Паутина тьмы

IV. ПУТЕШЕСТВИЕ НА ПЕЛЛИН

Арбас осторожно настроил подзорную трубу, наверное в десятый раз, и с решительной сосредоточенностью прищурился, глядя в окуляр. Кейн наблюдал за ним, забавляясь.

– Черт побери, Кейн! – раздраженно пробормотал Арбас. – Я все равно не вижу их дурацких парусов в эту шарлатанскую игрушку!

Он опустил медный цилиндр и разглядывал его с хмурым видом, его сильные руки инстинктивно сжимались в желании раздавить хрупкий прибор.

– Не смей! – вмешался Кейн, упреждая Арбаса.– Чтобы сделать эту игрушку, потребовалась не одна неделя кропотливого труда, и я полагаю, что наш друг Имель ценит ее больше, чем те драгоценные побрякушки, которыми он обвешан с головы до ног.

Арбас фыркнул и сложил подзорную трубу с грубой непочтительностью.

– Хорошо. Наш хорошо одетый друг любит свои хорошенькие игрушки. Конечно, я не хотел наплевать ему в душу. О нет, ни в коем случае!

– Похоже, тебе не слишком нравится Имель, – заметил Кейн.

Арбас ухмыльнулся какой-то приятной мысли:

– Нет. Просто я не особенно ценю всякие блестящие штучки.

– Я думаю, Имелю ты тоже не слишком нравишься. Убийца снова поднял подзорную трубу, ловко управляясь с ее складным корпусом.

– Думаю, Имель тоже не ценит блестящие штучки.

– Ты создаешь затруднительное положение.

– Это мой врожденный талант. – Арбас сжал губы и решительно уставился в стекло. – А! Кажется, я что-то заметил. Да, Южно-Лартроксианский Союз лишился своего величайшего философа, когда Арбас покинул пыльную тропу учености ради мостовых Ностоблета.

Кейн сплюнул в море.

– Да, ты говоришь мне это время от времени. Хотя когда ты удостоил залы академии своим посещением – это остается загадкой, если только ты не подкрадывался с известными намерениями к какому-нибудь мудрецу, чьи воззрения оскорбили какого-либо обладателя денег.

– Я был одним из самых многообещающих учеников – восходящая звезда, именно так. Вокруг меня уже начинали собираться последователи, но в один прекрасный день я подумал, что, должно быть, им так же скучно, как и мне…– Арбас вздохнул.

– В той истории, которую ты рассказывал прошлый раз, вроде бы присутствовала какая-то девица.

– Все так и даже более того. Однажды мои воспоминания станут самой популярной книгой. Волнующие похождения, острый ум, разящие обличения общественных язв, вековая мудрость. Если ты оставишь свои шуточки, возможно, мне захочется посвятить этот том нашей дружбе. – Арбас завозился с трубой, чуть не уронив ее в воду. – И если этот чертов корабль перестанет качаться, может быть, мне удастся удержать это дьявольское изобретение на цели достаточно долго, чтобы хоть что-нибудь разглядеть. Ага, и я посвящу несколько страниц тому, как я навеки запечатлел свое имя в сердце Имеля, исключительно ради благодарности моего спутника – и к смятению ювелиров и портных по всей островной империи… Э, похоже, у меня что-то получается. Надо поймать объект, а затем настроить трубу.

– Я думаю, ты понимаешь, что имперская аристократия придает большое значение изяществу одежды, – заметил Кейн. – Наружность человека должна свидетельствовать о его богатстве и положении в обществе, точно так же как их продуманный придворный этикет и манеры поведения – это признаки благородного происхождения. Похоже, они изобрели тонкое искусство снобизма. Возможно, Имель утомился от усилий улучшить свое положение в их обществе, а мы несколько грубы с ним. В любом случае, он хорошо дерется, так что будь начеку. Кроме того, сейчас мы союзники, не забывай это.

– Вот уж не знал, что ты специалист по обычаям и нравам Товносианской империи,– с издевкой сказал Арбас.

– А вот и он! – прервал его Кейн и сменил тему разговора.

