя ложка, Казандил, быстро ищи», — Повара и поварята брызнули каждый в свою сторону, и грохот ложек и горшков быстро заполнил кухню, хотя каждый явно предпринимал отчаянные усилия быть как можно тише, чтобы не мешать Айз Седай. Они даже старались не смотреть в их сторону, хотя из-за этого многие стояли скособочившись.

Огир мягко поднялся на ноги, его голова взметнулась под потолок. Его одежда была такой же, что Самитсу помнила по прошлым встречам с Огир, длинный темный кафтан, доходивший почти до сапог. Пятна на его кафтане говорили о том, что он много путешествовал. Обычно Огир были опрятными. Он обернулся к ним только наполовину, чтобы взглянуть на нее и Сашалле, и делая поклон потер широкий нос, словно он вдруг зачесался, частично скрыв широкое лицо, но она заметила, что для Огир, он казался слишком молодым. — «Простите нас, Айз Седай», — пробормотал он, — «но мы действительно должны идти дальше». — Нагнувшись, чтобы подобрать огромный кожаный сверток, который был похож на скатку большого одеяла, связанного поверх чего-то, вроде нескольких квадратных рам. Он повесил широкий ремень на одно плечо. Его просторные карманы тоже оттопыривались угловатыми формами. — «Нам до сумерек нужно пройти долгий путь». — Его компаньон оставался сидеть, положив руки на стол. Это был светловолосый молодой человек с недельной щетиной, превратившейся в бороду, который кажется не один раз спал не снимая мятого коричневого кафтана. Он настороженно наблюдал за Айз Седай, темными глазами, похожий на загнанного в угол лиса.

«Куда вы направляетесь, чтобы успеть добраться до сумерек?» — Сашалле, не останавливаясь, оказалась прямо перед молодым Огир, встав так близко, что пришлось вытянуть шею, хотя она постаралась сделать это изящно, а не неуклюже. — «Собираетесь ли вы на встречу в стеддинге Шангтай, о которой мы слышали, Мастер… Ледар, не так ли?»

Его длинные уши яростно задергались, затем замерли, и его глаза, размером с чайное блюдце, прищурились, словно у осторожного человека, пока свисающие кончики бровей не опустились на щеки. — «Ледар, сын Шандина сына Коймал, Айз Седай», — неохотно ответил он. — «Но, конечно, я не собираюсь к Великому Пню. Потому что Старейшины не позволят мне приблизиться настолько, чтобы услышать то, о чем они говорят». — Он захихикал басом, что прозвучало неубедительно. — «Мы не сможем сегодня добраться туда, куда собираемся, Айз Седай, но каждая лига, которую мы прошли — это лига, которую мы не должны будем преодолевать завтра. Мы должны собираться в путь». — Небритый молодой человек встал, нервно поправляя рукой рукоять длинного меча, пристегнутого к поясу, но не сделал ни малейшей попытки взять свой тюк, лежащий в ногах, и последовать за Огир, двинувшемся к двери, которая вела на улицу, даже когда Огир бросил ему через плечо, — «Карлдин, нам нужно идти»

Сашалле мгновенно оказалась на пути у Огир, хотя ей пришлось сделать три шага против его одного. — «Вы узнавали о работе для каменщиков, Мастер Ледар», — сказала она тоном, отвергающим всякую чепуху, — «но ваши руки никогда не видели работы каменщика. Для вас будет лучше ответить на мои вопросы».

Подавляя торжествующую улыбку, Самитсу встала около Красной сестры. Сашалле правда думала, что она может просто так ее отодвинуть и выведать, что здесь происходит? Ее ждет сюрприз.

«Вам действительно придется задержаться», — сказала она Огир тихим голосом. Шум в кухне должен помешать другим расслышать что-либо, но не было смысла рисковать. — «Когда я только появилась во Дворце Солнца, я услышала о молодом Огир, друге Ранда ал'Тора. Он покинул Кайриэн несколько месяцев назад в компании с молодым человеком по имени Карлдин. Не так ли, Лойол?» — Уши Огир поникли.

