ПАРАЛЛАКС 606. Том I

3. И гаснет свет

Сказать, что Давид Мариус не любил мух – это ничего не сказать. Он ненавидел их всем сердцем. Каждой клеточкой тела. Из-за постоянного жужжания невозможно было нормально выспаться. Почти каждое утро Мариус, не в силах больше сдерживаться, злобно отбрасывал одеяло в сторону, сворачивал газету в трубку и приступал к методичному истреблению назойливых двукрылых. Убивал он их с неописуемым рвением, словно погрузившийся в транс во время ритуального танца индеец. Однако это не помогало - мухи всё равно откуда-то прилетали. И жужжали, жужжали, жужжали, жужжали. Больше мух Давид ненавидел только свою тесную тюремную камеру. Эти проклятые прутья решётки, напоминающие клетку в зоопарке, и вечно протекающий унитаз, который смердел похлеще застанутого врасплох скунса. Несмотря на то, что «Союз» имел статус самой большой межнациональной тюрьмы в мире, с ремонтами дела здесь обстояли туго. Впрочем как и с дезинфекцией насекомых.

Давид Гумерсиндо Мариус де Альварес был заключенным второго уровня. Крепким таким середнячком. По удачному стечению обстоятельств судья отправила его чалиться на нарах всего на семь лет. Можно сказать, что с наказанием ему подфартило, ведь на свободе в своё время Мариус наломал немало дров: он работал на главу узбекской мафии, Ахмеда Разигамова - правнука легендарного Ибрагима Разигамова. Занимался прямыми поставками наркотиков и оружия. Сначала обычным курьером, потом проводником, затем экспедитором. Босс приметил смелого и ответственного юношу – вскоре Давид стал его телохранителем. Дела пошли в гору; денюжка текла рекою. А потом кто-то с кем-то не договорился, всю банду копнули под самый корень, и Мариус угодил в эту дырень.

Криминал, он как и бизнес - ничего личного.

О причинах своего пребывания в «Союзе» Давид никому не рассказывал. По правде говоря, всем было глубоко наплевать.

Подземную тюрьму построили в 2040 году к востоку от Балканабада, что в Туркмении. В самом сердце горячих Каракум. Окружённый пустыней, изначально комплекс проектировался как военная база, предусмотренная для хранения боеприпасов и техники. В те годы между США и Россией начало назревать противостояние, прям как в годы Холодной войны. Когда Совет Безопасности ООН после чуть было не разразившейся Третьей мировой принял резолюцию о перемирии, базу закрыли. В скором времени члены верховной палаты выдвинули предложение по переоборудованию комплекса в тюрьму. Поступила толпа этих лощёных ублюдков как нельзя лучше – глубинные ангары для таких функций сгодились просто великолепно.

«Союз» состоял из трёх уровней. Верхний и по совместительству первый – для вандалов, ворья и прочей мелкой шушеры. На втором, что поглубже, контингент уже посерьёзнее: киллеры, гангстеры, рэкетиры и даже пираты. Можно сказать, все те, кто поставили на своей жизни крест, решили подписаться на мокруху либо пуститься во все тяжкие. Но чем эта конура отличалась от остальных тюрем, так это третьим уровнем. Концентрация кровожадности на нём заставляла поёжиться даже повидавших ужаса старожилов. Каннибалы, серийные маньяки, религиозные фанатики, сектанты и террористы. В среднем - сплошная невменяемость. Когда-то на третьем уровне располагался психиатрический стационар закрытого типа, и всех тамошних пытались изучать. Но со временем до правительства дошло, что отправлять докторов на такую глубину рискованно; практика лишь подтвердила бессмысленность этой затеи. Спустя полгода проект закрыли, отдав нижний комплекс на попечение искусственному интеллекту. Как не раз повторял Давид: «Пастух и стадо достойны друг друга». Байки о третьем уровне, истории о его узниках и обсуждение их провинностей из года в год оставались излюбленной темой обитателей «Союза». Почему? Ответ очевиден: всё, что скрывалось под вторым уровнем, держалось в строжайшей секретности, что позволяло выдумывать причудливые эпопеи с изощрёнными убийствами. Разумеется, с присутствием выпущенных кишок, фонтанов крови и пышногрудых роботизированных надзирательниц в латексе.

Давид не жалел, что стал бандитом. По сути, он и виноватым себя не считал: судьба сама заставила на кулаках отжиматься. Чувство жалости стало ему чуждо ещё в раннем детстве. Мариус родился на севере революционной Бразилии в 2022 году, и уже с малых лет ему пришлось многое испытать. Мать умерла, когда мальчишке было всего пять. Отец пытался следить за воспитанием сына, но смерть жены спихнула его жизнь в кювет: Мариус-старший связался с тяжёлыми наркотиками, и вскоре его упрятали в лечебницу. Давида же в итоге определили в интернат. Жизнь там оказалась муторной, и он, будучи ещё совсем крохой, сбежал в джунгли, к сепаратистам. Те приняли его, как родного. Уже тогда маленький Дэви грезил, как деловито будет прикуривать сигару и махать пушкой, когда подрастёт. Мечты сбылись: к тринадцати годам ночевать под открытым небом в глубине мангровых зарослей стало для него самым обычным делом. Как и влепить пулю в лоб зазевавшемуся супостату. Несмотря на всё это, Давид мечтал о том, что когда-нибудь вернётся домой, а там его будет ждать отец. Отец пожмёт его руку и похлопает по плечу. Отец будет гордиться сыном. Он убедится, что тот справился сам.

Что они оба справились.

Потом разгорелась война. В то время Мариус служил в Иностранном легионе. Его и таких же молодых мальцов согнали в кучку, словно овец на стрижку, и отправили на передовую, прямиком в мясорубку. Началась она в 2044-ом, да и продлилась от силы двенадцать часов. Сначала и так хрупкий мир сотрясся от терактов, а затем небеса озарила вспышка. Как ни странно, это был далеко не ядерный бум: после загадочной аномалии из строя вышли все электрические станции, устройства и приборы. Ровно на семь дней, секунда в секунду. Что это было?.. Кто инициатор атаки? Учёные, военные и аналитики ломали головы, но так и не смогли дать внятного объяснения случившемуся; всё произошло внезапно и скоротечно, а закончилось даже быстрее, чем началось. Явление получило название «Неделя Перерождения». Что самое удивительное, после той недели все политические распри разом прекратились. Будто по мановению волшебной палочки.

Именно во время Третьей мировой Давид повидал всю человеческую жизнь. Именно там стал атеистом. Когда рядом взрывается снаряд, сброшенный с бомбардировщика, а тела испуганных пацанят, с которыми ещё вчера рубился в картишки, разлетаются на ошмётки прям перед носом, то мысли о рае и аде уносятся далеко за горизонт. Ибо в этот момент думаешь только о том, куда бы спрятать задницу, чтобы её не нашпиговало шрапнелью, а затем не поджарило взрывной волной, как цыплёнка табака.

Тысячи павших без смысла и пользы.

Сотни свёрл, точащих в граните хладные имена усопших.

Война закончилась. Мариусу удалось выжить. Вернувшись домой, он пожалел об этом: отец умер, так и не дождавшись его. Именно тогда Давид и осознал, что такое безысходность. Безысходность - это когда ты стоишь у могил родителей и понимаешь, что всё это - не страшный сон, не чья-то глупая шутка. Что теперь у тебя не осталось никого. Ты совершенно один, и ты уже ничего не сможешь с этим поделать. Выбор сделан свыше. Вот что такое, это жуткое слово «безысходность». Взглянув сквозь скупые мужские слёзы на медали и потрёпанный китель, он задался вопросом: «Что теперь? Кем стать?.. Без образования. Без семьи. Даже без опыта мирной жизни... Зато с брякающей гирляндой из медалек; таких же бесполезных, как крышки от пивных бутылок. Пропить их, что ли? Или променять на дозу и заширяться в какой-нибудь канаве до потери пульса?.. Ну уж нет, мир. Выкуси». Применяя навыки выживания на практике, Давид со временем превратился в матёрого гангстера. Ну а уже потом, спустя почти пятнадцать лет – в заключённого второго уровня международной подземной тюрьмы «Союз».

Сладко зевнув, Мариус перевернулся на спину и уставился в потолок. Сегодня в камере царила тишина - мух и след простыл. Всматриваясь в засаленную жёлтую лампу взглядом человека, желающего окунуться в сладкий сон ещё хотя бы на одну минутку, он погрузился в размышления по поводу того, куда столь внезапно запропастились ненавистные ему насекомые.

- Старый медведь вышел из спячки... – лениво протянул с соседней койки Коджо. Поправив исхудавшую подушку, он снова уткнулся в геймбой. «Адский Разрушитель-4» - гласила кроваво-красная надпись на игровом картридже. Коджо Гуарри стал сокамерником Мариуса около трёх лет назад. Накаченный индус в салатовых очках временами, как считал Мариус, выглядел нелепо. Особенно когда злился, швырял портативную консоль об стену и орал на весь сектор «Суки, дайте бонусную аптечку!» Даже несмотря на вспыльчивый характер, страсть к играм, детективам Агаты Кристи и андеграундному хип-хопу соседи смогли стать лучшими друзьями: Коджо довольно неплохо балакал по-русски и умел поддержать разговор, что Давида вполне устраивало.

