Пепел и проклятый звездой король

Глава

26

Орайя

Я заставила себя открыть глаза.

Боль сотрясала мое тело, но я не могла определить, откуда она исходит, а только то, что она была невыносимой.

Было темно. Я с трудом различала очертания форм в тенях. Единственный свет исходил от двух фонарей с Ночным огнем над незажженным очагом. Здесь пахло плесенью, пылью и давно ушедшей цивилизацией. Окон не было, только камень и несколько полуразвалившихся кусков сломанной мебели. Откуда-то исходил сильный холодный сквозняк, а вот откуда именно я не могла определить.

Эвелина стояла передо мной, держа в руках меч — Пожиратель сердец.

— Мне было интересно, что с ним стало, — сказала она.

Черт. Она рылась в моих вещах. Я проклинала себя за то, что вообще взяла его с собой, но в то время мне казалось, что гораздо безопаснее держать его при себе, чем оставлять без охраны в Сивринаже. Теперь это казалось глупостью.

Я попыталась пошевелиться и была вознаграждена таким резким всплеском боли, что у меня перехватило дыхание. Я вывернула шею и издала приглушенный вздох.

Мои руки были связаны спереди. Но это были не те путы, которые удерживали меня в неподвижном состоянии, нет, это были гвозди, вбитые в мои крылья, которые были расположены вдоль кирпичной стены. Моя кровь, ярко-малиновая, стекала по кожистым черным полосам, повторяя мои красные метки Наследника.

Холодный, неумолимый ужас охватил меня. Я пыталась отогнать его, но как это сделать? Райн не сказал мне. Даже отчаянное желание прогнать его не принесло ничего, кроме панической боли в сердце.

Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, пока мои глаза продолжали привыкать к темноте. Несколько детей-спутников Эвелины тоже были в комнате, кто-то стоял у стены, а кто-то свернулся калачиком на сломанной мебели. Я слегка подпрыгнула, уловив краем глаза движение, и, повернув голову, увидела, что один из самых маленьких ползает по земле возле моих ног, глотая капли крови, капающие с моих крыльев.

— Отвали от меня, черт возьми, — выплюнула я, пиная девочку, как бродячую кошку, и она издала соответствующее шипение, прежде чем удрать.

— Не разговаривай так с моими детьми. — Эвелина двигалась быстро, со всей плавной грацией Винсента. На ней все еще было окровавленное платье после нашей драки. Она была уже достаточно близко, чтобы я могла видеть ожоги на ее руке. Когда она несла меч, она обмотала его тканью, которая теперь стала черной от ее крови. Она тоже не могла им владеть.

Ее губы скривились в усмешке, когда она посмотрела на него сверху вниз.

— Мне было интересно, куда он делся. Забрал ли его узурпатор или сумел уничтожить. Оказалось, он просто отдал его своей жене.

Когда она наклонилась ближе ко мне, что-то сверкнуло в темноте — это был кулон, который теперь болтался у нее на шее. Ее платье было расстегнуто, пестрый узор шрама образовывал причудливый ореол вокруг луны.

Она задрала голову, ее глаза хищно остры.

— Ты можешь им владеть, кузина?

— Никто не может им владеть, кроме него. И ты это знаешь.

Эвелина засмеялась, высоко и маниакально. Она подскочила еще ближе, ее свободная рука оказалась у моего горла, затем скользнула вниз по голой коже верхней части груди, где она расстегнула мои кожаную одежду, чтобы открыть взору знак Наследника.

— Я должна была проверить, настоящий ли он, — сказала она. — Пыталась оттереть его с тебя, пока ты была без сознания.

Если бы это было так чертовски просто.

— Отвали от меня, — прошипела я, но она лишь сильнее прижалась к моей груди, ногтями терзая нежную кожу моих крыльев.

