Печать ворона

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Они вышли рано, чтобы быть на болоте засветло. По лесу шли молча. То ли наговорились ночью, то ли берегли силы для более важных дел, а пустые разго-воры изматывают хуже любого пути…

Иван шагал, погруженный в себя, шагал по наитию, зная, что на этот раз придет к цели. Ева вселила надежду, но он понимал: стая сильна и не захочет те-рять хозяина. Значит, будет нелегко. И с каждым шагом становилось страшнее. Особенно за Еву.

Болото показалось внезапно, открывая глазу серо-зеленые пустоши с хол-миками кочек и остовами сгнивших деревьев. Запах гнилой воды забивал ноздри. Иван двинулся вдоль топи. Как назло, набежавшие тучи закрыли солнце, но дождь не собирался, и ветер не беспокоил гладь водяных ям.

Ева молча шла следом, а Иван думал о ней чаще, чем о себе. Какое счастье, что она с ним, что он не один и идет не сдаваться, а побеждать. Все сложилось в его голове. Встреча с Александром Евгеньевичем, странный порыв бросить все и уехать в Белоруссию, где его ждал человек, знающий о его беде и готовый по-мочь… Все это наполняло Ивана удивительными и противоречивыми мыслями о предопределенности и судьбе.

— Иван, давай отдохнем, — сказала Ева. — Я устала.

Он остановился и снял с плеча сумку. Они взяли немного еды и, похоже, на-стало время перекусить. Тем более, что они почти у цели.

Иван расположился на раздвоенной у земли березе, Ева набрала сучьев и уселась на них — трава и мох были влажными, как губки.

— О чем думаешь? — спросила она.

— Я думаю о них. Вдруг стая не послушает меня? Я боюсь за тебя, Ева! — при-знался Иван.

— Не бойся, — сказала она. — Чему быть, того не миновать. Знаешь, я слукавила тогда…

— Когда?

— Я сказала: хорошо, если умеешь колдовать, если знаешь больше, чем простые люди. Это не так. Я поняла это быстро, сразу после того, как бабушка передала мне свой дар. Сначала я радовалась, гордилась, что не такая, как все. А потом по-няла, что любой дар — это и проклятье. Не потому, что за него приходится рас-плачиваться… А потому, что часто не знаешь, чем…

Иван взглянул на нее. Он понимал. Ева протянула бутерброд. Иван покачал головой:

— Не хочу.

— Ты должен. Потом не будет времени.

— Знаешь, Ева, иногда мне кажется: ты что-то не сказала, — Иван взял бутерброд. Он посмотрел на Еву. Она не отворачивалась, но ее глаза подернул туман. Ничего не понять.

— Я не могу рассказать все сейчас, — прошептала Ева. — Поверь мне, Ваня… По-жалуйста. Так надо.

— Кому?

— Мне. И тебе.

— Тогда ладно, — вздохнул Иван, гася огонь раздражения. Он должен держать себя в руках. Должен. Хотя бы этот… последний день.

— Ты любишь меня? — спросила она. Иван поднял глаза. Хватило мига — и взгляд Евы прогнал подступавшую тьму.

— Да, — он вспомнил, как любил Аню, и подумал, что сейчас все не так. Совсем по-другому…

— Тогда все будет хорошо, — сказала Ева. — Если действительно любишь.

«А если нет? — подумал он. — Что значит «действительно любишь»? Кто это определит? Как? Вороны определят, — пришел ответ, и Иван вздрогнул. Да, стая чует его страх, ярость и раздражение. Черные твари питались не одной только плотью, но всем, что разрушает в людях человеческое. Страх и гнев были пищей воронов многие века, и он не должен кормить их…

— Иван! — охнула Ева, указывая ему за спину. Иван оглянулся.

К ним приближался человек. Грибник? Но к Гати за грибами не ходят. И как он подобрался так близко, а они не услышали?

Иван узнал эту кривую ухмылку: подонок, едва не задушивший девочку. Верзила был выше Ивана на полголовы и весил не меньше центнера.