- И тебя туда же, - вернулся к реальности Мариус.

Тысяча шестьсот шестьдесят шестой день заключения. Единица и три шестёрочки. Когда сидишь за решёткой, вести подобного рода подсчёты в порядке вещей. Здесь их ведёт каждый. Осознание того, что половина срока позади, греет душу получше местной самогонки. Хрустнув костяшками, Давид встал и подковылял к покрытому оранжевым налётом умывальнику. В отражении металлической кружки показалось бородатое лицо. На лоб спадали спутанные пряди. Мариус поморщился: щетина начала расти в тринадцать, хотя папаня никогда не носил ни бороду, ни бакенбарды, ни даже усы. Чёртов тестостерон, торпеду ему в винт.

- Опять я оброс. Выгляжу как бомж помойный.

- Почему «как»? – сострил сокамерник.

- С кем поведёшься, от того и наберёшься, – широко зевнув, Давид почесал усеянный наколками бок; почему-то именно сегодня он готов был дрыхнуть хоть весь день напролет. «Неужели создатель проявил милость и решил извести жужжащих тварей?.. Гм, с чего бы такая услуга? И как бы в должниках потом не очутиться».

Из коридора донёсся резкий, похожий на звон китайского колокольчика, сигнал.

- Да ладно, уже девять утра? - удивился Давид, наконец оторвавшись от отражения.

- Так точно. Сеньор Мариус сегодня соизволил понежиться в постельке.

- А как тут не понежиться? Ни одной мухи нет, сам-то глянь.

Коджо сдвинул очки на кончик носа и уставился на лампу, словно критик, пытающийся найти в объекте исследования какие-либо изъяны.

- Я тоже заметил. Свалили твои любимые жужжалки, куда ты теперь без них.

- Лучше бы они и не возвращались.

Меланхолично поплевав на большой палец, Коджо протёр им дисплей приставки.

- В нашем секторе, кстати, внеплановый санитарный день сегодня. Поговаривают, проверка со дня на день нагрянет.

- Твою ж мать... – мрачно буркнул Давид. - Весь день надрачивать в камере, ну просто отпад.

- Зато хавчик с доставкой на дом.

- Шик. Пожрал – поспал, поспал – пожрал. Безудержное веселье.

Склонившись над раковиной, Мариус принялся умываться; шестнадцать квадратных метров камеры наполнились гудением стояков и урчанием сливного отверстия, похожим на пивную отрыжку. Коричневатая вода проходила с трудом. Когда Давид закрутил вентиль, а гул труб поутих, послышалось металлическое дребезжание. За решеткой возникла тележка со стопками тарелок, а затем и толстячок в накрахмаленном поварском колпаке, усердно толкающий её свисающим едва ли не до пола пузом. Круглое лицо его блестело, будто натёртое салом.

- Доброе утро, джентльмены. Завтрак пожаловал.

Взяв тарелку, он плюхнул в неё порцию серо-бурого месива.

- Кроха Тони? Не думал, что сегодня твоя смена... – Давид вытер лицо дырявым полотенцем и подошёл к решётке. С отвращением наблюдая, как комки каши разлетаются во все стороны, он перешёл на шёпот: - Как здоровьишко?

- Средней паршивости, но жить можно.

- Как начальство? Что наверху слышно?

- На завтра генеральная инвентаризация запланирована. А так всё пучком. Ты же знаешь: по-другому у нас и не бывает.

- Это хорошо. Слушай, Тони, дельце есть одно.

- М-м-м? - промычал тот, сосредоточенно орудуя черпаком.

- Я ведь к тебе сейчас не просто так с расспросами пристаю. Ты наверняка догадываешься, по какому поводу все эти неприсущие мне любезности.

Мариус направил на собеседника многозначительный взгляд и улыбнулся - жизненный опыт показал, что излишние словесные прелюдии в подобного рода мутках ни к чему. Не отрываясь от процесса раздачи баланды, Тони надулся; красные щёки стали похожи на шары для боулинга, а сам он – на жабу-переростка, напялившую поварские одеяния.

- Догадываюсь... - он просунул тарелку сквозь прутья решётки. - Полтинник за стакан.

Коджо подхватил завтрак и стал с интересом наблюдать за ходом сделки. «Ах ты, баллон с кишечными газами! Сэмюель брал тридцатку за столько же. Где твоя совесть, чёртов спекулянт?» - подумал Давид, но виду не подал. Шутить с человеком, способным толкнуть здесь шмаль – дело рисковое. Сначала замучает совесть, а потом уже и скука. Тем более в санитарный день. Осознав это, Мариусу пришлось отложить навыки торгаша на дальнюю полку. Ловко вытянув из-за нашивки на робе пятидесятидолларовую купюру, он впихнул её в мясистую ладонь разносчика. Кроха Тони выудил из-за пазухи пакетик с тёмно-зелёным содержимым и отдал его заключённым вместе со второй тарелкой.

- Ты как всегда спасаешь меня, - проворчал Давид. - Родина тебя не забудет.

- В следующий раз родина будет платить на десять баксов больше.

- С такими тарифами ты всю клиентуру растеряешь, – возмутился Коджо.

- Вот-вот, - поддакнул Мариус. - Бери пример с Сэма: он не ломит цены.

- А вы что, ещё не в курсе? Сэмюеля какая-то шестёрка заложила, его прям с поличным и взяли. Три года впаяли, он теперь на первом уровне тусуется. Приветик от вас передать?

Мариус осёкся и промолчал. Пожелав приятного аппетита, толстяк удалился обслуживать остальных заключённых - снова забренчала тачка. Давид проводил разносчика строгим взглядом; в череп начали закрадываться мыслишки по поводу того, что пузо Тони – совсем никакое не пузо, а жилетка, вдоль и поперёк забитая зиплоками с травой. «Замечательная идея, между прочим... Особенно учитывая теперешние обстоятельства».

Вскоре к трапезе приступили и заключённые из остальных камер. Загалдели стеллажи бетонных будок, зашумели изъеденные ржавчиной этажерки. Снаружи прошёлся вразвалочку надзиратель: пригрозил играющим в маджонг азиатам драйкой унитазов. Сектор наполнился звоном ложек и застольными беседами, напоминая заводскую столовую во время обеденного перерыва.

- До меня тут слушок дошёл, что один хрен с третьего уровня чуть не слинял, - с набитым ртом пробубнил Коджо.

Прекратив ковыряться в каше, Давид посмотрел на сокамерника с видом озадаченного следователя. Такие новости всегда вызывают любопытство. Тем более «два в одном»: третий уровень плюс побег. Вот только историям этим зачастую грош цена – выдумки ведь они, и не более того. Несмотря на это, на бронзовом лбу Мариуса пролегли несколько глубоких морщин: а вдруг инфа не палёная, вдруг что-то дельное.

- Народ поговаривает, что он до центрального лифта добрался, - добавил Коджо, сёрбая компотом. - Там-то в него этот кибер-сторож и вцепился.

- И откуда сведения?

- Вчера в тренажёрке кореша рассказали.

Мариус лишь отмахнулся от соседа.

- О да, слухами земля полнится. Я одного в толк не возьму: смысл кому-то выдумывать все эти бабушкины сказки? Никто ведь не знает, что там происходит на самом деле. Даже шишки в административном корпусе.

- Не соглашусь, братишка. Сплетни сами по себе не возникают…

- Ещё как возникают! – перебил его Давид. - Большинство из вас ничем не отличается от болтливых старух, любящих посудачить о том, чего на самом деле не было. Вам только повод дай - и понеслась.

Недоверчиво покосившись на Мариуса, Коджо залил остатки компота в рот. На выбритом индийском лице промелькнуло желание поспорить, и Давид решил дать сокамернику шанс:

- И как его зовут, в таком случае? Этого вашего беглеца?

- Да не помню я. На «А» что-то.

- Ещё лучше, ты даже не знаешь его имени.

Коджо уставился на потолок, словно каприза, которому не купили игрушку.

- Вот вечно ты так. Помнишь старика из Индии, лидера секты каких-то там радикальных баптистов? Тех, что публично сжигали себя?

- Альман? – предположил Давид и нахмурился ещё больше. - Альман Машаракти?

- Точняк, он самый! Поговаривают, что этот дед ночью слинял из камеры.

- Да ты гонишь! Альман Машаракти - это миф. Спятивший медиум под сто с лишним лет. Страшилка, которой пугают сорванцов.

- Но…

Мариус не позволил Коджо даже начать реплику:

- Хорошо, пускай по-вашему. Но посуди сам: как старый дед раздраконил электронные замки? Он что, фокусник? Взял и наколдовал себе отмычку? Или вытянул её из своей сморщенной сра…

- Да ты вечно найдёшь, к чему придраться! У них там на третьем уровне все с головой не дружат... - Коджо вынул из стакана дольку яблока и начал пристально её разглядывать. - Кто знает, что взбредёт в их ополоумевшие кочерыги.

- Тут не спорю, - в скупом ответе Мариуса прозвучала лишь неопределённость.

Проглотив последнюю ложку каши, он принялся за компот. Давид часто размышлял над тем, что ему и самому вполне могли светить апартаменты на третьем уровне. Знали бы присяжные, скольких людей за всю свою жизнь он подсадил на запрещённые вещества; из них наверняка можно собрать небольшой провинциальный городишко. Если бы не вовремя подоспевший адвокат-грамотей, на которого пришлось нормально так раскошелиться, и годами выработанная привычка заметать следы, он бы наверняка тусовался с этими безумцами. Это немаловажное обстоятельство пополняло копилку причин, по которым Мариус помалкивал обо всех своих многочисленных похождениях, стараясь рассказывать лишь о паре-тройке приказов во время службы.