Молодой человек грубо выругался, ему следовало бы знать, что при сестрах лучше не выражаться. — «Я ухожу тогда, когда я хочу, Айз Седай», — сказал он резко, но тихим голосом. Он делил свой пристальный взгляд между нею и Сашалле, но все же старался следить за всеми, работающими на кухне, которые могли бы приблизиться. Он тоже не хотел чтобы их подслушали. — «И прежде, чем я уйду, я хочу услышать некоторые ответы. Что случилось с… моими друзьями? И с ним. Он сошел с ума?»

Лойол тяжело вдохнул воздух, и успокаивающе двинул огромной рукой. — «Полегче, Карлдин», — пробормотал он. — «Ранд не хотел бы, чтобы у тебя были неприятности с Айз Седай. Полегче». — Угрюмость Карлдина только усилилась.

Внезапно Самитсу пришло в голову, что она была слишком легкомысленной, и ей следовало бы обращаться с ним осторожнее. Это были глаза загнанного в угол не лиса, а волка. Она слишком привыкла к Дамеру, Джахару и Эбену, связанных узами и прирученных. Возможно это было легким преувеличением, хотя Мериза предпринимала такие попытки с Джахаром — тем способом, что всегда применяла — и казалось, что вчерашний ужас, после тщательного возделывания, мог бы сегодня превратиться в большое удовольствие. Карлдин Манфор был Аша'маном, и не был связан узами, ни приручен. Удерживает ли он в данный момент мужскую половину Силы? Ей стало смешно. Умеют ли птицы летать? Сашалле смотрела на молодого человека изучающим хмурым взглядом, ее руки все еще сжимали юбку, но Самитсу был довольна, что не видит вокруг нее свечение саидар. Аша'маны могут чувствовать, когда женщина касается Источника, и это могло бы заставить его действовать… слишком поспешно. Конечно, она и Самитсу вместе могли бы с ним справиться — смогли бы, если он уже удерживает Силу? Конечно, они смогли бы. Конечно! — но было бы намного лучше, если им не придется пробовать.

Теперь Сашалле конечно не пыталась перехватить инициативу, поэтому Самитсу слегка коснулась его левой руки. Сквозь рукав она почувствовала что она тверда словно кусок железа. Так что он был столь же упрям как и она. Такой же упрямый? Свет, Дамер и те другие испортили все ее инстинкты! — «В последний раз, когда я его видела он казался столь же нормальным как и большинство мужчин», — сказала она мягко, с таким же легким ударением. Ни кого из кухарок не было поблизости, но некоторые уже начинали подкрадываться к их столу. Лойол громко с облегчением выдохнул, словно ветер пронесся изо рта пещеры, но все ее внимание было сосредоточено на Карлдине. — «Я не знаю, где он, но он был жив несколько дней назад». — Аланна был молчалива как мидия, да еще и командовала, зажав в руке приказы Кадсуане. — «Федвин Морр, боюсь, умер от яда, но я понятия не имею, кто его дал». — К ее удивлению, Карлдин просто кивнул, с жалкой гримасой, и пробормотал что-то непонятное себе под нос о вине. — «Что касается других, они стали Стражами по собственной воле». — Настолько, насколько каждый мужчина способен что-то сделать по доброй воле. Ее Рошан тоже не хотел быть Стражем, пока она не решила это за него. Любая женщина, даже не будучи Айз Седай, обычно может заставить мужчину сделать то, что она хочет. — «Они решили, что это лучший выбор, более безопасный, чем возвращение к… остальным вашим. Повреждения, что ты здесь видел, были сделаны с помощью саидин. Ты понимаешь, кто должен стоять за этим? Это была попытка убить того, за чье здравомыслие вы боитесь».