— Я думала, что это буду я, — сказала она. — Я была ближайшей родственницей Винсента. Я всю жизнь готовилась к тому, чтобы однажды стать королевой. Ты думаешь, это так легко? Учиться править в одиночку? — Она отбросила меч за спину, диким жестом указывая на своих детей-солдат. — Мне нужны были подданные, чтобы править! Ты знаешь, как трудно было воскресить это проклятое место из мертвых? И я была совсем одна! Совсем одна!

Ее голос надломился. В ноздри ударил запах чего-то горящего. Тусклый холодный свет упал на грудь Эвелины, и стало видно, что кулон обжигает ее там, где соприкасается с кожей. Каждый раз, она вздрагивала, когда кулон покачивался.

— Но вздруг появляешься ты. Ты, которой он сохранил жизнь. Ты, которая пахнет так…Так по-человечески. — Ее ноздри раздувались. Она наклонилась еще ближе, наши тела теперь были почти вровень.

Каждый мускул в моем теле напрягся.

Слишком близко. Слишком, черт возьми, близко.

— Отойди от меня, — прорычала я.

Ночной огонь. В этой комнате был Ночной огонь. Я просто должна была дотянуться до него, позвать его. Даже если мой собственный отказывался приходить ко мне. Я уже делала это раньше. Я…

— Разве ты заслуживаешь этого? Ты, человек?

И в следующее мгновение рот Эвелины оказался у моего горла.

Я почувствовала боль, когда ее зубы впились в мою кожу.

На меня нахлынула волна тошнотворного головокружения, когда ее яд попал в мои вены.

Я задыхалась, отбиваясь от нее, мое колено поднялось, чтобы ударить ее, но я не смогла нанести удар. Ее хватка на мне была невероятно сильной. С каждым глотком крови, которую она у меня брала, мое зрение затуманивалось.

Рот Эвелины был на моей коже.

Министера.

Моего давнего возлюбленного.

Началась паника, искусственно притупленная ядом. Я была в ловушке. Беспомощна. Со знаком Наследника или без. С крыльями или без них.

Эвелина отпустила меня, запрокинув голову назад и слизывая кровь со рта.

— На вкус ты действительно человек, — прошипела она. — Ты выглядишь по-человечески. Ты пахнешь по-человечески.

Я запрокинула голову. Я заставила себя вернуться к сознанию сквозь туман яда.

Думать. Я должна была думать.

— И это была ты. — Она засмеялась, хрипло и грубо. Она выпрямилась, кулон упал ей на грудь, и снова она вздрогнула.

Она замерла, резко замолчав. В ее глазах блестели слезы.

— Я всегда думала, что он хотел оставить меня в живых, — сказала она едва громче шепота. — Я всегда думала, что это был его план. Что он выбрал меня. Но…

Ее рука сжимала кулон до белых костяшек, кровь пузырилась между пальцами.

Внезапно я поняла.

Она не просто вздрогнула от боли, вызванной ожогами. Но она испытала то же, что и я, когда прикоснулась к этой вещице. Кусочки Винсента. Далекие осколки его памяти.

Его воспоминания о той ночи, когда он пытался убить ее, пятилетнего ребенка. И потерпел неудачу. Не потому, что он хотел. Не потому, что он хотел пощадить ее. Но потому что в ту ночь он убил так много детей, что был немного небрежен, а она была не настолько важна, чтобы стараться ради нее.

И в какой-то момент я поняла ее настолько хорошо, что это вонзило нож в мое сердце. Она была одержима Винсентом. Она любила его, потому что он был ее единственной слабой связью с властью, и ненавидела его за то, через что он заставил ее пройти. Она выживала веками, создавая сказки вокруг него, вокруг Лахора, вокруг короны, которую она могла бы однажды надеть.

И теперь она осознала, что ничего не значила для него.

Не было никакого плана. Никакого секрета. Никакой судьбы.

Просто беспечный, кровожадный вампир и мотивы, которые не имели смысла.