* * *

Спустя полчаса под потолком камеры витали облака густого дыма, а Мариус и Коджо лениво батонились на койках. С качеством Тони не подвёл: полтинник, перекочевавший в нычку пузатого повара-наркоторговца, оказался потрачен ох как не зря.

- Вот проторчу здесь ещё пару лет - и на волю... - бормотал Давид, меланхолично покручивая между пальцами именную серебряную зажигалку. – Эх, заживу так заживу. Махну куда-нибудь подальше. Заработаю бабла, открою пивной магазинчик. Гараж, жена, детвора и всё такое.

- Ну-ну, любишь ты помечтать, - рассмеялся Коджо, а шконка под ним ехидно заскрипела. - Это ты сейчас так говоришь. А как отчалишься, снова всё по наклонной пойдёт. Уж я-то тебя насквозь вижу: наверняка опять с наркотой заметут. Вот как пить дать. Кстати: если что, я буду ходатайствовать, чтобы тебя снова ко мне подселили. Ты порядочный мужик.

Мариус фыркнул и бросил на соседа возмущённый взгляд: любит тот из себя психолога строить. Начитается своих детективов и давай лапшу на уши вешать. Хотя... может, в чем-то он прав?.. Да не, пшёл бы он куда подальше со своими умозаключениями.

- Иди ты. Как только переступлю порог тюрьмы, сразу же завяжу со всей этой... - Давид замолчал на полуслове: собственный голос ещё никогда не казался ему таким неестественным.

- Конечно-конечно, - иронично отозвался Коджо.

- Что ты заладил «конечно-конечно»... - передразнил Давид.

- Сколько волка ни корми, он всё в лес глядит. Есть такая пословица, старина.

- И вот нет, чтоб поддержать инициативу. Сам-то что, лучше?

- Этого я не говорил. Я ж сам залётный: случайно всё вышло. Бангладешские трущобы, мать их, не оставили мне выбора. Ещё три года настаиваться в этом погребке. Многовато, конечно, но жаловаться не на что. Еда неплохая, работать особо не заставляют. Приставка, баскетбол, качалка, книг в библиотеке валом. Даже личная душевая кабинка есть, пускай и протекающая. Не хватает разве что девчат.

Услыхав последнее слово, Мариус осклабился: по бронзовому лицу расползлась довольная ухмылка. Да, он бы сейчас не отказался зажать какую-нибудь красотулю в крепких объятиях и оприходовать её так, как свет не видывал. Пять лет прошло с того момента, когда он пускал в ход шпагу в последний раз. Перед глазами начали проплывать образы прелестных женских личиков. И не только личиков.

Давид перевернулся на живот.

- Вот тут ты, кстати, не прав, - сказал он.

В полупьяном взгляде Коджо заблестела неслабая заинтересованность:

- С этого места соизвольте поподробнее.

- Слухи слухами, но когда я мотал срок в юго-восточном секторе, то краем уха слышал, что на трёшке чалятся несколько крошек. Лично мне всегда было интересно, за что их туда упекли.

- Представляю я этих «нескольких крошек»... - Коджо нахмурился; лицо его сморщилось, словно засохший баклажан, а белоснежные зубы стали выпирать вперед, как у верблюда. - Там, наверное, такие девчонки. Клуб чёрных вдов. Или вон, как самки богомолов: сначала с самцом того, а потом возьмёт да и откусит ему...

- Типун тебе на язык! – Мариус аж передёрнулся. - Ты в своем репертуаре, одни извращения на уме.

Коджо продолжал рассуждения, пропустив упрёк мимо ушей:

- Интересно, каково им там? Среди этих отбитых свиней, неспособных оценить всю прелесть дамской красоты?.. Э-э-эх... – он тяжело вздохнул. - Привели бы парочку малых ко мне, я бы дал им сыграть на своей диджериду... А с другой стороны, почему мы так уверены, что они нуждаются в сексе? Вполне вероятно, в их милых сбрендивших головушках хватает тараканов и без потребности в сношении.

- Не ссы, им понравится. Инстинкты ведь первичнее рассудка. Как считаешь, красивые они хоть?

- Полагаю, лучше среднего... – Коджо принялся нежно ощупывать воздух. – Груди троечки, как раз чтобы в ладонях помещались. Нежная кожа, осиная талия. Две тёплые булочки в обтягивающем синем комбинезончике. Уверен, дамочкам снизу понравится снизу.

- Контролируй гормоны, булочник, - предостерёг Мариус.

Мужчины расхохотались, а камера наполнилась очередной порцией дурманящего разум смога.

Давида клонило в сон. Покемарить после завтрака казалось заманчивой идеей. Мысли о планах после выхода на свободу и о девушках уровнем ниже постепенно растворялись в пелене разума. Размытые образы таяли перед глазами кадрами засвеченной плёнки. Перевернув подушку холодной стороной вверх, Давид начал посапывать, всё больше погружаясь в сладостные объятия Морфея, а Коджо вернулся к прохождению «Адского Разрушителя-4».

Камеру тряхануло, словно кто-то изо всех сил лягнул её в стену. С потолка посыпалась побелка; тусклая лампа накаливания заискрила. Домашняя атмосфера испарилась, сменившись беспокойством - заключённые тут же принялись шуметь и перекрикивать друг друга.

- Это ещё что за чертовщина?! – откинув геймбой на подушку, Коджо метнулся к решётке. - Землетрясение?.. В долбанной пустыне?

Подковыляв к раковине, Давид обдал лицо ледяной водой; он до последнего полагал, что происходящее - либо дурной сон, либо бэд-трип от гостинца Тони. Не отошедший от полудрёмы разум немного прояснился. Вечно после травы голова гудит. Особенно той, что приторговывают на глубине - обильно приправленной реагентами и прочей гадостью, от которой мозги шалить начинают.

- Вряд ли... - встав рядом с соседом, Давид выглянул в коридор: блоком медленно, но верно овладевал переполох. - В Туркмении сейсмическая активность почти на нуле.

- Тогда какого хрена здесь происходит?

Толчки повторились, на этот раз с новой силой. Натужно заскрежетал металл. Закреплённая на потолке блока газовая труба треснула. Искра, хлопок - из щели брызнул столб огня, точно древний дракон дыхнул пламенем. Мариус судорожно поёжился – в памяти начали всплывать образы двадцатилетней давности. Взрывы, вспышки, свист снарядов, крики сослуживцев. Возгласы узников заглушил едкий писк. Давид нахмурился: аритмичный шум напоминал радиопомехи. «Звуковое оружие?» Светильники заморгали подобно стробоскопам. Задрожали плафоны, задребезжали мостки. Писк прервался щелчком, и в блоке пропало освещение. Все камеры до единой, в том числе и коридор... всё погрузились в кроваво-жгучий полумрак.

- Ого! – выпалил Давид, машинально доставая зажигалку; тесную цементную коробку осветил оранжевый огонёк. За ржавыми прутьями решётки были видны лишь несколько метров бетонного пола и пышущий жаром обломок трубы. – Походу, электричество накрылось.

- Да неужели? – попытался придать словам оттенок шутки Коджо; по его блестящему от пота шоколадному лицу бегали блики. - Мой зад настойчиво сигналит о том, что происходит что-то неладное.

- Не только твой.

- Может, Четвёртая мировая началась?

- Ляпнешь тоже. Как насчет побега с третьего уровня? – предположил Мариус, вытягивая руку с зажигалкой как можно дальше и вспоминая застольную беседу.

- С такими звуками? И тряской?

- Ну мало ли, вдруг психи на склад со взрывчаткой напоролись и устроили фейерверк.

- А как насчёт метеорита? - спросил Коджо. - Или Россия водородные бомбы где-нибудь по соседству испытывает?

- После той недельки в сорок четвёртом все испытания запретили, так что вряд ли.

- Так, может, снова та неделька наступила? - всё не успокаивался сосед.

- Хрен его знает.

Мариус даже при наисильнейшем желании не смог бы определить, какое настроение в данный момент преобладает среди обитателей его сектора. Сейчас он почему-то решил полагаться на других: стадный инстинкт в паничных массовках - штука крайне рисковая, но местный контингент в большинстве своём ребята опытные. С одной стороны, многим было не по себе, ведь подобное здесь наверняка происходило впервые. Одни заключённые перешёптывались, другие улюлюкали и пытались докричаться до надзирателей. С другой стороны, скорее всего именно безрассудное мальчишеское любопытство двигало теми, кто, прислонив лица к прутьям, вглядывались в потёмки в попытке выяснить, что за движуха здесь наклёвывается. В камерах напротив заморгали бледные огоньки спичек и зажигалок. Рвущееся из трубы пламя всё росло и росло - коридор посветлел, открыв взору мостки над головой. В секторе воцарилась таинственная атмосфера ночных скаутских походов, наполненная огненным теплом. Постепенно нарастающий гомон прервался громким женским голосом; тот звучал ровно и спокойно, как прогноз погоды на радио:

- Заключённые второго уровня, объявлена чрезвычайная ситуация. Отойдите от решёток и сохраняйте порядок. Начинается эвакуация в защитный сектор. Держитесь красной линии, изображённой на полу. Внимание: это не учебная тревога. Попытка бегства будет караться расстрелом. Повторяю: это не учения. Держитесь красной линии...

