ПАРАЛЛАКС 606. Том I

15. Лес, политый кровью

Самочувствие было не то что бы неприятным... скорее просто непривычным, оттого очень странным. Сначала Давид Мариус подумал, что всё, что произошло с ним накануне - красочный трип, и он вот-вот услышит очередное «Забивай ещё» от Коджо. Затем он понял, что находится не в камере, а под турелью, на залитом кровью полу, и положение его оставляет желать лучшего. Потом он вспомнил Кимико и сообразил, что Коджо уже нет в живых. И только когда Давид открыл глаза и увидел простирающуюся вдаль автостраду, по бокам от которой выстроились полуголые стволы елей, он окончательно осознал, что с ним произошло. Окинув хмурым взглядом небо, тёмно-синее сверху и ярко-бордовое у горизонта, он сначала захотел улыбнуться, но потом передумал.

«Добро пожаловать в Норвегию, Дэви».

Первым делом Мариус решил внимательно себя осмотреть. Выпачканные в болотной тине ботинки Northcity. Помятые, словно так и не постиранные и наспех вытянутые из корзины штанцы. Синяя джинсовая куртка с закатанными рукавами и кепка, натянутая на лоб. После тюремного комбеза весь этот маскарад показался Давиду нелепым и даже в какой-то степени дисгармоничным. Мариус сидел на дорожной сумке у обочины. Его окружал смешанный и на удивление густой лес. Облачные кляксы повисли прямо над головой, как подвешенные на верёвках ошмётки поролона. Приближался вечер, начинало темнеть, и единственным ориентиром во всей этой случайно образовавшейся картинке являлось зарево, алеющее вдалеке и дающее понять, что солнце вот-вот покинет этот день, а ночь проглотит свет без жалости и промедления. Вся эта обстановка не вселяла доверия. Давид провёл ладонью по лицу: борода и усы на месте. Даже татуировки на пальцах остались. «Будь я проклят, неужели сработало?» - спонтанно возникший вопрос не требовал ответа. Давид взглянул на наручные часы: без десяти девять.

Время пошло.

Через полтора часа он должен вернуться назад, в своё время, к Кимико.

Естественно, предварительно прикончив Фроста.

Эта ситуация позабавила Мариуса, и он даже сравнил её с каким-нибудь испытанием. С самым сложным режимом стрелялки от первого лица, где тебя высаживают неизвестно где, без оружия, амуниции и еды, а твоя задача - как можно скорее отыскать волыну посерьёзнее и грохнуть противника. Ни сохранений, ни прицела, ни бонусных аптечек. Всё происходящее сопровождалось странным чувством дежа вю. Ощущение реалистичности происходящего балансировало на грани с чьей-то недовершённой фантазией. Давид поднялся на ноги и ощупал карманы. В задних - ключи с брелоком-открывалкой. В передних - жвачка, монетка и несколько скомканных купюр. Документов при себе не оказалось. Мариус вздохнул – сигаретами в карманах даже не пахло, а курить хотелось всё сильнее. Согнувшись над сумкой, он начал интенсивно в ней копошиться. Невыносимо отвратно пахнущие носки. Пачка презервативов. Кроссовки. Самоучитель английского. Пустая бутылка из-под пива. Давид вспомнил про тяжёлый режим игры и поморщился:

- Дрянное барахло. Ни оружия, ни сигарет. Ни черта!

Закрыв сумку, он дал ей мощного пинка и осмотрелся. Небольшие ёлки, растущие едва ли не на асфальте, выглядели так, словно их обработал в хлам пьяный дровосек: скрюченные ветви торчали в стороны, иголки местами повыдерганы, шишки поклёваны. Прям над Давидом возвышалась одинокая сосна - кривая, как буква «Г». Изредка с одного дерева на другое перелетали стаи маленьких пташек; издали они напоминали летучих мышей. Запах хвои, витающий в свежем воздухе, пьянил и дурманил. Машин вдалеке не наблюдалось. Давид прошёлся вдоль трассы, однако далеко от сумки отходить не стал - она казалась ему якорем, способным удержать в этом сюрреалистичном мире.

- Фрост, мать твою, ты слышишь меня?.. Ау, придурок!.. Кимико, ты на связи?

Ответа не последовало. Давид вернулся к сумке, плюхнулся на неё и принялся жевать сорванную по пути травинку.

Небо мрачнело на глазах; мрачнело, как озеро, в которое сливают нефтяные отходы. Карканье ворон становилось громче с каждой подползающей тучей. Это показалось Мариусу странным, однако он решил, что во всём виновата тюрьма, и к природным явлениям, которых он так долго не видел и не слышал, придётся привыкать по-новому.

Где-то за спиной хрустнула ветка. Несколько раз ухнула сова.

Стараясь как-то себя развлечь, Мариус начал расхаживать вдоль дороги и вглядываться в темноту леса. Он ну просто не мог сидеть на месте - в его черепе настойчиво тикала секундная стрелка. Полтора часа - это не так уж и много. Мини-разведка не принесла результатов: монотонная серая растительность походила на градиентную полоску, тянущуюся вдаль. Застывшее цунами деревьев буквально вопило о безжизненности этого глухого места. Несмотря на это, влажный аромат природы, пускай и по-своему осенней, ещё больше воодушевил Давида пришить Фроста и выбраться на поверхность. Настоящую. Постоянную. Ту, что навсегда. На чернильной вуали неба мелькнула падающая звезда, а полумесяц луны стал похож на ангельский серп. Периодически он скрывался за тучами, которые за последние минуты заметно ускорились. Поднимающийся ветер пригибал деревья к земле. Вдалеке, где петляющая автострада брала своё начало, возникли два расплывчатых огонька, и вскоре на горизонте показался стремительно скользящий в сторону Мариуса гравикар.

- А вот и король выпускной вечеринки... – мрачно пробубнил Давид. Вскочив на ноги, он принялся голосовать. Паря в полуметре над землёй, автомобиль приближался. Гул двигателя становился всё громче; он наполнял девственную тишину леса электрическим рокотом. Из настежь распахнутого люка авто звучали рубящие куплеты Rammstein. «Задира бы наверняка оценила» - посчитал Мариус. Свет ксеноновых фар разрезал темноту, словно скользящий по плоти скальпель. Белые блики отражались от гладкой, почти что зеркальной дороги. Вскоре Давид сумел разглядеть марку гравикара. Порш. Пафосная «Панамера».

Автоматически насторожившись, он поднял сумку и закинул её на плечо.

Проплыв мимо, гравикар остановился, а затем сдал назад и приземлился на асфальт. Мариус подошёл к авто и постучался. Блестящая треугольная дверь поползла вверх, и музыка заиграла в разы громче. Тяжёлые гитарные риффы долбили по ушам, как отбойные молотки. В салоне царил полумрак. Затем что-то щёлкнуло, и над головой водителя загорелась лампочка. Мариус всеми силами постарался сохранить бестолковое выражение лица - за рулём сидел Фрост Фальстрём. Собственной персоной.