Настроение товносианца намного улучшилось, когда опасности его сухопутной миссии остались позади. Хорошая еда, питье и продолжительный сон хорошо сказались на нем. Почтение со стороны его людей после того, как он неделю скитался по трущобам Ностоблета, подняло его самоуважение, а элегантные одеяния вернули важность его поступи. Вознося хвалу небу, он наблюдал, как раб предает его рваное тряпье морю. После того как он принял ванну и ему сделали массаж с ароматическими маслами, выбрили лицо, тщательно расчесали волосы, теперь ниспадающие на плечи, одели в темно-зеленые чулки и юбку, коричневый шерстяной жакет с серебряными нитями и мягкие кожаные сапоги, после того как его пальцы засверкали дорогими кольцами, шею украсила золотая брошь, а у пояса повис новый, усыпанный драгоценными камнями клинок с покрытыми серебром ножнами и поясом, – теперь он снова почувствовал себя настоящим человеком, не имеющим никакого отношения к шестому сыну разорившегося и спившегося мелкого дворянина, юнцу, покинувшему отчий дом много лет назад.

Он профланировал по верхней палубе и легко взлетел по трапу на корму, где стояли, глядя на море, Кейн и Арбас. Арбас признал, что под шелком скрываются железные мышцы. Хотя худощавый ренегат-товносианец был, наверное, фунтов на пятьдесят легче, чем широкоплечий убийца, он был такого же роста, и Арбас видел, с какой опасной скоростью и мастерством он орудует мечом. На его лице была написана обманчивая непосредственность, впечатление ребячества, создаваемое легкими веснушками.

Имель приветственно кивнул Кейну и скептически поднял бровь, увидев, чем занимается убийца.

– Учишь нашу сухопутную крысу пользоваться подзорной трубой? – полюбопытствовал он и с глубоким сожалением обнаружил, что Арбас не выказал и малейшего признака морской болезни, несмотря на свой отменный аппетит.

Арбас рассвирепел. Он несколько раз ходил в море и считал себя морским волком, пусть и не очень хорошо умел обращаться с подзорной трубой.

– На самом деле Арбас на короткой ноге со стеклом, – успокаивающе сказал Кейн. – Он зачарован возможностями, которые демонстрирует твой прибор.

– Гм-м… – Имель отбросил назад развеваемый ветром локон темных волос. – Пару минут назад мне показалось, что он держит трубу задом наперед.

– Я восхищался безупречной работой,– прорычал Арбас, защищаясь. Хотя подзорные трубы и были дороги, редкостью они не были. Но когда человеку нет необходимости видеть дальше противоположной стороны улицы, такие устройства ему ни к чему.

Имель великодушно сменил тему разговора. Он указал на два паруса, которые поднимались вдалеке позади них.

– Они все еще преследуют нас, – заметил он. – Дай мне трубу, будь добр.

Арбас отдал ему подзорную трубу, и Имель, умело управляясь с нею, навел ее сначала на один, а затем на второй из преследующих кораблей. Он молча рассматривал их, сосредоточенно поджав губы.

Он передал трубу Кейну.

– Что ж, как ты уже сам видел, – он вежливо посмотрел в сторону Арбаса, – оба корабля принадлежат Союзу. Это опровергает наше смутное предположение, что это могут быть любопытные пираты.

Паруса впервые показались поздним утром. Имель счел этот вопрос менее важным, чем приведение себя в порядок. Но паруса не отставали и днем, и смутное предположение, что их преследуют, превратилось в твердую уверенность.

– Лартроксианцы всегда были упрямы, – задумчиво сказал Кейн. – Когти их мести достают дальше, чем я предполагал. Они видели, что мы сбежали по морю, и логично предположили, что нам надо будет миновать горловину Лартроксианского залива. В темноте мы проскользнули мимо патрульных кораблей, поджидавших нас там, но у прибрежных островов они держат другие корабли. Как только рассвело, они, должно быть, подняли по тревоге все корабли в пределах досягаемости их сигнальных зеркал. Поскольку они знают место нашего отплытия, им остается только просчитать курсы перехвата по всем маршрутам, ведущим из Лартроксианского залива. Довольно просто, – заключил Кейн. – Учитывая все это, странно, что нас преследуют только два судна.