Это кажется его также не удивило. Кто был теми Аша'манами? Действительно ли их так называемая Черная Башня была логовом убийц? Напряжение покинуло его руки, и внезапно он оказался просто утомленным дорогой молодым человеком, которому нужно побриться. «Свет!» — выдохнул он. — «Что мы будем делать теперь, Лойал? Куда пойдем?»

«Я… не знаю», — ответил Лойал, его плечи устало поникли и длинные уши опустились. — «Я… Мы должны найти его, Карлдин. Любым способом. Мы не можем все бросить теперь. Мы должны дать ему знать, что мы сделали то, что он просил. Настолько, насколько мы могли».

Что это было такое, о чем их просил ал'Тор, задалась вопросом Самитсу. При небольшой удаче, она сможет многое узнать у этих двоих. Измотанный мужчина и Огир, чувствующий себя потерянным и одиноким, были почти готовы ответить на ее вопросы.

Карлдин подскочил, его рука сжалась на эфесе, а чуть позже она разразилась проклятиями, поскольку в комнату влетела служанка, с юбкой, подобранной почти до колен, вопящая. — «Лорда Добрэйна убили! Нас всех убьют прямо в кроватях! Я видела ходячих мертвецов, старого Марингила, и моя мама мне говорила, что духи убьют вас, если было совершено убийство! Они…» — Ее рот застыл открытый, когда она заметила Айз Седай, и она застыла, все еще сжимая в руках поднятую юбку. Народ на кухне казался, застыл на месте, то же наблюдая за Айз Седай краешком глаз, чтобы видеть то, что они сделают.

«Только не Добрэйн», — простонал Лойал, уши повисли вдоль головы. — «Не он». — Он выглядел одновременно сердитым и печальным, его лицо окаменело. Самитсу вспомнила, что никогда прежде не видела рассерженных Огир.

«Как тебя зовут?» — потребовала Сашалле от нее прежде, чем Самитсу сумела открыть рот. — «Как ты узнала, что он был убит? Откуда ты знаешь, что он мертв?»

Женщина сглотнула, ее взгляд примерз к пристальному взгляду Сашалле. — «Кера, Айз Седай?» — сказала она нерешительно, согнув колени в реверансе, и только затем поняв, что все еще держит в руках край юбки. Торопливо расправив ее, только увеличив свое волнение, она продолжила. — «Кера Дофнал? Они говорят… Все говорит, что Лорд Добрэйн… Я имею в виду, он был… Я думаю…», — Она снова с трудом сглотнула. — «Они все говорят, что его комнаты залиты кровью. Он был найден, лежащим в огромной луже крови. С отрубленной головой, как говорят…»

«Они говорят очень много», — мрачно сказала Сашалле, — «и обычно неправду. Самитсу, ты идешь со мной. Если Лорд Добрэйн ранен, ты может быть кое-что сможешь сделать для него. Лойал, Карлдин, вы тоже идете, я не хочу терять вас из вида до того, как появится шанс задать несколько вопросов».

«Чтоб ваши вопросы сгорели!» — прорычал молодой Аша'ман, хватая свои вещи. — «Я убираюсь!»

«Нет, Карлдин», — сказал мягко Лойал, дотронувшись до руки своего спутника. — «Мы не можем уйти прежде, чем мы узнаем что с Добрэйном. Он — друг. Друг Ранда, и мой. Мы не можем. Все равно, куда нам спешить?» — Карлдин смотрел куда-то вдаль. Он не ответил.

Самитсу сдавила закрытые веки, и глубоко вздохнула, но это не помогло. Она снова спешила за Сашалле, стараясь не отставать от быстрого, широкого скользящего шага другой женщины. Фактически она почти бежала. Сашалле задала темп быстрее, чем прежде.