- Вечер добрый, уважаемый. Вам куда? – вежливо спросил тот, с интересом разглядывая Давида своими сверкающими серыми глазами. Внешний вид его складывал впечатление человека опрятного и педантичного. Чёрная водолазка, золотая цепь, гладко выбритое лицо и все те же аккуратно зачёсанные назад чёрные волосы. Всё это в совокупности с выкрученным на полную громкость аккомпанементом делало Фроста похожим на сынка богатого папеньки. Юного дельца, что ошивается по клубам и модным клоакам. Каких-то несколько секунд Мариус думал наброситься на противника и придушить его прямо здесь и сейчас, однако вежливость и дружелюбие Фальстрема пробудили в нём желание поиграться с ничего не подозревающим противником и заделаться простаком. Поплеваться любезностями. Однако ещё более вероятной причиной тому была неуверенность: последнюю свою жертву Мариус прикончил ещё за год до тюрьмы. Да, раньше он укладывал врагов, словно шпалы, теперь же... это могло прозвучать глупо, но Давид просто-напросто не решался наброситься на Фроста. «Голыми руками точно не выйдет» - заключил он. И ведь правда: отучивает тюрьма от жестокости. Ещё больше отучивает от неё вялая тюремная рутина. Кроме того, вдруг этот мерзацев вооружен? Рискнуть и обделаться точно не вариант. Мариусу необходимо было «принюхаться» к противнику. Убедиться, что тот не готов дать достойный отпор. Вот тогда-то он ему точно пасть порвёт. Время в загашнике ещё есть; поспешишь - людей насмешишь.

Постукивая пальцами по рулю, Фальстрём поднял брови в ожидании ответа.

- Приветствую, - среагировал Давид, выйдя из мысленного штопора. - Пардон, задолбался уже здесь торчать. Котелок под ночь совсем не варит. Мне бы это... до ближайшего мотеля прокатиться.

Фрост махнул рукой, показывая, что ему предстоит ещё долгий и тяжкий путь:

- Я направляюсь прямиком в Драммен. Не хочу вас огорчать, но боюсь, что достойная ночлежка будет только там. Ехать часа два, не больше. Ночью на трассе пусто, так что домчу за полтора.

- В самый раз, - радостно закивал Давид. - Вот только при мне ни цента...

- Считайте, что моё ночное такси принимает в качестве оплаты исключительно задушевный разговор.

Закинув сумку на заднее сиденье, Мариус прыгнул в салон. Дверь захлопнулась сама. Фрост выкрутил лакированный руль, и гравикар покинул обочину. Когда парящая над асфальтом «Панамера» набрала скорость, а стрелка спидометра добралась до ста километров в час, свет в салоне стал мягче. Фрост переключил Rammstein на симфонию Шостаковича.

- В этих местах даже охотников не встретить, а тут попутчик... - произнёс он, не сводя взгляда с дороги. - Да ещё и в столь поздний час. Каким ветром вас занесло в здешние дебри?

Давид рассчитывал, что Фальстрём начнёт валить его подобными вопросами только после того, как он придумает себе легенду, однако его надежды не оправдались. Он вальяжно расположился в шикарнейшем внедорожнике потенциального головореза, а это означало, что опасность может угрожать в любой момент. К тому же Давид был совершенно безоружен. Ни заточки, ни пистолета, ни даже кастета. Он вспомнил про нож в бардачке, о котором говорили детективы. Рискнуть и атаковать сейчас?.. А если его там не окажется?.. Гм, выглядеть это будет ох как нелепо; попытка сыграть в угадайку только одна. Да и толку от этого ножа? Вонзи он его прямо Фальстрёму в сердце - на такой скорости гравикар потеряет управление, вылетит в кювет и оба расквасят мозги мгновенно. Как же поступить? Выждать время и напасть при первой представившейся возможности? Как подметила бы Тихоня, это «наиболее рациональное решение».

- Врать не буду, всё вышло очень глупо, - принялся на ходу сочинять Давид.

- Небось с неба свалились?

- Да лучше бы свалился, чем так. Я... я до сих пор не могу поверить, что всё так обернулось. Вот как можно быть настолько ревнивой?.. - шестерни воображения уже вовсю щёлкали зубчиками. - Короче: мы с возлюбленной направлялись к её родителям. Познакомить меня с ними было её инициативой. Вообще я не сторонник семейных посиделок, уже не раз уклонялся от подобных предложений, но после того, как я попросил её руки и сердца, отговариваться стало бесполезно.

Натянутые губы Фроста изогнулись в усмешке:

- Ваша возлюбленная согласилась?

- Да её счастью не было предела! Ничего не предвещало беды: решили обговорить все детали свадьбы с её родителями. Сели в тачку и отправились в путь. В паре километров от места, где вы меня подобрали, мне приспичило отложить личинку. Не знаю, что за волшебный пирожок я с утра съел, да только на клапан надавило не по-детски. Я остановил гравикар, выскочил и забежал в кусты. Всё по старинке, на корточках, как деды завещали... да только беда подкралась незаметно.

Навострив уши, Фальстрём молчал. В его остекленевших глазах заискрился огонёк любопытства. Давид понял: рыбка заглотила наживку, и он врубил уже успевшую прогреться фантазию на полные обороты.

- Возвращаюсь, и что я вижу: сумка валяется снаружи, а двери заперты. Вы не поверите: невеста заявила мне, что пока я бомбардировал муравьёв, она от нефиг делать залезла в мой мобильник и вычитала там переписку с какой-то, как она выразилась, уродливой бабищей. Я был в шоке... Да не-е-ет, шок - это слабо сказано!..

Фрост искренне расхохотался, и хохот этот напомнил Давиду стрёкот профилактических разрядников.

- Ха-ха-ха! Вот так поворот. Выходит, поймала с поличным?

- Да между мною и той дамой ничего не было. Она одна из заказчиц, не более. Именно это я пытался втолковать своей разбушевавшейся суженой, но вы же понимаете: девушки... - Мариус многозначно похлопал себя по лбу. - Сцена ревности длилась почти час. Я пытался её успокоить, но она накручивала себя всё больше. Темперамент у неё дикий, особенно в эти дни... Ох уж эти собственницы... В итоге она выдала «Вот пускай эта потаскуха и забирает тебя отсюда» и дала по газам.

- Вам и не позавидуешь, - Фрост возмущённо надул губы. - Тут же глушь кругом на десятки километров. Так и сгинуть недолго.

Давид удручённо кивнул:

- Мне первые полчаса было вообще наплевать, где я нахожусь. Я и сам не на шутку взбесился; думал, эта чокнутая вернётся. Ан нет! Два часа отстоял - и ни единой машины... Не знаю, что теперь делать. Извиняться?.. Я не подкаблучник, но... эта женщина умеет держать меня на поводке. Чер-р-ртова любовь!.. Ни телефона, ни сигарет не оставила.

Мариус сочинял так складно, что уже даже сам начинал верить в свою легенду. В условиях ограниченности времени история вышла на удивление складной, чему наверняка поспособствовали бурлящие через край эмоции и активная жестикуляция.

- Дамочки, они такие... – Фальстрём пожал плечами и плавно оставил позади дугообразный поворот. - И мы с этим ничего не сможем поделать. У вашей избранницы сейчас волнительный период: на носу свадьба, поэтому она как никогда ранима. Докажите ей, что на вас можно положиться... Согласен, она явно перегнула; всем нам свойственно принимать решения сгоряча и тем самым допускать ошибки. Но поверьте мне: сейчас она наверняка жалеет о том, что сделала, и обзванивает все местные спасательные службы. Думаю, в глубине души вы и сами это прекрасно понимаете.

«И этот сосунок с синдромом кухонного психолога прихлопнул почти двести человек?» - Давид ощупал спутника взглядом и смиренно выдохнул.

- Думаю, вы правы. Спасибо, что позволили выговориться... эм...

- Ах да, прошу простить меня за бестактность. Фрост Фальстрём.

- Давид Мариус. Можно просто Дэви... - он изобразил улыбку благодарности.

Мужчины обменялись рукопожатиями. Стремительно рассекая тьму, гравикар покачивался на ряби вечерней колыбели. По стёклам побежали небольшие капельки - моросящее ненастье вот-вот могло превратиться в безжалостный ливень. Мариус волновался всё сильнее; часики тикали, а зудящее в районе пятой точки чувство настороженности не давало покоя. Периодически его хмурый взгляд скользил по Фальстрёму, который всё это время беззаботно покручивал руль. После встречи в глубинах «Союза» его на удивление уравновешенное поведение казалось Давиду чем-то противоестественным.