Громкий лязг заставил вздрогнуть. Решётки начали отодвигаться, точно падающие костяшки домино, одна за другой. Загремели железные мостки, зашлёпали подошвы - узники с восторженными криками принялись выскакивать из камер и бежать к открывшимся в торце сектора воротам. Именно к ним и тянулась пошарпанная красная полоса, нарисованная на бетонных плитах пола.

И тут топот ног заглушила режущая слух сирена.

- Быть этого не может... - сквозь силу прошептал Давид.

Этот сигнал мог означать лишь одно.

- Сирена?.. Погоди, братан, я не понял. Это что? Действительно побег с третьего уровня? – промямлил Коджо, поднимая очки на лоб. Не в силах что-либо вымолвить, Мариус лишь кивнул. Он чувствовал, как им постепенно, миллиметр за миллиметром, овладевает смятение. Как ни странно, приправленное добротной порцией азарта. «Сегодняшний день обещает быть весёлым. Столько всего. И сразу». Давид оскалился: он чувствовал себя участником нового реалити-шоу. Бескомпромиссного, популярного, захватывающего дух. Казалось, надрывный мужской глас, доносящийся сверху, крикнет: «Дамы и господа, время ваших ставок!»

Наблюдая за бегущими заключёнными, Коджо выдавил из себя:

- Кореш, это ведь глюки? Это нас плющит так, да?

- Ни черта это не глюки, - заверил его Давид.

Выскочив из камеры, они со всех ног ломанулись в сторону открывшихся ворот. Сирена голосила всё громче. Казалось, барабанные перепонки вот-вот лопнут, а из ушей фонтанами хлынет кровь. Десятки. Сотни небритых, потных, матёрых мужиков толкались и пихались. Борьба за выживание читалась в их глазах чётко, как буквы Ш и Б на таблице окулиста. Повсюду мат и ругань. Некоторые всматривались в пол, пытаясь разглядеть потёртую красную линию. Другие восторженно тыкали пальцами в полыхающую трубу. Третьи зазывали зазевавшихся узников. С увлечённостью болельщиков на ипподроме, арестанты толпились у выхода из блока, выясняя между собой отношения и пытаясь как можно скорее покинуть опасную зону. В нескольких метрах от ворот Давид впал в ступор. В голове его прогремел гром; в глазах сверкнули рубящие разряды молний. Мариусу в спину врезался кудрявый парнишка.

- Pardon, monsieur, - быстро извинился тот и скрылся в толпе.

Не обратив на него совершенно никакого внимания, Давид принялся дотошно ощупывать свой комбинезон. Коджо остановился рядом.

- Чего завис? Валим скорее!

Но Давид не шевелился. В голове его происходила сложнейшая диффузия. Миллиарды нейронов участвовали в мыслительном процессе, который должен был решить дальнейшую судьбу.

Его судьбу.

Судьбу мира.

Судьбу... купленного пакетика.

Посмотрев на сокамерника, Мариус произнёс голосом раскаявшегося на исповеди грешника:

- Кажется, я дурь в камере забыл.

- Да и хрен с ней! - прокричал Коджо. - Докурим, когда вернёмся.

- А вдруг мы не вернёмся? Вдруг она сгорит или её завалит?.. Ну уж нет. Ты как хочешь, а я за шмалью.

С этими словами Давид развернулся и побежал навстречу толпе, небрежно расталкивая паникующих заключённых. Потерю пакетика нельзя допустить. Если их сектор обрушится, то всё, капут, кранты!.. Адьос, амиго, деньги на ветер. Во время эвакуации вряд ли кто-то станет проводить обыск с пристрастием. Да и веселее будет ждать, пока этот бардак закончится. Коджо ещё спасибо скажет. Провернув в подсознании все возможные оправдания, Мариус ускорился.

- Грёбаный ублюдок, ненавижу! – злобно констатировал Коджо. Оттолкнув беззубого рыжебородого старика, спешащего протиснуться к выходу, он бросился вдогонку за Давидом. Вскоре оба достигли камеры. Коджо топтался возле решётки и нетерпеливо смотрел то на редеющую толпу заключённых, то на торчащие из-под кровати ноги соседа. Мариус пытался отыскать запропастившийся пакет, но тот как сквозь землю провалился. Закон подлости: вечно всякая чепуха происходит в самый неподходящий момент. Паника росла, словно скатывающийся с горы снежный ком.

- Дело дрянь, не могу найти. Куда мы его запихали?

- Ты прятал, вот и вспоминай.

- Да в этих сраных потёмках ни черта не видно.

- Дружище, давай скорее! – всё не успокаивался Коджо.

- Ты бы помог, а?! Ты же у нас любитель улик и расследований, не я! Примени опыт на практике!

Коджо ругнулся, но всё-таки запрыгнул в камеру. Стянув с кроватей покрывала, он взялся за обыск постельного белья. Назойливая сирена всё не умолкала. Голоса заключённых становились всё тише, а вскоре и вовсе вышли за пределы порога слышимости.

- Нашёл! – воскликнул Давид. Выбравшись из-под кровати, он поднял пакетик над головой, словно Прометей олимпийский огонь.

- А теперь валим! - скомандовал Коджо.

Мужчины выскочили из камеры и ринулись к выходу.

Тридцать метров.

Десять.

Пять.

Ещё чуть-чуть. Буквально рукой подать.

В это же мгновение сирена смолкла. Мощно звякнули шестерни — тяжеленная ставня рухнула на пол подобно лезвию гигантской гильотины. Громыхнулась, оставив двух узников наедине с пустым блоком и открытыми настежь камерами.

* * *

Давиду стало как-то не по себе. Обидно и гадко, что ли. Сначала он почувствовал, как болезненно ёкнуло сердце, а уже потом задними чакрами ощутил поток мысленных проклятий от Коджо. Тот, в свою очередь, присел на корточки и начал посмеиваться; то надрывно, то сдержанно, то тише, то громче - как псих в камере-одиночке, путешествующий по мрачным фантазиям подсознания. Мариус уже вовсю раздумывал над тем, как бы избежать конфликта. Сосредоточив взгляд на огоньке зажигалки, он попытался разрядить обстановку фразой:

- Спокойно, не паникуем.

Коджо посмотрел на Давида, словно голодная анаконда на мартышку. Мариус попытался сглотнуть слюну, но вместо этого чуть было не подавился.

- Не паникуем? Ты, сука, прикалываешься, да?

- Только давай без этих твоих скандалов.

- Скандалов? - взметнув указательный палец в сторону закрытого выхода, Коджо завопил: - Ты это видишь, а?! Ты, сто косяков в твоё прокуренное дупло, видишь это?

Мариус сложил руки на груди. Вне всяких сомнений, отговариваться было бесполезно, но он чувствовал, что если замолчит, то Коджо будет пилить его бесконечно долго.

- Что «это»? Тряска прекратилась, сигнализация заткнулась, так что мы в безопасности.

- Ты просекаешь, что теперь мы считаемся сбежавшими? В убежище, или куда там все свалили, будет пересчёт. Нас не досчитаются, объявят улизнувшими и при первой же встрече – пиф-паф, гуд бай, ребятушки. А всё из-за какого-то долбанного пакетика... - Коджо вытянул руку вперёд, как Гамлет, и потряс ею. - О, Сансара, мою жизнь погубил ничтожный пакетик дерьма.

- Ничтожный? – искренне возмутился Давид, ощупывая спрятанный в штанах сверток. - Не соглашусь, Тони на этот раз прилично так отсыпал.

- Ах да, самое время для искромётного юмора от шутника Давида! Браво! Аплодисменты синьору Мариусу де Альваресу! – перебил его оправдания Коджо. Басовитый крик соседа становился всё громче: казалось, он вот-вот сможет составить конкуренцию недавно вопившей сирене. - Ну что, взял ты свою любимую дурь? Почему не куришь? Нет же никого. Свобода! Доставай газетку, пыхнем ганджи в последний разок... перед вынесением смертного приговора.

Давид растерянно потупил взгляд: увы, сокамерник любил преувеличивать. Давид считал Коджо просто невероятным паникёром. Случись что, тот сразу начинал причитать, словно ошпарившаяся кипятком домохозяйка. Во всём эти его игры виноваты. Без сомнений. С тусклым лицом выслушав лекцию о вреде марихуаны, Мариус не преминул высказаться:

- Да какой побег, старина? Мы сейчас вернёмся в камеру и задвинем решётку. Скажем, мол, нашу дверь заклинило. Дождёмся надзирателей и всё уладим.

- Дружище, мой верный друг. Ты понимаешь, что ты, как бы тебе намекнуть помягче... наивный болван? Ты и правда думаешь, что суд станет разбираться, почему два каких-то укурка не свалили со всеми?

- Разумеется.

- Как бы не так! – Коджо ткнул пальцем в потолок, взглянув на Мариуса с оскорбительной укоризною; изо рта его аж брызги полетели. - На видеозаписях будет видно, как мы стояли в паре шагов от выхода, а потом ни с того ни с сего припустились назад!

- Ничего там не видно... - неуверенно проворчал Давид. – Электрика накрылась, значит и камеры повырубались.