Он шел прямо на них. Уверенно, вразвалочку, словно он здесь хозяин.

— Чего тебе надо? — спросил Иван. Он поднялся и заслонил Еву.

— Все! — заявил мужик, осклабясь. Иван покачал головой:

— Уходи отсюда! Уходи, пока не поздно!

— Иван, только не надо… — предупреждающе крикнула Ева. Она все понимала, а бугай понял по-своему.

— Как стра-ашно, — проговорил он, надвигаясь на Ивана. Встретившись с ним взглядом, Иван понял: эту тварь не остановят ни мольбы, ни угрозы. Такие не знают слово «нет».

Мужик с ходу ударил правой, Иван ждал и блокировал, едва не отлетев в сторону. Ну, и силища у него! Но он должен справиться, чтобы не появились они…

— Спокойней! — сказал себе и ему Иван, медленно отступая. Он замер в в стойке, перенеся вес на одну из ног и подняв открытые ладони. Не злиться, сохранять спокойствие, как учил сенсэй… Не противостоять силе, а обратить против напа-давшего.

— Ладно, давай поговорим, — предложил Иван, протягивая верзиле руку. — Хо-рошо?

Мужик схватил за ладонь и занес кулак. Напрасно. Иван шагнул навстречу и мигом развернулся, оказавшись плечом к плечу с верзилой. Тот не отпускал за-хват, но Иван не дал ему развернуться и выкрутил кисть, заставив бугая охнуть и прилечь. И отскочил от опрокинутого противника. Вопреки уверениям сенсэя, не-плохо проведенный прием не заставил врага отступить. Он не знал о принципах айкидо…

— Я тебя пришью! — сказал мужик, поднимаясь на ноги, и Иван понял, что во второй раз так гладко не получится.

Страх и гнев рвались наружу. Скольких матерей он заставил плакать! Сколько крови на его руках! А я не могу… Не могу!

Верзила бросился на него. Иван не отступил, стараясь удержаться на ногах. Удар кулака вновь прошел мимо, но натиск стокилограммового тела Иван не сдержал и упал навзничь, стукнувшись головой о корень. Перед глазами расплы-лись круги и цветные шарики. Мужик навалился и схватил за горло. Иван захри-пел, отталкивая бандита.

— Отпусти его! — Ева прыгнула, вцепившись ногтями в лицо. Мужик вскрикнул и повалился на бок, но извернулся, схватив Еву за волосы.

— Ах ты, сука! — он пнул ее ногой так, что Ева отлетела и мешком повалилась на мох. — Я тебя порву!

Он шагнул к Ивану и, как на меч, наткнулся на взгляд. Черные глаза прон-зали и жгли, будя первобытный ужас перед неведомым. Верзила отшатнулся, по-нимая, что обречен. Это было так ясно, что он едва не обмочил штаны… Но ведь оружия у парня нет, значит, и бояться нечего! Сейчас придушу, а потом займусь сучкой…

Шорох множества крыльев заставил его замереть. Он вспомнил черную птицу, напавшую на него, когда он хотел позабавиться с девчонкой. Верзила ог-лянулся: меж покрытых лишайником стволов неслись крылатые тени. Он заорал.

— Ваня, не надо! — крикнула Ева, но он не слышал. Так разве не для того дана ему сила и дар? Кровь пьянила, и черные птицы рвали убегавшего человека. Что-то плеснуло, и булькнули болотные газов. Крик оборвался. Кончено…

Иван с ужасом ждал воронов, но они исчезли. Может, потому, что знали: никуда ему не деться. Он все равно придет к ним. Чтобы остаться навсегда.

— Я не мог сдержаться, Ева! — сказал он, садясь на сырой мох. Душу съедала пус-тота. Он чувствовал себя брошенным сосудом, из которого вылили содержимое, а на дне, среди заплесневевших остатков, свили гнезда жуткие бесцветные пауки.