Гул голосов раздался за спиной, едва они вышли из двери. Кухарки, вероятно выжимали из служанки все подробности, которые она вероятно, выдумает, если не сможет вспомнить. Скоро из кухни выйдет десять различных версий событий, если не столько же, сколько было в кухне людей. Хуже всего, что эти десять версий событий, добавятся к слухам, которые несомненно уже пустила Коргэйд. Вряд ли она смогла бы припомнить столь же ужасный день, словно выскальзывающая из-под ног скользкая дорога, которая превращается в следующую ледяную дорожку, в следующую и так далее. Кадсуане найдет ее, где бы она не спряталась, чтобы сделать из ее шкуры перчатки! По крайней мере, Лойал и Карлдин тоже шли за Сашалле. Чтобы она не узнала у них, возможно что-то все еще можно спасти. Несясь вперед с боку от Сашалле, она с помощью коротких взглядов назад старалась их изучить. Стараясь шагать потише, чтобы не наступать Айз Седай на пятки, Огир беспокойно хмурился. Из-за Добрэйна, вероятно, но возможно из-за завершения его таинственной миссии «на столько, на сколько смог». Которая была тайной, что она намеревалась узнать. Молодой Аша'ман без труда поспевающий за их приличным темпом, хотя на его лице застыло упрямое выражение нежелания, его рука ласкала эфес меча. Его опасность не в мече. Он подозрительно поглядывал на спины Айз Седай впереди, встретив мимолетный взгляд Самитсу с черным негодованием. Похоже, он старался держать рот на замке. Она должна найти способ заставить открыть его не только для рычания.

Сашалле ни разу не оглянулась, проверить, что парочка следовала за ними, но она возможно слышала глухой стук сапог Огир по плиткам пола. Ее лицо было задумчивое, и Самитсу много бы дала, чтобы узнать то, о чем она думала. Сашалле могла клясться Ранду ал'Тору, но какую защиту это давало остальным Аша'манам? В конце концов, она была Красная. Это не поменялось вместе с лицом. Свет, это может оказаться худшей скользкой дорогой из всех! Это был длинный трудный подъем от кухонь до комнат Лорда Добрэйна в Башне Полной Луны, которая обычно предназначалась для гостей самого знатного рода, и всю дорогу Самитсу видела свидетельства того, что Кера была далек не первой, кто услышал то, что рассказывали какие-то неизвестные «они». Вместо бесконечных потоков слуг, текущих по коридорам, по углам толпились небольшие возбужденные кучки, с тревогой перешептываясь. При виде Айз Седай, они тут же разбегались и уносились прочь. Кое-кто правда замер, увидев Огир, шагающего по дворцу, но почти все сбежали. Знатные лорды, которые должны были быть тут прежде, все исчезли, несомненно, разойдясь по собственным комнатам, чтобы поразмышлять о возможностях и опасностях, которые принесет им смерть Добрэйна. Независимо от того, что думала Сашалле, Самитсу больше не сомневалась. Если бы Добрэйн был жив, его слуги уже заплатили бы за подобные слухи.

Еще одним подтверждением был коридор возле апартаментов Добрэйна, переполненный на смерть перепуганными слугами. Их рукава на уровне локтя были разделены на синий и белый цвета Дома Таборвин. Некоторые плакали, другие выглядели так, словно земля уходит у них из-под ног. Услышав Сашалле они раздались в стороны, пропуская Айз Седай, двигаясь словно пьяные или какие-нибудь механизмы. Их проводили ошеломленные взгляды, заметившие огир, но не понявшие то, что они увидели. Немногие вспомнили о необходимости оказать им даже формальные знаки внимания.