- Да даже если и повырубались, тут заключённых десяки тысяч! Ты полагаешь, что охране есть дело до того, что мы, видите ли, не успели эвакуироваться со всеми? Да нас при первой же встрече порешают, как бездомных шавок. Или к сроку ещё пятак припишут. Им же только повод дай. Ну уж нет, увольте... Мариус, ты просто невероятный кретин! «Выйду, забуду про дурь». Ха-ха-ха!

Мрачный смех отзывался протяжным эхом. Дела плохи: Коджо был на нервах, и Давид прекрасно понимал, что вина полностью лежит на нём. Разумеется, он и не подумал бы, что пакетик травы станет причиной столь неприятных последствий. Но и оставить его в камере он не мог; знал бы Коджо, каким невероятным трудом ему далась эта долбанная пятидесятка с портретом этого долбанного Улисса Гранта. Во время партии в покер пришлось поставить серебряную отцовскую зажигалку. Пиковый валет выпал в последний момент, и вот, вуаля: флэш-рояль. А ведь Давид уже собирался пасовать. Несмотря на ту победу, сейчас он чувствовал себя посторонним человеком. Наблюдателем, угодившим в ловко замаскированную ловушку судьбы. Захотелось провалиться сквозь землю или хотя бы на время оглохнуть. Серое вещество в черепе Мариуса усердно генерировало решение образовавшейся проблемы, но идеи в голову не приходили. Коджо сидел на полу, накрыв голову руками, словно обанкротившийся бизнесмен. Несмотря на сильнейшее желание не нагнетать обстановку, Давид всё-таки решил оправдаться.

- Послушай: а нафиг ты вообще за мной попёр?..

На полуслове его прервало омерзительное сопение; оно исходило откуда-то сверху, с противоположного конца коридора. Из самого тёмного, не освещаемого полыхающей трубой, угла. Сопение это было явно не человеческим. Давид это сразу определил. Подсознательно. Той самой долей мозга, которая отвечает за примитивные инстинкты и животные страхи. Судорожный хрип повторился, на этот раз громче. Кожа вмиг покрылась мурашками. Моментально забыв обо всех насущных проблемах, Коджо вскочил на ноги и стал осматриваться. Давид посветил в направлении звуков, но кромешная тьма и не думала расступаться.

- Что за?.. Кто здесь? – со страхом спросил сокамерник, всматриваясь в непроглядную пустоту.

Над головами послышался нарастающий топот. Быстрый и хлюпкий, словно бег в калошах по лужам. Давид взметнул зажигалку: за помостом верхнего яруса показались два затянутых беленой глаза, которые тот час же скрылись во мраке. К горлу подступила тошнота, а из живота донеслось недовольное бульканье утренней овсянки.

- Ты видел это? – шёпотом спросил Давид.

Коджо попятился.

- В-в-великий Вишну, з-защити нас ото зла.

Тусклый огонёк зажигалки начал помигивать, после чего потух, передав эстафету практически абсолютному мраку. Очень вовремя. Казалось, пришло время расплачиваться за хорошее начало дня.

- Работай. Работай давай! – Мариус тряс зажигалку и беспомощно щёлкал кнопкой, но предательница ни в какую не хотела загораться. Всё-таки надо было пасовать тогда. Сдавливающая чернота блока наполнилась утробным хрюканьем. Жадным, голодным и нетерпеливым. Волосы по всему телу встали дыбом.

- Мариус, какого хера? Верни свет, сейчас же… – запричитал где-то под боком Коджо; голос сокамерника дрожал похлеще заедающего радиоприёмника. Давид щёлкал зажигалкой, но та выпускала лишь искорки. Наконец, тусклое жёлтое пламя озарило бетон. Мариус издал радостный смешок и, подняв огонёк на уровень глаз, едва не лишился рассудка. Руки мгновенно онемели и похолодели, а ноги, казалось, вросли в пол. Прямо перед ним, покачиваясь из стороны в сторону, находилось нечто настолько отвратное, что всё тело сразу же свело судорогой. Человекоподобное существо, стоящее в метре от узников, отдалённо напоминало палочника. Скользкую кожу покрывали струпья и синяки, точь-в-точь как у пролежавшего несколько недель в болоте утопленника. Стопы походили на ласты аквалангиста. Извивающиеся, словно уродливые картофельные ростки, пальцы приближались к побелевшему как мел лицу Давида. В голове того в тот момент зажёгся фитиль. Огонь разгорался, всё быстрее приближаясь к взрывоопасному ящику с подписью «Эй, Дэви! Пора бы задницу спасать, сукин ты сын!» Чудовище застрекотало, словно электрошокер: угрожающее эхо зарезонировало по замкнутому пространству. Тварь разинула широкую, чуть ли не вывернутую наизнанку пасть и взревела, попадая вылетающей слизью на лица и комбинезоны.

Завопив похлеще Монсеррат Кабалье, Коджо шарахнулся и со всех ног припустился в сторону камеры. Мариус рванул за ним: ему казалось, что он сможет бежать бесконечно долго. Десятки километров без привалов и отдышек. Даже глаза в момент привыкли к темноте. Все мысли покинули голову. Все, кроме одной: бежать, бежать, бежать. Не прекращая издавать иступлённые крики, монстр устремился вдогонку за заключёнными.

Коджо буквально влетел в камеру. Схватился за решетку. Заскрежетав зубами, он всеми силами попытался задвинуть её на место, но та ни в какую не желала поддаваться. Мариус запрыгнул следом. Хлюпающие шаги приближались: шлёп-шлёп-шлёп-шлёп.

- Да помоги же мне, блять! – отчаянно взревел сокамерник.

Давид направил мощный удар с ноги прямо по дверным подшипникам. Решётка со скрипом сдвинулась не несколько сантиметров. Гулкий лязг стеганул по нервам: те так и вытянулись в струнку, готовые в любой момент лопнуть и скукожиться.

- Лупи! Ну же, сильнее мочи! – не прекращал вопить Коджо прямо в ухо Давиду. Ноги стали ватными. Сердце колотилось, норовя выскочить из грудной клетки. Мариус издал боевой клич и что было сил лягнул стальную ограду: скрежет заглушил вопли существа, и клетка захлопнулась. Схватив койки, заключённые подтащили их к решётке и забаррикадировали проход. Тварь застыла по ту сторону прутьев; с частокола грязно-жёлтых зубов капала пенящаяся, словно гель для бритья, слизь. Усыпанный чирьями силуэт в огненно-алом полумраке напоминал недогоревшую восковую фигуру. Ощутив на себе хищный взгляд, Мариус поёжился. Газовая магистраль стала стремительно гаснуть. Издав прощальный чих, она брызнула остатками пламени и потухла - чудовище растворилось в темноте подобно жуткому видению.

Мужчины переводили дух после жуткой стычки в течение нескольких минут. Первым пришёл в себя Коджо; он вытер с блестящего лба пот и почти беззвучно прошептал:

- Кореш?.. Кореш, слышишь меня?

Давид сидел на полу, уставившись на огонёк зажигалки. Кошмарный образ монстра ни в какую не выходил из головы. Ушные перепонки вздрагивали от малейшего шороха, в любой момент готовые вновь услышать эти богомерзкие хрипы. Подсев к Мариусу, Коджо потрогал того за плечо.

- Братан, ты в порядке?

- Да... вроде как да... – голос Давида звучал бодро, хотя в сознании царил сущий хаос. Узники поднялись и на цыпочках подкрались к решётке. Стараясь не высовывать зажигалку за пределы прутьев, Давид выглянул наружу: пусто. Мутант затаился в темноте, оставив после себя лишь размазанные по полу ферменты и противное ощущение под ложечкой. «Что бы там ни писал Алигьери, это богомерзкое страшилище прибыло из его фантасмагорических кругов. Притом точно не из верхних».

- Вероятно, эта гадина напрямую связана с тем, что произошло.

- Ты о толчках? – нахмурился Коджо. – О том странном шуме?

Давид кивнул. Происходящее напоминало дикий, безобразный фильм ужасов. Проснуться сейчас от жужжания мух казалось неплохой альтернативой. Сняв очки, Коджо принялся расхаживать из угла в угол; он придерживая переносицу так, словно та вот-вот отвалится. По шершавым граням стен забегали причудливые тени.

- Беда, беда, беда. Однозначно беда, самая что ни на есть настоящая. Мы по уши в дерьме. Один Господь Ишвара знает, что сейчас с зеками, которых отправили в убежище. Надо бы и нам сматываться отсюда.

На этот раз Мариус был с ним полностью солидарен: коль уж ситуация вышла из-под контроля, то беспокоиться о своей безопасности теперь их сугубо личная забота. «Конституционное право. Как говорится, теперь каждый сам по себе... Вот только есть один нюанс».

- А что насчёт расстрела, которым ты так рьяно меня пилил?

Пропустив упрёк мимо ушей, Коджо щёлкнул пальцами.

- Помнишь, ты рассказывал про немцев?

- Напомни-ка, – Мариус стряхнул с лица слизь; густая жижа походила на сопли разрыдавшегося младенца.

- Ну, тех самых немцев. Которые пытались свалить, пробив стену и выбравшись в коммуникационные тоннели. Их тогда ещё поймали в медицинском отсеке.

- Ты ведёшь к тому, о чём я подумал?