— Ничего, Ваня, — Ева подошла, присела рядом. — Ты сделал все, что мог. Не ты убил его. Они.

— Какая разница, они или я! — выкрикнул он. — Мы одно целое! Я их хозяин, я в ответе! — Он рванул за ворот, открывая черный след. — Печать владеет мной!

— Нет! — она схватила Ивана за плечи, вгляделась в лицо. — Печать не имеет власти, пока ты можешь выбирать!

Пальцы Ивана впились в мох, выдирая его из земли. Вот так бы выдрать зло из сердца!

— Чем я лучше него? — спросил он, глядя на ладони в зеленой крови мха.

— Он другой. Он никого не жалел. И никто не помог ему, — тихо сказала Ева. — У тебя есть я. А у меня ты.

Иван не мог возразить, и не стал. Но в сердце паучьими лапами вцепилось сомнение. Он хорошо знал силу воронов. А любовь… Что может любовь?

Они двинулись дальше, стараясь идти посуху. Гать была близко. Иван чув-ствовал ее тоскливым, тянущим зовом печати, в последние дни мучившим его особенно сильно. Иван чуял запах воды и гнили, разлагающихся тел и душных бо-лотных трав. Над головами не прояснялось, и казалось: грязные серые тучи затя-гивают не только небо, но и душу обреченной, безотрадной пеленой. Они остано-вились.

— Вот она, Воронова Гать, — сказала Ева, глядя на путь через болота. Гать давно сгнила, о ней напоминали остовы трухлявых стволов, лежащих там и тут, словно болото противилось дороге, медленно растаскивая бревна в стороны. Да, еще фашисты бомбили гать и лес… Странно, что старожилы Подгородского этого не помнят.

— Дом там, — указал Иван. Он не мог сказать, как чувствует это. Знал и все. Он тут хозяин.

— Идем? — спросила Ева. Иван понял: она в последний раз проверяла его реши-мость. Он пойдет. Пошел мальчишкой, не струсит и сейчас. Хозяин должен пройти!

— Идем. Только ступай след в след, — предупредил он.

— Хорошо.

Они увидели черную птицу, пролетевшую через болото. Все, как тогда, по-думал Иван, провожая глазами ворона. Дурной знак? Пусть. Он не отступит. Пока есть хоть шанс, надо бороться. И даже, если шансов нет. Он поражался двойст-венному чувству обреченности и одержимости, охватившему его.

— А ты иди обратно. Я сам попробую.

— Я ждала, что ты так скажешь. Спасибо, Ваня. Но ты не справишься один. Я знаю. И я не справлюсь одна.

— Ты боишься, — сказал Иван. Он не отводил взгляд, зная, что, кроме них, здесь нет ничего живого. — Лучше останься.

— Я должна!

Он кивнул и шагнул на полусгнившую гать. Ноги по щиколотки погрузились в мягкий пружинящий мох, и выступившая вода тотчас залилась в ботинки. Не стоять! Иван пошел, наметив первый ориентир — кривую березу метрах в тридца-ти, торчавшую из топи, как утопающий человек, простерший вверх руки-ветви. Болото хлюпало и подрагивало, словно огромный спящий зверь, но Иван не боял-ся, шагал уверенно и зло, стараясь лишь обходить лужи, бездонные, как небо, от-ражавшееся в них. Гнилые бревна расползались под сапогами, обнажая трухлявые, кишащие жуками и белесыми личинками внутренности.

Он оглядывался, но с Евой все было в порядке. Девушка шла аккуратно, след в след. Длинные палки, срезанные на опушке, они держали у груди, как ка-натоходцы. До сухой кромки оставался десяток метров.

— Иван!

Он обернулся: Ева медленно погружалась в трясину.

— Падай! — крикнул Иван. Ева сообразила поздно и упала, когда болотная жижа добралась до бедер.

— Палку под себя! — сжав зубы, чтобы не закричать, Ева просунула под живот слегу. Оба конца палки погрузились в топь, но выиграли немного времени. Иван протянул палку, Ева ухватилась за нее. Иван потянул, забывая, что давит на почву в два раза сильнее. Ноги по колено погрузились в болото. Не выпуская слегу, Иван плюхнулся на живот.