Я видела себя в Эвелине так же отчетливо, как если бы смотрела в зеркало. Мы обе были созданы и сломлены одним и тем же мужчиной. Она молилась на судьбу и ей сопутствовала удача. Я поставила жизнь на карту удачи и получила секреты.

У меня есть сила. Она же не получила ничего.

Но она хотя бы смогла отомстить.

Ты не такая, как они.

Слова Винсента эхом отдавались в моей голове. Я ненавидела его за эти слова. И все же в этот момент я ухватилась за них с уродливой уверенностью.

Он был прав. А я — нет.

Я была одним из самых могущественных вампиров в Доме Ночи. Во всем Обитрэйсе. У меня была эта сила, даже если я не знала, как с ней обращаться. Она была во мне.

Эта сука не должна была быть той, кто убьет меня.

В этом понимании укрепилась идея — рискованная идея.

— В тебе все еще течет его кровь, — прошептала я. — Признал он это или нет.

Она насмехалась, но я продолжила:

— Я не хочу, чтобы между нами была вражда, кузина. Ты заслуживаешь большего. И я готова отдать тебе меч. Если ты хочешь.

Она колебалась. Один из детей, маленькая девочка, стояла, заинтересованная, ее светлый взгляд пронзал меня, как будто она понимала, что я задумала.

— Тебе заслуживаешь большего, ты так не думаешь? — сказала я. — За то, что он с тобой сделал?

Глаза Эвелины переместились на меня, потом на меч в ее руках. А потом снова на меня.

Они сияли от вожделения. Эвелина была диким существом, изголодавшимся по крови, по власти, по любви, по удовлетворению. Единственная причина, по которой я сейчас жива, заключалась в том, что она так наелась накануне прошлого вечера, но оттенок жажды крови, все еще видимый сейчас на ее лице, был вызван гораздо более глубоким голодом, который преследовал ее, как я подозревала, на протяжении двухсот лет.

Она даже не знала, что хочет со мной делать. Любить меня, ненавидеть меня, съесть меня, трахнуть меня, убить меня. Черт, возможно все сразу.

Это казалось откровением.

Я всю жизнь зацикливалась на том, чем вампиры отличаются от меня. Я была так уверена, что все мое замешательство и разочарование объясняется моей хрупкой человеческой природой.

Но Райн был прав. Вампиры были ничуть не хуже.

Мне не нужно было быть настолько хорошей актрисой. Эвелина отчаянно пыталась мне поверить.

— Сейчас ты не можешь им пользоваться, — сказала я, — потому что он мой. Он принадлежит наследнику хиаджского рода.

Я кивнула вниз, на свою грудь и татуировку, запечатленную на ней.

— Но, — сказала я. — Я могу передать право собственности тебе.

— Я не настолько глупа, чтобы позволить тебе держать этот клинок.

— Тебе и не нужно, — сказала я. — Просто позволь мне прикоснуться к нему. И он станет твоим.

Она была неподвижна. Я видела расчет в ее глазах.

Конечно, она все равно бы меня убила. Это было то, о чем она думала. Она хотела всего: связи, знака Наследника, меча, короны, моей крови. Она не хотела отказываться ни от чего из этого после столетий постоянных жертв.

— Прекрасно, — сказала она.

Она поднесла меч ближе ко мне, протягивая его, но при этом крепко держа его за ткань.

— Мне нужны мои руки, — сказала я.

Ее губы сжались в тонкую линию. Тем не менее, она кивнула одному из своих детей. Маленькая девочка, та самая, которая так настороженно наблюдала за мной, подошла ко мне с маленьким кинжалом. Ее резкий удар по переплету порезал и мое запястье.

Руки свободны. Это было хоть что-то. Не достаточно. Но хоть что-то.

Я слабо улыбнулась ей и осторожно оттянула ткань, обернутую вокруг лезвия. Красное свечение казалось намного сильнее, чем обычно, оно согревало мое лицо и отражалось в глазах Эвелины, которые были широко распахнуты и не моргали.