- Верно. Надо сматываться отсюда через ту дырку.

- Думаешь, сможем её расковырять?

- А другого выхода у нас и нет, бро... - с губ Коджо сорвался нервный смешок; он деловито водрузил очки на нос. - Валить надо в любом случае. Да уж хотя бы из блока. Не знаю, что это за хреновина и какого лешего она к нам прицепилась, но я не горю желанием куковать тут, пока не подохну с голоду. Номер той камеры помнишь?

На первый взгляд, идея казалась хорошей. Тот давний случай с побегом поднял на уши охрану всего «Союза». С тех пор заключённым запретили завешивать задние стенки плакатами, в том числе и с полуголыми девицами, а проверки стали ещё более частыми. Те шустрые немцы определённо выросли на фильме «Побег из Шоушенка». Давид в который раз подошёл вплотную к решетке: теперь за прутьями царила кромешная тьма. Он уставился вдаль, пытаясь увидеть напавшее на них создание. Тщетно: подземный мрак был густым, словно битумная жижа. Он наполнял каждый уголок, каждую трещинку, каждую щель. Казалось, его можно было пощупать.

- Ну и темень. Посвети мне. Как только увидишь эту мерзопакость - кричи.

Коджо послушно встал рядом и вцепился в зажигалку. Его побледневшее, несмотря на какаовый оттенок кожи, лицо выражало полнейшую готовность вопить и визжать. Давид принялся по пальцам отсчитывать камеру, некогда послужившую стартовой точкой неудачного побега. «Чертовы катакомбы!..» - блок был напичкан камерами вплотную. Из-за сливающихся в сплошной забор прутьев вести подсчёт казалось невозможным. Спасали лишь блики на брюхастых взрывозащищённых кинескопах, да и те во мраке были едва различимы. Спустя несколько минут Мариус указал пальцем куда-то вдаль, вправо.

- Сорок седьмая. В ней и находится та самая пробоина.

- Уверен? Мы как сапёры: если ошибёмся...

- Я в сорок седьмом домой с армии вернулся. Только сейчас вспомнил про эту аналогию.

- Смотри мне, – Коджо мотнул головой в сторону коридора, – то чудище наверняка уже решает, кого из нас будет хавать первым.

Давид смерил напарника оценивающим взглядом; его волнение показалось великолепным поводом слегка разрядить обстановку.

- Да что тут думать: ты помясистее меня будешь, да ещё и в шоколаде весь.

- Не самый подходящий момент для чёрного юмора.

- Полно тебе, не обмочись только. Капрал Мариус не даст малыша Коджо в обиду.

Сокамерник нахмурился, но в уголках его пухлых губ всё-таки промелькнула улыбка. Стресс медленно сходил на нет, а накал обстановки таял, как лёд в бокале с виски. Несмотря на это, чудовище пряталось где-то неподалёку, посему терять бдительность ни в коем случае нельзя. Одно дело - столкнуться с вооружённым противником, другое – с тем, чего не существует в природе. Тем, что хочет облить тебя слюной, а затем вцепиться зубами и досуха высосать из тебя кровь. Все эти неприятные размышления воодушевили Давида как можно скорее выбраться из сектора. Подойдя к душевой кабинке, он отодрал от неё кусок металлической трубы и бросил его соседу. Затем взял с полки освежитель воздуха и скомандовал:

- Теперь слушай план: сейчас отодвигаем решётку и по-тихому шуруем к камере с пробоиной. Если эта дрянь выскочит, то придётся её мочить. Я поливаю огнем, а ты молоти палкой. Идёт?

- Окей, старина... - Коджо взмахнул ржавой трубой, как махает катаной самурай; засвистел рассекаемый воздух. - Сделаю всё, как ты сказал.

- Ну что, готов?

- Если не считать, что мой зад вот-вот откусит какая-то хрень и мне не по себе, то да.

- Тогда погнали.

Вставив трубу между прутьями, заключённые с силой налегли на неё. Дверь поддавалась с трудом - недовольно заскрежетали шестерни. Решётка поползла вбок, то и дело пощёлкивая, словно старинный заводной будильник. Дьявольские тени пустились в ритуальный пляс; металлический треск рвал статичную тишину в клочья. Минутой погодя дверь была приоткрыта. Приложив к губам палец, Давид на цыпочках двинулся в сторону сорок седьмой камеры. Коджо последовал за ним.

Два человечка в герметичном ящике, зарытом глубоко под землёй, точно огромный цинковый гроб.

Затишье с каждой секундой становилось всё более угрожающим. Казалось, даже клопы затаились внутри матрасов, вслушиваясь в шуршащие шаги беглецов. Истошный вопль пронзил слух так же внезапно, как и в прошлый раз: распахнув усеянную клыками пасть, жуткое создание вынырнуло из тьмы и набросилось на узников. От неожиданности Коджо попятился и рухнул на пятую точку. Однако Давид среагировал моментально: он зажал распылитель баллона и направил струю прямо в уродливую морду чудища. Языки пламени охватили лицо твари, и та загорелась. Истошно визжа и хрюкая, она замахала пылающими конечностями, напоминая чучело во время славянских празднований.

- Поднимайся! – бодро скомандовал Давид, подавая соседу руку.

Коджо схватился за неё и вскочил на ноги: казалось, глупое падение удивило даже его самого. Прицелившись, он со всего размаху ударил монстра обломком трубы по позвоночнику. Противно хрустнули кости. Застрекотав ещё громче, тварь развернулась и стала надвигаться на обидчика. Мариус устремился вдогонку, направляя в спину мутанта плотный огненный поток. В глаза брызнули струи гноя; по носу ударил запах жжёной резины. Коджо замахнулся и что было мочи огрел тварь прямо по морде - та потеряла равновесие и шлёпнулась на пол. Громкий треск хрящей заставил передёрнуться. Давид жёг чудище, не отпуская пальцев с распылителя и не обращая внимания на то, что тот вот-вот расплавится. Палил, как огнемётчик Ганс, окружённый партизанами. Отвыкшие от яркого света глаза слезились. Коджо бил палкой, даже когда туша монстра стала напоминать бесформенный горелый фарш.

Всё это походило на жестокое избиение в тёмной подворотне.

Захлёбываясь в булькающем хрипе, чудовище замерло. Виски пульсировали от прилившей крови. Робы пропитались жёлто-розовой, похожей на рвоту, жижей; с широкого носа Коджо стекали капли пота. Перепалка кончилась так же быстро, как и началась. Взмахнув крыльями, тишина вновь заключила блок в бархатные объятия опустошённости.

* * *

Мариус вытер мерзкую субстанцию с лица; опасность миновала. Несмотря на победу в схватке, адреналин бурлил в крови, как бурлит в жерле вулкана раскалённая магма. Заключённые переводили дух в течение двух-трёх минут. Сбившееся дыхание постепенно приходило в норму, пока молчание не нарушил Коджо:

- Великий Вишну! Она цапнула меня!.. Цапнула, Мариус! Эта скотина...

Верещание сокамерника сбилось, и тот принялся причитать что-то на хинди. Давид задрал его потрёпанный рукав и тут же догнал, что помощь богов действительно не помешает: рваная рана на предплечье походила на бахрому, оставленную китобойным гарпуном. Кровь хлестала из неё с неугомонностью горного родника.

- Да уж, солидно она тебя пырнула.

- Ш-ш-ш!.. - зашипел Коджо. – Жжётся-то как, сука!

- Двигать рукою можешь?

Коджо возбуждённо закивал. Огромные губы его вмиг побледнели, а до смерти напуганный взгляд скакал влево-вправо, как шарик в лототроне. «Эпический паникёр, укушенный неизвестным чудовищем - это взрывоопасный торт со свечками из динамитных шашек» - подумал Мариус. Он отодрал от своего комбеза рукав и принялся обматывать им плечо соседа.

- В армии меня учили первой помощи...

- Вот и всё. Теперь я заражён... и я... и я тоже стану таким. Прощай, братан.

Давид вяло хмыкнул: опять Коджо за своё. Этого и следовало ожидать.

- Да угомонись ты. И прекращай верещать, а то сейчас ещё тварюги набегут. У тебя не рана, а так... пустяковая царапинка. Кость цела, сухожилия и нервы не задеты. Я сделаю перевязку, но медицинский жгут из моего рукава так себе. Нужны медикаменты. Мы как раз будем пробираться мимо мед…

- Как бы и мне в такую пакость не превратиться, - всё не успокаивался Коджо. - Помню я все эти стрелялки про зомби. Я не хочу... не хочу становиться таким. Если что, ты это… души меня заранее, пока я не обратился. Лупи прям по бошке без предупреждения. Ах да, и последняя молитва... - он смиренно опустил веки и стал нашёптывать: - Склонимся пред Великим Богом Шивой, устраняющим наши боль и страдания...

- Что за чушь ты мелешь? А ну отставить рыдания.

- Думаешь? – с непритворным отчаянием спросил Коджо и заглянул Мариусу в глаза; на взмокшей физиономии читалась надежда на поддержку и утешение.

- Не думаю, а знаю, - сурово подбодрил его Давид. - Наложить пару швов - плёвое дело. Девчонки любят шрамы, так что не переживай. И не забивай голову этими своими детскими страшилками, - он вручил соседу свёрток с травой. - Вот тебе наш счастливый пакет. Сверни-ка пока себе обезболивающее, а мне - успокоительное.