- Видимо, дождь начинается, - Фрост поставил дворники на быстрый режим. - Странно: весь день погода стояла ясная. Как бы до грозы дело не дошло.

- Боюсь, что гроза неизбежна, - многозначительно кивнул Мариус, не прекращая сканировать салон. Болтающаяся на зеркале заднего вида игрушка в виде скелетика; выключенный навигатор; бутылка апельсинового сока; сотовый в подстаканнике; мятая пачка «Кента» на приборной панели. Сигареты!

- Не позволите табачком угоститься? - на автомате выпалил Давид.

- Конечно, Дэви, - Фальстрем закурил сам и протянул пачку попутчику.

Салон окутывала музыка вековой давности и усыпляющая атмосфера табачного смога. Давид подумал о том, что такими темпами он вот-вот вырубится, и нужно срочно избавляться от этого полувялого состояния... но тут Фрост начал сбавлять скорость. Впереди, синея от неонового света фар, вынырнула из мглы поваленная на бок сосна. Мариус облегчённо выдохнул; он уже было сжал кулаки для того, чтобы в случае чего влепить по физиономии водителя. Фальстрем аккуратно объехал препятствие, и только тогда Давид откинулся на спинку кресла. Микросфера салона вновь вернулась в усыпляющее русло.

- Кем вы работаете? - поинтересовался Давид, дабы не кануть в дремоту. - И зачем в такое позднее время направляетесь в Драммен?

Фальстрём призадумался; замешательство его продлилось недолго, однако Мариус всё равно настроился выслушивать такую же чушь, которую он сам вешал Фросту на уши пять минут назад.

- У меня своя ветеринарная клиника. Это не столько основной доход, сколько пристрастие. Обожаю животных. В особенности собак. Что касательно позднего маршрута: сам я живу в Драммене. Одноклассник переехал в Ставангер; у него последний месяц кобель хворает. Псу почти за двадцатку. Приезжал лично сделать все необходимые прививки. Остаться на ночь я не смог - завтра утром клиенты. Теперь вот мчу на всех парах домой.

Дождь усиливался. Капли заливали стекло; прыгающие из стороны в сторону дворники еле справлялись. Обочины утопали во мраке, а тающие конусы света скользили по блестящему асфальту, будто лучи керосиновых ламп по стенам гробницы. Выбросив окурок за окно, Давид взглянул на наручные часы. С момента его прибытия по душу Фальстрема прошло уже полчаса. А времечко-то идёт. Идёт, родное. Пора бы уже начинать действовать, но… Давид не мог понять, стоит ли действовать вообще? Он всё никак не мог решиться поднять руку на совершенно безобидного и при этом добропорядочного паренька. Тот вёл себя спокойно. Культурно и сдержанно. Тот помог Давиду, несмотря ни на занятость, ни на спешку. Он даже одарил его порцией советов по поводу ссоры с вымышленной второй половинкой. Если Фальстрём и прикидывался, то весьма, весьма умело. Вероятность этого есть, но… всё это очень странно. Быть может, в «Чёрном ходе» возник сбой, и его зашпульнуло совсем не туда, куда следует? В какую-нибудь параллельную вселенную, где Фрост - славный малый, штопающий беззащитных зверушек? А если он застрянет в этой реальности навсегда? Коль так, то стоит ли начинать новую жизнь с убийства? «Интересно, он хоть самую малость подозревает, что он - психопат, которого вскоре засадят на третий уровень? Он понимает, что через буквально пару часов его, раненого и полуживого, схватят копы?» - Мариус украдкой поглядывал на сосредоточенное лицо водителя. Худое, со впалыми щёками, оно не выражало совершенно никаких эмоций. Произошло то, чего Давиду хотелось бы избежать больше всего. Он не мог убить. Попросту не решался. Именно об этом свидетельствовала его неспособность взять и прикончить того, кто безропотно захочет провернуть с ним то же самое через почти семь лет.

- А вы где нашли своё призвание? – поинтересовался Фальстрём, отследив пристальный взгляд Мариуса.

Для того чтобы вновь задействовать воображение, Давиду требовалось хотя бы пару секунд раздумий.

- Только не смейтесь.

- Почему же?

- Да потому что я... садовник. Понимаю, это глупо и несерьёзно, но... все эти лужайки, эти кусты и клумбы... У меня с детства любовь к растениям. Вырос за городом, возможно из-за этого.

- Разве этого стоит стыдится? - хихикнул Фальстрём. - Если работа не приносит удовольствия, то такая работа и гроша ломаного не стоит. Духовная гармония, единение и прочий дзен - всё это не пустые слова. Да, у меня в клинике тоже хватает стресса; все эти царапины, укусы и постоянная ответственность. Но никто из моих знакомых и подумать бы не смел, что извлекать по дюжине клещей на дню может быть столь увлекательно.

Мужчины рассмеялись. «Да что же с ним не так?.. - Мариус уже начинал беситься на самого себя. - Может, в проге двойняшек реально какая-то ошибка? Может, никакого маньяка Фроста и не существует вовсе, а хитрец Гоголон водит парочку измученных заключённых за нос?.. Где тот грёбаный шизоид, так желающий пришлёпнуть нас?» Бандюган, повидавший немало противников на своём пути, в данный момент попросту не мог решить, как поступить. Да и с программами этими он не дружил. Сомнений не возникало – перед Мариусом не тот Фальстрём, с которым они повздорили на третьем уровне. Посмотрев в окно, Давид погрузился в тяжкие думы. Водяные дорожки походили на трассы, по которым гоняли наперегонки капли. Высокая стена из чёрных деревьев то возникала, то вновь ныряла во мрак дождливой чащи. Уставившись на своё отражение в стекле, Давид понял: тянуть нельзя. «Хватит уже ломаться как целка, приятель. Он это или не он, какая разница? Второго шанса может и не быть. Просто возьми и прикончи его. Попроси остановиться. Отлить. И как только тачка встанет, сверни этому худосочному ублюдку шею. Ты же солдат удачи, а не тряпка. Отставить тупить! Давай, давай, погнал!»

Острая боль пронзила колено. Она пронеслась по нервам быстрым импульсом; стремительным разрядом тока. Мариус даже не успел вздрогнуть, лишь повернул голову и посмотрел Фальстрёму в глаза. В этот миг в его мозгу происходил лишь один процесс - пульсация мысли. Одной единственной мысли: «Если я и подохну, то вполне заслуженно!» Фальстрём сжимал в кулаке шприц; иголка впивалась в ляжку Давида остриём шила. Мариус хотел было признаться, что подозревал подвох и просто не хотел его замечать, но челюсти ни в какую не желали разжиматься. Тело парализовало, и даже болевые сигналы растворились в лабиринтах капилляров. Фрост медленно оскалился - точь-в-точь как на третьем уровне. Выдернув шприц, он понюхал иглу; ноздри жадно втянули воздух.

- Теопентал натрия. Да ещё и прямиком в большую подкожную вену. Глаз алмаз, рука секира... – Фальстрём выкрутил регулятор громкости и вернул в салон Rammstein. – Расслабься и насладись музыкой, Дэви. Мы почти приехали.

Мариус нисколько не удивился этому. Ни капельки. Он подозревал, что так и произойдёт; он, сука, лично позволил этому произойти. Получил то, чего так рьяно добивался. Узрел того, с кем так желал повстречаться. Галантный ветеринар превратился в занозу. В садиста, которого чужие страдания доводят до экстаза. Давид попытался дёрнуться, но его словно сковали цепями. Веки потяжелели: несомненно, чёртов теопентал обладал усыпляющим эффектом. Мариус всеми силами боролся с сонливостью, но в этой схватке физиология была неумолима; то, что ему всандалил Фрост, справлялось со своей задачей более чем исправно.