Я уставилась на него. Клинок моего отца, якобы хранящий частичку его сердца. Находясь так близко к нему, я почувствовала, что Винсент стоит у меня за плечом, навсегда скрывшись из виду.

Если это так, подумала я, то лучше помоги мне. Ты должен это сделать.

Довольно грубо так разговаривать со своим отцом, — ответил Винсент, и я чуть не рассмеялась вслух.

Я сделала глубокий вдох и раскрыла ладони над лезвием, всего в дюйме или двух от поверхности. Я закрыла глаза и постаралась выглядеть очень, очень серьезной.

Мне было чертовски тяжело.

Используй этот момент, — скомандовал Винсент мне на ухо. Это может быть притворством, но это также может быть единственным мгновением, когда ты можешь подготовиться.

У него была хорошая мысль. Я использовала этот момент, чтобы соединиться с силами вокруг меня, ощущая комнату.

Чувствуя Ночной огонь.

Возможно, сейчас я была слишком слаба, чтобы создать его самостоятельно, или, по крайней мере, слишком непостоянна, чтобы быть уверенной, но… я чувствовала, как он пульсирует в этих факелах, чувствовала хоть слабую и отдаленную, но все же знакомую энергию.

Я могу воспользоваться этим.

Все, что мне было нужно, — это несколько секунд чтобы Эвелина отвлеклась.

Я открыла глаза и встретилась взглядом с глазами Эвелины.

— Готово, — сказала я. — Попробуй.

Она выглядела настороженной.

— Ты уверена, что это сработало?

— Это сильная магия. Она знает, что в тебе есть его кровь.

Я сказала ей то, во что она так отчаянно хотела верить. Огонек желания в ее глазах показал мне, что она купилась.

Маленькая девочка все еще смотрела на меня настороженно и дергала за юбку Эвелину, будто выражая молчаливый протест.

Эвелина проигнорировала ее, разворачивая меч.

— Возьми его за рукоять, — сказала я. — Он готов принять тебя.

Она определенно собиралась пройти через это. А как иначе?

Но надежда была странным, сильнодействующим наркотиком, и Эвелина была в его власти. Она взялась за рукоять и вытащила меч.

На мгновение ничего не произошло. В комнате воцарилась полная тишина. На ее губах появилась медленная улыбка ликования.

Она начала:

— Это…

И тут она издала крик боли.

Ровное сияние меча мерцало беспорядочными вспышками. Запах горелой плоти наполнил комнату. Звук, который издавала Эвелина, перерос из стона в крик, но она не выпускала меч — или, может быть, меч отказывался выпускать ее. Несколько детей бросились к ней, в панике дергая ее за руки. Остальные прижались к стенам, наблюдая за происходящим с широко раскрытыми глазами.

Действуй, — прорычал Винсент. Действуй сейчас же!

Один шанс. Один выход.

Страх — это гребаный ключ, Орайя, — кричал мне Райн во время испытания Третьей четверти луны.

Он был прав. Ключом были все уродства, все слабости, с которыми я отказывалась сталкиваться лицом к лицу. Все это меч вытащил из меня. Все, что причиняло мне боль.

Я дотянулась до глубины.

Глубоко в мое сердце, мое прошлое и воспоминания.

Моя ярость, мое горе, мое смятение, мое предательство. Я взяла все это. Я разорвала все это внутри себя.

Под всем этим была огромная сила.

Яркость Ночного огня ослепила мое зрение. Крики Эвелины были такими громкими, такими непрерывными, что они померкли в отдаленном грохоте под стуком крови в моих ушах. Ее фигуру было трудно различить среди огня, но она пятилась, не в силах контролировать себя, все еще сжимая меч.

Я наклонилась вперед, не обращая внимания на боль, когда ногти впились в мои крылья, и схватила ее.