— Держись! — он тянул изо всех сил, но получалось плохо. Локти вонзились в вонючий мох, ноги намокли, сырость холодной, парализующей волю змеей скользнула по телу. Но он дотянулся до ее пальцев…

Бросив палки, они доползли до ближайшей кочки, отдышались и оставшиеся метры шли очень осторожно. Уверенность исчезла. Иван не представ-лял, как еще раз пройдет эту трясину… Мокрые, перепачканные грязью путники распластались на траве и несколько минут лежали молча.

— Мы пришли, — сказал Иван, разглядывая грозящее дождем небо.

— Да, — отозвалась она. — У меня ноги дрожат.

Иван кивнул. Его тоже лихорадило. Колотило от пережитого и предчувст-вия того, что придется испытать. «Нервы. Просто нервы, — подумал Иван, — это не страх.» Теперь, добравшись до цели, он понял, что не справился бы один. И никто бы не справился. Никакой герой. Врут и фильмы и книги. Одиночка всегда слабее.

Иван зажмурился, не веря глазам. Что это? Ведь это уже было? Черный плащ мелькнул меж деревьев, старик сделал жест, зовя за собой. Иван поднялся и пошел.

— Ты куда? — спросила Ева. Иван двигался как сомнамбула. Так нужно. Поддав-шись чарам, а может, своей памяти, он найдет этот дом. Он шел — и висел в воз-духе, несомый человеком в черном плаще…

— Иди в дом! — сказал хозяин Гати, и Иван избушку. Она не изменилась. Толстые, покрытые мхом, бревна вросли в землю, домик казался нагромождением упавших после бури стволов, причудливой игрой природы. И наваждение не желало прохо-дить.

— Вот он.

— Где? Я не вижу никакого дома, — сказала Ева. — Здесь бурелом.

— Вот он, — показал Иван пальцем. — Идем.

Ева внимательно осмотрела полянку, потом задрала голову.

— Посмотри вверх! — тревожно сказала она. Иван поднял голову и понял, чем обеспокоена спутница. На окружавших поляну деревьях висели вороньи гнезда. Сотни гнезд. Сейчас они пустовали, но их пустота не успокаивала.

— Здесь плохое место, — озираясь, сказала Ева. — Очень плохое! Здесь лилась кровь. Много крови.

— Ты что-то чувствуешь? — спросил Иван. Он старался выглядеть спокойно, но не знал, насколько это удавалось.

— Смерть… Повсюду смерть, — ответила Ева. — Как на кладбище, только хуже. Здесь неупокоенные. Бабушка говорила: в этом месте умерло много людей.

— Идем в дом, — сказал Иван.

Лишь подойдя вплотную, Ева смогла увидеть избушку. Древний наговор за-щищал это место лучше любой маскировки. Тем более, от Змей. Когда-то крепкая дверь из дюймовых досок покосилась на ржавых петлях, за ней Иван видел только мрак. Он дернул за косяк, и петля вырвалась из трухлявой рамы. Он мог проло-мить дверь одним ударом, но не стал, а отодвинул в сторону, освобождая проход.

Сколько раз он бывал тут! В жутких снах, оставлявших ощущение реально-сти, в памяти, сжимавшей сердце ощущением обитающего здесь зла.

Прогнивший пол встретил недовольным жалобным скрипом. Иван перешаг-нул порог, шагнул к стоявшей в углу лежанке, и замер. Свет из крошечного, мут-ного окошка падал на ворох истлевших шкур. Это было здесь! Сюда хозяин Гати принес беззащитного десятилетнего мальчика, которого спас на болотах. Спас, чтобы забрать его прежнюю жизнь и передать свой черный дар.

Иван в ярости смахнул ветхие покрывала на пол, разодрав одно на части, и тяжело сел на ложе.