Мариус понимал: вероятность заражения не исключена. Один лишь хрен знает, из какой задницы вылезло это иноземное убожество и на что оно вообще способно. Однако он старался не задумываться об этом: проблем в данный момент хватало и без лишних причитаний.

Покончив с перекуром, Давид направился к задней стене сорок седьмой камеры и стал постукивать по ней костяшками пальцев. «Нет, не то». Давид сместился влево. Затем ещё немного. Потом чуть-чуть ниже. И правее.

- Нашёл, пробоина здесь. Подсоби-ка мне поднять койку, – скомандовал Мариус, хватая одну из кроватей за подголовник. - На счёт «три». Давай. Раз... Два... Три!

Кровать с дребезгом приложилась к стене. Пружины заскрипели, а от поднявшихся облаков пыли захотелось чихать. По штукатурке поползли паутинки трещин; с каждым ударом они становились всё больше. Мариус закряхтел и удвоил усилия. Не прошло и получаса усердных попыток, как последовал глухой треск: один из кирпичей отлетел назад. Прямоугольная дыра поприветствовала узников гортанным завыванием ветра.

- Пошла вода горячая, – Давид скопировал жест хирурга во время операции. – Дай трубу.

Несмотря на все старания, отверстие расширялось с трудом. Мариус яростно матюгнулся: он вспотел с ног до головы, а в проход пока что пролазила только голова.

- Вот же скоты. От души дыру залатали.

- А ты наивно полагал, что они оставят запасной выход открытым?

- Лучше бы они остальные камеры отремонтировали, выродки совковые.

Вскоре щель была выдолблена под ширину человеческого тела. Вооружившись зажигалкой, Давид посветил во тьму; сквозняк смахнул мокрые волосы с бровей. Да, это оно. Дыхание позабытой свободы. Давно Мариус не чувствовал этого приятного ощущения. В груди трепетно забилось желание как можно скорее покинуть затхлые казематы. Полукруглый тоннель уходил глубоко вниз; дна во мраке видно не было, впрочем, как и верха. Вдоль стенок тянулись пучки кабелей, тросы и привинченные к кронштейнам трубы. Сталактиты из ржавчины походили на истлевшие останки динозавров. Мариус швырнул в пропасть обломок штукатурки: тот утонул во тьме, но звука удара так и не последовало.

- Дьявол! – Давид сплюнул; эхо повторило возглас несколько раз. – Там глубоко, как в пикантных местах портовой блудницы.

Коджо заглянул в отверстие и звонко присвистнул:

- Самая настоящая пропасть.

- Кольская скважина прямо, - угрюмо отозвался Мариус.

- Чего-чего?

- Я до тебя с одним русским чалился. У него прадед принимал участие в бурении Кольской скважины; той, что десять с лишним километров глубиной. Он-то мне всё байки про неё и травил. Мол, спускали в скважину микрофон, и голоса там были слышны. Крики, вопли. Думали, что докопали до ада...

- Эй, может, заткнёшься? – Коджо показал ему средний палец. – Нашёл время для своих увлекательных историй. Давай, лезь первый. И это… - он потёр плечо, – страхуй по возможности.

Давид заткнул освежитель воздуха за пояс и пролез в дыру. Сосед вполз следом. Голова от вида теряющихся в бездне лотков вмиг закружилась. Каждое произнесённое слово повторялось загробным эхом, напоминающим сонное бормотание Ктулху. Мариус выбрал самый толстый кабель и ухватился за него; Коджо последовал его примеру. Из отверстия позади вырвался уже знакомый рёв.

- Ещё одна тварина!

- Цыц, не шуми. Сейчас придвину кровать.

Мариус взялся за спинку койки и задвинул ею дыру: теперь путь назад заказан. Ставки сделаны. Игра началась. Упираясь подошвами в шершавую стену, альпинисты поневоле поползли вверх по тоннелю. Заунывное посвистывание сквозняка периодически заставляло их стихнуть и вслушаться в ожидании очередных сюрпризов. Из канализационной магистрали доносилось глухое бульканье – эхо некогда бурлящей на зоне активности подавало последние признаки жизни.

- Как плечо?

- Терпимо, братец. Инфекцию бы не подцепить.

- А ты всё о заразе ноешь. Не дрейфь: обработаем рану – будешь как новенький. А уж если бонусную аптечку найдём...

- Как же меня задолбали твои дебильные шуточки, – просипел Коджо, подтягиваясь на заскрипевшем от веса кабеле. – Когда повстречаем очередную тварь, расскажи ей один из своих анекдотов, и она подохнет со смеху.

- Твари нам не страшны, ведь у нас есть кустарное подобие огнемёта.

- Ну-ну, конечно. Плюс не стоит забывать, что мы под прицелом у охраны. Теперь Давид и Коджо – плохие парни. Расстрел на месте.

- Добавь в этот коктейль психопатов с третьего уровня.

- Спасибо за напоминание. Между молотом, наковальней и... и ещё чем-то... - Коджо пощупал плечо. – Сколько там ещё до медицинского крыла?

- Метров десять, а потом мы должны попасть прямиком в...

Раздался шлепок - Коджо что-то ударило по макушке. Салатовые очки слетели с носа, но сосед в последнее мгновение успел их поймать. Схватив сокамерника за воротник, Давид отпрыгнул в сторону. Инстинктивно. Провода заскрипели и натянулись, как ленточные стропы. Упавший на Коджо предмет врезался в стену и кувырком полетел вниз, постепенно утопая во мраке.

- Только камнепада нам не хватало, – ругнулся Мариус, приподнимая зажигалку.

- Вряд ли это камни, мэн. Мне совсем не больно.

- В каком смысле?

- В прямом... – Коджо почесал затылок. - Эта штука мягкая была. Резиновая что ли.

Заключённые задрали головы почти синхронно: сверху опять что-то падало. Коджо вытянул руку в попытке схватить приближающийся предмет. Сжал пальцы. Поймал. Давид поднёс огонёк к схваченному трофею и тут же почувствовал, как закружилась его голова. В глазах помутнело. Дар речи пропал, а в груди снова заиграли рвотные позывы: предмет оказался отрубленной человеческой кистью без мизинца и большого пальца. Мужчины вздрогнули и выронили прилетевшую посылку из рук; трёхпалая конечность затонула во тьме. Лицо Коджо тут же приобрело мертвенно-бледный оттенок.

- Могучие владыки, да что ж это творится-то? – сквозь зубы прошептал он.

Хаотичный металлический лязг, доносящийся откуда-то сверху, был явно делом рук человека. Давид шикнул. Потушив зажигалку, он заткнул рот напарника освободившейся ладонью. Тоннель погрузился во мрак. Раздался хруст, и на головы парней обрушился ливень из рваных внутренностей и отрубленных конечностей. Беглецы повисли в пустоте, не в силах нарушить траурное молчание. Сердце Мариуса билось быстрее, чем отбойный молоток. На ум начали приходить мысли о том, что мухи – это безобидные создания, и если бы он сейчас проснулся в камере, он бы расцеловал каждую лично. В брюшки, в крылышки и даже в хоботки.

Когда кровавый ливень закончился, в тоннеле воцарилась мёртвая тишина. Коджо уже собирался проблеваться, но Давид прижал ладонь ещё сильнее. Басовитый голос, напевающий странную мелодию, зазвучал всего несколькими метрами выше. Перед глазами промелькнул пучок света. Узники вжались в стену настолько, насколько это представлялось возможным. Вниз упал слупящий луч прожектора - белое пятно выхватило монолитные стены и гнутые прутья арматуры. Тот, кто заглядывал в тоннель, явно кого-то искал. Следом за лучами в отверстие влезла здоровенная ручища – Мариус мог поклясться, что широкая ладонь была размером с бейсбольную перчатку. Толстые пальцы хватали воздух, как хватает добычу акула. Ничего не обнаружив, рука уползла. Свет потух, вернулась тьма. Гулкие и тяжёлые шаги удалялись нехотя.

Заключённые отошли от шока нескоро. Первым затянувшееся молчание прервал Коджо:

- Мне кажется, я сознание теряю. Голова кружится.

- Держись, осталось совсем немного.

Помутнённый взгляд соседа метнулся вверх.

- Ты рехнулся? Попадёмся этому мяснику – каюк.

- Плевать. Потерять сознание и спикировать на дно тоннеля я тебе точно не дам.

* * *

Несмотря на леденящий сквозняк, капли пота стекали по шее и спине ручьями. Добравшись до покрытой бурыми разводами решётки, Давид осторожно заглянул внутрь. Слабые лучи люминесцентной лампы осветили его измученное, с налипшими волосами, лицо.

Тесная операционная, выложенная поблёскивающей лазурной плиткой, была сплошь залита кровью. С потолка, прямо над кушеткой, свисал хирургический светильник: половина диодов в нём не горела. Медкарты, как и инструменты, валялись по всему кабинету. Чья-то по локоть отпиленная рука до сих пор держалась за ножку привинченного к полу табурета - бедолага не терял надежды до последнего. В углу располагалась внушительная куча белых халатов. Мариус пролез через проём и плюхнулся в тёмно-алую лужу. Затем поднялся на ноги и незамедлительно подал руку Коджо.

- Ух… - тот с кряхтением вполз следом. - Ну и вонища же здесь.

