Паутина Света. Книга 1

Интерлюдия 6 Канаме Хироэ, 11 лет, ученица предпоследнего класса младшей школы, идёт домой

«Я обычная домохозяйка» — так про себя говорит её мама. И лет до шести дочка верила. Верила, что все эти игры, «разгадай походку», «изобрази главную черту вооон того дяди» или же зубрёжка правил традиционного этикета — это и есть нормальная семейная жизнь. И что мама совершенно седая в свои сорок лет, это тоже нормально. А в шесть как внезапно открылись глаза. Она почти не общалась со сверстниками, с мамой лучше и интереснее, но в преддверии поступления в школу женщина стала целенаправленно выводить свою дочь на прогулки в людные места, где много детей. Легко подсаживалась к компаниям на детских площадках, вовлекая мимолётом дочь в круг общения её сверстников, а потом, шагая дальше, с лёгкой улыбкой помогала разобраться в том сумбуре ощущений, что вынесла Хироэ из общения.

Хироэ спокойно поступила в младшую школу и с августа начала посещать первый класс. Но впечатление не сильно изменилось — ей было скучно со сверстниками. Но какой шок — ей было скучно и со взрослыми! Стоило ей позволить себе показать хоть какую-то нетипичную для детей черту, как те начинали суетится, в первый раз дошло до вызова матери и совместной беседе с детским психологом… где мать в лёгкую заставила поверить врача в клинический идиотизм приведшего Хироэ и её мать на консультацию.

В восемь Хироэ удалось наконец добиться от матери о причинах её затворничества.

— Бабушка, что меня учила, однажды сказала мне: «гейша, решившая подняться в гору, превращается в обычную женщину.» — процитирована Канами Айя. Я не поняла тогда, поняла много позже. И ты поймёшь.

— Учишь меня, как гейшу, — ухмыльнулась дочка.

— Учу тебя, как дочь, что не могу сказать о бабушке. Хорошая она была, но воспитала из меня последнюю б. дь. — Внезапно охарактеризовала себя мать. — И не мне её судить, наш «род» вообще был своеобразным. Обучали девочек, те становились «дочерьми» — и так далее, моя прабабка научила собственную дочь, а та — свою, время было такое, что можно было и не выжить иначе. А меня стала учить, когда я без матери с отцом осталась, бесприданница. Что ж, на дом и жизнь я заработала… но ничего, кроме горести мне такая «работа» не принесла. Твой отец нашёл меня… я позволила себе тогда расслабиться… чересчур сильно. Изрядной скотиной был тот генерал… А твой папа меня две недели пытался вывести из… из состояния. И вывел. И заставил стать своей женой, просто сказал — будь. И я поверила. Он был первым человеком, который мне не разу не соврал за две недели. — Робкая, такая хрупкая, такая незнакомая улыбка на секунду озарила лицо матери, будто спал груз лет и тяжёлых воспоминаний.

— Он не разу мне не соврал, за всё это время… не договорил много, это да… это — даже интереснее. — И лёгкая улыбка играла её на губах.