— Когда это кончится? — проговорил он, чувствуя, как по щекам катятся слезы. Он ощущал себя ребенком, черные стены колдовского вертепа надвигались и пу-гали его. Ева присела рядом, обняла:

— Это закончится, Ваня, я знаю. Верь мне.

Иван сжал кулаки, заставляя себя успокоиться. Он устыдился минутной сла-бости.

— Все хорошо, Иван. Я знаю, что тебе больно… Но ты не тот мальчик, и ты не один. Я с тобой.

— Что мне делать? — спросил Иван. Ему хотелось бежать, чтобы не видеть того, что являлось в кошмарах многие годы.

— Ты не должен бояться. Это место питается страхом, — Ева огляделась и про-шлась по каморке, водя вдоль стен руками. У дверей обернулась. — Бабушка го-ворила: здесь прокляли первого Ворона. Здесь все началось!

В лесу и при плохой погоде темнеет раньше, и Ева велела Ивану принести дров. Далеко ходить не надо — мертвые деревья валялись в избытке, как угро-жающие, тревожные символы. Захваченным из дома топориком Иван нарубил охапку веток и втащил внутрь дома. Ева достала большую бронзовую плошку и, наломав веток, сложила туда.

— Почему не зажжешь печку? — спросил Иван. Ева посмотрела так, что он понял: лучше не спрашивать. Ей лучше знать.

— Что мы будем делать? — спросил он. — Ты обещала сказать.

— Искать, — сказал Ева, поджигая ветки. — У нас мало времени, Иван, надо ис-кать.

— Что искать? — удивился он.

— Сердце Ворона, — глядя в огонь, ответила Ева. — То, что владеет тобой. Оно здесь, Иван. Найдем его — снимем проклятье.

Иван огляделся. Вряд ли то, что они ищут, будет спрятано в печке или под кроватью. В стенах нет щелей — бревна пригнаны плотно. Остается пол…

Иван опустился на колени, схватил за половицу и потянул на себя. Гнилое дерево хрустнуло, сломавшись пополам. На обнажившейся земле копошились жирные слизни. Иван достал нож — изогнутый кинжал с наборной рукоятью и во-роненым, покрытым арабской вязью, лезвием. Он купил его в Ташкенте на память об армии и взял с собой. Вот и пригодился. Иван вскрывал оставшиеся половицы, Ева, не боясь слизней, хватала и вышвыривала гниль из домика. Ивану пришлось вытащить наружу стол, мешавший развернуться.

Он рыл ножом и руками, Ева относила землю за порог. Углубившись на ло-коть, Иван остановился: нож звякнул о камень.

— Что там? — мигом повернулась Ева.

— Сейчас посмотрим, — Иван заработал старательней. Из земли показалась вер-хушка камня, покрытая отталкивающей черной слизью.

— Под ним, — уверенно сказала Ева. Откуда она знает, думал Иван, со всех сторон окапывая камень. Надо спешить: за окном темнело, и с темнотой возвращался страх. Ева зажгла свечи, расставив по периметру комнаты, на полу у печки горел ведьмин бронзовый очаг.

Иван поднялся, с тревогой всматриваясь в окно. Он надеялся успеть до су-мерек, и видел, что не успевает. Надо бежать с Гати, иначе… Страх наползал, це-пляя душу холодными призрачными пальцами.

— Оно там, мы должны достать его, — Ева казалась спокойной, но Иван видел, ка-ким трудом ей это давалось.

— Мы не можем остаться здесь на ночь! — сказал он. «Проклятье! Мы не можем остаться. Это же их владения! — вздрогнув, подумал Иван. — Но есть ли у нас вы-бор? Бежать уже поздно. Ночь настигнет на болотах. Значит, так суждено…»

— Мы должны остаться, Ваня. Пока не найдем сердце.

— Значит, остаемся! — ответил он. «Будь мужиком, Иван! Посмей хотя бы раз», — говаривал Кир. Что ж, так я и сделаю.