Приемная была набита слугами Добрэйна, выглядевших полностью ошеломленными. Сам Добрэйн неподвижно лежал на циновке посредине большой комнаты. Его голова по прежнему была прикреплена к телу, но его глаза были закрыты, и корка подсыхающей крови, натекшей из длинной раны на голове, закрывала черты его лица. Темная струйка сочилась из приоткрытого рта. Двое слуг со слезами, струящимися вниз по щекам, при появлении Айз Седай застыли с куском белой ткани в руках, которой собирались закрыть его лицо. Добрэйн кажется уже не дышал, на его груди было еще несколько глубоких ран, заливших кровью кафтан с тонкими разноцветными полосками, спускающимися вниз до колен. Возле подстилки, испортив великолепный желто-зеленый ковер с бахромой тайренской работы, темнело огромное пятно, превышающее размерами тело мужчины. Каждый, кто потеряет столько крови должен умереть. Тела еще двух мужчин лежали на полу, растянувшись неподалеку. Один с остекленевшими глазами, уставившись в потолок, другой на боку, костяная рукоять ножа торчала у него между ребер. Лезвие наверняка вошло в сердце. Низкорослые, бледные кайриэнцы, оба в ливреях дворца, но слуги никогда не носили длинных кинжалов с деревянными рукоятями, которые лежали возле каждого трупа. Слуга Дома Таборвин застыл увидев двух Сестер с занесенной для удара ногой, без сомнения собираясь пнуть один из трупов, но через мгновение все равно погрузил ботинок в ребра мертвеца. Определенно, правила этикета в настоящее время были отложены на неопределенное время.

«Уберите тряпку чтобы не мешалась», — приказала Сашалле мужчинам у подстилки. — «Самитсу, взгляни, сможешь ли ты чем-нибудь помочь Лорду Добрэйну?»

Независимо от ее собственного мнения, инстинкт направил Самитсу к Добрэйну, но этот приказ — а это был не признающий возражений приказ! — заставил споткнуться. Скрипя зубами, она продолжила путь и осторожно встала на колени возле циновки, в стороне от все еще влажного пятна, положив руки на залитую кровью голову Добрэйна. Она никогда не обращала внимания на испачканные кровью руки, но с шелковой ткани пятна крови было невозможно вывести, если не пользоваться Силой, а она все еще чувствовала уколы совести, когда использовала Силу для какой-нибудь будничной работы.

Необходимое плетение было ее второй натурой, так что она, не задумываясь, обняла Источник и ощупала кайриэнского лорда. И моргнула от удивления. Инстинкт заставил ее продолжать. И хотя прежде она была уверена, что в комнате было три трупа, все же жизнь все еще теплилась в Добрэйне. Крошечный уголек, который погаснет от шока Исцеления. Про то, что шок обязательно будет, она знала.

Ее глаза нашли светловолосого Аша'мана. Он присел возле одного из трупов, спокойно его обыскивая, не обращая внимания на потрясенные взгляды слуг. Одна из женщин только теперь заметила Лойала, стоящего в дверях, и так сильно удивилась, будто он появился из ниоткуда. Огир был похож на охранника, стоящего в дверях, сложивший руки поперек груди, и с мрачным выражением на широком лице.

«Карлдин, ты знаешь способ Исцеления, который использует Дамер Флинн?» — спросила Самитсу. — «Тот, в котором действуют все пять Стихий?»

Он на мгновение остановился, поглядев на нее хмуро. — «Флинн? Понятия не имею, о чем вы говорите. Все равно, у меня нет Таланта к Исцелению».

Уставившись на Добрэйна, он добавил, «Для меня он выглядит мертвым, но я надеюсь, что вы сможете его спасти. Он был тогда у Колодцев». — И снова вернулся к обыску мертвеца.