- Да не рыпайся ты, - снова подал голос тот. - Когда начнётся самое интересное, я тебя разбужу.

Мариус отключился, даже не придумав, как съязвить в ответ.

* * *

Давид валялся в сырой траве. Не лежал, а именно валялся. Разбудили его постукивающие по затылку капли дождя. Джинсовка вымокла насквозь и прилипла к телу. Погнутая кепка виднелась несколькими метрами левее, на обочине, около «Панамеры». Гравикар возвышался над кюветом, в котором находился Мариус, словно танк на постаменте. Руки были крепко-накрепко связаны за спиной. Давид попытался встать, но кто-то ткнул его в землю.

- Далеко собрался?

- Какого лешего ты творишь?.. – вопросом на вопрос ответил Давид, уже продумывая пути к отступлению. Теперь он надеялся лишь на нравоучительную медлительность Фроста, и мысли об этом повергли его в ещё большее осознание своей безвыходности. Фальстрём обошёл Мариуса и сел перед ним на корточки. Водолазка его блестела от воды, а подбородок в анфас казался ещё острее. Громыхнуло небо; дважды, на покойника.

- Знаешь, в чём заключается центральная проблема человеческой философии? Люди считают себя умнее других. Кого ни возьми, все; все до единого, пропади они пропадом, считают, что они - центр вселенной, что мир крутится исключительно вокруг них... Ирония судьбы заключается в том, что они правы. Но есть один нюанс: всегда найдётся тот, кто стоит выше. Каждый из вас - беспомощная букашка, которую ничего не стоит просто взять и растоптать.

- Да что ты несёшь? Хватит дурачиться, развяжи меня.

- Ты даже не пытаешься понять, что я хочу до тебя донести. Даже сейчас ты надеешься на то, что всё обойдется. Ты и впрямь думал, что я поверю в твою примитивную небылицу? Потеряю бдительность, дав тебе возможность завалить меня? Нет-нет-нет, ни в коем случае. Как и большинство, ты посчитал себя самым умным. А я тебя раскусил. Но знаешь, что самое забавное во всей этой ситуации? Я убил бы тебя и раньше, но... ты меня заинтриговал.

Вернувшись на исходную позицию, за спину Давида, Фальстрем провёл пальцами по его запястью:

- Череп с игральными костями. Грубая, подвальная работа. Самопальная машинка, дешёвые чернила. Разве стал бы обычный садовник набивать себе подобный рисунок? Наверняка нет... если только он не побывал в местах не столь отдалённых. Ты уж прости, но тюремные наколки я и за версту учую... Садовник, который даже собственную бороду в порядок привести не может. Пф, до чего же это смешно!.. Плохо, Дэви. Стыдно быть таким неаккуратным.

Мариус зло осклабился: ругаться сейчас - это значит показать слабость. «Дай противнику понять, что он у руля. Дай ему ослабить хватку».

- Змея, обвивающая меч... - снова подал голос Фрост. - Метка наёмника. Любопытно, скольких ты убил?

- Когда я выберусь, это число станет на единицу больше, - не выдержал Давид. Одёрнув руку, он попытался плюнуть Фальстрёму в лицо, но тот изящно увернулся и нанёс в спину Давида сокрушительный удар подошвой. Мариус влетел лицом в траву, пропахав носом пропитанный сыростью чернозём. В позвоночнике что-то хрустнуло. Удар был сильным, но пылающая в лёгких ярость великолепно сыграла роль обезболивающего.

- Хватит испытывать моё милосердие. Пойми, Дэви: ты не похож на того, кто сделал бы их просто так. Ты не такой, как все остальные мои жертвы. Ты, эм-м-м... нелогичен... - он пригрозил ему пальцем. - Абсолютно нелогичен и крайне противоречив. Агнец, что по собственной воле забрался в клетку к зверю. Признавайся: ты пришёл по мою душу, да? Тебя кто-то прислал?

Давид сплюнул грязь; он захотел снова позлить противника, но осознал, что ничего этим не добьется. «Молчи. Думай. Тяни время» - такую установку дал он себе. Ливень усилился - теперь он лупил так же нещадно, как и на записи детективов. Покорёженные скелеты деревьев пошатывались, будто пьяные великаны. Они шептались подобно зрителям, обсуждающим драматическую пьесу.

- Пока ты лежал в отключке, я набрался смелости полазить в твоей сумке. Грязная одежда. Разговорник. Пиво. Весь этот цирк мог бы иметь хоть какое-то объяснение, но ты даже не взял с собой оружие. Почему? Неужели это просто совпадение?

- Поверь: когда я выберусь, я вырву твой кадык голыми руками. Без каких-либо подручных средств.

- Неплохая отговорка, но я всё равно не верю, - Фрост встал; раскинув руки в стороны, он подставил лицо дождю. - Что-то подсказывает мне, что наша встреча неспроста. Ну и ладно. Хоть какое-то разнообразие; убивать рыдающих и писающихся давно не доставляет мне удовольствия. Ты готов сыграть в игру?

Достав из-за пояса «Браунинг», Фрост ткнул им в измазанный грязью лоб Давида.

- Прежде чем я пристрелю тебя, мы проведём небольшой ритуал. Так уж у нас заведено. Обычно я не церемонюсь, но я хочу дать тебе шанс; мне кажется, у нас есть что-то общее. Я задам тебе три вопроса, а ты на них ответишь. Если нет - я прикончу тебя. Если да - то ты не пожалеешь о том, что повстречал меня. Уж поверь... Итак: что всегда перед нами, но мы его не видим?

Мариус фыркнул: за последний час он слышал эту загадку уже трижды.

- Будущее, долбанный ты кретин.

- Ого! - Фальстрём удивлённо вскинул бровь. – А ты неплох. Я болею за тебя.

- Спасибо, как-нибудь обойдусь.

- Вопрос второй: он оплакивает...

- Колокол.

Фрост замер в позе восковой фигуры и взглянул на Мариуса с благоговением, близким к ужасу.

- Откуда ты такой взялся, чёрт бы тебя подрал?.. - воткнув «Браунинг» за пояс, он согнулся над пленником и пристально посмотрел на его лицо. - Кем бы ты ни был, тебя стоит кое-кому показать.

- Так ты не один такой шизик? - огрызнулся Давид.

Фальстрём расхохотался в такт сверкающим вспышкам молний. Иногда его хриплый голос будто шёл вразрез с его подростковым видом, а может, это происходило из-за необычного свойства его мимики - придавать улыбкам лукавый и саркастический оттенок.

- Ты думаешь, я убиваю просто так? О нет, избавьте... – Фальстрём взглянул на небосвод. - Waldeinsamkeit. Да, брести по ночному лесу и тащить на плечах постепенно остывающий труп - величайший кайф в мире, но... причина не столько в этом. Убийство - лишь вершина айсберга. Обычно работать на кого-то считается несолидным, но в моём случае эта вакансия - величайший джек-пот. За моей спиной стоит то, что ты даже и представить себе не сможешь... Что ж, самое время для последней загадки: что станет меньше, если это перевернуть вниз головой?

Вот тут-то Давид и поник. Ответы на первые два вопроса он запомнил, ещё будучи в «Союзе». Он всеми фибрами души пожалел, что не выведал у Кимико третью отгадку; Тихоня наверняка бы раскусила и этот орешек. Кто вообще мог подумать, что ему это пригодится?

- Ну и? - нетерпеливо произнёс Фрост.

- Дай подумать.