– Не так странно, если учесть, насколько плох флот Союза, – заметил Имель, продемонстрировав презрение моряка, бороздившего далекие моря, к тому, кто редко уходил за пределы видимости берега.

– Тем не менее две судна нашли нас, – указал Арбас. – И моему неопытному глазу кажется, что они нас догоняют.

Кейн тщательно разглядывал преследовавшие корабли в трубу.

– Медленно, но приближаются, – признал он. – Все-таки во флоте Союза есть несколько больших кораблей, и, похоже, мы привлекли лучшие из них. Это, должно быть, биремы – кораблестроители в последнее время экспериментируют с таким длинным узким корпусом, пытаясь создать весельное судно, которое будет таким же быстрым, как и хороший парусный корабль. Штука в том, чтобы сбалансировать киль в достаточной мере для парусов, но так, чтобы он не мешал веслам. Но на этих кораблях даже больше парусов, чем положено биреме. Глянь, как высоки их мачты. Они быстро идут, пока сильный ветер не перевернет судно вверх тормашками, что обычно и происходит, если балласт и киль не отлажены должным образом.

Он с беспокойством осмотрел их собственное маленькое судно, которое Имель выбрал, руководствуясь в первую очередь соображениями незаметности и скорости, а потом уже годности к сражению. Корпус выбранного им корабля, узкий, с низкой осадкой, был оснащен всем, что могло нести такое судно; оборудован веслами в один ряд, которыми можно воспользоваться в случае штиля. В команду отобраны воины, но их было мало. Преследующие их биремы были в два раза больше и сильнее.

– Думаю, нам придется плохо, если мы вступим в бой,– продолжил Кейн.– Но это кажется вполне вероятным. Из-за ветра они нас постепенно догоняют. Если наступит штиль, на веслах они будут, наверно, втрое быстрее нас. Наш единственный шанс – потеряться в темноте, если мы продержимся до темноты.

Уверенность Имеля казалась непоколебимой.

– Они не смогут догнать нас до утра, – хладнокровно заявил он. – И вне зависимости от того, потеряют они нас ночью или нет, до рассвета мы достигнем самых северных границ Сорн-Элина, если ветер не ослабнет. А в Сорн-Элин они за нами не последуют.

– Сомнительное утверждение, учитывая проявленное Союзом упорство, – саркастически прокомментировал Арбас– Кроме того, из твоего зловещего повествования я припоминаю, что Сорн-Элин – не самое удачное место для моряков. Может быть, твои люди предпочтут сразиться с флотом Союза.

Имель беззлобно улыбнулся:

– Эфрель сама повелела мне плыть через Сорн-Элин. Мы повиновались и остались целы и невредимы, плывя к Ностоблету; мы поступим так же и на обратном пути. Я полностью доверяю мудрости Эфрель в таких вопросах. И я не верю, что лартроксианцы последуют за нами в Сорн-Элин.

Кейн пожал плечами, не будучи в состоянии предложить что-либо иное. Арбас все еще сомневался.

– Возможно, Арбас, ты хочешь заключить пари по этому поводу,– учтиво предложил Имель,– Скажем, твой высоко ценимый кортик против моего изукрашенного кинжала. Символическое пари, и я предоставляю тебе преимущество – клинок сомнительного происхождения против клинка, усыпанного драгоценными камнями очевидной ценности.

Арбас задумчиво провел пальцем по своим длинным усам, не желая позволить, чтобы его смутили. Наконец он покачал головой:

– Нет. Нет, мне не нравится это пари. По мне, ценность ножа заключается в его лезвии, а не в блестящей рукояти. В Ностоблете я знавал сутенеров, которые постеснялись бы носить такую вещь. Но даже если и не учитывать это, я полагаю, что, если выиграю пари, вряд ли проживу так долго, чтобы успеть порадоваться выигрышу.

– Вот уж не думал, что ты такой осторожный, – проворчал Имель. – Ладно, утро вечера мудренее.

До конца дня ничего не произошло. К ночи корабли Союза подошли так близко, что можно было разглядеть невооруженным глазом их двухрядные весла. Благоприятный для пеллинитов ветер все еще держался. Их клипер целенаправленно несся к пользующемуся дурной славой Сорн-Элину.