Самитсу облизнула губы. Обостренные чувства от наполнения Силой в такой ситуации всегда ей казались притупленными. В ситуации, когда все возможные варианты плохие. Тщательно она собрала потоки Воздуха, Духа и Воды и сплела их в основное плетение Исцеления, которое знала каждая сестра. Никто из ныне живущих не имел большего Таланта к Исцелению, чем она, а большинство сестер могли Исцелять только синяки и ушибы. Она в одиночку могла Исцелять почти как объединенный круг. Большинство сестер вообще не могли регулировать плетение. Но большая часть из них даже не пробовали научиться. Она умела это с самого начала. О, она не умела Исцелять одну важную вещь, и забросила все остальное, чтобы научиться способу, которым умел лечить Дамер. То, что она сейчас делала, повлияет на все от ножевых ран до насморка, от которого также страдал Добрэйн. Плетение рассказало ей все, что его беспокоило. Но она убрать наихудшие повреждения, словно их никогда не было, или Исцелить так, словно он долгое время поправлялся самостоятельно, или что-нибудь между этими крайностями. Каждый вариант требовал от нее больших сил, но не меньше требовалось и от пациента. Чем меньшее число изменений в теле, тем меньше сил тела это расходовало. Помимо глубокой раны на голове, все раны, нанесенные Добрэйну весьма серьезны. Четыре глубоких прокола легких, два из них доставали почти до сердца. Сильное Исцеление убило бы его прежде, чем закончили закрываться раны, тогда как слабое восстановление будет достаточно долгим, чтобы он утонул в луже собственной крови. Она должна была выбрать что-нибудь среднее и надеяться, что она окажется права.

Я — лучшая, из всех когда-либо живших, смутно думала она. Это сказала ей Кадсуане. Я — лучшая. Изменив немного плетение, она позволила ему проникнуть в неподвижное тело.

Несколько слуг вскрикнули от потрясения, когда тело Добрэйна стало трястись. Он наполовину сидел, запавшие глаза широко раскрылись, изо рта прозвучал длинный мучительный звук, похожий на скрежет. Затем его глаза закатились назад, и он выскользнул из ее захвата, с глухим стуком упав назад на циновку. Торопливо она скорректировала плетение и направила его снова на тела, затаив дыхание. Он ожил. Волосок, на котором висела его жизнь слегка укрепился, но все равно оставался еще столь слабым, что он все равно мог умереть, но уже не от этих ударов, может косвенно. Даже сквозь засохшую кровь, залившую волосы, обритые со лба, она могла видеть розовую линию шрама, вившуюся поперек его макушки. То же самое было под рубашкой, и в будущем он будет страдать от одышки, когда будет напрягаться, если все же выживет. Но в тот миг он ожил, и это было главное. Всего один миг. Оставался еще вопрос о том, кто хотел его смерти, и почему.

Отпуская Силу, она пошатнулась. Уходившая саидар всегда оставляла утомление. Один из слуг, нерешительно, с поклоном, вручил ей ткань, которой собирался закрыть лицо своего господина, и она воспользовалась ей, чтобы вытереть руки.

«Отнесите его на кровать», — сказала она. — «Найдите столько теплой воды с медом сколько сможете и давайте ему. Он должен быстро вернуть себе силы. И найдите Мудрую… Чтицу? Да, Чтицу. Она ему тоже понадобится», — Больше она ему ничем не может помочь, а травы смогли бы. По крайней мере, приготовленные Чтицей они вряд ли повредят, а в худшем случае женщина просто убедиться, что они дают ему достаточно медяной воды.

С глубоким поклоном и многочисленными благодарностями, четверо слуг подняли циновку и понесли Добрэйна внутрь апартаментов. Большая часть других последовали за ними, с выражением облегчения на лицах, остальные вышли в коридор. Мгновение спустя оттуда донеслись радостные крики и приветствия, она слышала свое имя почти так же часто как и имя Добрэйна. Очень хорошо. Но это еще больше бы ее удовлетворило, если бы Сашалле не улыбалась ей одобряющей улыбкой. Одобряющей! Почему бы при этом ей не погладить ее головке?