- Разгон на доллар, а удар на цент. Вот и зачем ты меня огорчаешь?.. Пораскинь мозгами, Дэви. Активируй логику. Мы с тобой просто обязаны заглянуть за занавес. Вместе.

Мариус напряг извилины и начал перечислять в уме все возможные ответы. Предметы, животных, природные явления. Он вспоминал все журналы и газеты; все кроссворды, сканворды и чайнворды, что попадались ему под руку за время отсидки в «Союзе»: быть может, подобная головоломка где-то да проскакивала. В голову, как назло, ничего не приходило. Время тянулось всё медленнее; даже шум дождя превратился в неумолкаемые голоса душ. Фальстрём вздохнул и достал «Браунинг». Заботливо уложив Мариуса на землю, он встал ему на лопатки коленом и приставил пистолет к его затылку.

- Вы все пляшете на игральной карте, а карт таких - тысячи колод. Лишь одна из них краплёная, и ты явно не на ней... - Фрост взвёл курок. - Расслабься, Дэви. Смерть - это лишь новая раздача...

Он замолк на полуслове. Мариус не дёргался: он до последнего рассчитывал отгадать загадку. Счет шёл на секунды, и он не собирался сдаваться; он отказывался верить, что всё может закончиться вот так вот. Бороться бесполезно, и лишь мозги могли помочь ему в столь щекотливой ситуации. Возможные ответы роились в черепе, словно пчёлы в улье, как вдруг Давид почувствовал на запястьях холодное прикосновение.

- Что это? - спросил Фальстрем.

- О чём ты?

- Татуировка на пальце. Что она значит?

- Не прикидывайся дураком. Я был в самом эпицентре войны. Высадка в Антарктиде в 44-ом...

- Да нет, я не о цифрах. На левой руке, кружок с точкой. Насколько я помню, это знак сироты. Ты рос без родителей?

И тут Давид понял, что это его шанс. Уж что-что, но чтобы наколка спасла его жизнь... Такое в летописях его разбойничьего бытия могло произойти впервые. Мариус сделал татуировку в день возвращения с фронта, по пьяни. Как раз после того, как узнал, что его отец умер. Давид считал, что так он хотя бы попытается отдать должное родителям. Он даже не знал, в какое время суток они ушли в мир иной, и лишь эта малюсенькая наколка оставалась для него напоминанием о тех, кого он уже почти не помнил.

- Да, я сирота. Тебе-то какое дело?

Голос Фроста заметно изменился: свойственная ему мерзкая слащавость превратилась в чуть ли не жалобное бормотание.

- Сколько тебе было, когда умерла мать?

- Пять лет от роду.

- Теперь-то я понял, кого ты мне так напоминаешь... - Фальстрём поднял Давида на ноги и похлопал его по плечу. - Взрослый ребёнок, выросший без опеки и любви. Несмотря на неотёсанность, внутри ты наверняка мечтаешь о встрече с родителями. Увидев тебя, я сразу почувствовал связь. Не ту, что возникает между могильщиком и мертвецом, которого тот укладывает в землю. Это нечто иное. Эта леденящяя обида на... судьбу.

Молнии сверкали, словно вспышки люминесцентных прожекторов. Оглянувшись, Фрост перешёл на шепот:

- Нарушать правила не в моём репертуаре, но я намекну тебе. Шесть - моя любимая цифра. Её мистическая сила воистину грандиозна. Сколько раз она выручала меня - не счесть. Сегодня, к примеру, она может спасти и тебя.

Прозрение прошло по спинному мозгу Мариуса разрядом дефибриллятора.

- Перевернув девятку, мы получаем шестёрку... - медленно проговорил он, точно смакуя каждое слово. - Ответ: девять.

- Посмотрите-ка, он справился. Только не вздумай проболтаться, что я подсказал тебе, - Фрост извлёк из кармана фонарик; взяв Давида под плечо, он потянул его в глубины леса. - До сих пор не могу поверить, что мы идём туда вместе. Скажи честно: как бы ты отреагировал, если бы получил возможность увидеться со своими умершими родителями?

Давид не улавливал, к чему клонит собеседник, посему решил ответить честно:

- Отдал бы всё за то, чтобы они вернулись.

- Когда-то один мой давний знакомый ответил то же самое. И он получил то, что хотел. Плата оказалась мизерной.

Давид не понимал намёков спутника; он послушно шагал за Фростом, раздвигая ботинками вязкий слой отсыревшей листвы. Лес вокруг таинственно шептался. Гонимые ветром тени роились, словно призраки, не нашедшие последнего пристанища. Одинокий луч фонарика разрезал хвойный массив подобно фонарю Диогена. Рычащие раскаты грома чередовались с криками испуганных птиц и жужжанием паразитов, облепляющих путников с ног до головы. Давид понятия не имел, сколько у него оставалось времени. Он попытался взглянуть на часы - бесполезно. Руки связаны крепче, чем бамбуковые палки строительных лесов. Что бы ни задумывал Фальстрём, ему необходимо освободиться и прикончить его, иначе там, в «Союзе», его и Кимико ждёт неминуемая погибель. Да только как?.. И снова миг прозрения: Мариус вспомнил о брелоке-открывалке в заднем кармане брюк. На секунду он возжелал отблагодарить того, на чьём месте оказался и кого так беспечно обхамил в момент своего прибытия, не обнаружив сигарет. «Спасибо тебе, братец. Хоть в чём-то ты не подкачал». Засунув палец в карман, он подцепил ключи и осторожно достал их. Теперь главное - не засветиться.

- Вероятно, ты полагаешь, что я рехнувшийся маньяк, - произнёс Фрост, пролезая под длиннющей еловой веткой. - Не виню: на твоём месте я поступил бы так же. Заносчивый незнакомец машет у тебя перед лицом пушкой, задаёт странные вопросы и ведет диалоги о мертвецах. Но поверь мне: я совершенно адекватен. У всего, что я делаю, есть закономерная причина. Не против, если я поясню?

- Валяй, коль не шутишь.

- Давным-давно я повстречал одного мальчика. Бледного пацанёнка шести лет от роду. Его родители погибли в аварии, когда ему было всего пять, и он прекрасно помнил тот день. Выжил только он. У него не осталось никого; ни бабушек, ни дедушек. Мальчик не помнил голосов родителей, зато прекрасно помнил стук молота, которым забивали гвозди в крышки их гробов. Почему это произошло? И почему именно с ним? За какие грехи невинный ребенок заслужил подобное наказание? Господь - маньяк, если позволил миру стать таким... Домом этого мальчонки стал приют при католической церкви. Священник невзлюбил мальчика с первого же дня; над ним и пятью его друзьями он измывался чаще всего. Какие только пытки он к ним ни применял, какие только мерзкие гадости не заставлял их совершать. Спать на холодной земле; есть пищевые отходы; стоять на битом стекле; душить друг друга. Однажды священник принёс мальчику щенков, а потом заставил его голыми руками вырыть яму и закопать этих щенков заживо. Похоронить их собственными руками. Мальчик ненавидел его всем сердцем. Каждый божий день терпеть эти побои и издевательства. Каждый божий день трястись, в ужасе смотреть на дверь комнаты и надеяться, что в проёме не покажется тот, кого эти шестеро боялись больше смерти. Мальчик жил как тень, избегающая солнца. Каково это: засыпать, зная, что утром всё начнётся по новой? Каково это: хранить под матрасом украденный у поварихи нож и утешать себя тем, что все проблемы можно в любой момент решить самоубийством? Этот ребёнок оказался жертвой случая, который вмиг прожёг его жизнь. Несчастные сироты...

Фрост остановился. Достал чёрный шёлковый платок и вытер лицо. Взглянув на растущие спереди заросли кустарника, он указал на них пальцем:

- Нам туда.