В свете свечей Ева походила на статую. Тени на ее лице пугали Ивана, рас-плываясь в страшные маски. Глаза девушки вдруг стали золотистыми, зрачок вы-тянулся, как у змеи. Он поднял руку, протирая глаза.

— Это морок, Иван, — сказала Ева, — не бойся. Здесь дурное место. Много крови, много зла. Надо копать! Ночью их сила крепнет! Я помогу тебе, но мне надо кое-что сделать…

Иван схватился за камень, пытаясь вывернуть из земли, но валун стоял на-мертво, руки скользили по гладким влажным бокам. Склонившись над странными амулетами, Ева что-то шептала. Иван вновь налег на камень. Поначалу земля была рыхлой, затем пошел плотный грунт и глина, с трудом поддававшаяся ножу. Вы-бившись из сил, Иван схватил топорик и стал рубить. Без толку…

— Возьми, попей.

Иван повернулся: ухмыляясь, хозяин Гати протягивал плошку с отваром.

— Пей, не бойся! — сказал он, скрывая клюв в черной тьме капюшона. Иван уда-рил по плошке.

— Иван! — Ева схватила его за голову, приближая глаза. — Смотри на меня! Смотри в глаза!

Он мотал головой, но Ева держала крепко. Их глаза встретились — и стало легче. Морок, исходящий от камня, исчез. Иван почувствовал, как Ева что-то ве-шает на шею.

— Что это?

— Защита, — сказала она. — Выйди наружу, подыши, тебе нужен воздух. Только не уходи далеко.

Иван кивнул, поднялся на ноющие ноги, сделал пару шагов и оказался за порогом. Холодный воздух принес облегчение. Видно, болотные испарения так действуют на него. Постояв и отдышавшись, Иван почуял: что-то не то… Не тре-щали сверчки, не галдели лягушки, не ухали совы. Тишина. Мертвая тишина. И удар ледяного ветра в лицо, такого холодного, что Иван отшатнулся, и инстинк-тивно поднял глаза: в птичьих гнездах шевелились сгустки мрака…

Иван забежал в хижину и закрыл дверь. Она открывалась наружу — не под-переть. Эх, будь у него гвозди! Ева сидела на полу, шепча и водя вокруг камня ру-ками. Иван замер, прислушиваясь, но не различил ни слова. Похоже, говорит по-польски. А, может, по латыни… Он уставился на тень, упавшую на стену за Евой. Огромная змея, вытянув голову, раскачивалась над камнем…

Иван открыл рот, но ощущение чего-то живого за спиной заставило обер-нуться — и он застыл. Чернильное, дышащее холодом пятно на стене притягивало взгляд. Ивану казалось: оно живое, стоит протянуть руку — и почувствуешь ре-альность мрака… Тень разрасталась, разворачивала крылья, раскинулась по сте-нам, охватывая незваных гостей, и Иван вздрогнул. Мы в ловушке! Мы сами зашли в нее!

Иван помотал головой, закрыл глаза и схватился за оберег. Не верить, ни-чему не верить! Он приоткрыл глаз и глянул на стену. Никаких крыльев и змей. Хватит, отдохнул! Надо вытащить камень! Немедленно! Бормоча это заклинание, Иван взялся за нож. Валун пошатывался под руками. Оставалось сдвинуть его, но сил не хватало…

Ева подкинула хвороста. Стало светлей.

— Нужен рычаг, — сказал Иван и посмотрел на Еву. Выходить из дома не хоте-лось. Он не хозяин Гати, он предал стаю — и вороны знают это. Знают и ждут его там…

— Пойдем, — согласилась она, но Иван остановил девушку:

— Нет, ты останешься здесь! Если они там… Меня они не тронут, — как можно уверенней сказал он.

Иван открыл дверь, шагнул в чернильный мрак. Если бы не дорожка света, тянувшаяся от порога и твердая земля под ногами — он бы подумал, что мир ис-чез. Как канатоходец, Иван шагал по светлой полоске, слыша, как в ветвях шуршат крылья. Нашел! Иван поднял сухую толстую ветку, повернулся и побежал, чувствуя, как тьма хватает за ноги. Десять шагов до спасительной двери — и он ввалился внутрь.