Карлдин процессу Исцеления, на сколько смогла заметить Самитсу, не уделил ни малейшего внимания. Закончив обыскивать второй труп, он поднялся и пересек комнату, направляясь к Лойалу, пытаясь показать огир кое-что, прикрытое телом от Айз Седай. Лойал решительно взял это из руки Аша'ман — это оказался лист бумаги бежевого цвета, со следами от сгибов — и развернул перед лицом, игнорируя недовольство Карлдина.

«Но это бессмысленно», — пробормотал огир, хмурясь читая бумагу. — «Полностью бессмысленно. Если только…», — закончил он резко, долго шевелил ушами, и обменялся странным взглядом со светловолосым парнем, который ответил ему кивком. — «О, это очень плохо», — наконец сказал Лойал. — «Если их было больше двух, Карлдин, если они нашли…» — Он задохнулся на полуслове от толчка молодого человека.

«Пожалуйста, я тоже посмотрю на это», — протянув руку сказала Сашалле, и не смотря на вежливое «пожалуйста», это была не просьба.

Карлдин попытался выхватить бумагу из руки Лойала, но огир спокойно вручил ее Сашалле, которая без особого выражения просмотрела ее и затем передала ее Самитсу. Это была плотная бумага, гладкая и дорогая, и выглядевшая новой. Самитсу должна была следить за выражением своего лица по мере чтения этого документа.

По моему приказу, предъявители сего должны забрать из моей комнаты некоторые вещи, которые они узнают, и вынести их из Дворца Солнца. Не беспокойте их, предложите необходимую помощь, которую они потребуют, и храните происходящее в тайне, именем Возрожденного Дракона и болью его неудовольствия.

Добрэйн Таборвин

Она часто видела как писал Добрэйн, чтобы признать его руку в округлом подчерке. «Очевидно кто-то нанял очень хорошего подельщика», — сказала она, заработав быстрый, высокомерный взгляд от Сашалле.

«Действительно кажется маловероятным, что он написал это сам, и получил удар от собственных людей по ошибке», — глухим голосом сказала Красная. Ее пристальный взгляд метался между Лойалом и Аша'маном. — «Что такого они, возможно, нашли?» — потребовала она от них. — «Что это такое, что вы боитесь, что они нашли?» — Карлдин с мягкой улыбкой вернул ей взгляд.

«Я подразумевал только то, зачем они приходили», — ответил Лойал. — «Они должны были придти, чтобы кое-что украсть». — Но кисточки на его ушах дрожали, так сильно они прежде не тряслись, он не мог их контролировать. Большинство огир очень неважные лгуны, по крайней мере, молодые.

Волосы Сашалле качнулись, поскольку она специально мотнула головой. — «То, что вам известно чрезвычайно важно. Вы никуда не уйдете, пока я тоже это не узнаю»

«И как вы собираетесь нас остановить?» — вкрадчивость слов Карлдина делала их чрезвычайно опасными. Он спокойно встретил пристальный взгляд Сашалле, словно ничто в мире его не волновало. О, да! Это волк, а не лис!

«Я думала, что никогда вас не найду!», — объявила Розара Медрано, войдя в это мгновение, в установившейся рискованной тишины, в красных перчатках, плаще с меховой подкладкой. Капюшон был отброшен на спину, открывая резные гребни из кости в ее черных волосах. От таявшего снега на плаще были видны влажные пятна. Высокая и смуглая от солнца, что делало ее похожей на айилку, она с первым светом выехала, пытаясь найти какие-то приправы для приготовления особого вида тушеной рыбы, как ее готовят только в ее родном Тире. Она едва удостоила Лойала и Карлдина короткого взгляда, и не стала справляться о Добрэйне.

«Группа Сестер въехала в город, Самитсу. Я гнала как сумасшедшая, чтобы их опередить, но к этому моменту они могли уже добраться. С ними Аша'маны, и один из них — Логайн!»

Карлдин рассмеялся грубым лающим смехом, и Самитсу задавалась вопросом, проживет ли она достаточно долго, чтобы Кадсуане начала ее искать.