Мариус послушно поковылял следом, не прекращая на ходу пилить веревку. За последние двадцать минут он впервые поверил в то, что ему удастся выбраться сухим из воды.

- О игрушках тот мальчик мог только мечтать. Тем не менее, он и его пятеро друзей стали опорами друг для друга. Одной маленькой, но сплочённой семьей. Догонялки, считалки, загадки - детишки развлекались, как могли... На противоположном конце посёлка, через лес, за болотом, стояла заброшенная школа. Их любимое место для игр в прятки. Мальчишка прекрасно запомнил тот день. Шестое июня, две шестёрки. Это он научил меня той считалочке. Каждый раз, как вспоминаю её, мурашки по коже. «Раз, два - это не просто слова. Три, четыре - нас нет в этом мире. Пять, шесть - у нас для вас весть. Семь, восемь - когда придёт осень. Девять, десять - всех надо повесить». Водить выпало хрупкой арабской девочке, которую священник называл «грязной пакистанской мразью», entschuldigen. Та начала обратный отсчёт, а мальчик устремился на верхний этаж. Стремление к победе привело его к кроличьей норе.

Фрост извлёк из штанов пачку Кента и закурил. Вопросительно взглянув на Давида, он вставил одну из сигарет ему в рот и заботливо поджёг её.

- Выбор мальчугана пал на спрятавшуюся в дальнем конце коридора комнатушку. Внешняя стена комнаты была разрушена, крыша и вовсе обвалилась. На краю; там, где должен находиться подоконник, стояла ржавая бочка – отличное место, чтобы спрятаться и затаиться. Пацанёнок запрыгнул в неё. Прижав колени к подбородку, прислушался: тишина. Пару раз он слышал рядом шаги и хруст черепицы, но его так и не нашли. Спустя полчаса он решил выглянуть и проверить обстановку. Пусто. Ни голосов, ни криков, ни смеха. «Неужто друзья бросили меня? - подумал мальчик. - Неужто оставили тут одного?» Так, постой-ка...

Фрост направил луч фонарика на высящийся перед ними обгоревший дуб. Ветер раскачивал его голые ветви. Древо выглядело диковинно и даже в какой-то степени зловеще: два неестественно погнутых ствола срослись между собой - скрюченные и сморщенные, они напоминали обезображенных сиамских близнецов. На чёрной коре поблёскивал вырезанный чем-то острым знак. Три параллельных горизонтальных отрезка, перечёркнутых одним вертикальным. Точно такой же знак, как и на груди старика из той самой жуткой видеозаписи. Папский крест.

- У вас тут что, целый культ что ли? - любезно поинтересовался Давид, ковыряя верёвку открывалкой. Пора бы поспешить. Пока у него лишь один противник. Сколько их станет, когда ночной марш-бросок подойдёт к концу, неизвестно.

- Я бы не назвал это культом. Мы все равны, и все стремимся к единой цели.

Мужчины вышли на узкую просеку; здесь ели казались ещё выше. Будто стены-ловушки из старого приключенческого фильма, готовые в любой момент начать сдвигаться. Не встречая препятствий в виде колючих крон, дождь тут лил в разы сильнее, а ветер завывал подобно предвестнику бездны. Давид остановился в центре просеки и осмотрелся. Пропитанное саспенсом чувство дежа вю не заставило его ждать: заросший мхом сарай, за которым виднелись десятки земляных курганов, мерцал дряблой и уже порядком подгнившей древесиной. Та самая адская кальвария. Это место чуть ли не излучало пустоту и обречённость: загробным дыханием гибели от него веяло за версту. Фрост подошёл к сараю и дёрнул дверь на себя. Та не поддалась - вход был заперт на массивный навесной замок.

- Прежде чем вы войдём внутрь, я закончу историю, чтобы ты понял, к чему я веду. Возможно, она заставит тебя задуматься, и ты перестанешь меня ненавидеть. Поверь, я вижу, как ты на меня смотришь... - Фрост достал из кармана ржавый ключ и поднял его на уровень глаз. - Сообразив, что друзья смылись, мальчик принялся выбираться из бочки, как вдруг порезался об её ржавый край. Боль была не столько сильной, сколько неожиданной; мальчишка потерял равновесие, и бочка начала крениться в сторону улицы. Падение с высоты казалось неизбежным. Воздух в тот момент подкатил к его горлу, а перед носом, кажется, промелькнула вся его недолгая, вся его несчастливая жизнь. В ту секунду в его наивных глазёнках даже не успели появиться слёзы. Казалось, что всё; ушли его родные, и вот, пришла его пора. Вот она, его жизнь! Так мимолётна, глупа и бессмысленна!.. И вот он, так скоропостижен, её конец...

Фальстрём воткнул ключ в замок и обернулся; мутные глаза его блестели от слез.

- Но нет. Мальчик не погиб.

Паутина молний разрубила небосвод на десятки частей. Фрост вынул ещё одну сигарету и едва ли не затолкал её Давиду в зубы. Опять так же заботливо поднёс зажигалку. И только когда Мариус затянулся по полной, а затем выпустил дым, он прикурил сам. Пронзаемая гроздьями дождя, никотиновая пелена поднималась и тут же таяла в глубинной тьме лесного неба.

- Знаешь, что произошло? - продолжил Фальстрём. - Мальчик не разбился. И даже не упал. Время замедлило свой бег... Остановилось абсолютно всё. Вороны в небе, стрёкот кузнечиков, шелест листвы. Всё погрязло в тишине, которая, наверное, существует только в глубочайшем бункере на свете. В самой дальней, самой забытой его кладовке. А мальчуган повис в воздухе. Застрял в этой почти перевернувшейся бочке, уставившись на фундамент, об который минуту назад должен был расквасить мозги. Он не мог двигаться. Он лишь молча вращал глазами и наблюдал. Но то, что произошло потом... Мир начал погружаться во мрак, и когда непроглядная вуаль тьмы окружила мальчика, он почувствовал её. Это было ужасно и легко одновременно. Эссенция безмятежности... Мальчик... этот сирота встретил саму вселенную. Пустота лично явилась к нему. Её одежды были сшиты из бездны ветров; её лик был глубок, как абстракция бесконечности, в которой витает наша миниатюрная планетка. А взгляд... этот взгляд походил на солнечные затмения. Мальчик хотел закричать, но не смог: рот словно наполнился водой. Он даже не смог заплакать, хотя хотел рыдать, хотел вопить и колотить по бочке своими маленькими кулачками. Когда мальчик услышал голос, это желание отпало само по себе; этот голос был похож на грохот катящихся по склону валунов. Гул умирающих галактик. «Ты уже понял, кто я, дитя. Не надо плакать, ты поплакал достаточно, - голос вибрировал в его ушах, точно громадный гонг. - Честно признаться, я жалею, что не пришёл раньше. Прости, что всё зашло так далеко. Судьба очень несправедлива по отношению к тебе, и поэтому я дам тебе шанс. Я верну тебе детство. Я верну тебе твоё не по праву отобранное счастье. Как только мы простимся, ты всё поймёшь. Но, прежде чем ты увидишь мой подарок, тебе необходимо сорвать с него обёртку... Убей. Лиши жизни того, кого ненавидишь. Это станет нашим с тобой секретом, дитя. Ты вернёшь то, что у тебя отобрали не по праву. Моё древо будет давать плоды, пока ты будешь его поливать»... А потом вся эта мгла исчезла. Так же быстро, как и появилась. Мальчик сидел в бочке и боялся даже пошелохнуться. Несмотря на страх, улыбка не сходила с его лица. Когда он вернулся в приют, его уже ждали побои священника. Этой же ночью они прекратились. Мальчик расплатился за всё. Он пронзал его тело тем самым кухонным ножом, пока силы не иссякли, и он не рухнул, отчаянный и обессиленный, на его остывающую тушу. Он смотрел в окно и видел ночное небо. Да, Давид, да! Именно оно говорило с мальчиком; именно оно направило его. Он сделал то, о чём, должно быть, мечтал всю жизнь. То, что, пожалуй, в глубине души, хотел бы сделать каждый. А потом... потом мальчик проснулся дома. Рядом с родными. Рядом с мамой и папой. Сказка? Кто бы мог подумать. Но это реальность! - Фальстрём постучал кулаком по стенке сарая. - Реальность, мать её, ведь я вижу этого мальчика в зеркале каждый ёбаный божий день! Вот за что он убивает, Дэйв. Вот за что этот мальчик душит, забивает до смерти, стреляет в головы и перерезает глотки. Он делает это, потому что заслужил возможность всё исправить.