Очистив сук от веток топориком, Иван воткнул его под камень и приналег. Дерево выдержало, валун поддавался, но силы одного было недостаточно. Ева без слов встала рядом, худые руки уперлись в рычаг.

— Давай! — Они дружно толкнули валун, но тот лишь качнулся.

— Еще подкопаю, — Иван взял нож. Ева помогала, отгребая землю доской. Он не знал, сколько времени, и скоро ли рассветет. Будь, что будет. Все едино.

Приготовив яму, они сели передохнуть, вытирая об одежду перепачканные глиной ладони. В этот миг в дверь постучали.

Иван вскочил, схватившись за топорик. Дверь открывалась наружу, запоров нет. Хозяину не от кого запираться. Хозяину…

Стук повторился.

— Не открывай! — вскрикнула Ева. Она подожгла пучок травы от плошки, проведя перед дверью несколько дымных знаков.

— Они не войдут, если мы не откроем!

— Надеюсь. Двигаем!

Валун сдвинулся, повалившись в вырытую рядом яму. Под ним белели кости. Дверь затряслась и задергалась, ходила ходуном, чудом не выскакивая из петель, за ней что-то верещало тонким надтреснутым голосом.

— Что теперь делать? — Иван давно так не боялся, но отчаянная решимость Евы придавала сил.

Не отвечая, Ева вытаскивала из ямы кости и бросала в угли на плошке, за-полыхавшие так, словно туда плеснули бензина. Жуткие тени заплясали по комна-те, окружая Ивана.

— Дурак! — засмеялся кто-то рядом, Иван изумленно огляделся вокруг. — Она хо-чет убить тебя! Разве ты не видишь? Коварная Змея приворожила тебя, завлекла в ловушку. Сначала она отнимет твою силу, а потом убьет! Убей ее первый!

Иван взглянул на Еву. Неправда! Она все мне рассказала. Она любит меня!

— Помоги, Иван, — повернувшись, сказала девушка.

Иван замер. Как же он не видел! Морок. Это Аня! Никакой Евы здесь нет… Аня предала меня! Зачем она меня сюда затащила?

— Убей ее, пока не поздно! Или впусти нас! — говорил голос. — Открой нам дверь! Открой!

— Иван, не слушай! — сказала Ева, взяв его за руку.

Иван отшатнулся. Аня улыбалась, но на змеиных клыках под губами висели прозрачные капли яда… Предательница!

Дверь тряслась мелкой возбуждающей дрожью:

— Впусти нас, хозяин!

— Ты змея, Аня! — сказал Иван. — Лгунья! Ненавижу!

Он хлестнул ее по лицу и бросился к двери. Тьма билась в экстазе, он чув-ствовал голод тех, кто стоял за дверью.

— Не открывай!

Запоздалый крик замер в сгустившемся воздухе. Иван рванул дверь и замер. Тьма протянула щупальца внутрь, переползая за порог. Язычки свечей дрожали и гасли. Иван понял: его зовут. Он сделал шаг, но ощутил боль и проснулся, в ужасе глядя на открытую дверь.

Нечто, стоявшее на пороге, шагнуло в дом, и Иван отшатнулся. От гостя не-сло холодом. Ева встала рядом с горящей веткой в руках.

Боль в обожженной руке отрезвила, и Иван застонал, понимая, что натво-рил.

Тьма наполняла комнату, сжимаясь вокруг людей. Факел в руке Евы выхва-тывал из мрака лица полулюдей-полуптиц.

— Ты… видишь воронов? — пятясь, прошептал Иван. — Они пришли за мной!