- Действительно, запашок так себе... - Давид окинул помещение взглядом строгого прораба. – Наверняка ребятишки с третьего уровня постарались.

Подойдя к свалке докторских халатов, он натянул один из них прям поверх робы. Ещё один кинул Коджо.

- Надень.

- Это ещё зачем?

- Попадёмся охране – будет несколько лишних секунд. Чем чёрт не шутит: вдруг сумеем прикинуться медиками. В такой безумной обстановке может и сработать.

Коджо кивнул и послушно нацепил халат. Мариус же потёр ладони: теперь главное – не угодить в лапы тех, кто наворотил здесь всё это безобразие. Подойдя к дверному проёму, он выглянул наружу: облицованный кафелем коридор освещался помигивающими флуоресцентными трубками. Насуплено гудели дроссели. По полу петляли вереницы кровавых следов. На стенах и даже на потолке – красные отпечатки ладоней, похожие на сатанистские граффити. Тёмные проходы, казалось, исподтишка наблюдали за беглецами, а пустые проёмы так и намеревались разразиться издевательским хохотом. Давид на цыпочках пересёк коридор и прислонил ухо к двери напротив: тишина. Коджо семенил следом, с ужасом рассматривая следы подошв.

- Ого, вот это размерище. А ну-ка, глянь.

Мариус обернулся: критический взгляд скользнул по запачканному полу.

- В нашем секторе таких великанов я не встречал.

- Жесть. Предлагаю побыстрее закончить и убраться отсюда.

«Поддерживаю. Повстречаться лицом к лицу с обладателем этих гигантских следов – свидание наверняка не из приятных». Аккуратно провернув ручку, Давид заглянул в кабинет. Пластиковая дверь издала жалобный скрип – он стиснул зубы. К счастью, внутри никого не было. Судя по обстановке, узники оказались в перевязочной палате. В небольшом помещении царил кавардак: ломаная мебель валялась по всей комнате, а почти отвалившийся от потолка светильник то и дело искрил и шипел, словно разозлённая кошка.

- Да тут словно ураган пронёсся, - сделал вывод Мариус, подходя вплотную к стеклянному шкафчику.

- И ни одной живой души... Что там с медикаментами?

- Полным-полно, ща всё организую.

Среди множества лекарств Давид заметил до боли знакомые ампулы и таблетки. Гидрокодон. Морфин. Кодеин. Что-то в памяти Мариуса щёлкнуло; похожими препаратами он баловался задолго до того, как загремел сюда. Былая страсть к сильным веществам не остыла даже спустя пять лет. Давид понял это только сейчас, глядя на выстроившиеся у задней стенки шкафа упаковки. Аж ладони зачесались. Запихав несколько блистеров в карман, он указал на единственную уцелевшую кушетку.

- Я нашел всё, что нам нужно. Бинты, нитки, антибиотики. Присаживайся.

Спустя десять минут, затянув пинцетом узел, Мариус нанёс на рану заживляющий гель, а затем принялся её бинтовать.

- Готово, – кратко известил он, закончив процесс.

Коджо привстал. Пошевелив рукой, он рассмеялся.

- Капрал Мариус, да вы, мать вашу, талантище. Где научился?

- Было дело.

- А я-то думал, что твои байки про войну – выдумки спятившего от шмали пердуна.

Давид кисло ухмыльнулся: знал бы сосед всё – ни за что бы ему не поверил. Потирая плечо, Коджо осмотрелся и заметил рядом с дверью план эвакуации. Вынув пожелтевший от старости листок из рамки, беглецы молча уставились на него. Первым голос подал Мариус:

- Значит так... - он указал пальцем на синюю линию. - Если я ничего не путаю, то это - путь до аварийного лифта. Аварийный лифт питается от дизельного генератора, а значит, должен работать даже сейчас.

- С тобой и не поспоришь, мэн.

Сосредоточенный взгляд Давида метнулся к маленькому шрифту в самом низу листа:

- Минуточку, рано открывать шампанское. Проходная лифта открывается только через терминал, путем анализа голоса кого-либо из руководящего медицинского персонала. Ещё тут написано, что у заведующего есть личная карточка-ключ, которая переводит терминал в режим готовности.

- Погоди-ка... - улыбка Коджо мигом улетучилась. – Выходит, мы смотаемся, только если отыщем обе этих составляющих?

- Видимо, так, - Давид провёл подушечками пальцев по вымокшим усам. – Допустим, карточку-ключ заведующего мы сможем отыскать, но что делать с анализом голоса? В этой мясорубке все лекари пошли на корм червям.

- Даже если кто-то из врачей и выжил, шанс, что он согласится выпустить нас, очень мал.

- Ты забыл, кто мы? Мы же сбежавшие зэки. Надавим.

Коджо одобрительно кивнул; за стёклами в салатовой оправе сверкнула бандитская искра.

- Надавить – это я умею.

Несмотря на происходящее, Мариус чувствовал в руках прежнюю силу. Отомстить проклятущей тюряге, выместив злобу на местном персонале, казалось вполне себе неплохой идеей. Да и для психологической разрядки в самый раз. Стены и пол вновь завибрировали, из шкафчиков послышалось жалобное дребезжание. Вытянутая лампа закачалась и замигала, а спустя мгновение потухла – заключённых вновь поглотила тьма. Давид подумал, что щёлкает зажигалкой уже в тысячный раз за день. Кто бы мог подумать, что жизни двух брутальных маргиналов могут зависеть от крохотной серебряной побрякушки.

- Вряд ли всё началось с побега, - предположил Давид. - Вероятней всего, побег – это следствие того, из-за чего нас трясёт и рубит электрику. Да только что это?

- Это апокалипсис, старина. Наверное, мы все сдохли и провалились в тартар.

Висящий на стене передатчик зашипел. Приправленный шумовыми помехами голос был практически неразличим:

- Внимание. В связи с толчками... пш-ш-ш... и потерей связи с наземными... ш-ш-ш... военная тревога. Любые субъекты, попытавшиеся покинуть... пш-ш-ш... уничтожены без предупреждения. Всему персоналу... ш-ш-ш... инструкциям пункта 17.2.

- Уничтожены? - Коджо показал радиопередатчику средний палец. - Как бы не так.

«Потеря связи с поверхностью, толчки, да ещё и военная тревога в придачу. Прям дерьмовая передряга. Причины происходящего наверняка снаружи... - сплюнув, Мариус покосился на любующегося перевязкой соседа. - Может, снова война?.. Джихадисты, русские или корейцы? Неужто пугливый индийский бродяга прав?» Тишина на пару с темнотой создавала монотонную статическую обстановку. Словно даже молекулы воздуха замерли в тягучем киселе неопределённости. Казалось, что из мрачнеющего проёма за беглецами кто-то наблюдал, а в покинутых кабинетах таились те самые монстры. Готовые в любой момент выпрыгнуть и наброситься. Завопить что есть мочи, обдать липкой жижей и растерзать в клочья.

- Потеря связи... - протянул Давид. - Бороду даю на отсечение: причина происходящего как-то связана с гражданкой. Для землетрясений у нас райончик не тот.

- Может, титаны выбрались из преисподней и решили сыграть «Союзом» в бадминтон?

- Без понятия. Даже ядерное оружие не способно добраться до такой глубины.

Коджо хрустнул костяшками пальцев:

- И что же тогда? Метеоритный дождь? Или может, вторжение пришельцев?

- После стычки с той тварюгой я готов поверить даже в зелёных человечков, – Давид решительно встал с кушетки. – Сидеть, засунув палец в зад, и строить из себя агента Малдера некогда. Погнали искать...

Из коридора донёсся утробный бас. Рычащий бас того, кто сбрасывал в тоннель человеческие останки. Затем послышался и знакомый металлический лязг. Сердце Мариуса ёкнуло и трепетно забилось о рёбра; каждый удар резонировал по телу всё большей волной страха.

- Прячемся, – шёпотом скомандовал он и влез в стоящий в углу кабинета шкафчик. Не теряя времени, Коджо спрятался за опрокинутым письменным столом. Тяжёлая поступь стихла. Раздался скрип, похожий на плач расстроенной скрипки, и в комнату ворвались лучи света. Давид выглянул в щёлку: в дверях виднелся атлетический силуэт. Здоровяк был настолько высок, что его голова не вмещалась в проём. Одной рукой он держал переносной прожектор, а на плече его висело бесчувственное тело. Сомнения отпали разом – следы именно этого великана украшали коридор. Детина жадно втянул ноздрями воздух, один в один как разъярённый бычара, готовящийся к нападению на матадора. Вены вмиг наполнил адреналин, а разум принялась рисовать картины кровопролитной расправы. Нагнувшись, великан вошёл. Медленно пересёк перевязочную и остановился около стола; складывалось впечатление, что он перед чем-то колеблется. Мариус прижался к задней стенке шкафа, панический ужас подступил к горлу ещё плотнее.

Раздался хруст ломающейся мебели, а затем испуганный возглас Коджо. «Чёрт!.. - занервничал Давид. - Нашёл!» Не успела эта мысль просочиться в его мозг, как прямо перед носом болезненно затрещала древесина. Дверь шкафа с хрустом переломилась надвое. Второй апперкот пришёлся Давиду в челюсть, а завершающая подача прилетел прямиком в бровь. Перед глазами поплыли белые круги, следом за которыми наступил нокаут.