Фрост распахнул дверь и жестом пригласил Мариуса войти внутрь. От повалившего из проёма запаха мертвечины ажно глаза заслезились. Мариус выплюнул сигарету и смело погрузился в бездну сарая. Фальстрём вошёл следом за ним и закрыл дверь. Дождь стих, а свет от фонарика стал в разы ярче. Внутри всё было почти точно так же, как и на следственной видеозаписи: десятки сложенных штабелями тел и подвешенный вниз головой старик с вырезанным на груди крестом. Вместо ямы в центре сарая из земли торчал широкий пень. Чёрный, словно обгоревший, корни его переплетались толстыми буграми, а сердцевина была выскоблена - мрачный колодец уходил вглубь лесных недр. Несмотря на весь этот отвратный интерьер, Мариус не чувствовал к Фросту прежнего отвращения. Быть может, тот и походил на психа, но его история была закономерна и даже в какой-то степени логична. Иначе, зачем всё это? Зачем он привёл его сюда? Фальстрём мог прикончить его уже несколько раз, но он не стал этого делать. Он будто нуждался в том, кто выслушает его горькую исповедь. Нуждался в том, кто сумеет найти в его действиях хоть какое-то оправдание.

- Я благодарен тебе за эту экскурсию по аллеям памяти, - произнёс Фрост, разглядывая содержимое сарая так, словно впервые попал сюда. - А теперь ответь: есть ли во всём этом смысл? И как бы ты поступил на месте этого несчастного мальчишки?

- В последнее время меня слишком часто кормят сказками, - скептично изрёк Мариус. - Может, те мрачные видения были сном? Я не психолог, но слышал, что детям свойственно видеть то, чего нет. Защитная реакция психики и тому подобное. Мне по ночам и не такие кошмары...

- Да пойми же, Дэви: моя жизнь стала совсем другой. Прекрасная работа. Любящие родители. Жизнь, о которой я когда-то мог лишь мечтать. Свет отправил меня во тьму, но тьма дала мне свет. Она оградила меня от тягот, она подарила мне покой... Ты знаешь, сколько у меня бабла? А сколько шлюх я трахаю в месяц? Да мне столько даже не нужно! И никто!.. никто даже не подозревает о том, во что мне всё это обходится. Я проклял Всевышнего ещё в детстве, и только тогда он возжелал услышать меня. Мир ужасен и несправедлив. От голода гибнут сотни; болезни забирают тысячи; миллионы роют себе могилы, называя их окопами. Что на их фоне двести человек? Пусть хоть один лживый лицемер ответит: много ли я отнимаю у человечества? О нет, нет! У меня нет к цивилизации ни капли жалости, и я готов прикончить в сто, в миллионы раз больше. Пока мир остаётся таким, все наши жизни и гроша ломаного не стоят. Меня терзает совершенно другое: правильно ли я поступаю, скрывая от всех свой дар? Быть может, следует с кем-нибудь им поделиться? Быть может, стоит поделить им со всеми, и люди будут выкашивать друг друга до тех пор, пока земля не станет одним огромным надгробным мемориалом нашему эгоизму? Памятником несовершенства божьего промысла!.. Знал бы ты, как трудно хранить эту тайну. Грех жаловаться, но я мечтаю найти того, кто сможет понять меня. Неужели ты не хочешь бросить судьбе новый вызов?

Мариус задумчиво подёргал усами: а Фальстрёму только в торгаши идти. «Уж чего-чего, но сделки с дьяволом мне только не хватало». Он прибыл сюда для того, чтобы покончить с Фростом, однако теперь тот предлагал ему дружбу. Давид мысленно представил весы. На одной чаше - не бог весть что там, в «Союзе» и снаружи него. Мутная девчонка с какими-то глобальными проблемами. Несколько лет за решёткой. И близкие, которых уже не вернуть. На второй чаше - всё, что душе угодно. Плата и там, и там - убийство. Давид чуть было не передёрнулся от отвращения из-за чёрствости собственных мыслей и сжал открывалку ещё крепче. Затянутые на руках веревки стали свободнее, а это значило, что ему вот-вот придётся схлестнуться в схватке. Кулачищи vs. «Браунинг».

- И что теперь? - спросил Мариус.

- Всё зависит от тебя... - Фрост улыбнулся, показывая зубы, прямо как затравленный волк. Он подошёл к старцу и прикоснулся к его лбу. - И не пытайся обманывать, он видит твои мысли.

Сарай заскрипел, будто под тяжестью многометрового слоя снега; казалось, он поднялся над лесом и разворачивается, как избушка на курьих ножках. Тело старика заколотилось. Мариус безмолвно следил за происходящим, забыв о связанных руках и открывалке. Забыв о Фросте и «Браунинге». Забыв обо всём на свете. Первобытный страх настолько овладел им, что если бы он сломя голову побежал к двери и врезался бы в неё, он пробил бы в ней дыру, как вырезанную в картоне. Лёгкие пронизывал ледяной холод. Тело старика разбухло так, словно внутри него что-то закипело, и он вот-вот разлетится на ошмётки. Отсыревшие стены сарая потемнели от сонмищ чёрных мотыльков, а затем начали сжиматься, обволакивая трупы один за другим. Фрост с улыбкой на лице наблюдал за реакцией Мариуса. Его фонарик несколько раз моргнул, а затем погас. И только когда мрак проглотил всё вокруг, произошло то, отчего Давид застыл, как парализованный: пред ним ясно загорелись два белых кольца, а в ушах зазвучал тот самый голос. В то мгновение он осознал: рассказ Фальстрёма был истинной правдой.

- Здравствуй, Фрост. Вижу, ты привёл гостя.

Вкрадчивое бормотание Фальстрёма зазвучало где-то слева:

- Он ответил на все вопросы, и я посчитал, что его стоит показать вам.

- Интересно... - обладатель голоса вздохнул, отчего сарай протяжно заскрипел; капли дождя настойчиво колотили по черепице, точно хотели пробраться внутрь и подсмотреть за происходящим. - Давид Мариус, верно? Одинокое детство. Тяжёлая юность. Мечты о заботе, любви и свободе. Душа, заблудшая в поисках лучшей жизни. Ты прибыл сюда, чтобы всё исправить?

Мариус не знал, что ответить; играть в пятнашки с тем, кто видел его насквозь, было бы слишком самонадеянно. Любое его неверно сказанное слово могло повлечь за собой беду. Он даже не знал, с чем столкнулся. Магия? Высшие силы? Или сбой программы? Наверное, любой бы на его месте впал в ступор.

- Фрост сказал, что вы выручаете отчаявшихся... - Давид говорил медленно, стараясь подбирать слова. Он пытался не думать о Кимико, о «Чёрном ходе», о «Союзе» и прочем: вдруг всё его сознание теперь как на ладони?