— Смотри! — Ева схватила его за голову, поворачивая, и он увидел останки скеле-та с птичьими лапами вместо кистей… Что за существо лежит здесь? Или сотни лет назад кто-то смешал в могиле кости человека и ворона? Иван уже не верил глазам…

Ева выдернула из земли череп, и тьма заметалась, шипя и хлопая крыльями. Костяк полетел в огонь, вспыхнув ровным белым пламенем. Иван схватил по-звоночник твари, и тот рассыпался в руках. Где же его сердце?

Огромный камень задрожал, надвигаясь на них. Иван вскочил и уперся в не-го руками, не давая придавить себя. Тьма была сильней, камень трясся и трепетал, но Иван не сдавался, сдерживая валун изо всех сил. Ева уперла в каменный бок подобранный Иваном сук, но тот гнулся и уходил в землю.

— Отойди! — крикнул Иван. Ева отскочила, успев схватить из костра горящую вет-ку. Иван отпрыгнул, и камень закатился на место, закрывая остатки костей и кос-тер. На ветке в руке Евы горел последний огонь. Они отступили в угол, мрак сгу-щался и хохотал, стуча по крыше и стенам.

«Я проиграл, и должен сделать то, что собирался давно, но не хватало духа. Теперь отступать некуда, и так оно легче…»

Ева повисла на плечах, оттаскивая его назад:

— Ты куда?

— Ева! Они зовут… Им нужен я. На мне Печать, я принадлежу стае. Я умер, утонул в болоте, я не живу, а мучаюсь. Так будет лучше…

Две человеческие фигурки прижались друг к другу.

Твари выжидали. Пища в двух шагах, но огонь в руках Змеи слепил. Ничего, мы подождем…

— И станешь клевать меня вместе с ними?

Иван сжал зубы. Что делать? Жить так нельзя — и умереть нельзя.

— Я люблю тебя, Иван! — сказала Ева. — Понимаешь?

— Кто я, чтобы меня любить? — проговорил Иван. — Я проклятый, убийца, вла-стелин воронов, которые владеют мной…

— Ты много лет не давал погубить свою душу, не дай и сейчас!

— Я уже погубил.

— Нет! Это не ты, это они говорят в тебе! Они не знают любви, неспособны лю-бить! А ты…

Ева не договорила. Ворон вскочил на камень и, щелкнув клювом, пытался достать девушку. Колдунья ткнула птицу факелом. Тварь вспыхнула и заверещала. Охваченная огнем, она упала под ноги. Иван придавил каблуком — и острая боль пронзила сердце. Там, где чернела печать. Иван вскрикнул.

— Оно во мне! — проговорил он.

— Ты понял, — прошептала Ева.

— Ты знала! — Иван поглядел на нее. — Тогда зачем мы сжигали кости? Зачем, если можно…

— Так было надо. Мы ослабили их… разорили капище. Осталось только дождаться утра!

Он выхватил нож и, оглядываясь на пляшущие тени, протянул Еве:

— Мы не успеем. Утро ничего не решит. Сердце ворона во мне, значит…

— Нет!

Значит, вороны лгали!

Тьма отпрянула и сгустилась вновь. Он не верил.

— Почему ты любишь меня? За что?

— Любят не за что. Любят вопреки.

Ветка в руке дотлевала, но глаза Евы горели сильнее огня. В них и было спасение. Иван чувствовал, как бьется ее сердце. Она любит его таким, какой он есть, любит, как и надо любить — вопреки всему. Она преодолела Печать, а он…

Последние язычки пламени растаяли во тьме.

— Я люблю тебя, — прошептала Ева.

— Люблю, — сказал Иван, сжимая ее крепче, и повернулся к стае. — Вопреки.

Свет двух сердец выжег глазницы ближайшим тварям, а первый луч восхо-дящего солнца пал на тьму, быстро впитавшуюся в стены.

Они стояли, прижавшись, и смерть не имела власти. В глазах Евы был мир, открытый, прекрасный и живой, зовущий, поднимающий над соснами, летящий выше лесов, к Солнцу… Боль стихала, сменяясь сладким предчувствием того, что не пережито, что придет и будет с ними, пока они есть…

Он знал: Ева видит то же самое.