Когда темнота скрыла преследователей из виду, Кейн решил немного отдохнуть: выпить вина и поиграть в кости с Арбасом. Но ни тот, ни другой не уделяли игре достаточно внимания, напрягая слух, чтобы уловить звуки приближения бирем. Их суденышко неслось без огней, подобно черной стреле в беззвездной ночи. В отдалении то и дело прорывались сквозь туман огни бирем. Они шли на перехват клипера и явно догоняли.

Игра прервалась, когда Кейн забыл, какой счет был в прошлый раз, и Арбас тоже затруднялся припомнить. Арбас стоически собрал свой маленький выигрыш и отправился спать. Кейн был в мрачном расположении духа и остался на палубе с бутылкой. В конце концов он улегся на куче канатов и запасных парусов и погрузился в прерывистый сон.

Его сон был тревожным, но он ни разу не пробудился. Ближе к рассвету что-то внезапно вырвало его из дремы. Кейн открыл глаза, не понимая, что потревожило его покой. Ладонь сомкнулась на рукояти меча. Опять этот звук. Он шел издалека.

Скрип дерева? Крики людей? Он сосредоточился на звуке. Нет. Это было больше похоже на звук, с которым раскалывается древесина. Голоса, стонущие от ужаса. Слишком далеко, чтобы расслышать точно. И затем тишина.

Безмолвие.

Встревоженный, Кейн вскочил на ноги. С приближением зари ветер стих. Паруса безвольно свисали, вяло колеблемые ночным ветерком. Кейн собрался было поднять людей на весла, но потом отбросил эту мысль. Суда Союза находятся в таком же положении, а во мраке плеск весел мигом выдаст местонахождение их корабля. Вероятно, вахта уже предупредила Имеля, и он подумал так же. Может быть, им стоит подрейфовать до зари. А тогда они смогут более точно оценить свое положение.

Он снова лег, наблюдая за первыми проблесками зари на востоке. Примерно через час небеса начали сереть, и он с мрачным видом подошел к поручням. Услышав шарканье и скрип на нижней палубе, он обернулся и увидел Имеля, который вышел из своей каюты и с удовольствием потягивался.

Товносианец зевал все время, пока поднимался к Кейну. Кейн задумался, сколько напускного было в его беззаботном виде.

– Доброе утро, – поздоровался Имель. – Я приказал вахтенным разбудить меня, как только начнет светать. Подумал, что ты меня в любом случае сгонишь с койки с восходом солнца. Видишь что-нибудь?

Кейн покачал головой. Туман все еще покрывал волны. Затем восходящее солнце озарило воду. Море вокруг них было чистым, насколько видел глаз.

– Чертов ветер еще не начал дуть,– выругался Имель.– Похоже, нам придется провести еще одну ночь в Сорн-Элине, разве что после полудня задует. Я посажу людей на весла.

Его приказы были выполнены. Сонная команда вывалилась на палубу, ворча, что моряки не обязаны выполнять работу галерных рабов. Небо стало ярче, мгла рассеялась. Море все еще оставалось пустым.

Корабль медленно отправился в путь, когда гребцы взялись за весла. Солнце начало подниматься по небосклону. Ни одной биремы Союза так и не было замечено, хотя Кейн тщательно изучил горизонт в подзорную трубу.

– Они не решились последовать за нами в Сорн-Элин,– напомнил Имель, после того как стало очевидно, что их никто не преследует.– Похоже, даже лартроксианское упрямство имеет пределы. – В его спокойном голосе послышалась нотка облегчения.

– Похоже на то, – мягко согласился Кейн. Его внимание было сосредоточено сейчас на том, что он увидел в подзорную трубу.

Вдалеке он различил разбросанные обломки корабля. Куски древесины, остатки груза из трюма и прочие не поддающиеся определению остатки кораблекрушения. Это были обломки большого корабля, и явно недавние, иначе их разнесло бы далеко друг от друга. Тел видно не было.

Но в этом месте Сорн-Элина не на что натолкнуться. Может, биремы столкнулись? Однако столкновение не смогло бы раздробить корабли на мелкие части. В чем же дело?

Кейн передал подзорную трубу Арбасу. Он сомневался, что кто-то еще попытается их преследовать.