- Ты прав. Я именно тот, кто поможет внести в твою жизнь правки. Ведь ты тот, кто ценит свободу выбора... Витор и Габриэлла Мариус. Ты желаешь вернуть их, не так ли?

Услыхав имена родителей, Давид едва не поперхнулся. Не сжались ли его губы из-за нахлынувшей волны опустошённости? Если и сжались, то маска неподдельной радости возникла на его лице почти мгновенно. Он представил, как его снова обнимает мать. Как он пожимает руку отца. Сотни картинок возникли в его сознании подобно фотоальбому с историями, которые так и не нашли места в его жизни.

- Да... - услышал Давид свой собственный, едва звучащий голос. - Хочу снова быть с ними.

- Прекрасно. Действительно, разве стоит колебаться? Человек вправе вернуть себе то, что отобрала жестокая лотерея судьбы. Вопрос остается лишь за ценой. На что ты пойдёшь ради того, чтобы вернуть тех, кто тебе дорог? Ты готов убить? Готов принести жертву во имя своего выбора?

- Вернёте родителей - прикончу любого.

Давид не мог взять в толк: что с ним вообще происходит? Голос буквально высасывал из него ответы. Мистический собеседник обладал поразительной проницательностью; он словно чувствовал Мариуса насквозь. Казалось, спроси обладатель затмений что-то не так, а иначе - и решения Давида были бы абсолютно иными.

- Я рад, что мы пришли к пониманию. Мне бы следовало быть с тобой осторожнее, ведь я знаю, откуда ты прибыл и зачем. Две тысячи шестьдесят шесть. А ведь хорошее было время. Ещё не испорченное, не развращённое. Я скажу тебе, как есть, Давид: там тебя не ждёт ничего хорошего. Теперь твой мир далеко не такой, каким был раньше. И ты прекрасно понимаешь, чья это вина. Ты угодил в могилу безымянного солдата случайно, и мне искренне жаль тебя. Твои терзания совести более чем оправданны, но... пытаться исправить что-либо уже слишком поздно... - сарай затрясся в приступе лихорадки. - Тебе придётся отдать мне её, Давид. Вернись, свяжи её, призови меня - и ты получишь то, чего желаешь. Я исполню своё обещание сию же секунду. Услуга за услугу.

Морозное оцепенение охватило Мариуса с головы до пят. Все его запасные выходы вмиг обвалились и превратились в руины. Кимико. Именно она должна стать разменной монетой в этой кровавой сделке. Ещё минуту назад Давид готов был согласиться на эти условия, но в контракте появился пункт, который его определённо не устраивал. Нанести удар в спину девчушки, которая спасла его? Сдать Тихоню. А заодно покончить и с Задирой. «Я бы с радостью, демоническая ты хрень. Да только я её должник... Я обещал вытащить её на волю. Но... но не по её ли вине я оказался в списке должников? Не из-за неё ли всё покатилось в задницу?»

- Так ты согласен? - кромешная пустота буквально душила Давида под собственным весом.

Мариус понял, что его загнали в тупик. Что переговоры затянулись, и пора решать проблемы не словами, а действиями. Погибать, так с музыкой. Надавив на открывалку, он перерезал веревки, а затем ринулся в сторону, откуда он последний раз слышал голос Фальстрёма. Врезавшись в противника, Давид повалил его на землю. Он не обратил внимания на окружающую его завесу; не побоялся того, кто копошился в его мозгах; не испугался пистолета.

Единственное, чего он теперь опасался - не успеть.

Взобравшись на Фроста, Давид со всей силы ударил его по лицу. Щёлкнул предохранитель, но Мариус выбил пушку из рук. Наружу наконец-то вырвался весь тот пар, что копился в нём последние несколько часов. Бушующая злоба сминала всё на своём пути подобно танку. Могущественный кольцеглазый собеседник пытался ему что-то говорить, но Давид не желал его слушать. Он думал обо всём: о травке, об «Адском Разрушителе-4», о новом прозвище для Кимико и в каких позах они будут кувыркаться после того, как выберутся из тюряги. Он думал о Гоголоне, о Коджо, о Третьей мировой. О чём угодно, но только не позволить разуму вслушаться в этот манящий глас. «Эй, ты, а ну собрался! - властно приказал он самому себе. - Придушить подонка! Сейчас же!»

Заскрежетав зубами, Давид схватил Фроста за голову и, что есть сил, крутанул её по часовой. Отработанное до автоматизма движение всплыло в памяти, будто оглушённая динамитом рыба. Характерный хруст мог означать лишь одно - Фальстрём отправился на тот свет. Стоило Мариусу обрадовать себя этой мыслью, как кто-то схватил его за ступни. Давид потерял равновесие. Упав, он тут же попытался за что-нибудь ухватиться. Под руку попался фонарик Фроста. «Чёртова кнопка, да где ты?!» Включив его, он с трудом сдержал ужас: мертвецы пытались затащить его в пень-колодец. Искажённые ненавистью, лица покойников поблёскивали жировоском. Несмотря на полуразложившееся состояние, хватка их по силе не уступала хватке Луция. Вокруг, точно карусель преисподней, кружила стена матовой чёрной жижи. Давид впился ногтями в доски. Потянулся к «Браунингу». Он не знал, поможет ли оружие - он делал это механически. Схватив пистолет, Давид с криком разрядил в мертвецов всю обойму. Хватка их ослабла, и он вырвался. Вскочив на ноги, пробежал сквозь дымчатый смог. Выбил дверь сарая ногой. Влажный воздух опьянил свежестью, но наслаждаться им было некогда. Мариус посмотрел на часы как раз в тот момент, когда сверкнула молния: половина одиннадцатого. Он уже и не помнил, во сколько прибыл сюда, но шестое чувство нашёптывало ему, что время на исходе. Именно это шестое чувство подсказало ему, что за его спиною кто-то есть.

- Я не стану тебя торопить, Давид. Пускай наш контракт станет твоим джокером в рукаве. Помни: теперь мы связаны.

Мариус обернулся: в дверном проёме стоял тот самый старик. Червивые глазницы походили на змеиные норы; они излучали ауру потустороннего мира. Бледную кожу покрывали рубцы, а в уголках глазниц виднелись чёрные кровоподтёки. Давид вспомнил рассказ Кимико, а именно - мутации, что происходили с её старшей близняшкой на присланном видео. По описанию - точь-в-точь. За стариком показался уже успевший покрыться пятнами Фрост. Не оглядываясь, Мариус ломанулся вглубь леса; такой же хтонический ужас он испытывал при встрече с чудовищной галлюцинацией в день побега из блока.

Только теперь всё взаправду.

Острозубые ветки кололи лицо и руки. Вода заливала глаза. Чащобный мрак не позволял разглядеть даже то, что попадалось под ноги. Корни, крапива, кусты можжевельника - всё это Давид угадывал исцарапанными пальцами, коленями и окончательно отбитыми ступнями. «Не сдаваться. Бежать. Вперёд, вперёд, вперёд!» Споткнувшись, Мариус рухнул и припал щекой к слежавшейся листве. Затаил дыхание. «Продержаться считанные секунды». Он был так далеко и в то же время так близко от спасения. Запах хвои переборола вонь гниющей плоти. Мариус обернулся, и его передёрнуло; то, что он увидел, едва не вывернуло его наизнанку. Кожа мертвецов покрылась угольными волосками. Клыки торчали из окровавленных ртов, будто колья. Чудовищная тварь напоминала ощипанных чертей, сросшихся и прямо так приковылявших из ада. Приставив сморщенный палец к губам, то, что образовалось из Фроста и старика, прошипело:

- Второй удар в спину я не прощу, compinche.