Она была наполовину обмякшей. Она повернулась ко мне, широко раскрыв глаза, и в эту долю секунды я увидела, как она выглядела, должно быть, пятилетним ребенком в ту ночь, когда Винсент вогнал свой клинок в ее грудь.

На мгновение она посмотрела на меня, как будто я могла спасти ее.

Но это не так. Я вырвала меч из ее рук.

В тот момент, когда мои собственные руки сомкнулись вокруг рукояти, меня охватила боль. Я думала, что больше не могу чувствовать боль, особенно после того, что было сделано с моими крыльями. Я ошибалась. Ощущения шли откуда-то из глубины тела и нервных окончаний.

На мгновение меня здесь больше не было. Я была в дюжине разных мест одновременно.

Я была в разрушенной башне в Лахоре.

Я была в Сивринаже, в Колизее, полном кричащих зрителей, на коленях перед богиней.

Я был в замке Ночнорожденных, сидел за своим столом.

Я был на своей личной тренировочной арене в замке, тренировался со своей дочерью, моей дочерью, которая должна была стать лучше, чем сейчас, чтобы иметь хоть какую-то надежду выжить в этом мире.

Я лежал на песке, когда моя дочь обнимала меня, смерть нависла над ее плечом.

Остановись.

Но образы продолжали приходить это было даже больше, чем образы или ощущения. Я потеряла контроль над окружающим миром. Прилив силы захлестнул меня.

ОСТАНОВИСЬ. ОСТАНОВИСЬ. ОСТАНОВИСЬ. ОСТАНОВИСЬ.

Сосредоточься, Орайя.

На этот раз в моей голове звучал не голос Винсента. Это был мой собственный.

У тебя есть один шанс. Здесь и сейчас. Используй его!

Мне едва удалось вернуть себе сознание. Меч было больно держать, но я отказывалась выпускать его из рук.

Я разрезала веревки, связывающие мои ноги, и, спотыкаясь, двинулась вперед. Боль охватила мое тело, когда я всем весом навалилась на крылья.

Ночной огонь распространился по всей комнате. Несколько детей карабкались по обломкам стен, стараясь держаться подальше от пламени. Эвелина поднялась на четвереньки и поползла ко мне, сжимая в обожженных руках меч.

Не было времени думать, как убрать крылья.

Я оттолкнулась от стены и закричала, когда нежная плоть крыльев вырвалась на свободу.

Я бросилась на Эвелину, прижав ее к земле. Ее меч покатился по полу.

Она потянулась ко мне.

— Кузина…

Я не дала ей договорить.

Я вогнала меч Винсента в ее грудь, прямо в шрам, который он оставил двести лет назад, прямо в ее сердце.

Она обмякла подо мной, в ее глазах отразилось предательство, а затем они стали пустыми.

Мое дыхание было затрудненным. Ночной огонь все еще полыхал в углах комнаты.

Я попыталась встать…

Кто-то ударил меня сзади. Я упала на пол. Маленькая девочка, та самая, что смотрела на меня, склонилась надо мной, лицо ее было в красных пятнах.

Она занесла нож держа его в обеих руках над головой, готовая нанести удар.

Я попыталась парировать, попыталась…

Взрыв сотряс комнату. Мое зрение помутнело, померкло.

Прошло мгновение, минуты или часы.

Я заставила себя открыть глаза.

Надо мной склонился Райн, обеспокоенно нахмурив брови.

Очевидно, у меня были галлюцинации, или я снова спала. Кто-то освободил мои руки, и я издала сдавленный крик.

— Все хорошо, — прошептал Райн, наклоняясь ко мне.

Я ненавидела эти сны, те, в которых мне снилось, как Райн смотрел на меня, когда мы вместе сражались в Кеджари. Как будто его сердце было вне его тела.

Трудно было примириться со всем, что он сделал со мной, когда он так смотрел на меня.

— Ты в безопасности, — сказал он, заключая меня в свои объятия, и я растворилась в них.